"Наша Маша (Книга для родителей)" - читать интересную книгу автора (Пантелеев Алексей Иванович)ТЕТРАДЬ ОДИННАДЦАТАЯ19.11.61. Воскресенье. Ленинград. Азбукой не занимаемся. Еще не кончились октябрьские каникулы, а Машке они уже надоели. - Хочу, чтобы кончились каникулы. Учиться хочу. Но все-таки мы с мамой решили продлить Машкин отдых. Хотя я не уверен, что это именно "школьные" занятия утомляют и возбуждают ее. Нервный ребенок всегда найдет пищу для возбуждения и переживаний. Не вовне, так в себе, в воображении. * * * Мама купила ей крохотную куколку-голыша. - Ой! - говорю. - У тебя еще одна дочка?! - Да. Она совсем маленькая. - Сколько же ей? - Она вчера родилась. Ей один год всего. И долго не могла понять: как это ей один день, когда всегда говорят или "год", или "месяц"?! - Поняла? - говорю. - Нет. Это она всегда честно заявляет: "Нет! Не поняла!" Да, иногда кажется, что слишком часто и слишком поспешно прибегает она к этой формуле. * * * Вечером зовет из своей комнаты: - Папочка! - Что, Маша? - Не забудь... - Что не забудь? Подхожу к постели. - Ну, что тебе? - Не забудь напомнить мне завтра. И перечисляет, что именно ей нужно не забыть: - Выгладить платье Сяо-Сяо, написать письмо бабушке, бусики на нитку надеть, поиграть в школу. Леночку Журба в гости пригласить... И пальцы при этом загибает. - Не забудешь? Напомнишь? - Да, да, напомню. - Не забудь! Пожалуйста! Обязательно!.. Это у нее новая навязчивость. Боится забыть. И пока не попросит напомнить, не уснет. 2.11.61. Вчера гуляла с папой. Впрочем, прогулка эта ограничилась тем, что дошли до аптеки имени К.Либкнехта на Большом проспекте, получили кальций для Машки, купили витаминов и вернулись домой. Заходили еще в магазин грампластинок, но ничего там не купили. Папа только почитал вслух список долгоиграющих новинок. А Машка все умоляла купить ей какую-то пластинку: Ку-ку! Ку-ку! Беспечно я живу. Слышала эту песенку где-то по радио. Кажется, в Дубулти. Или в Союзе писателей на елке. Дома позволил ей побыть у меня. Разглядывала БСЭ, "Всемирную историю искусств", немецкого Брема. Читала - с трудом, по складам, но самостоятельно. Я в это время сидел за столом, работал. 25.11.61. Была в "школе". Занималась сегодня неважно, на троечки. А я учитель плохой. Сержусь. Вспыхиваю. Кипячусь. А ученики этого не любят, и им это не на пользу. Лучше всего на Машку действует спокойный тон, а еще лучше соревнование, игра на честолюбии. Даешь ей хлористый кальций. Морщится. Стонет. Не хочет, не может проглотить его. Но стоит сказать: "Вот смотрите, ребята (или: "Вот смотрите, товарищи студенты"), какая у нас Марья Алексеевна! Принимает горькое лекарство и не морщится", - и Машкин рот моментально отверзается, и отвратительный кальций безропотно проглатывается. Или: "Сейчас выступит, прочтет стихотворение Корнея Чуковского, Маша Пантелеева. Она очень способная девочка, первая ученица" - и так далее. Не знаю, такой ли уж это хороший способ, что-то подсказывает мне, что не очень хороший. Оставляя в стороне моральную его сомнительность, не является ли он тем же насилием, только более тонко замаскированным? Как и в других случаях, надо знать и чувствовать меру. * * * На днях Маша мне говорит: - Папочка, ты мне сделаешь такой ночевальник? - Что еще? Какой ночевальник? - Ну, такой... чик сделаешь - и зажжется. Маленький, на столике. Чтобы мне ночью самой пипи делать. - Ночник, что ли? - Да, да. Ночник! Лампочку! 