"Муравейник" - читать интересную книгу автора (Дэйтон Лайт)

ГЛАВА 7. РЕДАР

Всю ночь Ная просидела рядом с бесчувственным Редаром. У несчастного парня то и дело начинала идти кровь из носа и ушей, он стонал, бессильно корчился, пытаясь хоть как-то унять пульсирующую в голове страшную боль. Ная только и могла, что прикладывать к его лбу влажную тряпочку, стирать кровь, да целовать, заливаясь слезами жалости, лицо этого странного человека.

Кто он такой? Почему именно он, дикий пустынник, смог пробудить в ней то, чего она уже перестала и ждать? Хотя, может быть, именно поэтому? Тем, что совершенно другой, что не похож на всех, кого она знала. Разве что Велиман немного походил на Редара. Но мастер войны повидал уже много больше сорока дождей, да и, кроме того, был он скрытен и недоверчив. Впрочем, было бы нелепо ожидать иного от человека, проведшего первые пять лун плена у смертоносцев среди мокриц, по колено в склизкой жиже. А потеряв еще и глаз, Велиман не стал относиться к смертоносцам терпимее.

Великая Богиня! Нае было очень страшно, ее бросало то в жар, то в холод. То ей начинало казаться, что Редар вот прямо сейчас умрет у нее на руках, и она никогда больше не услышит от него ни единого слова. То она представляла, как он очнется, окинет ее привычным ненавидящим взглядом и снова язвительно поинтересуется: «Зачем ты пришла ко мне, Управительница Ная?»

А больше всего на свете девушка боялась, что боготворимый ею Повелитель призовет Редара к себе, потребует выдать, наконец, тайну огненной смерти, а когда изобретатель откажется, в ярости расплющит его разум одним сильнейшим ментальным ударом.

Ная всхлипнула. Слезы текли по ее щекам, но она не замечала их, шептала что-то, непонятное даже ей самой, лишь бы он остался жив, лишь бы…

В этот момент Редар открыл глаза.

— Почему ты плачешь?

Его тихий голос словно открыл какой-то невидимый заслон, и девушка громко, в голос разрыдалась. Пустынник даже опешил. Вид плачущей женщины привел его в некий ступор. Юноше казалось, что надо сделать хоть что-то, как-то успокоить. Да он бы и с радостью, если б умел…

— Что случилось, Ная? Не плачь…

— Я… я… не хочу, чтобы ты умер.

— Да я пока не собираюсь, — слабо улыбнувшись, сказал Редар.

Жесткая, непреклонная Управительница Ная, которую многие в Акмоле побаивались едва ли не так же, как любого из смертоносцев, готова была смеяться от радости и петь во весь голос за одну только эту улыбку.

«Видела бы меня сейчас Лези», — мельком подумала она.

Редар закашлялся, из носа снова брызнула красная струйка. Ная стерла кровь, нежно коснулась его щеки.

— У тебя очень ласковые руки, — прошептал Редар. — Почти как у моей мамы.

Ная уже знала из рассказов Редара, что его родителей убили смертоносцы. Раньше такое возмездие, когда за смертоубийство Повелители мстили всем окрестным людям, чтобы даже мысли ни у кого не возникло повторить страшное преступление, казалось ей единственно правильным. Ну, как еще можно приучить к порядку диких пустынников? Но теперь, когда она поняла, что ни за что, расплачиваясь за чужую вину, погибли мать, отец и маленькие братья Редара, Ная была готова чуть ли не ненавидеть вместе с ним тех троих смертоносцев, которые совершили эту страшную и бессмысленную месть.

Свою мать Ная очень любила. И не смела даже представить, что доброй и все понимающей мамы, с которой не нужно быть твердой и властной Управительницей, а можно побыть просто любимой дочкой, вдруг бы не стало. Как же она тогда без нее?

Девушка подтянула к себе глинянку с водой, смочила в ней тряпочку, положила на лоб Редару. Он расслабленно закрыл глаза, проговорил:

— Мама очень любила меня. Мне всего пять дождей минуло, когда я заболел песчанкой. И мама тогда целыми ночами сидела рядом и вот так же, как ты сейчас, вытирала мне лоб. Только не платком, а рукой.

Она сейчас же сунула в плошку ладонь и коснулась ею лба пленника.

— Так?

— Угу. Только у тебя рука меньше.

— Тебе легче?

— Когда ты рядом — да. Странно это, наверное. Еще вчера я считал, что ты приходишь ко мне по приказу своего Повелителя. И очень сильно ненавидел тебя за это.

— А сейчас?

Спросила и почувствовала, как екнуло в груди. Что он ответит?

— А теперь — нет. Только я не понимаю, что ты увидела во мне? Ваши парни намного красивее…

Ная гневно вскинулась:

— Да не нужны мне наши! У них на уме только одно! А когда получают отказ, начинают болтать всякие гнусности — про то, что я чуть ли не с Повелителем…

— Песчаная буря! Ты же Управительница! Кто ж на такое осмелится?

