"Богиня парка (сборник)" - читать интересную книгу автора (Петрушевская Людмила)

Вещи великого человека

Первое: должно пройти время. Но и (второе) все должно совпасть. То есть время должно пройти, но не слишком большое, потому что за сорок, к примеру, лет это да, становится ясно, что все вещи великого человека стоят дорого. Но и — с другой стороны — сорок лет достаточно мало. Никто это дорого не станет покупать пока что. Нужно двести-триста лет, чтобы вещи человека были признаны ценными (вещи в любом смысле слова, в том числе пепельница, стулья, книги из личной библиотеки — а уж что говорить о рукописях!).

Стало быть, должно совпасть то, что и времени бы прошло много, но и, допустим, чтобы живы были наследники, для которых утерянные вещи великого человека значат гораздо больше, нежели для музеев. Особенно при некоторых обстоятельствах, о чем много ниже.

Музей не заплатит; через сорок лет все еще довольно зыбко, великий-невеликий, гений или выдающийся, или просто значительный, кто поставит точную оценку? За сорок-то лет много других имен зажглось своим новым светом, и потомки еще не очнулись, не разобрались, кого за кого принимать и чье наследие беречь как источник будущих неслыханных богатств, к примеру (а это обстоятельство для коллекционеров разного уровня есть главное).

А то возьмут впопыхах разгон, нагонят шумихи в финансовых целях, получат средства, попыхтят, поставят памятник, а три поколения спустя какой-нибудь неуч из верхов спросит, пролетая на машине: «А кто это?» И снесут творение. Мало ли сгинуло имен под прессом мировых наслоений этой вселенской помойки: несут и несут ведрами, кипами, мешками, ящиками. Несут то, что составляло смысл жизни, с трудом осуществленные мечты, вроде бы победу, а стало гнилью и неразличимой трухой, то есть вне вихря действий заинтересованных лиц все это опало как пыль, реально успокоилось и вернулось в состояние химических субстанций, подвергаемых дальнейшему расщеплению.

Но вот редкостный случай — все совпадает (см. начало), прошло сорок лет со дня смерти великого человека, и хоть пока что музеи гроша ломаного не дадут за его вещи, примут если в дар и то спасибо большое с нашим поклоном — но жива вдова. Вдова же занята главным делом своей жизни и собирает свой музей мужа (вопрос, не окажется ли и он на помойке после ее закономерного старухи ухода).

Но пока что все совпало, повторяем, и начинается другая история, связанная с другим великим именем, никому не известным. Говорится же у индийских мыслителей — самые великие уходят незаметно (живут незаметно, поправим мы).

Поздно вечером этот великий незаметный человек идет по своим заповедным местам: почти что грибник, охотник, сборщик.

Всемирное занятие в бедных странах, собирательство. Не общенародное повседневное в каждом доме созидание хранилищ, сохранение с великими трудами наработанного, мытье, чистка, шебуршение в хорошо устроенных многосотлетних кладовках, нет — а именно собирательство по окрестностям чего попало и что плохо лежит.

(Плохо охраняемую собственность мы не имеем здесь в виду и воровство этой собственности, это особь статья и тоже черта общего самосознания — то есть что: ничто не должно принадлежать одному, а все должно принадлежать всем, а именно первому нашедшему — даром, к примеру, что это чей-то дом. Нашел кто-то этот, к примеру, дом, поднял головенку, поглядел округ, потянул на себя — и тут главное: никто не опроверг, не погнал. Стало быть, нашедший персонаж находится в своем праве и сразу же неохраняемое может свозить со двора).

После этого по-гоголевски лирического отступления вернемся к нашему великому человеку; он вооружен чем надо: такая кривая на конце вилка заостренная, то ли стрелка с двумя побочными крюками. Похожа на морской трезубец, только средний зубчик длиннее и прямой, а два посторонних согнуты лапками, загребать.

Ясно, что уже прошло сорок лет со дня смерти другого великого, о котором была речь в начале.

Нашему же человеку шестьдесят с лишком, он пенсионер.

Он тоже великий человек, он вооружен не только трезубцем, но и знаниями целого мира, знает все. Знает искусства и историю искусств. Знает науку, знает литературу, разбирается во всем. Светоч разума, в полном смысле слова. Знает, что есть НЛО и критика чистого разума, общая теория поля и джаз, темпера и интернет, педагогика и прошлое мира, имеет свои версии и никому их не сообщает. Одно, что не хочется, а другое, что некому. Распалась связь.