27.11.61. Уже довольно бегло пишет. И пишет самостоятельно, овладела тайной "фонетического письма". Исписывает целые страницы словами, которых еще недавно не писала и написания которых не знала. Делает, конечно, ошибки: ище, катлетка, холва, жерав (жираф) - но это значит, что она пишет сознательно, понимает структуру слова и ищет способ для его написания. Писала вчера письмо (даже два письма, одно впрок, к Новому году) бабушке. Уже почти не спрашивает: "Как писать?" Я диктую, она пишет. 28.11.61. Часа два-три занимались приведением в порядок нашей детской библиотеки. Разобрали все книги и установили очередность в их чтении. Книги, которые будем читать в первую очередь, положили отдельно, на самое видное место; немецкие сложили с немецкими, книги второй очереди отставили в сторону. Отобрали довольно много дублетов - будем дарить их другим детям. Машка самостоятельно читала (первые полтора-два часа) все названия книжек. Потом утомилась, стала сбиваться, и я некоторое время "подменял" ее. Не могли, конечно, удержаться и кое-что читали не только на обложках. Например, попробовали читать "Короля Матиуша Первого"[17]. Это так хорошо, так непосредственно обращено к детскому сердцу, что Машка почти все понимала, хотя и там очень много не известных ей слов и понятий: "министр", "закон", "наследник", "забастовка", "юстиция" и так далее, и тому подобное. Прочли до конца первую главу. Сама Машка читала "Азбуку" Толстого и его же "Первую книгу для чтения". К удивлению моему, быстро усвоила, что такое ь, i, ъ. Три новых значка для нее - не нагрузка. А как мы в свое время (в очень далекое время) радовались, когда Советская власть отменили эти три буквы! * * * Перед сном опять плакала, звала мать, говорила, что боится забыть. Мама, конечно, права: это навязчивая идея - боязнь забыть что-то. Днем тоже нередко напоминает, просит: "Не забудь, напомни мне". Я посоветовал: - А ты записывай и не забудешь. Завели специальную тетрадку, куда Маша своей рукой записывала: "Тракунчик" - по-грузински попочка. Сяо-Сяше платье выгладить. Купить пластинку "Ку-ку! Ку-ку!". Бусики сделать. Кальций (то есть не забыть принять кальций. Это уж я предложил: настоящее, серьезное ставить в один ряд с ее надуманным, вздорным, болезненным). 29.11.61. Продолжали разбирать библиотеку. У Маши - радость: нашла одну из своих самых любимых книг - "Чижик, Пыжик, Рыжик и Женя Жукова" Л.Кассиля. Думали, что она пропала, а книга была, оказывается, у меня. Самое милое в этой забавной и симпатичной книжке - то, что героиня ее Женя Жукова, нарисованная художником Сазоновым, очень похожа на Машку. И вздернутый нос, и все ужимки. И даже танцует, как Маша. Одно время я даже называл Машку Женя Жукова. Читала и разглядывала картинки. * * * Перед сном читал ей "Козетту". Ох, как трудно это! Какое огромное количество непонятного! Впечатление, будто читаешь и переводишь еще раз с французского на русский. Например, объясни ей, что такое "трактир", "госпожа", "постоялый двор", "хозяин", "хозяйка", "господин", "сударь", "лампа", "очаг", "служанка", "лохмотья" и так далее, и тому подобное. Главное, конечно, не слова и даже не чужеродный быт, а другая социальная природа, социальные отношения: хозяин, хозяйка, служанка, деньги. Все это и у нас есть: хозяйка (дачи), домработница, деньги... Но домработницы у нас под столом не ночуют, ребят у нас не покупают и не продают. Вчера утром старые товарищи-первоклассники: Маша Пантелеева, Лена Симпатулина, Володя Иванов, Гога Гогоберидзе и другие - собрались для занятий уже в качестве