"Грязный Гарри" - читать интересную книгу автора (Рок Филип)

3

Население Сан Франциско составляло семьсот тысяч человек, но вряд ли нашлось больше двух, которые потрудились бы взглянуть на черно-белый полицейский вертолет. Машина облетала Юнион Сквер, чтобы приземлиться на крыше Дворца Правосудия. Гарри Кэллаген ждал там, дрожа и ежась на холодном утреннем ветру. Дождя не было, и он был уверен, что этот непродолжительный дар природы будет самым отрадным моментом в предстоящем и обязательно гнусном дне. Даже в лучшие времена никогда нельзя было причислить оптимизм к достоинствам Гарри. Он, конечно, не прибывал в глубоком унынии, но в тоже время отнюдь не страдал от приступов беспричинного веселья. Во первых, его левая нога дьявольски болела, сплошь от колена до паха, и только напрягая всю волю он не вскрикивал на каждом шагу. Во вторых, он прочитал в утреннем выпуске «Кроникл» маленькое зашифрованное послание мэра Скорпиону, которое было выделено в отдельную колонку. Ни один человек, кроме горстки посвященных, не поймет, что оно означает…кроме Скорпиона. И оно ему очень не понравится. Гарри поставил бы на кон годовую зарплату, что это так и будет.

СКОРПИОНУ: МЫ СОГЛАСНЫ, НО НЕОБХОДИМО ВРЕМЯ, ЧТОБЫ СОБРАТЬ ДЕНЬГИ. БУДЬТЕ ТЕРПЕЛИВЫ.

Гарри про себя ругался последними словами. Необходимо время, чтобы собрать деньги. Будь у убийцы хоть половина мозгов, и то он поймет, что его стараются перехитрить. Он учует подвох и это приведет к тому, что вновь заработает ружье и смерть Сандры Бейсон покажется легкой неприятностью. Нет, это Гарри не нравилось, и он продемонстрировал свое неодобрение плевком на крышу, полет которого совпал с приземлением вертолета.

Экипаж состоял из двух человек. Солнечно — бронзовые парни, которые выглядели так, будто во всем мире не существует неприятностей, имеющих к ним отношение. Они были проинструктированы, но Гарри снова начал им объяснять — что смотреть и что делать.

— Человек, крадущийся по крыше с ружьем, все равно кто — женщина или мужчина. Мы идем по следу маньяка, так что не лезьте на рожон. Наблюдайте и докладывайте. Усвоили? Наблюдайте и докладывайте. Мы не раздаем медали "За летные боевые заслуги". Так что не фантазируйте. Если сочтете, что ублюдок ускользает, прежде чем мы сможем подоспеть, тогда действуйте решительно, не раздумывая. Не пытайтесь устроить показательную перестрелку, просто свалите его из крупного калибра.

Вертолетчики торжественно переглянулись и пошли обратно к машине. Гарри оставался на крыше до тех пор, пока стальная птица, резко сносимая ветром, не взмыла вверх и исчезла из поля зрения за величественными башнями Золотых Ворот.

Когда он вернулся в офис, гам там стоял невообразимый. Ди Джорджо вкалывал булавки в карту на стене, три инспектора сидели на телефонах, Бреслер расхаживал взад-вперед в стеклянном кубе кабинета, словно леопард, посаженный на цепь. При виде Гарри он поманил его к себе. И хотя бедро саднило и пульсировало, Гарри прошествовал в кабинет так естественно, как это было возможно.

Бреслер сел на край стола.

— Как нога?

— Отлично, — солгал Гарри.

— Хорошо. Ты сама удача, Гарри. Вчера была прекрасная работа. Даже комиссар позвонил и передал поздравления. Позволь присоединить мои. Ты видел, что пишут об этом газеты?

Гарри никак не реагировал.

— Это назвали классическим примером того, как полицейский департамент стоит на страже всеобщего благоденствия… Правда черт его знает, что под этим подразумевается. Так или иначе — мои поздравления.

Он улыбнулся Гарри, который никак не реагировал. Лейтенант нахмурился.

— Я сказал…поздравления.

— Я тебя слышал, Эл.

— Ты мог бы сказать спасибо, или что-то подобное. Немного вежливости тебя бы не убило…

— Меня бы проняло и я бы рассыпался в благодарностях, если бы меня повысили и прибавили жалование. Или это не в интересах всеобщего благоденствия?

