"Наша Маша (Книга для родителей)" - читать интересную книгу автора (Пантелеев Алексей Иванович)ТЕТРАДЬ ДЕСЯТАЯ31.3.61. Ленинград. Мама при мне (и для меня) спросила у нее: - Маша, какое время дня ты больше всего любишь? Утро? Вечер? После обеда? Ночь? Машка вспыхнула. Давно не видел, чтобы она так краснела. - Это - сервиз, - говорит она. - То есть сюрприз. Никак не может установить разницу между этими тремя словами. И я еще раз поправляю ее: - Секрет! А маме она (раньше) сказала, что любит больше всего раннее утро, когда она из своей кроватки перебирается к своей Эликошечке и целует ее. Позже, наедине, я сказал Элико: - Зачем же ты громко говоришь о таких интимностях? - Я же только при тебе. - И при мне не надо. Это же действительно "сервиз". * * * Сейчас зашел к ней. Рисует. - Посмотри, как я хорошо нарисовала! Можно даже на стену вешать. Девочка-грузинка. Лес. Цветы. Солнце. Кусты. На кустах висит почему-то кепка. Я посоветовал нарисовать еще голову волка, который выглядывает из-за куста. Маша говорит: - Эта девочка у меня дрессированная. - Волк, наверно, дрессированный? А девочка - дрессировщица? - Да, - соглашается она. Я посоветовал: - Пусть она будет артистка, дрессировщица. И пусть пойдет в лес и найдет в лесу маленького волчонка. И выучит его всяким штучкам, и он будет выступать в цирке. А теперь ты цирк нарисуй. Кажется, сейчас рисует цирк. Пойду проверю. * * * Нет, рисует, наоборот, "дремучий лес". - Я цирк не умею рисовать. И в самом деле: откуда же ей уметь. Никогда еще не бывала. 1.4.61. Утром сегодня прибежала будить меня. Сует мне в лицо свои руки: На... посмотри!.. И объясняет: - Ногти! Ногти!.. Растут? Выросли? 2.4.61. Воскресенье. Вчера были в Пушкине. День рождения тети Ляли. Для Машки эта поездка событие. Она знала, что у нее появилась маленькая племянница и одно время даже сердилась, когда ее называли "тетей". Хотела, конечно, посмотреть Кулемушку, но особого рвения не проявляла. И вот... У подъезда нас встречает тетя Ира, ставшая недавно бабушкой. На руках у нее - большой круглый пакет в синем одеяле. - Кулемушка! Машка заглянула туда, в этот пакет, с трепетом откинула белую кружевную простынку - и была покорена! Кулемушка - смешное, безволосое и вместе с тем рыжеволосое существо, не ахти какое красивое, но чрезвычайно милое, привлекательное, симпатичное. Синеглазая, спокойная, веселая. Сколько радости получили мы все, и всех больше, конечно, - Машка! Ведь живая кукла! И можно трогать пальчики на руках и на ногах. Можно разглядывать ноготки, целовать и гладить затылочек с короткими рыжими волосками и теплый живой животик с настоящим большим пупком! Даже на руках Машке позволили Кулемушку подержать! * * * Обогащенная вчерашним опытом, сегодня с утра играет в куклы: пеленает свою крохотную тятятяшку, кутает ее в одеяльце и - самое трогательное кормит ее, расстегнув на груди кофточку. Очень верные движения. Серьезно, спокойно и даже с какой-то материнской гордостью. 30.4.61. Случилось так, что без малого месяц мама и папа не притрагивались к этой тетради. Перепишу несколько Машкиных "сентенций и замечаний". Сделаны эти заметки в разное время - в Комарове и в Ленинграде. * * * Увидела в газете портрет Гагарина. Залюбовалась. - Красивый очень!.. На дядю Степу похож. * * * Мама была в Тбилиси. Ездила на похороны дяди Рачика, отца Павлика. Мы с Машей очень скучали. Один раз Маша мне говорит: - Знаешь что, папа? Давай в Тбилиси поедем с тобой! Я объяснил ей, почему нам сейчас ехать нельзя: - Ты же помочь не можешь ничем... - Почему? Я могу. Я в аптеку схожу. И, испугавшись собственной храбрости, тут же добавила: - С тобой вместе. 2.5.61. Вчера, в Первомай, мама, папа и Маша много гуляли. День был по-праздничному солнечный, но ветреный. Были на "Авроре". Маше очень понравилось, но она все просила, чтобы "пароходик поехал"... Купил ей у цыганки голубой красивый шар с белым грибом. Шар тут же лопнул. Сегодня тоже много были на воздухе - в парке Ленина, в сквере им площади Революции, у Петропавловской крепости. * * * Дело было в Комарове. Мы с Машей возвращались с прогулки. У подъезда Дома творчества нас обогнал высокий, похожий на большого доброго зверя дядя, оглянулся, достал из кармана пальто бутылочку и показал Маше. Там, в бутылочке, на белой бумаге или на вате ползала какая-то нечисть. - Видишь, девочка, сколько я наловил сегодня? - Мухи?! А зачем они вам? - Зачем? А я энтомолог, изучаю вредных насекомых. - А бабочек тоже? - Нет, бабочек другие изучают. Дядя очень интересно рассказал, каких он красивых бабочек видел внизу, на взморье, и как он ловил морилкой мух, и пошел. Маша постояла, подумала и вдруг кинулась за ним следом. - Простите... А моль вы тоже ловите? Дядя сказал, что моль он ловить не умеет и что за это ему даже попадет от жены. * * * Между прочим, на моей памяти это первый случай, когда Машка не вступилась за насекомых. Больше того - она с уважением рассказывала маме и еще кому-то про этого ученого мухолова. Понимаю, в чем дело. Этот человек - ученый. Он изучает мух, делает полезное дело и никого не мучает. Поэтому нехороших чувств у Машки он не вызвал. Так же, как не вызовет у нее, вероятно, гнева и отвращения сторож или директор Зоопарка. А вот с существованием на свете такой профессии, как охотник, она до сих пор примириться не может. * * * И вот еще о насекомых. Это уже не о Машке. Живет сейчас в Комарове московская писательница X. В свое время она написала несколько книг для детей. Человек способный. Даже очень. Но почему-то уже много лет из-под ее пера не вышло ни одного детского рассказа. И хотя, знакомясь, она по-прежнему называет себя детской писательницей, пишет она для "взрослого" радио, сотрудничает в каких-то "отраслевых" журналах. Мне казалось, что человек она не только умный и талантливый, но и добрый. А тут сидим как-то за столом, обедаем, она говорит: - У меня в комнате появились муравьи. Убила вчера одного, сегодня два новых появились. Я посмотрел на нее с удивлением. - Зачем же вы его убили? - А что я, по-вашему, должна была с ним делать? - Не знаю, что... Вероятно, помочь ему найти дорогу домой. А когда X. призналась, что терпеть не может ничего "ползучего", что убивает с удовольствием божьих коровок, мне стало грустно и я ей сказал: - Хорошо, что здесь нет сейчас моей Машки... Я понял вдруг, почему X. перестала писать для детей. Ей нечего сказать им. 20.5.61. Папа вчера приехал из Комарова. Приехал неожиданно, не предупредив. Машка спала. Когда проснулась, мама говорит ей: - Ты знаешь, кто приехал? Папа! Не верит. Смеется. Ну, да! Дескать, ври больше. И вдруг папа самолично входит в комнату. Радость неподдельная. Вчера и сегодня почти все время вместе. Только утром папа несколько часов работал. Гуляли. Играли. Читали. Под вечер ходили к домику Петра, оттуда через Кировский мост прошли на Марсово поле. Несколько минут постояли у могил Жертв Революции, где бьется на ветру язычок вечного огня... Хотели зайти во двор Мраморного дворца, но ворота были уже закрыты. Только издали посмотрели на ленинский броневик. Я напомнил Машке, что это такое. Вцепившись ручонками в прутья садовой решетки, она внимательно смотрела на черную угловатую машину и вдруг спрашивает: - Он детей любил? И сама же ответила: - Да, любил. Я знаю. * * * Еще из старых заметок. Молодой месяц пробивается сквозь тучи. - Как "э" оборотное, - говорит Машка. * * * Путает (и не в первый раз уже) "фабрику" с "Африкой". Спрашивает: - А эти стулья тоже на Африке делали? * * * Комарово. У магазина на Морском проспекте два маленьких мальчика близнецы. - Ой, папа, папа, смотри, близнецы! Спрашивает: - Это близнецы? - Да, близнецы. Подходим ближе, и Машка уже другим тоном, разочарованно: - Нет, это не близнецы. - Почему ты думаешь? - У них шарфики неодинаковые. * * * Юношеская фотография моего отца Ивана Афанасьевича. Он в форме стандарт-юнкера Владимирского драгунского полка, с эполетами, в портупее. Говорю: - Это твой дедушка Иван. - Он что, милиционер был? * * * Читал я как-то маме в журнале подборку "Шведский юмор". Мама смеялась. Маша посмотрела на нас и тоже стала смеяться. Я говорю: - Ты что смеешься? - Я, правда, ничего не поняла, но все-таки мне смешно. * * * Между прочим, "все-таки" (и не все-таки, а все-така) - одно из любимых ее словечек. - Папа, давай поиграем. - Нет, Маша, мне некогда. - Ну, все-така! * * * Были мы с нею и с мамой в Летнем дворце. Маше было интересно. Не то что в прошлом году, когда мы осматривали с нею Царскосельский дворец и она дико хохотала, видя, как у солидных дяденек и тетенек то и дело сваливаются с ног огромные туфли-шлепанцы. Я показал Маше портрет Петра. Напомнил, что это Петр Великий (первая историческая фигура - после Ленина, - с которой она уже довольно хорошо знакома). Машка очень внимательно разглядывала молодого царя. Задала несколько вопросов. Пошла дальше. Потом вернулась к портрету и снова с интересом стала смотреть на него. Вижу, хочет что-то спросить. - Что, Маша? - Папа, а откуда ты знаешь, что это Петр? Ведь ты же тогда был еще маленький. 4.7.61. Дубулти. Уже пятнадцатый день мы в Дубулти, на Рижском взморье, в писательском Доме отдыха. Очень нехорошие были эти недели. Перед отъездом Маша хворала, долго была на постельном режиме, и чуть ли не прямо с постели мы взяли ее в это первое в ее жизни большое путешествие. Впервые ночевала она не дома, а в поезде, впервые услышала чужую речь, впервые попала в большой коллектив детей. И вот все это сказалось. Машка захворала. У нее было настоящее нервное расстройство. На десятый день возили ее в Авоти к врачу-невропатологу. Сейчас она, слава богу, вышла уже из этого состояния. К ней вернулись и улыбка, и ясное настроение, и любовь к людям, большим и маленьким. А было трудновато и страшновато. Буду постепенно переписывать в эту тетрадь из того, что записалось за эти три недели. (Не все, а кое-что. "Истории болезни" здесь не будет.) * * * За обедами и завтраками то и дело трогает себя за щеку и спрашивает: - Розовею? * * * Первый раз в жизни видела солнечный закат. Спросила у меня: - Папа, а как делается солнце? - Солнце существует давно. Еще нас с тобой не было. - Нет, а как оно сделано? - Этого я не знаю. - А кто знает? - Ученые люди знают. Но есть вещи, о которых точно никто не знает. Секунду Машка подумала. - А царь Петр? Что это? Культ? * * * Как и при каких обстоятельствах я заметил, что она поправляется? После обеда пришла ко мне, рисовала. Нарисовала двух чудесных рыжеволосых латышек: маму и дочку. И по этому рисунку я понял, что наступает выздоровление. Из маминых вчерашних записей 5.7.61. Мама говорила Маше, что скоро приедет сюда тетя Гетта. - Ты ей скажешь: "Здравствуй, тетя Геттик! А как бабушка поживает, как Павлик?" - А я и так знаю, что Павлику плохо, зачем же спрашивать? - Почему ему плохо? - У него же папа умер. Из старых, еще ленинградских, записей 6.7.61. Две недели хворает. Лежит. Истомилась, соскучилась - по всему на свете. Прихожу к ней, она говорит: - Я давно не виделась с ней. Папочка, покажи мне ее! - Кого? - Юбочку мою. Синенькую. * * * - Лекарствушки мои где? * * * Вечером, как всегда, когда Маша хочет спать, напала на нее слезливость. После ужина мама сказала мне, между прочим, что на рынке уже кончается клубника. Машка на эти слова никак как будто не реагировала. А позже, когда ее готовили ко сну и когда она только и искала повода, чтобы дать волю слезам, вдруг захныкала, заплакала, завыла: - Клубни-и-ичка конча-а-ается!.. 