учеников второго класса. Появилась среди них и новенькая - Ирочка Снегова, приехавшая с родителями из Новосибирска. Читали, считали, занимались геометрией и немецким. Маша научилась читать глазами. Вглядится как следует в предложение, пошевелит губами и без запинки читает: "Летом девочки жили на даче". Или: "Дуйте, дуйте, ветры в поле..." Хотела учиться писать "по-письменному", но дома не оказалось тетрадки в косую линейку. Отложили урок до сегодня. Зато учились читать по-письменному. * * * Раньше, когда Маша была маленькая, я оставлял с вечера записки маме: "Прошу разбудить тогда-то и тогда-то". Потом стал писать маме и Маше. Теперь обращаюсь иногда непосредственно к Машке. Стараюсь писать понятнее, доходчивее, и в то же время ввожу новые понятия, новые обороты, а буквы по начертанию постепенно приближаются к письменным. Сегодня утром читает мое письмо и умиляется: - Алексейчик... славненький!.. Смотри, как смешно маленькое "д" пишет!.. Маленький мой, славненький... * * * Вчера был у нас еще урок рукоделия. Сплели из цветной - зеленой и голубой - бумаги маленькую кукольную салфеточку. Приклеили синюю подкладку. Утром я принес подсохшую салфеточку Маше. Она в восторге: - Как это склеилось хорошо! Какой клей... остроумный! Мне, сказать по правде, не понравилось это остроумие. При этом она еще быстро взглянула на меня. Как бы ожидая поощрения, смеха, растроганной и умиленной улыбки. Я не улыбнулся. Это с ней бывает последнее время: ломается, кривляется, сюсюкает, играет на публику. Надо за этим следить и бороться - смехом, конечно, ничем другим. 3.12.61. Полтора часа гуляла с папой. Ходили в аптеку, на почту. Остальное время провели в маленьком садике на улице Воскова - против бань. Там крохотная ледяная горка с двумя скатами. Мальчики и девочки лет по шести - восьми, кто стоя, кто на корточках, а кто и просто на попке, скатываются в обоих направлениях, орут, визжат, хрюкают. Уже одно это зрелище, весь этот визг, ор, красные лица, пар изо рта - все это привело Машку в восторг. Стала и она проситься на горку. Сначала ничего не выходило, - ноги расползаются, подгибаются, руки вперед лезут. Потом - ничего, пошло. С трудом увел ее из сада. Пришлось даже громко поговорить с нею. Эти нотации Машку не очень огорчили - не привыкать ведь, - зато расстроила ее пятилетняя (а на вид даже семилетняя) девочка Тоня, которая, узнав, что Машку зовут Маша, стала нам рассказывать, что видела в кино картину "Маша и манная каша". Машка не поняла, о чем она говорит, и сразу же обиделась: - Я не манная каша. После чего эта Тоня всякий раз, как скатывалась, проезжала мимо Машки и тонюсеньким голоском пела: - Ма-а-аша и манная ка-а-аша!.. Я сказал: - А ты - Тоня на макароне. Засмеялась, и всё. А Машка... Машка - та, против ожидания, обиделась крепко и надолго затаила обиду. Она не привыкла к такому отношению к себе. До сих пор девочки, и вообще дети, сулили ей только радости. В худшем случае - не хотели с ней играть. Уже подходя к дому, она несколько раз сказала: - Не нравится мне эта девочка Тоня. 5 ЛЕТ 4 МЕСЯЦА 4.12.61. На дворе всю ночь и все утро шел снег. Густо лежит - чистенький, славненький, мягонький... Крыши ослепительно белые. Но где-то по карнизу: "кап-кап-кап". Занимались немецким и арифметикой. Машка уже может считать по-немецки до тридцати, знает, сверх того, больше двухсот немецких слов. По-русски считала вчера до двухсот пятидесяти. Долго вчера гуляли - в том же садике, что и накануне. Машка опять каталась (пыталась