"«Прощание славянки»" - читать интересную книгу автора (Яковлев Алексей)

7Наваждение

Я вернулся к себе разбитым…

За ночь и половину сегодняшнего дня Константин кардинально изменил ко мне свое отношение.

Белый Медведь свою угрозу выполнит «просто и надежно», как выразился генерал Багиров. Потому что деньги в «юбилей национального гения» он вложил огромные и мечтает их с лихвой окупить.

По решительному лицу Константина я великолепно понял, что мне лучше всего, не мешкая, сегодня же ночью лететь в Африку.

Вот о чем я размышлял за рюмкой армянского коньяка с голубой библейской горой на этикетке…

Передо мной стоял в полный рост так и не решенный до сих пор, как теорема Ферми, простейший с виду гамлетовский вопрос: «То be or not to be…» Если вы помните, переводится он у нас так: «Быть или не быть», хотя точнее по-русски следовало бы сказать: «Жить или не жить». Только не подумайте, пожалуйста, что я всерьез решал — заколоться мне немедленно тупым кухонным ножом или подождать немного и повалять еще дурака с Офелией? Не в этом дело…

По-моему, гамлетовский вопрос решается так: жить человеком или жить живым покойником? Гамлет, если забудет о тайном поручении, данном ему тенью отца, тут же станет живым покойником. Хотя его дружок Горацио и убеждает его не верить в «маньячные бредни». Я тоже могу запросто стать живым покойником. Это произойдет немедленно, если я послушаюсь Константина и навсегда забуду свою «Тайную историю». А дальше что?

А дальше — тишина…

Мой загранпаспорт три дня ждет меня в кармане у Мангуста…

Я вздрогнул.

В моей прихожей надрывался звонок. Но бросился я сначала не в прихожую, а к двери чулана — проверить бронзовую защелку. Эта старинная мощная щеколда была моей единственной опорой и защитой.

Я понимал, что совершаю очередную ошибку: открываю дверь, даже не спрашивая, кто там стоит…

А стоял передо мной худенький паренек в длинных широких черных шортах, в белой футболке навыпуск, в бейсбольной шапочке козырьком назад. Паренек держал за шнурки пластиковые ботинки с роликовыми коньками.

Со времен «перестройки» строгую классическую красоту Дворцовой площади опоганили, как могли. То на ней митингуют записные ораторы, сами не верящие ни единому своему слову, то выше «александрийского столпа» возносится надувное изделие братьев Монгольфьер с рекламой пива «Хайнекен» на разноцветных боках, то под аркой Главного штаба завоет на всю округу старые советские песни какой-то одичалый нищий с бородой Емельки Пугачева, то шумно снуют вокруг площади друг за другом навсегда забросившие учебу модные ролкеры…

И я спросил у молча глядевшего на меня недоучки:

— Что скажешь, поколение «пепси»? Говорить-то еще не разучился?

Паренек поправил шапочку, посмотрел через перила вниз и сказал шепотом:

— Слава, это я. Да?

Я за руку втащил Натали в прихожую, захлопнул дверь и закрутил ригельный замок. Придя в себя, я спросил:

— Уже шесть часов?

— Пять, — ответила Натали. — Я пришла пораньше. Да? — Она посмотрела на меня в упор. — Ты не дождался вечера. Ты не хочешь, чтобы я с тобой рассчиталась? Да?

— Извини, — успокоил я ее. — Так. Расслабился чуть-чуть…

— О-ля-ля, — пропела Натали, — опять это ваше «жють-жють». Да?

Она поставила коньки в прихожей и, как хозяйка, прошла на кухню. Покачав головой, убрала бутылку в холодильник и сняла кожаную торбочку.

— К чему этот маскарад? — спросил я, боясь подтверждения подозрений генерала.

— Так надо… Да? — коротко ответила она.

Натали достала из торбочки белый цилиндрик, высыпала из него на ладонь таблетку и бросила ее в стакан с водой. Я с интересом наблюдал, как взорвалась пузырьками таблетка в воде и осколок ее заметался, как живой, по стакану.

— Выпей, Слава. Так надо. Да?

— Кому надо? — не понял я.

— Тебе. Очень надо. Да?

Я рассердился, я уже отвык от таких наездов.

— Извини, я сам знаю, что мне надо.

Она подошла ко мне со стаканом, и перламутровые глаза ее стали стальными, как глаза Константина.

— Выпей. А то я уйду. Да?

Я пожал плечами и выпил кисловатую газированную жидкость.

— Сейчас тебе будет хорошо, — сказала Натали.

— Да мне и так неплохо было…

— Мне было плохо. Да? — объяснила Натали. — Я не могла с тобой разговаривать. Да?

Чтобы позлить ее, я сказал:

— У тебя антиалкогольные таблетки всегда под рукой?

Она смотрела на меня, проверяя мое состояние.

