"«Прощание славянки»" - читать интересную книгу автора (Яковлев Алексей)

18Мочилово

Я открыл глаза, так и не увидев самого главного…

В сумерках белой ночи меня тряс за плечо Котяра. Я спросил недовольно:

— Как ты попал ко мне? Дверь-то закрыта…

— Обижаешь, — сказал он и показал согнутую под углом проволоку.

Я закрыл глаза и снова упал на подушку. Но Котяра не дал мне досмотреть:

— Славик, ты понял, что я сказал? Костю мочат.

Я сразу проснулся.

— Кто мочит? За что?

Котяра присел на краешек тахты.

— Костю толковище решает.

Я протер глаза.

— Какое толковище?

— Ну, сходняк, — объяснил он проще.

— Какой еще сходняк?! Можешь ты нормально объяснить?

Котяра недовольно фыркнул.

— Ёк макарёк, Славик! А я-то как тебе объясняю? Костю судят! Суд высшей инстанции! Усек?

— За что?

— Говорят, он какого-то Адика замочил у себя в офисе.

Я вскочил, схватил со стула рубашку.

— Адика он не убивал! Я свидетель!

Котяра за руку усадил меня обратно.

— Не горячись, Славик, сядь.

— Чего сидеть?! — возмутился я. — Костю не за что мочат!

— А можешь ты за Костю заложиться? Головой заложиться! Можешь? — сверлил меня желтыми кошачьими глазами Котяра. — Если можешь — пошли. Если нет — я к тебе не приходил.

Я ему повторил твердо:

— Костя Адика не убивал. Когда мы с ним в офис приехали, Адик уже на струне висел.

Котяра тяжело вздохнул.

— Никто и не говорит, что он сам мочил. Говорят, что по его заказу мочил какой-то Мангуст.

— А Мангуст… — я вспомнил труп в черном плаще и замолчал.

Котяра оскалился:

— В том-то и дело! Мангуст тоже в жмурах. Секретарь говорит, что его Белый Медведь убрал, как свидетеля.

— Какой секретарь?

— Кликуха у него такая, — поморщился Котяра.

Только тут до меня дошла ситуация. Вот о чем говорила Алина. Вот какие похороны еще продолжались. Я спросил:

— Откуда ты все это знаешь?

Котяра опять вздохнул.

— Лучше бы мне не знать ничего, Славик… Костя с похорон всю шоблу ко мне на катер привел. У меня же бухаловым весь кокпит забит еще с его именин… Помянули они этого Адика, а потом вопрос ребром поставили… Я у штурвала все слышал.

Сердцем я чувствовал, что меня опять затягивает на «чертово колесо». И в этот раз живым мне с него уже не выбраться. Мне стало тоскливо и радостно…

Вместо ответа я спросил:

— А где они?… У тебя на катере?

Котяра мрачно посмотрел на меня.

— Ёк макарёк, Славик! Как бы я к тебе попал, если бы они на катере были?…

— Так где они?

— В «Каземате» базарят.

— В каком каземате?

Котяра даже сплюнул на пол.

— Ёк макарёк, Славик! В «Каземате»! В Петропавловке!

Я вспомнил, что «Каземат» был любимым рестораном моего бедного шефа. Котяра встал.

— Отдыхай, Славик. Досматривай свои сны. Я к тебе не приходил. Дверь за мной закрой, как следует.

Я встал.

— Я с тобой, Леня.

Пока я опять надевал свой «прикид», Котяра молча смотрел на меня. Когда я оделся, он сказал:

— Не надо, Славик. Брякнешь чего не так — они тебя замочат.

В душе моей звучала тревожная и радостная мелодия. И я сказал:

— Пошли!

С воды у Петропавловки Нева необъятна. С середины реки в серебристой дымке еле видны кукольной красоты домики по ее берегам. Мосты почти касаются воды. Нева — необъятна и выпукла, как гигантская жидкая линза. Как живое всевидящее око. Кукольный город отражается в нем. Город кукольной красоты на берегу Стихии. Она наблюдает за городом, впитывает его в свою глубину. Она общается с ним. Три века города — три ответные фразы Стихии — три кошмарных наводнения… Три предупреждения хвастливым и гордым, решившим, что «заковали в гранит» ее берега… Кто знает, насколько еще хватит ее терпения?…

В выпуклом зеркале Невы плыли розовые облака. Я сказал Котяре:

— Леня, я твой мандат передал.

