"Операция "ГОРБИ"" - читать интересную книгу автора (Гранатова Анна Анатольевна)эксмо алгоритм УДК 323/327 ББК66.2 Г 77 Гранатова А. А. Г 77 Операция «Горби» / Анна Гранатова. — М. : Эксмо : Алгоритм, 2010. - 416 с. - (Дух времени). ISBN 978-5-699-39476-0 УДК 323/327 ББК 66.2 ISBN 978-5-699-39476-0 © Гранатова А. А.. 2010 © ООО «Алгоритм-Книга», 2010 © ООО «Издательство «Эксмо», 2010 Глава восьмая РУССКИЙ ВАВИЛОНВТОРАЯ ЛУНА 16 МАЯ 1988 ГОДА. АЭРОПОРТ «ВНУКОВО». ПОЗДНИЙ ВЕЧЕР Ночной спецрейс поднял самолет в небо. Теплая майская ночь навевала сладкие сны. В мягком кресле правительственного самолета было уютно, и он задремал. Ему снились родная Грузия, ее высокие горные хребты и упрямо бегущие по высокогорным склонам реки, холодные ледяные плато и терпкий аромат бодрой можжевеловой рощицы, вскарабкавшейся на серый, иссушенный ветром камень... и перламутровый серп луны, сверкающий, словно дамасская сталь боевого клинка... Лунный свет упрямо струился сквозь приоткрытую шторку иллюминатора. Казалось, что именно в эти часы луна забирает жизнь из размякших, сладко дремлющих людских тел. Обманчивая переливчивая волна подхватывала людские души и вновь бросала их в тревожный сон. Луна... проклятая луна, светила, как небесный фонарь, проникая в самые дальние уголки убаюканного сознания. Ее леденящий белый свет, подобный шипящему свету бестеневой лампы операционной, был неумолим. Белый мертвый лунный свет беззвучно кричал в чугунном небе. Луна навевала тяжелые сны. И ВДРУГ. Вместо луны и звезд откуда-то появилась мрачная комната, плохо освещенная желтоватым плафоном лампы, и люди в погонах... Встать, суд идет! Ведется стенограмма... * * * — Да, мне предлагали деньги в рублях. Но я отвечал, что деньги мне сейчас не нужны, у меня достаточно накоплений в рублях, а также в валюте. Деньги мне предлагались несколько раз, но я не брал ни копейки. И для меня явилось неожиданностью, когда мне прислали три тысячи рублей в коробке от набора спичек. Из них я купил рублей на пятьсот-семьсот различные подарки моим коллегам, серебряные чернильницы, бокалы, столовые приборы и так далее. Часть этой суммы я потратил на пребывание Гревилла Вина в Союзе. Остальные деньги я возвратил Вину для передачи его людям. — Из материальных ценностей никакие вопросы не обсуждались. Говорилось о характере и профиле моей работы на Западе. — Работу, связанную с выполнением конкретных заданий разведывательного порядка. Конкретная должность и работа не называлась. — Да. Говорилось, что это центральное ведомство в Пентагоне или в имперском Генеральном штабе, в зависимости от выбора, который я мог бы в будущем сделать, подданство Англии или гражданство США, если бы я к этому подошел. — Поскольку они знали, что я — полковник запаса, то было сказано, что мне будет сохранено звание полковника английской или американской армии. — Это было немножко не так. Американские и английские разведчики в Париже говорили, что в случае, если мое положение будет очень опасным или тяжелым, то существует много вариантов для того, чтобы перейти на Запад. В качестве вариантов назывались и подводная лодка, и самолет, и переход сухопутной границы с помощью соответствующих документов. На ту же тему у меня был разговор в июле, когда Гревилл Винн приехал в Москву. Винн говорил, что мне не надо волноваться, и нужные люди, когда будет нужно, мне всегда помогут. Этот разговор был у него в номере. Конкретные варианты перехода на Запад не обсуждались. — Нет, я не планировал побега. Этот разговор был только теоретическим, только в том плане, что обо мне беспокоятся. Гревилл Винн имел задание меня успокоить. Это была одна из его задач — подбодрить меня. — Я обращался с данной просьбой не по своей инициативе. Когда я написал бумажку о своем согласии работать с английской и американской разведками, мне зарубежные разведчики посоветовали сделать именно такую приписку: заявив, что через несколько лет это может пригодиться. Я послушался их совета. Так что фраза о зарубежном гражданстве мной машинально, неосознанно написана, под их диктовку. — Не знаю. Теперь уже не знаю. чества, чувство превосходства над своими товарищами в Союзе, и потому решение контактировать с иностранными разведками? Быть может, контакт ради своей Родины — изначально? Но вот факты. На следствии прозвучало, что, вероятно, представители иностранных спецслужб положили глаз на Пеньковско-го еще в Турции, в Анкаре, где он в 1955—1956 годах работал в советском военном атташате, а на самом деле — в резидентуре ГРУ. Какая-то тайная печаль точила изнутри 36-летнего, вполне благополучного представителя советской номенклатуры. Спустя несколько лет в СССР приехал по делам британский бизнесмен Гревилл Винн. В годы войны он служил в контрразведке, а в мирное время стал оказывать важные услуги шпионскому ведомству Secret Intelligence Service. Должностным лицом, с которым Винн установил и поддерживал деловой контакт в Москве, оказался именно Олег Пеньковский, работавший в Управлении внешних сношений Госкомитета по координации научно-исследовательских работ. встречались 13 раз. Запись этих бесед заняла 1200 машинописных страниц. Объем секретной документации, которую Пеньковский передал на Запад на 111 фотопленках, составил около 10 тысяч страниц. Это были данные о межконтинентальных баллистических ракетах, полностью перевернувшие представления Вашингтона и Лондона о советском стратегическом арсенале. Кроме того, Пеньковский назвал около четырех сотен офицеров ГРУ и от 200 до 300 офицеров КГБ, добавив ко многим именам собственные характеристики. Это беспрецедентная «сдача» наших людей и беспрецедентное предательство. Вкупе с кремлевским телефонным справочником эти сведения позволили составить подробную схему субординации в советских партийно-правительственных верхах и спецслужбах. * * * Самолет бежал по взлетно-посадочной полосе правительственного аэродрома Тбилиси. Закрылки дрожали, издавая дребезжание холодного, слегка покрытого небесным льдом металла. «Приснится же такое!» — встряхнув головой, подумал глава советского МИД Эдуард Шеварднадзе. Напрасно он недавно посмотрел фильм о Пеньковском, снятом новой молодой командой «демократического» телевидения. Фильм был своеобразно приурочен к 25-летнему «юбилею» расстрела «шпиона столетия». И как же за четверть века все поменялось! Железный занавес рухнул и сегодня миротворца Пеньковского ни за что не расстреляли бы! Еще пять лет назад все было иначе, но этот «юбилейный» фильм «перестройка» и «гласность» сделали совершенно непохожим на более ранние телеверсии о «шпионе века». Неожиданные кадры рассекреченной хроники, интервью с американскими военными... с комментаторами из Великобритании... Немыслимое дело! И это врезалось в память. Зацепило самой идеей «относительности предательства» — основным лейтмотивом фильма? С одной стороны, как утверждали журналисты, Пеньковский, конечно, выглядел предателем, так как передавал информацию на Запад. Но, с другой стороны, ценность этой информации могла быть и преувеличена, ради показательного-то процесса! Вспомним, как на Л. Берию «хрущевские чекисты» навесили безумные ярлыки, что он «английский и японский шпион», ничего общего не имеющие с реальностью — лишь бы побыстрее расстрелять такого сильного лидера, как Берия, который мог составить кое-кому конкуренцию в борьбе за высшую власть в стране. Возможно, и в истории с Пеньковским на Лубянке в 1963 году так же поторопились. Ведь Пеньковский был настоящим МИРОТВОРЦЕМ, спасшим мир от ядерной катастрофы! Разве не он обратил на себя внимание самого американского президента Кеннеди во время Карибского кризиса? И Пеньковский вместо расстрела, возможно, сейчас получил бы Нобелевскую премию! В качестве аргументации своей парадоксальной версии «демократические» журналисты привели следующие факты: НАША СПРАВКА Самое подозрительное в истории с О.В. Пеньковским — это дата и обстоятельства его ареста. Шпиона полагается брать с поличным, на выемке из тайника или встрече со связником. Пеньковского арестовали в его квартире. Без всякого повода и пред- лога. Произошло это 22 октября 1962 года, в самый разгар Кубинского ракетного кризиса. Тремя днями прежде ЦРУ представило президенту Кеннеди полученные самолетом-шпионом U-2 снимки сооружавшихся на Кубе пусковых ракетных установок. Благодаря материалам Пеньковского специалисты определили тип ракет и пришли к выводу, что монтаж займет еще несколько месяцев. С этого момента Кеннеди занял жесткую позицию. Хрущев менее чем через сутки пошел на попятную, написал свое знаменитое письмо Кеннеди, в котором говорил, что только сумасшедший или самоубийца желает уничтожения США, и, в конце концов, вывез советские ракеты с Кубы. Конечно, ракеты эти появились на Кубе не на пустом месте — это был симметричный ответ Союза на размещение американских ракет в Турции. Но на тот момент о предыстории и о Турции все забыли и говорили лишь об угрозе всему человечеству и Земле взлететь на воздух от ядерного взрыва. И суть конфликта видели именно в Кубе. И, самое главное — это то, что информация Пеньковского повлекла за собой переосмысление масштабов советской угрозы: Кеннеди пришел в Белый дом с обещанием ликвидировать «ракетный разрыв»; материалы Пеньковского показали, что разрыв и впрямь существует, но не в пользу СССР, а в пользу США. Арест Пеньковского был, таким образом, способом убедить Вашингтон в том, что переданная им информация правдива. К этой версии подбираются мелкие детали, как будто свидетельствующие о том, что Пеньковский действовал дерзко, совершенно не опасаясь разоблачения. Далее следуют обычные в таких случаях рассуждения о том, кто кого перемудрил и не Москва ли, в конечном счете, переиграла Вашингтон, у которого на руках были все козыри. Ведь усыпив американцев при помощи Пеньковского, Советский Союз все-таки добился ракетно-ядерного паритета? Да, добился. Так, Пеньковский был всего лишь * * * Эдуард Шеварднадзе был рад ступить на родную землю. «Как все-таки время поменяло людей и их установки!» — подумал он. И даже фильмы... Перестройка... Переоценка ценно- стей... История переписывается, и предатели становятся героями... Если так дело и дальше пойдет, то скоро и Иуду журналисты сделают героем... Эдуард Амвросиевич был рад оказаться на земле, где прошло его детство. Свободолюбивая Грузия, страна синих гор и лазурного неба. Как он соскучился по этим гордым, упирающимся в небесный ультрамарин, остроконечным вершинам, по стремительному потоку хрустальных водопадов обжигающе-ледяной воды, сбегающей с гор! Как давно он не видел изумрудно-янтарные виноградники, напитавшиеся живительными лучами горячего южного солнца, и не вдыхал пряный аромат можжевеловой рощицы, мягким пледом прикрывающей старые серые скалы! Все последние годы, начиная с 1985 года, когда Михаил Горбачев взял его в свою команду и назначил на пост министра иностранных дел вместо Андрея Громыко, он целыми годами жил в Москве и в Грузии почти не появлялся. Здесь, в грузинском высокогорье, дышалось необыкновенно легко и радостно. И даже вечером, когда склоны древних гор покрываются сизым влажным туманом и черно-зеленые как турмалин кипарисы тонут в их молочной пелене, словно стройные девушки, окутанные прозрачным летучим голубым шифоном, тебя не покидает светлое настроение и бодрость духа. Самолет