"Письмо с которого все началось" - читать интересную книгу автора (Елена Ковалевская)

Глава 8.

Оранжереи в Sanctus Urbs давно славились своим разнообразием сортов растущих в них растений и деревьев. К папскому столу круглый год подавались то северная лесная ягода, то прихотливая южная алыча или персики, заботливо выращенные трудолюбивыми монахами. А залы и комнаты в зависимости от сезона украшались ароматными нарциссами, разноцветными нежными ирисами, капризными розами или пламенеющими георгинами.

Утро еще разгоралось розовой ленточкой на востоке, когда его преосвященство епископ Констанс прибыл на назначенную встречу. Он явился, предприняв всевозможные меры предосторожности: с усиленной охраной, одев под сутану свой хоубергеон. Брат Боклерк сопровождавший епископа снарядился не худшим образом, захватив с собой спрятанный в одежде длинный боевой нож.

В оранжерее, что предпочла для укромной беседы ее благочестие Саския, выращивали гладиолусы, и куда ни кинь взгляд, повсюду пестрели длинные колосья цветов, к этому времени в природе уже отцветших, и с тщательной искусностью задержанных в росте здесь, в саду Его Святейшества. Ее благочестие пришла на встречу как всегда облаченная в черное с ног до головы. Монотонность ее одеяний нарушал лишь небольшой серебряный крест на длинной цепочке увитый терниями и розами – символами трудностей и радостей духовной жизни. Саския была женщиной невысокого роста, слегка сутулящейся, с цепким взглядом агатовых глаз. Как большинство халисиек в молодости она блистала красотой, но быстро увяла и теперь походила на сморщенный урюк с немного торчащим вперед носом. К тому же чертами лица она совершенно не походила на своего брата.

– Рад приветствовать вас, ваше высокопреподобие в столь чудесный, уже освященный первой молитвой, утренний час, – куртуазно начал Констанс, слегка поклонившись.

– Вы всегда слыли искусным собеседником, умеющим поддержать разговор любой сложности, – кивнула она в ответ. Голос у Саскии оказался весьма глубокий, ласкающий слух бархатными обертонами. – Но полно упражняться в словоблудии епископ. Пусть ваш сопровождающий выйдет, ничего интересного для него здесь нет.

Констанс махнул рукой секретарю, подтверждая распоряжение благочестивой. Боклерк поклонился и произнеся: 'Я буду у входа, ваше преосвященство. Ваше высокопреподобие…' – вышел из влажной оранжереи.

– Какой преданный и воспитанный мальчик! – фыркнула Саския, пряча руки в рукава черной хламиды. – Говорят, все ваши люди вам преданны?!

– Не жалуюсь, ваше высокопреподобие.

– Теперь мы здесь одни, так что я даю вам разрешение называть меня благочестивой, – милостиво кивнула она и, повернувшись, пошла по дорожке между цветами. Торопливые и мелкие движения ее ног едва угадывались под бесформенным одеянием. Епископ последовал за ней. – Меня, знаете ли, утомляют все эти расшаркивания лизоблюдов и подхалимов, стремящихся выдоить как можно больше денег из папской казны. Святой Престол – это вершина Единой Церкви, а не кормушка для свиней! Давайте присядем вон на ту скамью, еще успеем набегаться за весь день.

Ее благочестие направилась к мраморной скамейке установленной в живописных зарослях цветов, где высокие колосья цветоносов достигали ярдовой длины.

– И что вы думаете о моих рассуждениях, о предназначении Святого Престола? – спросила она, повернувшись лицом к Констансу, когда тот опустился на другой край скамьи.

– Благочестивая что вы хотите от меня? Чтобы я подтвердил: является или не является Святой Престол свиным корытом? – смело произнес епископ. Если в подобной манере с ним заговорила сестра Геласия, то и ему в данный момент не стоит опасаться подобных фраз.

Саския отличалась иногда излишне шокирующей прямотой и могла говорить провокационные вещи, которые не решался произнести ни один из священнослужителей. Статус родной сестры главы Единой Церкви многое ей позволял. Однако ее резкость в суждениях не раз приносила свои положительные плоды для брата. Но вот если благочестивая начинала разговаривать с кем-нибудь с нарочитой мягкостью и любезностью, то это служило явным сигналом для собеседника – жди беды. Гадюка тоже негромко шипит перед броском.

– Так вы подтвердите или опровергните? – продолжала настаивать она.

– Для начала давайте определимся – кто свиньи?

Благочестивая высвободила руки из складок одеяния и зааплодировала. Хлопки недалеко разнеслись во влажном воздухе сада.

– Perfecte euge! (Великолепно! – превосходная степень) Достойно Лиса!

– Каков вопрос, таков ответ, – сухо заметил Констанс. Он не любил, когда при нем упоминали это глупое прозвище, прицепившееся, когда его шевелюра не была снежно белой, а отдавала на солнце золотом и рыжиной.

– Ну что ж! Давайте назначим свиней сами, – предложила Саския после небольшого раздумья. – Ваши пожелания?

– Боюсь, благочестивая, мои свиньи могут отличаться от ваших, – выкрутился епископ. Называть мешавших ему людей он пока не решался, но подозревал, что пара позиций в их списках все же совпадут.