Бреслер вопрос игнорировал.

— Полиция Чикаго направила нам бюллетень. Что-то о вооруженном психе, за которым они охотятся. Они предполагают, что он может находиться в зоне залива. Там подробные приметы и прочие детали. Я хочу, чтобы ты все проверил. Это заодно представит тебе возможность познакомиться с Гонсалесом.

— С кем?

— Чарльз Гонсалес — твой новый напарник.

Бреслер смотрел на что угодно, только не на Гарри.

— У меня есть партнер, — спокойно возразил Гарри. — Сэм выйдет через какие-то несколько дней.

— Он вернется, но только не к тебе. Он увольняется… в городскую прокуратуру… посыльным.

— Посыльным? — Казалось, Гарри выплюнул это слово, как мокроту. — Это то, что хочет он и чего хочет его жена. Сэму скоро сорок, и он угодил под пулю. Для него это слишком много. Ты знаешь, он тоже не бессмертный. Я не виню его.

Гарри медленно обошел стул и сел, вытянув перед собой раненую ногу.

— Дьявольщина. Я тоже не виню его, но это удар под дых. Мы долго были партнерами.

— Ничто не вечно, — жесткий тон Бреслера подводил черту. — Гонсалес отличный парень. Молодой и перспективный. Он быстро обучится.

Гарри кисло поморщился.

— Ты смеешься надо мной, Эл. У меня нет времени на дрессировку. Почему ты не представишь новичку возможность набраться опыта и не пошлешь его к Банко или Вице?

— Он останется здесь. С тобой.

— Мне не везет с напарниками, — мрачно буркнул Гарри. — Фандуччи убит… У Сэма — сквозное отверстие в легких. И вот — этот несмышленыш. Джо, как там его…

— Гарри, — резко оборвал его Бреслер, — ты работаешь с Гонсалесом, или вообще не работаешь. Приказ прямо с пятнадцатого этажа. Так что привыкай к этой мысли.

Гарри, смирившись, резко откинулся на спинку стула. Новый напарник. Это как удар в грудь ногой. Напарник — это гораздо больше, чем приятель для времяпровождения. Напарник — это продолжение твоего ума и рук. Партнер должен думать как ты, действовать как ты. Это даже глубже, чем супружество. Чарльз Гонсалес. Гарри никогда о нем не слышал. И это значило, что он новобранец, стажер. Господи, его придется учить всему… начиная с самого начала… заставить делать не так, как его учили в академии, разрушить невинность и иллюзии. Вот таким образом… Гонсалес. Слишком не суетись в поисках улик. Накачанная наркотиками шлюха с длинным языком расколет дело в десять раз быстрее, чем любая научная лаборатория криминальной экспертизы. Множество нюансов, о которых ничего нет в книгах. Опытный коп держит нос по ветру, тянущему прямо с улицы. Имея дело с людьми, коп не имеет право относиться ни к кому с презрением, если он действительно нуждается в информации. Он пытается не замазаться грязью, но как на это не гляди, это грязный бизнес. Как глубоко Чарльз Гонсалес это почувствует и поймет? До какой степени он с этим совместим?

— Познакомься с Гонсалесом, Гарри, — голос Бреслера резко прервал размышление Кэллагена. Он поднял глаза и увидел стоящего в дверях новичка. Большого впечатления он на Гарри не произвел. Молод, подумал он, очень молод. Милый, с чистенькими, аккуратно вылепленными чертами. Латиноамериканец. В блестящих штиблетах… в отутюженных брюках… новое, отлично пошитое пальто… рубашка в голубую полоску и широченный галстук. Он выглядел, как страховой агент.

— Привет, — пробурчал Гарри.

— Очень приятно познакомиться с вами, мистер Кэллаген. Я много слышал о вас.

Гонсалес шагнул в кабинет с улыбкой на лице и протянутой для рукопожатия рукой. Гарри только внимательно его разглядывал.

Гонсалес на какой-то миг застыл в нерешительности, потом сунул руку в карман. Угрюмый сноб, — подумал он. Это правда, что он много слышал о Гарри Кэллагене, но из того, что он слышал, мало что характеризовало Гарри с хорошей стороны.

Бреслер устало улыбнулся.

— Кое-что насчет Гарри. Вы должны усвоить: у него есть предрассудки. Он недолюбливает англичан, греков, итальянцев, поляков и американских индейцев. Вы упоминаете о них, и у Гарри возникает чувство неприязни.