Котяра ответил не сразу, он разворачивал катер бортом к течению.

— Чекисты мне показывали его. Вчера. Искали у меня хозяина.

— Они же его отпустили в Швейцарию, — удивился я. — Он уже далеко…

— Они тоже так думали, — сказал Котяра и вдруг замолчал неожиданно.

Я подошел к нему.

— Ёк макарёк! — заорал Котяра, перекрывая рев двигателя. — Опоздали, Славик! Гляди!

Он показал рукой в сторону низких бастионов. Я ничего не увидел: наш катер был на траверзе Ростральных колонн. Там, куда показывал Котяра, от причала у Невских ворот Петропавловки, набирал скорость, выходя на середину реки, черный, обтекаемый, как гоночный болид, мощный глиссер.

Котяра сбросил газ.

— Падлы! Я думал без меня не начнут. Они Фреда-стилягу зафрахтовали! Падлы!

Я ничего не понимал. Котяра, матерясь на меня, скалил золотые зубы:

— Гляди! Они Костю на водных лыжах катают!

Тут я увидел, что за глиссером, на длинной веревке, поднимая буруны пены, мчался воднолыжник. Странный воднолыжник, в белом, развевающемся на ветру плаще.

Котяра выключил двигатель.

— Это их фирменное мочилово…

Мощный болид развернулся на середине реки. Константин взмахнул руками и погрузился в воду. Только полы белого плаща колыхались на поверхности. Болид взревел, встал на редан и помчался по течению к Дворцовому мосту. Натянутая веревка вытащила на поверхность Константина. Он летел за катером в пене брызг, лежа на боку, но подтянулся и поднялся во весь рост, широко расставив ноги. Никаких лыж на ногах не было, в бурунах воды, откинувшись назад, он летел за катером на своих подошвах. Летел и орал что-то.

— Е-а-а-а-и-о-а, — долетали сквозь рев мотора до нас одни гласные.

У Зимнего дворца болид плавно повернул к Биржевому мосту. Он пролетел мимо нас по левому борту метрах в двадцати. Я увидел Константина совсем близко. Плащ уже не развевался, а висел у него за спиной, как мокрая тряпка. Тело Константина подпрыгивало на буранах, как на ухабах. Он уже не орал. Весь мокрый, выставив вперед мощную челюсть, он, как штангу, прижимал к груди деревянную палку на конце троса. Нас он не видел…

Болид влетел под мост. Тело Константина подпрыгнуло на волне, откинутой от мостовой опоры, и упало в воду. В бурунах за кормой болида уже не различить было белого плаща…

— В залив потащили, падлы, — сказал грустно Котяра.

Я заорал на него:

— Заводи мотор! Догоняй!

«По-по-по-по-по!» — тревожно взревела выхлопная труба.

Мы мчались за ними вдоль набережной адмирала Макарова.

— Форвертс! Тварь фашистская! Доннерветтер нох айн маль! — орал на свой катер Котяра.

И катер рейхсмаршала порхал, как бабочка, по бурунам, поднятым черным болидом.

Скоро я увидел Константина. Вернее, голову его. Он летел за болидом, лежа на спине, упираясь мощным подбородком в деревянную палку, затылком к кильватерному буруну.

Я орал на Котяру:

— Топор! Давай топор! Трос обрубим!

— X… ты его обрушишь! — орал в ответ Котяра. — Пусть сам отпустит трос!

Такой простейший выход даже не пришел мне в голову. Но Константин наконец увидел нас и сам догадался отпустить трос. Котяра скинул обороты. Черный болид улетел к Тучкову мосту. А мы развернулись и на малых оборотах кормой подошли к Константину.

Голова его ныряла в воде, как поплавок, то погрузится, то покажется, мокрый широкий плащ утягивал его ко дну, скинуть плащ — сил уже не было.

Котяра держал меня за ноги, а я, перевесившись с кормы по пояс, поймал руку Константина и помог ему забраться на катер. Котяра рванулся к штурвалу. Константин, тяжело дыша, показал ему за корму.

— Разворачивают…

— Не догонят! — весело пообещал Котяра. — Мы в Мойку уйдем! В речках меня х… догонишь!