10.7.61. Утром, то есть перед обедом, когда мама ездила по делам в Майори, я работал у себя в комнате, а Маша контрабандой тихо играла у меня на балконе. Конечно, немножко мешала, но вместе с тем и вдохновляла: написал я больше, чем накануне. * * * После обеда вдруг заявила: - Хочу играть! Папочка и мамочка, мне очень хочется играть! Я же так давно не играла. - Позволь! Что ты говоришь! Как "давно не играла"? И тут же понял... Да, те "массовые" игры, в которых она принимает здесь участие, - для нее не игра. Она привыкла играть одна или со мной и играет в этих случаях активную, ведущую роль, а тут, когда на качелях играют в поезд или в самолет, ей достается бессловесная роль пассажирки или чьей-нибудь дочки... 12.7.61. Видимся мало, реже, чем обычно. Она или с мамой, или с ребятами. Вчера мама собиралась ехать с какой-то экскурсией, Машку оставили на попечение Н.В.Гернет. Элико не уехала, но Машку из детского общества изымать не стали. Все утро лил дождь. Я хорошо поработал, и, когда во втором часу мы с мамой заглянули к Гернетам, игра была в разгаре. Самое удивительное и неожиданное - Машка в этой игре верховодила. Она - мама (передник до пят, засученные рукава), восьмилетняя Наташа - на вторых ролях: она - бабушка. Митя, Оля и все остальные, включая пятилетнего Гека, - дети. Мы с Элико не стали вмешиваться в игру. То есть, говоря по правде, я пробовал вмешаться. Нажал воображаемую кнопку звонка и спросил, здесь ли живет Марья Алексеевна Пантелеева. Машка как будто готова была включить меня в игру, но другие смотрели на меня испуганно и с недоумением. Дело не в том, что я - взрослый. Мне приходилось играть в этой компании, и ребята охотно принимали меня и на другой день звали снова играть. А тут - другое. Как будто идет спектакль в Александринке, пьеса Островского, и вдруг выходит на сцену человек в современном костюме, у которого и роли-то нет, перебивает действие и говорит: - Давайте и я что-нибудь представлю. 16.7.61. Приехала тетя Гетта. Вчера утром Машка занималась с нею гимнастикой, училась правильному дыханию. Я посмотрел: порозовела, посмуглела слегка... * * * У Машки (да и у нас тоже) событие: разъезжается большинство наших соседей, сотрапезников и приятелей по играм и беседам, - кончилась "смена". Уезжают почти все дети. И не удивительно, что Машка уже грустит и говорит, что ей жалко, что она привыкла, а к новым ей трудно будет привыкнуть. Шутки шутками, а в этой резкой ломке заключается некоторая опасность. Ведь уже было такое месяц назад. Хорошо, что именно в эти дни Машка заново знакомится с тетей Геттой и привыкает к ней. Уже есть отвлечение и развлечение. * * * Машка на каждом шагу: - Так и знала! Так и знала, что ты так скажешь. Типизирует речевые обороты, коллекционирует слова, выражения, идиомы. * * * Рисует. Сломался карандаш, я стал точить его. Машка стоит, смотрит. Просто стоять и смотреть ей неинтересно. И она подсказывает мне: - Скажи: "Что ты ждешь? Рисуй!" А я скажу: "Чем же рисовать? Ты же карандаш точишь..." 18.7.61. Очень знакомый мне, крутой характер. Были у меня мама, тетя Гетта и Машка. Мы с Машкой играли на галерее. Все было тихо, мирно. И вдруг: - Не хочу, не буду. Это я предложил ей готовиться к ужину и уложить в платяной шкаф игрушки (банки из-под монпансье и прочее). - Убери, пожалуйста. - Нет. Делается это, конечно, для тети Гетты. Очень давно ничего подобного не было. Я попросил маму и тетю Гетту уйти. Они ушли, и я очень спокойно говорю Маше: - Ты что же - хочешь со мной на всю жизнь поссориться? А ну, подними, пожалуйста, игрушки. Подумала, подняла одну банку, бросила ее за порог комнаты. Еще несколько спокойных фраз - и банки с грохотом падают в шкаф. На грохот я не обращаю внимания. Понимаю, что без грохота сейчас нельзя. - Ну, а теперь помиримся. Поцелуй меня. Надулась. Не хочет. - Ну хорошо. Можешь идти. Кидается ко мне, крепко обнимает, целует. * * * На днях познакомилась с Тимуром Гайдаром. Странно и замысловато складываются и переплетаются судьбы. Когда я познакомился с его отцом, он был намного моложе нынешнего Тимура. Теперь Тимур человек уже не самой первой молодости. А Машке еще нет пяти. Вот тут я и понял, что называется, воочию, как поздно я обзавелся семьей. 19.7.61. Новая смена. Новые дети. И для Машки это, конечно, опять потрясение. В столовой за соседним столом поселился черномазый и черноглазый, похожий на обезьянку мальчик лет пяти-шести с такой же черноволосой смуглой и темноглазой мамой. Как нам сказали, родители этого мальчика один доктор, другая - кандидат наук. Но парень этот - настоящий дикарь. Мы опасались, что поведение его будет соблазном для Маши. Но нет, такой в соблазн ввести не может. Так же, как не могут ввести в соблазн обезьянка или медвежонок. Сидит этот паренек, забравшись с ногами на стул, одна рука в кармане, и при этом еще вертится и крутится, как карась на сковородке. Или положит голову на стол. Или засунет столовую ложку за щеку. Или поднимет ногу выше стола. А мрачная черная мама сидит, молчит, не поднимает над тарелкой глаз. Да, такой ввести в соблазн не может. Тут действует уже не сила примера, а сила преувеличения, сатиры, пародии. Может быть, общество такого обезьяныша даже полезно Машке. В той мере, в какой полезны "Ревизор" или "Горе от ума". * * * На пляже встретили детгизовцев - К.Ф.Пискунова и С.М.Алянского. Маша вежливо поговорила с ними, а потом, когда я сказал ей, что эти дяди издают детские книги, она оглянулась и сказала: - Жалко, что я не знала. Я бы еще поговорила с ними. * * * По-прежнему тоскует вечерами по Ленинграду. "Хочу в Ленинград!" звучит, как некогда звучало: "Хочу маму!.." 23.7.61. Днем плакала, узнав, что папа уехал в Пумпури, в пионерский лагерь. "Почему он не взял меня к этим детям? Я бы с ними поиграла". А папа сознательно не берет ее с собой в таких случаях. Не один раз, еще холостым, я видел самодовольные лица писательских детей, когда их папам аплодировали или подносили цветы. "Эх, папы, папы, - думал я. - Глупые вы папы..." И поскольку сам не хочу быть глупым папой, увожу Машку от искушения - искушения примазаться к чужой славе. 26.7.61. Мама и тетя Гетта ездили в Ригу, мы с Машкой весь день были вместе. Все утро я работал, она играла на галерее. Перед ужином ходили встречать наших "рижанок". Смотрели, как два латыша укладывали бетонные плиты на отлогом берегу Лиелупе и как подносил им эти плиты плавучий подъемный кран. Оба рабочих были в высоких рыбацких сапогах. Я сказал - и не сказал даже, а только начал: - Как у кота в сапогах... - Да, я уже думала, - перебила меня Машка. - У меня таких три в Ленинграде. Мама и тетя Гетта приехали в девятом часу. Мы пропустили десять или двенадцать поездов. * * * Пили с Машкой (дома, у меня в комнате) яблочный сок. - Давай кокнемся? - предложила мне Машка. - Не кокнемся, а чокнемся. - Ну, все равно, кокнемся. Под дождем, под двумя зонтами, ходили на вокзал за газетами. До ужина просидели на вокзале. Мы с Машкой играли в "поезд дальнего следования". Она была проводницей-латышкой и неподражаемо (да, не преувеличиваю - неподражаемо) имитировала латышскую речь и латышский акцент. * * * Любит играть с Янеком, сыном здешних уборщицы и садовника. Янек моложе Машки на полгода. Очень плохо говорит по-русски. Но в играх - верховодит... Впрочем, не во всех играх. Когда играли в "дочки-матери", командовала, если не ошибаюсь, Маша. Коронный номер Янека - "кино"... Изображает он нечто фантастическое. Ставит всех присутствующих перед белой занавеской, сам уходит на лестницу, затем появляется и быстрым спортивным шагом идет к занавеске. Там он делает какие-то странные пассы и кричит: - Кондуктор... ужинать... маленькая девочка... после кино выходить... пять минут! Машка стоит, смотрит, слушает, ничего не понимает и - робеет: она же понятия не имеет, что такое кино. И Янек выглядит в ее глазах необыкновенно образованным, знающим, бывалым парнем. - Кондуктор - я, а потом ты будешь кондуктор, - командует Янек, и Машка безмолвно подчиняется, хотя сообразить, что делает кондуктор в кино, она, конечно, не может. Так же, как и я и все прочие присутствующие. По-видимому, кондуктором Янек именует контролера. 1.8.61. Утро было довольно ласковое, но после обеда, когда мы ходили за газетами, вдруг подул ветер, небо на горизонте стало чернеть. Мои дамы (и спутник их Янек) успели убежать, а я остался ждать газету. Был ураган. Поломало много деревьев. У нас в саду повалило огромную старую липу. Упала она на крышу того одноэтажного домика, где помещаются душевая и медицинский пункт. Машка была страшно расстроена, когда кто-то сказал при ней, что "погибло такое дерево". - Может быть, его можно починить? - Да нет, Маша. Ведь когда ты цветок сорвешь, его уже не починишь. - Может быть, в воду можно его поставить? И глаза у нее наливаются слезами. - Папочка... давай... давайте поставим его в море!.. 5 ЛЕТ 5.8.61. Весь день солнце не сходило с неба. У Машки было много радостей. Перед обедом мама и тетя Гетта ездили в Майори на рынок, а мы с Машкой играли на пляже. Вырыли очень глубокий колодец, даже не колодец, а целый пруд, и сделали спуск к нему со ступеньками - как на Неве или на канале Грибоедова. Рядом играли, рыли неглубокие ямки и заливали их из ведерка водой, Янек и незнакомая длинноногая девочка, не запомнил ее имени. Машке было неприятно, что ребята обособились, ей было бы интереснее играть с ними, а не со мной. Девочка все время хвасталась: - У нас лучше! А Янек, дурачок, даже подбежал и сказал: - Вы уходите, а мы будем зарывать ваш пруд. - А мы давай их зароем, - предложила мне Машка. Пришлось объяснить ей, что на подлость отвечать подлостью не следует. С Янеком у нее отношения вообще вышли из той стадии мира и безмятежности, в какой они были еще три дня назад. Третьего дня перед ужином они подрались. Янек стал отнимать у Машки мяч, она оттолкнула его, он ударил ее по голове, она кинулась к матери. Мама сказала: - Жаловаться нечего, разбирайтесь сами. Во всяком случае, от дружбы уже ничего не осталось, кроме легкого пыла похмелья. И для Маши это, конечно, первый жестокий урок, первое серьезное разочарование. * * * Вчера у Машки были гости. А утром сегодня подавальщица Таня спросила: - Сколько же тебе, Машенька, исполнилось вчера лет? - Пять, - ответила Машка. - О, да ты совсем старушка! И вдруг губы у Машки задрожали - и громкие рыдания огласили столовую. И тут мы поняли, что до старости нашей дочери еще ой как далеко!.. 