Гонсалес выдавил скупую улыбку.

— Как насчет мексиканцев?

— Само собой. Особенно это касается задир, — примирительно буркнул Гарри. Он встал, прикусив губу, чтобы не застонать от боли.

— Ладно, покончим с этим… напарник. Я научу тебя, что и как. Если будет что-то неясно, просто спрашивай.

— Слушаюсь, мистер Кэллаген.

Гарри проигнорировал явно прозвучавший сарказм. В глубине души партнер ему нравился. У него появился напарник, который не будет крутиться вокруг попусту, что всегда оборачивается дополнительной работой. Это обычно характерно для начинающих.

— Можешь прекратить величать меня мистером. Даже мои недоброжелатели зовут меня Гарри.

— Ладно, — сдержано ответил Гонсалес. — Мои друзья зовут меня Чико.

Итак, это свершилось. Они были партнерами, командой, которой предстояли и хорошие, и плохие времена. Гарри пытался оценить его физические кондиции, пока они выходили из кабинета Бреслера и шли через зал для прессы. Парень шел неплохо, легко и раскованно. Человек был уверен в себе и владел своим телом.

— На сколько ты тянешь? — спросил Гарри.

— Семьдесят пять, — ответил Чико, и в его голосе все ещё звучала нотка сдержанной осторожности. — Я выступал как полутяжеловес.

Парень выглядит все лучше и лучше, — размышлял Гарри.

— Сколько лет этим занимался?

— Три года.

— Я мог видеть тебя здесь. Ты работал в здешних клубах?

Чико отрицательно покачал головой.

— В Академии Сан Хосе.

Гарри резко остановился, повернулся и взглянул в лицо молодого человека.

— Кроме того, ты с самого начала должен знать, что я не люблю умников из колледжей.

— Может быть, я просто не пришелся вам по вкусу?

Глаза Чико, обычно коричневые и бархатные, потемнели. Тепло, характерное для таких глаз, ушло, и взамен появился блеск и твердость скалы. Чико не отрывал взгляда от лица Гарри.

— Я ещё недостаточно знаком с тобой, чтобы у меня сложилось о тебе то или другое мнение, но я никогда не слышал, чтобы кто-то из окончивших колледж смог достаточно долго удержаться в нашем департаменте. Может быть, это влияние диплома. Обычно эти люди думают, что они гораздо шустрее и способнее, чем на самом деле. В известных ситуациях они проявляют медлительность и нерешительность, и всякая мразь, которая никогда не помышляла о пятом классе, из обреза разносит их умные головы вдребезги. Не допускай, чтобы твой же диплом убил тебя, так как рядом с тобой могут прикончить и меня.

— Я это запомню.

Голос Чико был столь же тверд, как и глаза.

— Ладно, я сказал то, что считал нужным. Теперь покончим с этим. В тебя нужно вдолбить уйму всякой всячины.

— Я хотел бы знать только одно. Почему вас называют Грязный Гарри?

Гарри Фрэнсис Кэллаген не ответил. Его губы искривились в подобие улыбки, но в его глазах Чико Гонсалес не заметил и искорки юмора.

— И это тоже предстоит в тебя вдолбить.

И он поспешно и целеустремленно зашагал к выходу.

У него не было имени. Вообще никакого. Может и было когда-то, но это было давно и человек забыл его. Он видел свое имя на листе бумаге… Оно было напечатано так, чтобы иметь значение, но у него было другое мнение. Кроме имени там была напечатана мелким шрифтом дата рождения: 14 ноября 1938 г. Это было важным. Это что-то значило. День когда он родился. Очень важно. Он был Скорпион, а Скорпионы — особые люди. Он читал это в книге.

ТЫ ОДИН ИЗ ТЕХ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ПОТРЯСАЮТ МИР МОЩЬЮ СВОЕЙ ЛИЧНОСТИ, ПОДОБНОЙ ОГНЕДЫШАЩЕМУ ВУЛКАНУ, НЕОБЪЯТНОЙ И НЕУЕМНОЙ. ТАКОВО ТВОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.

— Да, Я — Скорпион. Я не нуждаюсь в каком-то жалком затертом имени! прокричал он. Никто не мог его слышать. Он стоял на крыше здания, с которого открывался вид на площадь Вашингтона. Стоял и смотрел вниз на машины, с трудом продвигающиеся вдоль Колумбус Авеню. Бампер в бампер, с непрерывным воем клаксонов.