– Вот как? А я надеялась, что ваши звери и мои одного имени и породы! Ох уж мне эти опасения в закулисных интригах и подковерных дрязгах! Епископ, я знаю кое-что про вас, а вы знаете кое-что про меня, так что давайте не будем играть словами, – похоже благочестивая начала раздражаться и терять терпение. Как все халисийцы она была горяча нравом. – Даю вам последний шанс, не разочаруйте меня!

Констанс был вынужден сдаться. Когда тебя просит, а если быть точным и назвать все своими именами, приказывает родная сестра главы Престола – не подчиниться будет полным идиотизмом, тем более что он действительно 'кое-что' знает.

– В моем хлеву имеются два поросенка, Благочестивая, одного из них зовут Джованне, а второго возможно Сисварий…

– Какие знакомые имена! Это даже не поросята, а целые хряки! А вот третьего поросеночка по имени Сикст в вашем хлеву не значится? – Саския поддержала шуточную манеру епископа, но продолжала выпытывать всю требующуюся ей информацию.

Констанс на пару мгновений задумался, как бы получше ответить.

– Боюсь, благочестивая, я недавно вывел его из хлева и переопределил в другое место, – верно или неверно ответил? Женщина продолжала пытливо вглядываться в его лицо. Прошли несколько томительных минут, показавшиеся вечностью, прежде чем она изрекла:

– Это мудрое решение, епископ! Очень мудрое! Не дело держать в хлеву единственную боевую лошадь, которая может вывезти нас из беды.

Констанс в момент покрылся холодным потом: 'Неужели она знает о надвигающейся войне?! Откуда?! Мать настоятельница отписала и ей?!', – но благочестивая после легкой паузы продолжила.

– Вижу по вашему слегка изменившемуся лицу, и вы в курсе основной ситуации. Но я одобряю ваше молчание. Да и десять-двадцать дней большой погоды не сделают. Перед посадкой нового урожая крестьяне всегда выжигают старую солому оставшуюся на полях. А теперь давайте поговорим без вихляний, мы же с вами не маркитантская лодка. Я знаю, что сведения, просочившиеся об адмирале Форсине – это ваших рук дело. Правильные действия. У руля всего флота не может стоять больной калека, который к тому же является напыщенным дуралеем. Тем более к весне успеют избрать нового. Там много умных и талантливых мальчиков, кто-нибудь да подойдет. Но вот ваших действий относительно командора ордена я принять не могу. Сикст нам нужен, как верная скаковая лошадь, которая приведет всех к победе.

– Ваше благочестие, смею заметить, я не предпринимаю ни каких действий относительно командора, только лишь в его пользу, – аккуратно возразил Констанс, мысленно возблагодарив Бога за своевременную беседу с клириком из ордена Святого Георга.

– Это радует, – кивнула женщина. – Теперь вернемся к сегодняшнему заседанию конвента. Вы должны проголосовать за снятие адмирала Форсина с его должности.

– Увы, ваше высокопреподобие, я не могу пойти против воли своего командора, – притворно выдохнул епископ.

– Жаль, очень жаль. Вы знаете, как опытный наездник иногда приучает норовистую лошадь к повиновению кнутом? Здесь как раз такой случай.

– Благочестивая, я очень ценю вашу аллегорию, но пойти против решения командора – это значит, открыто объявить ему войну. Максимум что я могу сделать – воздержаться. Решение все равно будет принято не в пользу нынешнего адмирала. Мой голос не будет решающим.

– А как остальные ваши доверенные? Как проголосуют они?

– Противоположно моему решению.

– Так вы в меньшинстве?

– Увы, увы… Высокий рост и наличие громких побед считается в боевом ордене большей благодетелью, нежели чем светлый ум и ясность взгляда.

– Ладно, придется довольствоваться малым, – вздохнула Саския. Поджав губы, она немного помолчала и продолжила: – А теперь обсудим ваш хлев. Свинки Джованне и Сисварий в последнее время меня весьма раздражают. Первый своей неуемной жадностью, которая может спорить лишь с его глупостью. А второй – лишь одним фактом своего существования! Я не потерплю, чтобы подобные люди имели хоть какое-нибудь отношение к Единой Церкви! – теперь женщина почти кричала, распалившись от темы разговора.

– Здесь я с вами заодно, благочестивая, – поддержал Констанс, видя в какое негодование приводят ее рассуждения о них, и делая себе легкую пометку об этом в уме.

– Значит, в вас я не ошиблась и верно разгадала ваши маневры, – Саския тут же успокоилась и продолжила прежним тоном. – Так что даю вам полную свободу выбора методов борьбы с этими НЕ людьми. И я на многое закрою глаза, заодно и прикрою их Слушающим, дабы они вам активно не досаждали. Насколько знаю – и у того, и у другого, есть прикормленные люди в этом ордене. Но смотрите епископ, времени у вас до весны, а там сами знаете, что начнется. Я бы предпочла видеть возле Престола верных, преданных и умных людей, а не скопище безмозглых идиотов. К тому же если удастся сместить Джованне – место будет свободным. Вы меня понимаете?

– Превосходно, ваше благочестие, – заверил ее Констанс.

