"Убийство жестянщиков" - читать интересную книгу автора (Бруен Кен)

* * *

Вход на кладбище цыганам, бродягам и нищим запрещен.


Лондонское постановление

~ ~ ~

На похороны пришла толпа народа. Я такого ни разу в жизни не видел. А бог свидетель, похорон я повидал предостаточно. Иногда я сам себе кажусь старым кладбищем, забитым гробами. Ничто не может сравниться с похоронами бродяги. Практически хрустальная мечта нищего. Если правду говорят и ничто не идет вам так, как уход из жизни, тогда они по всем пунктам могут дать любому сто очков вперед. Если вы назовете это потрясающим зрелищем, вы не скажете ничего.

Первое, что следует знать, — расходы не имеют значения. Во-вторых, вы наверняка никогда не сталкивались с таким бурным проявлением горя. Считается, что арабские женщины — лучшие плакальщицы. Их даже близко нельзя поставить с этими кочевыми цыганками. И дело не в том, что они рвут на себе одежду. Они надрывают свои души. Дилан Томас, написавший о ярости по поводу умирания света, увидел бы, как его слова материализуются.

Я порадовался, что парня хоронили на кладбище Бохермор, потому что никто из моих там не похоронен. Моих всех уложили в Рахуне рядом с мертвым любовником Норы Барнакл. Надо будет как-нибудь туда смотаться.

Обычай идти пешком за катафалком почти устарел. Но не сегодня. Подошел Трубочист и предложил:

— Хотите, я попрошу кого-нибудь вас подвезти?

— Спасибо. Я пойду пешком.

Он был доволен. У могилы некоторые из тинкеров жали мне руку, хлопали по плечу. Видно, прошел слух, что я в порядке. Я в достаточной степени стоял вне закона, чтобы быть принятым ими. Они говорили:

— Да благословит вас Господь, сэр. Спасибо вам за вашу заботу. Да сохранит вас святая Богоматерь.

Вот таким путем. В их словах чувствовалась теплота.

Я пошел бродить между надгробиями и вот на что наткнулся:


Томми Кеннеди

Библиотекарь

1938–1989


Господи, до чего близко к моему теперешнему возрасту. Я не верю в дурные приметы, но кокаин верит. Я невольно поежился. И не расслышал, как сзади подошел Трубочист.

Он сказал:

— Джек.

Я подпрыгнул на два фута. Он кивнул на надгробный камень и сказал:

— Он был другом моих людей.

— Он был и моим другом.

— Лучшие уходят первыми.

— Так всегда говорят ирландцы.

Он взглянул на меня почти с сочувствием. Мужчины себе такое редко позволяют. Мы не любим выставлять свои чувства напоказ. Мне даже не хотелось догадываться, что вообще он может обо мне думать. Он сказал:

— Там в гостинице скромные поминки.

— Спасибо, я загляну.

— Я это знаю, Джек.

И ушел. Я положил дрожащую руку на надгробье Томми. Мало кто относился ко мне с такой теплотой и так многому научил. А я уехал в Темплмор учиться на полицейского и напрочь о нем забыл. К моему вечному стыду, я узнал о его смерти только через два года. Может, Господь и простит меня, это Его дело — прощать. Но я сам себя не прощу.

Присутствовавший на поминках священник был моим заклятым врагом. Отец Малачи. Приятель моей мамаши, который меня на дух не переносил. Он курил сигареты «Мейджер», которые когда-то недолго пользовались успехом, потому что их курил Робби Колтрейн в «Крекере». Настоящие гвозди в твой гроб, крепче, чем poitin, и в два раза более убийственные. Он сильно постарел, но чего ждать от заядлого курильщика? Малачи подошел и сказал:

— Ты вернулся.

— Верно замечено.

— Я бы убил за сигарету.

— Вы бросили?

— Господи, да нет же, просто забыл в церкви. Служки обязательно сопрут.

Я предложил ему свою сигарету. Он многозначительно взглянул на меня:

— А ты когда начал?

— Простите, святой отец, так вы будете курить или нет?

Он взял сигарету и сразу же оторвал фильтр. Я дал ему прикурить, и он жадно затянулся.

— Дерьмо.

— Милое выражение для священника.

— Ненавижу это дерьмо.

— Так не курите.

— Да не сигареты… похороны, особенно это сборище.

— Ведь все Божьи дети, так?

Он отбросил сигарету и заметил:

— Ничьи они дети, эти бомжи.

Он исчез, прежде чем я успел ответить.

Можете не сомневаться, в гостинице я появился первым. Как выразился человек получше меня: «Просто усраться можно, как это их сюда пустили».

В последнее время тинкеры восстали после долгих лет дискриминации, довольно успешно затевая судебные процессы против пабов, в которые их не пускали. Владельцам питейных заведений пришлось принять меры. Поскольку меня самого не пускали в большое количество заведений, мое сердце по этому поводу кровью не обливалось. Я подошел к стойке. Бармен с виду напоминал Робби Уильямса. Оставалось надеяться, что манеры у него получше.