— Не надо, — выдохнул Константин.

— В речках я каждую щелку знаю! — упрашивал его Котяра. — Слиняем! Не найдут!

— Не надо, — упрямо повторил Константин и стащил с себя мокрый холодный плащ.

Вода с него стекала ручьями. Ноги были в одних черных носках, ботинки смыло. Он оглянулся на подходящий к нам болид и стал раздеваться, стуча зубами. Котяра шмыгнул в каюту и появился оттуда с полосатой купальной простыней. Константин закутался в нее, как в тогу, краем вытер мокрое лицо, взъерошил короткие волосы и спустился в каюту.

В это время болид взял нас на абордаж. С его борта на катер шагнули два, похожих на танки, битюга в черных костюмах, наверное, еще с похорон Адика. Катер качнулся и накренился набок.

— Бегемоты! — заорал на них Котяра. — Разойдитесь по бортам! Посудину опрокинете!

Танки вместе шагнули на левый борт. Катер накренился на другую сторону.

— Ослы! — возмутился Котяра.— Один на месте, другой шаг назад! Марш!

Танки разошлись по бортам, и катер стал ровно. Человек, похожий на партийного функционера, спросил с болида:

— Балагур, а кто тебя просил встревать? Тебя же отпустили по-хорошему.

— Так это… — заволновался Котяра. — Секретарь, я Белого Медведя двадцать лет знаю… Жалко все— таки…

— Забыл, где жалко? — спросил Секретарь. — Жалко у пчелки в жопке.

— Так это… — волновался Котяра, — я же не знал, что вы уже… Я вам свидетеля привез, — и он показал на меня.

Секретарь окинул меня брезгливым взглядом, и я узнал его. Это был Паша, муж моей бывшей жены и мой протеже. Он сказал Котяре:

— Единственного свидетеля Белый Медведь замочил. Его свидетели нам не нужны.

Рядом с Пашей возник какой-то чернявый, щуплый.

— Давайте его свидетеля замочим, как он нашего! Без базара.

Мой почти родственник мрачно посмотрел на меня.

— Лучше Робинзоном сделаем… Посадим в заливе на бакен, пусть подумает, как в чужие дела встревать.

За их спинами кто-то рявкнул:

— Что вы с лохом связались? Где Белый Медведь? Живой?

Константин, завернутый в купальную простыню, выглянул из каюты со стаканом в руке.

— Я здесь, Саныч. Давай ко мне на борт. Разведемся до конца.

— А-а-а, — сказал зловеще невидимый Саныч. — Что ж ты раньше молчал, гнида?

Константин ответил дружелюбно:

— Окунулся и вспомнил кое-что. Давай ко мне, Саныч.

Все перешли к нам на катер. Саныч оказался солидным бородатым мужчиной в золотых очках. Удивительно похожим на Хемингуэя. Я понял, чей портрет висел в «святая святых» Константина.

Перламутровый столик был раздвижным. Котяра раскинул его вдоль голубых диванчиков. Они устроились по обе стороны. С одной стороны Паша и чернявый, а в центре почтенный старик в золотых очках, с другой — танки и между ними Константин, завернутый в махровую тогу. Котяра стал накрывать на стол, но Саныч сказал:

— Иди к штурвалу, Балагур. Без тебя справимся.

— Куда плывем? — спросил его Котяра.

Саныч посмотрел на часы и недовольно покачал головой.

— Первый час… Вези в залив. Хватит в городе светиться.

— Есть, капитан, — Котяра кинул ладонь к мелкой фуражке и вышел.

Я остался стоять у стеклянного шкафчика, внутри которого янтарным, солнечным светом горел волшебный напиток. Константин разлил по фужерам целую бутылку. Все молча выпили. Привычно выпили, как пьют уже не первую. Только тут я заметил, что все были пьяны. Злым, мрачным хмелем. Два здоровенных белобрысых бугая, которых я сначала принял за охранников, были похожи друг на друга, как близнецы. Но одного называли Василич, а другого — Петрович.

Саныч вдруг обернулся ко мне.

— А это кто?

— Свидетель, — ехидно сказал чернявый. — Балагур его привез.

— Тебе свидетель нужен? — спросил Константина Саныч.

