"Письмо с которого все началось" - читать интересную книгу автора (Елена Ковалевская)

Глава 7.

Последующие четыре дня епископа прошли в обыденных хлопотах. Так было всегда: после приезда его высокопреосвященства в ауберг церковники, принадлежащие епархии Констанса около недели занимались только бумажными делами. Он как глава самолично разбирался в распределении денежных средств на нужды монастырей, читал отчеты суффраганов о положении в их провинциях. К тому же необходимо было обратить внимание на различные доклады, доносы, рапорта и прочую волокиту, за которой нужен пригляд рачительного хозяина. А ведь никто не отменял заботы о личных ленных владениях, в которых тоже нужен постоянный надзор за управляющими. Со многими бумагами Констанс предпочитал разбираться сам, не перекладывая эту обязанность на подчиненных.

Львиную долю документов брал на себя старший брат Джарвис, заведующий всеми делами епархии в ауберге в отсутствие епископа, после этого они попадали на стол к Боклерку, который приводил их в удобоваримый вид, а после все отчеты попадали пред светлые очи его преосвященства.

Наконец дней через пять в вале бумаг и пергаментов забрезжил просвет, и епископ вновь готов был позволить себе заняться внутрицерковными проблемами и политикой, а проще говоря – продолжить интриговать, стремясь упрочить свои позиции и пошатнуть чужие. Всем известно: политика – эта игра, которая не надоедает.

В среду у его преосвященства была запланирована встреча с нужным человеком в окружении самого Папы Геласия IX. В преддверии войны с Нурбаном Констансу необходимо было в спешно предпринять какие-то шаги, чтоб остаться в Святом городе, а не отправиться на места сражений вместе с командором. То, что она будет, он уже не сомневался, хотя в доставленном письме, сие описывалось весьма размыто. Епископ, сгустив краски, невольно более четко обрисовал картину, нежели чем отражалось в послании. Такой вывод он сделал из продолжительного разговора, состоявшегося в лавке портного с предстоятелем ордена Тишайших. Почему разведка до сих пор не свела все имеющиеся факты воедино и не подняла на дыбы бейлифат, оставалось только догадываться. Впрочем, такое нынешнее промедление Констансу было на руку. При планомерном развитии событий, когда подготовка к войне протекала бы явно, без лишней суеты и спешки, маршал Сикст ни за что не позволил бы епископу остаться в ауберге, тем более что он уже предупредил Констанса, что не отпустит его далеко от себя. А для его преосвященства совместная поездка с командором означала крушение всех его прежних планов. Епископ медленно, но верно карабкался вверх, шаг за шагом стремясь к своей цели. Занимая позицию, он уже не отступал, а прочно закреплялся на ней. Последним препятствием стал командор Сикст, брат короля Халистийского государства – вершина невероятной величины, но его преосвященству Констансу упорства и терпения тоже не занимать. Уже восемь лет длилось противостояние, он все ближе был к заветной мечте – посту главы ордена. Но теперь вся тщательно выверенная интрига рушились, и чтобы хоть как-то спасти ее, епископу, во что бы то ни стало, требовалось остаться в ауберге на время боевых действий, чтобы, постоянно держа руку на пульсе, успеть скомпрометировать командора.

Впрочем, последний разговор с клириком из Святого Георга натолкнул его преосвященство на весьма интересные мысли, заставив задуматься о выборе другой, более высокой цели, чем должность командора ордена. Пока Констанс не мог определиться в своем предпочтении, однако и попытаться усидеть на двух стульях стоящих в разных углах комнаты – задача невыполнимая. Однако бросать старые замыслы и хвататься за новые, тоже было не самой лучшей идеей. Поэтому он решил – пока занять выжидательную позицию, но за оставшееся время до начала военных действий постараться приблизится к окружению Святого Престола.

Первым шагом на этом пути являлась сегодняшняя встреча с младшим прокуратором Геласия IX. Она была намечена в небольшой капелле на улице 'Третьего Дня Возвещения'. (Прокуратор – управляющий)

Его преосвященство Констанс прибыл за четверть часа до назначенного времени, и был этим весьма недоволен. Равномерно распределив злость на послушнике и братьях, что несли паланкин, оставшиеся до встречи минуты он заставил гулять их по соседней улице. Положение складывалось двоякое, с одной стороны: звание младший прокуратор на пару позиций ниже, чем целый епархиальный епископ, с другой – предстоящий разговор очень важен, и опоздать на него – означало проявить неуважение к собеседнику. В идеале Констанс должен был появиться в четко оговоренное время, не уронив своего достоинства. Поэтому за несоблюдение требуемых условий поплатились Марк и носильщики.

Когда же положенный срок настал, паланкин опустился перед входом в часовню. С лица его преосвященства в миг сошло недовольное выражение, и оно приобрело благостное радушие. Перед дверью он осенил себя знамением, а затем вошел.

Внутри капеллы стоял полумрак, слегка разгоняемый горящими свечами. Над алтарем, чуть наклоненный вперед располагался резной, увитый терниями и розами символ Веры – большой крест из торинского дерева. Под ним ниже на позолоченной подставке находилась статуя Великомученицы Кудруны, в простых одеждах и покрывалом на склоненной голове.

Едва его преосвященство оказался возле алтаря, как навстречу ему из ризницы вышел худой высокий мужчина, в светло-серой сутане с тонкой алой оторочкой по низу, указывающей на служащего среднего ранга при Святом Престоле. Из-за слегка вытянутой формы головы лицо его имело довольно сухое и, можно даже сказать, строгое выражение. Впечатление дополнительно усиливали впалые щеки и острый подбородок.

– Господь посреди нас, – первым вступил в разговор мужчина, являвшийся младшим прокуратором.

– Во веки веков. Аминь, – отозвался Констанс, как будто не замечая, что к нему обратились как к равному, а не вышестоящему по положению. – Благостного дня вам прокуратор, – епископ даже опустил полное титулование собеседника.

Когда было необходимо, он смирял гордыню, позволяя небольшое умаление занимаемого им сана. Впрочем, как только надобность в таком человеке исчезала, епископ моментально вспоминал допущенные в свою сторону выпады, и наносил оскорбившему стремительный удар. Прощать, пусть даже мелкие нападки, в Sanctus Urbs было не в чести.

– И вам того же, – отозвался прокуратор с ленцой в голосе. – Вы что-то хотели ваше преосвященство?

– Всего лишь короткую встречу ваше преподобие, – поскольку, его наглость начала переходить все мыслимые границы, епископу пришлось указать на степень при помощи титулования, ведь обращение 'преосвященство' находится на две ступени выше 'преподобия'. – Насколько я знаю, в пятницу Папа Геласий IX дает открытый завтрак в честь дня Святого Бенедикта, и мне бы хотелось в этот праздничный день преподнести Его Святейшеству подарок.

