"Письмо с которого все началось" - читать интересную книгу автора (Елена Ковалевская)

Глава 4.

Рассвет выдался зябким с обильной росой, так что долго рассиживаться не стали. Наскоро перекусив простым хлебом, попрыгали в седла и уже третий час ходко продвигались по проселочным дорогам в северо-восточном направлении. Думаю, что если в пути ничего не случится, то мы успеем добраться до Малых Багрянцев засветло. Правда, уже к обеду дорог ведущих в нужном направлении не нашлось, поэтому мы с осторожностью направили коней по травяному раздолью.

Лендеры, что жили здесь, возили товары по Битунской дороге, но она проходила далековато от Багрянцев, в половине дня пути. Правда от тракта к ним тоже была накатана неплохая колея, но нам не было смысла забирать углом, раз представлялась возможность срезать в пути. Тем более время сейчас не зимнее – о наст ноги лошадям не попортим. Лишь бы кроличьи норы не попались.

До деревни мы добрались раньше, чем рассчитывали. Солнцу еще предстояло часа три висеть на небосклоне, когда показались первые делянки с репой и зимней капустой. Несмотря на горячую для крестьян пору, на полях никого не было. Странно.

Все прояснилось, когда мы въехали на центральную улицу. Вся деревня гуляла, поскольку кто-то из местных богачей справлял свадьбу. Столы, выставленные вдоль улицы, ломились от блюд, самогонка и пиво лились рекой. Перед трактиром на свободном месте вовсю наяривал оркестрик, музыканты которого нещадно фальшивили, однако окружающим было на это наплевать. Молодежь дружно и весело танцевала джигу. Парни и девушки выстроились в две линии, на четыре счета танцующие сходились и расходились, то приливая друг к другу волной, то вновь отступая. Танец был в самом разгаре, парочки с залихватским: 'Хей!' – подпрыгивали на месте, а потом сходились, хлопая руками над головой, и менялись местами.

– Погуляем! – обрадовано бросила Гертруда. Естественно, нам бесплатно и уксус – что мед!

Когда нас заметили, накал пиршества слегка поутих, и сидящие за столами люди возбужденно зашушукались меж собой. С почетного места во главе застолья неспешно встал осанистый дородный мужичина в расшитом таперте, и вышел нам навстречу. (Таперт – длинный жакет, достигающий по длине коленей, украшен по всем краям зубцами, фестонами, туго стягивающий талию, нижняя часть имела складки.) Он не слишком глубоко поклонился, прижимая правую руку к сердцу, и не спуская при этом с нас внимательного взгляда. Мы, не слезая с лошадей, кивнули в ответ. Возникла неловкая пауза. Неужели у него хватит наглости не пригласить нас к столу? Или не хватит? Но хозяин, решив, что мы не представляем для гуляющих угрозы, широким жестом указал на накрытые столы.

– Прошу! Вы оказали нам честь, почтив сей скромный праздник своим присутствием, – уж выдал, так выдал! Сразу видно что он не из простых лендеров: либо староста, либо местный купчина.

А мужчина-то не зря волновался: ну как заявим, что за дочкой или за невесткой приехали? Между прочим, такие случаи бывали, правда, девицы сами с радостью рвались из-за свадебных столов, поскольку по их весточке за ними являлись. А как еще прикажете орден пополнять? У нас никто никого не неволит: хочешь – молись, а не хочешь – иди замуж, и делов-то!

– Благодарю, – я за старшую, значит, мне за всех и отвечать.

Мы с сестрами спешились, а какой-то паренек сразу подхватил поводья.

– Уй, зараза! – раздалось тут же, едва я сделала пару шагов в сторону. Я Пятого по крупу хлопнуть забыла, условный знак не подала, вот он и цапнул конюха. Пришлось вернуться и проделать полагающийся ритуал, иначе в ход пойдут копыта.

Нас проводили к накрытым столам и усадили на почетное место. Я оказалась права, приветствовавший нас оказался местным купцом, это его дочь выдавали сегодня замуж за старшего сына старосты. Еще бы не гулять всей округе, такое событие один раз в жизни! Нас усадили рядом с местным священником, что повенчал молодых. Сами молодожены кружились где-то в танце; музыканты играли айриш-польку.

– Господь посреди нас, – поприветствовал нас святой отец: маленький пузатый старичок с плешью на голове.

– Есть и будет, – отозвались мы хором.

– С самого ордена?

– С самого, – подтвердила я немногословно.

– А я, знаете ли… – и понеслось!

За пол часа мы выслушали все проблемы его прихода, нравственные терзания паствы, про урожай на брюкву в этом году, и отел коров в прошлом. Соскучился старичок по родной церковной душе. Заметив наши постные лица, купец занервничал: вдруг встанем и уйдем, тогда позора не оберешься! Он попытался было побольше подливать святому отцу. Куда там! Священник тотчас замахал руками: 'Мне нельзя, в боку колоть будет', – и устроил экскурс в историю его болячек. Часа через полтора остервенев от его болтовни, мы готовы были разнести здесь все по камушку. Агнесс от скуки даже порывалась пойти потанцевать, но, увидев бешеное лицо Юозапы, плюхнулась на место.

– С ума сошла! – зашипела та на нее. – Монашки не танцуют! Совсем спятила!