— Нет, — твердо сказал Константин. — Отпусти его, Саныч, пока Фред не уехал.

Саныч недоверчиво прищурился.

— Просто так отпустить? Он же явился. К нам зря не являются. Просто так у нас еще никто не уходил.

Наверху взревел двигатель, я увидел в иллюминатор, как от нашего катера отвалил черный глиссер, похожий на обтекаемый гоночный болид.

— Да что он знает, — сказал недовольно Константин. — Я с этим лохом три дня всего знаком.

Санычу почему-то очень понравилось его недовольство, и он спросил меня:

— Как тебя зовут, придурок?

— Слава, — ответил я.

— Слава кому? — поинтересовался Саныч.

— Слава Богу, — сказал я искренно.

— Вот и отвечай, как перед Богом, зачем ты к нам явился?

«По-по-по-по-по», — нервно зашлась выхлопная труба. Катер развернулся, а я уперся лбом в стеклянную дверцу бара.

— Сядь в уголок, — ласково сказал Саныч. — Сядь и отвечай, о чем спрашивают.

Я сел на пустой ящик и сказал:

— Костя Адика не убивал. Я свидетель. Мы пришли, а Адик уже на струне висит… — Я сказал это и понял, что ничего этим не объяснил, и добавил тогда: — Какой ему смысл Адика убивать?

Саныч посмотрел на меня поверх золотых очков.

— Какой смысл, говоришь? Секретарь, объясни-ка придурку.

И Паша изложил мне коротко суть их претензий к Константину. Они считали, что вся операция с покупкой квартиры была придумана Константином для того, чтобы, кинув Адика, завладеть его процветающей фирмой. Для этого Белый Медведь, тайно вывезя из квартиры дорогой гарнитур, стал требовать у Адика его немедленного возвращения. Обманутый Адик предлагал Константину денежную компенсацию, но Константин от нее отказался и потребовал тогда слияния двух фирм в одну, под своим руководством. Адик не согласился. Тогда Белый Медведь начал угрожать ему физической расправой. Адик попытался скрыться. Но Белый Медведь выследил его и в подвале своего офиса пытками принуждал Адика принять предложение о слиянии двух фирм. Мужественный Адик категорически отказался. Тогда подкупленный Белым Медведем телохранитель Адика «физически устранил» своего шефа, а позднее вручил Белому Медведю финансовые документы и реквизиты фирмы «Арк-Ан».

Подкупив следствие, Белый Медведь пытался выдать смерть Адика за самоубийство. Но компаньоны Адика не поверили решению следственных органов и вызвали Белого Медведя и Мангуста «на сходняк». В самый последний момент, прямо во время похорон, Белый Медведь уничтожил единственного свидетеля своего преступления…

Вот такой была фабула их чудовищного обвинения. Я не выдержал:

— Да, все не так было! Совсем не так!

— А как? — ласково спросил меня Саныч. — Объясни нам, придурок.

Вмешался Константин:

— Да что он знает! Оставь его, Саныч. Я сам все расскажу…

Саныч его перебил:

— Не дергайся! Ты теперь никуда не денешься. Что-то ты задергался. Белый Медведь, — он улыбнулся мне ласково.— Изложи-ка нам свою версию, придурок, чтобы он не нервничал.

Я не обижался на него. Я знал, кого на зонах называют «придурками». Авторитеты, ставшие директорами фирм, так называли своих советников, по старой памяти… И я начал им свою версию излагать:

— Извините, пожалуйста, но ваше обвинение ошибочно изначально…

— Хорошо поешь, — подмигнул мне чернявый.

Я не обратил на него внимания.

— Константин не вывозил из квартиры гарнитур. Он сам его искал. Потому что Адик гарнитур перепродал…

— Правильно,— кивнул Саныч. — А кому он его перепродал? Ты это знаешь, придурок?

— Гарнитур перекупил у Адика генерал Багиров, — ответил я.

Все дружно рассмеялись. А чернявый разлил по фужерам новую бутылку.

— Чекисту-то эта рухлядь зачем?

— Балда! Фуфло! — сказали одновременно близнецы-танки.

Саныч смотрел на меня пристально поверх золотых очков.

— Генерала уже потом пристегнули для балды. Не морочь нам голову, придурок.