— Доброе утро, сэр. Вы с похорон?

— Именно.

— В баре все бесплатно до половины третьего. Что вам налить?

— Пинту и рюмку «Джеймсона» вслед.

— Не желаете ли присесть, сэр? Я принесу заказ.

Я сунул в рот горсть арахиса. Странно, но в этот момент я думал о двух писателях. С ними меня познакомил Томми Кеннеди. Уолтер Макен, который и тогда уже был так же хорош, как и сейчас, и Поль Смит. Когда-то на моей полке стояли «Алтарь Эстер», «Упрямый сезон» и моя любимая книга — «Во мне поет лето». Не так давно в библиотеке Ламберт я отыскал «Крестьянку». С моей точки зрения, эта книга, изданная в 1961 году, превосходит и «Город проституток», и «Пепел Анжелы». С помощью Поля Смита я открыл для себя Эдну Сент-Винсент Миллей, а это что-нибудь да значит.

Бармен принес выпивку и сказал:

— Доброго здоровья.

— Спасибо.

Пиво оказалось едва ли не лучшим из того, что мне доводилось пить. Приходилось согласиться с Флэнном О'Брайеном: «Нет ничего лучше пинты простого пива». Легло на кокаин как пушинка. Будучи еще молодым полицейским, я как-то отправился посмотреть Имонна Морисси в «Брате». Еще я должен был посмотреть на Джека Макгоурена в «В ожидании Годо», но вместо этого надрался. Какая оплошность.

Я пригубил виски и вознесся почти до небес. В ресторане начали появляться тинкеры. Подошел Трубочист и сказал:

— Не сидите один.

— Это что, указание? Скажите, что вы сделали с кистью?

— Похоронили.

Я отпил добрый глоток виски. Обожгло, что надо, как доктор прописал. В ресторане уже собралась целая толпа. Я сказал:

— Много народа пришло.

— Мы отдаем честь нашим мертвым. Никто ведь больше о них не позаботится.

— Трубочист, не обижайтесь, но мне хотелось бы определиться, как вас называть.

— Не понимаю.

— Странники, бродяги, цыгане… как? Мне как-то неудобно называть вас танкерами.

— Нас все так зовут.

— Я же не о том спрашиваю, верно? Как мне вас называть?

— Племя. Братья.

— Да? Здорово.

В его глазах появилась задумчивость. Он сказал:

— После Великого голода, если кто-то из братьев умирал, они в отместку поджигали жилища друг друга, вот нас и выгнали.

Его окликнули сразу несколько голосов, он рывком вернулся в настоящее и сказал:

— Мне надо идти.

— Назад к племени.

Он слегка улыбнулся. Я заказал себе еще порцию выпивки и вдруг сообразил, что мне с ними легко. Я бы мог напиться в стельку, но понимал, что должен держаться в рамках. Сказал себе: «Дело совсем простое. Надо только обнаружить, кто это сделал и почему».

Прикончив виски, я решил: «Наплевать на „кто“. Достаточно узнать — „почему“».

Я стоял на Фэер-Грин. Взглянешь на север — там Саймон Комьюнити. Мне недоставало всего нескольких рюмок, чтобы оказаться там на койке. Если они меня примут. Из-за спины манили братья. Бог мой, как они манили, взывали, упрашивали: «Вернись, нажрись, мы о тебе позаботимся».

Я был уверен, что позаботятся. Разумеется, я пошел на восток, миновав, как минимум, четыре пивнушки, где мне если бы и не были рады, то по крайней мере пустили бы. Если по-честному

Так уж повелось, что каждый раз, когда я принимал определенную дозу спиртного, меня охватывало желание. Мне хотелось всего лишь чипсов в газетном кульке, сдобренных уксусом и пахнущих божественно. Отзвуки детства, которого, к сожалению, у меня не было, а так бы хотелось.

Самым приятным воспоминанием детства были чипсы вечером в пятницу. В школу два дня ходить не надо, в воскресенье матч, и в кармане шесть пенсов на чипсы. Когда наконец наступало это время, ты почти никогда не бывал разочарован. Галопом мчался в лавку, где готовили чипсы, и с наслаждением вдыхал магический аромат уксуса и жира. Трудно было стоять на месте от нетерпения. Наконец подходила твоя очередь, и ты заказывал:

— Одна порция с солью и уксусом.

Тебе давали их в газетном кульке такими горячими, что нельзя было есть, поэтому ты совал нос в пакет и нюхал. Среди обещаний, даваемых себе на будущее, я чаще всего клялся, что, когда вырасту, не стану есть ничего, кроме чипсов. Я ненавижу все эти заведения типа фастфуд. Одной из причин является то, что они лишили детей удовольствия наблюдать, как готовятся чипсы. Осталось всего одно заведение в Бохерморе, где все еще можно получить только что поджаренные чипсы, и я теперь покупаю их только там.

