"Страна Лимония" - читать интересную книгу автора (Карстен Свен)

Глава 3.

На темной улице тоже много чего произошло – махом, в одну минуту. Евгения и ее отец, первым делом, поругались, быстро и зло. Сказано было немного, только какие-то отдельные слова, словно обмен пощечинами – Ты! – А что?! Не твоя забота! – Да как ты?! Твою мать! – Не смей маму! Гадина! – Ах, ты, сучка! Сюда! Стоять! – и господин Серёгин ухватил Евгению левой рукой сзади за шею, и сильно, видать, надавил – девчонка согнулась и даже тоненько замычала от боли. В стоящей у края дороги машине вспыхнул желтый свет и водитель в оранжевой куртке завозился, вылезая, всегда готовый подсобить начальнику мучить собственную дочь. Серёга, не зная толком, что делать – ведь не будешь же драться с двумя взрослыми мужиками – взмахнул вполне бестолково рукой, но получилось все как нельзя лучше: от этого неловкого его движения господин Серёгин дернул головой, отстраняясь, и его фуражка немедленно свалилась и упала Евгении под ноги. Пинок желтого ботинка – и фуражка отлетает далеко в сторону, господин Серёгин тут же забывает про дочкину шею и бросается за своим имуществом, а девчонка кричит – Бежи-и-им! – и они с Серёгой летят мимо остолбеневшего водителя куда-то вбок, мимо освещенных зарешеченых окон Прибытковского отделения КоМЧеЭс, не разбирая дороги, в сторону, через кусты, с треском и топотом. С дороги во двор, наискосок, по песку и под деревьями, уворачиваясь от веток, снова на улицу, уже другую, широченную и освещенную мертвенным резким светом откуда-то сверху, отчего тени от столбов кажутся чернее сажи, и Серёга старается не попадать в них сапогами, чтобы не испачкаться, перепрыгивает их, будто провалы в земле. Девчонка на миг притормаживает и тянет Серёге руку, машет нетерпеливо – не отставай! – хотя Серёга и не отстает. Ладонь ее узенькая и холодная, как плотвичка, но пальцы сильные, цепкие, она тянет Серёгу за собой, и он бежит, неудобно вытянув руку и уже не так быстро, боясь наступить сапогами ей на пятки – тогда точно упадут оба. Сбоку еще кто-то бежит, Серёга смотрит, но это обман: стена соседнего дома стеклянная и бегущие рядом – лишь их же отражение в стекле. За стеклом стоят вещи, их видно при свете маленькой красной лампочки – это стулья, кресла, столы, даже несколько кроватей. Эти городские – такие странные! Выставляют всю свою домашнюю жизнь напоказ, хоть бы занавески повесили!

Рука в руке, девчонка и Серёга бегут через улицу к деревьям на другой ее стороне, там какой-то сад за железным забором, приходится перелезать, и для этого надо выпустить ладошку-рыбку, а очень не хочется, но надо. В траву они валятся рядышком, Серёга – как мешок с картошкой, а Евгения – как лягушка, растопырившись и на все четыре. Тут они принимаются смеяться, но стараясь не шуметь, хохотать, но не разжимая губ, отчего глаза чуть не вылезают на лоб и болят уши. Серёга фыркает, как опившаяся воды лошадь, и девчонка, подкатившись ему под бок, зажимает горсточкой Серёгин рот, но бояться нечего – погони и не было.

– Чума! У меня даже ботинок развязался от смеха, – говорит Евгения нарочито серьезным тоном, и они снова прыскают. Евгения, лежа на спине и задрав ногу к черному небу, пытается в такой позе завязать шнурки, и это ей не сразу, но удается. Серёге ничего завязывать не нужно, сапоги у него резиновые. Штанины от бега выбились из сапог наружу, и их нужно снова заправить на место. Что Серёга тут же и сделал.

– Тебя как по имени? – спросила девчонка, управившись со шнурками.

– Сергей, – представился Серёга, и протянул для знакомства ладонь. Слышал, что так положено. Девчонка же, приподнявшись на локтях, повела в его сторону ногой в желтом сапоге, спокойненько, будто так и надо, и Серёга ошеломленно пожал этот сапог, потряс в ладони его носок и толстую подошву.

– Свободу народу! – сказала девчонка. И добавила: – Крыса.

– Ч-что?! – растерялся Серёга. Похоже, его обозвали.