обогнал солнце, и, когда Москва уже погрузилась в глубокий сон, в Грузии еще был теплый и живой вечер. Где-то в глубине горного ущелья, в старинной мусульманской мечети, сложенной из желтовато-серых каменных плит, началась служба. Пение монахов разливалось далеко в округе. На свою родину, в Грузию, Шеварднадзе приезжал урывками и ненадолго. И сейчас его визит ограничивался считаными днями. Он прилетел обсуждать тему суверенитета Грузии... но почему-то его мысли витали далеко... и возвращались вновь и в вновь к вопросу, почему легендарному дипломату МИД Андрею Громыко, чей голос сыграл решающую роль в назначении Горбачева на высший пост в стране, сам Горбачев ответил такой неблагодарностью? Почему Горбачев после этого... выбросил Громыко из МИД и предпочел легендарному дипломату, «мистеру Нет», простого грузинского «милиционера», то есть его, Эдуарда Шеварднадзе? Почему Горбачева не устраивал на посту главы МИД «мистер Нет», как американцы называли Громыко, человек, вошедший в историю Союза переговорами на высшем уров- не времен Сталина и Хрущева? Видимо, Горбачеву нужен был «МИСТЕР ДА». «Пятнистый Миша» решил задружиться с Западом. И ему нужнее был более гибкий и сговорчивый человек, с помощью которого он намерен был покончить с «холодной войной». И в этой роли он видел именно его, Шеварднадзе. Шеварднадзе бросил взгляд со скалы. Под ним шумела знаменитая, полноводная Арагва, воспетая в строках Пушкина: Вначале встреча на высшем уровне в Женеве. Потом — в Рейкьявике. Но и в 1985 и в 1986 году Почему это важно? Да потому, что договор по ПРО (противоракетной обороне) сам по себе Эдуард Шеварднадзе прикидывает, а как бы повел себя в этой ситуации дипломат Андрей Громыко? Наверняка он ответил бы в этой ситуации на американское предложение твердое «Нет»... Он не стал бы сбавлять сроки по ПРО с двадцати лет до десяти. Как это сделал он, Шеварднадзе. А на предложение Америки ограничить договор пятью годами — рассмеялся бы. Решили к теме разоружения зайти с другой стороны. Оставили тему ПРО в покое и стали считать боеголовки, которые надо уничтожить. Договор между США и СССР, «нулевой вариант», наконец-то подписан в 1987 году. Горбачев рвет и мечет, Два года потеряно! Да, может быть, потеряно, а может быть, и нет? Ведь русские пошли на уступки? Но Горбачеву нужна роль миротворца. Любой ценой. И он, уже было разочаровавшийся в Шеварднадзе — слишком упрям, слишком уперто отстаивает интересы Союза, вновь им очарован. Итак, у Эдуарда Амвросиевича выбор — остаться в роли главы МИД, ИЗ ДОСЬЕ ЭДУАРД АМВРОСИЕВИЧ ШЕВАРДНАДЗЕ Грузинский, советский, российский политический деятель. Родился 25 января 1928 г. в грузинском селе района Гурия. Окончил Тбилисский медицинский техникум и педагогический институт. С 1946 года на комсомольской и партийной работе. С 1961 по 1964 год был первым секретарем райкома Компартии Грузии в Мцхете, а затем первым секретарем Первомайского райкома партии Тбилиси. В период с 1964 по 1972 год — первый заместитель министра по охране общественного порядка, затем — министр внутренних дел Грузии. С 1972 по 1985 год — первый секретарь Центрального Комитета Компартии Грузии. На этом посту проводил широко разрекламированную кампанию по борьбе с теневым рынком и коррупцией, которая, однако, не привела к искоренению этих явлений. В 1985—1990 годах — министр иностранных дел СССР, с 1985 по 1990 год — член Политбюро ЦК КПСС, с 1976 по 1991 год— член ЦК КПСС. Депутат Верховного Совета СССР. В 1990—1991 годах — народный депутат СССР. Э. А. Шеварднадзе являлся одним из соратников М. С. Горбачева в проведении политики перестройки, гласности и разрядки международной напряженности. Отправил на пенсию большинство послов старой советской школы дипломатии и зачистил аппарат МИД, заменив его своими людьми. Деятельность Шеварднадзе на посту министра характеризовалась сдачей внешнеполитических позиций СССР, куда в частности можно отнести вывод советских войск из стран Восточной Европы. В декабре 1990 года ушел в отставку «в знак протеста против надвигающейся диктатуры» и в тот же год вышел из рядов КПСС. В ноябре 1991 года по приглашению Горбачева вновь возглавил МИД СССР. В декабре 1991 года Э. А. Шеварднадзе одним из первых среди руководителей СССР признал Беловежские соглашения и предстоящее прекращение существования СССР С 1995 г. — президент Республики Грузия. 2 ноября 2003 года в Грузии прошли парламентские выборы. Оппозиция призвала своих сторонников к акциям гражданского неповиновения. Они настаивали, чтобы власти признали выборы несостоявшимися. Сомнительность результата выборов стала причиной «революции роз» 21—23 ноября. Оппозиция выдвинула ультиматум Шеварднадзе — уйти в отставку с поста президента, или оппозиция займет президентскую резиденцию Крцаниси. 23 ноября 2003 года Шеварднадзе подал в отставку. Его сменил проамериканский политический лидер Михаил Саакашвили. * * * Сизый туман, словно черничный молочный кисель, все больше окутывал склоны гор, и над черным хребтом остроконечных вершин поднялся месяц. Теперь уже и Арагва тонула во мраке и превратилась в мрачный темный поток, почти сливаясь с чернотой скалы, а веселые белые завитушки пляшущей воды становились все более блеклыми. В колючем горном кустарнике робко запели цикады. Дыхнуло ночной прохладой и сыростью. 12 июля 1987 года. Осень 1987 года. Но исполнителем этого решения, принятого миротворцем Горбачевым, будет он, глава МИД, Шеварднадзе. Именно ему придется уже не на словах, а на бумаге заняться Где-то вдали печально прозвенел колокол грузинской православной церкви, невидимой из-за густой темноты южного вечера. Там начиналась служба. Холодный месяц уже высоко взошел на горизонте и стал перламутровым. На бархате неба загорелись кристаллы звезд. И на фоне южного бархатного неба стали отчетливо видны два полумесяца, мусульманский — позолоченный полумесяц, украшавший купол мечети и казавшийся в ночном полумраке черным, и — перламутрово-белый, лунный, сверкающий, словно острый металлический серп. Внизу продолжала размеренно шуметь Арагва, прорываясь мощным холодным потоком сквозь шершавые скалы. «Люди подчас — хуже зверей, — думал Шеварднадзе. — А в политике и вовсе не люди, а — фигуры... Как в шахматах. Из дерева или слоновой кости, но без души и сердца. И каждый рвется в ферзи. Не успеешь оглянуться, а тебя уже — сожрали, незаметно проглотили с костьми да потрохами и даже глазом не моргнули! Хочешь удержаться в большой политике — ухо надо держать востро! Угождать во всем тому, кто тебе покровительствует. Это главное! Разве он, Эдуард Шеварднадзе, не настаивал на том, чтобы «ограниченный контингент» И какое же решение было принято? Горбачев вопреки предложениям Шеварднадзе заявил, что Добрые миротворческие намерения, которыми мостится дорога в ад! Одно предательство рождает цепь новых. Они нарастают, как снежный ком, как лавина. Единожды предав... Шеварднадзе с грустью опустил голову. Что будет дальше? С кем и на каких условиях ему придется договариваться? Что изобретет в своей миротворческой миссии его шеф — Горбачев? Конечно, в начале «перестройки» Шеварднадзе еще не знал, что именно ему предстоит в Вашингтоне совместно с госсекре- тарем США Джеймсом Бейкером подписать летом 1990 года неслыханный закулисный договор об акватории Берингова пролива, вошедший в историю как «СОГЛАШЕНИЕ О ПЕРЕДАЧЕ США АКВАТОРИИ БЕРИНГОВА МОРЯ ПО РАЗДЕЛИТЕЛЬНОЙ ЛИНИИ ШЕВАРДНАДЗЕ — БЕЙКЕРА». Договор «по рыболовецким просторам»... по которому Это будет договор, который Русский президент-либерал Михаил Горбачев руками главы МИД Эдуарда Шеварднадзе подарит США 1 июня 1990 года стратегическую акваторию Берингова пролива. О цене этой сделки умалчивается. НАША СПРАВКА ДОГОВОР БЕЙКЕРА — ШЕВАРДНАДЗЕ За основу разграничения морских акваторий в Беринговом проливе взята линия, определенная русско-американской конвенцией 1867 года в связи с уступкой Россией Аляски и Алеутских островов Соединенным Штатам. По условиям соглашения США отошли: часть исключительной экономической зоны СССР площадью 23,7 тыс. квадратных километров, фактически переданная Советским Союзом Соединенным Штатам в 1977 году. Часть исключительной экономической зоны СССР площадью 7,7 тыс. квадратных километров. Участок континентального шельфа площадью 46,3 тыс. квадратных километров в открытой центральной части Берингова моря, находящийся за пределами 200 морских миль от исходных линий. В отдельных местах исключительная экономическая зона США за счет неоправданно отданной площади экономической зоны СССР превысила расстояние в 200 морских миль от исходных линий, что противоречит статье 57 Конвенции ООН по морскому праву 1982 года. В Конвенции о продаже Аляски, подписанной в 1867 году Александром II, не было никаких положений о делении морских пространств. Минрыбхоз СССР предлагал, с учетом интересов рыбаков, договориться с американцами и установить в Беринговом море срединную линию для разграничения накладывающихся участков. А в Чукотском море и Северном Ледовитом океане взять за основу линию Конвенции от 1867 года. Все эти предложения не противоречили нормам международного права. Американцы же настаивали на применении по всей акватории линии Конвенции 1867 года и не соглашались проводить разграничение по срединной линии. Соглашение было практически сразу же — 18 сентября 1990 г. ратифицировано Конгрессом США. Однако до настоящего времени Соглашение не ратифицировано российским парламентом и применяется на временной основе после обмена нотами между МИД СССР и Государственным департаментом США. В Госдуме неоднократно проходили слушания о правомерности этого соглашения. В ответ на это Госдепартамент США заметил, что штат Аляска удивлен тем, что этот вопрос все еще обсуждается в России. И более того, американская Аляска не согласна с «передачей под российскую юрисдикцию островов Врангеля, Геральда, Беннета, Генриетты, Медного, Сивуча и Калана», хотя эти острова никогда и не были под юрисдикцией США. Если Россия не успокоится в отношении новых границ в Беринговом проливе, установленных Бейкером — Шеварднадзе, то США поднимут вопрос об этих островах. Тяжелый булыжник попал под ботинок, Шеварднадзе почувствовал боль. В раздражении пнул ногой черный камень, и тот полетел со скалы вниз, цепляя на своем пути хилые кусты терновника и можжевельника. Глава МИД проводил упрямый булыжник презрительным взглядом. За черным камнем, потревоженные в своих непрочных нишах, уже летели и кувыркались все новые и новые осколки скалы, и вот уже целый камнепад, грохочущий горный сель смертоносным потоком с шипением летел в Арагву, вспенивая все новые и новые волны. Прилетев всего на несколько дней в Грузию, Шеварднадзе не только мечтал пообщаться с родными и родственниками, которых давно не видел, но и должен был принять единственно верное решение по набирающим силу центробежным тенденциям в Союзе. Загорелись тлеющими, но упрямыми огнями национальные конфликты. АЛМА-АТА, ДЕКАБРЬ 1986 ГОДА Первая ласточка надвигающейся катастрофы. В ответ на смену казахского политического лидера Кунаева на лидера «из Москвы», к тому же из КГБ, по всей Алма-Ате прокатились митинги под лозунгами «Казахстан — для казахов» и «Русские, руки прочь от Казахстана!». Митинг был жестоко подавлен. Спецназ КГБ в срочном порядке для этого вылетел из