– Епископ, – весьма сухо начал прокуратор. – Распределение приглашений на трапезу Его Святейшества находятся вне моей компетенции.

– Ну что ж, жаль, очень жаль! – как-то неожиданно легко согласился Констанс, от чего непроницаемая маска строгого высокомерия, нацепленная на лицо мужчины, потрескалась, и теперь тот выглядел слегка растерянным. – Видимо, мне придется обратиться к младшему прокуратору Эрманериху.

Мужчину перекосило, едва он услышал имя соперника.

– Я постараюсь что-нибудь для вас сделать, – поспешил туманно заметить он.

– Увы, мне необходимо знать наверняка, – твердо произнес его преосвященство, продолжая давить на собеседника. – А если я буду знать точно, то моя благодарность будет иметь вес, и немалый. Надеюсь, вы понимаете меня?

– Я постараюсь сделать все от меня зависящее, но… – прокуратор заметно оживился, но давать полного согласия пока не решался.

– Я буду ОЧЕНЬ благодарен! А вам подобное содействие не доставит неприятностей, – заверил его Констанс, видя, что лишь неуверенность в собственной безопасности удерживает собеседника от безоговорочной капитуляции.

– Хорошо, – наконец решился прокуратор. – Сегодня же вечером у меня будет требуемое приглашение, правда на место за столом вы можете не рассчитывать, будете лишь только как наблюдающий.

– Этого достаточно, – заверил его епископ.

– Тогда необходимо что бы кто-нибудь забрал бумагу у меня прямиком из паласта. После окончания ночной службы, я буду ждать вашего человека у третьего кипариса слева возле входа в парковый лабиринт.

– Замечательно, – его преподобие позволил себе скупую улыбку. – К вам подойдет кто-нибудь из моих братьев, а чтобы вы не ошиблись, скажет 'Святая Витеге, будь милостива к моему урожаю', заодно и передаст вам мою благодарность. После чего вы поймете, что сотрудничать со мной одно удовольствие.

На подобное замечание мужчина ничего не ответил, но слегка склонил голову в знак согласия, а затем решил распрощаться.

– Спаси вас Господи.

– И вас, – кивнул ему в ответ Констанс.

Прокуратор развернулся и ушел в ризницу. Епископ постоял еще немного, подняв глаза к Божьему знаку, потом, склонив седую голову с круглой шапочкой на макушке подобно Великомученице Кудруне, осенил себя знамением, и вышел на улицу. Едва он показался в дверях капеллы, как с его лица слетело все благодушие, на скулах заходили желваки, до того крепко он стиснул зубы. Нетерпеливый взмах рукой, и носильщики чуть ли не бегом сорвались с места, поспешив опустить паланкин перед его преподобием.

– Зарвавшийся щенок! – бросил он со злостью, и, выдохнув, добавил. – В ауберг! Живо!

За присутствие на открытом завтраке Его Святейшества Папы Геласия IX епископу Констансу пришлось выложить крупную сумму в 30 золотых. Единственным оправданием такой расточительности служило то, что место, доставшееся его высокопреосвященству, было внизу на стуле, а не на балконе, как у многих.

Открытые завтраки, обеды или ужины были самым привычным делом у пресвитерия в Sanctus Urbs. В просторном зале с узкими внутренними балконами по двум сторонам устанавливался большой стол, за которым трапезничали глава мероприятия и его гости. За этим процессом могли наблюдать приглашенные зрители. Попасть на такое застолье считалось очень почетным. Конечно же, верхом важности было оказаться за одним столом с хозяином, но и стать наблюдающим было не менее престижно. Среди зрителей, первые по степени значимости, являлись посаженные на стулья непосредственно в зале, вдоль одной из его стен. Вторыми – люди, стоящие на балконах и смотрящие вниз на накрытый стол.

Утренний зал, в котором давал открытый завтрак Его Святейшество, был очень большим и светлым. В окна, выходившие на восток, уже вовсю заглядывало солнце, переливаясь на стенах забранных белой парчой расшитой золотыми узорами из роз, которые так любил нынешний глава престола.

До начала открытого завтрака первыми провели приглашенных на балконы, вторыми тех, кому предназначались стулья. Констанс пришел на завтрак, облаченный в полагающуюся ему по сану фиолетовую сутану с широким полотняным поясом малинового цвета с белой окантовкой, указывающей на степень primus fidem merens. С собой он принес завернутую в шелковый плат книгу, приобретенную за баснословную стоимость у книготорговца в прошлую пятницу. Оказалось, что рядом с ним будут сидеть еще двое: епископ адмонитианцев и недавний собеседник епископ-суффраган Герран. Едва войдя в зал, они легким кивком поприветствовали друг друга, и более ни единым жестом или действием не показали, что знакомы.

Слегка затянув паузу, к столу прошествовали четверо гостей. Последним в зал вошел сам Папа Геласий IX – весьма бодрый старец, сильнейший глава Единой Церкви за последние шестьдесят лет. Он с подслеповатым прищуром окинул всех собравшихся, желчно усмехнулся: 'Полна шкатулка…' – и уселся в кресло. Следом на сиденья опустились гости, потом епископы, прочие же остались стоять.

Его Святейшество Геласий IX был приблизительно одного возраста с Констансом. Небольшого роста, сухой старец со смуглой кожей и черными глазами урожденного халисийца. Белоснежные от седины волосы пушистым облаком вились вокруг лица, и солнце, что падало со спины, заставляло светиться их, образуя ореол над головой.

За накрытым столом с двух сторон от Геласия IX сидели четверо гостей: Командор ордена Святого Георга главный бейлиф его высокопреосвященство Цемп, кардинал ордена Слушающих главный инквизитор его высокопреосвященство Тамасин де Метус, командор ордена Святого Жофре Благочестивого главный госпитальер его высокопреосвященство Ортфрид и ее благочестие или главная надзирающая за женскими орденами при Святом Престоле ее высокопреподобие Саския – единственная женщина в паласте.

Со всеми сидящими за столом Констанс был шапочно знаком, но более тесного общения до этого момента старался избегать. Самым безобидным из присутствующих являлся главный бейлиф Цемп – верный пес Папы, готовый в любой момент сложить за него голову. Епископа усадили лицом как раз к нему; бейлиф если узнал его, то не подал вида. Остальные же были людьми опасными, на пути у которых вставать никому не рекомендовалось. Главный госпитальер был завзятым интриганом, идущим к намеченной цели по головам, а точнее по трупам. Инквизитор Тамасин де Метус – единственный кому дозволили оставить за собой право именоваться фамилией семьи – слыл человеком страшным, фанатиком своего дела, но безмерно преданным главе Святого Престола. Ее благочестие Саския – родная сестра Геласия IX, была единственной женщиной, допущенной в паласт за последние семьдесят лет. Маленькая, всегда закутанная с ног до головы в черное, она являлась обладательницей несгибаемой воли и гадючьего нрава. А в крепости и стойкости веры могла потягаться с сидевшим напротив ее кардиналом Тамасином. В общем, теплая компания.