А был широкий собственный круг друзей и магия всеобщего преклонения, были открытия, были Любови, были деточки, были достижения во всем, светлый горизонт и прорыв в будущее! И вот будущее настало, но почти монашеское пренебрежение к условностям этого мира, нежелание идти в общем строю, биться за формальное признание, т. е. писать и печатать, публиковать, получать ученую степень — это нежелание участвовать в пошлой мирской круговерти и сделало свое дело.

Учеников не было. А только ученики и последователи в дальнейшем составляют опору учителя, его славу, его семью, его ревностных защитников, гурьбу заинтересованных лиц.

А он не заводил учеников, то есть он пытался воспитать из детей гениев, но дети есть дети. Они ведомы (с ударением на «о») по жизни своими генами и друзьями-подружками, так-то вроде они что-то берут у родителей и даже временно становятся выдающимися, то ли в два-три годика, то ли в десять-одиннадцать, но потом стоп. Не хотят в пубертатном периоде становиться кем хочет родитель, идут наперекор, ломают свою судьбу, свое будущее — и себе же во вред. Хоронят свои таланты простым плевком. Им лень. Чем больше отец старается, лезет из кожи вон, занимается с отпрысками своим любимым делом, тем, что не было ему дано свершить — тем меньше участвует ведомое (ударение на «о» опять) поколение во всех этих занятиях. Пока однажды не заявят «дай поговорить влюбленному человеку» (это в ответ на замечание, что как же ты, все еще не занимался, а сам уже два часа висишь на телефоне, на время погляди, ночь), а то вообще дитя сорвется и не ночует дома, а дома ждут волшебные вещи — фортепьяно и балетная палка, специально сделанный станок, или, допустим, мольберт с кистями и красками, или тетрадь с недописанными стихами, или математические совместные изыскания! Интернет, кладезь знаний — и то, они интернетом готовы пользоваться, но в своих бессмысленных целях — игры, порнушка, знакомства.

И вот уже отец замкнулся в себе, и даже уже уходит из семейки, где все нагрето, привычно, сытно, скучно, так или иначе устроено, где вечно ночью ждет в постели жена с книжкой и бессонными очами, больными от подозрения — красавица и умница, кстати, и ученая на небольшой стадии, кандидат наук, а не просто так домработница пришей кобыле хвост: плюс к тому же два иностранных языка.

Муж уходит к другой красавице и умнице, тоже кандидату и даже почти доктору наук. У нее и поселяется и живет на другом уровне. Новая красавица много обеспеченнее, выше по бытовым достижениям, по запахам и вкусам и по красоте интерьера.

Тут, однако, (мимоходом отметим) получается еще больший сбой, чем случай с воспитанием из детей гениев. Раньше, в прошлом гнезде, человек был главным. В его собственном жилье обитала вся семья, он сам осуществлял всеобщее руководство по поговорке «вольно черту в своем болоте бродить», принимал друзей, вел беседы не торопясь, ел собственную скромную пищу, ютил детей и жену — все на своей территории.

В новом же качестве он оказался приживалой, примаком, приемным сожителем, там его не любила мать жены, которая вела осаду новой семьи с помощью громких телефонных переговоров со всеми подругами и бесед на кухне с собственной дочерью, дочерью в расцвете сил, в почти сорок лет ставшей в результате сожительницей постороннего мужика. Герлфренд что ли теперь тебя называть? Поскольку вы не узакониваете отношения? А я стала мать герлфренда? И твой сын стал кем? Герлфрендз сан по-вашему? Свидетелем сожительства родной матери с посторонним мужчиной? Как это все понять?

Но текла и текла жизнь. Похоронили ту мать новой незаконной жены, маму этой герлфренд, что так негодовала, поделили ее большую квартиру пополам по справедливости, половину отдали совершеннолетнему внуку, о котором мама герлфренд так пеклась, подозревая пришлого френда в намерении захватить жилплощадь, принадлежащую, по ее мнению, законному наследнику, ребенку дочери — а сама герлфренд-профессор купила себе небольшую квартирку в центре, а наш герой в свете этих приобретений тоже побегал, настоял на разделе прежнего имущества (так как он благоразумно не выписывался с родной жилплощади) и получил от жены себе комнату как результат разъезда — прежняя жена и дети обрели небольшое помещение где-то в спальном районе, а бывшему главе семьи досталась комнатушка в коммуналке.