— А они в глаза не говорят, они за спиной шепчутся. Этим ты и понравился мне, Редар. Тем, что говоришь и делаешь одно, тем, как ты ненавидишь моего Повелителя и не скрываешь этого даже перед ним, хотя и знаешь, чем это кончается… Ты смелый и честный… и не болтаешь по пустякам…

Редара аж передернуло. Да с такой силой, что Ная обеспокоенно склонилась над ним — что с тобой? А он отчетливо вспомнил день гибели Крегга. Они сидели тогда у Плачущего потока, Кира щебетала что-то без умолку, он почти не слушал и улыбался — ему впервые после смерти родителей было по-настоящему хорошо, словно он на короткое время вернулся домой. Те же самые слова произнесла тогда Кира в ответ на вопрос Редара, чем же он такой особенный?

«А ты другой. Смелый… честный… по пустякам не хвастаешься.»

Кира! Как он мог забыть!

Ная заметила, как побледнело лицо Редара, вытянулись в ниточку его губы.

— Ты что?

— Ничего, так…

Девушка почувствовала какую-то недоговоренность, но настаивать не стала: незачем Редару сейчас волноваться и спорить. Она перевела разговор на другое.

— Тебя мама как называла в детстве?

— Реди, совсем маленьким когда был — Редиком. А тебя?

Ная почему-то покраснела.

— Малей… Я совсем маленькой родилась, вот и прозвали так. Меня даже поначалу… — Ная вдруг резко замолчала, удивленно прислушиваясь к себе. Она чуть было не рассказала Редару самую страшную свою тайну. Мама рассказала об этом, только когда дочь стала Управительницей. У смертоносцев был очень жесткий отбор детей — уродливых и слабых убивали сразу же после родов, чтобы не портить породу. Восьмилапые предпочитали, чтобы им служили большие, мускулистые мужчины и высокие, плотные женщины. Ная тоже чуть было не попала в отсев, ее жизнь спасло поистине чудо.

— Не хочешь говорить?

— Потом, Редар, хорошо? Сейчас не хочу вспоминать? Скажи лучше: а как тебя ласково называют девушки?

Опять! Редар вздрогнул. Второй раз по самому больному месту. Да что же такое!

— Как и мама. Реди.

— И много их?

— Кого?

— Таких девушек?

— Одна есть.

С чисто женской прямотой, чувствуя, как под ее ногами разверзается бездонная пропасть, Ная спросила:

— И ты ее любишь?

Редар долго не отвечал. Молодой Управительнице показалось даже, что он заснул. Но вдруг тихо-тихо пустынник прошептал:

— Мне без нее очень плохо, Ная, правда. И я очень боюсь за нее. Как бы чего не случилось. Она совсем одна там осталась.

Ная сглотнула набежавший комок, спросила почти спокойно:

— И как ее зовут?

— Кира…

Нет, она не выбежала из подземелья, крикнув на прощание что-нибудь обидное. Даже не отвернулась, чтобы скрыть душившие ее слезы. Просто ее руки, такие добрые и ласковые, вдруг неожиданно перестали быть приятно прохладными, а сделались невыносимо холодными, просто ледяными. И голос изменился. Сделался чужой, далекий, будто с другого конца длинного пещерного коридора.

— Она тоже из пустыни?

— Нет, она из… — Редар осекся. А что, если весь разговор ради этого и затеян?

Как зовут? — Кира. — Откуда? — Из пещер. — А где пещеры? — В скалах. — А где скалы? — Ну, и так далее… И прислушивается прямо сейчас к его разуму какой-нибудь смертоносец, ожидая, когда же он вспомнит пещерный город, его расположение, секретные входы и выходы…

— Извини, Ная, что-то у меня голова совсем не соображает, давай не будем пока разговаривать, ладно?

— Как хочешь.

Обидчивая покорность девушки вконец расстроила Редара, он почти уже решил перед ней извиниться, но тут голова у него и вправду разболелась не на шутку. Он обхватил виски руками, застонал и потерял сознание.

Очнувшись, он не мог сразу сказать, сколько времени прошло. Вроде бы, ничего не изменилось — то же подземелье, те же мерзкие стены, гнилостный запах мокриц, единственное светлое пятно — лицо склонившейся над ним Наи. Глаза у нее все так же влажно блестели. Редар неожиданно понял, что раньше не обращал внимания на их цвет. Столько раз смотрел в ее лицо, а цвет глаз так и разглядел! Они были голубыми, как утреннее небо над Солончаком. Захотелось вот прямо сейчас подняться на гребень бархана, обнять руками и всей душой эту бесконечную синеву и раствориться в ней.

«А у Киры глаза темные, — опять совсем некстати подумал он. — И глубокие, как Бездонный колодец. Смотришь в них, и кажется, что проваливаешься глубоко-глубоко. И нет никакого желания всплывать на поверхность».

— Я… Сколько я…

— Долго. Утро скоро.

— И ты все это время здесь сидела?

— Ну, да. Что же, мне надо было тебя таким бросить?

— Нет, наверное. Не знаю… Ты же не выспалась из-за меня?

— Ничего. Успею еще.

— А почему ты опять плакала?

— Тяжело тут одной сидеть…

— Бедная… Спасибо тебе.

Ная даже перестала дышать, опасаясь пропустить хоть слово.