Его высокопреподобие Констанс опасался из присутствующих на завтраке лишь одного человека, а точнее одну – благочестивую Саскию. Если он, как епископ боевого ордена, для кардинала Тамасина не был подчиненным, то для сестры Его Святейшества не существовало подобных препятствий. Разделения на духовные и боевые ветви Единой Церкви она попросту игнорировала. Впрочем, из-за возможного пристального внимания со стороны этой дьяволицы он не собирался отказываться от своего нового намерения – занять одинаковое с ними положение. Как говориться: уравняем силы, а потом посмотрим кто кого.

Личный брат-прислужник положил Папе на тарелку порцию приготовленной на пару луфари и маленький похгутский хлебец. В бокал налил белой малвазии. Его Святейшество отправил первый кусочек в рот, немного пожевал, проглотил и запил вином.

– Сносно. Братец положи-ка мне вон того соусу, желтого, – приказал он, замершему за его спиной прислужнику. Тот поспешил исполнить.

После того как глава Святого Престола попробовал первое блюдо к трапезе уже могли приступать все присутствующие за столом. Командоры и кардинал накладывали себе разнообразные явства, благочестивая Саския положила себе маленький кусочек от карпа с раковым кулисом и вяло без аппетита в нем ковырялась.

Безусловно, стол был впечатляющим и радовал разносолами: терины с крылами в пуре зеленом, крыла в пармезане, котлеты из вепря в сливовом соусе, тешка из северной рыбы, кальмары с ветчиною, пулярды с трюфелями, тартелеты, соленые персики и гато из зеленого винограда.

Епископ не был особо удивлен разнообразием поданных блюд, он сам мог позволить себе не менее грандиозный завтрак, обед или ужин. Однако выбрасывать такие деньги на удовлетворение своих прихотей считал чрезмерным расточительством.

– Сегодня весьма погожий день, не так ли?! – обратился главный бейлиф Цемп к сидящей рядом с ним Саскии.

– Не так, – буркнула та, не поднимая на него глаз. Цемп немало не смутившись, продолжил.

– Вы считаете, что день Святого Бенедикта должен быть дождливым?

– Я считаю, что день Святого Бенедикта должен быть, – последовал ответ.

– Саския, душа моя, вы сегодня не в настроении? – осведомился Папа со своего места во главе стола.

– Когда я вижу большие суммы, выбрасываемые, чтобы пустить пыль в глаза, то испытываю крайнее недовольство. Такие деньги могли бы расходоваться более целесообразно! – едко ответила благочестивая.

– Вы всегда слыли экономной, душа моя, – заметил Геласий IX, нисколько не смущенный резкой отповедью сестры. – Однако этот завтрак оплачивает кардинал Тамасин.

– Лучше бы он построил себе новый каземат, – тихо прошипела она.

– Спасибо, ваше высокопреподобие, у меня достаточно, – равнодушно ответил инквизитор Тамасин, прекрасно расслышав задавленное шипение с противоположного края стола. Он неспешно намазывал серебряным ножом на похгутский хлебец паштет из языков. – В день покровителя всех паломников, думается мне, можно потратить небольшую сумму, чтобы угостить завтраком столь преданную дочь веры и нашей Матери Церкви.

На последовавшую за тем четверть часа за столом воцарилось молчание, прерываемое лишь звяканьем столовых приборов о фарфоровую посуду. Но вот Папа, утолив первый голод, принялся оглядывать зал.

– Я смотрю, у приглашенного нами…- обратил он внимание на сидящих возле стены. – Епископ Констанс из ордена Варфоломея Карающего, если я не ошибаюсь?!

– Ни в коей мере, Ваше Святейшество, – подтвердил тот, деликатно склонив голову.

– Я смотрю у вас какой-то сверток в руках?

– Да, Ваше Святейшество, это подарок сей светлый день Бенедикта.

– Вот как? Интересно. Сын мой, подойдите-ка сюда. Кто-нибудь поставьте стул и приборы для епископа. Насколько я помню, вы не просто епископ, а primus fidem merens?

– И это истинно, Ваше Святейшество, – согласился Констанс, подходя к Папе и еще раз кланяясь.

– Вот сюда, – указал Геласий на место рядом с собой брату, который принес стул. – Мне любопытно, что у вас?

К епископу подошел личный прислужник Папы принял у того завернутый фолиант и поднес к Его Святейшеству.

– Посмотрим… – Геласий лично принялся разворачивать шелковый плат, добираясь до содержимого. – Великолепно!

– Ключ, Ваше Святейшество, – епископ протянул главе Единой Церкви футляр, внутри которого на бархатной подкладке лежал маленький ключик. Тот слегка шевельнул рукой, брат-прислужник опустил фолиант на подставленный стул, и, забрав из рук его преосвященства коробочку, открыл ее. Потом достал серебряный ключ и раскрыл книгу на первой странице.

– Что ж символично! – произнес Папа, прочтя название. – Где вы ее нашли? Эти жизнеописания считались давно утерянными.

– Папа Филипп VII подарил эту книгу маршалу Бонифацию, после чего она долгое время хранилась у рода Кроке. Зная, что вы ищите подобные вещи, я поспешил выкупить ее у младшего сына барона, – пояснил Констанс, стоя рядом с братом-прислужником.

– Это замечательно, что есть столь верные сыны у Церкви. Прошу, сын мой, – книгу унесли, и Констанс аккуратно опустился на подставленный стул.

– Благодарю вас, Ваше Святейшество, – он положил на тарелку немного паровой луфари и приступил к еде.

Все! Можно сказать – взлет сделан стремительный, теперь самое главное – не упасть.

– Скажите, епископ, – обратился к нему главный госпитальер Ортфрид, подаваясь вперед, чтобы ему было лучше видно из-за сидящего рядом кардинала Тамасина. – А что бы вы сказали ее благочестию Саскии на замечание об излишней трате средств?

Казалось, что все сидящие за столом затаили дыхание. Вот оно, началось! Главный госпитальер Ортфрид, как прожженный интриган первым решил прощупать вновь-прибывшего. Естественно он был наслышан о хитром варфоломейском Лисе, и хотя не сталкивался с ним нос к носу, но краем уха уловил слухи об его коварности.

