"Муравейник" - читать интересную книгу автора (Дэйтон Лайт)

ГЛАВА 10. ПЕРЕЛОМ

Его войска приближались к Жилищу, окруженному водой, двумя колоннами. Так было легче кормить огромную армию. В этот раз Инкубатор, озадаченный срочным выращиванием солдат, почти не смог дать ему новых рабочих для сопровождения наступающего войска — армию снабжало всего не более полусотни трудяг.

Чтобы не пришлось посылать солдат в бой голодными, он придал армии еще двести фуражиров, которые рассыпались по флангам. Они охотились, убивая без разбора любую живность, какая только попадалась на пути: насекомых, землероек, немногочисленных ящериц — на пропитание армии требовалось много живой массы, и фуражиры не жалели сил.

Впрочем, не всей армии. А лишь примерно половине.

Другой половине даже и не надо было есть…

Ювар теперь командовал совсем другим отрядом — не было больше Витаза, Кештала, многих других. На этот раз ополченцев делил сам Велиман и, не мудрствуя, назначил по десять человек в каждый отряд. Надолго разводка не затянулась — вышло пять отрядов, да маленький остаток резерва. И распределял мастер войны их совсем не так, как перед первым штурмом. Велиман поставил по два десятка на западную и южную — наиболее опасные — стены, пятый отряд отправил на северную. Резерв оставался на подхвате, готовый немедленно подойти на подмогу туда, где будет особенно жарко.

В десятке Ювара оказались одни новички, некоторые из Акмола, но в основном местные, мерасцы. К оружию они были непривычны, хоть Велиман и пытался все три последних дня чему-то их научить. Где у копья наконечник, а у муравья — голова, да пара простеньких приемов — вот и все, что успел вложить в голову новым «криворуким» одноглазый мастер. Он даже ругался на них меньше, чем обычно — чего, мол, время тратить!

Теперь наспех натасканные на бой мерасцы и акмольские рыбаки умели хоть что-то, но этого было мало, слишком мало. Да и как можно выучить большему за такое короткое время, если репоголовый мерасский землекоп норовит рубить копьем сверху, будто в руках у него, как и прежде, обычная мотыга. Для того, чтобы просто переучить его, потребуется не меньше двух лун. Велиман плюнул и решил: силы здоровякам Мераса не занимать — отъелись на кроличьем мясе и земляных плодах, — пусть долбят, как привыкли, авось и повезет пробить крепкий хитин муравьиной башки.

Сам мастер стоял сейчас на западной смотровой площадке, мрачно покусывая травинку. С ним вместе испуганно посматривали вниз командиры десятков из местных, перешептывались:

— Великая Богиня, как их много!

— Разве таких одолеешь?

— Словно целое поле паслена взошло — у него стебли бурые, рыжие почти, очень похоже!

Ювар глядел на муравьиное море спокойнее, нечто подобное он успел уже повидать — и ничего, выстояли! Правда, немалой кровью пришлось за это заплатить.

Керьяла, которому, как ни удивительно, Велиман тоже доверил десяток, уже не так уверенно, как в прошлый раз, говорил кому-то:

— Да, разобьем мы их! Не сомневайся! Знаешь, какую силищу смертоносцы пригнали из пустыни нам на помощь? Почти тыщу человек!

Велиман лишь усмехнулся, но разубеждать паренька не стал. Пусть верит в могущество раскоряк, бояться будет меньше. Надо же — «пригнали»! Что только ни придумают! Младший Повелитель, конечно, силен и всемогущ, однако же, пришлось и ему просить помощи у презренных пещерников. Кто бы сейчас помог отстоять Мерас, если б договориться с ними не удалось? Так что, и величие смертоносцев имеет свои пределы…

О союзном договоре из паучьих слуг мало кто знал хоть что-то конкретное, но слухи ходили весьма разнообразные. И что Младший Повелитель одним только взглядом пленил где-то в глубине пустыни огромное количество людей, пригнал их под стены Мераса; и что пустынники сами пришли на помощь, покаялись перед Хозяевами за дерзостную свою, «дикую» жизнь и просили разрешения служить смертоносцам. Фефн, мол, согласился, но в качестве испытания приказал им истребить надвигающееся воинство шестилапых.

Кое-кто уверял, что «свободные» пустынники одичали настолько, что научились дышать огнем, и вот им-то и будет сожжена вся муравьиная армия. Эта удивительная версия, пожалуй, была ближе других к правде, кроме того, совершенно непонятно, откуда вообще простые мерасцы прознали про огненную смерть. Да еще с такими невероятными подробностями. Рассказчик прямо захлебывался:

— Там, в пустыне, настолько жарко, что они все изнутри горячие! Правда, правда! И когда выдыхают, воздух вспыхивает прямо!

— Как же, интересно, они друг с другом разговаривают? Захочешь, например, красотке какой на ушко шепнуть, чтоб вечером ждала, да и всю голову ей спалишь! — осадил фантазера шутливый голос. — Не-ет, Рагирна, что-то ты привираешь!

— Сам слышал! Им-то самим ничего — привыкшие, солнце в пустыне еще и не так припекает, — а вот мурашам не поздоровится, точно говорю!