— Свиньи, проклятые Господом свиньи!

Он давно здесь стоял, просто глядя вниз на все эти автомобили, медлительную металлическую реку, текущую в никуда. В правой руке он держал дешевый коричневый чемодан, в левой — газету. Много лет назад он пытался осмыслить свое имя. Воспроизводил его в уме пытался изменить, переставляя все буквы, или располагая их в разном порядке. Но как бы он не комбинировал, имя оставалось для него ничего не значащим звуком. Но Скорпион! Это было совсем другое дело. В нем звучала музыка! Оно подразумевало что-то значительное. И он присвоил его себе. У него обычно спрашивали: "- Назовите, пожалуйста, ваше имя. Вы не знаете, как вас зовут? Или не хотите сказать?"

— Ублюдки, — прокричал он ветру. — Тупые ублюдки!

Почему они настырно спрашивают, как его зовут? Они ведь знают. Перед ними лист бумаги, где оно напечатано. Они хранят все имена в картотеке. Сотни имен. Тысячи имен. Имена занесены на листы коричневой манильской бумаги, и когда эти тупые ублюдки спрашивали его имя, те лежали прямо перед ними на столе. Тупые выродки. Врачи, как они говорят. Врачи! Они не врачи, они тупые ублюдки. Это известно всем.

У МЕНЯ НЕТ ИМЕНИ. У всех есть. Вы не хотите назвать нам свое? АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЭЮЯ. Вот мое имя. Мое имя среди этих букв, но я утерял его. Если вы такие умные — найдите его. И они обмениваются взглядами и качают головами.

— Черт с ними!

Ему всегда хотелось завопить: СКОРПИОН! ВОТ МОЕ ИМЯ… СКОРПИОН! Но Арчи сказал, что если он так сделает, то никогда отсюда не выберется. Скорпионы хитры и умны. Они умеют хранить тайну. Они осторожны. У них развитое воображение…и бешенный темперамент — вулканический, сказано в книгах. Он был осторожен, скрытен и умен. Он сломал шею сиделке, чтобы выбраться оттуда.

Он присел на корточки возле ржавой, скрипучей вентиляционной башенки, аккуратно поставив чемодан у ног. Развернул газету и позволил ей лететь по ветру — лист за листом. Удержал только первый лист, где была колонка частных объявлений. Одно из них, напечатанное жирным шрифтом, он подчеркнул:

СКОРПИОНУ: МЫ СОГЛАСНЫ, НО НЕОБХОДИМО ВРЕМЯ, ЧТОБЫ СОБРАТЬ ДЕНЬГИ. БУДЬТЕ ТЕРПЕЛИВЫ.

— Будьте терпеливы?

Его голос сорвался в издевательском вопле, он рвал страницу на мелкие кусочки и пустил обрывки по воздуху, словно конфетти, наблюдая за их танцем в порывах ветра.

— О, ублюдки! Вы тупые ублюдки!

На какой-то миг он вперил горящий взор в пространство. Лицо покрылось потом, глаза остекленели от ненависти и гнева. Они пытаются его одурачить. Затеяли возню, словно играют с ним в игрушки. Они не имеют права так поступать. Это простое сделка. Никаких проблем. Все как на ладони. Почему они не могут этого понять? Почему они решили усложнить ему жизнь, действуя не по правилам?

БУДЬТЕ ТЕРПЕЛИВЫ.

Сотня тысяч вшивых баксов? Город зарабатывает их за день. Получают куда больше только за парковку. Они могут изъять это из своей драгоценной кассы и даже не заметить.

БУДЬТЕ ТЕРПЕЛИВЫ.

— Лжецы!

Руки тряслись, и он с трудом открыл чемодан. Ружье лежало внутри, каждая деталь сверкала патиной масла. Он собрал всю конструкцию быстро и сноровисто, защелкнул магазин с патронами и перенес ружье на край парапета крыши.

— Изумительно, — прошептал Скорпион и пристроился возле металлической пожарной лестницы. Тут он укрылся в полосе тени, и стало трудно, почти невозможно, заметить его с улицы. Ствол ружья выступал наружу не более чем на фут и он держал его неподвижно, на единственной цели: парадном входе католического Собора святых Петра и Павла.

— Я здесь, святой отец, — взмолился он. — Выйди, падре. Сделай шаг наружу, святой отец. Я жду тебя. Выходи.