– В какой-то мере я разделяю осуждение ее высокопреподобия о напрасном расходе денег на столь пышный завтрак, – осторожно начал Констанс. – Хотя стол и выше всех похвал. Но я бы израсходовал эти суммы на другие цели.

– Вот как? – улыбнулся командор, предвкушая возможную атаку инквизитора на дерзновенного.

– Именно так, – подтвердил епископ. – У меня бы были немного другие способы потратить эти деньги.

– И куда бы вы их потратили? – холодно поинтересовался кардинал Тамасин, повернув голову к сидящему рядом епископу.

– Я ценю старинные книги и рукописи, кои стремлюсь собирать и возвращать в ведения Церкви и ордена в частности.

– Это похвально, сын мой, – благодушно заметил Его Святейшество, откидываясь в кресле.

Констанс, зная заранее о слабости Папы, с легкостью выкрутился из пробной ловушки, которую ему устроил главный госпитальер. Теперь после одобрения его занятий Геласием, никто из присутствующих кроме Саскии не посмеет высказать своего неудовольствия. Сестра Его Святейшества промолчала, не обращая внимания на подковерную возню Ортфрида.

Завтрак шел своим чередом, после основных блюд подали, сладкое и разнообразные вина. На протяжении всей трапезы сидящие за столом, исключая Папу и его сестру, постоянно устраивали епископу словесные ловушки, наносили слабо завуалированные выпады, всячески старались вывести из равновесия, дабы тот очернил себя перед Святым Престолом. Но его преосвященство был весьма опытным бойцом, отточившим мастерство за многие десятилетия. Он с легкостью выворачивался из клещей, в которые его стремились загнать главный госпитальер Ортфрид и подключившийся к нему Инквизитор Тамасин, отвечал на каверзные вопросы главного бейлифа Цемпа. И с непринужденной, отработанной годами грацией сам умудрялся раз за разом усаживать сотрапезников в подготовленную ими же яму. По окончании застолья Констансу был сделан роскошный подарок, которого он не ожидал, но тайно на него надеялся – Папа Геласий IX пригласил его преосвященство на молебен в Главный Собор, который должен был состояться в это воскресенье.

Известие о созыве внеочередного конвента для многих грянуло как гром среди ясного неба. Командор ордена Варфоломея Карающего главный маршал его высокопреосвященство Сикст срочно вызвал епископа к себе в бергфрид. Когда Констанс вошел к командору, тот расхаживал по кабинету из угла в угол, нервно перебирая четки в руках.

– Вы знаете, по какому поводу собирают внеочередной конвент?! – опустив положенное приветствие, маршал сразу перешел к делу.

– Нет, ваше высокопреосвященство, ни в малейшей степени, – заверил его Констанс понимая, что это звучит довольно неискренне. Последние дни в ордене Святого Иеронима то и дело вспыхивали ссоры и скандалы, которые не удавалось удержать в стенах их резиденции. Наиболее активным участником, как слышал его преосвященство, был епископ-суффраган Герран.

– Предстоит смещение адмирала Форсина, и заменой его зеленым сопляком! – с негодованием рычал командор Сикст.

– Но это же замечательно, – наигранно произнес епископ. – Вам это только на руку. На возможную войну отправится молодой полководец, который будет стремиться покрыть себя в боях неувядаемой славой.

– Брехня! – рявкнул маршал. – Не стройте из себя идиота, Констанс! Я прекрасно знаю, что вы не настолько глупы, как пытаетесь казаться! Эти кретины в понедельник на конвенте собираются снять с адмирала все полномочия и не более того! И вы как никто другой об этом знаете! Эти безмозглые дураки еще пол года будут рядить между собой, кого поставить на его место! А пока во главе ордена будет стоять слюнявый безвольный тупица Козимо! На войну поеду я! Я-а! – кричал на епископа Сикст, стуча себя кулаком в грудь. – И не делайте такие невинные глаза, будто не знаете, что она будет! Учтите, епископ, если я отправлюсь в Приолонь, то вы поедете со мной! И вас ничто не спасет от этого! Ни заступничество змеищи Саскии, ни даже самого Папы!

Сикст абсолютно не доверял своему первому 'доверенному' лицу, зная о стремлении того занять место главы ордена. Однако старался держать его поблизости, соблюдая поговорку о необходимости не выпускать врага из виду. Известия о готовящейся войне, сообщенные настоятельницей женского боевого ордена, оказались для командора весьма неожиданными и представляли собой немалые проблемы, настолько немалые, что тот пока не рискнул озвучить письмо на конвенте. Маршал прекрасно понимал, что епископ, зная об этом, постарается извлечь из ситуации наибольшую выгоду, но при данных обстоятельствах ничего не мог с этим поделать.

– Ваше высокопреосвященство, – осторожно начал Констанс, едва командор собрался перевести дух. – Я всегда был верным сыном Церкви, и со смирением понесу любое бремя, выпавшее на долю нашего ордена…

– Прежде всего, вы верны самому себе! – перебил его Сикст. – Думаете, я не знаю, что вы спите и видите, как бы занять мое место! Нынче вы вертитесь вокруг Святого Престола, как будто там медом намазано, если не чем другим! Единственный раз предупреждаю, Констанс, если я доподлинно узнаю, что это вы причастны к смещению адмирала Форсина, то вас не спасет даже заступничество Самого! – он указал пальцем в потолок. – Можете быть свободны, епископ!

Его преосвященство ничего не ответил на обличительную речь командора, слегка поклонился и вышел из кабинета, где ему только что был устроен 'начальственный разнос'. Естественно, он знал – все его заигрывания со Святым Престолом рано или поздно будут замечены, но не ожидал, что маршал в столь резкой форме выскажет свое возмущение по этому поводу. На памяти епископа, Сикст ни разу не позволял себе в столь явно демонстрировать обуревавшие его эмоции. В замечании о причастности Констанса к смещению адмирала Форсина, маршал ясно дал понять, что и в этом усматривает руку епископа. Но его преосвященству просто необходимо было усугубить условия для командора ордена. Ведь устранив с арены сражений адмирала, тем самым он увеличил неразбериху, которая должна будет возникнуть после объявления войны. Хоть сложив все эти факты вместе, Сикст может в приказном порядке отправить епископа в Приолонь, но бурное переизбрание адмирала, отсутствие второго главного маршала, и наличие поддержки со стороны Святого Престола, сильно повышают шансы Констанса остаться в ауберге.

Епископ являлся хорошим политиком и опытным интриганом, но совсем не был силен в искусстве обороны городов и крепостей. Своим уделом он считал сложнейшие многоходовые партии с рокировкой фигур, с множеством обманных ходов, над которыми можно было подумать хотя бы пару часов. Констанс совсем не разбирался когда следует начинать стремительные атаки по фронтам, а когда устраивать прорывы на флангах.