Москвы в Алма-Ату. Казахам дали понять «кто в доме хозяин». Казахи нехотя успокоились. Но зато разбушевалась Америка! Высшие должностные лица американской администрации требовали от Горбачева объяснений. Разве казахи не такие же люди, как все? Разве Москва не обязана уважать права своих республик? Разве Москва не должна дать СВОБОДУ народам южных республик? Горбачев призадумался. Ему показалось, что Америка решила отказать ему в дальнейшей дружбе и холодная война возвращается. Поэтому, когда вспыхнул конфликт между Арменией и Азербайджаном, глава Союза был уже осторожнее. Февраль 1988 года. Митинг на территории Нагорного Карабаха (Армения). Несколько дней спустя — митинг в Сумгаите (Азербайджан). Горбачев не хотел ссориться с Америкой. Но что делать с армяно-азербайджанской резней и погромами? Решение он поручил принять Шеварднадзе. Все-таки он родом тоже с юга, из одной из этих непростых республик, где православие и мусульманство, социализм, коммунизм, и древние тейповые традиции — все спуталось, смешалось в единый узел. И вот сейчас мудрый грузин Эдуард Амвросиевич должен был принять единственно верное решение, А впрочем, всем своим нутром Шеварднадзе чувствовал: какое решение он бы ни принял, Горбачев попросит его с этим решением «тормознуть». Горбачев был нерешительным и осто- рожным во всем, что выходило за рамки кремлевской крысиной подковерной борьбы за власть. Заполучив благодаря хитрым интригам в свои руки этой власти гораздо больше, чем он мог ею распоряжаться, Горбачев напоминал прожорливого воробья, отхватившего от чужого пирога куда больший кусок, чем в состоянии был проглотить. И теперь он буквально давился этой властью, не знал, что с ней делать. И все время огладывался на Америку, прислушивался к ее советам... а своих требований не выдвигал, боясь перессориться с Рейганом и Бушем. Стало заметно прохладнее, и Арагва почти скрылась в ночном мраке. «Мы сделаем всего одну уступку политике жесткого «центра». Всего одну. Мы ослабим давление «руки Москвы», как того хочет Запад, — подумал Шеварднадзе. — Разве мы от этого проиграем? Или что-то потеряем? Разве это пошатнет геополитическое равновесие? Политика — вещь инертная. Если мы позволим Карабахскому конфликту тихо тлеть, то ничего не потеряем. А вот если я буду там подавлять жестко этот конфликт — то я однозначно потеряю свое кресло. Горбачев хочет мира и демократии и никакого насилия — это условие Запада. Хорошо. Мы сделаем один шаг навстречу Западу. Но не больше....» Пройдет совсем немного времени, и в родном грузинском Тбилиси в апреле 1989 года прокатится митинг... Национальные конфликты, не затушенные горячие точки Казахстана, Армении и Азербайджана доберутся и до родины главы МИД — Грузии. И это будет только начало распада страны. Совсем иначе поведет себя Китай, жестоко подавив в том же 1989 году на площади Тяньаньмэнь студенческие волнения. Политикам Китая будет В Союзе будет принят курс на «демократию и суверенные права народов союзных республик». Демократическая пресса с жаром начнет писать о том, что На берегу Арагвы стало совсем темно и тихо. Теперь даже белые барашки горного потока терялись где-то в глухом мраке. Линия горизонта исчезла, и чернота неба слилась с чернотой остроконечных гор. Он приехал сюда всего на несколько дней. С неофициальным — чего раньше никогда не бывало в советской политике — визитом! Его рабочий кабинет — в Москве, на Смоленской площади. Но сама жизнь обязывает его все чаще возвращаться сюда, на родную грузинскую землю. В советской политике произошел удивительный перелом, и вся политическая жизнь резко перешла из официальной сферы в область политического закулисья. Официальные договора и встречи стали ни к чему не обязывающим «протоколом». Настоящая жизнь для советских политиков начиналась за кремлевскими стенами. В кулуарах. На неофициальных встречах в ресторанах, без прессы и посторонних лиц. И его, Шеварднадзе, сейчас обязанности главы МИД интересовали лишь в той степени, в какой они нужны были для «протокола». Он готов был подписывать официальные бумаги, отбывать встречи на высшем уровне... Но отстаивать государственные интересы? Бороться за позиции своей державы из последних сил? Черта с два, времена дипломата Андрея Громыко давно прошли. Куда разумнее подумать о своих И Все большую роль играет принадлежность к «своим», к «тусовке» политически лояльных к «перестройке» людей. Которые умеют лишь льстить, лицемерить, «сидеть и не высовываться»! Все больше в окружении Горбачева странных улыбчивых зарубежных «экспертов». Кто они? Уж не агенты ли влияния и специалисты иностранной разведки? Неестественный отбор выбраковывает из команды Горби сильных, умных, грамотных, ответственных. Настала эра непрофессионалов. Возможно, и ему, Шеварднадзе, когда-нибудь предстоит, полностью исчерпав кремлевский административный ресурс и невольно озлобив Горби каким-нибудь политически грамотным решительным шагом, вылететь из команды Генсека и переместиться обратно в Грузию? Все может быть. А пока он не намерен спорить с Горби и принимать решения самостоятельно. Это единственный способ удержаться в его команде, а значит, и в Кремле, и в МИД как можно дольше... Итак, глава МИД Эдуард Шеварднадзе примет решение: держаться за «запасной грузинский аэродром» и закулисную клановую жизнь как можно крепче. А в официальной политике все свести ни к чему не обязывающему Шеварднадзе сделает так, как хочет его шеф. Придется вывести, как того захотел Горбачев, все советские войска из Европы. Вывести «ограниченный контингент» из Афганистана. И не трогать на Кавказе горячие точки! Пусть себе потихоньку тлеют... И первая же «горячая точка» обернется ВОЙНОЙ. НАША СПРАВКА НАГОРНЫЙ КАРАБАХ Регион в Закавказье. Фактически большая его часть контролируется непризнанной Нагорно-Карабахской Республикой, согласно юрисдикции Азербайджана находится на его территории. Занимает восточные и юго-восточные горные и предгорные районы Малого Кавказа, вместе с Равнинным Карабахом составляет географическую область Карабах. В дословном переводе с азербайджанского означает «нагорный черный сад», или «верхний черный сад». ВIX—XI веках территория Нагорного Карабаха входит в состав восстановленного Армянского государства. С XIII века здесь правят армянские княжеские династии. Во времена Сефевидов Карабах составлял особое бейлербегство со столицей в Гяндже, с 1747 по 1822 г. — Карабахское ханство под персидским, с 1805 г. — под русским суверенитетом (отошло к России по Гюлистан-скому миру 1813 г.). С 1918 года равнинный Карабах в составе Азербайджана, Нагорный же был спорной территорией и ареной ожесточенных столкновений между азербайджанцами и армянами вплоть до 1920 года, когда он был занят Красной армией. Решением Кавбю-ро ЦК РКП(б) территория Нагорного Карабаха с 94%-ным армянским населением был включен в состав Азербайджанской ССР в качестве автономии. КАРАБАХСКИЙ КОНФЛИКТ Конфликт между руководством Азербайджана и непризнанной Нагорно-Карабахской Республикой, претендующими на Нагорный Карабах и прилегающие к нему территории, в 1991—1994 годах привел к вооруженному столкновению, в котором Нагорно-Карабахская Республика была поддержана Арменией. Нагорный Карабах, населенный преимущественно армянами, в начале XX века дважды (в 1905—1907 гг. и в 1918—1920 гг.) становился ареной кровопролитного армяно-азербайджанского конфликта. В 1921 г. постановлением Политбюро ЦК РКП(б) он был включен в состав Азербайджанской ССР с созданием автономии (НКАО — Нагорно-Карабахская автономная область). Это вызвало недовольство армян, на протяжении многих десятилетий требовавших присоединения НКАО к Армении. До середины 1980-х годов такие требования, однако, редко становились достоянием гласности, а любые действия в этом направлении немедленно подавлялись. Совсем другие возможности предоставила начатая М. Горбачевым политика демократизации советской общественной жизни. Уже в начале октября 1987 года на митингах в Ереване, посвященных экологическим проблемам, прозвучали требования передачи НКАО Армении, которые впоследствии были повторены в многочисленных обращениях, направлявшихся в адрес советского руководства. В 1987-м — начале 1988-го в регионе усиливается недовольство армянского населения своим социально-экономическим положением, начинается сбор подписей под обращением в поддержку требования о передаче Карабаха Армении. Эти настроения подогреваются распространяющимися сообщениями о фактах пренебрежительного отношения к армянскому населению в Азербайджане и некоторых провокационных выходках со стороны азербайджанцев. В августе 1987 г. карабахские армяне посылают в Москву подписанную десятками тысяч людей петицию с просьбой передать НКАО в состав Армянской ССР. В Ереване в связи с этим проходят демонстрации протеста. В ноябре 1987 г. в защиту идеи переподчинения Карабаха Армении выступает советник Михаила Горбачева армянин Абел Аганбегян. Зима 1987/88 г. — ряд азербайджанских жителей Кафан-ского района Армянской ССР одновременно выехали в Азербайджан. Прибыв в Сумгаит, они начали расписывать «ужасы своего изгнания и положения», хотя в реальности в Кафанском районе все было спокойно. Азербайджанские власти используют партийные рычаги, чтобы осудить «националистические», «экс-тремистско-сепаратистские» процессы. 11 февраля 1988 г. в Степанакерт выезжает многочисленная группа представителей руководства Азербайджана и Компартии Азербайджана, которую возглавляет второй секретарь ЦК КПАз Василий Коновалов. 13 февраля 1988 г. в Степанакерте проходит первый митинг, на котором выдвигаются требования о присоединении НКАО к Армении. Горисполком дает разрешение на его проведение, обозначив цель — «требование о воссоединении НКАО с Арменией». М. Асадов безуспешно пытается помешать проведению митинга. Асадову приписываются две фразы, которые он будто бы произнес в эти дни, пытаясь угрозами надавить на местное руководство НКАО: «Мы превратим Карабах в армянское кладбище» и «Сто тысяч азербайджанцев готовы в любое время ворваться в Карабах и устроить бойню». 20 февраля 1988 г. внеочередная сессия народных депутатов НКАО обращается к Верховным Советам Армянской ССР, Азербайджанской ССР и СССР с просьбой рассмотреть и положительно решить вопрос о передаче НКАО из состава Азербайджана в состав Армении. Центральные органы власти заявляют, что «перекройки границ не будет». 22 февраля 1988 г. у армянского населенного пункта Аскеран происходит столкновение с использованием огнестрельного оружия между группами азербайджанцев из города Агдам, направляющимися в Степанакерт «для наведения порядка», и местным населением. Тем временем в Ереване проходит демонстрация. Число демонстрантов к концу дня достигает 45—50 тысяч. В эфире программы «Время» затрагивается тема решения областного совета НКАО. 26 февраля 1988 г. в Ереване проходит митинг, в котором участвует почти 1 миллион человек. В тот же день начинаются первые митинги в Сумгаите. 