– Вот и отлично! Я помогаю вам, а вы помогаете мне. Церковь перед лицом грядущих бед должна быть сильна, как никогда! Кстати, в некоторых вещах вы можете ссылаться на меня, но постарайтесь этим пользоваться только в случае крайней необходимости и не злоупотреблять понапрасну, – резко оборвав разговор, Саския поднялась со скамьи, расправила бесформенную хламиду и подошла поближе к участку, засаженному красными гладиолусами. – Посмотрите, разве они не прекрасны? Кровь, что течет у нас в жилах, и та не может быть краснее, чем эти цветы. Полюбуйтесь ими еще некоторое время епископ, – выдав неожиданное пространное замечание, она развернулась и быстрым шагом покинула оранжерею.

Констанс же остался сидеть и размышлять о нежданно свалившейся на него удаче. Заполучить в союзники родную сестру Папы счастье, о котором можно только мечтать, но это же и большое горе. Обращаться с ней придется как с красивейшей, но оч-чень ядовитой змеей.

При воспоминании о том, как Саския непрозрачно намекнула, что ей все известно о надвигающейся войне, его снова прошиб холодный пот. Подобного поворота событий он не ожидал. Этим знанием благочестивая держала его на крючке, сорваться с которого было практически невозможно. И чтобы в дальнейшем иметь влияние на свою судьбу, а не быть игрушкой в чужих руках, зависящей от любой прихоти, ему просто жизненно необходимо стать голосом Папы.

Внеочередное собрание конвента прошло в точности, как и предполагал Констанс. Когда больной адмирал Форсин не смог присутствовать на совете, его большинством голосов заочно сняли с занимаемой должности. За свое долгое правление глава ордена Святого Иеронима нажил себе множество врагов, и его смещение было обусловлено скорее не политическими, а в большинстве своем личными мотивами заседающих. Командор ордена Святого Варфоломея Карающего главный маршал Сикст был недоволен позицией, которую занял епископ, но ничего с этим поделать не смог. И де-юре и де-факто первый достойный доверия был прав – калека не может стоять у руля, но от осознания этого, злость на его преосвященство не уменьшалась.

Выходя из зала заседания конвента, Констанс шел позади маршала, стараясь лишний раз с ним не пересекаться. Епископа сопровождал брат Боклерк. Впрочем, только стоило им выйти в соседнюю галерею, ведущую к главному выходу, как командор Сикст обернулся и обратился к епископу.

– Сын мой, раз вы все еще здесь, то чтоб не утруждать вас вызовом в мой кабинет, нам не мешало бы перемолвиться парой фраз.

– Раз вы настаиваете, ваше высокопреосвященство… – нехотя ответил епископ.

– Настаиваю. Я имею на это право, поскольку являюсь вашим командором! Потрудитесь следовать за мной! – безапелляционно заявил он и, развернувшись, направился через анфиладу залов.

Констанс скрипнул зубами и, сделав знак рукой секретарю – не отставать, двинулся за маршалом.

Они шли по залам дворца, который изнутри был не менее роскошен, чем снаружи. В его многочисленные узкие, но высокие окна лился свет, и, преломляясь в разноцветных стеклах, создавал причудливые узоры на каменном полу. Стены из зеленоватого мрамора то тут, то там были украшены мозаичными медальонами с изображенным на них белым флагом с золотыми крестом, посохом и митрой – символом главы Единой Церкви. Потом прошли по длинной открытой галерее, свод которой поддерживался ажурными арками. В каменных цветочных вазонах, что стояли у подножия аркадных колонн цвели гайлардии и карликовые хризантемы. Затем пересекли еще пару коридоров, и вышли на веранду, с которой можно было спуститься в замковый парк. Маршал Сикст сел на одну из скамеек, расположенных у невысоких перил, наконец-то соизволив обратить свое внимание на епископа. Ему, похоже, приносило удовольствие доводить Констанса до бешенства, игнорируя его. Впрочем, его преосвященство не собирался доставлять подобного наслаждения командору и показывать свои эмоции.

– И так, сын мой, я весьма недоволен вашими действиями на сегодняшнем заседании конвента, – без предисловий начал Сикст. – Вы как primus fidem merens обязаны поддерживать решения главы своего ордена, а вы что вытворяете? В последнее время мы совсем не понимаем друг друга. Поэтому я предлагаю вам оставить пост доверенного лица!

Вот так, без обиняков, маршал сразу взял быка за рога. Но на подобное заявление Констанс никак не прореагировал, разве только что слегка изогнул бровь, как бы спрашивая – а не ошибся ли он. Затем преспокойно уселся на скамью рядом с маршалом, с издевательской тщательностью расправив складки сутаны на коленях. И лишь спустя пару минут переспросил тихим, слегка шипящим голосом.

– А вы уверены? В подобном случае вы можете многое потерять.

– Не смейте мне угрожать! Я тверд в своем решении! – мгновенно взвился маршал.

– Ну что ж! – как-то ехидно улыбнулся епископ. – Требовать – это ваше право, но, увы, оно не осуществимо.

– Да как…

– Конвент будет не в восторге, когда узнает, что вы скрыли от него сведения о возможных военных действиях, – перебил своего командора Констанс. – Я как верный сын ордена, доложил вам об этом, а вы в свою очередь не озаботились поставить в известность конвент в течение почти что трех недель.