кататься) с горки. И опять я больше, чем следовало, огорчался и раздражался. И радость ее не была полной. Впрочем, была и чистая, неомраченная радость. Как уже сказано, накануне ночью выпал густой снег. Не всех он порадовал, этот снег. В саду работала старуха, с забинтованной головой. Несколько раз я слышал, как она обращалась к парням и к большим мальчикам: - Милый, помоги старухе, поработай немного. Но всем было недосуг. Я думал предложить свои услуги и тоже - вспомнил, что все эти дни у меня было худо с сердцем, и не предложил. Но тут она сама подошла ко мне: - Гражданин, помоги, дорогой, поработай немного! Машка быстро взглянула на меня. И я сказал: - Ладно, мамаша, давайте. - Вот, возьми движок, очисти вот здесь - под скамейками. Полчаса работал. И нисколько не трудно было. А какая это была радость для Машки! Усталая, заморенная старуха в ее глазах превратилась в добрую фею: ведь и ей, Машке, тоже дали лопату, и она тоже полчаса работала, "помогала", и помогала, надо сказать, в полную силу. Ничего, с сердцем все благополучно. А Маше - добрый урок. И может быть, этим мы "отчасти компенсируем" крики и прочие глупости, допущенные нами. * * * Перед сном говорила маме, что боится Бармалея и людоедов. - Ну какие же, Машенька, людоеды? Где ты их видела? Тебе уже пять лет, а разве ты видела хоть раз человека, который бы ел детей и вообще других людей?! Нет людоедов. - Нет есть! Мне папа говорил, что немного еще есть. Только они в Африке живут. И потихоньку едят. Дома, а не в столовой. Когда я ей это говорил? Месяцев пять назад! Что не надо - помнит, а что надо - забывает. 6.12.61. Пришла Леночка Журба, которую мама и Маша встретили в парке и пригласили к нам. Я уходил и успел только одну минуту полюбоваться Машкиной радостью. Видел, как она вела по коридору - из ванной в столовую - эту большую, грустную, немного неуклюжую, скованную в движениях девочку. Да, времена меняются! Давно ли Маша была крохотной приготовишкой, обожавшей почти взрослую Леночку. И вот они почти сравнялись. А кое в чем Машка и обогнала Леночку. Правда, образованностью своей она щеголяет осторожно, деликатно, так как Леночка для нее по-прежнему кумир. Но все-таки щеголяет. Угощая Леночку чаем, сказала: - Бери брот. И тотчас, как бы между делом, пояснила: - Это по-немецки. * * * Третьего дня, отправляясь с мамой на прогулку, взяла с собой лопатку. Лопата большая, неудобная, тащить ее трудно. Мама говорит: - Ну дай, я понесу. Машка мрачно ей отвечает: - Что ты, не знаешь разве, что маленькие дети сами должны носить свои игрушки, а не заставлять взрослых таскать? * * * Что-то сказала маме. Та не расслышала, переспросила: - Что? Не слышу... - Интересно, о чем ты думала в этот момент, - не без ехидства говорит Машка. И другим тоном поясняет: - Это мне папа так очень часто говорит. Сегодня солнечный день. Тает. С санками не погуляешь. 7.12.61. Очень любит "удивлять". "Самолюбие, переходящее в тщеславие", - говорит мама. Ест вяло, то и дело подхныкивает: - Не хочу!.. На лице усталость и отвращение. А тарелка еще на три четверти наполнена вегетарианским супом. - А ну, интересно, успею я сосчитать по-немецки до двенадцати, пока ты съешь этот суп?! И начинается увлекательное состязание, которое Машка неизменно выигрывает. Правда, не только из "самолюбия, переходящего в тщеславие", но и по наивности, переходящей в глупость. * * * Чаще всего она "удивляет" маму. Меня считает скептиком и циником. Вчера прибежала на кухню: - Мама, посмотри, я сама туфли зашнуровала! Мама вытаращила глаза: - О-о-о-о!.. Машка сияет. Потом - горькая усмешка и презрительный жест в сторону моей комнаты: - А его не удивишь никогда!.. 