А святой отец вцепился в нас как клещ. Мне приходилось совсем туго, я сидела непосредственно рядом с ним. Наконец хозяева нашли выход: к нему с другой стороны подсадили какого-то почтенного старика, и они о чем-то увлечено заспорили. Пока священник отвлекся, нас увели на другой конец стола, где сидела вся молодежь, и усадили недалеко от жениха и невесты. Но и тут хрен редьки оказался не слаще! Молодые уже вернулись с танцев и теперь переводили дыхание. Едва мы опустились на новые места, как девушка начала ужасно краснеть и смущаться, а жених заметно нервничая, принялся нас разглядывать.

– Я не статуя, чтобы на меня таращится, – не выдержала Гертруда его пристального внимания. Н-да-а. Конфуз может быть!

– Идите, опять потанцуйте, что ли, – посоветовала я им, а то когда так глазеют, кусок в горло не лезет.

Пара, облегченно вздохнув, снялась с места. Слава Богу! Нас оставили в покое! Теперь можно основательно приняться за еду. Что ж всего два часа мучений и ужин задарма состоялся.

Поздно вечером гуляющие разбредались кто куда, половина деревни уползала со свадьбы на бровях. Вот похмелье у народа будет завтра! Мы же не могли позволить себе пить, поскольку нельзя – устав запрещает. Когда более или менее трезвые почетные жители Багрянцев плавно переместились в трактир, мы с сестрами подтянулись туда и теперь сидели вместе со всеми. Уставшая подавальщица наравне с остальными обнесла нас пивом, выставила на стол подкопченное сало и жареные колбаски. Пара музыкантов из оркестра, что перекочевала сюда с улицы, выводила что-то печальное, девушка менестрель милым голоском пела о вечной любви. А пиво оказалось замечательным и очень вкусным: мы с Юзой предпочли светлое, а Гертруда темное. Агнесс налили ягодного компота, мала еще спиртное хлебать. Интересно получается у народа: замуж в пятнадцать выходить это нормально – не маленькая, а если пиво пить незамужней в семнадцать, то рано еще. Так, похоже, меня развозит. Надо на сало налечь – протрезвею. А где Юозапа? Только же была здесь. А вот она! Договаривается с кем-то о провизии, ее с верного пути не собьешь, запасется так, что мы до самой границы с едой будем.

Рядом с нами сидел отец невесты Тревор Борк, ничего компанейский оказался мужик. Как он сам признался, когда нас увидал, так душа, говорит, в пятки ушла. Неужели его Марика не захотела замуж?! А потом ничего, успокоился, вспомнил, как он ее с сеновала гонял. Знает, хитрец, что порченых девок мы не берем.

Агнесс было невесело: танцевать нельзя, пить нельзя, петь тоже нельзя. Юза быстро разъяснила ей, что пусть она и не настоящая боевая сестра, но позорить одеяние ей никто не позволит. Теперь сидит куксится. Гертруда наелась вволю. За столько лет все ни как не перестану удивляться: куда столько в нее помещается? А мне просто было хорошо; копченое сало, вкусное пиво, теплая компания. Ну что еще надо для счастья? Ничего!

Проснулись мы у старосты на сеновале, похоже на том знаменитом, с которого Борк свою ненаглядную дочурку гонял. Ночевать нас к себе зазывали чуть не половина сидевших в трактире, но мы отказались. Скажите на милость, какая радость в том, чтобы остаток ночи провести, слушая храп хозяев или дышать перегарными ароматами. Дома в деревне были сплошь большие и справные, но отдельную комнату нам вряд ли бы предложили.

Встали поздно, потому что легли далеко заполночь, можно сказать почти утром. Солнце успело пройти уже половину небосвода.

– Славно посидели, – выдала Герта, сладко потягиваясь на душистом сене.

– Ты хотела сказать: сильно погрешили? – поправила ее Юозапа.

– Юза, вот что ты за человек такой?! – вяло отмахнулась та. – Две кружки пива в год, разве это грех?

– Нам по уставу не положено, – похоже, совесть по имени 'боевая сестра Юозапа' заговорила вовсю.

– Ты что хочешь стать как сестра Бернадетта? По-моему только она способна соблюдать все заповеди Я же не такая! – ну началось…

Пока ссора не успела начаться, я постаралась перевести разговор в иную плоскость:

– Юза, родная, у нас только Берна после строгого месячного поста способна мечом махать, а если меня и Гертруду не кормить нормально, то мы через неделю в своих железках на коня не влезем.

На мою отповедь сестра только фыркнула. Что ж все как обычно! Эта дискуссия ведется между нами уже много лет. После очередного застолья, а подобное действительно бывает не больше пары раз в год, Юза начинает читать нам проповедь: какие же мы грешные. Сами прекрасно осознавая, что она права, мы соглашаемся и начинаем каяться, но хватает нас буквально на четыре-шесть месяцев, а потом все по новой. К тому же столь малое прегрешение как кружка пива или пара бокалов вина раз в полугодие не являются смертным грехом. Да и жить без таких редких дней отдохновения будет очень скучно. А вот отправься с нами сестра Бернадетта, мы бы обломились со вчерашними посиделками, ведь такой праведницы как она еще поискать. Что удивительно: Берна непрестанно изнуряет себя постами и молитвами, но при этом сильна и вынослива, как Гертруда на усиленном питании. Воистину чудо!

– Юозапа, я тебе обязуюсь праздничный молебен на коленях отстоять, – меж тем пообещала ей Герта.