– Ты, п… Вы… Ты смеешь меня шантажировать? Меня? – маршала аж перекосило от злости. – Я туда все равно поеду! Днем раньше днем позже, не играет ни какой роли! Но прежде чем уехать, я отправлю тебя, паскуда, в самое дальнее захолустье, которое мне удастся отыскать!

Командор шипел и плевался ядом. Будь они у себя в ауберге, он бы уже орал во весь голос, но в людном месте приходилось сдерживаться.

– Правда? – издевка со стороны епископа была уже неприкрытой. – А как же наш непримиримый епископат? Вы плюнете на него и позволите ордену расколоться? Или вы мечтаете войти в историю как командор, разваливший самый могущественный орден из-за собственных амбиций?

– Никуда эта пузатая мелочь не денется!

– Да неужели? Я ведь могу поддержать их в случае моего смещения, совместно со всей своей епархией. Как вам такая перспектива?!

Лицо маршала налилось кровью, став почти багровым, и казалось, что его вот-вот хватит удар. Он часто дышал и беззвучно разевал рот. А Констанс продолжал тем временем его добивать, не брезгуя явным блефом. Когда горят пятки, средств для их тушения особо не выбирают.

– Ваше высокопреосвященство, те сведения, о которых вы так громко собирались рассказать на совете для самого верха уже не секрет, просто для их оглашения срок еще не пришел. И ваше грандиозное разоблачение может оказаться весьма пагубным делом. И я здесь буду совсем не причем. Только вот с поста полечу уже не я, а вы! Подумайте о таком варианте на досуге.

– Искуситель бы вас побрал, Констанс! – выдохнул командор, разом растеряв свой боевой задор. – Вы хуже главного госпитальера Ортфрида! Такая же гадина!

– Я ценю ваше мнение, Командор, но не разделяю.

– Спелись с благочестивой, и считаете что вам все можно!

– Не совсем все, но многое, – кивнул Констанс, собираясь вставать.

– Сядьте, я еще не закончил! – епископ опустился обратно и выжидательно посмотрел на командора. Однако тот не выглядел сломленным после проигранной схватки, а имел вид человека обладающего козырем в рукаве. – Теперь давайте поговорим о послушнике, что вертится вокруг вас в последнее время, – епископ молчал. Сикст еще более обнадеженный тишиной, продолжил развивать тему. – Насколько я знаю, мальчик – сын вашего покойного младшего брата и приходится вам племянником?!

– Вы не ошиблись, – как-то недовольно и очень сухо проронил Констанс. Теперь они с маршалом поменялись местами. Сикст наступал, а епископ держал оборону.

– Замечательно! Я обратил на него внимание – парнишка очень смышлен и расторопен! У него может быть большое будущее. Предлагаю вам перевести его на обучение прямо в ауберг. Здесь он может получить самое лучшее образование.

– Мне бы не хотелось, расставаться с племянником, ваше высокопреосвященство, – с кислым выражением лица отозвался епископ, прекрасно понимая, куда клонит командор.

– А я считаю, ЧТО ИМЕННО ЗДЕСЬ ему будет гораздо лучше, и под МОИМ личным присмотром. Надеюсь, я ясно выразился?

– Более чем, – подтвердил Констанс, обреченно склонив седую голову. – Но мне нужно будет что-то отписать его матери.

– С вашей богатой фантазией такая мелочь не составит труда, – впервые за весь разговор маршал позволил себе торжествующую улыбку. – С завтрашнего дня я перевожу его из ведомства вашей епархии, непосредственно в свое подчинение. И дальнейшее благополучие мальчика будет зависеть исключительно от вас.

– Я прекрасно вас понял, ваше высокопреосвященство, – с тяжелым вздохом согласился епископ. – Я могу идти?

– Ступайте, – разрешил тот.

Констанс встал и, ссутулившись, спустился с веранды и вышел на парковую дорожку. Брат Боклерк двинулся следом. Как только они повернули, и сидящий мраморной на лавке командор скрылся из виду, он сказал тихим и печальным голосом.

– Мне очень жаль, ваше преосвященство, что так получилось с мальчиком.

– С мальчиком? – епископ выпрямился и вздернул подбородок. – Боклерк, оставь эти глупости! Стал бы я из-за подобной ерунды расстраиваться! Главное, чтобы Сикст поверил, что держит меня за глотку. Ради этого я готов пожертвовать десятком мальчиков! Марк нахлебник и отродясь никому не был нужен! Чтобы он не путался под ногами у наследных братьев, его сплавили в монастырь. Я думал сделать из него мальчишку на побегушках, да Бог с ним! Он пригодится и в виде приманки! Пусть о нем заботится наш драгоценный командор, а заодно считает, что я у него на коротком поводке.