То есть всех обделили, обнесли как на пиру последних — всем все ухудшили. Был он хозяин в своем доме и жена его была полноправной хозяйкой — но нет, тот дом он разрушил, а в новом доме места себе не согрел, вечно подозреваемый в захвате не своей территории, и пришлось покушаться на права своей предыдущей семьи и отымать у них для себя кусок жилья, о боги. А что оставалось делать? Эффект падающего домино.

Теперь к совпадению времен и обстоятельств в наследии великого человека, о чем шла речь вначале.

Темным вечером наш великий вышел с большой сумкой и трезубцем на охоту. Он обошел свои владения, то там, то сям останавливаясь и перевешиваясь через край, внимательно склоняясь. Что-то теребил своей трезубой вилкой, оттаскивал в сторону, пробирался в глубь. Азарт охотника вел его, как каждый вечер, от объекта к объекту.

У него в комнате собралась большая хорошая библиотека, он обставил жилище письменным столом с настольной лампой, креслом и цветами на подоконнике, на стене висел старинный ареометр, предсказатель погоды со словами «великая сушь», а также имелась неплохая латунная люстра в стиле модерн, медный подстаканник тех же времен, картины в рамах (картины были отдельно, рамы отдельно, это он их почистил и объединил).

Это было его гнездо. Оттуда он выходил на охоту.

И вот результат: ночью он вернулся к своей второй жене как вихрь, как вестник свободы! Он сиял. Худое и измученное его лицо, обрамленное седыми волосками, несло на себе массу выражений, надежд, опасений и веру в победу, если кто умел читать по его виду (жена умела) — а внешне он был спокоен и задумчив.

Он сел на кухне выпить чаю.

Жена его, к тому времени уже инвалид первой группы, выслушала все с недоверием.

А затем был долгий поиск номеров телефонов и затем других номеров, сравнимый со шпионажем, были звонки, встречи, часы, проведенные в библиотеках, в архивах, а потом (внимание!) в дверь комнаты в коммуналке были вставлены дополнительные замки: понятно стало, что найдено сокровище.

Продолжались бессонные ночи, полные планов, не понятно было будущее, оно могло стать блестящим, но с частицей «бы».

Тем не менее все прошло по серединному варианту — не блеск, но и не провал.

Было в результате найдено единственное в мире заинтересованное лицо, некая вдова. Но, будучи богатой, она не спешила раскошеливаться, она требовала доказательств, получила их, спросила об источнике, то есть о том, кто держал этот архив — никто, отвечал сборщик материалов, никто кроме меня и нигде ничего не осталось. Как? Он уверил ее, что обнаружил эти вещи посмертно, тогда где? Где обнаружил? Пришлось сказать. Она сморщилась, внюхалась, что-то уловила, как бы отстранилась от этих запахов, однако отдавать материалы не хотела, положила на них свои на редкость красивые маленькие ручки, она желала сохранить все бумаги у себя для экспертизы и чтобы посоветоваться, но на уловку эту не поддались, материалы были убраны со стола, отобраны и уложены в папку с туманным намеком на то, что много есть заинтересованных, в том числе и за рубежом, документы могут быстро стать объектом публикации, пусть не за эти деньги и т. д., но держать их и под спудом нельзя: такая общенациональная ценность! Вы ведь слышали, как повысился спрос на Бунина после публикаций всех подробностей о его любовнице, которая жила с ним и с его женой, а потом ушла от них к лесбиянке Марге и до самой смерти прожила с нею! Где есть любовная история, там есть сюжет для фильмов, романов, и только это стоит денег!

То есть собиратель применил обычные коллекционерские штуки.

Вдова сразу поняла, что вопрос только в деньгах, правильно, западные люди быстро и много не дадут, стало быть, она вне конкуренции, ее деньги решающие. И тут же поверила во все. Дешевые штучки типа «другие больше бы предложили, я к вам только из уважения к первой» здесь были ни к чему. Гений сбора занимался этим вопросом, гений. Тут уж все совпало.

Повторяем, к искомому периоду обязательно должно было пройти сорок лет. Вдова должна была укрепить позиции, добиться создания музея-квартиры. Ее усопший муж, явный почти ребенок, все раздававший направо-налево, то есть умственный калека в обиходной жизни и бесспорный гений, должен был быть в свое время рассеянным до безобразия, чтобы оставить где-то неизвестно где и кому свои работы.