— Правда, спасибо. Мне… мне легче становится, когда кто-то рядом. А под твоими руками голова совсем не болит.

За эти слова девушка была готова ему многое простить. Даже подружку из песков. Мир был восстановлен. И еще долго звучали в темноте подземелья тихие голоса. Наконец Редар попытался отправить Наю спать:

— Да у тебя глаза слипаются! Еле сидишь. Пойди, поспи хоть немного.

Конечно, Ная вмиг обиделась: она могла бы с ним хоть всю жизнь так просидеть, а он… Глаза ее с предательскими слезинками засверкали. Ах, так, мол, ты меня выгоняешь! Я тебе уже надоела! Редару стоило больших усилий объяснить, что он имел в виду.

— Ная! Я бы очень хотел, чтобы ты осталась со мной! Честное слово! Но ты совсем вымоталась…

Молодая Управительница вдруг наклонилась и поцеловала Редара в губы. Прямо как вчера. Удивленный и немного сбитый с толку, он не нашел, чем ответить. Ная воспользовалась молчанием, поднялась и пошла к двери. Уже на пороге ее остановил тихий голос Редара:

— Ты приходи еще, Маля, ладно?..

Ная солнечно улыбнулась, выскользнула за дверь, вымолвив еле слышно:

— Конечно…

Еще долго юноше слышалось это тихое слово, пока сон не сморил его окончательно.

Во сне он мчался по пустыне, проваливаясь с каждым шагом в песок по щиколотку. Навстречу ему, раскинув руки, летела легкая, как паутинка, Кира. Почему-то они все никак не могли встретиться: хотя и бежали изо всех сил, но расстояние между ними не уменьшалось…

Посыльный из Мераса прилетел в Акмол сразу после полудня. Выглядел он ужасно — правая средняя нога наполовину откушена, шерсть слиплась от крови. Паук неуклюже сполз с шара, заковылял по плитам внутреннего двора к дому Смертоносца-Повелителя.

Люди смотрели на него во все глаза, шептались:

— Неладно дело в Мерасе-то.

— Ну, раз есть, кому прилететь, значит — выстоял. Иначе б некому было. Помнишь, из Валега — три восхода гонцов ждали, так никто и не явился.

Слуги повлекли прибывший шар в свой барак (иногда его называли древним словом «ангар», смысл которого никто точно не знал), чтобы накормить порифид, стравить летучий газ, подлатать, если надо.

Мастер полетов Калем лично осмотрел его, поворчал:

— Надо же, до чего бедняг довели! Он, что, у них там все время летал, не садился совсем? Кто ж так делает! Несчастные могут не выдержать!

Молодой подмастерье Живаль спросил:

— Вы о ком, Учитель?

— Да о порифидах! Совсем загоняли.

Живаль удивленно пожал плечами, но смолчал. Весь город думает о том, дурные или радостные вести привез посланец, а мастера полетов, оказывается, волнует только состояние этих безмозглых созданий. Ну, дает!

Между тем, по Акмолу уже пошли гулять слухи, один невероятнее другого:

— Из Мераса-то, слыхали, гонец прилетел! Да-да, из пауков. Муравьи его всего погрызли — не одного живого места нет. Еле вырвался из их лап. В самом-то поселении никого не осталось.

— Вообще никого?

— Угу. Этот — последний защитник.

— Великая Богиня! Как же Ливаде-то сказать? Ее ж Кемрас в ополченцы пошел. Тоже, значит, полег?

— Да что вы несете?! Разгромили, разгромили муравьев! Пожрали всех до единого!

— Ну да, пожрали! Ты видел, гонец как выглядел? Он последний, кто передвигаться в Мерасе способен. Если уж с пауками такое сотворить смогли, людей так вообще всех в кашу смололи!

— Ох, не болтай. И без тебя тошно.

Младший Повелитель «слушал» служительницу Акину, что была поставлена Наей наблюдать за мастерской оружейников — сколько сделали наконечников, каких, и не утаили ли, не приведи Богиня, хотя бы одного. В комнате перед залой вдруг послышался какой-то шум, шуршание, и разума Фефна коснулась осторожная мысль сторожевого паука.

Прибыл гонец из Мераса.

«Сюда его! Немедленно, — Младший Повелитель легким ментальным толчком отослал Акину. — Пропустить!»

Когда явился посыльный, Фефн от удивления даже приподнялся — много лет ему не доводилось видеть настолько искалеченного паука! Мысленное общение длилось считанные мгновения, но еще очень долго Восьмилапый правитель не шевелясь стоял на месте, обдумывая полученную весть. А потом приказал вызвать к нему Управительницу Наю и Велимана, мастера войны.

Одноглазый мастер сидел в подземелье у Редара — в этот день у пленника выдалось много гостей. Сначала Ная, потом, спозаранку, забежала Лези с привычной уже утренней порцией мяса и каши, немножко посидела, наблюдая, как жадно он ест, — а теперь еще и командир ополченцев, повадками и внешним видом чем-то неуловимо похожий на Кенгара, лучшего охотника пещерного города. Редар был уверен, что эти двое быстро бы нашли общий язык. Кенгар по-настоящему ценил опытных людей, разве что Салестера не любил. Как и сам Редар, кстати.