Даже в Акмоле про смесь Редара знали не больше десятка человек, да и то — со слов злополучных

Салеха и Ларита, которые и сами-то ее действие представляли только понаслышке; после того, как они увидели его воочию, то уже ничего никому не могли рассказать. Откуда ж в Мерасе уже все известно? Может, верно говорят люди, что слухи — самая быстрая в мире вещь, обгонит и патрульный шар, и бегунка, и летящую пчелу. Или просто некая служительница своему милому в постели проговорилась?

Но самую нелепую версию одноглазый мастер войны услышал еще утром, до прихода армии Серых скал. Закатывая на галерею очередной булыжник — будущий подарок шестилапым, — разговаривали двое мерасских подростков:

— Слышал, чего Сагира говорила?

— Нет, а че?

— Муравьям, говорит, город ни в жизнь не взять!

— Почему это она так уверена?

— А потому как сам Младший Повелитель прошлым восходом снова прилетел, видал? И теперь уже остался тут, в Акмол не полетел обратно.

— Ну и что? Младший Повелитель, конечно, велик и грозен, но не настолько же он могуч, чтоб всех шестилапых переубивать в одиночку!

— Ага, много ты знаешь, чего он может, а чего не может! Ему на муравья достаточно посмотреть — и рыжий сразу замертво падает.

— И сколько же раз он будет смотреть? Рыжих-то, говорят, очень много?

— А-а, тут хитрая штука, я сам не сразу понял. Стоит мурашам к стене подойти, как он превратит одну половину в людей, и они набросятся на вторую! Ясно? А тем, другим, он внушит, что именно люди их и атакуют, и они начнут отбиваться. Перебьют в итоге друг друга, а мы только смотреть будем!

— Ну-у, не знаю… Не верится мне что-то, Сатира твоя заливает, по-моему.

— Кто, Сагира заливает? Эй, ты, поосторожней с языком, Сагира — самый честный человек на свете…

— Пока сам не увижу — не поверю… Велиман рассказал о подслушанном разговоре

Нае, а та — самому Фефну. Младший Повелитель долго еще излучал довольство и странное щекочущее ощущение, скорее приятное, чем нет, — некоторые служительницы между собой решили, что так у смертоносцев выглядит смех.

Однако мастеру войны было сейчас не до смеха — впервые он защищал город, к стенам которого подходили муравьиные полки. Это ж не по зарослям за разведчиками гоняться! И хоть Велиману прежде почти не доводилось в себе сомневаться, теперь он чувствовал странную неуверенность. Смогут ли необученные ополченцы да три десятка пауков сдержать первый удар шестилапых? Этот вопрос здесь мучил только его, остальные, уверенные в великой силе своих хозяев-раскоряк — «Если что, нам поможет сам Младший Повелитель, я знаю!» — почти не волновались.

Доходило до смешного. Он вспомнил недавний спор с мастером растений Палаей. Накануне от нее примчался мальчишка-посыльный и спросил, когда уважаемый мастер отпустит, наконец, землекопов — им надо работать. И так с этими осадами отстали уже на три дня, а овощи, мол, ждать не будут. Велиман, изнемогающий в борьбе с очевидной тупостью мерасцев, не сдержался и наорал на мальчишку, припомнив самые крепкие пустынные проклятия, и услал его с глаз долой. Через некоторое время явилась сама Палая в сопровождении нескольких учеников и задала тот же вопрос.

— У меня, к твоему сведению, мастер, — она презрительно выделила последнее слово, — не политы и не удобрены еще четыре поля. Когда ты сможешь отпустить моих людей? Пропустим еще один день — и ростки погибнут. А это хорошая еда — пасленовый корень и стрелолист.

— Да какие поля?! Какая еда?! Завтра придут шестилапые и все здесь перепашут так, что есть станет нечего и некому!

Палая оглядела его с ног до головы, поджала губы и с достоинством ответила:

— Младший Повелитель с нами. Он этого не допустит.

У Велимана аж руки опустились. Он отправил мастера растений за разъяснениями к Нае. Та, видно, хорошо все объяснила — больше Палая не появлялась, и Велиман смог вдолбить в головы подопечных еще два простеньких приема. Но все равно: с ними воевать — гиблое дело. Одна надежда на пустынников.

Он невольно перевел взгляд на густую зеленую стену кустарника впереди. Где-то там, отсюда и не разглядеть — спрятались они и вправду отлично, — ждали своего мгновения воины Серых скал с огненной смертью в руках. Чуть выше по течению Старицы берег окаймляли несколько обросших бурьяном холмов, и отсюда, сверху, можно было различить на них четыре неподвижные человеческие фигурки.

Мастера охоты и Редар, укрывшись от муравьиной разведки в густых травяных зарослях на склоне холма, наблюдали за сливающимися в боевой полукруг колонами шестилапых.

— Много их, — с тревогой бросил Римал. — И идут хорошо. Успеем? Может, стоит ударить раньше…

Кенгар ответил не сразу:

— Подожди, не торопись. Если мы нападем прямо сейчас, то просто завязнем в этой рыжей куче, не прорубимся сквозь их порядки. Даже с огнем. Ну, один фланг мы успеем выжечь, хорошо, — правый или левый, на выбор, — а потом они поймут, что происходит, развернутся и сомнут нас. Нет, слишком рискованно. Пусть сперва полезут на стены.

— Да понимаю я, — отмахнулся Римал. — Но все равно смотреть не могу, когда они вот так вот идут. Руки чешутся.

— А у меня, думаешь, нет? — Кенгар усмехнулся, подмигнул товарищам. — Ничего, будет и на нашей стороне веселье, дайте срок!