27—29 февраля 1988 г. — армянский погром в городе Сумгаит — первый массовый взрыв этнического насилия в новейшей советской истории. Сотни человек были ранены, огромное количество подверглось насилию, пыткам и издевательствам, многие тысячи стали беженцами. Из Кафана в Баку выезжает 200 жителей, известных как «кафанские беженцы». Своевременного расследования причин и обстоятельств погромов, установления и наказания провокаторов и непосредственных участников преступлений не было проведено, что, несомненно, привело к эскалации конфликта. Весна — осень 1988 г. — Постановления Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и ЦК КПСС, принятые в марте 1988 года по поводу межнационального конфликта в НКАО, не привели к стабилизации положения, поскольку наиболее радикальные представители обеих конфликтующих сторон отвергали любые компромиссные предложения. В Ереване создан комитет «Карабах», лидеры которого призывают к усилению давления на государственные органы с целью передачи НКАО Армении. Одновременно в Азербайджане продолжаются призывы к «решительному наведению порядка» в НКАО. Нарастает взаимный поток беженцев. 14 июня 1988 г. — Верховный Совет Армении дает согласие на включение Нагорно-Карабахской автономной области в состав Армянской ССР. 18 июля 1988 г. — в Кремле состоялось заседание Президиума Верховного Совета СССР, на котором были рассмотрены решения Верховных Советов Армянской ССР и Азербайджанской ССР о Нагорном Карабахе и принято постановление по данному вопросу, — о неприемлемости передачи НКАО в состав Армянской ССР. Президиум Верховного Совета считает невозможным изменение границ. В ряде городов Азербайджана и Армении вводится особое положение. Десятки тысяч армян начали покидать Азербайджан, тогда как азербайджанцы, боясь возмездия, в свою очередь оставляли Армению. Беженцами из Азербайджана, в основном в Армению, в течение конца ноября 1988 года стали более 200 ООО армян. 12 января 1989 г. — по решению советского правительства в НКАО впервые в СССР было введено прямое правление с образованием Комитета особого управления Нагорно-Карабахской автономной областью под председательством Аркадия Вольского, заведующего отделом ЦК КПСС. Июль — в Азербайджане образована оппозиционная партия — Народный Фронт Азербайджана, пропагандирующая антикоммунистическую идеологию. 1 декабря 1989 г. — Верховный Совет Армянской ССР и Национальный Совет НКАО, «основываясь на общечеловеческих принципах самоопределения наций и отзываясь на законное стремление к воссоединению двух насильственно разделенных частей армянского народа», на совместном заседании приняли постановление о воссоединении Армянской ССР и Нагорного Карбаха. 1990 год начинается с «Черного января». Погромы в Баку, где к началу года оставалось лишь около 35 тыс. армян. В места компактного проживания армянского населения на территории Азербайджана (НКАО и прилегающие к ней районы) проникали вооруженные группы и с территории Армении. Здесь отмечались многочисленные случаи нападений на мирных граждан, угонов скота, захватов заложников, нападений на войсковые наряды с применением огнестрельного оружия. После ликвидации СССР в 1991 г. начинается КАРАБАХСКАЯ ВОЙНА. ВМЕШАТЕЛЬСТВО США И ДРУГИХ СТРАН 30 апреля 1991 г. — начало операции «Кольцо», осуществлявшейся советскими войсками при поддержке сил МВД Азербайджана, — результатом операции «Кольцо» была полная депортация 24 армянских сел Карабаха. 23 ноября 1991 г. — Азербайджан аннулирует автономный статус Нагорного Карабаха. 10 декабря 1991 г. — в самопровозглашенной НКР проведен референдум о независимости. 5—6 декабря 1994 г. — Сессия ОБСЕ во время Будапештского саммита. Карабахский миротворческий мандат подтвержден. 1 августа 2008 г. — американский сопредседатель Минской группы ОБСЕ раскрывает конфиденциальные подробности документа урегулирования Нагорнокарабахского конфликта. Согласно Мэтью Брайзу: «Будет проведен референдум, на котором определятся сами карабахцы» и «жители Нагорного Карабаха сами решат, пойдет ли республика под юрисдикцию Азербайджана или получит независимость». Официальный Баку, не отрицая это, заявляет лишь, что референдум в Карабахе возможен через 15 или 20 лет. ВАВИЛОН ПО-РУССКИ 1 ИЮНЯ 1988 ГОДА. МОСКВА, ТВЕРСКОЙ БУЛЬВАР. 12.00 В Москве наступило наконец-то лето. На юг потянулись поезда с отдыхающими из Москвы. Напуганные беспорядками на Северном Кавказе, в текущем году москвичи решили поехать на Украину, в Крым. Там было более спокойно, чем на Кавказе. Но впечатление этого спокойствия было обманчивым. Маховик национальных конфликтов был запущен. Центробежные силы набирали обороты. Сепарация внутри страны нарастала. В маленьком дворике возле желтого здания, где родился Герцен, было тенисто и прохладно. Студенты-филологи толпами ходили по маленькой площадке, вспоминая лекции профессоров и прочитанные по языкознанию и литературоведению книги. Учебная сессия была в разгаре. Но даже в это горячее время они живо интересовались всем, что выходило за рамки учебных предметов. За филологическим образованием сюда приезжали со всего Союза. Портфели и рюкзаки одаренных творцов были набиты не только машинописными рукописями, но и самыми необыкновенными вещами. Кто-то догадался «притаранить» карманный радиоприемник. Через хрип и свист радиоволн диктор сообщил, что «с 29 мая по 2 июня текущего года в Москве проходит советско-американская встреча на высшем уровне. Михаил Горбачев и Рональд Рейган обменялись ратификационными грамотами о введении в действие Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности». Двое молодых мужчин в солнцезащитных очках сидели на деревянной лавочке возле Литературного института имени Горького и вполголоса беседовали. — Ну вот, «холодная война» закончилась, зато началась война на Кавказе, — угрюмо заметил один из студентов, худощавый и высокий светловолосый парень в модных джинсах и со спортивным рюкзачком на плече, дослушав диктора. — Нагорный Карабах — это первая горячая точка, которая будет тлеть еще долго, — усмехнулся Роберт. — Армяне и азербайджанцы — это народы, которые всегда враждовали. И эта вражда останется всегда. Это я утверждаю как социолог. Как ученый. На лица собеседников падала тень тополей, гордо возвышавшихся над старенькой деревянной скамейкой с облупившейся от дождя и солнца белой масляной краской. От тополей по всей территории Литинститута летел белый пух, и дворник методично поливал его водой из резинового шланга для полива цветочных клумб, так что хлопья теплого снега прибивались к асфальту и таяли. — У нас на курсе есть люди и из Армении, и из Азербайджана, — усмехнулся студент. — Но они не враждуют. Напротив, дружат. — А что им делить? — усмехнулся «ученый». — Призрачную земную славу? Творчество — это не земля, не деньги, не власть. Творчество в руках не подержишь. Это — миф, а не реальный ресурс. Творчество и реальность имеют между собой мало общего... — Мало общего? — белобрысый студент вспылил. — Пять минут назад ты меня уверял, что в следующем КВН стихи о «перестройке» неуместны, поскольку слишком реалистичны. Слишком правдоподобны. И даже вычеркнул мизансцену, в которой фигурируют матрешки с лицами политических деятелей! — Сергей, ты меня не понял! — Роберт усмехнулся, вспоминая, как они познакомились. МОСКВА, СТАРЫЙ АРБАТ, ПРОМОЗГЛАЯ ОСЕНЬ. Горбачевская «перестройка» открыла портреты своим клиентам. Неожиданно-ярко среди разномастных картин смотрятся русские сувениры, предназначенные для иностранцев. Едва защищенные брезентовыми крышами лотки с русской символикой, берестяными шкатулками, можжевеловыми подставками под чайники и значками советских времен. На шатких перекрытиях самодельных лотков болтаются рыжие лисьи хвосты и песцовые шкуры. Роберт идет по Арбату, и ветер прибивает к его лицу колючий мех воротника спортивной куртки — «аляски». Его внимание привлекает лоток с матрешками. Политические деятели Советского Союза — Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев красуются на деревянной лакировке. Роберт подходит к лотку, усмехается тому, что Ленин и Сталин стали модными брендами, товарными марками. Высокий и худощавый продавец с белобрысыми вихрами, курчавыми, как у Есенина, предлагает купить «три в одном» — три матрешки с лицами Ленина, Маркса и Энгельса, точь-в-точь как на известном плакате, что украшает стену ГУМа во время первомайской демонстрации. Роберт разглядывает матрешки и переводит взгляд на ернически улыбающееся лицо белобрысого продавца. Почему-то в этот момент к нему приходит осознание того, что Советский Союз неминуемо рухнет. Вот она, наглядная инверсия ценностей. Наряду с внешней «холодной войной» шла и внутренняя холодная гражданская война, в которой партия диссидентов, похоже, победила. Роберт взглядом знатока разглядывает лакированные лица, приценивается. Вихрастый продавец обещает заметно уступить, если покупатель возьмет матрешки оптом. Роберт понимающе кивает, сувениры выполнены качественно и ему они пригодятся — на подарки. Особенно порадуются его американские коллеги-социологи, те самые, на гранты которых он проводит свои «научные исследования» и благодаря которым периодически уезжает на Дикий Запад. Роберт достает помятую стодолларовую купюру. Белобрысый продавец с благодарностью в глазах берет ее и одновременно подозрительно морщится: настоящие ли это деньги? Откуда у советского гражданина доллары? Ведь хождение валюты в Союзе запрещено. Кто этот странный покупатель, только что одной купюрой обеспечивший продавцу матрешек безбедное существование на целый месяц? И тут происходит невероятное. Продавец, едва не уронив при упаковке одну из матрешек, внимательно вглядывается в покупателя и медленно, почти по слогам произносит: И пускай это время в нас ввинчено штопором, И пусть сами мы в нем до предела заверчены, Но оставьте, пожалуйста, бдительность операм. Я люблю вас, люди. Будьте доверчивы! — Да, это Александр Галич, — кивает головой Роберт. — А я смотрю, вы любите Галича почти так же, как и я... Хороший человек был. И так нелепо погиб! Ровно десять лет назад. Многие его сегодня вспоминают. В эти осенние дни. Как он родился «под знаком лицея», 19 октября... — Именно, — перебивает странный белобрысый продавец. И неожиданно цитирует: Облака плывут в Абакан. Не спеша плывут облака. Им тепло, небось, облакам. А я продрог насквозь, на века! Я подковой вмерз в санный след, В лед, что я кайлом ковырял! Ведь недаром я двадцать лет Протрубил по тем лагерям. — Ого! — удивленно восклицает Роберт. — А мы, похоже, с вами единомышленники. — Похоже, — сдержанно кивает продавец матрешек. — Мне нравится Галич и другие поэты... которых раньше считали диссидентами. Которые вынуждены были уехать на Запад, — развивает свою мысль Роберт. — Слава Богу, в мире есть справедливость! Я читал, что Бродскому дают Нобелевскую премию за 1987 год. Вы в курсе? — Нет, — ошарашенный продавец вежливо протягивает покупателю матрешки, аккуратно сложенные в серую картон- ную коробку. — Обожаю Бродского! Великий человек! Гениальный поэт! Я и сам пишу стихи, собираюсь поступать в Литературный институт... Вот только боюсь, вольнолюбивые поэты там не нужны... — Перестройка многое изменила! — самодовольно кивает Роберт и поправляет теплый меховой воротник «аляски». - Значит, пишете стихи? Любопытно. А поэмы... ироничные... в стиле ваших матрешек... сумеете? С политическим подтекстом... Продавец задумывается, словно взвешивает на невидимых весах «за» и «против». — Нам есть о чем поговорить, — наконец решительно заявляет поэт-матрешечник, встряхнув белобрысыми вихрами. —-Меня зовут Сергей. — Мое имя — Роберт. Просто Роберт. Будем знакомы. — Вот на этой самой улице, на