А вот Велиман ему нравился. Оба пустынники, оба пленники, родственные души — не удивительно, что они быстро сдружились, несмотря на разницу в возрасте. Вот и сегодня одноглазый воин, оставив своих «криворуких» на растерзание Альрику, спустился вниз, к новому другу. Сначала говорил он один, вспоминал с грустью родную пустыню, уже подернувшуюся пеленой забвения, свой дом с жалким кустиком саксаула, прикрывающим вход, своего высушенного ветрами и солнцем отца, младшую сестру… Рассказывал, как, угодив в плен к смертоносцам, он был поражен небывалой красотой этих мест. Пустыннику, считавшему раньше заросли песчаной колючки у подножья скал буйством растительной жизни, зеленый беспредел Долины Третьего Круга показался невозможным, совершенно невероятным чудом.

Редар слушал мастера войны и вспоминал себя — с каким восторгом он смотрел по сторонам, попав из пустыни в степь. Даже бедные цветами и толстыми сочными стеблями травы вызвали у него изумление. Не удивительно, что, очутившись после песков сразу в плодородном раю Долины Третьего Круга, Велиман так сильно удивился.

А воин уже переключился на историю своего многострадального глаза. В Акмоле ее слышали почти все, причем по десять раз — это единственное, что мастер вообще о себе рассказывал. Редар был в городе новичок, а значит — благодарный слушатель, и Велиман со смешком начал вспоминать:

— Уже почти пять лун прошло, как меня схватили. И очень мне не хотелось дальше с мокрицами обниматься…

Редар улыбнулся, оглядел стены своей темницы.

— Э-э, — пренебрежительно махнул рукой Велиман, — это у тебя здесь так, ерунда. Твари эти омерзительные, любят сырость и гниль, поселили их в старой каменоломне — в галерее, где раньше подземная река протекала. Потом в нее стали гадость всякую, нечистоты сваливать. Река испортилась, загнила, превратилась в тошнотворно зловонную лужу. Нечто подобное мокрицы и обожают больше всего — для них это самое раздолье. Ну, а я должен был каждый день в это месиво спускаться, отлавливать десяток тварей потолще. На завтрак, стало быть. Мне, кстати, мясо мокриц не положено было — кормили похлебкой, да кусок высохшей лепешки давали. Правда, я и не особенно настаивал. В песках, конечно, привыкаешь мясо есть, сам знаешь, да только поглядев, как мокрицы живут, чем дышат и где спят, — куска бы не проглотил. Это сейчас привык более-менее.

Тут Велиман заметил, как Редар, слушая его рассказ, с нарастающим отвращением посматривает на кусок сушеного мокрициного мяса, который принесла ему на завтрак грустная служительница Лези.

Да, теперь и парню кусок в горло не полезет. А у него с разносолами туго — что принесли, то и ешь, и спасибо скажи, что вообще хоть что-то дают. Велиману стало даже немного стыдно за свой язык — сам он, получив звание мастера войны, ест лучше многих. Бывает даже иногда, что мальчишка-подмастерье приносит с поварни кусок настоящего кролика. А здесь это считается едва ли не самой ценной наградой за верную службу. Рабы, настоящие рабы — у них и награда измеряется в хорошей жратве да сносном жилище. Что, мол, еще надо? Ополченцы доводили его этим до бешенства: «Ты зачем воином хочешь стать?»

— «В землянке жить не хочу! А еще — мясо дают каждый день.»

— «А если убьют?»

— «Не-е, меня не убьют. Я везучий…»

— Ну, — попытался сгладить впечатление от своего рассказа Велиман, — мокриц перед готовкой моют, конечно, сам видел, сушат…

Редар тихо вздохнул. Потом улыбнулся, взглянул на одноглазого командира с хитринкой:

— Думаешь, мастер, у меня аппетит от твоих рассказов пропал? Да, давно ты в пустыне не был. Бывало, пескозуба того же добудешь утром, а к вечеру, пока до дома дотащишь, он уже так попахивает…

Велиман отвел глаза. Это уж точно — по пескам он теперь тоскует редко. Привык здесь, Акмол стал ему новым домом, хоть и хорохорится еще душа, вспоминается иногда бескрайняя ширь разноцветного песчаного моря, раскинувшаяся от горизонта до горизонта. Это только местные, кто никогда не был в пустыне, презрительно бросают: чего, мол, там интересного! Жарко, и все кругом одинаковое, желтое. На самом деле пустыня переливается множеством цветов — от бурого у подножья дюн до красновато-рыжего, медного растрескавшейся под палящим солнцем глины.

— Правда твоя — истосковался я здесь по пескам. Вообще, по воле. Поверишь ли, с последнего побега я из ворот города только с началом муравьиной войны вышел. С криворукими своими пошел Валег защищать. Всего-то восходов семь там пробыл, а потом Повелитель отозвал меня назад. До сих пор жалею. Управитель там был молодой, горячий, мог и по неопытности дров наломать. Очень я ему не нравился, все хотел по-своему делать…

Мастер войны до сих пор винил себя в том, что Валег был захвачен и разрушен шестилапыми. Ему казалось, что он просто не смог научить всему местных ополченцев. Если бы Фефн оставил его в поселении…

А еще Велиман вспоминал иногда Энгиду, вдову охотника, что пригласила его пожить у себя в доме. Дни он проводил в битвах и дозорах, а ночи, короткие и жаркие, — в объятиях Энгиды. Теперь ее больше нет. Она осталась умирать где-то там, под равнодушным голубым небом уничтоженного рыжими убийцами поселка.