– Я говорю, Крыса, – повторила девчонка с вызовом. – Это мое подпольное имя. И, когда знакомишься, положено говорить: Свободу народу!

– Свободу народу… Нет, тебя же Евгения зовут.

Девчонка поморщилась.

– Я это имя не люблю. Это меня эльтеры так называли, пока маленькая была. А как убежала – стала Крысой. Меня так все зовут, ты тоже будешь. Пошли, тут недалеко, надо пересидеть.

Поднялась и пошла вглубь сада, даже штаны не отряхнула.

– Эльтеры – это кто такие? – спросил Серёга, стараясь не отставать.

– Родители, – пояснила Крыса. – Старики. Вымирающее поколение вообще.

– А этот… Серёгин, с фуражкой который, он тебе вправду отец?

– Отец, – процедила Крыса, словно плюнула сквозь зубы. – Отец, жизни капец…

– А у меня вот отца нет. То есть, я не знаю. А мама твоя?

– Тебе на миллион повезло, что без отца.

– Зато у меня две матери.

– У меня ни одной…

– Можешь одну мою взять, для тебя не жалко!

Крыса остановилась, словно попав лицом в паутину, потом повернулась резко.

– Знаешь, что?! – сказала она злым голосом. – Заткнись ты, понял?

Серёга заткнулся, понимая, что сказал что-то не так. И то, если подумать – матерями же не разбрасываются.

Пару минут они шли молча. Было слышно только, как Крыса сопит и шмыгает носом.

– Он ее убил, понимаешь? – вдруг сказала она глухим, изменившимся голосом. – Убил по пьяни. И еще орал как психованый. Я потому и сбежала. Думала, и меня тоже… убьет.

Серёга открыл, было, рот, но не придумал, что бы такого сказать – больно уж беда остаться без матери была очевидно велика. Поэтому рот он закрыл, и лишь погладил Крысу по рукаву, словно пыль смахнул. То, что у него сразу две матери, пусть даже и далеко, а у кого-то – вообще ни одной, показалось ему вдруг жесточайшим стыдом и несправедливостью.

Из-под деревьев вышли опять на дорогу, пошли направо. Темное небо загораживало что-то огромное, Серёга посмотрел вверх, и у него чуть не отвалилась шея, так ему пришлось задирать голову. Над ними высился-нависал городской дом, плоский и серый, множество окон слабо светились в вышине. Серёга начал считать этажи, с третьего раза получилось одиннадцать. Это городские – просто сумасшедшие! Как же можно жить на такой высоте, и не бояться свалиться из окна? Или живут они, небось, внизу, не выше третьего ряда окон, а наверху хранят припасы на зиму. Иногда только поднимаются и, обвязавшись веревкой, выглядывают из окон на все четыре стороны – не показались ли где нерусские или цыгане…

– Это что же такое? – окликнул Серёга девчонку. – Это ты здесь живешь, что ли?!

Евгения, по прозвищу Крыса, как раз что-то искала в кустах у дороги, раздвигала ветки. Серёга тоже подошел и стал помогать.

– Не, тут наши живут. Я тут ночую только иногда. Это общага, ну – общежитие, понял?

Что ж тут не понять? Обще-житие. Живут, значит, сообща. С мамками, дедками-бабками, собаками и детьми. Опасно живут, нижний ряд окон в железных решетках, не иначе – от лихих людей…

– Вот она, – обрадовалась Евгения, выволакивая из кустов толстую, длинную, грязную доску. – Подсоби-ка! За конец берись. Да не за свой берись, за доску. Шучу. Понесли, давай.

Нести пришлось недалеко, за угол. Там стоял кирпичный сарайчик, и доску надо было зачем-то закинуть на его плоскую крышу, да еще и самим залезть следом. Получилось чуть повыше первого этажа дома-общаги. Доску, оказывается, еще требовалось перевесить мостиком к окнам дома, положить дальним концом на верхний край решетки. Серёга попыхтел, но справился. Крыса, раскинув руки, перебежала по доске к стене дома, постучала в окно наверху.

– Виталька! Открывай, давай! Виталька! Да ты заснул, что ли?!

Стучать пришлось долго, минуты две. Затем за стеклом посветлело и показалась чья-то тень, не иначе – неизвестного Витальки. Виталька рывком распахнул окно и высунулся по пояс. Насколько Серёга мог видеть с крыши, был Виталька лет двадцати, худой и в трусах.