При отправке его на войну в любом качестве – хоть епископом, хоть командором, сложнейшая интрига, которую он выстраивал многие и многие месяцы, может полететь в тартары. Если рассматривать первый вариант: то есть отправляться туда как помощник Сикста – ему шагу не дадут сделать без уведомления маршала, при этом существует реальная угроза потерять все договоренности, достигнутые на данный момент в управлении при Святом Престоле. При рассмотрении второго варианта получается еще хуже – должность главного маршала будет смертельна для его церковной карьеры, ведь как полководец Констанс из себя ничего не представляет, а значит, подняться после позорного поражения будет невозможно. Впрочем, после столь 'доверительной' беседы, произошедшей в кабинете командора, епископ, наконец-то принял решение – нужно всеми силами постараться занять пост dominus vocis, а проще говоря – стать голосом самого Папы.

После того как станет известно о начале военных действий, свободное княжество Приолонь перестанет существовать на карте, став одной из провинций Лукерма. Горячий и темпераментный кардинал Джованне насовсем рассорится с Папой Геласием IX из-за вожделенных земель, а Констанс постарается ему в этом сильно помочь. Потом, ему предстоит устранить еще пару-тройку препятствий, и дорога к долгожданному возвышению будет свободна.

Последующие три дня маршал и епископ старательно делали вид, что разговора на повышенных тонах между ними не было. Но после столь 'задушевной' беседы каждый из них принял меры относительно другого. Маршал, сорвавший свою злость на Констансе, тщательнейшим образом принялся контролировать его действия, не позволяя никакой самостоятельности. Епископ и раньше весьма осторожно планировавший встречи со священнослужителями из окружения Святого Престола, чтобы не вызвать излишние подозрения у командора Сикста, теперь вынужден был еще тщательнее их скрывать. А общение со своими информаторами и вовсе поддерживать через брата Боклерка.

Вечером в кабинете епископ Констанс вместе с секретарем разбирали скопившиеся бумаги, попутно Боклерк докладывал о собранных сведениях и событиях произошедших в последние дни.

– Ваше преосвященство, сегодня днем, когда вы были в Главном Соборе, принесли записку от ее благочестия Саскии. Я имел смелость ее прочесть из-за необходимости дать немедленный ответ, – осторожно начал докладывать Боклерк, даже через столько лет помня об участи постигшей предыдущего секретаря.

– Все в порядке, ты в курсе основных моих дел, и ничего страшного не произошло, – заверил его епископ. – Ее благочестие лучше не заставлять ждать. Что она хотела?

– Ее благочестие Саския…

– Боклерк, нас здесь никто не слышит, и ничего страшного не произойдет, если ты опустишь полное титулование сестры Геласия. – махнул Констанс.

– Она просила о встрече с вами, завтра перед конвентом. Вы должны были подтвердить, что сможете прийти к ней. От вашего лица я выразил согласие.

– Все правильно, – кивнул тот. – Где состоится встреча?

– В дальней оранжерее, после заутрени. Время назначал не я, – сразу же предупредил секретарь.

– Естественно не ты! – фыркнул епископ. – Ты никогда не пожертвуешь моим удобством. За что ты мне нравишься Боклерк, так это за твою предусмотрительность во всех мелочах. Однако за последнее время ты не справился с одним заданием – не раздобыл сведения, о которых я просил тебя. Прошло уже семнадцать дней, а доклада я так и не услышал.

– Осмелюсь признаться, ваше преосвященство, человек на которого мне пришлось собирать информацию, не так прост, как кажется, – тяжело вздохнул секретарь. – Вроде бы все на поверхности, и грехов за ним воз и маленькая тележка, но действительно стоящее найти невозможно! Всем общедоступна информация о его болезни, и каким образом он ее получил, но дальше начинается темная история.

– Все равно рассказывай, что накопал, – приказал Констанс. – Но сначала, сходи и распорядись, чтобы через пол часа принесли ужин. Пусть подадут чего-нибудь не пряного и легкого, а то сегодняшний обед у старшего прокуратора был чересчур тяжел для живота. Что у него за манера такая – кормить похгутской кухней?! Там все острое, словно трезубец искусителя.

– Как скажите, – секретарь поклонился и вышел из комнаты.

Пока тот отсутствовал, епископ успел закончить читать последние донесения и пересел из-за стола в кресло, что стояло подле камина. Рядом с ним стоял изящный столик с напитками. Устроившись поудобнее, он принялся ждать обещанного доклада.

Боклерк вернулся буквально через четверть часа, и аккуратно опустившись на край стула, стоящего недалеко от кресла, в котором сидел его преосвященство, начал.

– Епископ ордена дилуритов Сисварий – человек очень скрытный, и найти концы, как и откуда приходят средства, вливаемые в казну Престола, мне так и не удалось. И хоть я поднял на ноги осведомителей в казначейском управлении, мне ничего не смогли сообщить. Всем известно, за что он платит Папе, и даже если тщательно покопаться, можно найти точные суммы, но вот где он их берет – это сплошная тайна. Правда мне кое-что удалось нарыть: есть какие-то секреты, связывающие между собой Сисвария и кардинала Джованне. Наши люди их видели несколько раз вместе, в весьма укромных уголках. Они постоянно о чем-то спорили, кардинал всегда был разгневан, но, тем не менее, соглашался с епископом. При расставании Сисварий неизменно выглядел довольным, а Джованне злым или прибывающем в бешенстве. Но если они пересекались где-нибудь на людях, то всегда учтиво раскланивались друг с другом.

– М-да… Не густо, – выдохнул епископ. – То, что Джованне постоянно взбешен, будто его укусили за такое место, название которого и произнести неприлично, никого уже не удивляет. А вот то, что он соглашается с Сисварием… – Констанс поднял вверх указательный палец, привлекая внимание к этому известию. – Оч-чень интересно! Плохо только, что не удается найти источники его финансирования. Но хоть в каком направлении искать – ты выяснил?

– Тоже не удалось… – покаянно сообщил секретарь.

– Очень плохо! Ясно одно – пока Сисварий платит деньги в казну Престола, Джованне ни за что не отступиться от Папы, – начал рассуждать Констанс.

– Ваше преосвященство, позвольте уточнить, – удивленно поднял брови Боклерк. – Почему вы считаете, что кардинал ни за что не отступится от Его Святейшества, именно пока епископ Сисварий платит деньги?