Я шел по мосту Святой Бригитты, держа в руке горячий пакет. Затем перешел улицу, не доходя до роскошных домов, и поднялся на холм. Прямо над Хидден Вэлли можно видеть Лох-Корриб во всей его красоте. Ночью огни колледжа отражаются в воде и вызывают некоторую тоску, вот только по чему?

Я все еще не знал.

Около дома я по старинной традиции повозился с ключами. Услышал:

— Простите?

Повернулся и получил железным ломом по зубам. Почувствовал, как раскрошились зубы, и услышал голос:

— Тащи его в аллею.

Аллея проходила рядом с домом. Меня немного протащили, потом с силой пнули по яйцам. Меня вырвало чипсами и выпивкой, и голос сказал:

— Мать твою, он меня облевал.

— Сломай ему нос.

Он послушался, воспользовавшись тем же ломиком. На этом они сделали перерыв. Я лежал, привалившись к стене. Голос над ухом произнес:

— Нравится общаться с тинкерами?

Затем мужик шумно втянул воздух и ударил меня по голове.

Очнувшись, я никак не мог сообразить, сколько времени пролежал без сознания. Мимо прошла пожилая пара. Она сказала:

— Какой жуткий вид, позор да и только.

Если бы я мог, я бы крикнул: «А чего вы ждете? Я же тинкер».

Через некоторое время я заполз в дом, прошел к раковине и сплюнул кровь вперемешку с зубами. Я добрался до гостиной и бутылки ирландского виски и глотнул прямо из горлышка. Алкоголь обжег израненные десны, но все-таки проник в желудок. Костюм был безвозвратно испорчен, голубая рубашка разорвана в клочья. Вопреки тому, что показывают в фильмах, требуется приличная сила, чтобы разодрать рубашку. Я нашел смятые сигареты и закурил. Я держал тяжелую зажигалку «Зиппо», как талисман. Глотнул еще виски, немного полегчало. После недолгих поисков я нашел телефон Трубочиста и возился целую вечность, пока набрал номер. Наконец услышал:

— Алло?

— Это Джек, помогите мне.

И потерял сознание.

Когда я в следующий раз открыл глаза, то не сразу понял, где нахожусь. Лежу в кровати, в пижаме. Первая мысль: «Черт, только не больница».

Если бы больницы, подобно авиационным компаниям, считали на мили, я бы набрал порядочно. Сердце ёкнуло: у дверей кто-то сидит. Голова разламывалась. Присмотрелся: в кресле спит Трубочист. Несет ночную вахту. Я не ощущал похмелья. Это меня насторожило. Почему это вдруг? На коленях Трубочиста лежал девятимиллиметровый пистолет. Лучше мне не делать резких движений. Я слегка кашлянул. Он пошевелился, и я спросил:

— Куда подевалось мое похмелье?

Он встряхнулся, похоже, удивился, обнаружив пистолет, положил его на пол и ответил:

— Вы по уши напичканы обезболивающими таблетками.

Рот онемел, но не болел. С онемением я готов был смириться. Спросил:

— Кто уложил меня в постель?

Он слегка улыбнулся:

— Мы нашли вас на полу. В плохом состоянии, друг мой. Позвали врача, он над вами потрудился. Это было два дня назад.

— Господи.

— Братья охраняют вас по очереди. Разумеется, вам потребуется дантист.

— Я хочу чаю.

Он встал. Я кивком показал на пистолет. Он сказал:

— Если бы он был с вами, вы не остались бы без зубов.

— Со мной были чипсы. Если бы у меня была пушка, мне забили бы ее в глотку.

— Они напали на вас неожиданно?

— Прямо надо сказать, меня застали врасплох.

Он пошел готовить чай, а я осторожно слез с постели. Меня качало, но на ногах я держался. Я медленно двинулся к ванной комнате, избегая смотреть в зеркало. Я никогда не был картинно хорош собой, но без зубов наверняка стал совсем безобразным. Я сказал себе: «Это придает твоему лицу своеобразие».

Еще бы. Это, да еще пушка, может, люди и побоятся со мной связываться.

Прежде чем спуститься вниз, я надел тонкий свитер и старые штаны. Яйца были черно-синими и сильно распухли.

Я умудрился выпить немного теплого чая, обойдясь без тоста. Трубочист дал мне несколько красных и серых таблеток, заметив:

— Помогут держать боль на расстоянии.

Я подумывал о кокаине, но разве со сломанным носом я сумею управиться? Он сказал:

— Я убрал кокаин — вдруг заглянет полиция?

Я не ответил, и он добавил:

— Тирнансы.

— Что?

— Братья Тирнансы, это они вас так отделали. Они ненавидят тинкеров. Они скрылись, но когда всплывут на поверхность… Я вам сообщу.