– Заколебали вконец! – сказал Виталька вместо "здравствуйте". Вид у него был встрёпанный и заспанный. – Я вам что, нанялся?!

– Нам надо к Санди, Виталечка, я нам нового товарища привела, – затараторила Крыса. – Мы из отделения сбежали, за нами гнались, чуть не поймали, нас ищут теперь! Нам отсидеться надо. А у вас же закрыто все! Давай же руку, Санди уже ждет! Он тебе потом Амареты даст, целый стакан, или даже бутылку.

Виталька тут посмотрел на Серёгу, покачал головой и сказал:

– Ёпт!..

Серёга кивнул, и ответил, как учили:

– Свободу народу!

Виталька похмыкал, но потом свесился еще дальше, протянул Крысе руку, поднатужился и потянул, выдернув Крысу с доски, как рыбку из проруби. Секунда – и Евгения перекатилась через подоконник в комнату, только желтые ботинки и мелькнули. Теперь была Серёгина очередь, его затаскивали уже вдвоем, хотя от девчонки толку было – как от Лысенки шерсти. Только что – приятно ее снова за руку взять.

Пока Серёга слезал с подоконника, стараясь не напачкать сапогами, Крыса, уперев руки в бока, критически оглядывала Виталькину комнату. Смотреть, однако, было особо не на что. Стул, стол, на столе стакан. В одном углу комнаты – складная кровать из железных трубок, Серёга такую никогда не видел, но знал, как она называется – раскладушка. В другом углу – два ведра с помидорами. Под потолком на проводе – электрическая лампочка особого типа, такие еще почему-то называют "президентскими". Вот и вся обстановочка. Ах, да – еще Виталька посреди комнаты, в трусах, почесывающий то грудь, то ногу.

– Вы мне кругом уже должны с вашим Санди-Манди, – сказал Виталька, подтягивая трусы. – Не расплатитесь. Устроили тут ночной транзит… А если я с женщиной вдруг?!

– Если ты вдруг, Виталечка, то мы тебе тогда мешать не будем, – серьезно уверила его Крыса. – Мы тебе только поможем. Встанем сзади, будешь в нас ногами упираться. Семечек хочешь?

Виталька захотел. Крыса подошла к нему боком и оттянула пальцем карман на своих штанах.

– Возьми сам, скольки возьмешь, – сказала она. Виталька выпятил нижнюю губу, переступил с ноги на ногу, потом, решившись, запустил свои короткие пальцы в призывно раскрытый карман. Пошарил там, и вдруг глаза его округлились.

– А нету! – засмеялась Крыса. Схватив Витальку за запястье обеими руками, и не позволяя ему вытащить ладонь из тесного кармана, она хихикала, приседала и поджимала ноги. – Ой, Виталечка, все Санди скажу! Что ты меня зажал и мацал! Он ревнивый, он тебе по башке настучит! Ай, ты чего щипаться! Дурак! Больно же! Хренушки тебе теперь, а не Амарета!

Крыса отскочила от Витальки, сердито потирая пострадавшую ногу. Виталька, покрасневший не щеками, а шеей, попятился, зацепился за половик и плюхнулся задом на раскладушку, отчего та взвизгнула пружинами и просела чуть не до пола. Крыса показала Витальке язык. Виталька нашарил рукой подушку и прижал ее к животу, прикрывая свои предательски оттопырившиеся спереди трусы.

– Да пошла ты в… вдоль забора колесом, – сказал он. – Малолетка чёртова.

Чёртова малолетка пожелала ему увидеть во сне какого-то Эдьку Лимонова, и направилась к двери. Серёга, слегка ошалевший от скорости событий, осторожно прикрыл створку окна и поплелся следом.

– Свет погасите, гады! – крикнул им в спину Виталька.

– Доску спихни с окна, не забудь! – крикнула в ответ Крыса и крепко хлопнула дверью. – Свободу народу!

За дверью был коридор, узкий и очень извилистый, слабо освещенный "президентскими" лампочками в пыльных круглых плафонах под потолком. Двери по бокам были одинаковыми и зачем-то пронумерованными. Номера были большие, шли через один – 211, 213, 215. Двести пятнадцать комнат в доме, уму не постижимо! Неужели за всеми дверями живут?! Муравейник лесной, а не дом!