— Я специально для тебя их захватила. Я знала, что ты уже жють-жють. Да?… Вот так почти хорошо. С тобой уже можно говорить. Потом выпьешь еще одну. Да?

Я согласился сразу:

— Если сначала выпью коньячку.

Она улыбнулась мне ласково и постучала ногтем по белому цилиндрику:

— Сегодня ты будешь пить только это,— и еще ласковей посмотрела на меня. — Слава, ты сделал то, о чем я просила?

Как это ни странно, но в моей голове, будто в душной комнате, настежь распахнули окно. Я увидел страшную дверь чулана и потащил Натали за руку в комнату, захватив со стола новенькие копии Геккерновых бумаг.

В комнате она меня спросила спокойно:

— Что-то не так, Слава, да?

Про чулан я не стал ей объяснять, я спросил ее только:

— Прежде всего скажи, зачем тебе нужна моя статья?

Она трогательно улыбнулась.

— Слава, я хочу сделать маленький… — обаятельно раскатился невидимый шарик, — сюр-р-р-пр-риз. Да?

Я не поддался.

— Кому?

Она вздохнула.

— Слава, скор-ро ты сам все увидишь. Да? — Она умоляюще смотрела на меня. — Слава, сейчас ни о чем не спрашивай! Ты сам все увидишь. Да?

— Хорошо, — согласился я. — Тогда объясни, почему ты явилась ко мне в таком виде?

Она лукаво улыбнулась и плюхнулась в кресло, по-мальчишески широко расставив колени.

— Просто я думала, что так тебе больше понравится. Да?

— Что мне понравится? — не понял я.

Она смотрела на меня с вызовом.

— Мне показалось, Слава, что ты больше любишь мальчиков. Да?

Я сказал растерянно:

— Тьфу, блин… Да за кого ты меня принимаешь?

Она улыбалась.

— Но это же не плохо. Да?…

Я бросился на колени между ее раздвинутых ног, обнял за шею, поцеловал в губы.

— Дура! Ты же великолепная девчонка! Я еще не видел таких девчонок! Мне так еще никто в жизни не нравился! Дура!

Она спокойно отстранила меня от себя.

— Слава, ты сделал то, что я тебя просила?

— Я же обещал!

Я попытался ее снова обнять. Она опять отстранилась.

— Обещал или сделал?

Я бросился к столу и потряс исписанными листами.

— Сделал! Вот!

Она положила ногу на ногу, спросила недоверчиво:

— Ты доказал, что они убили Пушкина, да?

— И Лермонтова тоже они! — заорал я в исступлении.

— Какого Лермонтова? — не поняла она.

— Того, которого я тебе утром читал! Забыла?!

Она засмеялась, как колокольчик.

— О-ля-ля… Слава, сядь. Успокойся. Да? И прочти мне Лермонтова. Про причину и следствие одновременно.

Я грохнулся на стул у стола и сжал виски, вспоминая любимую строфу из неоконченной «Сказки для детей». Иностранная таблетка работала четко — в памяти тут же всплыли загадочные строки:

Она смотрела на меня, широко раскрыв перламутровые глаза.

— Слава, почему он улыбнулся?

— Потому что понял, чему улыбаются звезды, глядя на «гордый прах Земли».

Она подсела поближе к столу.

— А чему улыбались звезды?

Я дернулся, мне захотелось выпить, но Натали молча удержала меня за руку. Пришлось ей объяснить сумасшедшее открытие юного гусара насухую:

— Нева, как Лета, как река времени, все смывает в море… Мы думаем, что все прошло, что время смыло и «грешных снов нескромные слова», и роковые события прошлых лет, а этот, почти безусый, мальчик понял, что ничто никуда не девается… Все остается в море… Не в обычном море, конечно, а в каком-то неведомом еще энергоинформационном море… Все остается там навсегда… Звезды улыбаются, потому что думают, что люди никогда не догадаются об этом. Но безусый мальчик догадался и улыбнулся миру звездной улыбкой Демона… Он понял это в белую ночь, когда увидел, как слились воедино причина и следствие…

Натали сняла пошлую шапочку и поправила мальчишескую стрижку.

— Неужели ваш Лермонтов знал это уже тогда? Да?

Я рассмеялся.

— Хочешь сказать, что и ты это знаешь?

Вместо ответа она тряхнула головкой и раскатила невидимый шарик:

— Стр-ранные люди вы, р-русские… Очень стр-ранные. Да?

Я не выдержал: обнял ее и хотел стянуть с нее футболку. Но она цепко схватила мою руку.

— Не надо. Да? Ты не веришь мне? Слава, я тоже обещала тебе. Да? Я рассчитаюсь. Да?… Потом… да?

— Когда это потом? — я боролся с ее рукой.

— О-ля-ля! Какая стр-расть, — рассмеялась она. — Ты хочешь доказать мне немедленно, что ты не голубой. Да? Не надо, Слава. Я тебе уже вер-рю. Да?