7.8.61. Второго вечером я повел Машку на море, хотел показать ей небывалой красоты закат. Но пришли поздно, уже не было этого малинового полудиска и малиновой гармоники-дорожки на стальной, перламутровой водной глади... Впрочем, Машка была вознаграждена. В отдалении, на пляже, слышалась музыка, шумела большая толпа. Мы пошли туда. Зрелище вообще-то довольно жалкое. Отдыхающие из соседнего санатория, затейник или культурник с аккордеоном. Танцуют вальс, медленный фокстрот, играют в "подвижные игры". Машка стоит и смотрит. Глазенки ее сияют. Для нее это сказочный бал. Пора уходить. Уже темнеет. Повеяло прохладой. - Папочка! Ну прошу тебя! Ну совсем немножечко еще!.. 8.8.61. Плакала Машка, плакала, ныла, ныла: "Хочу в Ленинград!" - и вдруг выясняется, что уезжать ей отсюда вовсе не хочется. Проснулась вчера у меня на балконе и говорит: - Я привыкла. Почему это так: в Ленинграде поживешь не хочется оттуда уезжать, здесь поживешь - отсюда не хочется. Правда, папа, почему это так? * * * А нам тем временем и вправду надо собираться. Вчера папа и мама ходили в Майори, заказали на сегодня такси. Вечером отбываем. * * * Задала мне вчера загадку. Идем на вокзал за газетами. Маша говорит: - Помнишь, как мы в Комарове у вокзала кобылу нашли? - Какую кобылу? - Ну, кобылу нашли. Что ты - не помнишь? - На вокзале? - Не на вокзале, а у вокзала. - Настоящую? - Да, настоящую. - Палочку, может быть? Прутик? Мы играли, что это лошадь? - Да нет, настоящую кобылу. - Кобыла, Маша, - это лошадь. Лошадь-мама, лошадь-женщина. - Ломаную мы нашли. И тут меня осенило. - Подкову! Подкову, Машенька, а не кобылу! - Да, да! Подкову! Такое с ней нередко бывает. 9.8.61. Ленинград. Утром сегодня прибыли домой. Радовалась она и Ленинграду, и тете Ляле, которая встретила нас, и тете Нине Колышкиной. Сейчас она лежит у мамы в комнате. Прежде чем лечь, просила меня: - Папочка, можно сегодня не спать? Нет, милая, надо начинать ленинградскую жизнь по-доброму. 12.8.61. Ездили в Пушкин. Оставили Машку на несколько дней у тети Ляли. Оставаться она очень не хотела, - ведь это первый случай, когда ее оставляют без папы и мамы в чужом (хоть и в тети Лялином, а все-таки чужом) доме! * * * Говорил по телефону с Лялей, потом с Машуткой. - Тебе хорошо? - Хорошо. Спасибо. - Что делаешь? - Играю на балконе с тетей Ниной. - Погода хорошая? - Хорошая. И мама спросила: - Тебе хорошо? И когда узнала, что хорошо, даже обиделась немножко. 19.8.61. Ура! Ура! Ура! Машка в Ленинграде. * * * Еще у тети Ляли, в Пушкине, спросил: - Скучала без нас, Машутка? - Да. И на ухо: - Я один раз даже плакала ночью. А вообще-то она не очень, конечно, скучала. Много была на воздухе, играла, завела приятелей и подруг. 20.8.61. Были втроем в парке Ленина. Смотрели, как строится метро. Мама ушла домой - готовить обед, мы с Машкой еще постояли, посмотрели. А поздно вечером - опять втроем - ходили на Неву, к домику Петра. Домик, против обыкновения, был освещен, все окна ярко светились. Я начал было сочинять сказку - о том, как Петр Великий раз в году съезжает со скалы и едет в свой домик - праздновать свой день рождения... Но тут безжалостная мама прервала меня и сказала: - Посмотри! В домике Петра Великого две женщины мыли полы. Сказка осталась незаконченной. * * * А вот весьма конфузная история. Машка призналась мне (об этом я, кажется, уже писал), что в Пушкине один раз плакала ночью. Маме (а быть может, и папе) это было приятно слышать. И вчера мама снова завела разговор на эту тему: - Ты, говорят, плакала, Манюся? - Да. - А почему же ты плакала? - Я после скажу. - Ну, скажи сейчас. Почему ты плакала? Грустно было? Да? - Да. Грустно. Я подумала, что дома в холодильнике арбуз остался. Сконфуженная мама в ее присутствии рассказала эту историю мне. Я говорю: - Значит, арбуз ты больше любишь, чем нас?! Покраснела. - Нет... и вас тоже. 21.8.61. Придумала новую игру: - Заходите, пожалуйста! Заходите! Это знаете что? Это - новое. Это домик царя Петра. - Да? А вы - экскурсовод? - Да. - В таком случае покажите мне, пожалуйста, домик. Где у вас тут билеты продаются? - Вот здесь. Нет, нет, вон там! Билеты куплены, вручены экскурсоводу. - Ну, показывайте. Широкий, очень похожий, очень знакомый жест: - Это - стена! - Ах, какая стена!!! - Теперь идемте в другую комнату. Это - кровать. - А кто здесь спал? - Здесь спал Петр. А вот здесь его дочка спала. (Показывает на картину - вид старого Таллина.) Это - замок старинный. Это - тувалет. Это жены его тувалет (возвращается к диванчику). Нет, здесь жена спала, а дочка спала с папой. Днем. Иногда и ночью... * * * Вечером играли в домино. Играть она не умеет - и правил не знает, и проигрывать не хочет. - Нет, не я проиграла! Нет, я выиграла!.. Пришлось объяснить, что такое проигрыш и что такое выигрыш и как надо относиться к ударам судьбы. * * * Были гости. Гости пили водку. - Это они что - лекарство пьют? - спросила Машка. Оказалось, что в Пушкине дядя Прокофий пил с кем-то водку и Маше нашли почему-то нужным сказать, что это лекарство. Обман маленький, "невинный", а почему-то противно. Ужасно не люблю обманывать маленьких. 26.8.61. Вчера сказала маме: - Ты почему то папу, то меня кормишь? А когда же ты сама будешь есть? - Мне, Машенька, некогда. - Хочешь, я тебе ряженку оставлю? А ряженку она очень любит. - Спасибо, Машенька. Оставила ровно половину банки. Потом посмотрела, примерила на глаз: - Еще одну ложечку возьму... 27.8.61. Сегодня прекрасный день. Голубое небо. Солнце. Но, кажется, ветер. Белая занавеска у меня на окне надувается и плещется, как парус. Мама и Маша ушли в Зоологический сад. Там народился у жирафа жирафенок, у львов - маленькие львята. На днях были в ЦПКиО. Мама стала разъяснять Машке, что такое Арктика и что такое Антарктика. Спрашивает: - Где белые медведи живут, знаешь? - Знаю. На севере. - Правильно. А на юге кто живет? Задумалась только на одну секунду: - Бабушка. * * * Там же. - Мама, пойдем посмотрим пельмени. - Какие пельмени? Где? - В детском городке. А там на щитах изображены не пельмени, а пингвины. 29.8.61. Рассказывает матери сказку: "Девушка упала в воду, но не утонула, а осталась жива. Кто-то ее заколдовал, что она семнадцать лет будет спать. Потом она умерла по-настоящему. (Ты, мамочка, не бойся, конец все-таки будет хороший!) Плывет она и вдруг видит - навстречу ей плывут два короля в аквалангах..." А что ж - все понятно. Для нее и акваланги, и корона, и золотой башмачок, и черная коробка диаскопа - одинаково и волшебство, и реальность. 2.9.61. У Машки вчера был праздник: весь день гостила у нас живая кукла Машкина племянница Аллочка Кальницкая, она же Кулемушка. Конечно, это наслаждение - держать эту двадцатифунтовую куклу на руках, играть с нею, надевать на нее платьице и штанишки. Даже вытирать ей платочком губы - и это было радостью. Но к этой радости примешивалось и нечто горькое: ревность!.. Вся нежность, все поцелуи, улыбки, восторги были обращены к маленькой. И я очень хорошо видел, чувствовал, как где-то в глубине Машкиной души шевелится неприязнь к этой улыбающейся розовощекой малышке. Ничего! Это очень полезно. Любовь победит, переборет эту неприязнь. А Машка слегка сдвинется с того места, которое называется "пуп земли". 5.9.61. Часа два гуляли вчера с Машей. Вышли из ворот - солнечно, прохладно, дует ветер. Зашли в сад при большом доме на Мичуринской улице. Собирали желуди и голубиные перья. В этом саду - маленький игрушечный домик, мечта всех ребятишек, особенно девочек. Домик набит девчонками лет по шесть-семь. Побежала туда и Машка. - Можно и мне с вами играть? - Можно. Тебя как зовут? - Маша. А тебя? А вас? - Меня Лена. Меня Таня. Меня Маня. Дай перышко. - Пожалуйста. И раздала все перышки. И все желуди. Играли в прятки, в палочку-выручалочку. Машка до сих пор играть не умеет и не пытается даже научиться. Просто бегает и смеется. * * * - Ты что плачешь, Маша? - Я просто так. Не то плачу, не то смеюсь. 6.9.61. Ходили вчера за покупками - в молочный и другие магазины. Машка помогала - стояла в очередях, хотя что такое очередь - до сих пор не понимает. - Стой, - говорю, - вот здесь, за этой тетей. Возвращаюсь и вижу, что лишь одна часть задания дошла до нее: стоит здесь, то есть там, где была поставлена. А тетя... тетя уже далеко, а за ней еще пять теть. В другой раз говорю: - Иди стань в очередь у кассы. Через две минуты ищу - нет Маши в очереди. Вижу - стоит у другой кассы, у неработающей. Стоит сбоку, беспечно покачивает ногой, терпеливо ждет меня... * * * Ночью мы с мамой рассадили в столовой на тахте всех Машиных кукол. Утром Машка вошла в столовую и буквально остолбенела. По словам мамы, минуту стояла молча в дверях и наконец выговорила: - Мама, ты знаешь!.. У Катарины сегодня день рождения. К ней все дети в гости пришли!.. А минут через пять спросила: - Мамочка, это они сами, или это ты их так посадила? Ах, Машка, Машка, счастливый ты человек!.. * * * Читал ей на прогулке стихи Хармса. - Это кто написал? - Хармс. - Как? - Хармс. Даниил Иванович Хармс. Очень хороший поэт. - А где он сейчас? - Умер. Помолчала. - Почему это все умирают писатели? 7.9.61. На Кировском проспекте папа зашнуровывал Машке ботинок, и вдруг она закричала: - Ой, здравствуйте! Здравствуйте! И еще раз: - Здравствуйте! - С кем это ты? - Ты не знаешь. Это моя знакомая. Пошли догонять. - Кто же это? - Это доктор. Знакомая. В больнице Эрисмана меня лечила. Не догнали. Да и хорошо сделали, пожалуй. Докторша шла с мужем, а у того на руках - ребеночек. * * * Третьего дня сидели в уютном садике - во дворе Дома художников. Я сказал, что здесь, кажется, живет художник А. - Это какой? - А тот, что рисовал картинки к книге Бианки "Зоопарк". - Ты знаешь, папочка, надо им написать: почему для детей такие грустные книжки пишут? Я плохо сплю, когда мне что-нибудь грустное или страшное перед сном читают. 8.9.61. Предложил Маше: - Хочешь, поедем туда, где я родился и провел детство? Подумала. - Я лучше в Зоопарк хочу. Все-таки поехали в места папиного детства. На автобусе добрались до Никольского рынка, а там пошли пешком - до бывшей Покровской площади, по Английскому к Фонтанке и по Фонтанке - к двухэтажному домику с балкончиком посередине. Вечером Машка сказала, что ей больше всего понравился этот балкончик и то еще, что в этом доме жил "маленький Алексейчик". Вошли во двор - грязный, "захламленный" и все-таки знакомый до последнего камушка. У папы самым буквальным образом замирало сердце. Маленький мальчик на трехколесном велосипеде (папа вспомнил себя в этом возрасте, на этом же месте и на таком же велосипеде) с места в карьер сообщил папе: - Сегодня пожарные приезжали! - Пожар был? - Ага. Недаром, значит, папу потянуло в эти места. По Лермонтовскому дошли до Балтийского вокзала. По пути, на Покровской площади и на Лермонтовском, заходили в какие-то кофейни, ели крутые яйца, пирожки, пили тепленький кофе. От Балтийского до Финляндского ехали на метро. И вечером Маша по секрету сказала маме: - Все-таки больше всего мне понравилось метро. * * * Светский разговор за столиком кафе: - Ты знаешь, папа, Сяо-Сяо хотя китаянка, она очень любит украинский борщ. И, абарот, не любит лягушек. Сяо-Сяо - это кукла. * * * На днях мы были в садике, где Маша играла с девочками в пятнашки (палочку-выручалочку). Девочки считались. В считалке такие слова: Здравствуй, попочка-дружок, Сколько стоит пирожок? На следующий день я говорю: - Как это звали девочку, с которой мы играли? Которая считала. - Таня! Плохая девочка! - Почему? - Говорит "попочка". Понятия не имела, что попочка - это попугай. 