Но в ярком круге телескопического прицела мелькнула только пожилая женщина в белом платке.

Сержант Миллер отдал ручку от себя и ослабил нажим на педаль. Вертолет, чутко отреагировал на его легкое прикосновение, нырнул и завис в пяти сотнях футах над холмами. Миллер взглянул на Килпатрика, сидящего рядом с планшетом на коленях. К планшету была пришпилена карта города, содержавшая информацию о расположении всех высоких зданий в районе Норт Бич и Рашен Хилл, где было намечено патрулирование.

— Куда теперь? — прокричал Миллер. Голос его заглушал рокот лопастей винта.

— Облети вокруг Койт Тауэр, — прокричал в ответ Килпатрик. — Затем пройдем от Юнион до Ван Несс.

— Роджер и Доджер, — завопил Миллер, широко скалясь, изображая крутого парня в голубом берете. — Поехали!

Килпатрик тоже улыбнулся, отложил карту и взял бинокль. Миллер подал ручку вперед, прибавил газу и стальная птица тотчас понеслась вперед, к причалам Рыбного порта, через Джефферсон, набережную, Северную Косу. Улицы и здания, верхушки крыш заскользили под ними. Килпатрик медленно водил биноклем взад-вперед, но все что он видел — кресты телеантенн, бельевые веревки, рабочих, заливающих крышу горячим варом, пухленькую девочку купающую в тазике маленькую собачку.

— Что-нибудь происходит? — осведомился Миллер.

Килпатрик улыбнулся и отрицательно покачал головой. Иногда, особенно над Хашбери, была вероятность увидеть на крышах голые парочки. Однажды они видели пару, занимавшуюся любовью. Женщина, лежавшая на старом матрасе, взглянула вверх и помахала им рукой.

Перед ними возникла Койт Тауэр, окрашенная солнцем в цвет сверкающей меди. Миллер резко развернул вертолет, затем лег на курс к яркому пятну площади Вашингтона.

Килпатрик увидел его совершенно случайно. Сначала он ничего не заметил на крыше и уже готовился перевести бинокль дальше по ходу, когда на несколько мгновений задержался, чтобы рассмотреть странную телеантенну. На ней было больше вибраторов, чем на радаре эсминца, и Килпатрик удивленно прикидывал, для чего же, черт возьми она может служить. И только тогда он наткнулся на чемодан и в ярде или двух от него — скорчившегося человека.

— Стой! — завопил он, в то время как крыша ускользнула из поля зрения. — Облети ещё раз. Какой-то тип на крыше. Мне кажется, у него ружье.

— О, Боже! — думал Килпатрик, пока Миллер форсировал двигатель и бросил вертолет в глубокий вираж. — Вдруг это он?

ПРОСТО СВАЛИТЕ ЕГО ИЗ КРУПНОГО КАЛИБРА.

Неофициальная инструкция инспектора Кэллагена. Ладони Килпатрика вспотели, когда он протянул их к пулемету, смонтированному в поворотной турели. Он никогда не убивал людей, и испугался этой перспективы. Держал ли человек ружье? Он был не уверен. Это могло быть ещё что-нибудь.

— Вот он, — выкрикнул Миллер. Он вел машину вниз к крыше под небольшим углом, рыская вправо и влево, чтобы удержать человека в поле зрения. Тот был в изрядном замешательстве и заметался, вглядывался в вертолет. Лицо его побелело, рот широко раскрыт. Он что-то вопил.

Килпатрик не мог рассмотреть толком, что человек держал в руках. Это могло быть ружьем — и с тем же успехом клюшкой для гольфа.

ПРОСТО СВАЛИТЕ ЕГО ИЗ КРУПНОГО КАЛИБРА.

Крупнокалиберный пулемет размажет человека по крыше.

А что, если это не ружье?

Килпатрик схватил мегафон и высунулся из каплевидной кабины.

— Стой! Стой, именем закона! Стой или будем стрелять!

Человек не остановился, а захлопнул чемодан и побежал. Он мчался, как испуганный олень, сквозь путаницу проводов ко входу на лестницу.

— Стой! Стой!

Но человек исчез.

— Как, черт возьми, его могли упустить? — горько спрашивал Чико Гонсалес.

Гарри Кэллаген ничего не ответил.