Старом Арбате, несколько лет назад развернулись исторические события... Был, как сегодня, холодный осенний день, морозный и ветреный. В этот день проходил скандальный митинг против ввода советских войск в Афганистан. Я рулил этим митингом, и как время показало, мы были правы... Мы шли к зданию МИД на Смоленской площади с плакатами. Потом многих из нас бросили в тюрьмы... О, если у вас есть время, я вам расскажу и покажу подробно, как это было... — Конечно. С удовольствием. Так они познакомились. Социолог Роберт быстро нашел «работенку» диссиденту Сергею Алмазову: писать политические пародии в стихах. В основном, на все то, что в Союзе считалось «вершинами». Меткое перо Сергея Алмазова громило прежние идеалы направо и налево: его ядовитые строки низвергли с Олимпа общественных ценностей Ленина и Сталина, Маркса и Энгельса, Хрущева и Брежнева, Фиделя Кастро и других известных коммунистических лидеров... С подачи Роберта эти стихи веером рассылались в либеральные газеты и журналы. Перестройка массового сознания набирала обороты. Слова Роберта оказались пророческими. Все то, что когда-то казалось запретным и неприемлемым, теперь стало модным и героическим. На вступительных экзаменах в «Литуху» Сергей Алмазов громогласно рассуждал о «советском тоталитаризме» и вперемежку с собственным витиеватым творчеством лихо цитировал А. Галича: И сух был хлеб его, и прост ночлег, Но все народы перед ним во прахе, Вот он стоит — счастливый человек, Родившийся в СМИРИТЕЛЬНОЙ рубахе! Свершилось невероятное — Сергея приняли в институт. Юмористические странички либеральных газет и журналов были заполнены его ядовитыми ироничными пародиями на советский строй. С торговлей матрешками на Арбате Сергей «завязал», теперь ему на жизнь вполне хватало и гонораров из рук Роберта. Молодой студент Литературного института оказался весьма «писучим». Он стал незаменимой «шестеренкой» мощной, но еще невидимой политической системы — партии Наконец, пришло время, и загадочный патрон, социолог Роберт, вывел стихотворца-диссидента Сергея на Центральное телевидение. Для начала подключил его к молодежному проекту КВН. Смех, утверждал Роберт вслед за Гоголем, самое мощное оружие, и это было правдой. Черновики сценария очередного КВН Роберт обычно забирал у Сергея непосредственно в Ли-тинституте, где Сергей слыл живой знаменитостью и где сокурсники ему открыто завидовали — многие бы хотели оказаться на его месте. У них был и поэтический талант, и меткий взгляд... И высокая работоспособность... Не хватало одного: яростной И вот сегодня они встретились в Литературном институте, в разгар летней сессии 1988 года, и Сергей на коленях держал пухлую картонную папку со сценарием очередного КВН. Его патрон упорно настаивал К недовольству поэта, Роберт выбросил из сценария самые скандальные мизансцены. Единственной злободневной шуткой осталась пародия на гимн Советского Союза. По режиссерскому замыслу, на авансцену должны были выйти парень с девушкой и встать в позу знаменитой скульптуры Веры Мухиной «Рабочий и Колхозница». В руках у «колхозницы» должен был оказаться целлофановый кулек с куриными яйцами, а у «рабочего», — батон вареной колбасы по 2 руб. 20 коп. Композиция символизировала проблему острого продуктового дефицита, развернувшегося при Горбачеве в последний год «перестройки»1. «Нет. Горбачев — это наша священная корова, и никакой критики на его «перестройку» мы не можем показывать», — угрюмо, но твердо бросил Роберт. После недолгого спора сошлись на том, что «рабочий и колхозница» выйдут на сцену с колбасой и яйцами под гимн Советского Союза. Этот гимн звучит уже много десятилетий, и таким образом пародия из пласта «перестройки» переходит в пласт 1 ИЮНЯ 1988 ГОДА. МОСКВА, ТВЕРСКОЙ БУЛЬВАР — Роберт... какими судьбами? Ирис ошалело смотрела на старого знакомого, отказываясь верить собственным глазам. Но ошибки быть не могло. Социолог, тоже немало изумленный, захлопнул папку со сценарием, и оторопело уставился на свою стародавнюю знакомую. — Привет, Ирис. Вот так встреча! Не думал, что встречу тебя здесь. 1 Реальный эпизод из КВН последних лет «перестройки». — — Признаться, я тоже меньше всего ожидала тебя встретить здесь. И встретить вообще. Думала, ты с концами улетел в свою Америку... — Как же! Там своих хватает. Я хорошо отношусь к Америке... Но сколько бы научной работы у меня там ни было и сколько бы моих родственников и друзей туда ни эмигрировало... сам-то живу и буду жить в России. — Вот, значит, как. Живешь в России, а обо мне забыл. — Вовсе нет. На самом деле я прибыл в Союз только позавчера, — соврал Роберт и подумал с раздражением: «Черт! Как она здесь оказалась? Неужели эта дурочка, эта витающая в облаках бестолочь еще и факультет социологии бросила и теперь собралась поступать в Литературный?» — Вы прагматик, Роберт. Ваша голова забита лишь одним: желанием перебраться жить в Америку. И ради своего остервенелого желания вы готовы отказаться от любых других перспектив. Вы не человек, а машина. Компьютер, решающий стратегические задачи. У вас нет чувств. Вам не нужна любовь, не нужна семья, и вообще все, что вас связывает с Союзом, для вас — обуза... Пустая... трата времени, отдаляющая вашу американскую мечту. — Не преувеличивайте, Ирис. Это не так. Я человек, и ничто человеческое мне не чуждо. Ирис с удивлением смотрела на своего прежнего друга, отмечая, что с того момента, как он неожиданно исчез из поля зрения, в нем произошли разительные перемены. Роберт выглядел настоящим красавцем, хозяином положения. Дорогой костюм из темно-синего шелка в тонкую черную полоску ему был удивительно к лицу. Но о чем с ним говорить? Как скрыть от Роберта истинную цель своего прихода в Литинститут, поиск телезвезды Сергея Алмазова? А, впрочем, даже хорошо, что шла она в «Литуху» за одним, а заполучила совершенно другое. Если ей удастся с этим прагматиком Робертом восстановить отношения, то это будет куда перспективнее дружбы с шоуменом Алма-зовым! Зацепиться за Роберта, использовать его как трамплин... О, это будет не сложно, ведь она знает себе цену и понимает, что все мужчины восхищены ее красотой! Все это с быстротой молнии пронеслось в голове Ирис, и она начала с ходу сочинять, как очутилась на территории «Литухи». — Я слышала, здесь есть «высшие литературные курсы». Вот думаю, может, поступить на них, поучиться? «Так и есть! У всех женщин — ветер в голове! Им только стихи писать да про любовь рассуждать! Эх, будь эта Ирис чуточку понастырнее да поупрямее, я давно сделал бы из нее звезду журналистики! — с досадой подумал Роберт. — Но мозги у нее, увы, чисто женские. Вернее, никаких мозгов, одни эмоции. И она безуспешно хватается за все подряд, сама не зная, чего хочет!» — Да, я слышал о таких курсах, — Роберт делано зевнул. — Учеба — дело хорошее. — Роберт, мы столько лет не виделись... Может, попьем где-нибудь кофейку? В любой другой момент Роберт послал бы Ирис куда подальше. Амбициозная и самовлюбленная глуповатая блондинка давно престала быть предметом его интереса. Однако сейчас Роберт сделал вид, что рад ее предложению. — Ладно. Давай куда-нибудь сходим. Тут есть рядом неплохая хозрасчетная харчевня. В хозрасчетном ресторане «Погребок» было прохладно. Администрация сумела обзавестись кондиционерами, что по советским меркам было большой редкостью. Роберт взял на закуску осетровый балык, сырное ассорти, жульены с грибами и белое шамбрированное вино. Ледяные бокалы, наполненные солнечным напитком, покрылись капельками влаги. — Со свиданьицем! Они выпили по несколько глотков сладкого вина. Оно было приятным на вкус, с тонким фруктовым букетом и легкой горчинкой миндаля. Капли холодной влаги-конденсата сбегали по круглым бокалам, быстро впитывающим в себя тепло электрокамина, приятно потрескивающего в углу ресторана. — Как твоя социология, Ирис? В газеты больше не пишешь? Совсем завязала со второй древнейшей? Ирис капризно повела плечами: — С социологией все в порядке. Работаю по специальности, в научном институте. А газеты... Пишу статьи, когда есть хорошая тема... — Хороших тем сколько угодно! Живем в яркое время! Перестройка! — Роберт широко, по-американски улыбнулся. — Хочешь вновь «завербовать» меня для зарубежной прессы? — Ирис театрально захлопала глазами. — Зачем? Сейчас и советская пресса изменилась в лучшую сторону. Ты, главное, текст хороший принеси, а уж я найду, куда его пристроить. У меня есть выход на ведущих в стране редакторов и издания. Так что подумай... Они вновь чокнулись. Крымское солнце плескалось в бокале сочными янтарными волнами. Электрокамин приятно шелестел в углу тряпичными язычками пламени. Воспоминания нахлынули на Ирис тяжелой волной. Лето. Жаркое крымское лето. Ялта. Ажиотаж вокруг «Артека». Строгий пропускной режим. Саманта Смит, маленькая американка в Советском Союзе. Юрий Андропов пригласил ее в страну «железного занавеса». Сам он доживает последние дни. Крым, Артек, Саманта и «холодная война». И пушки, и ядерные боеголовки. И эта нелепая смерть... — Помнишь, Роберт, как мы с тобой гуляли в Ялте? И сейчас... гуляем по Москве. А Саманты Смит уже нет. Погибла в авиакатастрофе. Пламя свечей в бронзовых канделябрах, стоящих на мраморном камине с замысловатым узором белых, серых и розовых прожилок, горело ровным, горячим пламенем. Словно невесомое золотое перо диковинной птицы, пламя танцевало на оплавленном крупными медовыми каплями, воске. Ирис долго разглядывала живой огонь и наконец медленно сказала: — Через пару дней в стране начинается празднование Тысячелетия крещения Руси. По-твоему, это — тема для газеты? — Да, хорошая тема, — Роберт поморщился. — Но об этом писать будут многие журналюги. Вся Москва! Если хочешь, чтоб я тебя напечатал, найди парадокс. Скандал. Что-то в стиле Лео Таксиля, французского журналиста и автора «Забавного Евангелия». — «Забавное Евангелие» способны написать только атеисты. — Чушь. «Забавное Евангелие», «Священный вертеп» способен написать прежде всего талантливый журналист! Это книги парадоксов. И в прессе «зеленый свет» сейчас именно для таких ярких «перьев»... — Я попробую, Роберт. Пойду в церковь. Поговорю с общиной. Подумаю над парадоксами «Тысячелетия крещения Руси». — Попробуй! Ведь на дворе — эпоха гласности и свободы слова! Вообще, с приходом к власти Горбачева стало возможно очень многое. Мы живем в удивительную эпоху. На наших глазах рухнул железный занавес! И страна меняется в лучшую сторону. Вот мы сидим с тобой в ресторане, пьем хорошее вино. Радуемся уюту, созданному ненавязчивым джазом и горящим камином. Вкусный балык, жульены, учтивое обслуживание. Раньше это было нереально. Разве что для сотрудников ЦК в специальной столовой. А сейчас это может себе позволить каждый. — Были бы деньги. — Деньги можно заработать. Уравниловки в стране больше нет. Всеобщего лодырничества — тоже нет. Раньше была такая статья даже в законе, «тунеядство», за нее талантливого поэта Бродского в ссылку отправили. Сейчас такое никому не придет в голову. Бродский в этом году получает Нобелевскую премию! А тунеядство — не совместимо с нынешней жизнью. С характером нахлебника просто не выжить. Потихоньку появляется инициативность, предпринимательство. Ресторан-то кооперативный, а кто разрешил открывать такие заведения наряду с травиловкой общепита? Кто дал возможность людям в