К середине октября, в природе в Sanctus Urbs начала чувствоваться осень. Первые листья стали наливаться багрянцем. Цветы пытались насладиться последними теплыми днями и распускались, радуя окружающим буйством красок. Хризантемы стремились перещеголять рудбекии, те в свою очередь старались затмить своей яркостью астры и гацании, а те превзойти пеларгонии. Город был красив как никогда. С укрепленных стен ауберга ордена Святого Варфоломея Карающего открывался прекрасный вид на находящийся невдалеке Паласт Святого Престола, точнее его внутренний фасад, и соответственно все его многочисленные клумбы. Замковые садовники все лето трудившиеся в парке могли гордиться своим композиционным шедевром. Епископ Констанс не чуждый эстетическому наслаждению в безветренный день с огромным удовольствием ужинал на верхней площадке одной из башен, с которой можно было любоваться пестрым цветочным ковром. Мелких деталей, конечно же, было не разглядеть, но цельная картина просматривалась великолепно. Компанию епископу неизменно составлял брат Боклерк. После того как послушник Марк был определен под надзор командора ордена, они находились, в основном, в обществе друг друга. Шестеро плечистых братьев-сопровождающих незримо охраняли персону его преосвященства от возможных посягательств. Взамен убитого Эжена на кухню был выписан новый брат-прислужник, ничуть не худший повар, и теперь Констанс мог наслаждаться доступными ему жизненными удовольствиями в полном объеме. Как всегда, за процессом поглощения аппетитных яств обсуждались вопросы церковно-политического, а так же личного характера. Впрочем, епископ считал, что его дела: как церковные, так и личные являются единым целым. Основным неразрешенным вопросом в последние дни был епископ Сисварий.

Стол, накрытый белой скатертью, был заставлен разнообразными яствами, которые по изобилию и изысканности не уступали поданным на открытом завтраке у Его Святейшества. На двух переносных креслицах друг напротив друга сидели епископ и секретарь, они ужинали, одновременно рассуждая о тревожащих их вещах. Также Боклерк докладывал епископу о текущем положении дел. Прислужники, что накрывали стол, удалились, так что за столом его преосвященству все блюда подавал брат Боклерк.

На площадку поднялся кто-то из священнослужителей, но, увидев, что место занято епископом Констансом сразу же поспешил удалиться. Другие епископы ордена, видя возникшее напряжение между командором и Констансом, старались не поддерживать общение с ним, опасаясь вызвать гнев Сикста.

– Ты видишь, все эти трусливые шакалы поджали хвосты и прячутся от меня как от чумного! – презрительно сказал его преосвященство, как только показавшийся быстро скрылся. – Страшатся! Выжидают, что же будет дальше! Если я вновь буду облагодетельствован командором, они с радостью кинутся мне на шею, а если я рухну вниз, то с удовольствием спляшут на моей могиле. Не дождутся! Мне как можно скорее необходимо решить проблему с постом dominus vocis. Иначе мы с командором попросту придушим друг друга! Нам вдвоем в ордене слишком тесно.

– А если вы займете этот пост, то Папа утвердит? – осторожно спросил секретарь, понимая, что сейчас решается и его судьба тоже. После случая с Марком, он стал еще тщательнее исполнять свои обязанности, в надежде, что его преосвященство будет нуждаться в его службе. Хоть он и понимал, что незаменимых людей не бывает, но все же рассчитывал на некоторую зависимость от своей персоны.

– Утвердит, – кивнул епископ, подцепляя двузубой вилкой кусочек фазана запеченного с фисташками. – Джованне нынче нагл сверх меры и его последний демарш, вывел Геласия из себя. К тому же мою кандидатуру пока поддерживает Саския. Пока мы совместно играем с благочестивой – многие вещи нам не страшны.

– А вы не боитесь, что она в один прекрасный день может повернуться против вас? – Боклерк задавал свои вопросы аккуратно, стараясь узнать максимально возможные сведения из первых уст.

– Естественно я опасаюсь, она может это сделать в любой момент, – ответил Констанс, отпивая из бокала налитое секретарем вино. – Но пытаться контролировать благочестивую, все равно что пытаться обуздать ураган. Также бесполезно, и заранее можно записывать себя в проигравшие. Мне придется смириться с подобным неудобством, тут выхода нет.

Они немного помолчали, отдав дань мастерству нового повара. Епископ задумчиво поглядывал вдаль. Там на самом высоком шпиле паласта от безветрия поник бело-золотой флаг Святого Престола.

– Ваше преосвященство, можно еще вопрос? – вновь подал голос секретарь. Констанс милостиво кивнул и перевел взгляд на Боклерка. – Почему благочестивая не рассказала своему брату о надвигающийся войне?

Епископ задумался, и, помолчав немного, он ответил:

– Саския, по-видимому, преследует свои цели, и разглашение тайны ей мешает. К тому же она права: день – другой погоды не сделают, а до весны еще далеко. Скорее всего, она как слепой приверженец идеалов веры вычищает всех, кто не вписывается в рамки. Отделяет так сказать зерна от плевел.

– Надеюсь, вас она не считает плевелом?! – с испугом вскинулся Боклерк. – Подобное было бы неправильным!

– Пока я дерусь в рамках заповедей Господа, она закроет глаза на любые мои амбиции, – едко усмехнулся Констанс. – И к тому же безвольный смиренный кретин у власти ей не нужен! Не волнуйся Боклерк, ее благочестие далеко неглупа, она понимает, какие люди должны стоять у правила Единой Церкви. Она подбирает, если можно так сказать, новых приближенных для трудных времен. Но я вижу, ты хочешь еще что-то узнать?! – спросил он, видя нерешительность и немой вопрос, написанный на лице своего секретаря. Протягивая ему тарелку, епископ попросил. – Положи мне немного молодой зайчатины. И спрашивай все, что тебе требуется.

– Ваше преосвященство, поверьте, я не из праздного любопытства интересуюсь…

– Знаю, знаю!