– Джованне не отступится от Папы, до тех пор, пока идут большие финансовые вливания, и не важно кто их делает, – пояснил Констанс. Он достал письмо из папки лежащей на столике, и подал секретарю, тот поспешно поднялся и взял протянутый лист. – А почему он такого не сделает, написано вот в этом донесении, – Боклерк быстро пробежал по нему глазами, и выжидательно посмотрел на епископа. – Здесь отчет о тратах кардинала за истекший год. Двенадцать цифр – двенадцать месяцев. И заметь, столбец 'доход' намного меньше, чем 'расход', намного меньше. Отсюда следуют два вопроса. Первый – почему такая большая разница между доходом и расходом, и второй – почему столь мизерный доход?

– У меня появился еще один, Ваше Преосвященство, – обратился Боклерк к епископу, стоя рядом. – Куда тратит настолько большие деньги кардинал Джованне?

– В этом то, как раз, ничего неизвестного нет, – саркастически улыбнулся Констанс, посмотрев на секретаря снизу вверх. – Кардинал всегда любил жить на широкую ногу. Да и подарки купленные благочестивой Саскии стоят, ой как, дорого. Сестра Геласия страшно невзлюбила кардинала в последнее время, и он всеми силами пытается купить ее расположение. Как любой житель Салмины, он считает, что женщину могут интересовать только побрякушки и красивые наряды! Самовлюбленный идиот! Во-первых: благочестивую не возможно купить таким способом, несмотря на ее принадлежность к слабому полу. А во-вторых – стоило б ей только захотеть, все богатства мира были бы у ее ног. Как ни крути, но она родная сестра главы Святого Престола. Неплохо бы узнать, за что она его невзлюбила. Но Бог с ней! Согласно другому донесению у нас имеется ответ на второй вопрос, – Констанс вытащил новый лист из папки и протянул его Боклерку. – Все личные имения кардинала пришли в полный упадок и не приносят и сотой доли своего дохода. Он полностью обескровил земли постоянным оттоком средств. Дурак! Надо ведь не только брать, но еще и вкладывать! Сейчас Джованне беден, как церковная крыса! – епископ рассмеялся своей шутке. – Воистину, и крыса, и церковная, и бедная!

Брат позволил себе осторожную улыбку.

– Боклерк, – отсмеявшись, Констанс продолжил. – Приценись, через третьи лица, за какую сумму кардинал готов продать свои владения. Насколько я знаю, сейчас ему очень нужны деньги. Можно провернуть неплохое дело, убивая сразу двух зайцев. И приличное вложение средств сделаем, с последующей немалой прибылью, и в дальнейшем отрежем его от еще одного источника финансирования.

Епископ до того загорелся этой идеей, что даже подался вперед, словно прибывал в нетерпении, и принялся неосознанным движением потирать руки, как перед подсчетом прибыли.

– Хорошо, ваше преосвященство, – кивнул секретарь. – Предстоятель ордена торкунитов, ваш большой должник, и он на протяжении пары лет стремиться каким-нибудь образом, отблагодарить вас. Предоставить ему эту возможность?

– Это преподобный Игнатий?

– Да.

– Ну что ж, он мне действительно задолжал. И к тому же он не из болтливых. Подойдет! – согласился Констанс. – А теперь перейдем к первому вопросу – почему доход намного ниже, чем расход.

– Это же понятно, – удивился секретарь. – Дохода у него нет, а подарки, что он покупает, стоят дорого. Вот и разница.

– А откуда у него эти деньги, на которые все покупается? В донесении не указано ни одного поступления.

Секретарь бегло просмотрел лист, который держал в руках.

– Но это же укрупненный вариант, – заметил он.

– А сделан, сей укрупненный вариант с личной расходной книги кардинала, куда он заносит все пришедшие поступления, вплоть до медного грошика! Но почему-то кроме этих! – со своеобразной значительностью произнес епископ, заостряя внимание Боклерка на данном моменте. Его щеки залил румянец, глаза горели как у гончей перед охотой. – А деньги, тем не менее, у него берутся, словно из воздуха?! Откуда?

– Я постараюсь узнать, ваше преосвященство, – пообещал секретарь.

– Не стоит, – отказался Констанс, слегка поостыв. – Здесь тоже все более или менее понятно. Не следует привлекать к себе излишнее внимание.

– Извините, что перебиваю, ваше преосвященство, – извинился Боклерк, словно вспомнив что-то и от этого резко переменившись в лице. – Но у нас есть одна маленькая неприятность, о которой вы только что мне напомнили.

– Вот как?! – удивился Констанс.

– Вами начали интересоваться, но очень осторожно. А вот кто? Пока неизвестно, – пояснил секретарь, отступая назад на пару шагов.

– А поподробней?! – попросил объяснения епископ, вставая с кресла. Он взял со столика небольшой кувшинчик, налил себе немного белой малвазии в изящный серебряный бокал и отпил.

Секретарь с заметным облегчением выдохнул, и начал объяснять:

– Подробностей немного. Кто-то аккуратно начал расспрашивать наших людей: братьев-прислужников и сопровождающих. До информаторов еще не добрались, но некоторые уже нервничают. Говорят, им кажется, что за ними кто-то ходит.

– А что за личности их расспрашивали? – Констанс стремительно развернулся, и пристально посмотрел на секретаря. – Описать могут?

– Уже опросили. К ним подходили всегда разные люди, от простолюдинов до клириков. Внешность не совпадает.

– Та-ак! Кому-то я дорожку перешел! Знать бы еще кому именно! – он отвернулся, поставил бокал на столик и подошел к окну.

Солнце садилось, окрашивая белые крепостные стены ауберга в золотисто-розовый цвет. В задумчивости епископ побарабанил пальцами по свинцовому оконному переплету. От подобных известий хорошее настроение в миг улетучилось.

А Боклерк терпеливо ждал.

– Плохо, конечно, – наконец произнес Констанс. – Но не неожиданно. Отправь послания во все поместья, если кто будет интересоваться хоть чуточку мной или моими средствами, пусть сразу же извещают. Предупреди братьев, чтобы с посторонними не болтали, и обязательно постарались захватить мне хоть одного любопытного. А уж там допытаем.

Он вернулся и снова сел в кресло, тщательно расправив складки сутаны на коленях. Секретарь сложил донесения, поданные ему епископом обратно в папку, и опустился на стул, на котором сидел прежде.

– Так теперь вернемся к нашим баранам, – как-то устало предложил его преосвященство, после недолгого молчания. – Деньги, скорее всего, у кардинала появляются от Сисвария, но почему-то тот не записывает их в расходную книгу.

– А может у него есть еще одна? – предложил Боклерк.