Я не согласился с ним:

— Извините, пожалуйста, дело же не в гарнитуре! А в старинных масонских бумагах, которые в нем были спрятаны. Эти бумаги уже год ищет иностранная разведка. Именно из-за этих бумаг и перекупил гарнитур генерал Багиров…

Саныч меня перебил:

— А где сейчас бумаги? У кого?

Я кивнул на Константина.

— Подлинники в фонде «Возрождения».

Саныч довольно засмеялся.

— И счета у него, и бумаги! Все у него!

Константин сказал раздраженно:

— Да, оставь ты эти бумаги, Саныч. Они ни при чем. Они на хер никому не нужны.

— Неправда! — возмутился я. — Эти старинные бумаги являются инструкцией к самому совершенному на сегодняшний день оружию!

Все как-то странно переглянулись. А Саныч попросил меня «осветить этот вопрос подробней». И я осветил.

Я рассказал им кратко про «Философические таблицы» Пушкина и про «изделие» Коли Колыванова. Я объяснил им, что с помощью таблиц можно рассчитать будущее, а пользуясь «изделием ЗК», можно лишить светлого будущего и отдельного человека, и любую страну, и даже весь существующий мир…

Все замолчали. А я решил, что наступил мой звездный час, и обратился к «сходняку» с речью:

— Господа, я очень рад, что вы поняли смысл гениального изобретения Коли Колыванова. С его помощью враги России, завладев «изделием», могут превратить всю нашу жизнь в сплошной несчастный случай…

— Вот это уж х…!— сказал сурово Хемингуэй.

— Не понял! — вмешался чернявый. — При чем тут долбаная Россия? Кому она теперь нужна?

Пришлось ему объяснить:

— Она Европе давно покоя не дает. С тех самых пор, как вещий Олег объединил Новгородскую Русь с Киевской и назвал Киев матерью городов русских…

Чернявый захохотал.

— Да на что Европе Киев?! При вещем Олеге даже киевского «Динамо» не было!

Я объяснил понятней:

— Все дело в том, что Киев находился как раз на скрещении двух великих торговых путей. С Юга на Север проходил путь из варягов в греки, а с Востока на Запад — Великий шелковый путь. И пересекались они как раз в Киеве…

— Ну и что? — не понял меня чернявый.

Я спросил его тогда:

— Вы представляете себе перекресток Невского проспекта с Литейным?

Неожиданно ответил Саныч:

— Я там живу.

— Тогда представьте себе, что на этом самом перекрестке вдруг возникает никому не известная «структура» и заявляет, что отныне этот ключевой транспортный узел находится под ее контролем… Вещий Олег организовал мощную «структуру»…

— Круто! Молодец князь! — скупо похвалил Саныч вещего Олега.

— Не по понятиям! — не согласился чернявый.— Со всеми делиться надо. Пути-то были не русские! Одним варяги владели, другим хазары…

— Еврей, — поправил его Саныч.

— Тем более! — возмутился чернявый. — Ваш вещий Олег — беспредельщик. Ни с кем делиться не хотел! Вроде Белого Медведя!

— Не горячись, Руслан, — успокоил его Саныч.— Вещий Олег не бандит. Не сравнивай его с Белым Медведем. Он русский князь! Там Россия была.

— Бандит! — горячился Руслан. — Никакой России тогда не было! Одна великая Хазария была! Вы рабами евреев были!

— Пурга! Фуфло! — сказали одновременно близнецы-танки.

Руслан скривился презрительно на белобрысых близнецов:

— Ваши предки дань евреям платили! В жопу их Кагана целовали!

Близнецы растерянно посмотрели на меня. И я сказал:

— Князь Святослав разгромил Великую Хазарию всего за один поход.

— Потому что — тоже бандит! — вскрикнул Руслан. — Только бандит на своего хозяина руку поднимает!

— Святослав доказал, кто был истинным хозяином русской земли.

— Э-э, — скривился Руслан, — все ваши князья не русские были! Путь по Днепру из варягов в греки назывался! Олег варяг был? Так?

— Так, — согласился я. — А кто такие варяги?

— Э-э,— поднял вверх палец Руслан,— шведы, скандинавы.