— Они могли в два счета уложить его, — продолжал Чико. — Я не могу понять, почему они не могли опуститься на крышу… Может быть, не садится, чтобы не повредить лопасти винта… но просто зависнуть пониже, чтобы один мог спрыгнуть и преследовать подозреваемого. Правильно? Или хотя бы просто внимательно следить за зданием, чтобы засечь, откуда он выйдет. Мне кажется…

— Может, они слишком много болтали, и потому ничего не видели, прервал его Гарри, нажимая при этом на слово "болтали".

Чико подумал.

— Возможно.

— Лучше бы тебе замолчать. Внимательно смотри за людьми. Оратор!

Напарнику, как и всем людям, присущи недостатки, но один Гарри не мог переносить физически — это болтливость. За последние шесть часов Чико Гонсалес наговорил столько, сколько Сэм Флеминг с трудом выдавливал за шесть месяцев! И тем не менее Гарри должен был согласиться, что у парня светлая голова. Он быстро все схватывал и трезво оценивал. Он не спасует, когда обстоятельства сложатся не лучшим образом. В этом Гарри был уверен. И это позволило ему отчасти смириться с судьбой. Но только отчасти.

Они объезжали улицы с момента доклада с патрульного вертолета о человеке на крыше. Уже спустился вечер, и было похоже на то, что парень скрылся и, таким образом, выиграл первый раунд. Запахло крупной неудачей, но, на худой конец, у них было неплохое описание, которое передавалось по радио каждые тридцать минут:

ВСЕМ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯМ… ОБЪЯВЛЕН РОЗЫСК МУЖЧИНЫ, СОВЕРШЕННОЛЕТНЕГО, ЛАТИНСКОГО ТИПА, КОТОРОГО В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВИДЕЛИ В РАЙОНЕ ПЛОЩАДИ ВАШИНГТОНА. ПОДОЗРЕВАЕМОМУ ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ — ТРИДЦАТЬ ЛЕТ, ВЕС ПРИМЕРНО 145 ФУНТОВ. НОСИТ БЕЖЕВЫЕ ЧЕСУЧЕВЫЕ БРЮКИ, ЖЕЛТУЮ РУБАШКУ, КОРИЧНЕВУЮ ВЕТРОВКУ. МОЖЕТ НЕСТИ СТАРЫЙ КОРИЧНЕВЫЙ ЧЕМОДАН, В КОТОРОМ УЛОЖЕНО РУЖЬЕ. РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПО ПОДОЗРЕНИЮ В УБИЙСТВЕ, ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ, ЧТО ОН ОЧЕНЬ ОПАСЕН.

Сообщение предназначалось не только для полицейского департамента Сан Франциско, оно было передано в патрульную службу калифорнийских хайвеев, в департаменты Окленда, морского округа и далее по полуострову в южном направлении до Пало Альто и Маунтин Вью. Убийца сейчас мог быть в Лос Анжелесе или Орегоне. Или разгуливал по соседней Грант Стрит.

— Человек в коричневой ветровке, — быстро проговорил Чико, одной рукой стукнув Гарри по плечу, а другой указывая направление.

Гарри резко нажал на тормоза и взглянул вправо.

Человек в бежевых брюках и коричневой ветровке лениво фланировал вдоль квартала, ковыряя в зубах зубочисткой. Гарри улыбнулся.

— Это — Пит Пистолет. Известнейший грабитель на Северном Побережье.

И снова поставил ногу на педаль газа.

Чико нахмурился.

— Да? Так почему мы его не арестуем? Описание совпадает.

Гарри усмехнулся.

— Пит — наркоман. Он не в состоянии попасть в слона с десяти футов. Кроме того, я не хочу его трясти слишком часто. Он мой информатор. Настоящий клад для меня!

— Полицейский осведомитель, — презрительно буркнул Чико.

— Не придирайся и не осуждай их, Панчо.

— Чико, — терпеливо поправил Гонсалес, по крайней мере десятый раз за день.

— Я их не осуждаю. Мне это просто не нравиться. И ты доверяешь доносчику?

— Как своей матери.

— Почему?

— Потому, Чико… Потому, что он знает, что я с ним сделаю, если он солжет.

— Что-то вроде путевки в Квентин?

Гарри глубоко вздохнул, и хотя вопрос был примитивен даже для новичка, все же ответил:

— Конечно нет. Я отведу человека в сторонку, поговорю с ним, а потом прибью его язык к дверям.