стране зарабатывать? Горбачев. Давай выпьем за «перестройку»! И за ее лидера! — И за «новое мышление»? — В глазах Ирис мелькнул хитрый огонь. Перламутровый водопад волос упал на плечи. — Разумеется. И за твои успехи, Ирис! — Роберт дружелюбно подмигнул, а про себя подумал: «Симпатичная дурочка. Только и всего». — Жду забойных материалов, моя дорогая! ИЗ ДНЕВНИКА АНАЛИТИКА ИГОРЯ ВОЛГИНА ПОДОПЛЕКА «РУССКОГО ВАВИЛОНА» -НОВАЯ РЕЛИГИЯ Москва развернула пышные церемонии, посвященные 1000-летию крещения Руси. Но вера — это больше, чем религиозное понятие. Это слово отражает и духовные ценности. Вспомним слова философа Ортеги-и-Гассет: тиями добра и зла. Именно на этой внутренней основе человек производит регламентацию своих поступков. И совсем другое дело — человек без веры, Кто и что виной этому? С приходом к власти либерала М. Горбачева и фактически стоящей за ним «пятой колонны», обеспечившей ему продвижение во власть, началась подготовка к часу «икс», с наступлением которого должно было произойти уничтожение Союза. Но для переворота, управляемого извне, в котором даже «идеологи партии» играли роль марионеток, требовалось прикрытие. И тут приходят на ум слова, сказанные еще в Священном Писании: В самом деле, видимо, есть люди, которые неосознанно, помимо своей воли излучают негативную ауру, не по своей вине создавая дискомфорт окружающим. Однако есть и люди, которые по своей воле сознательно учиняют злодеяние. Самые известные из них составляют нарицательный ряд: Каин, Прокруст, Герострат, Нерон, Юлиан Отступник... К какому типу отнести Горбачева? Быть может, все те несчастья, которые обрушились на нашу страну вместе с его «перестройкой», были случайностью? Но уж больно много этих «случайностей» из разряда предательств. 1987 год. Весенний «визит» немецкого пилота Матиаса Руста на Красную площадь. Преодоление гражданином ФРГ всей системы ПРО и его вызывающая посадка на Красной площади... привели к «зачистке профессионалов» в КГБ и обезглавливанию армии. Летний разговор Горбачева с Рейганом об «объединении Берлина» и падении Берлинской стены. «БЕРЛИНСКИЙ ДОГОВОР», составленный в Москве. Осеннее «турне» Горбачева по Европе с «Берлинским договором», чья тематика далеко выходит за рамки объединения Берлина. ГЛАВНАЯ ТЕМА (ХОТЬ И ТЩАТЕЛЬНО ЗАВУАЛИРОВАННАЯ) «БЕРЛИНСКОГО ДОГОВОРА» — РОСПУСК БЛОКА СТРАН ВАРШАВСКОГО ДОГОВОРА. Иными словами, сдача всех внешнеполитических позиций Союза в Европе. Э. Шеварднадзе — равнодушный исполнитель воли Горбачева. И одновременно целая цепочка странных событий... Реанимация национальных волнений на Северном Кавказе и на Украине. «Горячая точка», Нагорный Карабах, расползается тлеющим пожаром. Бойня между народами республик Союза, гражданская война в Закавказье. Прибалтика заявляет о своей «независимости» и провозглашает русских «оккупантами». Тысячелетие крещения Руси. Русский Вавилон. Торжество Иуд. Громкий фарс, возвестивший о наступлении эпохи предательств. В Европе русские «мидовцы» предают своих союзников. В Афганистане предают верного Наджибуллу. И даже отворачиваются от Кубы: покупать у нее сахар не выгодно, а уникальный радиолокационный центр в Лурдесе, фиксирующий все разговоры Белого дома, больше Союзу не нужен. Потому что разведцентр в Лурдесе, «электронное ухо», не нужен США. Надвигается принятие закона о собственности, разрешение бизнеса в контексте социалистической экономики, — на волю готовятся выпустить джинна дикого хищного капитализма вкупе со всевластием мафии. не имеют семьи и детей (жены ушли от них) и стоят на учете в наркодиспансере. Для ощущения счастья и полноты жизни им хватает бутылки водки, выпиваемой ежедневно. Это — изгои, не прижившиеся ни в одной серьезной структуре и одержимые одним: подворовывать. Ради этого они готовы на любую подлость, включая и предательство страны. «Заказные статьи» и солидные барыши вмиг этих несчастных, страдающих от комплекса неполноценности «журналистов» сделали героями! Все это не могло произойти стихийно и случайно. И «перестройка», этот грандиозный «эксперимент» с отключенными системами безопасности — превратилась в глобальный ЧЕРНОБЫЛЬ. Вот под эгидой какого трагичного символа мы празднуем Тысячелетие крещения Руси. И над всем этим — ореол «пятнистого Миши» (как называют Горбачева на Западе). Символа веры нет. Горби... как символ потери веры. Но как это могло произойти? Ведь своей обаятельной внешностью Горбачев всегда располагал к себе. Впрочем, о людях судят по их делам, а не улыбчивым декларациям. В Горбачеве уживаются как минимум три лица. Горбачев начала «перестройки», Горбачев ее апогея и Горбачев периода распада Советского Союза. Первый действительно всколыхнул страну, объявляя курс на обновление. Он выступил в роли миротворца, остановил «холодную войну». Второй лик Горби испуганно обнаружил, что миротворческая миссия и дружба с США оборачиваются сдачей внешнеполитических позиций. Горбачев начал раскапывать старые могилы, забыв, что они дурно пахнут. Союз превратился в грандиозные археологические раскопки и в контору по переписыванию анналов истории. Время Горбачева — это Моисея, водившего израильский народ по пустыне, из Горбачева не вышло. Оказалось, что нельзя идти абстрактно навстречу «свободной политике», либерализации экономики и гласности. Это не четкая цель, а лишь призрак неизвестно чего. Время действий сменилось пустой говорильней. Третий лик Горби — погружен в депрессию и бессилие на фоне зака- та империи, без всякой опоры в русском народе, но зато испуганно оглядывающийся на западных советчиков. Этот Горби полностью выпустил руль управления страной, и открыл путь для действий тем закулисным силам, которые только этого и ждали. Катастрофа «РУССКОГО ВАВИЛОНА», обрушившаяся на Союз, не случайна. Она произошла в финале тщательно подготовленной информационно-психологической войны. Во время этой войны вместо Горбачева мог появиться и другой человек, но время выбрало именно его. Да и не только время, но и «пятая колонна», набравшая силу. В первые же годы правления Горбачева система защиты — КГБ — была парализована. Остановить деструктивные действия слабовольного политика оказалось некому. Видимо, горбачевская группировка (начиная с «канадца» Александра Яковлева) активно управлялась извне и широко использовала заготовки, в создании которых должны были участвовать многие сотни ученых, военных специалистов, в том числе и из таких аналитических центров, как «Рэнд Корпорейшн». В ходе этой информационной войны или, если угодно, «операции Горби», команда Михаила Сергеевича сыграла лишь роль винтиков в машине уничтожения Русской Сверхдержавы. Особенность человеческого мышления такова, что мы склонны все зло и все добро персонифицировать в одном человеке. Возможно, государственные преступления самого Горбачева были бы не столь уж и велики... без деяний его завербованной на Западе «команды». Но в истории нет сослагательного наклонения. И потому именно Горбачев символизирует эпоху распада Советской Сверхдержавы. Эпоху движения к однополярному миру. Именно Горбачев стал для своего народа в год Тысячелетия крещения Руси По горькой иронии судьбы во время празднования Тысячелетия крещения Руси прояснилась ключевая причина, по которой «команда» Горбачева ведет страну к краху. Этот корень зла описан еще в древних документах. И это зло — СТРАСТЬ К ЗОЛОТУ Страсть к деньгам, и особенно деньгам иностранным. Вспомним слова отца знаменитого полководца Александра Великого, царя Филиппа II Македонского, жившего в IV веке до нашей эры. А говорил этот грек так: ГРОХОТ АРМЯНСКОЙ КАТАСТРОФЫ 3 ДЕКАБРЯ 1988 ГОДА. МОСКВА. СУББОТНЕЕ УТРО — Севан, — сказала Ольга, и вычурные золотые серьги качнулись в ее ушах. — Знаешь ли ты, Игорь, что такое Севан? — Озеро, — равнодушно сказал он, — большое и красивое озеро в горах. — В моих родных горах, — с грустью в глазах добавила Ольга. — В моей Армении. Сколько лет я уже там не была! Я ведь родилась рядом с Севаном. Глаза закрою — и вижу его... — К чему эта романтика? Игорь отложил в сторону ручку и понял, что для дальнейшего разговора придется выбраться из-за письменного стола, заваленного книгами и бумагами. В полировке стола тускло отражался письменный прибор из зеленоватого змеевика. Учебник по истории для средней школы остался раскрытым на нужной странице. С тех пор, как Игорю Волгину пришлось уйти со Старой площади, все его внимание поглощали школьные уроки. Своими ортодоксальными взглядами учитель истории Волгин расколол учительский коллектив на сторонников и противников «своей истории». Впрочем, все сходились на том, что интеллекту и эрудиции Волгина можно лишь позавидовать. Как жаль, что ему приходилось почти впустую тратить свой дар аналитика, за сущие копейки прозябая в обычной школе! — Там, в горах, Игорь, осталась моя семья, мои родственники. И сейчас, когда проклятые «азеры» пошли войной на мою Армению, мне неспокойно... Нагорный Карабах, Сумгаит, погромы и волна беженцев, и что будет дальше? И моя родная сестра осталась там... в этом пекле. — Не преувеличивай и не пугай себя. — Тебе легко говорить! Ты — теоретик. Ученый. Книжный червь. И что тебе до того, что началась война. Ты не знаешь характер горцев... Игорь скрестил руки на груди. — Что ты предлагаешь? — Пусть моя сестра переедет жить к нам. Пока не утихнет конфликт... — Нет, это невозможно! — Вот видишь! Ты отлично понимаешь, что начинается длительная война. И тебе неудобно, что в нашем доме... кто-то помешает тебе сидеть над твоими книжками. Ольга встряхнула своей медно-рыжей пышной стрижкой. Ее темные глаза метали молнии. Золотые серьги раскачивались в такт изящным движениям ее длинной загорелой шеи. В гневе она была необыкновенно хороша. — При чем тут мои книжки? — Да ты только ими и живешь! Ты черствый и бессердечный! Ты ничего не хочешь видеть, что творится вокруг. Быть может, именно поэтому Ирис теперь целыми днями пропадает в церкви? У нее нет опоры в семье, и она ищет ее там... — Вовсе нет. Все началось с публикации, посвященной Тысячелетию крещения Руси. Сегодня эта тема — модная. Насколько я знаю, Ирис работает на газету церковной общины. Ей за это платят хорошие гонорары. — Христианская вера ведет к бессердечию, — Ольга усмехнулась, и массивный четырехгранный кулон на ее шее в виде книги, с мусульманским вензелем, означающим «Аллах», вспыхнул тусклым золотом. — Ты, Игорь, эгоист. Быть может, именно сейчас мою сестру убивают, а тебе на все наплевать! Ты был исполнительным чиновником на Старой площади. Ты аккуратно вел подшивку газет и журналов. Но что ты понимаешь в реальной жизни? А особенно после того, как тебя вышвырнули из аппарата? — Ах вот в чем дело! «Вышвырнули»! Раньше ты себе таких оборотов не позволяла! Видимо, тебя совсем перестала устраивать моя зарплата. Я так и не купил тебе обещанной шубы! Но если дело только в деньгах, то, может, тебе проще найти нового мужа? Пару секунд она раздумывала, рассеянно глядя на высокую латунную вазу с арабским орнаментом и засохшей пунцовой розой, которую почему-то забыли выбросить, когда та увяла. Из кухни доносился пряный аромат шафрана и еще каких-то специй, обильно всыпанных в плов. Бархатный бордовый ковер под ногами, по которому Ольга любила на восточный манер ходить босыми ногами, замелькал в глазах белым витиеватым узором. — Было бы лучше, Игорь, чтоб ты спустился с небес на землю. Перестал бы измерять жизнь категориями геополитики, и говорить всякую заумь. Оглянись вокруг! Нет давно никакой политики! Идет банальная борьба кланов. Одно осиное гнездо разворошило другое... И так было всегда... — Ого! Чувствуется мусульманская кровь. Тейпы, кланы, осиные гнезда... Так всегда было на Кавказе, но не в Союзе, — Игорь скривил губы в недовольной улыбке. — А впрочем, ты могла бы читать вместо меня историю в школе. — Мне это не интересно. Работа и добыча денег — мужское дело, — Ольга высокомерно поправила кружевной вороник легкой кофты из изумрудного крепдешина. — И мои мысли всецело поглощены моей родной семьей, которая осталась в Армении... Мне страшно за сестру. И Севан... манит меня... — Ну и поезжай туда! Ольга сделала шаг в сторону и обернулась через плечо. — И поеду! — она смерила мужа презрительным взглядом. — Как только у меня хватило ума связаться человеком... которому наплевать на мусульманскую культуру... обычаи... Это была ошибка. — К тому же, выходя замуж, ты не смогла просчитать, что «перестройка» сделает преуспевающего чиновника нищим учителем! Что ж, скатертью дорога. Несколько мгновений она, ошарашенно глядя на него, маячила в дверном проеме. — Да, Игорь. Я в тебе ошиблась. Я тебя совсем не знала. А теперь, — она прикусила губу, — теперь знаю. Ты амбициозный глупец. И свою великую историческую книгу ты не напишешь никогда. Ни-ко-гда! Он схватил со стола тяжелый и пухлый блокнот и со всей силы запустил им в сторону ядовито усмехающейся жены. Из блокнота посыпались обрывки листков, — они разлетелись по всей комнате. Ольга исчезла. КРОВЬ ИЗ-ЗА ВЕРЫ 3 ДЕКАБРЯ 1988 ГОДА. СУББОТА. МОСКВА. 