– А куда ты денешься! Не отсидишь же. У нас все службы на коленях проводятся.

– Хорошо, я самую толстую свечу поставлю…

– У тебя денег нет.

– А чего ж ты хочешь? – не выдержала старшая сестра.

– Ничего.

– То есть как это?

– Ты не мне должна обещать, я вчера с вами грешила. Ты Ему должна обещать, и у Него покаяния просить, – указала та пальцем вверх. – Мы уже три дня утренние молитвы не проводим.

– А я читала, правда про себя, – как нашкодившая девочка призналась я. – Позавчера пол ночи твердила, чтоб не заснуть. И вчера утром тоже.

– Сестры, ну как вы не можете понять! – возмутилась Юозапа. Она встала, отряхнула сюркот от налипших соломинок.- Не надо ничего мне объяснять и доказывать. Вы для себя должны решить служите ли Ему или нет. Нельзя же быть немного мертвым или чуть-чуть беременной. (Сюркот – одежда в виде туники, расшитая герольдическими знаками одевается поверх доспеха.)

– Я служу Ему, верую, но не могу себя переделать. Стараюсь изо всех сил, но не получается! – резко ответила ей Герта, она тоже поднялась и начала приводить одежду в порядок.

Ну все, начали с утра… И что Юозапе спокойно-то не живется?!

– Так все, хватит! Заканчивайте свой теологический диспут! Не веруй мы, нас бы сегодня здесь не было. У всех свои слабости и мы с ними боремся, но у каждого свой путь. И закрыли тему! – постаралась я закруглить их разговор. – Вы лучше скажите, где Агнесс?

– А она не спит? – удивилась Герта.

– Она, в отличие от нас, не пила, поэтому давно встала. Слоняется, поди, где-нибудь поблизости, – язвительно ответила Юза.

– Сестра, сбавь тон! – жестко сказала я; если сейчас это не прекратить, то перессоримся. – Герта извинись перед Юзой и мной, я перед тобой и Юозапой, а ты передо мной и Гертой. Ну, живо! Мы сестры, а не склочные торговки на базаре!

Если сейчас кто-нибудь зашел на сеновал, он стал бы свидетелем удивительной сцены. Три взрослых женщины стоят друг против друга, каются, просят прощения, а после обнимаются со словами: 'Прощаю тебя сестра, как Господь прощает'.

Позже мы разыскали Агнесс, та сидела, привалившись спиной к стене, и гладила разомлевшую кошку. Серая мурлыка прищурив глаза, улеглась у нее на коленях, и благосклонно принимала свалившиеся на нее ласки.

– Поехали? – спросила она, когда мы вышли из ворот сеновала. Я кивнула. – Лошади на конюшне у купца Борка, можем хоть сейчас забирать, сумки там же.

Лихо наша тихоня управляться научилась! Все успела.

Мы пошли следом за Агнесс. На улице было пусто, деревня отсыпалась после вчерашнего. Девочка привела нас к большущему двухэтажному дому, обнесенному высоким забором, и проскользнула в створку ворот. Едва мы зашли во двор, как пара цепных собак зашлась хриплым лаем и рванулась к нам. Откуда-то из дворовых построек вышел мальчишка лет девяти, оглушительно свистнул, псы умолкли.

– Здравствуйте тетеньки. Вам лошадок, да?

– Лошадок, – подтвердила Герта.

– А поможете мне их заседлать, а то одному подойти боязно, уж больно злющие. Вчерась вот Корка покусал один, а вдруг и меня покусает.

– Пойдем, – согласилась я; собаки заворчали нам в след, но кидаться уже не посмели.

Конюшня у купца была большой и чистой. В паре стойл были привязаны наши кони. Пятый радостно всхрапнул, и потянулся ко мне, прося угощения. Вытянула загодя припасенные ломти хлеба, он мягкими губами аккуратно взял с ладони поданное лакомство. Потрепав его по шее, я принялась пристраивать на спине потник, потом накинула седло и затянула подпругу. Вставила трензельное железо и застегнула оголовье. Жеребец начал перекатывать грызло, пристраивая его поудобнее.

– Кто-нибудь о провизии договаривался? – спросила Герта, когда мы вывели лошадей со двора.

– Сейчас в трактир заедем, там сумки дадут, – ответила Юза и села в седло.

На улицу выбежал пацан, что помогал седлать лошадей.

– Тетеньки, тетеньки, а меч дайте подержать?

– Во-первых: не тетеньки, а сестры. Во-вторых: ты его не удержишь, – ответила ему Герта.

– Ну пожалуйста-а-а. – заныл он.

– Это девчачий меч, – давать в руки оружие, кому не попадя, я не собиралась, поэтому на такой случай имела идеальную отговорку: – Настоящие воины с такими не ходят. Ты же не девочка? – мальчишка помотал головой. – Вот и незачем.

Когда мы тронулись к трактиру парнишка, ковыряя грязным пальцем в носу, смотрел вслед. Получив сумки с провизией, направились к броду. В этом месте Вихлястая раскинулась вширь, и неспешно перекатывала свои серебристые воды. Ее пологие песчаные берега поросли травой и осокой. Весной, когда таяли снега, река разливалась, они скрывались под серебристо-синей гладью, осенью же русло мелело, и вода местами доходила коню до брюха.