11.9.61. Сейчас только хватились: батюшки, ведь Машка уже вышла из возраста "от двух до пяти"!.. Вышла, следовательно, если верить Чуковскому, из периода гениальности и перешагнула, если верить Макаренке, через ту черту, когда уже завершено основное воспитание ребенка. Но мы, несмотря на это, еще пытаемся воспитывать ее. 12.9.61. Сидели вчера в Дивенском садике. Впрочем, сидел я, а Машка играла или, вернее, делала попытки вступить в игру с незнакомыми девочками. Да, не скрою, отцовское сердце больно сжималось, когда он видел издали, как Машка подбегает к компании девчонок лет по шесть-восемь, что-то им говорит ("Девочки, можно с вами поиграть?") и тотчас отходит в сторону. По-видимому, ответ этих высокомерных девиц гласил: - Иди, иди, карапет, без тебя обойдемся. Машка возвращается ко мне. Я ее не расспрашиваю, она тоже ничего не говорит. Только говорит: - Лучше я здесь посижу. Одна поиграю. С Люсенькой. Это даже интересней. Люсенька - это кукла. Неправда, что с Люсенькой интересней, чем с живыми девочками. Через пять минут - опять: - Папочка, можно, я с этими девочками на качелях покачаюсь? Наконец она находит себе товарища. Мальчик. Школьник. Лет одиннадцати-двенадцати. В ученической фуражке. Вижу, ведет этот парень, тянет за веревочку деревянный грузовик, сзади гордая и счастливая бежит Машка, а в кузове грузовика сидит, покачиваясь, ее Люсенька. * * * На днях, когда мама утром во время гимнастики рассказывала ей об олимпиаде и говорила о разных странах, Машке очень понравилось слово "СССР". Много раз на дню - ни с того ни с сего, но звонко, с аппетитом: - Эс-эс-эс-эр! Эс-эс-эс-эр! * * * Не помню, по какому случаю, зашел у нас разговор о моей книжке "Часы". Ах, да, вспомнил! Звонила Г.В.Антонова, мой редактор, просила зайти, посмотреть рисунки к этой книге. Я собирался идти с Машей. А ей не хотелось. Я объяснил ей, зачем мне нужно. И стал рассказывать сюжет "Часов". Показал старое издание с литографиями Пахомова. Она стала умолять: - Папочка, прочти! Думал, не выйдет ничего. Книга все-таки не на пятилетних. И что вы думаете: слушала! И дальше просила читать. Правда, пересказать не может, но она не может пересказать и "Девочку Машу" Введенского[15], и "Золушку", и "Дюймовочку". Продолжение было обещано вечером. Вечером пришла ко мне - заставила читать. Сцену в ванной слушала так, как слушают ее обычно ребята, - давилась от хохота. Невольно зашел у нас разговор о том, что такое детский дом, что такое сирота и тому подобное. Объяснил разницу между детским домом и детским садом. Наговорил лишнего, как потом выяснилось. - Кто живет в детском доме? - спрашивает Машка. - Сироты. У кого нет ни папы, ни мамы. - А если только мамы нет? - Тоже. - А если папы нет? - Тоже. - А папа же может кормить ребенка? Объясняю, что все люди работают и что большинство работает не дома, уходят на весь день. - Но ведь кормить-то он может девочку! Долго не могла уснуть. Плакала. Звала то меня, то мать. * * * - Мама, я тебе никогда не рассказывала веселую сказку? Рассказать? - Расскажи, пожалуйста. - Жил-был король. И жила-была королева... У короля было девять мальчиков и девять девочек. Король ходил на работу, а дети очень шумели. Потом, когда он приходил с работы, он брал детей гулять. У всех девочек были сумочки, а у мальчиков - машины. Народ говорил: - Это вы что, детский сад ведете? А королева готовила обед на кухне. 14.9.61. Вечером читал ей (у себя в комнате, пока проветривалась спальня) "Слона" Куприна. Пришлось на ходу переписывать рассказ - так много там непонятного, чуждого, дикого для современного ребенка: и "я сам - хозяин дома", и "в гостиной", и "городовой", и "я за все заплачу", и торты, которыми кормят слоненка. А кроме того, девчонка в этом рассказе такая противная, что пришлось тоже на ходу подкрашивать, подрисовывать ее. * * * По-прежнему на каждом шагу: "Так и знала!" - Так и знала, что ты так скажешь. На днях мама у нее спрашивает (перед обедом): - Ты вымыла уже руки? - Так и знала, что ты так скажешь. А теперь ты скажешь: "Если не вымыла, то мой быстрее". 17.9.61. В парке Ленина девочка Оля с двухколесным велосипедом на толстых шинах. Девочка эта умеет считать до тридцати по-русски и до десяти по-английски. Машка слушала, слушала, не вытерпела хвастовства этой милой, в общем-то, девицы и начала загибать пальцы: - Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь... Насчитала самостоятельно, то есть без подсказки, до сорока или даже до сорока пяти. Я сказал: - А теперь считай по-грузински. - Как?! Я не умею. - Эрти, ори... - Это же гимнастика! Понятия не имела, что это - цифры. По-грузински считает мама, когда занимается с нею гимнастикой. Слова эти пристегнулись к мостикам, приседаниям, к бегу на месте. И Машка думала, что эти "эрти, ори, сами" что-то вроде аккомпанемента. В саду нас настиг дождь. Насквозь промокли. Дома растирались и сушились. * * * Объяснил ей, что такое мясо. Она перебивает. Ей хочется самой все объяснить. - Значит, так, - говорит она. - Корову стреляют, потом берут и кладут в магазин, да? 19.9.61. Сегодня обнимает меня, смотрит мне в глаза и говорит: - Папочка, а из чего делают глаза? С самым серьезным видом я начинаю объяснение: - Берется монпансье... Вытаращила глазенки: - Правда?! И уже вся горит любопытством: - Нет, правда, папа? Из лимпасье глаза делают? * * * Никак не может научиться правильно говорить некоторые слова. Говорит: лимпасье (вместо монпансье), прадва (вместо правда), каклеты (вместо котлеты). * * * Я зову ее Маша и даже Машка - она не обижается. Но огорчается, даже протестует, когда Машей или даже Машенькой назовет ее мама. То и дело слышится в нашей квартире: - Не зови меня Маша! Зови Манюся! Если "Манюся", - значит, мама любит ее, не сердится. 20.9.61. Хотел накапать Машке в нос санорина. Отбивается, хнычет. Накапал все-таки. И вдруг - громкий плач. - Что такое? В горло попала? - Не-е-ет... - А что же ты плачешь? - А-а-а-а! А-а-а-а! А-а-а-а-а! Взял бутылочку из-под санорина, стал собирать ее слезки. Говорю: - Ты слыхала? Тому, кто полную бутылочку соберет, в Зоопарке дают пони. Сразу перестала плакать. - Правда? А где же он будет стоять? Ведь в квартире нельзя пони. - Жеребеночка можно. Давай, давай, плачь дальше. И подставляю бутылочку. Стала пробовать плакать - ничего не выходит. Способ старый, не мною выдуманный. * * * Играет во что-то с Буратино. Объясняет мне: - Мы едем в Тбилиси. Это у нас ночное кафе... то есть куфе... кухе... кухве... Не сразу понял, что она пытается вспомнить слово купе. 21.9.61. Ходила с папой в Литфонд к глазному врачу, оттуда прошли на Литейный в книжные магазины... В саду Машка ловила золотые осенние листья, которые все летели и летели и не желали попадаться ей в руки... * * * А сегодня утром мама зовет меня: - Посмотри! Прихожу. Машка сидит на табуреточке перед маминым "тувалетом", смотрит в зеркало и на разные голоса разговаривает - сама с собой: - Девочка, давай познакомимся? Тебя как зовут? Меня - Маша. - И меня Маша. - Поиграем давай? - А как? - Ну, давай на этом диванчике ездить... будто это автобус. * * * Третьего дня вечером играли в лото: папа, мама, тетя Неля и Маша. Машка страшно хочет выиграть. Громко зарыдала, когда кто-то сказал, что сейчас выиграет, кончит партию, тетя Неля. - Я! Я хочу! Я!.. В выигрыше самое приятное - получить приз, столбик леденцов, и угощать ими всех своих противников. * * * Рассказывала тете Неле: - Я сегодня во сне видела тетю Лялю и тетю Нину. - А меня не видела? - спрашивает тетя Неля. Смутилась, покраснела: - Я, может быть, тебя и увидела бы, но я уже проснулась. Ах, ты, милая моя, добрая, вежливая девочка!.. 22.9.61. Была в Зоологическом. Дома обедала за своим маленьким столиком. И вдруг мама из соседней комнаты видит: Маша нагнулась над столом и ртом пытается взять кусок хлеба. Взяла его - как-то боком - и грызет, жует. - Ты что это делаешь, Маша? - Ой, мамочка! Мне так интересно: как это они в Зоопарке без рук едят! Я тоже хочу научиться. 24.9.61. У Машки большая радость сегодня - гостил у нас мальчик Толя, сын женщины, которая помогала Элико убирать квартиру. Толя живет в интернате, мальчонка он славный, мягкий, добродушный и очень рослый, не скажешь, что ему семь лет, дашь и все девять. С Машкой он, как и полагается парню, да еще старшему по возрасту, снисходительно грубоват, иногда посмеивается над нею, но, в общем, играет с ней, кажется, с неподдельным удовольствием. Рисовали, играли в "колпачки", играли в "дочки-матери", обедали и ужинали за маленьким Машкиным столиком. Машка блаженствует. - Толечка, Толечка, - только и слышишь. Познакомилась она с ним и освоилась быстро. Еще в пальто (вернувшись из парка) ринулась на кухню и сразу: - Здравствуй! Тебя как зовут? Сколько тебе лет? И так далее - полная анкета. Толя у нас ночевал. Утром они вместе занимались гимнастикой. Он ей показал свои упражнения, она ему - свои. Вообще присутствие этого мальчика в нашем доме со всех сторон полезно Машутке. Быстро ест (Толя в интернате к этому приучен), быстрее одевается. Учится быть хоть и в маленьком, а все-таки в коллективе. Сейчас уходят втроем (Валя, Толя и Машка) в парк. Берут с собой ваньку-встаньку и большой мячик. - Мячик понесу я, - говорит Толя. - Нет, я, - довольно любезно отвечает Маша. - Ты куколку понесешь. Через минуту опять Машин голос: - Я понесу мячик! И уже чувствую - вот-вот вырвется из нее: "Это мой мячик!" Зову ее к себе. Объясняю: - Толя - у нас гость. И ему надо уступать. И надо все самое лучшее давать. - Почему? - Потому, что такой закон у людей. И неплохой, очень даже хороший закон. * * * Вчера вечером пришла ко мне и просит почитать ей "Часы". Я не стал читать - некогда было. И, кроме того, объяснил ей, что у нее - гость. А сегодня она, по словам мамы, спрашивает у Толи: - Толя! Почему ты все-таки в детском доме живешь? Ты что-нибудь украл, да? - Надо было видеть ужас, написанный на Толином лице, - рассказывала мне Элико. - Маша! - воскликнул он. - Я никогда в жизни ничего не крал! Могут спросить: откуда это у Машки? Это влияние художественной литературы, в частности творчества Машкиного отца. 25.9.61. Играли в лото. Перед этим я провел с Машкой "разъяснительную беседу". Объяснил, что плакать и сердиться, когда проигрываешь, нехорошо, некрасиво. Надо взять себя в руки, улыбнуться и поздравить того, кто выиграл. - Почему? - удивилась она. - А потому, что гораздо приятнее видеть, как человек радуется, чем когда он нос вешает. Мне приятно, когда ты выигрываешь. И когда Толя выигрывает. И я с удовольствием вас поздравляю. Играли две партии. Первую выиграл Толя. Машка вскакивает, протягивает руку: - Поздравляю, Толя! Я видел, что к этому она готовилась заранее, когда за столом стали говорить, что, кажется, выигрывает Толя. В этом, конечно, был элемент игры. И поздравить Толю было не менее интересно, чем выиграть. Не заплакала, когда и вторую партию выиграла не она, а тетя Валя. Разыгрывали рижский марципан. Толя поделился с Машей своим выигрышем. Сделал это без подсказки. И я благодарен ему за этот добрый пример. * * * - Я все-таки, мама, некоторых вещей не понимаю, - говорит Машка. - Вот Каринэ! Ведь она хорошая девочка, воспитанная, и Маринэ - тоже. И мама у них приличная женщина. А папа у них пират. Ведь пират - это же разбойник? - Да, разбойник. Но кто тебе сказал, что он пират? - Ты сама мне сказала. И тут маму осенило: - Не пират, Машенька, а оператор! Кинооператор! 