План битвы разработали вместе Редар, Айрис и Фефн — новый пример доселе невиданного сотрудничества. Смертоносец умел распределять силы и до известного момента знал психологию шестилапых, их боевые приемы. Айрис лучше всех — даже лучше Наи — умела командовать людьми, а Редар как создатель огненной смеси прекрасно представлял возможности нового оружия.

Сначала хотели, взяв муравьев в клешни, подобные скорпионьим, еще до штурма, атаковать с двух сторон, перекрыв пути к отступлению. Выходило так, что зажатым меж огненных стен шестилапым не останется ничего другого, кроме как сгореть и не мучиться. Но после бурного обсуждения Фефн — зная по опыту оказавшегося бесполезным рва, на какие массовые самоубийства ради общей цели способны муравьи, — раскритиковал план. И люди-союзники вынуждены были согласиться с Младшим Повелителем. Рыжие могли броситься, не взирая на потери, всей армией на прорыв огненной блокады в любую из сторон, просто завалив бушующий огонь собственными трупами. И тогда пещерникам придется лоб в лоб столкнуться с шестилапыми, но сражаться сможет лишь половина ополчения Серых скал. А напор противника будет страшен, ибо отступать им некуда — за спинами муравьев с неугасимой яростью вздыбится огненная завеса. По этой же причине не сможет прийти на помощь вторая половина ополченцев — между двумя частями войска проляжет сплошная линия огня.

Нет, при подавляющем превосходстве рыжих в численности ни в коем случае нельзя было распылять силы. И все же путь к отступлению шестилапым тоже следовало перекрыть, чтобы не оказались потраченными впустую ценные огненные заряды.

Говорил Велиман:

— Нельзя дать им уйти! Муравьи, как и любые насекомые, боятся огня. Страх возьмет вверх над приказами, и они все скопом помчатся в любую щель, самую узкую прореху в огненной завесе. Тут и надо их ловить! Или вообще не оставить ни одной лазейки!

Тогда и порешили прижать шестилапых к стенам Мераса, атаковать в тот самый момент, когда муравьи уже увлекутся штурмом. Первые одну-две волны атак на стены пауки и немногочисленные ополченцы отобьют.

Рыжим придется усилить напор, сосредоточиться на одном участке стены, там, где наметился наибольший успех, и вот тогда-то пещерники и ударят в тыл муравьиной армии. Эти твари, в силу своей природы, очень медленно реагируют на резкое изменение обстановки — это доказал еще Велиман несколькими победами в степях между Валегом и Левесом.

Есть шанс, что неожиданное нападение, застав шестилапых врасплох, внезапностью и силой удара сломит волю рыжих солдат, хотя бы на какое-то время лишит их способности сопротивляться.

Сейчас на заросшем буйными травами западном берегу Старицы прятались пустынники с достаточным запасом огненных зарядов и самые меткие, умелые пращники. Основная же часть войска пещерников засела южнее Мераса, то есть теперь уже в тылу у муравьев.

С холма за действиями врага наблюдали командиры.

— А жаль, — вдруг неожиданно сказал Салестер, — жаль, что все в итоге сложилось именно так.

— Что ты имеешь в виду?

— Мураши могли бы стать нашими союзниками. Не поздоровилось бы тогда раскорякам!

— Черные пески! Ты все об этом! — Римал даже сплюнул. — Ты думаешь, я, Кенгар или вот он, — охотник ткнул пальцем в Редара, — сидим и мечтаем, как бы помочь дорогим раскорякам? Да чтоб их всех перекорежило! Только с рыжими договариваться еще хуже! Со смертоносцами мы живем бок о бок сотни лет, знаем, что от них можно ожидать, и не верим им даже вот на столько!

Мастер охоты показал пальцами — на сколько, и продолжал:

— Мы — предупреждены! А чего ждать от муравьев? Раскоряки, вон, говорили на совете — у них даже и разума-то нет. Так, зачатки. У тебя нет желания договориться, например, со скорпионом, а, Салестер? Или с пауком-верблюдом? Прекрасные ребята, отличные союзники, вот только — сначала едят, а потом думают.

Салестер промолчал, презрительно смерил Римала взглядом. Что с ним спорить? Никогда он не поймет, что это значит — рассмотреть все возможные варианты. Как был охотником, так и останется навсегда — прямой, как копейное древко, и тоже одни инстинкты: загнать, напасть, убить. Хорошо, когда есть хотя бы один такой, как он, Салестер, сомневающийся. Вот вчера, например, он еле отстоял свое мнение, и не зря: кто его знает, как дела повернутся.

Мастер секретов упросил Айрис оставить в Серых скалах хотя бы три десятка опытных воинов. Мало ли что — вернутся шестилапые, задумают какую-нибудь пакость смертоносцы, — а город-то защищать некому! Правительница согласно кивнула, распорядилась отделить от каждой сотни по десять человек. Салестер, конечно, заработал за это не один недобрый взгляд и очередное количество врагов, да еще пришлось спорить до хрипоты с тем же Рималом.

Однако теперь оба входа в пещерный город охранялись, проникнуть туда кому-либо незамеченным — будь то муравей, паук или человек, — было невозможно. У стражи достаточно глинянок с огненной смесью, так что теперь можно сильно не волноваться о безопасности пещерного города.