Чико не был уверен, дурачит его Гарри или нет, и просто устало улыбнулся. Он приложил немало усилий, чтобы закончить Академию в Сан Хосе. Четыре года работы и учебы. Только работы и учебы. Но он закончил первым в классе с дипломом бакалавра социологии. Социологии! Не так уж трудно было бы понять это Гарри Кэллагену. Если только не принимать во внимание, что Гарри, кажется, не вписывается ни в одну из известных науке категорий человеческого поведения.

— Давай-ка перекусим, — предложил Гарри, сворачивая на запад на Филберт.

— Прекрасно. Я знаю одну маленькую, милую за…

Слово застряло в горле у Чико, так как он заметил человека, стремительно пересекающего улицу. Человека среднего роста, в бежевых чесучевых брюках, коричневой ветровке, несущего в правой руке чемодан. Фары выхватили его на миг, и он тут же затерялся в толпе.

— Человек с чемоданом!

— Где?

— Идет по улице… справа…в толпе.

Гарри прибавил газу, но быстро проехать вперед не было никакой возможности. Они застряли в ловушке. Грузовик впереди и легковая вплотную сзади.

— Ты его ещё видишь?.

— Нет…да! Поворачивает на Медоу Плейс.

Гарри удалось, словно на пленку, запечатлеть облик быстро идущего человека за миг до того, как тот исчез за углом. Человек среднего роста… бежевые брюки… коричневая ветровка… чемодан в руке.

— Выпрыгивай, Чико, и блокируй Медоу. Он идет до Краусгрилл, другого пути нет. Я проеду туда. Теперь вперед!

Чико открыл дверь и вывалился из автомобиля в тот момент, когда Гарри рванул руль влево, и, набирая скорость, обошел грузовик.

Он провел машину по встречной полосе почти полквартала, затем резко свернул на свою сторону, выжал из мотора все, что мог, и затормозил на Краусгрилл Плейс. Прямо перед ним оказался узкий переулок. До угла, где переулок резко поворачивал вправо, было около пятидесяти ярдов. Гарри побежал к углу, прижимаясь к стене и на ходу вытаскивая револьвер. Где-то в конце переулка он услышал звук торопливых шагов и затем хлопок двери.

Гарри заглянул за угол, держа револьвер наготове. Переулок был забит черными мусорными контейнерами. Он двигался в темноте — один маленький шажок за другим, каждый нерв в теле напряжен, как стальной провод. Тот хлопок двери мог быть естественным, но мог быть и уловкой. Человек с чемоданом мог сидеть скорчившись за мусорным контейнером, с ружьем в руках, выжидая, когда Гарри совершит ошибку. Этого Гарри делать не собирался.

Из окна трехэтажного здания посреди переулка падал свет. Гарри быстро двигался к нему, огибая контейнеры и корзины, согнувшись, словно солдат под огнем. Он знал этот дом. В обветшалом от времени здании сдавались меблированные комнаты. Окно светилось в самой мрачной его части. Место перестрелок и поножовщины одуревших от дури наркоманов, и тут же — притон проституток. Окно находилось на первом этаже, но высоковато, чтобы заглянуть внутрь. Положив револьвер в кобуру, Гарри выбрал контейнер, закрыл его, тщательно перекатил под окно, забрался наверх и осторожно, не высовываясь, стал разглядывать комнату.

Бежевые брюки и коричневая ветровка были там.

Человек стоял в ярком свете голой лампы без абажура. Стоял спиной к Гарри, склонившись над неубранной постелью. Простыни были замызганы до желтизны и свисали так, словно спавший покинул ложе в необычайной спешке. Человек положил чемодан на подушке и возился с замками.

— Открой, открой его, — хрипло шептал Гарри, прижав ствол револьвера к раме окна. Дверь в комнату распахнулась и вторглась женщина: огромная неряшливая блондинка с очень бледной кожей.

— Бог мой, — пробормотал Гарри с благоговением. Она выглядела так, словно была матерью всех бродяг на свете. Женщина медленно направилась к незнакомцу, её необъятная грудь перекатывалась под пурпурной блузкой. Бедра, живот и ягодицы распирали желтые атласные брюки.

Человек обернулся, рот его расплылся в улыбке…

Косоглазое лицо, огромные зубы.

Револьвер в руке Гарри дрогнул.

Китаец?