27.9.61. Цирка еще не видела, но играет (в парке Ленина) в Маргариту Назарову. - Сейчас будет цирк! Буду тигра в рот совать... Буду кормить. Буду мясо давать. Не бойтесь, не бойтесь! Обращается ко мне: - Испугайся! Папсинька, раскинь вот так руки и "ох" вот так! * * * На днях в Зоопарке. Семейство жирафов в двух загонах-клетках. В одном самец, в другом самка и жирафенок. Машка про жирафа-отца: - Как ты, папа! Да? В другой комнате. * * * Вчера была в Русском музее на выставке ленинградских художников. Смотрела с удовольствием. - Папочка, запиши! Запиши вот эту! Кое в чем наши вкусы совпали. 30.9.61. Дочитали "Часы". Слушала до конца хорошо. Но не все еще держит ее память. То и дело перебивает меня, задает вопросы. - Это кто? Петька? - Какой Петька? Это же о Пятакове речь идет! Не сердиться надо, а писать понятнее!.. * * * Прибегает к маме. - Мама, загадка! - Что такое? - Угадай, что такое "грузинская чепуха"? - Не знаю. - Наш обед! В этом нет никакой дерзости и ни малейшей попытки унизить кулинарные способности мамы или бабушки. Третьего дня и вчера у нас на обед был грузинский суп чихиртма. Вот эта чихиртма (которую, кстати сказать, Машка очень любит) и превратилась в чепуху. * * * Нашел старую заметку. Летом в Дубулти стоит в саду под балконом и скандирует: Ма-моч-ка! Ско-ро ли Мы пой-дем На мо-ри?! И так каждое утро. 2.10.61. Вчера весь день провела без меня. Гуляла с мамой и с Толей. С Толей, говорят, ссорилась из-за велосипеда. "Я, я!" - "Нет, я!" На моих же глазах, то есть в моем присутствии, была с Толей нежна. Вечером я показывал "кино": "Снегурочку", "Трех медведей" и "Упрямого котенка". Машка сидела на одной скамеечке с Толей, держала его за талию. А он все рвался от нее, оглядывался, ему интересно было посмотреть, что я делаю с аппаратом и как это кино получается. Утром они с Машей играли в школу, писали цифры. Вечером повторили эту игру у меня. Учителем на этот раз был я. Толя, кажется, впервые попал в мою комнату. Оглядел со страхом и уважением мой большой книжный шкаф и спрашивает: - Алексей Иванович, это вы все эти книги написали? - Нет, это не я написал. - А что? Это все еще надо вам написать? По-видимому, решил, что это одни переплеты стоят, а я должен заполнить их - стихами, сказками, рассказами и арифметическими задачами. * * * Сегодня оба проспали. Машке - той ничего, а Толя опоздал в интернат. Узнав, что опаздывает, плакал. * * * Все еще стоит бабье лето. За открытым окном - солнце, голубое небо. Мама и Маша собираются к Мариинскому театру - заказывать Маше стельки для ее плоскостопиков. * * * Все чаще: "А помнишь?" или: "А помнишь, когда я была маленькая?" Сегодня за завтраком: - Помните, когда я была маленькая, у нас скатерть загорела? - Не загорела, а прожгли, наверно, скатерть, Маша? - Да. Прожгли. Вот такая дырка была! Помните? Помним. И нисколько это нас не радует. А для нее это счастливые воспоминания детства. * * * Но и о будущем тоже думает. В планы ее входит - быть одновременно: медицинской сестрой, балериной, художницей и учительницей. Сегодня видела, как наш Кисо вышел за окно на железный карниз. - Он не убежит? Не упадет? И сразу же: - А помнишь, как наш кот убежал и у какой-то балерины нашли его?! - Помню. Это ты нашла его. Задумалась, ушла в себя. Говорит с улыбкой: - Папа, а? А вдруг я тоже буду балериной и вдруг ко мне тоже чужой кот придет?! Мерещится целая заманчивая картина. 3.10.61. Учим ее быть доброй, вежливой, отзывчивой, помогать людям. Осуждаем жадность и скупость. И плоды воспитания зреют, так сказать, на глазах. Но вот Машка приходит в сад, на детскую площадку. Там - железная четырехместная качалка. Сидят три девочки лет по шести, лениво покачиваются. - Папочка, можно мне покататься? - Покачаться? - Да, покачаться... - Иди. Пожалуйста. Идет. Вежливо говорит девочке, которая одна сидит на скамеечке: - Девочка, можно мне с тобой покачаться? Та - нос кверху: - Нет!.. Машка вспыхивает, стоит еще полминуты и возвращается. - Ты что? - Девочка не разрешила. Так не один раз бывало. Вот это уж воистину плохо воспитанные девчонки. Глядишь - и Машке понравится, и ей захочется проявить самовластие. А еще хуже - ханжа вырастет. И это уже бывает: - Нехорошие девочки. - Ну, они глупые, - скажешь ей, - их не научили. - Что ты! Папа! Им же уже по шесть лет! Рядом с нами сидит старуха с младенцем на руках. Смотрит на Машку и говорит: - Какая-то она у вас очень уж застенчивая. - Лучше, - говорю, - бабушка, пусть будет застенчивой, чем нахалкой. - А вот это правда!.. * * * Пьет сегодня утром молоко. Встречает меня возгласом: - Папочка, ты бы знал! - Что такое? Всплескивает руками: - Ты бы знал! - Да что? Что случилось? - Сколько мне пенок попалось! * * * Кажется, осень наконец постучалась в окно. Небо сегодня пасмурное. Но мама и Маша собираются в Михайловский сад... 5 ЛЕТ 2 МЕСЯЦА 4.10.61. Сегодня к четырем старым профессиям прибавилась пятая: хочет быть газовщицей. - Я всем хочу быть! - заявила она мне. * * * Разговор о фифах и труженицах. Я довольно часто употребляю это слово - "фифа". Машка заинтересовалась: - Папа, а что такое фифа? - А это женщины, которые не работают. Только одеваются и наряжаются... - Разве такие есть? - Да, есть такие. Другие женщины труженицы, а эти только губки мажут, по театрам ходят, конфетки кушают. - А я - труженица? Я работаю? - Да, конечно. Ты работаешь. * * * И действительно, работает. Каждый день мать дает ей какое-нибудь посильное дело: полить цветы, натереть пол в коридоре, почистить башмаки, вытереть посуду и убрать ее в шкаф. * * * Обнимает нас с мамой, целует: - Антибиотики вы мои маленькие! Откуда-то залетело к ней это слово. Не удивительно, впрочем: антибиотиков потребляют в нашем доме вряд ли меньше, чем соли. 7.10.61. Вечером, перед сном, занимались арифметикой. Пока я спал, Машка, по словам мамы, не отходила от моих дверей. Все ждала, когда я проснусь и позову ее. * * * Перед этим мама читала ей. Я спросил: - Что тебе читала мама? - Андерсена. - А какую сказку? - Про китайцев. - "Соловья"? - Да. - "В Китае все жители китайцы и даже сам император китаец"?.. Так начинается, да? - Да. Пробовал и я читать ей Андерсена. С трудом осилили "Огниво", первую литературную сказку, с которой я познакомился в детстве. Самое простое, не требующее никаких объяснений и разъяснений, - это ведьма. А вообще читаешь Андерсена - как какого-нибудь "Гильгамеша" или "Махаохарату",[16] где два слова из десяти требуют толкования и комментариев. * * * Сегодня суббота. Должен прийти Толя. Машка ждет уже не первый день. Все считает: - Сегодня какой день? Толенька когда придет, послезавтра? 8.10.61. Вчера был очень нехороший день. Машка увидела и узнала много такого, о чем ей до поры до времени, может быть, и не следовало знать. Вчера пришла Валя, привела Толю... Кто такая эта Валя? Молодая женщина, которая ходит к нам раза два-три в неделю помогать Элико по хозяйству. Говорит, что недавно уволилась, работала в Парголове или в Шувалове, в детском саду. Муж ее бросил. Сын в интернате. Своей комнаты у нее нет, жила в общежитии. Говорит, что ищет работу, сейчас живет у сестры. Один раз она пришла к нам навеселе. Сказала, что у сестры праздновали именины. И еще раза два Элико говорила мне, что "кажется, от Вали слегка попахивает". Вчера она пришла, привела Толю и попросила взять его с собой в парк Ленина, где меня ждали Элико и Машка. Я взял. По дороге Толя очень много говорил о своем отце. - У меня папа во время войны на танке работал. У меня папа живой. Он только на Север сейчас уехал. На три года уехал. Он, наверно, на Новый год приедет. В саду Машка и Толя очень весело играли. А дома ждала нас большая неприятность: Толина мама встретила нас вдрызг пьяная. Кричала, что не желает, чтобы над ней "грузинка верх брала", и еще много плохого, обидного и несправедливого сказала. Элико успокаивала ее, стыдила: - Как вам не стыдно?! Валя! При сыне! Вы бы хоть его пожалели. Он к нашему дому привык, полюбил Машеньку... - Ничего не привык, ничего не полюбил. Это я ему велела... И все это - при Машке, при Толе... Я ушел к себе. Приходит Машка. Глаза налились слезами. - Папочка! Что делать? Толя очень сильно плачет. Мне жалко его. Я сама даже хотела заплакать, только терпела. Расспрашивает: - Что сделала тетя Валя? Пришлось "своими словами" объяснить. Губы дрожат. - Давай простим ее! И маме говорила: - Ведь вы же меня прощаете, простите и тетю Валю. Но сама тетя Валя и слушать не хочет о примирении. Все, что скопилось в ней, накипело, все горести, все беды - все отливается на бедной Элико, все валится на ее голову. * * * Толика мы оставили ночевать, хотя тетя Валя ни за что не хотела, тащила его, на ночь глядя, к сестре. Ушла она в двенадцатом часу. А глубокой ночью вернулась совсем уж окосевшая. Спала у нас. Утром позавтракала и ушла, наговорив предварительно кучу всяких гадостей. Утром сегодня Маша, по словам Элико, была трогательно внимательна к Толе: - Толенька, тебе не холодно? Толенька, не простудись. Толенька, ты поел уже? Валя увела его. Но с полдороги вернулась и попросила: - Можно, я вечером приведу его к вам? 9.10.61. Но привела Толика не Валя. Привел его милиционер. Утро сегодня было солнечное, теплое. Элико предложила поехать к Ляле в Пушкин, но я рассчитал, что не успеем. Поехали на Каменный остров... Домой вернулись в восьмом часу. А часов в десять милиционер привел Толю. Оказывается, Валя напилась "с каким-то дядькой" в парке Победы и ее забрали в милицию. Толя был с нею, его тоже забрали. На вопрос, где он живет, парень постеснялся сказать "в интернате", сказал: "у писателя Пантелеева". От милиционера мы узнали, что Валю будут судить, что она лишь недавно вернулась из заключения (сидела тоже за пьянку) и не имеет права жить в Ленинграде. И что у нее уже давно отобрали материнские права. Толю накормили, и он сразу же сел играть с Машей. Но руки у него дрожали; я чувствовал, что ему не до игры, что играет он только из вежливости и чтобы занять себя чем-нибудь. Утром сегодня милиционер привел тетю Валю. Она взяла свои вещи сумочку, паспорт, папиросы... На наши вопросы почти не отвечала, говорила грубо. Для Машки это все - живая и довольно страшная иллюстрация к истории мальчика Петьки Валета. Вчера вечером, когда мама ездила с Толей к Валиной сестре, Машка легла спать, но долго не могла уснуть. Вдруг я услышал громкий плач. Прибегаю: - Что с тобой? Машутка! - Ничего, ничего... Папочка, миленький, посиди со мной. - Надо спать, Маша! - Посиди немножечко! Очень тебя прошу! Спой мне. - Ну вот. Зачем еще? Я не умею. - Умеешь. Ты же всегда... ты же иногда поешь, когда я днем сплю. Стал похаживать по комнате и напевать: В няньки я тебе взяла Месяц, солнце и орла Через минуту Машка уже храпела. О Толе не было сказано ни слова, но я не сомневаюсь, что плакала она из жалости и из страха за него... Сегодня утром вскочила - и босиком в столовую. Думала, что там лежит Толя. А Толи нет. Рано утром приехала его тетка, повела Толю в интернат. Она одна "правомочна" это сделать, так как ей передана опека над мальчиком. 