Муравьи внешне спокойно, без излишней суеты, брали Мерас в привычное уже полукольцо. Подножье стен кишело рыжими телами, в паре мест шестилапые вовсю лезли на стену.

Ополченцы Велимана, как и в прошлый раз, начали бой первыми. В наседающих муравьев снова полетели камни, плетенки с землей. Снаружи это выглядело страшно — вопреки всем законам, огромный булыжник, казалось, на мгновение зависал в воздухе, а потом низвергался вниз с удвоенной силой.

Гулкий удар о землю, хруст сминаемого хитина, омерзительное чавканье, и камень, наконец, останавливался, раскачивался еще какое-то время, словно утрамбовывая раздавленные тела в мерасский чернозем, и только потом замирал насовсем. Лишь подрагивали в последних судорогах торчащие из-под него лапы. Корзины отовсюду валились на атакующих. Оседали груды земли и каменной крошки, и казалось, что кто-то еще жив под ними, еще шевелились измазанные грязью, ослепшие головы, пытались разгрести путь наружу слабеющие лапы… Но тщетно, земля лезла в глаза, сковывала движения жвал и лап.

На этот раз град снарядов со стен вышел каким-то жидким. Еще бы! Мерас теперь обороняли пять десятков ополченцев — жалкие остатки велимановых «криворуких». Поддерживать тот же темп бросков, что и во время первого штурма, они, конечно, не могли. Но это вполне устраивало Младшего Повелителя: он хотел создать видимость того, что город почти пуст, обороняется из последних сил, а защитники его бьются с отчаяньем обреченных. Будто бы еще немного, и обороняться в Мерасе станет некому.

Муравьи почувствовали слабину и уже всеми силами атаковали древние стены. Момент был опасный — если бы шестилапым с первого наскока удалось сломить сопротивление защитников, то они ворвались бы на стены до того, как пещерники подоспели бы на помощь. И попробуй потом, выкури их из города!

— Ой-о-о! Посмотри-ка вон на тех! — воскликнул чем-то ошарашенный Керьяла. Его десяток тоже бился на западной стене.

— Что там такое?

Несмотря на опасность, несколько человек перегнулись через парапет стены, посмотрели вниз, куда указывал рукой Керьяла. По одной из живых лестниц бесконечной вереницей взбирались вверх муравьи странного вида. Мощные жвалы, крепкие головы. Могучие лапы несли вперед литые хитиновые грудки, но… У всех начисто отсутствовало брюшко! Укороченных рыжих было много — не один и не сто даже, списать уродство на случайное увечье было невозможно.

— Защити нас Богиня! Что это?

— Проклятые твари!

Да, это была неплохая идея, и он по праву ей гордился. Новую генерацию солдат лишали брюшка еще в яйце, личинки вылуплялись укороченными, росли быстрее, а появившиеся на свет муравьи за счет меньшего веса двигались стремительнее и могли молниеносно развернуться на одном месте. Правда, до начала боя их приходилось кормить одним только соком тлей, медом, никакой другой пищи они бы не переварили. Но зато слуги Инкубатора смогли разместить в каждой родильной пещере больше яиц и личинок, а значит, армия увеличивалась быстрее. Построить столь же быстро еще несколько родильных пещер, он не мог: это были специальные помещения на нижних уровнях муравейника, где усилиями специально выведенных рабочих-нянек поддерживалась постоянная температура и влажность. Его могучий разум нашел более простой и оригинальный выход.

Решением он был доволен.

Потом, конечно, все эти солдаты погибнут — как всякий муравей с оторванным брюшком, они могли прожить какое-то время, но не больше двух-трех дней. Но этого было достаточно. Дойти до вражеского Жилища и вцепиться в ненавистного врага сил у новых солдат всегда хватит. А сражаться им даже легче — меньше уязвимых мест, выше подвижность. Большинство из них, так или иначе, все равно погибнет при штурме, а выжившие… Что ж, это война.

Да и разве имеет значение жизнь хотя бы и тысяч его подданных? Самое главное — процветание Семьи, новые Жилища, его победа.

Копья людей и мощные лапы смертоносцев сбрасывали нападавших со стен, и в горячке боя некогда было разбираться — есть или нет у муравья брюшко. Рыжие делились на две группы — живые и мертвые, первые лезли на стены и медленно превращались во вторых.

Яд мутными капельками сочился из-под хелицер, когда пауки выпускали из смертельных объятий обмякшие рыжие трупы и тут же вцеплялись в нового врага. А мертвого муравья уже подкатывали к парапету, просовывали ему под хитин копья-рычаги — и еще один дохлый шестилапый летел вниз, навстречу своим сородичам. Хитин трещал, сталкиваясь с таким же хитином, с хрустом ломались проворные лапы — и никаких камней не надо! Муравьи сами же поставляли защитникам метательные снаряды.

С некоторого расстояния это напоминало могучий морской прилив — стремительно набегающие волны отчаянно били в несокрушимые прибрежные утесы, шипели от бессилия и отступали, чтобы через несколько мгновений, собравшись с силами, нанести новый удар. Впрочем, о морском прибое пещерники знали лишь понаслышке.

Развернувшееся на крепостных стенах зрелище завораживало всех. Рыжая сила окатывала потемневшие от времени и крови древние стены, выбрасывая наверх жадно цепляющиеся за любые выступы языки. Юркие фигурки суетились наверху, размахивали тоненькими, как волоски, палочками, отбивались от многолапой лавины. Сброшенные вниз муравьи неслись к земле, подобно горному обвалу, вставали, снова упорно лезли наверх, и снова меткое копье или паучьи лапы — такие хрупкие и слабые с виду! — опрокидывали бурую бестию назад, вниз, в кишащую на земле гигантскую мешанину живых и мертвых тел.