Я замер, как оплеванный.

А Натали как ни в чем не бывало взяла со стола первый лист новенькой копии и вдруг пробормотала растерянно:

— О-ля-ля… откуда у тебя эти бумаги, Слава?

— Мне их Костя подарил.

— Константэн? — задумалась она.— А у кого настоящие листы… как это по-русски? Да?

— Подлинник,— подсказал я,— подлинник оставил у себя Критский.

— Кто это? — спросила она быстро.

— Советник Константина. Игорь Михайлович. Холеный такой. Знаешь его?

Она от удивления подняла брови и стала озорным и нахальным пацаном.

— О-ля-ля! Это настоящий сюр-рпр-риз! Да? Спасибо тебе, Слава? Огр-ромное тебе спасибо!

— За что? — только тут задумался я.

Она кокетливо тронула меня за плечо и затаенно улыбнулась.

— Слава… Выйди на кухню. Да?

Она добилась, чего хотела. С мысли я сбился начисто.

— Раздевайся при мне… Я отвернусь, если хочешь.

— Нет, — сказала она сурово. — Выйди. Так надо. Да?

Как лев на арену цирка, рыча, я влетел на кухню.

Я проверил щеколду, подтащил к дубовой двери кухонный стол, припер его тумбой. Я шагал взад-вперед по кухне и думал, что, если Мангуст попробует сунуться ко мне в такой момент, я уложу его топором!

— Слава, я готова. Да? — раздался наконец из комнаты ее голос.

Сжимая в руке туристский топорик, я вошел в комнату… и уронил топорик на ногу…

— О-ля-ля! — смеялась весело Натали. — Зачем топор, Слава? Ты разве купец Р-рогожин?

Я понял, что расчет опять откладывается…

Натали стояла передо мной в узком, длинном вечернем платье, в элегантных замшевых туфельках на высоком каблуке…

Я сказал мрачно:

— Мне надоел этот маскарад!

Натали смотрела на меня с вызовом.

— Так надо, Слава. Да?

Я подошел к ней вплотную.

— Или ты мне все объяснишь, или я тебя отсюда не выпушу…

Она опять засмеялась.

— О-ля-ля… Какая стр-расть… Я сегодня выступаю, Слава. Ты не можешь меня тут держать. Да? Меня ждет много людей. Очень много людей.

— Где? — спросил я ревниво. — Где это ты выступаешь?

Она махнула рукой в сторону окна.

— У твоего соседа. У Пушкина. Да? Сегодня там конференция. Профессор делает там свой сенсационный доклад. А после него выступаю я, как его лучшая ученица. Она помолчала.— Вот для чего мне нужна твоя статья о Дантесе и Геккерне… Об их пр-ровокации… Я тебе все объяснила… Да?

Я растерялся.

— Но профессор-то будет говорить совсем о другом… Он будет отмазывать Дантеса…

Она хитро улыбнулась.

— Тогда будут ср-разу две сенсации… Да?

Я спохватился вдруг:

— Слушай! Я не успел переписать статью, — я схватил листы. — Это же черновик! Краткие тезисы. Ты не поймешь ничего!

Она спросила спокойно:

— Но ты их поймешь, Слава?

— Я-то пойму.

— Тогда нет проблемы. Да?

Я не понял ее, и она мне объяснила:

— Я начну свое выступление, а потом позову из зала тебя. Да? Ты им сам прочитаешь свою статью. Да?

— Ты с ума сошла! — Я плюхнулся в кресло.

Она подсела ко мне на колени.

— Так надо, Слава. Да? А потом я с тобой рассчитаюсь, — она гладила мои волосы. — Я очень хорошо с тобой рассчитаюсь… Да? — она поцеловала меня. — Ты мне сразу очень понравился. Да? — она покраснела и засмеялась тихо. — Видишь, как я тебя хочу? Да? Но сейчас нельзя… Да?… Потом будет лучше… Потом будет очень кр-р-расиво… Да?

У меня голова кружилась. Она прижалась щекой к моему подбородку.

— Слава, разве так встречают любимую женщину?

— Как? — глупо улыбался я.

— Ты небрит, Слава, — она встала с моих колен. — Иди побрейся! Ты должен отлично выглядеть! Да?

— Зачем это? — заупрямился я.

И она, прищурив перламутровые глаза, объяснила:

— Чтобы они тебя не приняли за сумасшедшего алкоголика. Я приготовлю тебе еще одну таблетку. Да?

Она тряхнула перед моим носом белым цилиндриком и походкой топ-модели, качая бедрами, вышла на кухню…

Я понимал, что снова попадаю на «чертово колесо», снова меня затягивают в какую-то авантюру… Но сопротивляться я уже не мог, я думал только о том, что будет после доклада…

Я был в каком-то наваждении…