Чтобы попасть на другой берег мы втроем с сестрами разделись до исподнего, упаковав всю одежду по сумкам. Вода оказалась холодной, но вполне терпимой, для того чтобы плыть рядом с лошадьми. Заставлять окунаться Агнесс не рискнули, она не была закаленной как мы, и запросто могла простудиться. Пришлось усаживать ее верхом, заставляя скрестить ноги на луке седла, для страховки заставив покрепче ухватиться за невысокую спинку. Девочка покачивалась на спине своей лошади как индюшка на насесте, оставалось надеяться, что она не свалиться при переправе. Ухватив своего и коня старшей сестры за уздечки, я первой вошла в воду, следом Герта с Агнесс, Юозапа замыкающей. В этом году река сильно обмелела и была неглубокой, мы больше брели, чем плыли. Однако когда перебрались, уже зуб на зуб не попадал. Все-таки не лето. В зарослях негустого ивняка, переоделись в сухое белье и покрепче отжали мокрое, ничего – вечером высушим. Гертруда глядя на мои синие губы, велела отхлебнуть из своей фляжки. А что, дельный совет. Сделала пару глотков, и настойка огненной дорожкой побежала в желудок. Протянув фляжку звонко стучащей зубами Юзе, я спросила:

– Будешь?

– Д-давай. – согласилась она не думая.

После недолгих споров как лучше ехать, мы направились дальше, держа путь на Каменцы.

В майорат Рибургов мы въехали по Битунской дороге, вновь вернувшись на нее недалеко от границы. Полями удалось срезать довольно большой кусок пути, сэкономив при этом едва ли не полтора дня. Ленные владения герцогов с разбросанными тут и там скромными деревушками особым богатством не отличались. Да и земля была здесь каменистой и скудной на урожай.

Стоило только пересечь границу, как в первой же убогой деревне, где располагался приграничный контроль, у нас дважды проверили проездную бирку: один раз орденские и тут же герцогские служаки. Даже невооруженным глазом было видно, что они терпеть не могут друг друга и в любой момент готовы подложить противнику свинью, но, тем не менее, с вежливыми оскалами общаются друг с другом. Несмотря на церковные разъезды бедных братьев Святого Симеона, Рибурги дополнительно охраняли свои владения, содержа на службе наемных солдат. Хотя чего там охранять-то? Громадина замка на господствующей высоте, с которого просматривались окрестности, пять плешивых коз на каждое селенье и непролазные буреломы еловых лесов, в которые ни один нормальный человек не сунется.

Мы заявились ближе к вечеру, предполагая остаться в деревне на ночлег. В доме, где велся приграничный учет въезжающих, орденским предъявили проездную бирку, и им оказалось этого достаточно. А вот служивые Рибургов хоть и не посмели расспрашивать нас, кто мы и откуда, потому что вид четырех сестер в боевом облачении вызывал уважение, но, тем не менее, тщательнейшим образом записали все сведения. Пока наши имена вносились во въездную книгу, Юозапа отправилась раздобыть чего-нибудь съестного, выполняя как всегда роль главного снабжающего. За четыре дня пути все, что брали из Багрянцев, мы подъели подчистую.

Сестра вернулась смурная и заметно нервничавшая. Не пожелав ничего нам объяснять, и не слушая причитаний Агнесс, она чуть ли ни пинками загнала нас обратно в седла. На недоуменный вопрос Гертруды страшно прошипела: 'Все потом', и с места рванула в галоп.

Остановились мы минут через пять.

– В конце-концов, ты можешь объяснить, что случилось? – взвилась Герта, едва спешились. Мы шли пешком, ведя коней в поводу, чтоб, не дай Бог, не запалить. – Тебя кто за зад укусил, что ты дернула из деревни как ошпаренная? Ладно бы по дороге, так заперла нас в какую-то глушь! Чудом лошадям ноги не переломали. Подобное я только за Фирей замечала!

– Герта, охолони маленько, – перебила я старшую сестру, привычно не замечая шпильки в свою сторону. – Дай отдышаться. Прекрасно знаешь, что Юза не паникер, без причины бы оттуда не сорвалась. Чего разворчалась?

– Да я задом, с размаха запрыгивая, на край седла рухнула!

– Тебе не привыкать! – огрызнулась Юза, но потом совершенно другим тоном продолжила. – Там в деревне я наткнулась на двойной разъезд варфоломейцев: вестовой и пять братьев сопровождающих. Все с заводными конями. У вестового перевязь со 'срочной лентой'. Направляются к августинцам. Никому ничего не напоминает?

– Погоди, ты точно уверена, что к ним? – переспросила ее Герта, напрочь забыв о своем возмущении.

– Своими ушами слышала, как тебя сейчас.

– Они тебя видели? – тревожно спросила я, а то ничего себе картиночка вырисовывается!

– Нет. Я у одной бабки сыр покупала, а там корзины высокие, так что не заметили.

– Точно? – продолжала допытываться я.

– Да точно, точно! Это же с поездки к ним в монастырь все проблемы начались, поэтому я и решила убраться по-быстрому. К тому же у нас довесок за спиной, – сестра кивнула в сторону Агнесс, которая ковыляла позади с мученическим выражением лица. – Так что сцепляться с ними я бы не рискнула.

– Да с Агнесс это становится проблематично, – согласилась я. – Милочка это точно не по твою душу? – решила напоследок уточнить у девочки; та испуганно замотала головой. – Из-за чего весь сыр-бор?! Сиди, думай, голову ломай! Бродим словно с завязанными глазами, ни хрена не понятно!