Между тем, живых пирамид у стен становилось все больше и больше. Уже не так стремительно и мощно били копья, все реже сыпались на головы муравьев камни — защитники начали уставать. Некоторым нападавшим уже удалось прорваться на стены, но их тут же насадили на копья и отправили обратно. Первые потери понесли и пауки: шестилапые стащили одного из них со стены и разорвали на части. Еще один смертоносец лишился половины конечностей. Десятки муравьиных подранков, сброшенные защитниками вниз, тут же были затоптаны напирающими сородичами.

На холме, наблюдая за все нарастающей яростью боя, нетерпеливо ерзал Римал, приговаривал:

— Пора! Пора, не выдержат же!

Кенгар и Салестер цедили сквозь стиснутые зубы:

— Рано! Еще подождем!

— Спокойнее, Римал, рано пока!

Люди на стенах ожесточились, озверели от крови, от вида сотен растерзанных муравьиных тел. Понятие времени исчезло, разум отказывался считать убитых врагов, и лишь руки орудовали копьем с неослабевающей силой. Нельзя позволить себе думать об усталости — это смерть!

Велиман дрался вместе со своими ополченцами на западной стене. Здесь муравьи особенно напирали. Хриплый голос одноглазого мастера перекрывал шум битвы:

— Не зевать! Прикрывайте друг другу спины! Последний приказ был весьма своевременным, так как многие воины, увлекшись, высовывались за край стены, орудуя копьем, как простой палкой, подсекая ноги излишне резвым хитиновым бестиям, и не обращали внимания, что происходит справа или за спиной. А оттуда в любой момент мог выскочить взобравшийся по другой пирамиде шестилапый, вцепиться жвалами, стащить со стены.

Уже шесть воинов сгинули за гребнем, один неподвижно, с побелевшим лицом, лежал посреди галереи с чудовищно располосованной грудью, несколько раненых, зажимая рваные, хлещущие кровью, дыры, отползали от места боя. Пауки крутились на своем пятачке, расшвыривая муравьев во все стороны, но напор не стихал. Пришло время резерва. Велиман закричал изо всех сил:

— Сюда! Все сюда! С северной, половина — тоже сюда!

Резерв и подкрепление с севера примчались молниеносно, тут же включились в борьбу. Засверкали на солнце еще не омытые кровью наконечники копий. Прицельно бить уже не всегда хватало времени, то и дело из-за гребня выскакивала жадно щелкающая жвалами хитиновая башка, и люди просто сталкивали муравьев со стены, используя копья как шесты.

— Не сдюжим! Где ж подмога?

— Где эти обещанные пещерники?!

— Надо было хотя бы одного раскоряку с собой взять! — мрачно проговорил Римал. Его волнение уже достигло предела. Еще мгновение, и мастер охоты готов был в одиночку помчаться в бой.

— Зачем? Не насмотрелся еще?

— Черные пески! Салестер, это же просто. У них у всех — ментальная связь, и на таком расстоянии, — Римал кивнул на стену, — прекрасно работает. Как только стало бы им там, наверху, совсем плохо, передали бы: силы, мол, на исходе, начинайте. И мы бы пошли. А то сиди тут, гадай!

— Да? По-твоему, это прекрасная мысль? Представь себе: раскоряка ползает среди наших, а они все с оружием, с огненными зарядами, каждый рвется в бой…

— Понял, понял, — махнул рукой Римал.

— Ничего ты не понял. Из наших никто раскоряк не любит, так? Вот бегает он себе и читает мысли, а каждая мысль: «Прибить бы сейчас эту тварь!» Как думаешь, долго он продержится, чтобы кого-нибудь не приложить со всей дури? И долго ли потом сам проживет? И что…

Неожиданно Салестер замолк, приложил ладонь к глазам, вглядываясь в живое месиво на стенах Мераса. Обернулся:

— Все. Пора!

Кенгар переглянулся с ним, чуть кивнул, и все трое вскочили на ноги, причем Римал воздел над головой копье с привязанной к древку белой тряпицей. Где-то там, в бурьяне, невидимый наблюдатель приметил, наконец, так давно ожидаемый сигнал и закричал что было сил:

— Впере-о-од!

Разошлись толстенные стебли, пригнулись под тяжестью ног, когда из зарослей неудержимо полезли скрытые до поры войска людей. По сигналу атаку начали больше сотни пустынников. Всего лишь несколько мгновений понадобилось, чтобы добраться до нужной позиции, но растянулись они почти в вечность!

Вытоптанная тысячами лап земля мелькала перед глазами, все ближе и ближе подступали заляпанные рыжей грязью и кровавыми кляксами стены, ноги несли пещерников все быстрее — лишь бы не споткнуться, не упасть, — а рука у каждого тем временем нашаривала за пазухой заботливо припрятанное от речной сырости огниво.

И вот, наконец, линия атаки, невидимая черта между высохшим деревом справа и брошенной во время первой осады, нелепо торчащей в небо мотыги — слева.