Точно, за дверями жили. Крыса стукнула ногой по двери под номером 217, оттуда отозвались, вяло и без интереса, тогда Крыса приложила губы к щели между дверью и косяком, и прогудела внутрь свою любимую "свободународу". Дверь тут же отворилась, и в коридор просунулся плечом небольшого росточка парень, рыжий, в черной майке и черных же блестящих штанах. Серёга присмотрелся – штаны оказались кожаные, практичные. В пальцах парень мял зажженную сигарету.

Крыса, первым делом, отобрала у парня сигарету, коротенько затянулась и выпустила дым через нос, как лошадь на морозе. Серёга от такого даже ахнул, он никогда не думал, что девчонки тоже могут курить. Парень глянул на Серёгу, прищурившись, а Крыса сказала ему, возвращая сигарету:

– Наш новый товарищ. Сейчас посвящать будем. Собери остальных, и давайте все к Сандику, только быстро.

– Оке-е-ей, – протянул парень. – Только Горыныч и Улитка не придут, они домой поехали.

– Оке-е-ей!.. – передразнила его Крыса, щелкая рыжего по лбу. – За "окей" тебе клизмочку. Сколько раз говорить, Макс?! Никаких пиндосовских словечек! Америка – наш враг! Предала наш народ в его борьбе! Понял, или повторить?

– Понял, – пробурчал Макс, почесывая лоб. – Яволь, мой группенфюрер…

Группенфюрер Крыса погладила его по веснушчатой щеке. Серёга отвел глаза. Через минуту, оставив Макса собирать "товарищей", Крыса и Серёга топали вверх по казавшейся бесконечной лестнице – Санди жил на последнем этаже. Наверное, очень смелый был.

Дверь у него оказалась под номером 666, и выкрашена в черный цвет. Крыса постучала – три раза, пять раз, два раза и снова три. Потом бухнула в дверь кулаком.

Вышел Санди. Как будто уже ждал за дверью.

Вид его внушал.

Вот если взять индюка или петуха, и измазать его половой и черной краской, – подумал Серёга, – оторвать гребешок и повыдергать половину перьев, то вот, наверное, и получится что-то вроде Санди. Голова у Санди была бритая, на щеках рыжие прилизанные бакенбарды, в ямочке на подбородке – белоснежный пучок волос, вроде козлиной бороды, на носу – очки с желтыми стеклами и в черной оправе, на узких плечах – черный длиннополый "вафельный" халат банного типа, под ним рыжие кожаные штаны и черные высокие бутсы-ботинки на шнуровке. Кажется, это все. Ах, нет, был еще желтый платок на шее.

И граната в руке.

Серёга не знал, конечно, что эта зеленая баночка с проволочным колечком – граната. Но тут Крыса заинтересованно спросила Санди – это что у тебя, граната, что ли?! – и сразу стало все понятно.

– Мало ли… – со значением сказал Санди. – Придут если, я их с собой заберу. Хоть парочкой гадов меньше будет.

– Но я же правильно стучала? – спросила Крыса.

– Мало ли что, – повторил Санди. Голос у него был скрипучий и как будто простуженный.

– Свободу народу, – поздоровалась Крыса и чмокнула его в край подбородка. Санди чуть улыбнулся и стрельнул взглядом на Серёгу. Типа – завидуй, парень!

Завидовать Серёге не захотелось, а вот грустно стало. Санди это, похоже, почувствовал.

– Кого это ты привела, Крысятина? – спросил он, катая гранату по ладони. – Я же просил конспирироваться.

– Я решила, что он будет с нами. Мы вместе из отделения сбежали. Его там били! Он поэтому тоже мобил ненавидит. И тоже готов умереть за свободу народу. Сандичка! Ну, я даже Максу уже сказала, что будет посвящение.

Серёга пока помалкивал, всё решали за него. Санди, кажется, новый товарищ по борьбе нужен был не слишком.

– Умереть он готов, на-а-адо же, – насмешливо протянул Санди. – Сейчас сделаем…

Отступив за порог, он вдруг дернул Крысу к себе, и резко, с приседом, с замахом от груди бросил гранату Серёге прямо под ноги.

– Смерть нацболам! – выкрикнул Санди.

Лестничное эхо превратило лозунг во что-то невнятное. Граната отскочила от бетонного пола и, позвякивая, откатилась к стене. Крыса взвизгнула, обхватила Санди руками, уткнулась лицом в его халат, а Санди и Серёга остались стоять друг против друга, оба – совершенно спокойные. Серёга – потому, что ничего не понял, а Санди – потому, что не выдернул чеку из гранаты, и знал, что та не взорвется.