– По какой причине благочестивая столь отчаянно борется с кардиналом Джованне и ненавидит епископа Сисвария, ведь он платит большие деньги в казну?

– Благочестивая Саския раньше была настоятельницей одного из самых закрытых женских духовных монастырей ордена Святого Экзилия Чудотворца, – лениво начал рассказывать Констанс, аккуратными кусочками нарезая снятое с кости мясо. – Ты знаешь этих фанатиков. Там особо непримиримая борьба даже с простыми мирскими слабостями, не то что с грехами. Полная аскеза и усмирение плоти. А теперь представь, у престола отирается такой грешник как Сисварий?! Он ее раздражает больше чем… Чем… Я не знаю, даже сравнить не с чем!

– Н-да! Чудны дела твои господи! – удивленно выдохнул Боклерк. – Про Сисвария понятно, а вот Джованне ей чем не угодил?

– Темна вода в облацех! Кто поймет женскую душу?! Возможно тем, что связался с Сисварием, а может тем, что не помолился вечером! У нее какая-то своя логика! Женская! – фыркнул епископ.

– А почему она не отдаст приказ Тамасину де Метусу? Ведь власти у нее хватает.

– Ну, во-первых: Тамасин слушается только Папу, а Геласий не отдаст такой приказ, пока Сисварий платит деньги. Папа человек практичный и не захочет резать курицу, несущую золотые яйца. А во-вторых: инквизитор терпеть не может Саскию и находится с ней в состоянии молчаливой войны. И пока Папа, как минимум пару раз не повторит приказание, он и пальцем не пошевельнет. Возможно так же что Сисварий и ему отчисляет деньги. Кстати, что мы имеем на епископа? – Констанс вопросительно посмотрел на секретаря. – Ты что-нибудь еще раскопал?

Боклерк отложил вилку и с готовностью принялся докладывать.

– О нем мы знаем: первое – весь скандал с его болезнью разразился в Винете 18 лет назад. На самом деле, когда он заболел, мы никогда не узнаем, но первые признаки заболевания как раз обнаружились в этом году. Проболтался об этом его личный лекарь. Что случилось с ним после этого, мы тоже не узнаем, да и не важно, но скандал замять не удалось. Уже тогда Сисварию прочили кардинальскую биретту, но после обнародования сведений подобного рода ему уже ничего не светило. Его хотели даже с позором лишить сана священнослужителя, но вот тут в ход пошли его деньги, и деньги немалые. Его Святейшество Папа Геласий IX тогда только взошедший на престол был очень стеснен в средствах, и епископа оставили на церковной службе, – секретарь сделал глоток вина, чтобы смочить горло, и продолжил. – Второе – через пару лет суммы отчислений увеличились, и ему даже был возвращен сан епископа. Тогда-то и появилась эта красивая сказочка о богоугодном деянии из сострадания и принятии чужой болезни из любви к ближнему, дабы его от оной избавить. Тех, кто наградил его подобной 'прелестью', сожгли за колдовство на костре, но вот сами заведения где он это подцепил остались, и до сих пор благополучно работают. Подробнее узнать, пока не удалось. Третье – на сегодняшний момент, когда все признаки болезни уже видны на лице, потребность в Сисварии у Святого Престола значительно уменьшилась. Папа, по-видимому, не хочет запятнать себя порочащими связями, но, тем не менее, деньги получать все же любит. Сисварий, чтобы восстановить свое прежнее влияние, и обратился к кардиналу Джованне. Однако ему это пока не сильно помогло. Джованне мот, но идиотом его назвать сложно.

– Если он связался с Сисварием, то он не идиот, а анацефал! – обозвал его епископ, беря с маленькой тарелочки марципановое печенье. (Анацефал – урод, лишенный головного мозга и черепной коробки, умирает при рождении или несколько часов спустя.)

– Кем бы он ни был, но он не торопиться выполнять просьбу о восстановлении епископа на прежних позициях влияния.

Констанс на мгновение задумался припоминая.

– А почему тогда при разговорах с Сисварием Джованне всегда в бешенстве, а тот доволен как кот на сметане? Ты же мне сам докладывал.

Секретарь смутился.

– Вот это я затрудняюсь сказать, ваше преосвященство. Возможно, что-то пошло не так, или мои предпосылки ложны, и Сисварий не стремится занять прежние позиции. Здесь все сугубо мои догадки.

– Так ладно, оставим твои загадки на потом. Ты ешь, а то зайчатина остынет, она сегодня особенно удалась, – Боклерк послушно положил себе в тарелку кусок мяса и цветную капусту. А епископ тем временем продолжал рассуждать. – Нам во что бы то ни стало необходимо найти источник денег Сисвария, отрезать его от этой пуповины. После прекращения поступлений к Святому Престолу, Джованне отпадет как пиявка. Это и есть наша первоочередная задача. А где ты говоришь, весь этот скандал разразился?

– В Винете, – ответил секретарь спешно проглатывая.

– Ешь не торопись, – махнул Констанс. – А где епископ находился все это время, пока не был приближен к Святому Престолу? Тоже в Винете? – брат кивнул. – И после пребывания в Винете, у Сисвария появились большие деньги?

– Выходит что так, – подтвердил тот, запивая проглоченный кусок.

– А куда у нас уехал кардинал Джованне? – он неспешно продолжил рассуждать дальше.