Раздавался странный звук, похожий на брачную песнь сверчка, тут же со всех сторон откликались такие же, и на какое-то время пространство вокруг заполнялось чирканьем. Огниво! Не у всех зажигалось с первого раза, кто-то пробовал еще и еще, а некоторые уже подносили слабо теплящийся огонек к тонкому хвостику первого глиняного снаряда. Фитили вспыхивали яркой звездочкой прямо в руках — и тут уже не зевай! Метнул! Сильнее! И не смотри, куда полетело, не твое дело, бросил — забыл. Руки уже тащили из-за перевязи следующую…

К сожалению, несколько бомб все-таки полыхнули прямо в руках людей, превратив их в живые факелы, — как и боялся Редар, новое оружие взяло-таки с неопытных свою кровавую плату. Страшно кричали, метались горящие люди, падали, корчились на земле, объятые ревущим пламенем, затихали.

Но большинство смертоносных снарядов полетели в цель. Опять, как и во время первого испытания, на короткий миг повисла над боем странная пауза, когда ничего — совсем ничего — не произошло. И немало сердец дрогнуло, сбившись с ритма ударов: неужели? Нет, не может быть…

Миг неуверенности прошел, и прямо посреди увлеченных штурмом шестилапых разом расцвели чарующе-красивые пурпурные цветки огня, с голодным рыком хищника мгновенно вздыбилась огненная стена. Языки пламени яростно пытались лизнуть небо, а горящая жидкость разливалась во все стороны, жадно пожирая все, что попадалось на пути: траву, ветки, землю, мертвых муравьев, живых. Последних — с особенной жадностью. Можно было подумать, что огонь — и вправду живое существо, которое рождается и умирает, питается деревом, корой, листьями, но охотнее всего пожирает плоть живого существа.

Пылающая смерть растекалась по земле неудержимо, заполняя все впадины, выемки, взбираясь на кочки и выжигая рыжих целыми шеренгами. Задние ряды шестилапых, на которых пришлись первые попадания бомб, исчезли без следа — жар был такой, что казалось, горел даже пепел, лишь пышные хлопья взлетали в воздух, словно подгоняемые тянущимися вслед огненными щупальцами.

Пламя распространялось все дальше, и вот уже подножье стен лизало буйное пламя, оставляя на камнях застывшие струи жирной копоти. Сотнями горели заживо муравьи, задыхались в страшном жаре, с вытекшими глазами и обгоревшими щупиками теряли ориентацию и забредали в разлившиеся по земле огненные струи. Чадил прогорающий изнутри хитин, потрескивали, остывая, выжженные, обугленные остовы.

Некоторым муравьям удавалось, развернувшись, проскочить буйство всепожирающего пламени, но тут…

— Внимание! Пращи!

Воздух прогнулся от свиста одновременно раскручиваемых десятков ремней, сильные руки отпустили петли и… смерть полетела! Пустынные охотники, в отличие от жителей паучьего города, искусно владели метательным оружием. Камни просто снесли переднюю волну ослепших от боли и жара муравьев. Трескались головы и груди, вываливая в черную золу содержимое, разлетались от точных попаданий лапы, жвалы. Второй залп оказался не такой успешный — заметно меньше стало целей, но все же больше десятка муравьев остались корчиться в облаке оседающего пепла.

— Горючие заряды! Заряжай!

Снова свист, и к раскаленному хитину там и сям стали цепляться тягуче-черные комочки, которые тут же вспыхивали ослепительно-оранжевым пламенем, гулко ревели, разбрасывая во все стороны пылающие капли. Воспламеняющиеся заряды, липнувшие к любой поверхности, остались с первых еще опытов Редара. Их даже не надо было поджигать — огня вокруг хватало и так.

Шестилапые захватчики гибли тысячами, корчились в яростном пламени горящей сухой травы. Над Мерасом стелился шлейф дыма, омерзительно воняло сгоревшим хитином и смертью. Защитники на стенах, едва не теряя сознание от едкого запаха и жара, продолжали сбрасывать в ревущее пламя обезумевших муравьев.

Керьяла с расширившимися в азарте глазами воскликнул:

— Ну что? Видал, как они их? Просто сожгли заживо!

— Да, — почесав в затылке, отозвался могучий землекоп с окровавленной рукой, — говорил мне вчера сын, что пустынники эти умеют дышать огнем, а я не верил. Наподдал ему, чтоб не болтал глупостей. А выходит, зря.

— Это еще что, — вдохновенно разливался Керьяла, — Повелители и не такое могут, просто не захотели. Зачем силы тратить, когда все эти пустынные крысы сделают!

— И что, — недоверчиво спросили его, — они ничего за это не хотят?

— Почему же? Хотят, и еще как. Пусть, говорят, нами правит Младший Повелитель, а то тяжело нам в пустыне, жарко, пищи мало, а у вас все сыты и веселы. Ты не из Акмола… Вон, Ювара спросите, он не даст соврать: дней двадцать назад в город привезли пленного пустынника. Это, вроде как, их посланец и был. Сам сдался дозорным паукам: отведите, говорит, меня к самому главному своему смертоносцу. Поначалу вроде Младший Повелитель не очень был доволен, даже приказал пустынника бросить в темницу, но потом все же смилостивился и согласился взять бедняг под свою опеку… Даже выслал им еды немного на двух шарах, а то они там совсем с голода дохли. А чтоб все было по-честному, туда слетала и наша Управительница, Ная, — а это такая женщина… у-у, при ней не очень-то…

«Ну, вот, — усмехнулся про себя Велиман, походя пнул распластавшуюся на камне оторванную муравьиную голову, — уже родилась новая легенда».