– Посвящение состоялось, – помолчав, сказал Санди скучным голосом и погладил Крысу по вздрагивающей спине. – Теперь можете сказать "свободу народу" и пошли выпьем за это дело.

– Свободу… – начал Серёга, а Крыса закончила. – …народу!

Крыса отлепилась от Санди, тот немедленно повернулся и скрылся в комнате, а Крыса подошла к Серёге, положила ему ладошки на плечи и поцеловала взасос в губы. Наверное, от радости, что он в живых остался. Серёгу она этим бабским манёвром привела в полное остолбенение. Кажется, он даже забыл дышать.

Потом он каким-то образом оказался в комнате Санди. Крыса лежала на кровати в ботинках, закинув ногу на ногу, и грызла яблоко, Санди доставал из самых странных мест множество стаканов и кружек и расставлял их рядами на столе, а Серёга, получается, стоял посреди комнаты дурак-дураком и чувствовал, что сердце колотится у него где-то в горле. Тут в дверь снова постучали сложным стуком. Серёга открыл, удивляясь своей самостоятельности.

За дверью стоял Макс, и с ним еще несколько парней.

– Слышь, Санди, – сказал он через Серёгино плечо. – А тебе мобилы лестницу заминировали! Тут граната лежит, если что.

Серёга шагнул вперед, наклонился и поднял гранату. Парни уважительно посторонились. Макс крякнул.

– Тебя как зовут-то, если что? – спросил он.

Серёга только, было, открыл рот, чтобы представиться, как из комнаты отозвался Санди, совершенно отчетливым командирским голосом, и куда только насморк девался.

– Цыган. Его зовут Цыган.

– Меня зовут Цыган, – повторил Серёга и протянул для знакомства руку. Не ту, конечно, в которой была граната, а другую. Парни подходили по одному, назывались. Имена были самые удивительные, Серёга не запомнил и половины. Кроме Макса, которого Серёга уже немножко знал, были:

1. Фауст,

2. Линдер,

3. Чечен Итца,

4. Перун,

5. Пахомыч,

6. Чорт атский,

7. Ежик-в-тумане,

8. Бурильщик,

9. Зверёныш,

10. Укроп,

11. Юстас,

12. Коля Проездной,

13. Ходжа Мурат,

14. Елисей,

15. Мерипопинс,

и они всё стучались, заходили, рассаживались на полу вдоль стен, на кровати, на подоконнике, называли себя -

16. Удав,

17. Брат Махно,

18. Захар,

19. Товарищ Геноцид,

20. Энерджайзер,

21. Аркан,

22. Морской,

и слава богу, что

23. Горыныч и

24. Улитка

уехали на выходные к родителям в деревню, а то в комнате было бы совсем не протолкнуться. Голова у Серёги давно уже шла кругом от этой толчеи. А может, в комнате было слишком душно, хотя, вроде, курили только в окно. Крыса сидела в рядок вместе с Максом и еще с тремя парнями на незастеленной кровати Санди, болтала, смеялась, притоптывала своими желтыми бутсами, в руке у нее был стакан с чем-то бледно-розовым, из которого она отпивала по глоточку, морщилась и облизывалась. Санди обходил всех по кругу, подливая в стаканы из черного пластмассового чайника. Серёге тоже всунули в руку синюю липкую кружку, внутри что-то плескалось. Серёга понюхал – пахло конфетами из гуманитарной помощи. Не отравлено, – сказали ему из-за плеча. – Амарета с крановой водой.

– Слово! – провозгласил Санди, закончив разливать, и подняв свой стакан к потолку. Причем, его стакан был очевидно полнее прочих. – Слова прошу, соратники! Слова, дети мои! Слова, братья и сестры!

Братья и сестры поощряюще загудели, зазвякали стаканами. Крыса была здесь, кстати, единственной сестрой.

– Спасибо, кореша, спасибо! Доверили. Мне есть что сказать сегодня! Мне всегда есть что сказать, и вам, и прочим, но сегодня – особый случай! Сегодня нас стало больше! Сегодня родился новый человек! Еще один новый человек, наш друг, наш брат Цыган, с этого дня – анархо-футурист, как и все мы. Наш товарищ по борьбе, по оружию, с анархией в башке и с гранатой в руке! Кстати, дай сюда. Еще один борец, боец, готовый умереть за счастье народа, за торжество анархизма, против демократии и чертовых нацболов. Цыган, один из немногих оставшихся. Он, и наши другие братья, Чечен и Ходжа. Тоже последние, в своем роде. Наша гордость, наша надежда, надежда всех простых людей, стонущих под нацбольской диктатурой. И я говорю сегодня – здравствуй, брат Цыган, войди в наш табор, раздели наше вино и нашу борьбу! Будь проклята тирания, будь проклят проклятый Саенко, будь проклят предатель Шойга! Да выглянет солнце, да скроется тьма! Свободу народу!