– Не ругайся, – по привычке одернула меня Юза. – Лучше давайте решать, что делать? Дальше по дороге поедем или для безопасности дальним путем попробуем?

– Сталкиваться с ними я совершенно не желаю, – определилась я.

– А кто ж хочет! – веско бросила старшая сестра, а потом, глянув на небо, обеспокоено сказала: – Похоже, к ночи тучи натянет, может дождь пойти. Юза ты не слышала, они там на всю ночь останутся или дальше поедут?

– Кто их знает! – пожала плечами та. – Проще нам в поле заночевать, чем гадать, где они остановились. Если мы здесь останемся, то точно не пересечемся, – и, вздохнув, обрадовала нас: – Но в монастырь они первые прибудут, с ними нам бесполезно в скорости тягаться.

– Ясен пень, что первые! – согласилась Герта, а после предложила: – Может к Измальцу выйти, а там на Канкул?

– Не далековато в пути будет? – усомнилась Юза.

– А ты хочешь с ними нос к носу столкнуться? Мне не горит.

– Ладно, сестры, все это мелочи где пограничную метку ставить, – прервала я их, и высказала то, что больше всего беспокоило. – Меня другое волнует: что нас по приезду в монастыре ордена Святого Августина ждет? Мне не особенно охота туда соваться, не понимая чего ожидать.

– И что ты предлагаешь? Весточку Матери слать, что мы в монастырь боимся ехать!? Что страшно, аж жуть берет?! – едко поинтересовалась старшая сестра.

– Герта не ерничай!

– А ты не умничай! Сейчас бесполезно мозги напрягать! Дорога теперь длинная предстоит, вот заодно и подумаем.

– А мне что делать? – вдруг подала голос молчавшая доселе Агнесс.

– Тебе? – улыбнулась Гертруда. – Держаться нас и исполнять что велено. Так что не переживай малышка.

Тоже мне жизнелюбка нашлась!

Мы добирались до Горличей целую неделю, и все семь дней шел непрерывный моросящий дождь. В единый миг осень решила вступить в свои права. Листва разом пожелтела и наметилась опадать. Чахлые березы и осины обреченно повесили ветки, и лишь могучий ельник темнел суровой стеной. Дороги развезло, и они превратились в мешанину цепкой грязи, в которой вязли как кони, так и люди.

Добираясь до приграничного Измальца, конь Гертруды потерял подкову, и мы вынуждены были потратить день на поиски кузнеца. Под непрекращающимся дождем мы вымокали до нитки, плащи положения не спасали. Агнесс плакала от холода и хлюпала покрасневшим носом. Чтобы девочка окончательно не разболелась, мы старались ночевать под крышей, но это не улучшало ее состояния. Одежда за ночь не успевала просыхать, и по утрам приходилось натягивать ее сырой.

Чтобы доспехи не заржавели, мы сняли их и увязали в промасленные мешки. От полагающейся уставной рясы тоже были вынуждены отказаться, потому что длинный подол сразу же намокал, и на него налипали фунтовые комья грязи. Мы то ехали, то брели радом с лошадьми, завернувшись в плащи с капюшонами, так что наружу торчал лишь нос, с кончика которого каплями стекала дождевая вода.

Вдобавок я предложила сестрам сделать еще дополнительный крюк и оставить Агнесс в Горличах. Раз уж мы петляли, словно подстреленные зайцы, милей больше – милей меньше, какая разница. Глупо было переться наобум к августинцам с племянницей настоятельницы, лучше уж потом ее к ним отвезти. Долго спорили, кого с ней оставить, наконец решили что Юозапу, как самую изворотливую. Случись непредвиденное – и девочку сбережет и обратно вернуться сумеет. А в орден поедем я и Герта, как два самых сильных бойца в четверке. Мы уговорились, что оставшиеся ждут нас пару недель, а после оседают где-нибудь и шлют весточку матери в монастырь.

Очертания городских строений появились неожиданно, словно нарисованные на небе они вынырнули из серых дождевых сумерек.

Горличи – большой вольный город, населенный торгашами и сомнительными личностями всех мастей, свободно раскинулся в излучине реки. Огромные крепостные стены были уже не в силах вместить желающих жить здесь, и небогатые дома бурным потоком выплескивались за его пределы. Всегда шумный и суетный город замирал глубоко заполночь, и оживал с рассветом. Рукотворный залив, в котором устроили порт – основную золотоносную жилу, был расположен под присмотром городских укреплений, и не затихал круглые сутки. Соединенный каналом-пуповиной с руслом Арканы, он принимал у своих причалов бесконечные швартующиеся речные суда. Те в спешном порядке разгружались и вновь загружались, а потом уходили по торговым делам. Пара фортов ощетинившихся баллистами и катапультами с обоих берегов взирали на его бесконечную суету. Каменные крепостные стены скрывали за собой кривые и узкие улочки, в которых так удобно сдерживать неприятеля. Чудовищно высокие, соединенные многочисленными башнями с устроенными над ними галереями, они совсем не радовали глаз и создавали гнетущее впечатление. Перед укреплениями мог селиться любой желающий, а под защитой стен только люди состоятельные – богатые торговцы, купцы, управляющие городским советом и их приближенные.