— Да-а-а, — протянул мастер, — два дождя назад я готов был за семь дней свободы жизнь отдать. Просидел я с мокрицами пять лун, озверел окончательно и, через то самое гниющее русло речки, сбежал в первый раз. Полз по нему полдня, провонял весь с ног до головы так, что, когда выбрался на поверхность, показалось — никогда не дышал таким чистым воздухом. Стоял там, у дыры, рот разевал, будто рыба, никак не мог свободой насладиться. Тут-то и прихватил меня возвращающийся с дозора паук. Чуть ли не у самых ворот! Далеко уйти мне не удалось. Притащили в город, отделали так, что потом долго еще в ушах гудело, и опять бросили к мокрицам. Думали, я по ним соскучился. Ну, а во второй раз я сбежал ночью, даже оружие прихватил у рыбацкого барака — большую острогу. Тогда такого бардака, как сейчас, когда я со своими криворукими преспокойно посреди двора с копьями прыгаю, не было — оружие только рыбакам и охотникам разрешалось. А если кто другой в древко вцепится, не приведи Великая Богиня… — сам виноват. Били сразу и часто насмерть. Так что я здорово рисковал, но мне было плевать.

— Что может человек с копьем против раскоряки! — в сердцах сплюнул Редар, вспоминая, как быстро пленили его самого.

— Наверное, ничего. Но Повелители этого не любят, очень не любят. Случается же иногда смертоубийство. И без всяких хитрых средств. Только я острогу прихватил, скорее, для охоты, чтобы было, чем кормиться в пустыне. Наутро меня, конечно, хватились, Младший Повелитель послал усиленные дозоры на запад и юг, и как я ни прятался — шел только ночью, а днем отсиживался в норах, — выследили. Наподдали ужасом, так что я сам выскочил из своего убежища, как тарантулом укушенный, побежал, а эти давай стегать дальше. Так и гнали до самых ворот Акмола. Сейчас даже вспомнить стыдно. Бегу, от страха мокрый весь, ору во весь голос, а сзади три шара медленно так плывут, величественно. На площади меня уж поджидали. Сам Младший Повелитель, да пара пауков рангом пониже. Добежал я до него, чувствую — отпустило, так и свалился без сил. Еще бы! С полудня и почти до заката я без остановки бежал. Вдруг чувствую — рука моя правая поднимает с земли брошенную кем-то обглоданную рыбью косточку, направляет мне в глаз, и медленно-медленно начинает подносить… Я весь в холодном поту. Силы, какие были, в кулак собрал, пытаюсь задержать руку-то, но не выходит. Острие все ближе, ближе…

По лестнице застучали легкие шаги, и в подземелье вбежала Акина, младшая служительница. Велиман встал, полупоклоном кивнул ей: девушку он знал хорошо, она частенько вместе с ним наведывалась к оружейникам или наблюдала за обучением ополченцев.

— Мастер! — Акина немного задыхалась после быстрого бега, поэтому слова выходили резкие, отрывистые. — Мастер, Младший Повелитель срочно требует тебя! Немедленно!

— Ого, — Велиман поднялся, кивнул Редару, — извини, парень, что-то серьезное. Что случилось, Акина?

— Я не знаю, Повелитель не объяснил. Но на площади говорят: прилетел шар из Мераса.

Одноглазый мастер почти бегом пересек внутренний двор. Издалека раздавались звучные удары и удалые молодецкие покрики — «криворукие» тренировались на чучеле муравья. Но Велиман к ним не пошел — времени не было, да и Альрик прекрасно справлялся сам. Зато на площади он на мгновение задержался, с удивлением посмотрел, как полетные подмастерья с проклятиями вытаскивают из барака запасные дозорные шары, некоторые совсем старые, все в заплатках. На первый взгляд, летучек было не меньше десятка, и парни с трудом пытались их разместить на относительно небольшом посадочном пятачке.

Велиман не знал еще, что Младший Повелитель приказал направить в Мерас все свободные дозорные шары. Большинство еще с рассветом вылетели на усиленное патрулирование, поэтому теперь мастеру полетов пришлось снаряжать все оставшиеся, даже запасные.

Фефн, узнав от гонца о четырех искалеченных пауках, решил вывезти их из Мераса, а заодно доставить в осажденное поселение запас целебных трав и настоев для лечения раненых людей.

Муравьев вокруг крепости осталось, наверное, не так много, но посылать конвой по земле все же не стоило. Пусть сначала пауки разведают местность, выследят с воздуха остатки разбитой рыжей армии, если таковые есть, оценят численность врага.

Долго задерживаться на площади Велиман не стал — все же Повелитель ждет, — прибавил шагу. Уже у самого входа в дом Фефна он столкнулся с перепуганной травницей Алией, молоденькой и очень красивой. Увидев мастера войны — а его девушка очень уважала за смелость, — она бросилась ему на грудь и разрыдалась.