15.00 Пламя свечи горело неровным желтоватым пятном. Ирис рассеянно смотрела на буровато-соломенную свечу, зажатую в своих ладонях. Мягкий пчелиный воск приятно поддавался под ее пальцами, меняя форму. «Искорка жизни, — подумала Ирис. — За окном снег и вьюга, и здесь тепло и уютно. И эти свечи...» Полноватая пожилая женщина в темном платке из козьей шерсти и черном длиннополом платье пригласила садиться за стол. На длинном, покрытом серой льняной скатертью с красным орнаментом обеденном столе стояли традиционные сельские блюда: тарелки с сыром, с салом, антоновские яблоки, бочковые огурцы, квашеная капуста с брусникой, закуска из баклажан с луком и морковью, запеченная в духовке тыква. Огромный аляповато-цветастый чайник посреди стола, с горячим напитком из горных трав и мяты. В темном зеленовато-буром стекле запыленной бутыли угадывался кагор. — Проклятые армяне, — хриплым голосом объявила молодая горбоносая женщина в буром велюровом платье с золотым орнаментом, — Им только дай волю! Велюровое платье по-хозяйски уселось за стол. Женщина аппетитно захрустела кислой антоновкой. На нее, переглядываясь, уставились другие прихожане. — Не надо так говорить, сестра. Моя мать — армянка, — вполголоса заметила Ирис, растерянно жевавшая зернистый козий сыр. — Что с того? Эти бандиты убивают всех направо и налево. Война в Карабахе продлится долго. Попомните мое слово, — женщина гневно откусила еще кусок от сочного, слегка подмороженного яблока. — Пропащий народ. Для них нет ничего святого... — Надеюсь, вы, Ирис, не мусульманка? — тихо проговорила молодая женщина, в платке с темными цветами, сидящая напротив. — Что может быть ужаснее этих фанатиков с кинжалами? Толстая пятнистая кошка незаметно подошла к столу, выгнула дугой спину и сыто зевнула. — Ладно, ладно! — замахала руками старушка в черном длиннополом платье. — Не надо ссориться, сестры. Бог — один и сейчас Он смотрит на нас. — Мы должны молиться, чтобы в наших братьях и сестрах пробудился разум, — молодая прихожанка в платке с цветами потянулась за бутылкой кагора. — Вчера была Армения. Сегодня — уже Азербайджан, Грузия, Казахстан... Что будет завтра? И дай Бог нам всем терпения в наших молитвах! — старушка в черном сухой жилистой рукой взяла с тарелки ломоть желтого сыра, — В армянах нет ни капли настоящей веры. У нас же вера, слава Богу, есть! — Горбоносая женщина в буром платье с гордостью оглядела присутствующих. — Вера легко ведет к фанатизму. Вот почему из-за религии пролито столько крови, — грустно заметила женщина в цветастом платке. Чай из горных трав остывал катастрофически быстро. Душистая антоновка, слегка тронутая морозом и выложенная в глубокую стеклянную вазу, казалась янтарной. От сквозняка, пробравшегося сквозь щель в дверях, пламя свечи, горящей на столе, нервно вспыхивало и слегка трещало. — Посмотрите, сколько войн было развязано за веру! — добавила Ирис. — Так было во все века. Нерон сжег Рим, чтоб вырезать христиан. А «Варфоломеевская ночь»? И она была устроена во имя веры! А чего стоят костры, на которых сжигали ведьм! Разгул астрологов, хиромантов и прочих лжецов. И все прикрывались верой! Но разве мы умнее? Разве мы не ведем себя сегодня по-средневековому?! — Конечно же, мы ведем себя по-средневековому, — кивнула молоденькая прихожанка в белом ситцевом платочке в синюю клеточку, видимо, первокурсница. — Но вы напрасно набросились на мусульман. По-моему, глупее всех — католики. Недавно папа римский объявил, что Галилей был прав. Браво! Надо было дожить до конца XX столетия, чтоб понять, что Земля движется вокруг солнца! — Сестры, не будем ссориться за трапезой, — заметила старушка в черном. — Бог один, и Он все видит. Мы празднуем Тысячелетие крещения Руси. Великий грех в такой торжественный год затевать подобные споры. — Бог велел нам любить друг друга, — кивнула горбоносая женщина в буром велюре. — Вот только Он, видимо, не слышит наших молитв. В жизни слишком мало любви... справедливости и настоящей веры... Ирис сделала пару глотков горячего травяного чая. Маслянисто-желтые и дрожащие от сквозняка огоньки восковых свечей возле иконы Богородицы в серебряном окладе казались горячими каплями золотого меда. Правильно подметили, что в реальной жизни слишком мало любви. Гораздо больше ненависти и алчности, желания урвать кусок побольше да послаще от пирога трещащей по швам сверхдержавы. Еще недавно конфликт в Нагорном Карабахе выглядел незначительным, локальным. Казалось что вот-вот и наступит благоприятная развязка... А вместо этого, между двумя родственными мусульманскими народами началась самая настоящая гражданская война. И грохот национальных конфликтов уже катится все дальше и дальше, словно кто-то невидимый все время подбрасывает в камин пылающие угли. «Любовь и жестокость, — думала Ирис, — как же порой странно и нелепо пересекаются эти понятия. И можно ли оправдать жестокость и кровопролитие во имя большой политики?» В Союзе наступала эра демократии и «парада суверенитетов». Борьба за свободу и независимость на Кавказе провалилась в трясину вражды, в которую беспрестанно со всех сторон летели тяжелые булыжники, так что по грязной и мутной воде кругами расходились все новые и новые волны, а из илистой мрачной глубины всплывали на поверхность и шумно лопались зловонные газы. Ирис закрыла глаза руками. Почему Москва молчит? Почему она позволяет центробежным силам набирать обороты, растаскивать страну на кровавые осколки? В голову Ирис невольно пришли стихи армянского поэта, Давтака КЕРТОГА, «Элегия об Армении», написанная им еще в VII века, звучала неожиданно актуально. ...Нас стена защищала, но пала стена. Скалы нас укрывавшие, ныне разбиты. Нам светила луна, закатилась луна, Слово твердое рухнуло, нет нам защиты. Мы не ждали беды, но пришла к нам беда. Власть добра и надежд победило БЕЗВЛАСТЬЕ. Свет чудесного царства угас навсегда, Счастья сад превратился в пустыню несчастья. ГНЕВ ПОДЗЕМНЫХ БОГОВ 7 ДЕКАБРЯ 1988 ГОДА. АРМЕНИЯ. СРЕДА. 12.00 Тупая боль подвернувшейся ноги накатила волной. Она шла медленно, через каменистую дорогу, по направлению к тому месту, где раньше была школа. Груда развалин. Каменоломни с острыми железобетонными выступами. Ее лицо было бледным, в глубоких карих глазах застыли слезы. Прядь непослушных медных волос выбилась из-под национального, с темным орнаментом платка. Она механически делала шаг за шагом, а лицо ее все больше походило на маску. В нем застыло выражение стеклянной пустоты и отчаяния. Прекрасный армянский город, что сделали с тобой разгневанные подземные боги? Чем провинился ты перед ними, когда и так уже льется кровь между армянами и азербайджанцами за Нагорный Карабах? Сколько людей уже погибло? Десятки? Сотни? Тысячи... Она вплотную подошла к старому, покосившемуся бетонному забору, который устоял, выдержав гнев подземных богов. Она облокотилась о бетонную ограду, чувствуя, что теряет сознание. Под пальцами был влажный пористый камень. Возле обломков школы суетились люди в медицинской форме, на спинах темно-синих костюмов крупными белыми буквами значилось «скорая помощь». Белая машина с красным крестом и надписью «Реанимация» стояла чуть поодаль, в нее вносили носилки с обмяклым телом старшеклассника. «Куда они повезут раненых? — мелькнуло в голове. — Ведь и больницы все тоже разрушены...» Еще пять минут, и жертв было бы гораздо меньше. Всего пять минут... до звонка на перемену, после которого большинство детей выбежало бы на улицу... и не оказалось бы раздавлено обломками рухнувшей школы... Детский крик полный горя и отчаяния прорезал воздух. Ольга Волгина почувствовала солоноватый привкус на своих губах. Ладони ее рук сделались влажными, сердце бешено застучало, тело покрылось липким потом... «И там, где сейчас груды этих камней, моя сестра...» — Ольга бросила опираться о камен- ную ограду и решительно сделала шаг вперед. Под ногами хрустел желтовато-серый щебень. Лязгнула металлическая дверца машины-«реанимации». Ольга, словно рыба, выброшенная на берег, судорожно хватала ртом воздух. Перед глазами поплыли желтовато-серые круги. «Боже мой! — успела лишь она подумать. — Я ничего не вижу! Ничего!» В ее мозгу еще пульсировала мысль, а перед глазами была уже чернота. Она бессильно рухнула на дорогу. «Нет, — думала она, — я не хочу туда, к мертвым, я хочу жить... жить!» «Что с вами? Вам плохо?» — услышала она голос, принадлежащий кому-то невидимому, и хотела было сквозь черноту крикнуть, что да, ей плохо, она умирает, но у нее уже отнялся язык, и она лишь почувствовала, как кто-то, принадлежащий к миру живых, взял ее за руку, нащупал пульс... Сквозь шум крови в ушах слышала, как грубый мужской голос кому-то приказал «Нашатырь! Быстро!» Зрение медленно возвращалось к ней, пелена желто-серых пятен рассеивалась, и, когда обрывки потустороннего мира окончательно растаяли, она увидела перед собой загорелое лицо незнакомого мужчины в зеленой хирургической шапочке. — Ну вот, — доброжелательно сказал он. — Попробуйте встать! Сами ходить сможете? Она молча кивнула, стиснув губы. — Что это со мной было? — Обычный обморок. Ступайте домой, здесь не место для женщин со слабыми нервами... Она прикрыла глаза ладонью, словно хотела отодвинуть от себя картину разрухи, смерти, отчаяния. — Но моя сестра... — едва слышно выдавила она из себя. — Там, под обломками... — А! Вот в чем дело. Ваша сестра... учительница? Ольга кивнула. В ее взгляде зрелой женщины, промелькнуло что-то беспомощное и беззащитное, как у ребенка. Врач медлил, видимо, не находя в себе силы бросить ее посреди дороги. — Меня зовут Армен, — представился он. — Держитесь за меня. Пойдемте, попробуем