10.10.61. Утром звонила женщина-следователь. Вызывает Элико на два часа сегодня к себе. Мама повесила трубку, видит - у Машки испуганное, бледное, совершенно несчастное лицо. - Тебе что, звонили насчет тети Вали? - Да. Меня вызывают. - Куда? В милицию? - Да. К следователю. - Будут спрашивать, пила ли она? Да? - Наверно, да. Нахмурилась, смотрит в пол. - А ты, знаешь... Ты скажи - не пила. - Как же можно, Маша, неправду говорить? Не знаю, подумала ли Машка: "Иногда можно... когда кого-нибудь спасаешь" - но что почувствовала она это и поняла, в этом я уверен. - Тогда ты молчи и не отвечай... Ничего не говори. - Ну, это, пожалуй, тоже нехорошо. Как же можно не отвечать? Опять долго смотрит в угол, в пол. И вдруг радостно: - Придумала! Ты знаешь что скажи? Скажи, что она лимонад пила! * * * Вчера утром и вечером занимались по двадцать минут азбукой и арифметикой. 11.10.61. Опять Машка не могла дождаться, когда проснется отец. Занимаюсь с ней теперь рано утром, до работы. Играли в школу, Машка была одной из учениц, остальные были воображаемые. Среди них: Надя Симпатулина, Володя Иванов, Гога Гогоберидзе... Маша, когда разыграется, видит этих своих однокашников-невидимок. Краснеет, когда не может ответить, а те отвечают (я их громко, во всеуслышание хвалю). 12.10.61. Вечером вчера читал ей "Рассказ штопальной иглы" Андерсена и два перевода Маршака - "Балладу о королевском бутерброде" и "Кота-скорняка". Слушает с интересом, полуоткрыв рот, но далеко не все понимает. * * * Утром спрашивает у мамы: - Ты вчера сразу легла, когда я уснула? - Нет, - говорит мама. - А что ты делала? - Мы с папой подумали, оделись и пошли в цирк. - Ка-ак?! У вас же билетов не было! - А я еще утром купила. Подумала и говорит: - Во-первых, ты хитричка. А во-вторых, ты глупышка. Я же понимаю, меня не обманешь... Вы меня одну не оставите!.. 14.10.61. Начал заниматься с Машкой немецким. Собственно, начал уже давно. А теперь стали заниматься регулярно. Слов сто - сто пятьдесят она знает. Но говорить, конечно, не говорит. А сегодня ночью, часа в три, я прихожу к ней. Вижу - сидит, проснулась и бормочет: - WeiBe Pilz. - Что? - удивился я. А она еще больше удивляется и говорит: - Ты разве не говорил мне: "Маша, скажи драгоценное слово"? Сны у нее причудливые, прихотливые... * * * Сочиняет книгу. Называется книга "Наташа в Африке. Том второй". Мама сердится: - Маша, ты опять пишешь! Папа же тебе не позволяет писать... - Почему? - Потому, что ты пишешь с ошибками. И так всю жизнь будешь писать. Лучше напиши не книгу, а два или три слова, но без ошибок. Машка продолжает писать. - Ты слышишь, что я тебе сказала?! - Ну, скажи мне, пожалуйста, - спокойно говорит Машка, - где это видано, чтобы на писательницу кричали?! А ты что - писательница? Почему ты меня учишь? Ты разве писательница? Да? Покажи мне твои книги!.. * * * Стремление найти и ввести в язык недостающий ему глагол. Говорит про своих "дочек": - Они у меня по утрам гимнастничают. В немецком языке такой глагол есть: turnen. 15.10.61. Вчера была суббота. Мама и Маша ходили на улицу Мира навещать Толю Рыбакова. И этот эпизод - посещение интерната, слезы детей, к которым никто не пришел, и вид Толика, у которого мама сидит в тюрьме, - все это, конечно, больно ранило Машку. Вечером долго не могла уснуть. Несколько раз заходил к ней. - Ты что, Маша? - Поцелуй меня, папочка. Не могу уснуть. Очень хочу спать и не могу. Крепко меня обняла. * * * А утром разбудила меня опять веселая, возбужденная. Кинулась целовать. - Ах, какой день сегодня! Я позавтракала, гимнастику сделала. Сейчас пойдем гулять, потом цветы будем делать... Вообще много хорошего сегодня будет!.. Сейчас ушла с мамой. И сообщила мне - куда: - За польскими яблоками! 17.10.61. После работы гулял с Машей. На улице Мира она показала мне дом, где учится и живет Толя Рыбаков. Минут пять спустя зашли в магазин. Там продаются красивые, нарядные бутылки с каким-то венгерским вином. - Давай, - говорю, - купим мамочке к обеду вина? - Вина? Это что - вино?! - Да. Вино. На лице - ужас. - Нет, нет, что ты, папочка! Не надо!! Вспомнила, конечно, тетю Валю. * * * Принесла на кухню, показывает нам с мамой только что нарисованную картинку. Елка. Новогодняя. И три девочки. - Почему они черные? Они негритянки? - Да, негритянки. - А это кто такой? - Это - Дед Мороз. - А почему же у него бороды нет? - Он еще маленький. - Значит, это не Дед Мороз, а Внук Мороз? Смеется: - Маленький Мороз. Морозик! 19.10.61. Сидит на тахте, рвет какие-то бумажки, обертывает этими кусочками маленькую куклу-голыша Люсю. И как-то пыхтит при этом. Спрашиваю: - Это что? - Кукольная Африка. Что-то уж очень замысловато. Как название какой-то дамской пьесы для детей-дошкольников. Заметив на лице моем недоумение, объясняет: - Кукольная Африка работает. Машина: "Ж-ж-ж-ж... Ж-ж-ж-ж..." И руками колесо изображает. Только тут я и понял: - Фабрика?! - Да. Кукол здесь делают. До сих пор путает фабрику с Африкой. А это я ей на днях рассказывал (когда проходили мимо трикотажной фабрики), что такое фабрика, завод, кто там работает и что там делают. * * * Вчера вечером, когда мама помогала ей раздеваться, Машка с грустной усмешкой говорит: - Родители называется! За весь день своему любимому ребенку ни одной конфетки не дали!.. Верно - несколько раз просила и у меня и у мамы, а нам все некогда: обещали и забывали. * * * Вечером занимались. Было три урока: русский, арифметика и немецкий. Да, за неимением гербовой решил писать на простой. Пока не нашли учительницу, занимаюсь с Машкой сам. Она уже знает больше ста слов, понимает простенькие фразы. Теперь научилась считать по-немецки до пяти. Считает почти без запинки. (Хотя иногда и получается у нее вместо "айн, цвай" - айн, двайн.) По-русски читает с каждым днем лучше. * * * У мамы в комнате новый, очень модный столик. - Маша, тебе нравится мой столик? - Столик мне нравится, но мне не нравится, что ты говоришь мой столик. Это уже не первый раз: "Почему моя комната? Это же наша комната!.." 22.10.61. Занимались. Прибавил еще один урок - геометрию. Да, уже несколько дней показываю ей треугольники, прямоугольники, квадраты и пытаюсь объяснить ей некоторые их свойства. Это не моя выдумка, и не у старого Болконского я заимствовал эту школу. Покойный П.А.Карасев убеждал меня много раз (он даже книгу написал, посвященную этому предмету), что детей надо знакомить с основами геометрии с самого раннего, дошкольного возраста. Машка занимается с радостью. * * * Весь день страстно стремится в мою комнату. Вламывается, бывает, в неурочное время, то есть в часы, когда я работаю. Вчера пошла на такую хитрость - весьма, надо сказать, наивную. Врывается ко мне: - Папсинька, спасибо! - За что, - говорю, - спасибо? - За еду. - А ты что ела? - Нет, я... я за завтрак. А завтракала она три с половиной часа назад. * * * Про какую-то мамину покупку - глиняное керамическое блюдо: - Смешное блюдо, правда? - Чем же оно смешное? Оно красивое. - Это и есть смешное. "Смешной", "смешная" - это высший комплимент в Машкиных устах. И не только в Машкиных. Я помню, как в Парголове семилетний Алеха Жданов рекомендовал меня своей маленькой кузине Лялечке: - Ты его не бойся, не стесняйся. Это же самый смешной человек на свете. Он хотел сказать: самый веселый... 23.10.61. Вчера утром и днем писала большое письмо бабушке. Занималась чтением и арифметикой. Очень забавно наблюдать, как действует на нее "общественное мнение", "мнение коллектива". Даже игрушечного, "понарошного" коллектива (поскольку другого вокруг нее и нет). Когда занимаемся чтением или письмом и она вдруг начинает уставать, ленится, делается рассеянной, - стоит только сказать: "Мальчики, девочки, посмотрите, что случилось с Машей Пантелеевой!" - и она моментально подтягивается, читает быстрее, пишет без ошибок!.. Может быть, тут воспитывающий и ошибки делает. Ведь коллектив-то, в который она попадет, будет посложнее... 24.10.61. Ехала вчера с мамой в автобусе мимо Летнего сада - и громко, на весь автобус: - Это что - Металлический сад? Все засмеялись. А мама огорчилась. - Что ты глупости говоришь? Ты же хорошо знаешь, что это - Летний сад. - А где Металлический? Папа же говорил: если будет хорошая погода, мы пойдем... И тут только мама поняла, что Металлический - это Ботанический. * * * Идем Марсовым полем. Молчим. И вдруг Маша спрашивает: - А что, разве маленьких китаяночек не бывает? Очень обрадовалась, когда узнала, что бывают. За час до этого встретили китайца и китаянку - студентов. Вероятно, вспомнила и подумала: почему же всегда взрослые китайцы? А где же дети, мальчики и девочки? 25.10.61. Папа исполнил обещание. Водил Машу в Ботанический. Часа два бродили по осеннему саду. Собирали цветы - куриную слепоту. Искали шишки под странными, не известными ни Машке, ни мне хвойными деревьями (пинии, что ли?)... Было уже поздно, я сказал Маше, что, наверное, сад уже закрылся, а если так, то нам, наверно, придется ночевать в саду. Выкопаем ямку, сделаем шалашик - и будем спать прямо на земле... Она не испугалась, даже обрадовалась. Вероятно, я с аппетитом рисовал эту картину: шалашик, ямка (а не шалаш, яма). Не испугал ее даже холод, от которого она ежилась и сейчас, в шестом часу дня. Даже о маме, о том, как та будет беспокоиться, она не подумала. Но калитка оказалась открытой, и мы пошли ночевать домой. * * * В Ботаническом саду была опьянена воздухом, тишиной, безлюдьем. - Это лес? Папочка, это все-таки лес? А может быть, там, дальше, лес? Может быть, тут грибы есть? Все время находилась в состоянии экстаза. - Мы придем домой такие веселенькие! Да? Потому что шишечки нашли... * * * Эту ее вышеприведенную фразу я там же, в саду, записал на клочке бумаги. Машка уже понимает (поняла), что я записываю ее интересные словечки и речения. - Записал? - говорит. - Пиши дальше... И что-то мне диктует. Кажется: "Придем домой веселенькие..." Я вспыхнул, даже рассердился. - Ты что же - думаешь, что я каждое твое слово записываю? Это ужасно, если она будет "играть на публику". Надо ловчее маскироваться. Делать, например, в ее присутствии записи не только после ее "высказываний". * * * Утром мама нашла в холодильнике банку из-под сгущенного какао. Наскребла несколько ложек, заварила и пьет. Машка видела и спрашивает: - А мне? - Детям нельзя. Это какао очень давно стояло и, может быть, испортилось. Невкусно и вредно. - Да? Невкусно? А почему же ты его пьешь, бедная мамочка? Мама говорит, что в этих словах было столько иронии, что она не выдержала и громко рассмеялась. - Тебе смешно, а мне плакать хочется, - сказала Машка с той же уничтожающей иронией. 