Ничего не понимающий Велиман смог только неумело погладить шелковую гриву девушки своей грубой ладонью.

— Алия, девочка! Что случилось?! Сквозь слезы девушка ответила:

— Повели-итель посылает меня в Мера-ас…

— Зачем?

— Там много раненых…

Мастер вздохнул от облегчения. Если есть раненые и возможность их лечить, значит — нападение отбито. Мерас выстоял. Велиман заметно повеселел, успокаивающе сказал:

— Ну, и чего ты боишься? Вроде, девушка ты смелая, от крови не сомлеешь, а «криворукие» мои сейчас зажимают раны руками и тебя ждут. Надеются…

— Да, я не… — Алия вытерла слезы и, шмыгнув носом, виновато сказала: — Просто я боюсь. Я никогда не летала на шарах!

А-а, вот для кого готовят шары! Повелитель еще и пауков, наверняка, отправляет. А в Мерасе, по всему видать, рубка была препорядочная.

Беспрепятственно миновав пару охранных пауков, мастер войны привычно откинул полог. Поверил бы он пару дождей назад, если б ему сказали, что он сможет чуть ли не каждый восход бывать на приеме у Младшего Повелителя? Наверное, нет. А если б поверил, то первым делом спросил: а какое оружие с собой можно взять? Как зачем? Чтобы убить эту мерзкую раскорячью тварь, от которой исходит только зло! А теперь Велимана Повелитель жалует, позволил командовать целым отрядом вооруженных людей, и ни разу бывший пустынник даже не подумал о том, чтобы убить главного паука. Наоборот, прислуживает ему, совещается, принимает подачки из ненавистных мохнатых лап…

Одноглазый мастер почувствовал укол боли — Фефн издалека уловил его мысли, недозволенную ненависть и поспешил напомнить своему слуге, кто здесь хозяин. Велиман взял себя в руки, постарался думать о чем-нибудь более невинном. О Мерасе, например. Да-а, вот что значит короткая беседа с настоящим пустынником. Сразу просыпаются старые инстинкты и желания.

В приемной зале уже ждала взволнованная Ная. Мастер войны коротко поклонился сначала Фефну, потом — чуть быстрее — Управительнице. Повинуясь приказу правителя, девушка быстро вывалила на Велимана все новости:

— В Мерасе был бой, мастер! Шестилапые собрали страшную силу, и даже ров их не остановил.

— Засыпали, — кивнул одноглазый командир.

— Да. Завалили своими телами, а потом полезли на стены сразу с трех сторон. Твои ополченцы бились мужественно, многие погибли, но враг все же не смог взять город. Муравьев истребили почти всех, но и у Мераса тоже не осталось сил. Многие смертоносцы убиты или ранены — их надо доставить сюда. Сейчас вылетают шары…

— Я видел их на площади, — сказал Велиман.

— Еще пауки доставят в Мерас лекарственные настои и травницу Алию. Она боится летать, я знаю, зато она самая легкая из лекарей, шар ее легко поднимет.

Вот в чем дело. Велиман только теперь об этом подумал. Толстую и крупную травницу Верату на шар сажать бесполезно — под ее тяжестью он даже от земли оторваться не сможет. То же и с самим мастером-лекарем, могучим Баргетом. Его сильные руки легко, одним движением, вправляют любые вывихи, но и весит он, конечно…

Фефн нетерпеливо переступил передними лапами, и Ная послушно оглянулась на своего Повелителя. Взгляд ее на мгновение застыл, словно две замерзшие капельки воды, — Фефн что-то «говорил» девушке. Ная поклонилась, проговорила:

— Мерас некому защищать. Повелитель просит тебя подумать, откуда можно подтянуть в город новых воинов?

Вот как! «Просит»! Впрочем, это, наверное, была просто ошибка перевода. Фефн, наверняка, приказал человеку найти выход из положения — просить смертоносцы не умели, да и не хотели уметь. Ну, а Ная изложила по-своему. Более по-человечески.

— У меня сейчас учатся еще семьдесят пять человек. Но… им еще далеко. Я бы не стал рисковать и посылать их на стены. Толку от новичков будет немного, все полягут ни за что. Лучшие из лучших как раз и ушли в Мерас вчера на рассвете. Что, неужели никого не осталось?

Только сейчас Велиман до конца осознал ужасную правду. «Криворукие» ополченцы, которых он звал уничижительными кличками и третировал как мог, все же были ему не безразличны. Тот же рассудительный мореход Ювар, молодой Керьяла, здоровяк Витаз. Никто не выжил?

— Человек десять. Много раненых, воевать они не могут.

— А в самом Мерасе? Там же землекопы, в основном, крепкие ребята, каждый скорпиона за клешни поднимет, если их немного подучить. Хотя, конечно…

Ная грустно покачала головой.

— Это не охотники и даже не рыбаки. Они никогда в жизни не держали в руках ничего, кроме своих мотыг. С копьем они управятся еще хуже твоих ткачей и колесничих. Кроме того, мастер, пойми — это же землекопы!