помочь вашей сестре. Мимо них пронесли носилки с раненым, прикрытым белой простыней. На простыне проступали кровавые пятна. НАША СПРАВКА СПИТАКСКОЕ ЗЕМЛЕТРЯСЕНИЕ Землетрясение известно также как Ленинаканское. Катастрофическое землетрясение (магнитуда 7.2 по Рихтеру), произошедшее 7 декабря 1988 года в 11 часов 41 минуту по московскому времени на северо-западе Армении. Полностью разрушен город Спитак и 58 сел; частично разрушены города Ленинакан, Степана-ван, Кировакан и еще более 300 населенных пунктов. Погибли, по крайней мере, 25 тысяч человек, 514 тысяч человек остались без крова. В общей сложности землетрясение охватило около 40% территории Армении. Из-за риска аварии была остановлена Армянская АЭС. Трагедия в Спитаке случилась... в самый разгар войны в Нагорном Карабахе, где Армения воевала с Азербайджаном за землю. Скандальная пресса немедленно написала о «каре небесной», обрушившейся на армянскую землю за то, что армяне пошли войной на азербайджанцев. Официальной причиной огромного количества жертв (7 баллов по Рихтеру — не самая высокая амплитуда для эпицентров землетрясений!) была названа низкая сейсмоустойчивость построенных в эпоху «застоя» строений. А также крайне низкие температуры, не свойственные для декабря в Армении, отсутствие специальной спасательной техники и персонала. Самые большие жертвы были в первые дни после трагедии. ГОЛУБОЕ ОКО ДРЕВНИХ ГОР 17 ДЕКАБРЯ 1988 ГОДА. АРМЕНИЯ. ОЗЕРО СЕВАН Лучи зимнего солнца отбрасывали на рыхлые облака, проплывающие по чернильной акварели неба, разорванные, призрачные тени. Надвигалось ненастье. Далеко внизу осталась тревожная торопливая жизнь. Зыбкая, как песок, и ненадежная, как карточный домик. Забыть и ни о чем не думать! Но тот, кто еще живет, разве способен вот так легко, в один миг, вырвать жало воспоминаний из своего сердца, выбросить страшные картины из своей памяти? Шлак отголосков, разрывающий сердце... Темная глубина холодной воды, сливающейся на горизонте с серыми, тонущи- ми в сизой дымке очертаниями гор. Зеленые прибрежные волны, холодно ласкающие серый скалистый берег. Словно опрокинувшиеся пирамиды — дрожащие мелкой рябью снежные вершины, отраженные хрустальным зеркалом воды. Севан. Голубое око древних гор Кавказа. Самое большое высокогорное озеро планеты. Восемьдесят метров глубиной. Гора Арагац. Четыре тысячи метров над уровнем моря. Тридцать три кубических километра кристальной пресной воды. Совсем недалеко Ереван, всего-то полсотни верст. Голубоглазый Севан как центр священных земель Армении... Вдали на горе сквозь молочный туман видны башни монастыря IX века. Раз в семь лет здесь устраивается торжественный обряд изготовления священного миро, то есть благовонного масла, которое потом доставляется во все армянские храмы мира. Но спокойствие и умиротворенность — кажущиеся. Битва за Нагорный Карабах вынудила азербайджанцев объявить Армении экономическую блокаду. В 1981 году армяне и азербайджанцы совместными усилиями начали строить грандиозный тоннель, в 48 километров длиной, чтобы Требования армян включить азербайджанские земли Нагорного Карабаха в состав Республики Армения Севан продолжал иссякать. Над голубыми волнами с тревожным криком пролетела одинокая птица. — Человек живет, пока есть надежда, — философски заметил хирург Армен, слегка поддерживая спутницу под локоть. Ольга Волгина вздрогнула. Она подумала о том, что жизнь оказалась гораздо более непредсказуемой, чем можно было предположить. Как странно оказаться на берегу Севана именно сейчас, в середине угрюмого и холодного декабря, когда температура воздуха в лучшем случае колеблется между нулем и пятью градусами тепла по Цельсию. Хрустальный Севан, приходящей к Ольге в московских снах и грезах, казался голубым зеркалом в оправе вечнозеленой туи с веселыми красно-оранжевыми ягодами, и летний легкий бриз, с терпким ароматом можжевельника, и горячее щедрое солнце превращали эту картину в идиллию. Но в реальной жизни для идиллии места не оказалось. — Я много раз слышала подобные утверждения в своей семье, — хрипло сказала Ольга, — в моей родной семье, не московской — армянской. Так же говорила моя мама, и бабушка, и прабабка. И мой дед Рамазан... Его недаром прозвали Рамазан Мудрый. — Рамазан Мудрый? Я много слышал об этом человеке. Вы из этого древнего армянского рода? — Армен восхищенно улыбнулся. — Очень богатый, знатный род. — Да, — Ольга опустила глаза. — Но я много лет никого не видела из своих родственников. Из-за жизни в Москве. — Но как же так можно? Единственно, на кого можно опираться в жизни — это твой род, тейп, семья... Государство, коллеги по работе, друзья — это все чушь... в сравнении с твоим родом, фамилией. Они шли вдоль Севана, по обледенелой кромке скалистого берега. Ольга думала о том, что много раз в Москве мечтала вернуться сюда, чтоб взглянуть в голубое око древних гор. Реальность оказалась мертвенно-холодной, с угрюмо-серыми заледенелыми скалами, с пронизывающим жестким ветром, который с угрожающим верещанием вытряхивал из сизых облаков, словно из разорванных перин, грязно-серые хлопья влажного снега. — Вера и надежда — это опора для человека в его зыбкой жизни, — грустно бросил Армен. — Но порой они покидают меня. Летом жена погибла. В автомобильной катастрофе. Я хоть и врач, а ничем помочь ей не мог. Жаль ее до сих пор. — Примите мои соболезнования. — Да уж что там! И мой брат двоюродный, кажется, потерял всякую надежду на будущее. Потерял всякую веру в лю- дей, — неожиданно резко заметил Армен, озябло скрестив на груди тонкие пальцы хирурга. — Он вроде бы и с людьми, и в то же время всегда один. Больше со зверями, чем с людьми общается. У него в доме одних овчарок, кавказцев, штук двадцать. Живое оружие... — Должно быть, большой дом у вашего брата. А, кстати, чем он занимается? — Брат-то? — Армен смутился. — Раньше он чиновником был, нефтью занимался. А теперь, не знаю, кто он. Пока брат в Баку жил, у него богатый дом был. Баку — город богатый. Нефть там. — Я в курсе, — кивнула Волгина. — Я ведь в Москве работала в проектном институте. Мы тоже нефтью занимались, точнее, нефтепроводами. А вообще, я с институтской скамьи помню, что еще Нобель в Баку нефть добывал. — Вот видите. Сейчас кузен забросил работу. А то бы его убили. Теперь там нефтью не чиновники заведуют... а бандиты. В стране же расцветает предпринимательство! Мафия тоже не дремлет. Брат не хочет больше к своей работе возвращаться ... И в Баку из Еревана тоже не думает ехать. Там же, в Баку, теперь не люди, а звери. Убивают ни за что... — Понимаю, — кивнула Волгина. — Да что вы понимаете! — Армен в сердцах сжал кулак, перешел на крик. — На ваших глазах людей небось не убивали... — Тут он осекся. — Извините, что не сдержался... Так что кузен мой, да... молодой еще, здоровый, амбициозный. А толку? — А какие же у него амбиции? Политические? — Волгина хитро прищурила глаза. — Не скажешь однозначно. Амбиций у него много. Чувствую, не дают они ему покою ни днем ни ночью. Но вы правы, политика — это своего рода наркотик. Власть над людьми... затягивает. От воды веяло прохладой. Шум горного ветра налетел на реликтовые сосны и резко стих, запутавшись в их пушистых вечнозеленых верхушках. Они прошли несколько шагов по направлению к воде. Севан гордо катил перед ними свои хрустально-голубые волны с осколками зеленоватого льда. — Что толку, например, что разрушенный Спитак восстановят благодаря американской гуманитарной помощи? — как бы беседуя сам с собой, уронил Армен. — Я хоть и хирург, а не политик, и то понимаю, что американские подачки нам ни к чему. — Бесплатный сыр в мышеловке? — Ольга прикрыла ладонью глаза, которые начали слезиться от ветра. — Именно! Кто платит, тот и заказывает музыку. «Бойся данайцев, дары приносящих», говорили древние греки, и были правы! Что наделал «Троянский конь», подаренный осажденному городу? Разрушил его. История с американской «гуманитар-кой» такой же «Троянский конь»! Элегантная вербовка того, кто откроет ворота. Приняв этот дар, мы добровольно отдали ключи власти в руки американцев... НАША СПРАВКА Осенью 1988 года в США прошли президентские выборы и Рональда Рейгана на президентском посту сменил его вице-президент Джордж Буш. Михаил Горбачев решил лично поздравить Буша с победой и отправиться с этой целью в Вашингтон. Инаугурация Д. Буша, впрочем, была намечена лишь на 20 января 1989 года. Так что в декабре 1988 г. США формально правил еще Р. Рейган. Удивительным образом совпало, что на 07.12 1988 года (день землетрясения в Армении) в Нью-Йорке была намечена очередная Ассамблея ООН. Горбачев прилетел в Нью-Йорк с докладом и 7 декабря выступил на Генеральной Ассамблее ООН. На 8 декабря у Горбачева было намечено неформальное общение с Р. Рейганом и с «свежеизбранным» президентом Д. Бушем на Губернаторском острове. Однако, когда в администрации президента стало известно о землетрясении в Армении, реакция военных аналитиков США была молниеносной. Приближенные к Рейгану и Бушу политические консультанты, предложили резко поменять формат беседы, сведя ее к теме трагедии в Спитаке и сделать красивый миротворческий жест, втягивающий не столько Союз, сколько его президента в зависимость от США. А именно, они предложили «помочь» Советскому Союзу, и в частности Армении, гуманитарной и финансовой помощью. Михаил Горбачев, случайно оказавшийся в момент армянского землетрясения с официальным визитом в США, с благодарностью принял от США гуманитарную помощь для Союза, включая финансовую (впервые со времен Второй мировой войны), а затем прервал свой визит, чтобы отправиться в разрушенные районы Армении. Западные страны, включая также Великобританию, Францию, ФРГ, Италию и Швейцарию, решили последовать примеру США и оказали СССР существенную помощь, предоставив спасательное оборудование, специалистов, продукты и медикаменты. Европейскими странами была также оказана существенная финансовая помощь и помощь в восстановительных работах. * * * Корявое высохшее на ветру и солнце дерево на серой скале, с широкими и разлапистыми ветками было надломлено порывами холодного ветра, но все же продолжало сопротивляться воздушной стихии. Черный вулканический туф с шумом осыпался под каблуками сапог. Стая высокогорной форели с темно-серыми спинками резвилась совсем близко от берега. — Неужели эти рыбки тут зимой находят какую-то для себя еду? — изумленно спросила сама себя Волгина, стараясь перевести разговор на нейтральную тему, хотя для себя уже отметила, что семья у ее нового знакомого — весьма обеспеченная. И, вместо ответа на собственный вопрос, Ольга сорвала веточку вечнозеленого можжевельника и бросила ее с размаху вниз, в воду. Форель, шумно взрывая вокруг себя фонтанчики брызг, метнулась к ветке. Армен, видя это, улыбнулся. — Я забыл вас спросить. Вы замужем? Она помедлила пару секунд. Их глаза встретились. — Нет, — решительно сказала она. Ветер трепал ее медные волосы, и она казалась древнегреческой кудесницей Медеей, снизошедшей на грешную землю. Неожиданно для себя самой Волгина стремительно стянула с пальца массивное золотое обручальное кольцо и с размаху швырнула его в самую гущу стаи форелей. Перепуганные рыбы лихорадочно метнулись во все стороны. Кольцо прощально блеснуло солнечным металлом и навсегда исчезло в глубокой синеве Севана. |
||||
|