Анархисты заголосили и затопали одобрительно ногами. Санди сделал всеобъемлющий жест рукой со стаканом, лихо поднес его ко рту, и настолько лихо отхлебнул Амареты, что подавился, закашлялся и пролил полстакана на свой замечательный халат. Пришлось ему халат снять, отбросить и остаться полуголым. Хоть и в шейном платке. Крыса поставила стакан на пол и тоже стащила через голову свитер, осталась в желтой майке, как лампочку зажгла. Серёга и не хотел, и стеснялся, а только на нее и смотрел. Впрочем, многие остальные делали то же самое. Только не стеснялись.

Чтобы законспирироваться, Серёга хлебнул из стакана – и глаза его полезли на лоб. Вкус был резкий, сладко-горький, Амарета липла к губам и шибала в нос. Серёга нахмурился и добавил еще глоток. Крановая вода отдавала ржавчиной, напиток был теплым и противным. Но все вокруг пили охотно, без проблем, смеялись и просили еще. Чайник передавали по кругу. После пары глотков Серёгу начало подташнивать. И очень спать захотелось.

Откуда-то сбоку вдвинулся Санди, худой и пахнущий потом. Желтый шейный платок он уже успел обвязать вокруг бритой головы. Не иначе, замерз макушкой.

– Друг! – заблеял он, хлопая Серёгу по больному плечу. – Брат! Смуглолицый брат мой! Ответь мне, твоему товарищу по борьбе, почему ты решил умереть против демократии?

– Чего? – не понял Серёга. Последнее слово он не разобрал. Да и умирать не собирался.

– Демо-мать-её-кррратия! – Санди полуотвернулся от Серёги, обращаясь больше не к нему, а к прочим анархистам. – Сладкая придумка пиндосов! Опиум для народа! Власть немногих под видом власти всех! Власть толпы, стада, быдла – почему?! Это яд для нашей страны, отрава! Все отравлены, все как есть! Вот скажи мне, Цыган, скажи мне, дружбан, дружище, ты тоже отравлен?!

Серёга прислушался к себе. Амарета гуляла в желудке пузырями, но отравлен Серёга явно не был. Слишком мало выпил.

– Нет, по-моему, – сказал он.

– Вот! – выкрикнул Санди, обнимая Серёгу за шею и затылок свободной рукой. Стакан у него был почти пуст. – Вот он, наш новый человек! Из него родится новая раса! Отсюда еси пойдет, и всё такое! Он не отравлен демократией, он её презирает, он свободен! Он – человек будущего, он истинный футурист и анархист! Выпьем за свободу!

– Эй-эй, друг, а я хочу быть свободной… – затянула из своего угла Крыса, но никто не стал ее слушать.

Тут Санди обнаружил, что за свободу выпить-то уже почти ничего и не осталось, и отправился разводить Амарету водой, а Серёга смог перевести дух и потереть ноющее плечо.

Конспиративная пьянка катилась дальше. Серёгу, к счастью, оставили почти в покое, изредка только на него поглядывали поверх стаканов – испытующе, или с симпатией, или даже насмешливо, при таком освещении не понять было. Серёга только криво улыбался в ответ. Словом, Амарету разводили еще два раза, от полутора стаканов пойла Серёге стало совсем худо, и он сначала сполз по стене на корточки, а потом, заметив вдруг, что часть народу куда-то делась, и на кровати сбоку освободилось место, перебрался на мягкое. Где, повалившись боком на подушку, и заснул.

Ночью приснился ему странный сон. Будто попал Серёга в город с большими домами и злыми жителями, будто избили его всего, но он убежал, будто познакомился он с девушкой Евгенией и пил с ней горький компот на самой верхотуре дома-общежития, и будто допился он до тошноты и заснул, а когда среди ночи проснулся, то увидел девушку Евгению совершенно голой. Это было бы еще не так странно – потому, что нет ничего странного в том, чтобы ходить дома голым, это каждый может – но девушка Евгения сидела на краю стола, а перед ней стоял Санди со спущенными до пяток штанами, и девушка Евгения обнимала его руками за шею, а ногами – пониже спины, Санди пыхтел и дергался, а девушка Евгения тихо поскуливала сквозь зубы, как это иногда делает Лысенко, когда спит. На столе была пропасть грязных стаканов, и все они отчего-то постукивали и позвякивали. Тут один стакан упал со стола и разбился.