Велиман выругался про себя. Ну, конечно! Насколько тупым и недалеким должен оказаться слуга, чтобы даже среди не шибко разумных паучьих рабов его выделили на самую монотонную, требующую лишь простой физической силы, работу.

Он потер подбородок.

— В Левесе и Штроме стоят отряды по тридцать человек. В первом — местные новички, старые почти все погибли, там постоянно какие-то стычки с муравьями происходят. Но зато в Штроме — закаленные парни, из первого набора. Только, если послать эти отряды в Мерас, то Левес и Штром муравьи смогут голыми рука… тьфу, лапами взять.

— Что же получается, — спросила Ная растерянно, — у нас совсем не осталось воинов?

— Пока нет. Надо подождать. И еще срочным маршем вернуть лучших охотников и лесорубов из Штрома — из них настоящих воинов сделать легче всего. Они к оружию с детства приучены.

Управительница долго совещалась об этом с Фефном — похоже, пыталась его убедить, но смертоносец лишь недовольно одергивал девушку. Она морщилась от боли, но не отступала.

— Повелитель! — смело подняв голову в ожидании ментального удара, вдруг дерзко сказал Велиман. — В Угрюмых скалах достаточно хороших воинов. Кроме того, у них есть огненная смерть. Может, стоит еще раз поговорить с Редаром?

Непривычный к общению со смертоносцами, одноглазый мастер высказался вслух, но Фефн уже прочел его мысли… И ничего не случилось. Обжигающая плеть так и не коснулась сознания Велима-на. Фефн размышлял. У него был другой вариант — попросить помощи из Старого Гнезда. Но это означало навсегда расстаться со званием Младшего Повелителя, Смертоносец-Повелитель ошибок не прощает. В Акмоле воцарится новый хозяин, и неизвестно еще, сможет ли он так же вести дела, как и Фефн. В Старом Гнезде — старые порядки. Многие древние смертоносцы, даже некоторые правители, относятся к двуногим рабам, только как к пище. Которая сама размножается и сама за собой следит, которая умничает и разговаривает — до поры до времени, пока не попадет на завтрак. Все новое они отвергают.

Прибудет новый Младший Повелитель, крепче ухватит хелицерами за горло недостойных рабов, низших, как он считает, существ — и опустеют земли Третьего Круга. Целыми поселениями побегут в пустыню двуногие, их будут выслеживать с шаров, охотиться, убивать… В конце концов, некому станет собирать урожай, ловить рыбу, обрабатывать дерево. И что тогда? Все, что он так долго налаживал все эти годы, рухнет в одно мгновение, развеется, как горсть песка на ветру.

Да и поспеет ли помощь? Обычно от Старого

Гнезда плыть по Окраинному морю до Акмола не меньше трех дней. Но это — в обычное время. А сейчас, после дождей, когда бурное и неспокойное море швыряет кораблик, как ветер — сорванный лист, плавание может продлиться и пол-луны. Если корабль вообще сможет выйти в море.

Нет, похоже, придется решать все самому. Так даже лучше: Смертоносец-Повелитель будет поражен, когда узнает, с каким невиданным нашествием шестилапых владыка Третьего Круга справился самостоятельно. А уж каким способом он смог этого добиться…

Ная встрепенулась. Мысль Младшего Повелителя вошла в ее разум. И хотя контакт был немного болезненным — все же Фефн испытывал легкое неудовольствие, — внутри у нее все заплясало от радости. Младший Повелитель зовет Редара! Ее Реда-ра… Неужели положение в Мерасе смогло переубедить Повелителя, заставить принять иное решение?

Она поклонилась и выбежала из приемного зала.

Редар снова — в который уже раз! — стоял перед главным смертоносцем. Как там зовет его Ная — Младший Повелитель?

«По крайней мере, не для меня», — гордо подумал Редар.

Он не знал, чего ждать. В прошлый раз Восьмилапый сначала предложил выбрать награду, а потом сбил с ног и приказал увести обратно в подземелье. Что он теперь выдумает? Нет, не зря Крегг предупреждал в свое время: никогда не доверяй смертоносцам, с ними можно действовать только двумя способами: прятаться и нападать. И никак иначе!

Фефн коснулся его мозга намеренно открыто — так, чтобы Редар почувствовал. Изобретатель испуганно отпрянул, будто ночной мотылек, прилетевший на огонь костра.

— Опять собрался ковыряться в моих мыслях?

Но тут в голове у него в сознании стали один за другим возникать четкие образы, и Редар даже обмер от удивления. Младший Повелитель предлагал жителям пещерного города и, вообще, «свободным» пустынникам в лице его, Редара… союз! Люди и смертоносцы объединятся для уничтожения муравьев. Сейчас требуется помощь осажденному городу Мерасу. Первые атаки шестилапых отбиты, но следующего штурма он не выдержит. Через несколько дней муравьи соберут новое войско, которое удобнее всего будет встретить и разгромить под древними стенами Мераса. Люди Угрюмых скал и пустынники, вооруженные огненной смертью, ударят в тыл рыжей армии, а навстречу им будут наступать смертоносцы Мераса. Вместе они уничтожат шестилапых. Платой за этот уникальный союз Фефн предлагал именно то, о чем еще вчера сам Редар не мог бы и мечтать — свободу.