Скорее всего, это была какая-то не известная науке промежуточная жена между старой и той молоденькой, которая сейчас являлась старушкой и пережила мужа на сорок лет. То есть временная и неизвестная герлфренд гения.

У промежуточной жены (любовницы) или у кого-то (у другой?) столько лет пролежали эти работы, чтобы потом посмертно оказаться мусором, барахлом, выкинутым на помойку, и ночью попасться зоркому почти грибнику и охотнику с его трезубцем.

Грибник-охотник, ночной шпион, понял быстро, с чем дело имеет, его потрясающая эрудиция, знания и интуиция во мгновение ока подсказали ему, кто автор и что тут представлено, в этом древнем рваном ридикюле (по виду брезентовый мешок), и наш исследователь дополнительно буквально распутал по волоконцам содержимое помойного контейнера, расположил все в окрестных просторах (потом собрал, чтобы не сердить уже известную своим характером дворничиху) и нашел еще ряд вещей гения, предположительно его вещей — мундштуки, пахнущие «Беломором», слежавшиеся клетчатые тапки иностранного фасона в отдельной газете (там была, ура, дата именно сорокалетней давности!), а также невыразительные книги того легендарно поганого времени, но с дарственными надписями давно канувших авторов.

Собственно, именно по этим посвящениям (с именем-отчеством, а иногда и фамильярно по имени) наш гений-разведчик и утвердился полностью в своих подозрениях, от которых сильно забилось сердце.

Кто-то сильно любивший собрал и сохранил до своей смерти все, что составляло материальное свидетельство жизни знаменитости.

Писем и фотографий не было, нашлась почерневшая голубая ленточка. Сожгла письма? Поискал и понял, ряд вещиц на дне мешка был замусорен седым пеплом. В результате чего эти вещицы были осмотрены и отвергнуты (явно принадлежали покойной жене-не-жене, проще говоря, бабке, фамилия и имя, а также адрес которой немедленно всплыли из тьмы времен с датами, так как это были счета по оплате за квартиру и т. д., называвшиеся тогда «жировки». Она зачем-то их берегла.).

Наконец, акция завершилась продажей. Легальная вдовица купила все, когда из небытия вышла наружу амурная история ее мужа, происходившая, как легко было понять, уже на фазе очень близкого знакомства этой будущей жены и гения, т. е. был момент, когда он (видимо) жил сразу с двумя! Или ухаживал за своей молодой невестой, а сам ковылял к прежней зазнобе, не хуже чем английский принц Чарльз. И настоящая жена не могла допустить, чтобы эти документы попали кому-нибудь в ручки, каким-нибудь исследовательницам-аспиранткам, которые только и охотились что за жареными фактами. Желали сделать так называемые открытия.

Вдова купила все вплоть до жировок! Жареные жировки, неплохо сказано. Но именно на них и была фамилия с инициалами и адрес! Поисковик понял, чем вдова займется с горящими щеками буквально сразу же: выяснением возраста умершей. Старше или даже младше? Этот вопрос заставил ее трепетать, невнимательно считать деньги, смотреть сразу в оба угла кухни в полной рассеянности, буквально так, глаза врастопыр.

Имелся ли тут некоторый элемент шантажа, трудно сказать. Возможно, да. И уж во всяком случае грибник мог резко повысить цену на найденный архив уже после отдаленного обещания его опубликовать (в сопровождении сенсационных открытий о неизвестной музе гения! Загадка В.Е.В.) Но не стал мельчить. И так уже на эти первоначально заявленные вдовой деньги можно было поменять комнату на квартиренку и затем увеличить жилплощадь жены до двух комнат, можно было бы купить машину, представлялась также возможность съездить за границу, повидать мир, или наоборот: приобрести дом в деревне.

Он решил иначе: теперь в его отдаленной комнатушке стоит наиновейший компьютер, на нем можно делать мультфильмы, выпускать книги, журналы, писать музыку, создавать живописные произведения. Ни от кого не зависеть, кстати. И никому ничего не показывать.

Ибо зачем. Не с кем говорить и некому демонстрировать.

Сбылась мечта одинокого гения эпохи глобальной помойки, его ночные вылазки по грибным местам принесли невиданные плоды. Разум восторжествовал и тут, на самом дне жизни, для кого на дне, а для кого и на вершине.

Ведь это искусство высокой пробы, талант ученого: распознать в мусорных, залежалых бумажках подлинного их автора — да еще и затем найти документальное подтверждение имени, а затем и вызнать пути к вдове!

Ночи, ночи охоты, дни творений.