Жаль только, до правды ей, как и любой легенде, было, ой, как далеко. Ну, это и не важно. В пустыне одни предания, а в Долине Третьего круга — другие совсем. В песках будут, конечно, ходить истории о Могучем Воителе, который в одиночку выжег тысячу тысяч муравьев и спас проклятых раскоряк.

Но если и правда огненную смесь изобрел тот парень, Редар, то раскорякам ничего не останется, кроме как признать за «свободными» разум, по меньшей мере, равный их собственному. Сработано чисто и уверенно, будто всю жизнь тренировались: несколько коротких мгновений неукротимого буйства огня — и едва ли не две трети муравьиной армии разом уничтожено. Хорошо бы и дальше так же.

Опять Древний враг? Да еще такой голодный, что пожирает его воинов с неодолимой жадностью. На несколько мгновений он даже растерялся — а огонь тем временем рос, набирал силу, набрасывался на все новые жертвы. Неужели жалкие двуногие опять смогли его остановить. С Древним врагом бороться невозможно, отступать некуда, даже прорыв сквозь огонь не удался — за огненной завесой его солдат поджидали мягкотелые со своими метательными зарядами.

Неужели выхода нет?

Что же, ему придется отступиться, бросив своих воинов на произвол судьбы?

Хотя… Ну, конечно же! Как он мог позабыть о рабочих — исполнительных, верных, жертвенных?

Извечный, отпечатанный в глубинах памяти, что досталась от многих поколений, страх перед огнем оказался сильнее любых приказов. С тыла муравьиное войско подпирало сплошное море огня, ветер гнал пламя, прижимая остатки рыжего воинства к стенам Мераса. Захватчики оказались между молотом и наковальней и ничего не могли противопоставить огню и пращам людей. Наконец неведомому командиру муравьев чудом удалось восстановить какое-то подобие порядка. Простоявшие все время боя без дела у заваленного еще во время первого штурма рва, рабочие встрепенулись и разом бросились тушить огонь смехотворными струйками муравьиной кислоты. Неожиданно в них проснулся древний инстинкт защиты муравейника от лесных пожаров. Бесполезная затея! В слепом подчинении приказу несчастные муравьи погибали напрасно. Впрочем, ценой огромных жертв им все же удалось на какое-то время приостановить продвижение огня.

Огороженные от смертельного буйства огненной стихии, постепенно пришли в себя и солдаты. И тогда в последней самоубийственной атаке они ринулись на стены Мераса, надеясь найти спасение.

Там их уже ждали. Смертоносцы разили без промаха. Не отставали и люди, хотя упоение битвы в них горело лишь благодаря ментальным приказам пауков. Если бы не это, любой ополченец давно убежал бы с криками ужаса при виде жутчайшей картины: поле, заваленное тысячами обугленных, скорченных трупов, и бесконечные, сменяющие одна другую, волны свирепых «укороченных» муравьев с обожженными конечностями, кляксами пылающей нефти на хитиновых панцирях.

И все же шестилапым чуть было не удалось склонить чашу весов на свою сторону. Муравьиные полчища в первую очередь пытались уничтожить смертоносцев, и там, где это удавалось, люди, лишенные волевой поддержки, не выдержав напряжения битвы, отступали или просто валились с ног от усталости и ран. Казалось, рыжее море вот-вот захлестнет стены и погребет под собой последних защитников, но в этот момент сзади в него ударили силы пещерных и пустынных жителей.

Уже опаленные огнем, но сохранившие силы — ведь они почти не принимали участия в сражении, — опытные охотники врубились в тающие ряды противника. Жилистые бойцы с кожей цвета меди привычно орудовали копьями. Что им муравей, пусть и сотый по счету, когда случалось завалить и скорпиона, и фалангу! Резкие, точные удары разили рыжих прямо в затылок или в шею, под жвалы — самые уязвимые места. Скупое движение — и под ноги валился в предсмертных судорогах еще один враг. Все! Следующий…

Во главе пещерного отряда рубились Римал и Кенгар. Редара в бой не пустили, как он ни рвался. Айрис лично запретила:

— Ну, куда ты пойдешь! О, песчаная буря! Беда с этой молодежью, и ты не лучше Киры.

Редар обиженно насупился:

— Когда муравьи напали на твой город, Правительница, моя молодость не помешала мне биться на заслонах!

— Тебе бы все спорить. То, что ты хороший воин, я знаю. Но еще я знаю, что после шестнадцати дней плена у смертоносцев даже самые хорошие бойцы превращаются в плохих. А потом, — добавила Айрис уже тихо, — я Кире пообещала глаз с тебя не спускать… Если с тобой опять что-нибудь случится, она не вынесет.

Это был веский аргумент, Редар сник. Пришлось подчиниться.

— Несправедливо, — пробурчал он себе под нос, чтобы Айрис не слышала. — Сама-то вон пошла войско сопровождать, как ни уговаривали ее остаться в городе.

Переход по пустыне Правительница выдержала с трудом — все же Айрис была уже не так молода, как ей казалось; большую часть пути ее по очереди несли на скрещенных руках дюжие охотники. В

Мерасе она немного отдохнула, выцедила горьковатый отвар, немедленно сготовленный Кивинарой из походных запасов. И, естественно, сразу же захотела отправиться в засаду вместе со всей армией. «Это поднимет боевой дух наших», — отрезала Айрис в ответ на все увещевания своих мастеров.