Внутрь за крепостные стены мы въезжать не стали, чтобы остановиться там наших денег не хватит. Решили снять на ночь небольшую комнату в средней паршивости постоялом дворе, самое главное: чтоб была возможность согреться.

Уже завтра Юза найдет жилье в другом месте, так чтобы мы не знали. Излишней предосторожности в таких делах не бывает, а то еще неизвестно как дело обернуться может. С тех пор как мне поручили отвести это письмо, сплошь возникают непредвиденные ситуации. Встретиться же договорились на площади перед эшафотом, там всегда людно. Юозапа должна будет приходить через день к послеобеденной молитве и сама разыскать меня или Герту.

На постоялом дворе 'У Покарта', где мы решили остановиться, было многолюдно и все столы оказались заняты посетителями. Вид у них, конечно, был еще тот, но – по заведению и публика. Слава Господу, на нас, похоже, никто не обратил внимания. Да и сложновато разглядеть лицо в сумрачном зале под грязными разводами. К тому же мало ли кого принесло: осень в разгаре, скоро зима, лед на реке встанет. Вот и мотаются разные люди туда-сюда, торопятся – навигация-то к концу подходит.

Герта протолкалась к стойке, а мы с Юзой зажали Агнесс в угол и прикрыли спинами, чтоб не светила. С нами связываться поостерегутся, но при виде хрупкой и маленькой девушки мало ли у кого что в голову стукнуть может – местечко-то не самое благополучное. Но вот сестра махнула нам рукой: айда, мол. Юозапа тронулась первой, следом я направила Агнесс, сама прикрываю; бодигарды, ни дать ни взять. Какой-то му… мужик все же ухватил девочку за плащ, рывком разворачивая к себе.

– О! – только и успел произнести он, как Гертруда оказалась рядом и, положив руку на плечо, вкрадчиво поинтересовалась.

– Паря, тебе, что жить не весело? – хватка у сестры железная, захочешь, не вырвешься. – Тряпочку отпусти! – и сжала пальцы. Не слишком приятное ощущение, когда в захвате плечо над ключицей оказывается, руку от боли чувствовать перестаешь.

А я повернулась лицом к сидящим в зале, недвусмысленно показывая перекрестие меча, чтоб лишних движений не намечалось. Агнесс тоже умница, стояла молча и не паниковала. А то только заварушки нам здесь и не хватало!

– Вот и молодец, – так же тихо прошептала на ухо мужику Гертруда, когда тот выпустил полу плаща. И уже нам: – За мной.

Мы отконвоировали девочку наверх. Не спутница, а все тридцать три несчастья.

Комната что удалось снять Гертруде, была небольшой, вмещала лишь пару нешироких кроватей и колченогий стул возле мутного оконца.

– Скромненько, – входя, прокомментировала Юозапа.

– Сколько денег было, на то и дали, – ответила, словно бы оправдываясь, старшая сестра. – Спать по двое будем, – и захлопнула за нами дверь.

Все, можно расслабиться, сегодня никуда не спешим.

– Камин здесь или печка есть? – спросила продрогшая Агнесс, выбившая зубами отчетливо слышную дробь. В комнате было холодно, вдобавок от окна сильно сквозило.

– Окстись! Кто тебе печку принесет? Не зима ведь. Так согреемся, – сказала я, снимая переметные сумки с плеча и бросая их на пол, чтоб ничего ими не испачкать. Сами все грязные с ног до головы, и вещи тоже.

– А если я еще денег дам? – предложила она.

– Деньгами светить, когда я так отчаянно торговалась? Ты в своем уме? – постучала пальцем по лбу Гертруда. – Чем меньше нас запомнят, тем лучше. Это заведение не того пошиба. Твой заказ переносной печки станет большим событием для прислуги. А оно нам надо?! Раздевайся и лезь под одеяло, отойдешь. Я за едой вниз пошла.

– Может лучше я? – предложила свою кандидатуру Юозапа.

– У меня быстрее выйдет. Ко мне, знаешь ли, точно не привяжутся, – хмыкнула Герта, потирая пальцем шрам на щеке. – Даже оружие доставать не понадобится, а тебе в случае чего помахать придется.

Действительно полезть к старшей сестре мог бы только умалишенный, со статью и размерами першерона она у любого отбивала желание цепляться. Гертруда спустилась вниз, а мы принялись раздеваться. На спинки кроватей развесили сырые плащи и куртки, стянули напрочь мокрющие сапоги. Да, переносная печка или на худой конец жаровня оказались бы сейчас истинным удовольствием!

В дверь постучали. Мы с Юзой как были в исподнем и босые, единым движением схватились за клинки.

– Да? – громко спросила я.

– Это Герта, со мной прислужник.

Мы расслабленно выдохнули. Махнув Агнесс рукой на дальний угол, мол, давай туда, я дождалась пока Юза встанет за дверью, и уже только после этого повернула ключ в замке. Подперев коленом, чтоб не распахнули рывком, стала неспешно открывать вовнутрь. В образовавшемся проеме стояла Гертруда и какой-то мужичок сомнительного вида с двумя ведрами в руках.

– Держи, – старшая сестра сунула мне поднос, заставленный мисками с едой, и вновь повернулась к нему. Стараясь удержать поднос одной рукой, я передала его Юзе, и тут же встала как прежде. А Герта отобрала у мужика ведра и бросила: – Свободен!