— Великий шелковый путь шел из Китая и Индии через всю Европу до Испании. До Кордовского халифата. Тут товар — там деньги. А чем скандинавы могли торговать с богатейшей Византией? Чем Византия могла торговать с норманнами? Каменистая скандинавская почва их самих прокормить не могла. «Варяжский» путь связывал Византию с богатейшим славянским городом на Балтике — Веденцем. Варяг — не норманн, это, по сути дела, не национальность. Это — профессия. Варяг — это гребец, мореход… Часто ими были славяне-венеды. И князья наши первые не скандинавы, а славяне с Балтийского острова Рюген, названного так в честь другого славянского племени — ругов… Первый князь Рюрик — это же Руг-Юрик…

— А мораль? — спросил вдруг Саныч. — В чем мораль твоей басни, придурок?

— Мораль проста, — сказал я. — Мы не Европа и не Азия. Мы Россия. Три года назад закончилась эра Рыб. Закончилось время европейской цивилизации. Наступила эра Водолея. Это знак России, знак новой славянской цивилизации. Но Европа не хочет уступать нам первенства. Она будет бороться с нами до конца!

Саныч поморщился.

— Кончай симпозиум! Ты зачем сюда явился? Мозги политикой полоскать?!

— Это не политика, господа, это вопрос нашей жизни и смерти. Европа хочет нас уничтожить…

— Мораль! — рявкнул Саныч. — Не вижу морали!

— Как? — удивился я. — Они украли у нас новейшее оружие! И инструкцию к нему, которая была в гарнитуре… При чем тут Константин?… Тут замешаны невидимые, закулисные силы!… А вы ерундой занимаетесь…

— Придурок! — заревел Саныч. — Кто тебя послал к нам? За кого ты нас принимаешь, придурок?!

— За русских людей, — сказал я.

— Тут нет русских, — презрительно скривился Руслан. — Тут сидят деловые люди!

Я растерянно посмотрел на близнецов. Петрович покачал головой.

— Не по делу выступаешь, братило. Нереально.

— Будто нарочно мозги пачкаешь, — поддержал его Василич.

— Конечно! — прищурился Руслан. — Мочить его, как Белый Медведь замочил нашего свидетеля!

— Лучше Робинзоном сделать, — заступился за меня мой «родственник».

— Мочилово! — решили одновременно близнецы— танки.

— Не-ет! — зловещим шепотом вмешался Саныч. — Мочилово для него слишком просто. Василич прав. Он специально нам мозги полощет. — Саныч повернулся к Константину. — Кто прислал этого придурка? Чей он?

Все это время Константин сидел, откинувшись на спинку диванчика, скрестив на груди руки, как римский император. Сидел и молчал. Саныч наклонился к нему через стол.

— Чей он? Колись, Белый Медведь!

Константин улыбнулся.

— Он сам тебе ответил — Божий. И «гений», который придумал «новейшее оружие», такой же. Чекисты его в дурдом отправили. Могу адресок дать в Озерках. Проверь, если хочешь, Саныч.

Все с каким-то презрительным ужасом уставились на меня. Саныч сказал мрачно:

— Надо же так мозги засрать…

— За это наказывать надо! — прищурился Руслан.

— За что? — опять заступился за меня «родственник». — Он и так Богом наказан…

— Мало! — сказал Руслан. — Мы поправим Бога!

Константин разлил по фужерам очередную бутылку:

— Ерундой занимаемся, господа. Я понятно излагаю? Е-рун-дой! Хреновиной! X…!

Все вздохнули одновременно и посмотрели на почтенного старца. Саныч устало потер свой бугристый лоб. Он не находил слов.

— Это он так про суд высшей инстанции! — тихо подсказал ему Руслан.

Саныч молчал. И тогда взорвались танки:

— А кто Адика у себя в офисе замочил?!

— А кто единственного свидетеля убрал?!

— А счета у кого?! — хрипло вскрикнул Руслан. — А документация?!.

И мой «родственник» не выдержал:

— Кто в одну харю грузит?! Кто не делится?!

Все дружно закончили хором:

— Мочилово!

Секретарь обратился к Санычу:

— Мы проголосовали единогласно. Клади свою резолюцию, Саныч.

Хемингуэй покрутил на пальце золотую печатку и выставил перед собой мощную ладонь.

— Утверждаю. Мочить обоих!

«Сходняк» удовлетворенно зашумел.

Константин спокойно поднял фужер.

— Прошу последнее слово!