Серёга проснулся.

В окно светило солнце, и в комнате было невыносимо светло, в затылке у Серёги загустела головная боль, губы высохли и склеились, а глаза едва открывались. Проморгавшись, Серёга увидел, что лежит он поперек кровати, ноги на полу, но укрыты одеялом, что штаны его расстегнуты, но не сняты, а вот сапоги куда-то делись. На полу не было никаких разбитых стаканов, на столе тоже было чисто, а девушка Евгения – подпольная кличка Крыса – в желтой майке до колен и в полуразвязанных бутсах, раскладывала на подоконнике черный халат Санди, мокрый и, похоже, только что постиранный.

– Ну, ты и спишь! – сказала Крыса, оглядываясь через плечо. Солнце прохватило ее майку насквозь, обрисовав фигуру и заставив Серёгу зажмуриться. Уж больно все было желтое.

– Ты мне во сне приснилась, – сказал Серёга. – Ты, и еще Санди.

– Ясен перец, – фыркнула Крыса. – Санди! Кто же еще! Ни вздохнуть, ни пёрнуть…

– А он где? – спросил Серёга.

Оказалось, Санди еще к четырем часам утра ушел на работу – он работал технологом на кондитерской фабрике. Работу Санди не любил, но от фабрики было и место в общежитии, и ворованная техническая Амарета – её там добавляли в торты и конфеты – и ворованный же технический шоколад. Тут Крыса бросила Серёге на одеяло шоколадный брикетик, завернутый в обрывок газеты – на завтрак, как сказала она. Шоколад был сантиметров пяти толщиной, в пластинах, твердый, как камень, грызть его не получалось, а можно было только скрести передними зубами. Но зубы у Серёги были крепкие, а шоколадная стружка оказалась сладкая. С чаем, который Крыса спроворила в бывшем амаретовском чайнике, получилось вполне неплохо. Пришлось только подсесть к столу, а для того застегнуть штаны и отыскать сапоги. Так и позавтракали.

Пока Крыса сосредоточенно зашнуровывала свои высокие ботинки по какой-то особой художественной методе, Серёга успел помыть стаканы и руки в крохотном умывальнике в углу, помочиться в него, и снова помыть руки. Ну, понимаете, на двор надо было спускаться по лестнице одиннадцать этажей, а горшка у Санди не водилось.

– Ну, прима! – сказала Крыса, справившись со шнурками и притоптывая для пробы. – Настоящее натовское качество! Мы тебе такие тоже найдем. В твоих сапогах – только говно месить.

Серёга спорить не стал, поскольку навоз он убирал за коровой часто, и все в этих же сапогах. Для города они, понятное дело, не особо годились.

– Из общаги нам пока не выйти, заметут, – объясняла дальше Крыса. – Мой эльтер, точно уж, всем мобилам разослал оперативку, чтобы меня нашли. Только херушки ему. Мы здесь останемся, пока Санди не вернется. А Санди уж придумает, как дальше бороться будем.

– Слушай, а кто они такие, эти твои… мобилы?

– Ты что, с Тенька сбежал?!

– А?

– Не с дурдома, нет? По тебе можно подумать. Мобил не знаешь… Или у вас в деревне их не водится?

– Да как-то нету, вроде…

– Мобилы везде есть. Мобилы – это МЧС, мобильные чрезвычайные силы. Кужегутович. Ну, Шойга. "Кругом тайга, закон – Шойга", слышал такое?

– Н-нет…

– Тебя они били, а ты не слышал, кто они такие?! Может, ты и Эдичку Лимонова не знаешь?!

Серёга смолчал. Узнать, кто его бил – и хотелось, и было боязно одновременно. А Лимонов – это же город вокруг?

– Есть предложение, – сказала Крыса, стаскивая с кровати одеяло и сворачивая его в комок. – Пошли на крышу. У Санди есть ключ. Позагораем. Тебя поучим. А то, какой же из тебя анархист, к херам собачьим, если ты не знаешь, за что умирать собрался?!