Прислужник замялся, норовя заглянуть внутрь, однако сестра закрывала ему весь обзор, второй преградой была я, тоже с не очень ласковым взглядом. Догадавшись, что тот просто-напросто хочет получить маленькую монетку за труды, я завела руку за спину и пошевелила пальцами; наш условный знак. Юозапа положила мне в ладонь какую-то мелочь. Я высунула руку в дверь, и поманила его к себе.

– Держи.

Мужик бочком подскочил, ловким движением ухватил медную монету, и шустро вернулся обратно. Похоже, припугнула его сестра изрядно.

– Благодарствую. Ежели что, зовите, – он коротко поклонился, а потом припустил по коридору и горохом скатился по лестнице.

Я забрала Гертруды одно ведро, и отойдя от двери, пропустила ее в комнату.

– Водичка! – оптимистично воскликнула Юза, увидевшая ведра. – Хоть сполоснемся чуток.

От воды поднимался легкий парок: горячая, благодать. Мы наскоро умылись, обтерлись от двухнедельной грязи, не до роскошеств хорошей купальни сейчас, и приступили к ужину. Еда была немудреная: вареное мясо большими кусками, каша со шкварками, поджаренный на смальце лук золотисто-рыжей горкой, здоровые ломти хлеба и горячая варенуха в кувшине. Правда, не та, которую я пила в детстве – с корицей и гвоздикой. Такую подают только в богатом доме, и для простого люда она слишком дорога. Здесь же был обычный травяной завар из мяты и зверобоя, смешанный наполовину с ягодным самодельным вином и приправленный большим количеством меда. Но, выпив его тоже можно согреться. (Смалец – вытопленное нутряное свиное сало, еду на нем готовили только самые бедные. Варенуха – глинтвейн)

Мы заканчивали ужинать, как вдруг Агнесс, уже клюющая носом, заерзала, недвусмысленно намекая, что ей надо на двор.

– Сейчас, все бросили и повели тебя строем, – буркнула недовольная Юза, – Вон в углу пустое ведро, вперед, – девочка замялась, похоже, ей были непривычны подобные удобства. – Давай, если хочешь, мы отвернемся, застенчивая ты наша.

В походах мы не обращали на подобные мелочи никакого внимания; просто удивительная двойственность поведения. В монастырях мы были само смирение и образец добродетели, ну хотя бы старались принять подобный вид, а в 'поле' сквернословили, ругались между собой, справляли нужду друг перед другом без малейшего смущения. Думаю, что настоятельница прекрасно знала о нашем поведении, поскольку сама была когда-то боевой сестрой, и теперь не пыталась что-либо изменить. А вот в духовных орденах было все по-другому. Там что в монастыре, что за его стенами – сплошная скромность и следование всем обетам; проще заставить свинью летать, чем монашку непристойно выражаться. Возможно все дело в войне: мы же боевой орден, не до сантиментов бывает, когда кому-нибудь голову сносишь. А уж братья! Те скажут, так скажут: иной раз просто заслушиваешься, как и кого они склоняют!

Когда девочка закончила свои дела, плотно прикрыв крышку на ведре, я решила поподробнее расспросить об ее прежней жизни.

– Агнесс, ты ведь у нас из благородных, можно сказать белая кость, – начала я издалека.

– С чего вы взяли? – насторожилась она.

– Хгм-м. Уж за дур нас совсем не держи, – посоветовала я. – Во-первых: ты племянница настоятельницы, а во-вторых – по тебе же сразу видать, где воспитывалась. Скажи, чья ты дочь? – сразу решила отбросить все политесы, не люблю, когда меня норовят поводить за нос.

– Это как?

– У тебя отца как зовут? – продолжила допытываться я.

– А вам зачем? Мне тетка строго-настрого запретила что-либо о себе рассказывать. Вы даже не должны были знать, что я – ее племянница.

От удивления я аж опешила, но быстро справившись с собой, возмущенно выдала:

– Зашибись себе таинственность! Слушай ты, ларчик с потайным дном! Может мы из-за тебя в нехорошую историю влипли, сидим – знать, ничего не знаем! Нам о тебе что-то в монастыре Святого Августина говорить надо? Надо. Тебя же там оставлять придется, вот и давай рассказывай, – продолжила давить я на нее.

– Мне тетка еще одно письмо дала, я его настоятелю должна передать, – наконец выдавила из себя Агнесс.

– Так, красавица! Для меня у тебя все письма? Или может быть стоит хорошенько поискать?! – терпеть не могу подобную таинственность! Нам ведь неизвестно из-за чего на нас тогда напали, то ли из-за письма, то ли из-за нее?

– Нет это все, – мотнула головой девочка. – Вы должны меня оставить там, а дальше это не ваши заботы.

Я взбеленилась. Никто, кроме настоятельницы не смел разговаривать со мной подобным образом. А тут эта сопля позволила себе подобный тон!

– Смотрите, как мы заговорили! Как от холода рыдать или от стертой задницы, это мы завсегда, пожалуйста, бедная малышка! А тут чисто герцогиня!

Агнесс тут же смутилась:

– Я не в этом смысле, просто тетя сказала, что чем вы меньше знаете, тем для вас лучше, – сразу же поправилась она, и виновато добавила. – А чтобы я вам ничего не разболтала, она и мне не рассказала.

– Но назвать имя отца ты все же можешь, – я так просто не сдамся!

– Давайте не надо… – как-то нелогично попросила она. – Вы все равно скоро от меня избавитесь.