Он засунул револьвер в кобуру, но как будто прилип к мусорному контейнеру, наблюдая живописную картину в комнате. Китаец нежно погладил блондинку, затем быстро повернулся к чемодану, открыл его и стал вытряхивать содержимое на кровать. Вывалилась спрессованная масса грязного белья.

Человек выудил из кучи небольшой, аккуратно упакованный сверток и передал его женщине. Та принялась энергично разрывать обертку. Китаец тем временем придвинулся к ней вплотную, стал лапать её грудь и судорожно шарить, нащупывая молнию на брюках.

— Потрясающе, — прошептал Гарри. Происходящее сильно смахивало на сцену из порнографического фильма.

Женщина наконец развязала пакет, упаковка свалилась на пол. Она держала миниатюрную ночную сорочку, просто кукольную, сплошную пену прозрачного нейлона. Благородный жест со стороны мужчины. Крошечное одеяние в толстых руках женщины походило на носовой платок. В лучшем случае сорочку она могла натянуть на руку. Тем не менее она его поцеловала и стала покусывать за ухо, пока он пытался стащить с неё брюки. Молния в конце концов не выдержала и те упали.

Гарри увидел мясистые бедра с синеватыми прожилками вен, черный треугольник кружевных трусиков… и почувствовал, что летит по воздуху.

Фантастика. Он ничего не слышал… ничего не видел… и теперь падал, глотая воздух.

Он рухнул на спину и остатки воздуха вырвались из легких, словно лопнула покрышка. Мусорный контейнер прокатился мимо, загремев вниз по переулку.

— Подонок, ублюдок чертов! Его плотно обступили какие-то люди огромные безобразные парни. В глазах Гарри они двоились и троились, казалось, их целая армия. Он пытался сфокусировать взгляд, пытался глотнуть хоть немного воздуха, чтобы что-то сказать. Но не удавалось толком хорошо сделать ни то, ни другое…

— Я… по… по… лицей…

— Ты Богом проклятый подонок, — рычал один из парней.

— Зови полицию, — бросил другой. Гарри мучительно старался подняться на ноги.

— Я сам по… лицей… ский.

Кто-то ударил его в живот, он сложился пополам и опустился на колени.

— Что он сказал?

— Мне показалось, он сказал, что он — коп.

— Он псих. Посмотри на него. Паршивый сексуальный маньяк. Дай ему как следует!

Парни медленно сжимали кольцо вокруг Гарри, который корчился на ледяной земле. Тяжелые ботинки начали приподниматься для нанесения ударов, казалось, Гарри придется совсем худо, как вдруг послышался звук торопливых шагов.

— Стоять! Все к стене!

Чико Гонсалес мчался к освещенному пятну, в руке его сверкал револьвер. Парни нерешительно заколебались, затем, беспокойно оглядываясь, отступили к стене.

— Отпусти их, Чико! — выдохнул Гарри, с трудом поднимаясь на ноги.

— Отпустить? Они напали на офицера полиции!

— Я сказал, отпусти.

— Он действительно коп! — удивленно произнес один из нападавших. — Как же так? Мы думали — он псих.

— Он и есть полудурок, — добавил другой. — Он стоял на этом мусорном контейнере и подсматривал за Горячей Мери и её парнем.

— Горячая Мери? — Чико выглядел сбитым с толку.

— Да, да. За Горячей Мери.

Парень дернул головой в сторону освещенного окна. Чико поймал мимолетное видение обнаженной женщины, этот гигантский вернисаж белой плоти, за мгновение до того, как упали плотные шторы.

— Эй, парни, — с трудом выдавил Гарри. — Проваливайте к черту отсюда… Вперед!

Те заскользили по переулку, словно тени.

— Горячая Мери, — нараспев протянул Чико. — Как же так?

Гарри отряхнул с себя пыль, и с достоинством, на которое только был способен, двинулся к машине.

Чико безмолвно следовал за ним.

— Вот я просто думаю…

— О чем это? — прорычал Гарри.

— Почему вас называют Грязный Гарри?

Гарри разразился тирадой из слов, не значащихся в словаре, вскочил в машину и хлопнул дверью.

Радио трещало, повторяя их кодовый номер. Гарри дотянулся до выключателя.

— Машина 71, почему так долго не выходили на связь? — прозвучал голос сержанта Диксона. — Для вас, Гарри, кое-что есть. Потреро Хилл, Угол Сьерры и Техас стрит. Молодой черный парень.

— Что с ним?

— Кто-то выстрелил ему в лицо.