– Возможно, конечно, но тогда бы умнее было не только приход не записывать, но и расход. Ты знаешь, как это бывает. Но мой человек делавший списки служит непосредственно у кардинала, и чтобы он не нашел ее при тщательном обыске… Подобное маловероятно. Похоже, Джованне боязно разглашать источник средств, а вот траты он записывает туда по привычке. Наверное, как-то так, – рассудил епископ, и опять задумался. – Попробуем пойти другим путем! – определился он после пятиминутной паузы. – Здесь все дело в Сисварии. Собери все сведения о молодости этого резвого козла. Думается мне, что корень всех его денег скрыт там. Ты не помнишь, почему скандал с его болячкой не был сильно раздут?

– Сейчас посмотрю, ваше преосвященство, – сказал Боклерк, встал и направился к большому шкафу, стоящему у стены слева. Открыл дверцу, вынул какую-то книгу и тот отъехал в сторону, открывая потайную комнату. Секретарь зашел во внутрь, достал большой растрепанный, распухший от вложенных записок том, и положил его на епископский рабочий стол. – Вот, здесь собрана вся подшивка церковных дел за 487-ой год, – Констанс поднялся и пересел на кресло, что стояло у стола. – Из-за того, что епископ Сисварий прежде не попадал в сферу интересов вашего преосвященства, то четкой подборки на него нет. Скорее всего, здесь имеются разрозненные заметки.

В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, в кабинет зашел брат-прислужник с подносом, уставленным тарелками с несколькими блюдами и кувшином вина.

– Ужин его преосвященству, – негромко произнес он, ставя поднос с краю на рабочий стол. Это был невысокий, субтильного телосложения мужчина, в положенной рясе и скалипуре, откинутом на плечи, как носят все старшие братья ордена Святого Варфоломея.

Прислужник поклонился и собрался, было, выйти, как его окликнул Боклерк.

– А почему брат Эжен сам не подал ужин?

– Он немного занят, боится, что ростбиф из ягненка подгорит, и попросил подать меня, – смиренно объяснил тот, не поднимая на секретаря глаз.

– Постой! – Констанс оторвался от чтения записей и теперь внимательно рассматривал принесшего поднос. – Подойди-ка сюда.

Брат подошел к рабочему столу.

– Налей и выпей, – приказал епископ, указывая на кувшин с вином.

– Ваше преосвященство, я же не могу пить из вашего кубка, я недостоин…

– Пей!

Брат взял с подноса кубок, слегка дрогнувшей рукой налил в него вина из кувшина, и уже было поднес ко рту, как неожиданным резким движением выплеснул содержимое Констансу в лицо. Следом запустил кубок, метясь в голову, а после, сорвавшись с места, кинулся к двери. Секретарь быстро сориентировавшись, постарался загородить ему дорогу и с криком бросился на перерез. Прислужник вытащил откуда-то из складок рясы недлинный нож и, не глядя, отмахнулся от Боклерка. Тот с неожиданным проворством нырнул в сторону и вниз, все же стараясь при этом сбить беглеца своим телом с ног.

Констанс, несмотря на свою старческую слабость и медлительность, сумел увернуться от выплеснутой на него жидкости и метко брошенного кубка, попросту рухнув на пол вместе с креслом под защиту массивного стола. Как только прислужник рванул к двери, епископ шустро выбрался из-под тяжелого кресла, и, метнувшись к себе в спальню, захлопнул дверь.

Убегающий, не обращая никакого внимания на маневры епископа, перепрыгнул через падающего Боклерка, и выскочил вон. Впрочем, далеко уйти ему не удалось, уже на лестнице его встретили два брата-сопровождающих с обнаженными фальшионами. С трудом затормозив на скользкой лестнице, он вынужден был ринуться обратно в кабинет. Секретарь начавший подниматься с пола, оказался вновь сбитым, отчего придушенно охнул и осел сбоку у распахнутой двери. Однако при падении ему каким-то чудом удалось выбить нож из рук прислужника; тот улетел рыбкой в сторону. Следом за беглецом ворвались два дюжих брата-сопровождающих.

– Живым! – сдавленно выкрикнул Боклерк, стараясь отползти в угол, подальше от места возможной драки.

Братья не спеша, начали наступать на мужчину, слегка разойдясь в стороны, чтобы взять его в клещи. Тот в ужасе заметался перед большим столом, к которому пытались прижать его братья; вырваться не представлялось никакой возможности. Тогда он схватил с подноса чудом не упавший кувшин, сделал из него пару больших глотков, а оставшуюся жидкость выплеснул в лица наступающим. Братья проворно закрылись руками. Секунда, другая – ничего не происходило. Затем беглец как-то странно вздрогнул всем телом, схватился рукой за скалипур возле горла, словно пытаясь оттянуть, но почти сразу свалился на пол, дернулся пару раз и затих. Однако братья-сопровождающие не спешили подходить к нему, настороженно поглядывая на распростертое тело.

– Что стоите, дурни! – прохрипел Боклерк из угла. – Окно откройте! Все уже! Не встанет он!

Один из братьев подошел к окошку и распахнул настежь, другой постучал в дверь спальни епископа.

– Ваше преосвященство, – пробасил он, – Можно выходить! Безопасно!

Спустя полминуты дверь открылась, и епископ вышел из комнаты. На нем, прямо на сутану, была одета короткая до бедер безрукавная кольчуга (хоубергеон), с полами, запахнутыми одна на другую, из-за чего на груди образовывался двойной слой. В руке он сжимал кинжал.

Окинув комнату быстрым взглядом и слегка задержавшись на распростертом теле, Констанс немного нервно поинтересовался:

– Сам, или вы постарались?

– Сам, ваше преосвященство, – ответил один из братьев.

– Боклерк? – спросил епископ, выходя на середину кабинета.

В комнате царил приличный разгром: перевернутое при падении кресло и стул, сбитый рухнувшим на пол секретарем, валялись кверху ножками, собранный волнами ковер был залит вином и засыпан останками трапезы с упавшего подноса. Маленький столик тоже оказался опрокинутым, его хрупкая столешница не выдержала и разломилась пополам. Поверх всего этого лежали рассыпавшиеся по всей комнате листы из сброшенной со стола книги.

– Со мной все в порядке, ваше преосвященство, – прохрипел секретарь из своего угла, до сих пор так и не вставший на ноги, слишком крепко его приложил вернувшийся убийца.

Братья принялись осматривать тело прислужника. Епископ брезгливо обошел лежащий на полу труп по широкой дуге и направился к окошку вдохнуть свежего воздуха, от ядовитых испарений сильно разболелась голова. К тому же запах смешавшихся блюд и опрокинутого на пол вина вызывал дурноту. Наконец Боклерк поднялся и, ссутулившись, тоже проковылял к телу. Присев он осторожно, двумя пальцами повернул голову лежащего туда-сюда в надежде опознать, вдруг он уже видел его и узнает, кому же тот служил. Не удалось, в памяти ничего не всплывало.