8.12.61. Была тетя Ляля. Играли в лото. Машка уже не в первый раз выступает в роли банкомета; вытаскивает из синего мешочка бочонки и объявляет: - Шесть! Двадцать четыре! Сорок! Восемьдесят два! Семен Семенович!.. Ошибается редко. И ошибается, главным образом, на числах второго десятка, от десяти до двадцати, почему-то. * * * Вчера ночью (то есть третьего дня ночью) оставил записку: "Дорогие мои спящие красавицы! Прошу разбудить тогда-то" - и так далее. Машка уже давно читает эти утренние послания совершенно самостоятельно. Прочла и эту и с усмешкой говорит: - Ты тоже, оказывается, в балерины попала! Для нее "спящая красавица", по-видимому, связано только с балетом. Что тут замешано слово спать, ей в голову не приходило. 10.12.61. Утром забравшись к матери в постель, рассказывала ей сказку: "Коровы устроили собрание и решили, что нельзя теленочков резать. Нельзя мясо есть. А лев в Зоопарке захотел мяса и стал клетку ломать. А ему не дают. Он стал вырывать прутья и реветь. Вдруг видит - идет Лев Толстой. Лев повернулся и ушел в клетку". * * * Сегодня пять градусов мороза. Но снега почти нет. Поэтому вид за окном довольно тусклый. Хочу выйти с Машкой пораньше. 11.12.61. Гуляли два часа. В Дивенском садике. Катались с горки. Машка совершенно не умеет вести себя в обществе детей и очень часто выглядит единицей среди ноликов. И, главное, сама себя так ощущает. Нет, не заносится, не "воображает", а просто не может найти свое рядовое место в строю. Не видит, например, что на горку очередь. Способна на самой горке, на скате горы, нагнуться и начать поправлять штаны или застегивать ботик, не замечая, что за ней выстроилась очередь. Налетает на ребят. Все это только от недостатка опыта, от той тепличной (да, тепличной, хотя в этой теплице и открываются усиленно "форточки") жизни, какой она у нас живет. Достается ей, бедняге. Но без этого нельзя. В этом смысле надо ее муштровать, то есть приспосабливать к тому строевому темпу, в какой ей через год-два придется включиться. 13.12.61. День зимний, солнечный, морозный. Окна по-декабрьски разукрашены узорами. Каталась на санках с горки. Поначалу огорчала и даже возмущала меня. Влезет на невысокую горку, втащит туда салазки и кричит на весь сад: - Папочка! Папсиночка! Дай ручку! А сзади - очередь. Я нарочно ушел подальше, не слушая ее жалобных криков. И помогло. Через час уже совсем самостоятельно втаскивала санки, самостоятельно усаживалась в них (правда, в не очень удобной позиции) и самостоятельно скатывалась. Даже другим детям помогала: поднимала кого-то, стряхивала снег. * * * Вчера вечером сидит в коридорчике на горшке и поет: Ах вы, милые, кусачие мои! Вы хорошие, кусачие мои!.. Мама говорит: - Ты что поешь? - Это я маленьких людоедиков укачиваю. - Нашла кого укачивать! Противные, кусачие! Фу! - Ах, мама! Это для нас маленькие людоедики нехорошие, а для своей мамы они хорошие. 14.12.61. Засыпала вчера хорошо - отчасти потому, что много была на воздухе, набегалась, надышалась, отчасти же потому, что был выставлен (мамой) ультиматум: "Быстро уснешь - завтра будем вместе стирать: мама - большое белье, ты - маленькое, кукольное". Сегодня с утра во власти этой идеи. 15.12.61. Весь день проторчала дома. Стирала белье. Полоскала, выжимала. Вешала на веревочках сушиться. * * * Мороз и сильный ветер. 