– В Винет.

– Какое чудесное место этот Винет, там словно медом намазано! – ухмылка у его преосвященства вышла особо желчная и саркастичная. – Нам бы тоже неплохо туда наведаться, чтобы узнать все поточнее, прямо на месте, но сейчас недосуг. Слишком много других дел. Командор Сикст чуть кипятком не п… Нервничает очень, и наши отношения с ним накалились. Уехать сейчас – это вызвать его дикий гнев, он тогда точно снимет меня с должности. Буду сидеть здесь, изображая полное смирение, до тех пор, пока не придет очередное письмо из женского монастыря. Терпеть не могу этих прытких баб! – неожиданно вспылил епископ, словно ему наступили на больную мозоль. – Вечно лезут, куда не просят! Интересно, вот почему им первым пришли сведения о надвигающейся войне?! Не разведке, ни пограничникам, а именно им?! Что Серафиме этой, что Саскии?! Ну ладно, Саския умная, и молчит! А эта куда?! Привыкла у себя оглоблей махать, и командовать своими бабищами, которых если нормальный мужик при свете увидит, так навсегда калекой на это дело останется! И давай орать на весь свет! Кстати, от Августинцев ничего не приходило? А то может быть, никому больше и не посылала, чем искуситель не шутит?!

– Сегодня днем прибыл голубь из-под Горличей, – хлопнул себя по лбу Боклерк, опасливо поглядывая на его преосвященство, а ну как рассердится! – Отписался тамошний настоятель – Жофруа. К нему прибыло две сестры из женского боевого ордена, так он отправил их со сведениями дальше. Скорее всего, они едут в ауберг ордена Святого Августина. Будут здесь не раньше чем через две, а то и три недели.

– Что же, неплохо он перепугался за своего сыночка! Вечно так – натворят дел в молодости, а потом всю жизнь расхлебывают последствия! Ужасная недальновидность! – презрительно заметил Констанс, искривив губы.

– Когда прибудет письмо, что мы будем делать? – уточнил секретарь, видя, что епископ не сердится.

– Немедленно уедем. Я не собираюсь протирать сутану в Приолоне, под обстрелами требюше! Наш командор сразу же окажется сильно занят вызовами к начальству. К тому же и непримиримый епископат не останется в долгу и задаст жару! Ему точно будет не до нас!

Констанс откинулся на спинку креслица, сцепив руки на животе. Он сидел в задумчивости какое-то время припоминая, какие же еще вопросы они не обсудили.

– Боклерк?

– Да, ваше преосвященство? – секретарь расправился с зайчатиной, и теперь попивал вино маленькими глоточками, закусывая его марципановыми печеньицами.

– Тебе удалось что-нибудь выяснить о том отравителе? – епископ знал, что особых подвижек в этом вопросе не было, но для порядка спросить все же стоило.

– Нет, ваше преосвященство, – отрицательно качнул головой брат. – О нем ничего узнать не удалось, поскольку со смертью наемника оборвались все ниточки ведущие к нанимателю. Ничего не удалось также раскопать о том, кто подослал убийцу. Однако случились кое-какие вещи, точнее сказать не случились, – Констанс вопросительно изогнул бровь. – После столь топорного покушения, перестали появляться любопытные, которые интересовались вами в последнее время. Как отрезало.

– Плохо, – выдохнул епископ. – Противник затаился, и теперь будет хитрее. Если он попытается что-нибудь предпринять, то уже будет действовать какими-нибудь другими способами, а мы к сожалению не знаем, с какой стороны его ждать.

На башню, пыхтя, поднялся брат-прислужник. На его небольшой залысине поблескивали капельки пота. Он трясущейся рукой оттер лоб и щеки, отдышался, перестав издавать хрипяще-булькающие звуки, и лишь затем сказал:

– Ваше преосвященство, к вам пришли.

– Кто? – раздраженно поинтересовался Констанс. Ему не хотелось сразу же покидать башню после плотного ужина.

– Он не представился, но посетитель облачен в одежды положенные священнослужителям немалого сана, – поспешил объяснить прислужник, вновь вытирая лоб.

– Какого 'немалого'?! – не выдержал епископ. – Толком сказать можешь?!

– Нет, ваше преосвященство. Пришедший не снял пелиссон, так что точнее сказать не могу, но ткань пошедшая на одежду очень хорошего качества…

– О Господи! Иди, а то замучаешь меня своими объяснениями! Скажи, что я сейчас буду, отведи его в гостиную, а за дверями поставь охрану! А то неизвестно кого там еще нелегкая принесла!

Брат прислужник судорожно кивнул, подхватил полы рясы и со страдальческим стоном нырнул обратно в дверь, ведущую на лестницу.

Епископ нехотя поднялся с кресла, подошел к парапету и посмотрел вниз. До земли было ярдов пятьдесят. В связи с предстоящим спуском на сытый желудок, ужин здесь уже не казался столь прелестным времяпрепровождением.

– Ну что ж, пойдем Боклерк! – позвал секретаря Констанс и с недовольным видом направился к небольшой двери, что вела на площадку.