Легенды говорят, Ивар Сильный то же самое примерно утверждал, и слова его пережили целые века: «Командир должен переносить все тяготы войны вместе со своей армией. Тогда люди видят, что их не бросят умирать, видят вождя, за которого они будут биться. И, умирая с его именем на устах, каждый воин будет надеяться, что именно в этот момент вождь остановил на нем свой взор и запечатлел в сердце его подвиг».

Айрис пыталась понять по лицу Редара, о чем он думает. Не иначе, о ней. Причем мнение явно не самое лестное. Ладно, пусть думает, что хочет, хорошо хоть в битву больше не рвется. Правительница пещерного города удовлетворенно кивнула, показала рукой на поле боя:

— Там и без тебя уже всех рыжих перебили…

Действительно, охотники пустыни прошли сквозь муравьиную армию — точно копье пронзило песок. Ничего не могли противопоставить шестилапые их опыту и навыкам — ни проворство «укороченных», ни силу жвал, ни крепкую, литую броню тел. Копья взлетали и опускались снова и снова, наиболее меткие даже успевали один-два раза крутануть пращу — на таком расстоянии больше и не нужно было.

Почувствовав подмогу, усилили натиск и пауки Мераса. Многие смертоносцы вспрыгивали на парапет и убивали рыжих захватчиков, наловчившись скусывать появляющиеся из-за гребня головы.

Солнце еще только начало опускаться к горизонту, а второе по счету муравьиное воинство перестало существовать. Немногочисленных оставшихся в живых шестилапых добивали пещерники, привычно рассыпавшись цепью, как на обычной охоте. Фефн приказал поднять им в помощь патрульные шары, и смертоносцы разили разбегающихся муравьев прямо с воздуха. Одиночный шестилапый не мог противостоять мысленному приказу умереть больше мгновения. Надо было только следить, чтобы под ментальный импульс не попал случайно кто-нибудь из союзников. Так же целенаправленно пауки перебили и всех фуражиров. Те почти не сопротивлялись — война не была их работой.

Над истерзанным полем Мераса разнеслись первые, еще осторожные победные крики. Ополченцы Серых скал потрясали копьями, радостно обнимались. Сквозь поднявшийся шум почти никто не услышал нарастающий шелест — сначала едва различимый, но потом все более громкий и, наконец, оглушительно режущий слух…

Громовой голос Кенгара перекрыл все звуки:

— Ло-ожись!

Привыкшие к тому, что многоопытный мастер охоты никогда ничего не делает просто так, люди повалились на землю, вжались в жухлую траву. Поначалу отовсюду слышались смешки и шутки, но, когда раздались первые крики боли и ужаса, веселье угасло. Ополченцы осторожно поднимали головы, оглядывались.

На окровавленной траве в нелепых позах застыло десятка полтора замешкавшихся воинов. Они уже поверили, что все закончилось, расслабились и потому не успели выполнить приказ Кенгара. А далеко в небе разворачивались для второго захода быстрокрылые муравьиные самки. В атаку рванулся последний резерв шестилапых.

К этому люди готовы не были, они просто не знали, что муравьи знают еще и такой способ ведения войны — свидетелей такой же атаки на Валег в живых не осталось. Но, привычные ко всему — пустыня не дает зевать, — командиры пещерного ополчения сориентировались быстро.

Иногда, в особо жаркие годы случалось, что на Кромку прилетали охотиться дикие осы. Эти жестокие и очень опасные твари летали так быстро, что порой и глазом было за ними не уследить. Охотники иногда сталкивались с ними, но давно уже им стал известен способ без потерь отразить налет жалящих насмерть полосатых бестий. Люди ложились на землю, зажимали в зубах конец пращи, а когда осы пролетали мимо, молниеносно вскакивали и сбивали тварей меткими бросками.

Редар, Кенгар и Салестер закричали одновременно:

— Пращи!

Застонал воздух, сминаемый раскручиваемыми ремнями, выплеснулись навстречу обреченным летуньям здоровенные камни. С хрустом впечатывались заряды в крепкие тела самок, сбрасывая их с небес на землю. Увечных крылатых, бессильно царапающих землю лапами, без раздумий добивали копьями.

Камни срывали или дырявили им крылья — полет сразу переставал быть красивым и ровным, превращался в хаотичное рысканье, тщетные попытки задержать стремительную встречу с землей. Блестящие радужки изящных крыльев, изломанные, опадали, накрывали бьющиеся в агонии тела.

Работы для пращников нашлось не так уж и много — в резерве у муравьев было всего около трех десятков молодых самок. Ни одна из них больше не забьется, движимая инстинктом, в свежевырытую норку, не прокопает первые туннели для нового муравейника, никогда уже не познает радость появления первых яиц — исчерченных живых мягких камушков, лоснящихся белесыми потеками. Никогда…

Теперь уже можно было назвать бой у Мераса победой. Первой для смертоносцев — и уже привычной для пещерников.

Кенгар обнялся с Редаром, крепко пожал ему кулак и хлопнул по плечу Римала.

— Мы победили!

Измученные, усталые люди на стенах кричали и приплясывали от радости. Казалось, и не было этого бесконечного боя, напряжения всех сил. Может быть, впереди затишье, хоть какая-то передышка…