14 градусов. Солнце. Но что-то безрадостное в этой белоглазой зиме. 16.12.61. Занимались немецким и арифметикой. Не перестаю удивляться чуду перевоплощения. Когда мы играем в школу и я наряду с ролью учителя Алексея Ивановича исполняю еще роли всех девочек и мальчиков, учителя Карла Карловича, директора Семена Федоровича и других, Машка по-настоящему, по-зрительски, по-театральному, забывает, что перед ней стоит или сидит папа. Есть у нас в классе девочка Ира Снегова, новенькая. Девочка туповатая, расхлябанная. Почему-то с первого дня она возненавидела Машу Пантелееву. Читая письменный текст, Машка прочла вместо ежик - ёмсик. С тех пор Ира Снегова не дает ей прохода, на каждом шагу дразнит: - Ёмсик, ёмсик!! Маша краснеет, глаза ее наливаются слезами. Если бы ее поддразнивал папа, ни слез, ни румянца на щеках, конечно же, не было бы. С этой Ирой у нее очень сложные отношения. Она ее все-таки любит. И оправдывает: - Просто у нее язык все время чешется. А она вообще хорошая, Алексей Иванович... И еще призналась мне (то есть учителю): - Мне тоже хочется ее как-нибудь поддразнить, но я терплю. Спрашивается, для чего я это делаю, то есть прибегаю к такому "натурализму" в изображении детского коллектива? Сознательно делаю, сознательно прибегаю. Поскольку игра со мной в какой-то мере заменяет Маше (как суррогат, конечно) настоящий коллектив, я стараюсь "рисовать" этот коллектив таким, какой он есть на самом деле, не идеализируя и не лакируя. Тогда при встрече с коллективом настоящим, не игрушечным, может быть, меньше будет разочарования. Короче говоря, наша игра - это, так сказать, допризывная подготовка. 17.12.61. За окном декабрьские сумерки. Стоит туман. С крыш течет. Голуби прилепились к стене дома на той стороне улицы. Машка весь день пролежала, вернее просидела, в постели. Опять делает книжечки. Сочиняет книгу под названием "Аннабелла в стране чудес". 20.12.61. Солнечный зимний день. Шесть градусов мороза. Машка хворает. Сидит у себя в постельке, разглядывает картинки в книге Пыляева "Старый Петербург". 21.12.61. Делала сегодня из тетрадочной бумаги книжечки. Потом делала "журнал". И там - рассказ "Мой папа": "Когда мой папа был маленький, он был холостой". * * * А сейчас сидит и по-нарошному читает: - Жи-ла бы-ла де-воч-ка Маш-ка... - Не может быть, - говорит мама. - Так и написано Машка? - Да. - Машка? - Да. Машка. - Правда? - Честное слово. - Маша, - говорит мама, - если человек говорит неправду и скажет честное слово, такому человеку никто после не будет верить. - Ну, мама! - говорит, снисходительно усмехаясь, Машка. - Я же человек веселый. Могу же я иногда пошутить? - Значит, соврала? - Ну конечно! 23.12.61. Наконец состоялось "кино". Смотрели четыре фильма: "Трудный вечер" Артюховой, "Сивку-бурку", "Айболита" и папин новый фильм - "Волшебная палка". Смотрела всё с интересом, хотя "Палка" - очень даже так себе. * * * Видела во сне бабушку. Рассказывает мне об этом: - Я часто вижу бабушку. То вижу, то не вижу. Как диатез. То есть неожиданно, как вспышки диатеза. 24.12.61. Много рисовала, читала. Читали и мы ей. Насмешила и растрогала нас (особенно маму), изготовив самолично журнал под названием: "Дикаративное искуство СССР". В журнале - рисунки мебели, керамики, посуды, женские и детские костюмы. Даже год указан: 1961. И цена: "Цена 5". Маму особенно умиляет "СССР". * * * Сейчас играет - "делает уборку к Новому году". Вчера писала поздравительные письма: маме и мне. Удивляет меня, как мало ошибок делает она в своих писаниях, как много слов - и трудных слов - пишет совершенно правильно. 