Дюжие братья шустро стянули скалипур и распахнули рясу на его груди – никаких отметин указывающих на принадлежность к наемникам не было, только простой нательный крест.

– Ну, что там? – нетерпеливо спросил Констанс, не оборачиваясь.

– Пока ничего не ясно, ваше преосвященство, – ответил секретарь, и протянул руку одному из братьев. – Дай-ка сюда нож, и поднос тоже.

Тот протянул ему клинок со своего пояса, другой подал серебряный поднос, на котором убийца принес ужин. Боклерк обнажил руку покойника, задрав широкий рукав рясы, подложил по нее поднос и ловким движением полоснул по сгибу локтя, перерезая вены. На светлый металл нехотя полилась алая кровь.

– Что и требовалось доказать, – как бы для себя произнес секретарь, а затем уже громче обращаясь к епископу добавил: – Ваше преосвященство вас хотели отравить синильной кислотой. (Синильная кислота – цианистый калий, при отравлении цианидами организм перестает усваивать растворенный в крови кислород, отчего даже венозная кровь становится ярко алой.)

– То, что хотели отравить, я уже сам понял, – ворчливо выдавил из себя тот. – И то, что это была синильная, тоже много не дает… Круг желающих поквитаться со мной широк до невозможности!

На столь очевидное высказывание Боклерк отвечать не стал.

В дверь кабинета заглянул послушник Марк. Лицо его было белее мела, а сине-серые губы дрожали.

– Т-т-там… Т-т-там… – судорожно силился произнести он.

– Ну что там? – недовольно рявкнул епископ.

Но мальчик не отвечал, он большими глазами смотрел на распростертое на полу тело, вокруг которого копошились пара братьев и секретарь с окровавленным ножом в руках. Следом за парнишкой в дверях показался еще один брат-сопровождающий.

– Ваше преосвященство, – начал он спокойным и деловым тоном. – На кухне старшего брата Эжена и его прислужника зарезали. Лично осматривать будете?

– Боклерк?

– Буду, ваше преосвященство, – кивнул тот, вставая с колен и отряхивая сутану, оказавшуюся разрезанной в паре мест нападавшим. – Может хоть что-то разъясниться.

– Пошли, – Констанс отошел от окна и направился к двери. – Этого, если уже закончили, унесите куда-нибудь, и избавьтесь по-тихому, чтобы никто не знал. А после, прикажите навести порядок. И смотрите, чтобы за эти стены ни одного слова не просочилось!

Секретарь вышел из кабинета первым, сдвинув с дороги так и не пришедшего в себя Марка, за ним епископ, отвесивший мальчику подзатыльник.

– Живо к себе! И чтобы до завтрашнего утра не появлялся! – послушник словно бы очнулся, оторвав взгляд от трупа, судорожно сглотнул и дернул что есть силы по коридору к узкой лесенке, которая вела на третий этаж, где ему выделили маленькую каморку.

Возглавляемые братом они спустились на первый этаж, прошли по неширокому коридору и попали в жаркую кухню. Противоположную от двери стену почти полностью занимал очаг, на огне которого уже обуглилась тушка небольшого поросенка, отчего по кухне плыл горелый запах, перебивая все остальные. На большом столе, стоящим поперек помещения, лежал молоденький парнишка лет пятнадцати с неестественно вывернутой головой. На лавке стоявшей перед столом ничком лежало второе тело – брат Эжен. Из-под него натекла приличная кровяная лужа. Брат-сопровождающий, нимало не смутившись, прошел до очага, снял вместе с вертелом сгоревшего поросенка и отставил его в сторону. Боклерк, стараясь не испачкать обувь, вошел следом. Епископ застыл на пороге, брезгливо прикрывая нос вышитым платком. Секретарь подозвал брата-сопровождающего, и они вдвоем перевернули тело Эжена. Вся ряса и скалипур были пропитаны кровью. Боклерк осторожно, стараясь не замараться, оттянул ткань и обнажил неширокую рану слева у основания шеи, ставшую причиной почти мгновенной смерти.

– Удар профессиональный, – заметил он, обращаясь к епископу, и продолжил осмотр. – Бил через одежды, так чтобы не обрызгало, мальчику же попросту, как куренку, свернули шею. Однако во всем случившемся я не вижу хорошо подготовленного покушения, – сделал он вывод из всего увиденного. – Похоже, кто-то в сильной спешке отправил к вам наемника, не знакомого с внутренними порядками ордена. Наверное тот, кто подослал убийцу, сильно торопился или хотел все решить с наскока.

Находясь на службе у епископа, Боклерк выучился распознавать множество ядов и симптомы отравления ими, разбираться в манерах и методах работы наемных убийц, усвоил несколько способов и приемов защиты от них. Обучился многим вещам, о которых большинство церковников следующих заповедям Господа и не знало.

– Упокой, Господи, душу раба твоего… – выдохнул Констанс, осеняя себя знамением, и распорядился. – Окажите брату Эжену и его помощнику полагающиеся соборования. Боклерк, проследишь. При похоронах посторонним сообщите, что умерли они от естественных причин, да простит меня Господь за эту ложь! Не нужно, чтоб об этом все языком трепали.

С этими словами он развернулся и ушел к себе.

– Ишь, стервец, орудовал мастерски! – замелит брат-сопровождающий, как только епископ скрылся. – Кровищи словно на бойне натекло! А на самом убивце, поди, не пятнышка?

– Не пятнышка! – подтвердил секретарь, оттирая испачканные пальцы о кухонное полотенце.

– Ну, надо ж!

– Вот что Тиас, – обратился Боклерк к брату-сопровождающему. – Ты же в своей тройки за ведущего?

– Ну!

– Сейчас ваша очередь дежурить? – тот опять кивнул. – Тогда поднимай другую, пусть прочешут все помещения с верху донизу, мало ли что. Необходимо усилить охрану апартаментов нашей епархии, но так чтобы другие не пронюхали. Старшим назначаю тебя, если кто-то будет роптать, направляй ко мне, я лично поговорю с недовольными! Предупреди всех боевых братьев, прислужников и помощников, нечего им прохлаждаться! Переводи на осадное положение, за пределы помещений ходить только по двое, всем вооружиться, но скрытно. Когда приславший убийцу поймет, что затея с отравлением провалилась, то следом могут попытаться убрать его преосвященство при помощи чего-нибудь колюще-режущего. Так, что еще… – секретарь невольно копировал манеру речи и интонации епископа. – Завтра его преосвященство должен будет сразу после заутреней быть в Паласте, сопровождающими будете шестеро разом! Не приведи Господь, что случится с епископом, сам знаешь, где всем скопом оказаться можем! – он указал пальцем вниз, намекая на подвалы Ответственных.