– Есфирь, да отстань ты от девочки, – попросила меня Юозапа. – Что за мания у тебя такая – вечно все выспрашивать?! Мало по шапке за свое любопытство получала?!

– Про письмо я ничего не знала, а что в итоге?!

– Да ничего в итоге. Констансу, поди, что-то узнать надо было помимо этого, вот и пытался опоить. А коня перековать собирались, так чтобы побольше времени дать старику подумать, или письмо там какое написать. Думаешь ты одна такая невезучая? Меня вон тоже однажды опоили, так оказалось, что пытались урожай овса в наших комендатериях заранее выяснить, чтоб свой по низкой цене не отдать, а то вдруг продешевят! Он, наверное, и матери собирался что-нибудь передать, а ты смылась как чокнутая! – поведала мне сестра.

Я скривилась. Если то, что сказала мне Юза – правда, то я, конечно же, выгляжу дура-дурой, но чует мое сердце, что здесь не все так просто.

– Ладно, давайте спать, – бросила я к облегчению Агнесс, все одно толком сегодня у нее допытать не получится. – Нам завтра вставать рано.

Мы улеглись на кровати по двое – Гертруда с мелкой Агнесс, а я с Юозапой. Хоть вышло тесно, но спать вместе гораздо теплее. Правда, поворачиваться будем, как в той шутке 'по команде', иначе попадаем.

Утро выдалось холодным и пасмурным. За ночь комната так выстыла, что при дыхании с губ срывался едва заметный пар. Мы лежали с Юзой ложечкой: спина к груди, Агнесс закопалась Герте под бок, и укрылась с головой. Я осторожно толкнула сестру пяткой и шепотом добавила:

– Подъем.

– Уже полдень? – раздалось из-за спины. А когда я повернулась, Юозапа лениво приоткрыла один глаз.

– Почему полдень? – удивилась я.

– Потому что ты сама проснулась, – едко прокомментировала она.

– Язва.

– Вы, засони! С добрым утром! – в полный голос сказала Гертруда. – Я на вас уже час смотрю. Па-адъем! – гаркнула она и ухватила спящую Агнесс за бока.

Вы видели, чтобы с кровати выпрыгивали, оттолкнувшись от нее всем телом? Редкое зрелище! Просто чудо, что после невероятного скачка наша красотка устояла на ногах и не убилась. Она хватала воздух открытым ртом, и очумело оглядывалась по сторонам.

– Утро доброе! – поприветствовала ее Юза, и, потягиваясь, поднялась с постели.

– А? Что? Доброе… – девочка, наконец, проморгалась, выдохнула, обретая дар речи.

Вот так выглядит знаменитая побудка Гертруды в чужом исполнении, если смотреть на это со стороны. В данном случае ее устроили Агнесс. С нами же подобным образом уже не пошутишь, в ответ прилетит – не отмашешься.

– Ну что, быстренько позавтракали и по коням?! – предложила я, начиная одеваться. Поддоспешник был чуть влажный, а сапоги совершенно не высохли в холодной комнате.

– Три тебе завтрака. Здесь жратву подают только после обеда, – обрадовала нас старшая сестра.

– Вчера предупредить не могла?! – раздраженно заметила Юза, натягивая стегач. – Все бы не съели.

– Сегодня пятница, постный день, – начала выкручиваться Герта.

– А ты головой нигде не ударялась? Обычно посты за тобой не наблюдаются, – выгнула бровь Юозапа, перестав застегивать поддоспешник.

– Ну хорошо, я просто-напросто забыла об этом сказать! – наконец созналась та. – Ничего страшного, можно подумать, нам привыкать.

Ох-хо-хо! Тоскливо будет отправляться в дорогу на голодный желудок. Настроение махом скисло. Мы споро собрались, надвинули капюшоны пониже, и гуськом вышли за дверь. Быстро прошли по коридору, спустились вниз в залу. При свете дня постоялый двор предстал перед нами во всем своем убожестве. Нет, мы ночевали в местах и похуже, но тут тоже изрядный клоповник. Лавки лежали на столах кверху ножками. Ну надо же! Здесь даже пытаются убираться или хотя бы подметать пол. За стойкой никого не было, у входа на голой лавке вытянулся какой-то бугай самого бандитского вида. Когда мы подошли к дверям, он, не вставая с лежбища, вытянул руку, преградив нам путь, и гаркнул.

– Верус!

На вопль вышел заспанный хозяин, почесал большой живот, и, бросив на нас хмурый взгляд, выдал.

– Оплачено, отпускай, – потом громогласно зевнул, развернулся и утопал прочь.

Здоровяк убрал руку. Мы вышли. Ну и обслуга здесь, ишь как пасут клиентов, а то вдруг смоются не заплатив.

Под небольшим навесом стояли наши лошади, других не было. Свели что ли? Это наши чужому в руки не дадутся. А вот седла отсутствовали. Вот гады! Но нет зря наговариваю: вон давешний мужичек тянет Гертрудино.

Мы оседлали коней и выехали за ограду.

– Ну что, сестры, с Богом! – попрощалась с нами Юозапа.

– Давай, с Господом! – махнула я в ответ рукой. – Если все сложится удачно – встретимся.

Гертруда тоже махнула им на прощанье и мы, направились вниз по улице, прочь от городских стен. Ехали не оборачиваясь, потому что оглядываться плохая примета.