Давеча раскоряка ударил его волной ужаса за эти же самые мысли, а теперь сам высказывает их! Парень усмехнулся. Похоже, мураши-то крепко прижали смертоносцев! У Восьмилапых просто нет другого выбора.

Легенды утверждают, что люди и смертоносцы сражались вместе только однажды, когда неведомая военная сила из таинственного Граничного княжества подступилась к самым пределам Старого Гнезда. Тогда Великий Найл стал царем людей, а старый Смертоносец-Повелитель навсегда сгинул в подземельях Черной Башни.

Может, и ему, Редару, уготовлена судьба Великого Найла? Пленник сразу застыдился своих мыслей, постарался упрятать их поглубже. Не хватало еще мечтать о геройстве, когда появился шанс добиться свободы для своего народа. Тьфу!

Постой, постой, о чем это он?

Фефн, оказывается, трактовал понятие свободы несколько иначе, чем Редар. Да, он обещал, что дозорные шары больше никогда не появятся на Кромке и близ Угрюмых скал. Да, он предлагал свободный обмен товарами, некоторую помощь секретами мастеров Акмола. Но за это Фефн требовал никогда больше не принимать беглецов из Долины Третьего Круга и запрещал «свободным» селиться ближе, чем на половину дневного перелета от границ его земель.

— А в степи, откуда пришли рыжие? — быстро спросил Редар вслух. Никак он не мог привыкнуть, что в «беседе» со смертоносцами можно не пользоваться речью. Они вполне понимают даже не высказанные вслух мысли.

Фефн выразил удивление. Двуногий знает, где обитают враги? Это интересно, это надо обдумать.

Что же касается земель за холмами, то, если «свободным» удастся истребить там всех шестилапых, — пусть селятся. Младший Повелитель не возражал.

Редар понял: Фефн пытался таким образом обезопасить свои границы с запада. Если там объявится какой-то новый враг, то людям придется иметь с ним дело первыми. Это и будет плата за новые земли.

Смертоносец ответил: «Ты понял меня правильно». И добавил, что, если Редар со всем согласен, то к вечеру Повелитель прикажет приготовить колесницу, которая и доставит изобретателя на Кромку. Там он сможет обсудить союзный договор со своими соплеменниками.

— Да!

Редар торжествовал. Конечно, он прекрасно понимал, что договор этот для обоих сторон вынужденный. В одиночку против муравьев не выстоять ни смертоносцам, ни пещерному городу. Но все равно, пауки куда сильнее, нежели защитники пещерного города. Так что, если они победят муравьев сами, без чьей либо помощи — участь жителей Угрюмых скал будет предрешена. Но и в случае победы шестилапых — новые хозяева здешних земель в конце концов просто задавят людей своей численностью.

Управительница Ная восхищенно глядела на Ре-дара. Этот человек смог заставить согласиться с ним даже всемогущего Младшего Повелителя! Сейчас она была готова идти за ним хоть на край света.

Фефн легко читал ее мысли, удовлетворенно покачиваясь на лапах. Это хорошо, что Управительница так тянется к наглому двуногому. Это может пригодиться. Со свойственным смертоносцам прагматизмом, Младший Повелитель подумал, что у него теперь есть чем воздействовать на несговорчивого пустынника, если вдруг он не захочет исполнять их договор или решит понимать его немного иначе, чем Фефн. Ведь жизнь и благополучие Наи зависят только от него, Младшего Повелителя Третьего Круга.

Велиман радостно похлопал Редара по плечу, что-то сказал восторженно. Вдруг Редар помрачнел.

— В чем дело? — негромко спросил мастер войны.

— Понимаешь, Велиман… Нельзя мне в колеснице ехать. Лучше уж на шаре или, — он криво усмехнулся, — как сюда прибыл: на спине паука.

— Почему?

— Ну, во-первых, ваши колымаги по песку не поедут, завязнут в два счета, а во-вторых, если меня дозорные таким увидят… у-у-у, прибьют без всяких разговоров. Паучьих рабов у нас не любят, а уж прислужников еще больше. Засветят в лоб из пращи — и прощай, Редар, голову напекло!

Заметив недоумение Наи, он рассмеялся:

— Не обращая внимания, это поговорка такая. Фефн напоследок мысленно спросил Редара, нет ли у него каких-то просьб, пожеланий. Пустыннику становилось все проще понимать смертоносца, он как бы переводил мысленную, образную речь в знакомые слова.

Вот и сейчас несколько быстро сменивших друг друга в мозгу картинок он понял как вопрос. Младшему Повелителю, привыкшему, что желания двуногих примитивны и не распространяются дальше вкусной еды, любовных игр и уютного жилища, казалось, что Редар должен попросить что-то и для себя.

Чтобы не разочаровывать нового союзника, юноша попросил вымыть и накормить его.

— А то стыдно будет своим на глаза показаться! — сказал он Нае. — Скажу: я привез вам свободу! А они мне в ответ: да, по тебе видно, что за свобода такая: тощий, грязный и мокрицами воняешь!