25.12.61. Не гуляли. Машка почти весь день была увлечена "Декоративным искусством СССР". Сделала еще один экземпляр (то есть номер). Рисует "латышские вазы", "керамику", "немецкие чашки", "чешские вазы" и так далее. Нарисовала домик и сделала подпись к нему: "Какие бывают в Советском Союзе хорошие дома". День сегодня прекрасный, солнечный, 5-6 градусов мороза. Обещали Машке пойти с нею покупать елку. 26.12.61. Вчера Машка после порядочно долгого перерыва вышла на воздух. С папой и мамой ходила на рынок - покупать елку. Но не купили: от елок остался только запах и большое количество зеленых иголок на снегу. На морозе ела горячий пирожок с капустой. * * * Занималась немецким. Не может запомнить слово die Gurke. Я ей сказал, что нетрудно запомнить, очень похоже на русское огурец. Вчера спрашиваю: - Как по-немецки огурец? Подумала: - Ди огуртцхен? * * * Ласкается к матери. - Не любишь ты меня, - кокетничает мама. - Нет, люблю. - Правда? Ну, скажи тогда: "Я люблю тебя, мамочка, больше всех". - Нет, мамочка. Вот этого я не могу сказать. Потому что я папу тоже люблю. * * * Папа встал сегодня ни свет ни заря. Собирался - в очередь с мамой идти за елкой. За ними повсюду тысячные хвосты и побоища. А мороз на дворе 20 с чем-то градусов! 31.12.61. Сидит дома. Скучает. В сумрачной, по-декабрьски полутемной столовой играет в куклы, разговаривает с ними на разные голоса или просто сядет на тахту и сидит - смотрит в окно, где скучное небо, скучные трубы, унылый дым из высокой железной трубы... Ждала весь день, что покажу ей кино. Но мне некогда было - ездил по разным делам, работал. Послезавтра еду в Москву, оттуда - в Берлин, в гости к немецким писателям. Машка умоляет меня не ездить. Потом смирилась с этой перспективой, только просит привезти ей "маленькую Puppchen". * * * Вдруг спохватилась: - А как же ты будешь там?.. Ты же ведь не все немецкие слова знаешь!.. * * * Днем опять помогала мне составлять каталог, читала названия фильмов на коробочках: - Сивка-бурка, Упрямый котенок, Айболит, Девочка и тигр, Художник Брюллов, Приключения Мюнхаузена, Снегурочка, Старик Хоттабыч, Рассказ сыну Михалкова, Картины Федотова, Щи из топора... 31.12.61. Готовлюсь к отъезду, почти не видел ее сегодня. А она весь день самозабвенно работала, клеила какие-то самодельные игрушки, вешала их на елку. Легла рано, спит сладко и крепко. Сейчас заглянул к ней, поцеловал ее спящую. Как нежно, как тонко пахнет в комнате ребенком, елочной хвоей, зимним лесом... * * * Утром сегодня, за завтраком, спросила меня: - Папа, а когда ты маленький был, тоже Дед Мороз вам игрушки приносил? - Нет, кажется, не приносил. Ужасно огорчилась. - Неужели? Это же неинтересно - самим покупать игрушки! Потом вдруг ласково улыбнулась, умилилась: - Маленький... Алексейчик... повареночек... Под елочкой играет... яйца рубит, а сам читает. (Это я ей рассказывал как-то о том, как, будучи поваренком, я работал и украдкой читал книжки.) Разочаровал ее, сказав, что поваренком я стал, когда был уже постарше. - Да?! А я думала, ты был маленький - такой, как я... * * * "Маленький"... "Как я"! Нет, милый дружочек Маша, ты уже не маленькая. Посмотри - в столовой стоит, поблескивая в темноте, уже пятая в твоей жизни елка! А в окно с морозной улицы вот-вот заглянет твой пятый Новый год! Расти же, дочура милая, на радость нам и всем людям! С Новым годом тебя, с новым счастьем!!! |
||
|