27.10.61. Увлечение азбукой переходит всякие границы, и есть в этом даже что-то странное. Разве ей так уж хочется научиться поскорее читать? Нет, думаю, что не это заставляет ее просить: "Еще! Еще немножечко!" Самый процесс урока? Игра? Может быть. Но почему именно эта игра? Почему "хочу азбуку", а не "хочу аптеку", или "хочу магазин", или "хочу автобус"? Вечером она тянется к тетрадке и книге (и вообще ко мне) по причинам понятным: не хочется ложиться спать! Но ведь это начинается с самого раннего утра. Не успел я позавтракать и уже слышу: - Папочка, азбукой будем заниматься? * * * Очень любит спускаться вместе со мной вниз к почтовым ящикам - за газетами. Сама и ящик пробует открывать, сама спускает лифт, сама открывает дверку, сама нажимает пусковую кнопку... Сегодня мама причесывает ее в столовой, а я открыл в прихожей ящик и шарю там, ищу ключ. Испуганный Машкин голос: - Ой, ой, папа идет за газетами! И совсем уж жалобным голоском: - Папочка, и я с тобой! Подожди! Через минуту появляется с Лёвкой в руках (Лёвка - это ее любимый сын, пластмассовый львенок ядовито-желтого цвета). Я говорю: - А зачем ты Лёву взяла? Оставь. - Он очень хочет. Он любит такие фокусы всякие. - Значит, - говорю, - весь в маму. Ну что ж, возьми его. 28.10.61. Элико ходила к зубному врачу. Мы с Машкой ждали ее в сквере у памятника Пушкину. На соседней скамейке сидела молодая немка с трехлетней девочкой. Наученная мной, Машка побежала, спросила у девочки: - Wie heiBt du? Прибегает обратно. - Ну что? - Не знаю. Сказала что-то непонятное. Оказалось, что девочку зовут совсем просто: Рут. В некотором отдалении мальчик и девочка лет по шести-семи строили что-то из песка. Я послал Машу: - Пойди спроси, что они делают. Вспыхнула: - А если прогонят? - Не прогонят. Сбегала, спросила. Возвращается невеселая. - Ну что? - Не понимаю. Я спросила: "Что вы делаете?" А они говорят - какая-то "нормальная крепость". 29.10.61. Была в "школе". Конечно, это очень интересная школа. Боюсь, как бы я не посеял в своей дочке излишние иллюзии. Хорошо, конечно, если она будет стремиться в школу, но плохо, если школа будет очень уж отличаться от той, в которую Машка ходила пяти лет от роду. Собственно, мы делаем все, что делают в настоящей школе. Каждый день у нас новый дежурный. На уроках дети поднимают руки, когда им надо выйти и когда учительница спрашивает: "Кто может ответить мне на этот вопрос?" Вот чтению мы учились не по-школьному, а, наверно, поинтереснее. Например, папа устраивал Машке магазин, где на полках были разложены всевозможные кулечки, ящики, банки и коробки с надписями: "мука", "сахар", "манная крупа", "чай", "макароны" и так далее. Теперь папа печатает на машинке телеграммы, адресованные М.А.Пантелеевой. Например: "Маша, принеси мне, пожалуйста, один лист белой бумаги". Или: "Маша, почеши мне нос". Или: "Маша, подергай себя, пожалуйста, за левое ухо". Некоторые телеграммы читает бегло, другие - с трудом, но все-таки читает. * * * Утром прибежала будить меня с набитым ртом. Я выразил серьезное недовольство этим обстоятельством. Некоторое время спустя она рассказывает маме: - Папа рассердился. Говорит: "Во-первых, почему ты с набитым ртом пришла?" Интересно, что он хотел "во-вторых" сказать?! * * * Ночью высаживал ее. Проснулась, заморгала глазками и хриплым голоском спрашивает: - Как по-грузински "мамочка"? Дедико? Да? 31.10.61. Плетем из цветной бумаги всякие коврики и салфетки. С моей помощью Машка сплела круглую штуку неизвестного назначения и выткала на ней шахматную клетку из красных и зеленых полосок. Принесла маме. - Нравится? - Это кто сделал? - Я сделала... папа и я. А тебе нравится? - Очень нравится. - Хочешь, подарю тебе? - Да, Маша. Подари, пожалуйста. - Не надо клянчить. Если я найду нужным, подарю. Это она опять наши слова повторяет. * * * Мама выписала ей немецкий детский журнал "Bummi". - Мама, ты все-таки рада, что у тебя дочка? - Рада, конечно, а что? - Все-таки теперь мы этот журнал можем получать. Правда? 2.11.61. Часа полтора гуляли в маленьком садике, где Машка качалась на качелях... впрочем, не на качелях, а в глупой качалке-люльке, в которой маленькие дети сидят, как старушки в старинном омнибусе. Качели эти и в самом деле покачиваются со средней скоростью хорошей деревенской зыбки. Кроме всего, Машка простудилась, замерзла, сидя без движений в этой колыбели. А у нее и без того был заложен нос. К вечеру совсем расклеилась. * * * Мама ушла в аптеку. Маша лежит, несмотря на насморк и прочее, веселенькая, рисует стол с красивой пестрой скатертью, на нем - "керамика" с цветами. * * * Вечером читала толстовские рассказы и пробовала рассказывать их "своими словами". Это - самое трудное. Импровизирует сколько угодно, а вот с пересказом чужого текста не выходит: мычит, спотыкается на каждом шагу. * * * Утром сегодня мама работала на кухне, вдруг слышит ликующий вопль: - Мамочка! Мама! Прибегает: - Ну, что такое? - Я сама прочла "Тетя Тротт и кошка"! Все стихотворение! Сама!.. * * * Лежать скучно. Все просит: - Папусенька, зайди, поиграй со мной. Сейчас она на верху блаженства. Мама принесла маленький утюжок и гладит - на маленьком Машкином столике, у Машкиной постели - куклины платья и прочие шмутки. Я походатайствовал, чтобы и Маше дали трошки погладить. * * * На днях занимались с нею. Играли в школу. Я объявил перемену. Машка бегала, кричала, визжала. И за себя, и за воображаемых подруг: - Ленка! Ленка! Машка, сюда! Наташка, не дерись! Девочки, девочки!.. И при этом носится, кружится, прыгает, отбивается от кого-то. Такой представляется ей школа в ее мечтах. После звонка (а звонок у нас настоящий - будильник) пришла в наш "класс" возбужденная, ничего не слышит, не понимает. Я говорю: - У тебя после беготни все из головы вылетает. Искренне, от души радуется: - Ха-ха! Все вылетает! Из головы! Глаза вылетают! Нос вылетает... * * * Да, пока это только игра! До шести лет. А там можно и к настоящим урокам, к принуждению прибегнуть. Впрочем, и тогда книга, ученье должны быть радостью. Делаем вместе книгу "Девочка Лиза". Автор - Л.Пантелеев, художник М.Пантелеева. 5 ЛЕТ 3 МЕСЯЦА 4.11.61. Рисует. Рисунки неинтересные, краски тусклые. Неужели и верно - с возрастом тускнеет талант? А ведь каких она еще недавно рисовала "грузинок" и "латышек"! Как это все хорошо было скомпоновано, сколько в рисунке было движения, солнца, экспрессии! Как лихо неслись, например, взявшись за руки, танцующие девушки... * * * Мама вернулась из Дома писателя. - Мама, ты где была? - В Союзе писателей. - Зачем? - Платила членские взносы за папу. - Что это? Не понимаю. Мама объяснила. - Ка-ак?! За то, что папа ходит в Союз писателей, он еще деньги должен платить? * * * Перед сном. Лежит, потирает животик. - Живот... невозможно немножечко побаливает. 5.11.61. По-прежнему создаем книгу про девочку Лизу. Я пишу, Машка раскрашивает иллюстрации. И каждый день читает (с каждым разом свободнее) новый текст. Вечером слушали "Лунную сонату". Машка положила голову мне на плечо и наслаждалась. И музыкой, и всем, вместе взятым. * * * Последнее время часто слушает проигрыватель. Мама купила много детских пластинок: стихи Маршака, Чуковского, Михалкова, Заходера, целые музыкальные пьески по сказкам Андерсена ("Дюймовочка", "Оловянный солдатик"), всякие детские песенки... * * * Среди прочих есть и такая песенка: Вот пришел Первомай В наш родной советский край, Дружно в ногу ты шагай, Красный флаг поднимай! Машке эта песня нравится. Но поет она ее так: Вот пришел дед Мамай, Красноносый детский край Нужно ногу рисовать, Красный нос поднимать Так она слышит. * * * А вот другая песенка. Колыбельная. Песенка довольно милая, но слова глупые. Девочка Оля не хочет спать, заводит волчок. А мама поет: Я волчок поберегу, Нашу Олю обниму, Уложу в постельку, Дам ей карамельку... Вчера наша усталая и не совсем здоровая мамся баюкает вечером Машку и поет, импровизирует что-то на тот же мотив: Уложу в кроватку, Дам ей карамельку... И слышит Машкин глухой голос из-под одеяла: - Уж если поешь "в кроватку", то надо "дам ей мармеладку"!.. 6.11.61. С утра сегодня играет в школу. Играет - это значит - с куклами. Со мной не играет, со мной - настоящая школа. А тут усадила всех своих кукол "за парты", положила перед каждой маленькую книжечку (из тех, что я делал когда-то для Машки) и учит их: - Андрюша, читай! И за Андрюшу - другим голосом: - Ле-на. - Правильно! Лева, читай ты! - Ня-тя. - Что за Нятя! Не Нятя, а На-та! Звонит в колокольчик (вместо колокольчика - музыкальная Манька-встанька, подарок тети Клавы). Мы с мамой пришли: - Можно, Марья Алексеевна? Поднимается, пожимает нам руки. - Пожалуйста. Здравствуйте. Объясняет: - Сейчас у нас перемена. - Ах, вот как? Уходя, мы прощаемся. Я говорю: - Я - директор. - Да, ты директор. - А я кто? - спрашивает мама. - А вы - сторожиха. Сторожиха для нее, может быть, выше директора. 7.11.61. Вчера вечером ходили на Неву, на Кировский мост, любовались кораблями, разукрашенными лампочками и флажками. Считали их. Насчитали десять больших кораблей и три подводных лодки. Да еще пол-"Авроры". Другую половинку не видно, она за углом того дома, где учатся нахимовцы. * * * У нашей Машки даже праздник, даже предвкушение радостей, с ним связанных, может доставить огорчение и вызвать слезы. Вчера вечером, раздевая Машку, мама говорила: вот, мол, завтра, если будет хорошая погода, пойдем гулять... Может быть, красненький флаг или шарик купим. Помнишь, как в прошлом году в этот день папа купил тебе шарики у цыганки? Да, Маша помнит эти шарики. Как не помнить: еще на улице, по дороге к дому, эти цыганские шарики лопнули. Уложив Машу, мама ушла на кухню. Думала - Машка спит. Моет посуду и вдруг сквозь шум воды слышит рев. Бросает посуду, бежит в комнату. - Что? что такое? - Боюсь!!! - Чего боишься? - Бо-о-оюсь, что шар ло-о-опнет!.. Мама с трудом успокоила ее: - Ну что ж, если лопнет, - может быть, папа еще купит. Успокаиваясь, всхлипывая, говорит: - Надо по... по... поближе к дому ку... ку... купить... чтобы не успел лопнуть. * * * Рассказывает, как мама и бабушка вспоминали летом покойного дядю Рачика: - Бабушка плачет и мама... И мне тоже стало стыдно... - Стыдно? - Ну... я тоже чуть не заплакала. И из-за этого съела много варенья. Дело-то было за столом, за вечерним чаем. 8.11.61. Маша никогда не говорит нам с мамой неправду. Поэтому вчера меня очень расстроило и встревожило одно событие. У Машки опять выскочили на ноге, выше колена, красные диатезные пятна. Значит, была нарушена диета, слопала что-нибудь неположенное. Обедали они с мамой в молочной столовой на Большом проспекте. Спрашиваю у Маши: - Что вы ели? - Сосиски. - А горчицу ты случайно не ела? - Ела. - Кто же тебе дал? - Мама. - Мама?!! Стучу в стенку, вызываю Элико. - Не стучи... не надо... не зови, - мрачно говорит Машка. Понимаю, что сказала неправду. Мама все-таки приходит. И приходит в негодование. - Я? Тебе? Горчицу? Ты что выдумываешь? Машка не смотрит на нее. Смотрит в землю. - Нет, давала! Нет, давала! И плачет при этом. Что это? Попытка хоть в мечтах, хоть понарошку свернуть с проложенного родителями пути, "утвердить свое я"... Или шутка, которая вдруг поманила соблазном греха и вдруг так скверно для нее обернулась. Ведь плачет-то она от того, что сознает свое грехопадение. Ведь это, пожалуй, первая ложь в ее жизни. Именно ложь, а не выдумка, не фантазия. И клевета: "Мама давала..." Замял этот разговор. Она сама все понимает. И сама себя казнит. 