Однако первыми на лестницу нырнула пара братьев-сопровождающих, а уже за ними стал спускаться епископ. По витой лестнице, преодолев около пятидесяти ступеней, они спустились до уровня фортификационной стены и по закрытой галерее прошли до башни наиболее близко расположенной к жилому флигелю. После этого Констанс вынужден был осилить еще не меньше сотни ступенек, прежде чем смог оказаться у выхода в свои апартаменты. Под конец пути он тяжело дышал, но останавливаться, тем не менее, не пожелал. Ведь быть епископом боевого ордена, и проявлять при этом телесную немочь… В данных обстоятельствах это являлось недопустимым.

Прежде чем выйти к посетителю епископ привел себя в порядок, сполоснул лицо в поданном ему тазу, чтобы остудить раскрасневшиеся щеки, застегнул все пуговицы на сутане, все-таки преодолеть сто пятьдесят ступеней на шестом десятке лет занятие не шуточное, поправил съехавшую на бок шапочку.

В гостиной сидя на стуле, его дожидался не кто иной, как епископ-суффраган Герран.

– Ваше преосвященство, какой внезапный визит?! Чем обязан? – удивился Констанс, увидев столь неожиданного гостя. – Может быть, пройдем ко мне в кабинет?

– Не стоит. Я тут же уйду. Чем нас меньше вместе видят, тем лучше?! Кажется, вы тогда именно так мне и сказали?! – таинственно улыбнулся Герран.

– У вас превосходная память, – кивнул ему епископ. – Но в этот раз инициатором встречи являетесь вы, и уже вам решать, что требуется – тайна или повсеместная известность.

– Думаю, что и здесь уместнее всего соблюсти скрытность, – определился молодой церковник. – Однажды вы мне сообщили интересную информацию, которой я мог распорядиться по собственному усмотрению.

– Было такое дело, – согласился Констанс, присаживаясь в одно из кресел стоявших в гостиной.

– И за эти сведения я не был ничем вам обязан?! Так?!

– Истинно, – вновь согласился епископ, пока не понимая, куда клонит собеседник. – И вы мне до сих пор ничего не должны.

– Однако я так не считаю, и решил сделать вам ответный жест доброй воли, – суффраган поднялся со стула на котором сидел, и принялся расхаживать по комнате. – Но для начала я хочу поведать вам небольшую предысторию. На протяжении трех недель я ломал голову: зачем же вы рассказали мне про адмирала Форсина, и никак не находил ответа. Но сегодня, в первой половине дня к нам в ауберг прибыл посланец. Внимание, теперь я думаю, история напрямую касается вас! – он выдержал эффектную паузу и продолжил. – Итак, прибыл посланец из Боевого Женского ордена Святой Великомученицы Софии Костелийской с очень интересным письмом. И о чудо! Все сведения, сообщенные вами, вдруг выстроились в строгую логическую цепочку! – епископ Констанс пристально глянул на разглагольствующего суффрагана из полуприкрытых век. – Я не знаю, зачем вам понадобилось утаивать подобные сведения, однако ничем вас не выдам.

– Молодой человек, – холодным тоном начал Констанс. – С чего вы решили, что я знаю, какие именно сведения принесла вам сестра?

– Хорошо, не хотите говорить – не надо, оставим это как мои домыслы, – покладисто согласился Герран. – С адмиралом вы все-таки нам очень помогли. И я решил на всякий случай известить вас о визите сестры в ауберг.

– И что, прибыла только одна сестра? – уточнил Констанс.

– Да, сестра Бернадетта. Очень красивая девушка. С ее лица впору лики святых писать, – парой фраз обрисовал приехавшую суффраган.

– Насколько я помню, в женском боевом ордене есть такая Бернадетта, – поделился с ним епископ. – Только смотрите осторожнее, она истинная дочь Церкви во всех смыслах этого слова. А то были уже предпосылки…

– Я ничего такого и не думал, – от этих слов, словно от назойливой мухи, отмахнулся Герран. – Содержание письма, которое она привезла, заслуживает гораздо большего внимания, чем ее красота. Увы, пересказать его я вам не могу, поскольку завтра о его содержании будет доложено на внеочередном конвенте. А вот предупредить о его наличии – запросто! – тут молодой церковник сложил пальцы домиком и повернулся к епископу. – Надеюсь, вам столь малые известия будут полезны.

– Я подумаю, где возможно их применить, – с прежним холодом в голосе ответил ему Констанс, даже не шелохнувшись в кресле. – Ненужных сведений не бывает. Благодарю вас, епископ.

– Ну что ж! – видя, что Констанс ни как не прореагировал на его монолог и не выдал своих намерений, Герран поспешил откланяться. – Тогда всего доброго, епископ! С Богом!

– И вам того же! – пожелал ему Констанс.

Епископ-суффраган стремительно вышел. Едва только за ним закрылась входная дверь, Констанс сбросил с себя напускную неторопливость и немедленно позвал секретаря. Брат заглянул в гостиную.

– Ваше преосвященство?

– Только что в орден Святого Иеронима прибыло послание, отправленное настоятельницей монастыря женского боевого ордена. Завтра о нем будет доложено на конвенте!

– Те сестры не могли так быстро добраться, – возразил ему Боклерк.

– Это известие привезла сестра Бернадетта, так что собирай вещи, мы немедленно уезжаем!

– Куда и как надолго? – уточнил секретарь, соображая, что же ему брать с собой в дорогу.

– В Винет и почти на всю зиму!