9.11.61. Вчера был сухой прохладный день. Гуляли, ходили на Неву, любовались прекрасным зрелищем: корабли, с которых снята дешевая мишура лампочек, черные силуэты на фоне Ростральных колонн, изрыгающих мятущееся на ветру пламя. Дым. Закатное небо. Черная вода. Прожекторы. Обедали "Под Розой". Так мы прозвали молочную столовую, над которой живет Роза Григорьевна Виллер. Пять лет назад эта женщина помогла Машке появиться на свет. В столовой Машка самостоятельно, без запинки прочла аншлаг на стене "У нас не курят". Вообще ее образование достигло уже той стадии, когда она не может пройти мимо печатного слова, чтобы не остановиться и не прочесть это слово. Идет и читает: "Четыре-четыре (то есть "сорок четвертый") Октябрь", "Слава", "Театр", "Сегодня", "Один год", "Воды", "Булочная", "Сберегательная касса", "Да здравствует"... * * * На днях самостоятельно прочла вывеску: "Вегетарианская столовая". Спросила, что такое "вегетарианская". Объяснил. Рассказал про Льва Толстого, который не ел мяса. Очень ей это понравилось. Ведь до мысли о том, что нехорошо убивать и есть животных, она дошла своим умом еще года два назад. А перед праздниками была с мамой на Сытном рынке. Мама что-то покупала, стояла в очереди, оглянулась - Машки рядом нет. Кинулась искать ее. Через пять минут нашла - в мясном ряду. Видит, Машка стоит перед прилавком, что-то горячо говорит, а вокруг толпятся и смеются покупатели и продавцы... Подходит мама ближе и слышит: - Вы зачем маленьких теленочков убиваете?! Вы знаете, что Лев Толстой даже котлет не ел!.. Какой-то красномордый мясник выскакивает из-за прилавка, хватает телячью голову и с хохотом тычет Машке в лицо: - На, на, целуйся с ним!.. У Машки уже слезы в голосе. - Вы нехорошие... Грузины лучше вас. Они мяса не едят. Они только апельсины и хурму продают. На этом Машкина проповедь была прервана мамой. Вечером я говорил с Машей на эту тему. А насчет грузин, которые питаются одними фруктами, разочаровывать ее не стал. * * * Третьего дня потеряла, оставила в автобусе, своего любимца - маленького плюшевого слоненка. Думали, будут слезы. Нет, хоть бы что. Если бы слоненок на ее глазах упал, скажем в Неву, - это действительно было бы горем и даже трагедией. Если бы его схватил вор (или хотя бы незнакомая девочка), это было бы несчастьем. А сейчас она уверена, что "еще найдется". Мало ли она в жизни теряла - и ведь почти все находилось. Папа найдет!.. * * * Ночью оставил ей две записки: одну, так сказать, общего характера, с просьбой тогда-то и тогда-то разбудить, а вторую, маленькую, вложил в руки Левы, а Леву посадил на стул возле Машкиной постели. На этой записочке написал: "Маша, не буди маму, дай ей поспать". Машка утром проснулась, увидела у Левы в руках записку и первое, что сделала, - оглушительным криком разбудила маму: - Ой, мамочка, мамочка, посмотри, какая прелесть! Но тут же, бегло прочитав записку, пришла в ужас: - Ой, что я наделала! Вскочила, напялила туфли, подбежала к матери. - Спи, мамсинька! Спи, моя хорошая. Я все сама. Укутала мать одеялом, стала делать гимнастику, сложила и запихала в ящик постель, вынесла в коридор горшок... Мама лежала, прищурив глаза, и наблюдала. Машка на цыпочках подходит и говорит: - Спи, спи... Спишь? Ну, спи. Я потихоньку. 11.11.61. Гуляли в Дивенском садике. Холодно, неуютно. У Машки ручонки совсем ледяные, нос посинел, но уходить не хочет: - Еще! Еще!.. Не везет ей с подругами. Не умеет их привечать, не умеет держать себя с ними. Ласкова, предупредительна, нежна даже, но нет у нее никакого жизненного опыта, и это очень мешает ей. Знает она больше многих своих сверстниц и вместе с тем совершенный сосунок даже рядом с девочками младше ее. Вот вчера пришла в сад девочка Марианна. Ей три года десять месяцев. С Машкой они уже знакомы, месяц назад вместе играли в "телефон", Марианна не по возрасту большая, очень свободно держится, даже развязна. Увидела Машку: - А-а-а! Давай в телефон играть? Стали бестолково играть, Марианна не умеет, и Машка тоже не умеет. Она вообще ничему никого не может научить (кроме, может быть, азбуки, счета и прочей книжной премудрости). Всегда охотно поддается власти "коллектива" (любого) и других детей вообще. С совсем маленькими цацкаться не может. А вот если девочка или мальчик моложе ее на год-полтора, глядишь, через полчаса они уже командуют в игре, а Машка хоть и не понимает, а подчиняется им и при этом подчиняется с радостью. А если девочек несколько и они не знакомы, Машку очень скоро отшивают. В чем же дело? Неинтересно с нею? Или дружбе - и даже простому знакомству надо окрепнуть? Вот и вчера. Пришла какая-то четырехлетняя Наташа, приятельница Марианны, грубо оттолкнула Машку и стала играть с Марианной. Машка подавила вздох, как-то уже привычно отошла в сторону, села в качалку, стала качаться одна. Когда мы выходили из сада, я сказал: - Эта Наташа мне не очень нравится. А Марианна славная. - Кто? - Марианна. - Да, она мне очень нравится. И - никакой досады, раздражения, мстительных чувств. 12.11.61. Пошли вчера - Маша с мамой и папой - гулять. Собирались дойти до Литейного, до аптеки, до книжных и других магазинов, но было так холодно, дул такой мерзкий пронзительный петербургский ветер, что прогулку отменили. Погуляли с полчаса в парке Ленина и вернулись к очагу... * * * Пересказывала "Девочку Лизу". Там есть такое место: дядя по просьбе детей выпустил из клетки чижика, и дети кричат "ура". Машка так пересказала этот эпизод: - Дети все обрадовались и стали кричать "караул". Пришлось объяснить, что есть некоторая разница между этими двумя словами. 13.11.61. Третьего дня сошлись на кухне все члены нашей семьи, мама, Машка и я. Мама собирала пустые бутылки, нашла несколько водочных. - Надо бы узнать, что с Валей, - сказал я. И не успел закончить фразу, Машка вскрикивает: - Только что подумала! - О чем ты подумала? - О тете Вале. - Вот как! Это хорошо, что мы с тобой об одном и том же думаем. А что же ты о ней думала? - Не скажу. - Тайна? - Да, тайна. - Ну, хорошо, тайна так тайна. - Ай, ай, - говорит мама. - Не хочешь папе и маме сказать!.. Машка повернулась ко мне. - Тебе скажу. - А маме нет? - На ушко скажу. - Ну? Покраснела и - на ухо мне: - Как Снегурочка растаяла. Почему она сказала это только мне? Как поэт поэту? Ведь до сих пор она во всех случаях предпочитала маму... Одно могу сказать: это была не игра, не шутка. Образ тети Вали, которая появилась на ее горизонте, радовала ее хотя бы тем, что у нее был Толя, и вдруг неизвестно почему, волей каких-то роковых обстоятельств, исчезла, пропала, растворилась, - этот образ был ей очень дорог, и она боялась разбить его. А мамочка наша, конечно, очень хорошо почувствовала прелесть этой детской мысли. И Машка не ее боялась. Она боялась гласности. 14.11.61. Весь день гостил у нас дядя Ваня Халтурин. Машка поражала его своей "воспитанностью", "светскостью", как он выражался. А он Машку - своими рассказами. Рассказывал о Гайдаре, с которым они много лет дружили. * * * Раздеваясь перед сном, говорила матери: - Все-таки, мама, я думаю, что у Снегурочки папа и мама были глупые. Почему они отпустили ее на солнце? Если бы они были умные, они бы держали ее в тени, и она не растаяла бы... 15.11.61. На днях ласкала меня, обнимала и вдруг говорит: - Алексейчик ты мой... маленький... бездарненький!.. Мы с мамой, конечно, крепко посмеялись. А сегодня она спрашивает у мамы: - Что такое "бездарный"? * * * Сегодня же спросила: - Что такое богатый? Мама сказала: - Это человек, у которого много денег и который другим не дает. - А вещей? - Да, и вещей тоже много. - Ну, я буду всем давать - и деньги и вещи. - Потом подумала и спросила: - И чужим тоже? - Да, - ответила мама. Конечно, мама правильно сказала: богатство и скупость часто соседствуют. Но богатый и скупой все-таки не синонимы. Я прочел Машке державинские строчки о богатстве, "какого Крез не собирал". Не поняла, но "понравилось". 16.11.61. Вечером вчера гуляли. Дошли до Зоопарка. Там уже темно, ворота и кассы закрыты, но на обратном пути мы с Машкой все-таки видели обезьянок... Да, и видели их, так сказать, в каникулярное, нерабочее время, дома, а не при исполнении служебных обязанностей... Верхние окошки обезьянника выходят в сторону парка. Если стать подальше от забора, можно увидеть мартышек и других четвероруких. Там очень светло, горят лампы дневного света, и видно, как обезьянки сидят, бегают, ходят, раскачиваются на трапециях, дремлют и укачивают обезьянышей. Я поднимал Машку над забором, и она смотрела. 17.11.61. Вчера день у Маши был довольно плотно набит событиями. Ездила с мамой в город, искали Машке обувку на зиму. Сидели в Шереметевском саду, рядом с "Академкнигой". Позже туда явился и папся. Мама уходила в книжный магазин. Машка с папой играли. Папа устал и играл довольно лениво. Кроме того, он видел, что Машке хочется играть не с ним, а с девочками. А там, в саду, было очень много девочек и мальчиков из детского сада. Некоторые Машку задевали, на ходу втягивали в игру. Для них она - одна лишняя рыбка в том косяке, к которому принадлежат они сами. А для Машки это событие. Потом этот косяк куда-то уплыл. Где же Машка? Вижу - на противоположной скамейке две девочки поменьше Маши что-то делают, склонились, играют - в куклы, что ли? И Машка тоже там стоит. Потом, постояв рядом с девочками, поиграв с ними, возвращается ко мне. Минуту спустя я замечаю, что при ней нет ее белой сумочки. В сумочке - маленькая кукла, носовой платок и прочие шмутки. Спрашиваю: - А где твоя сумка? - Девочки играют. - Что же ты оставила ее? Они же разорвать и сломать ее могут. Они же маленькие. Подошел, поговорил с девочками, деликатно и постепенно, одну за другой, выручил все Машины вещи. Машкин поступок понятен. Ведь мы учим ее, что надо быть "доброй, а не богатой", и не только со своими, но и со всеми... А дети полушагов в вопросах морали не знают. Всё так всё. Со всеми так со всеми. Это взрослые, как писал Житков, облегчают себе жизнь компромиссами и "исключениями": "Ведь не до идиотизма же! Бывают, знаете, такие случаи..." Нет, "таких случаев" дети не признают. Я знаю, что для взрослых (многих) герой моего рассказика "Честное слово" - идиот и растяпа. Мало ли что дал честное слово, ведь знает же, что ребята ушли, а стоит! Читатель-ребенок (если он еще не испорчен взрослыми) так никогда не подумает и не скажет... |
||
|