"Угол падения" - читать интересную книгу автора (Андреева Наталья)

Глава 5 И ТОЛЬКО МАЛЕНЬКОЙ ЛЮБВИ НЕ БЫВАЕТ

Леонидов ехал к женщине, вокруг которой завязался такой плотный клубок сложных человеческих взаимоотношений, и не представлял, как сможет эту женщину в чем-то обвинить. Он боялся не справиться со своими чувствами и подпасть под ее обаяние. Красота всегда вызывает в людях священный трепет, даже если она создана для того, чтобы разрушать.

Лада Анатольевна Елистратова жила с мужем и сыном в одном из старых микрорайонов Зеленограда. Их квартира на десятом этаже выходила окнами на раскинувшийся вокруг города лес. Огромное кухонное окно было своего рода рамой для роскошного пейзажа, отражавшего красоту начавшейся осени.

В эту картину великолепно вписывалась невысокая женщина, опиравшаяся спиной о подоконник и обратившая к Леонидову красивое, но с уже начавшей увядать красотой лицо. Она сама была ранней осенью, еще молодой и прекрасной, испорченной только легкой грустью и сожалением о том, что лучшие дни все-таки позади. Черные длинные волосы Лады Анатольевны, скрученные в узел на затылке, подчеркивали прекрасную форму головы и выгодно оттеняли голубой цвет глаз. Ни одна из линий этого изумительного лица не была красива сама по себе: нос слегка вздернут, глаза небольшие, а рот, в противоположность им, слишком велик, ресницы обычной длины, легкие веснушки на щеках. Но все вместе составляло гармонию, которая называется красотой. Глядя на нее, хотелось стать хоть немного причастным к редкой красоте, на которую иногда расщедривается матушка-природа.

«Пожалуй, Ирина Сергеевна пристрастна к этой женщине, хотя всячески от этого открещивается», — подумал Леонидов, вспомнив, как отозвалась о Ладе Серебрякова.

Они молчали уже минут десять. Он не решался начать разговор: Лада привела его на кухню и замерла у окна, ожидая вопросов.

— Что же вы молчите, Алексей Алексеевич? Правильно я запомнила ваше отчество? — наконец проявила инициативу она и, уловив ответный кивок Леонидова, продолжила: — Я готова с вами побеседовать, хотя, признаться, неважно себя чувствую. Последние дни были не самыми приятными в моей жизни.

— Извините. Не прийти к вам я не мог. И есть доля вашей вины в том, что приходится сегодня так тяжело . переживать. Если бы вы вышли замуж за Серебрякова пятнадцать лет назад, то сейчас ни вам, ни вашим близким не было бы так больно.

— Вы были у Ирины? Боюсь, ее иллюзии имеют мало отношения к тому, что произошло на самом деле. Все, что она вам сказала, лишь бред ее уставшего воображения. Столько лет жить надеждой на признательность Александра — от этого можно помешаться.

— А она к вам не так жестока, Лада Анатольевна. И я не нашел у нее следов умственного расстройства. Ирина Сергеевна не кинулась обвинять вашего мужа в убийстве, хотя на основании ее показаний дело давно могло быть раскрыто.

— И я, конечно, должна быть ей невероятно признательна? Но у меня что-то не возникает подобного чувства.

— За что же вы так не любите Ирину Сергеевну?

— Да, не люблю. И у меня есть право не объяснять причины.

— Странно: вы уводите у нее мужа, разбиваете жизнь, она вас великодушно прощает и даже защищает.

— Да, я любила Сашу, и она его любила. Но ее любовь оказалась сильнее, раз пережила эти годы. Почему я так отношусь к Ирине? Просто завидую. Да, Бог дал мне больше, чем ей, он дал мне право выбрать любого мужчину. Но он не дал мне ни одного сильного чувства, чтобы это право осуществить.

— Почему вы не вышли замуж за любимого человека? Не попытались построить свою жизнь с ним?

— Пыталась. Но, наверное, была не слишком убедительна. Мы объяснились с Александром.

— Когда?

— За неделю до моей свадьбы. Все уже было решено: заказан ресторан, разосланы приглашения, студсовет выделил комнату в общежитии. Не знаю, что на меня нашло в тот день. Вообще та весна была какой-то нервной…

Весна действительно была для нее какой-то нервной. Все валилось из рук, не хотелось ходить на лекции, раздражала капризная погода, когда яркое солнце сменялось холодным дождем, а больше всего раздражала предстоящая свадьба. Лада смертельно устала за этот последний месяц. Столько суеты, было со свадебным платьем, туфлями, шляпкой: все необходимо было достать. Лада не выносила дисгармонии в одежде — наверное, потому, что папа ее был художником: талант свой он дочери не передал, зато наградил удивительным чувством цвета и пропорций. Многие годы люди подавали, заявление в загс из-за приглашений в салолы для новобрачных, где можно было раздобыть модные дефицитные, вещи. Но даже в этих магазинах трудно было найти что-нибудь оригинальное, соответствующее изысканному вкусу Лады. Когда же наконец было покончено с нарядами, пришлось бегать по магазинам в поисках продуктов к свадебному столу. Ужин в ресторане был, конечно, заказан, но кое-что предстояло докупить. Да и на второй день, когда предполагалось продолжить празднество в квартире родителей, нужно было позаботиться, чем кормить гостей. Мама Лады была категорически против ее замужества и почти не помогала, родители Андрея, наоборот, принимали горячее участие, но оказались людьми непрактичными и тратили уйму денег понапрасну. Будущей семейной паре пришлось все взять в свои руки.

Часто, вернувшись в общежитие после беготни по необъятной Москве, Лада задавала себе один и тот же вопрос: «Кому это нужно?» Она охотно посидела бы в каком-нибудь скромном кафе в компании близких друзей и обошлась без всякой помпы и без грандиозного гуляния подвыпившей родни. Планировалось чуть ли не двести человек гостей, кавалькада машин у загса, груды цветов и чудовищных размеров свадебный торт.

Лада готовилась пережить это стихийное бедствие, но сил почти не осталось. Сейчас, совершенно разбитая, она лежала на кровати и не могла прийти в себя. Почему-то вспомнилась примета, что если выходишь замуж в мае, то всю жизнь маяться будешь.

«Не буду я маяться, не буду, — уговаривала она себя. — Андрей меня очень любит. Никто и никогда не будет меня так любить. Никто и никогда…» Эти слова начинали напоминать заклинание: Лада уговаривала себя поверить в собственное счастье. Но в душе не было ощущения того, что все было благополучно, имелось только глубокое отвращение ко всему, что с ней должно было произойти через несколько дней.

Да, самой, природой Ладе предназначалось право выбора. Она могла принять любое из многочисленных брачных предложений, но сердце ее молчало. Лада была лишена сильных эмоций, предпочитала пассивно принимать все происходящее, многочисленные знаки внимания скользили, по ней, как солнечные лучи по прохладной воде, не достигая дна. А жить в общежитии становилось все тяжелее. Каждый считал себя вправе приходить в любое время, чуть ли не ночью, навязывая свое общество девушкам. Соседка беззастенчиво пользовалась Ладиными вещами и талантом притягивать к себе мужчин. В их комнате постоянно толпился народ. Кто-то играл на гитаре, кто-то пил чай, кто-то включал на полную громкость магнитофон, демонстрируя модные, дефицитные записи.

Лада устала от бесконечных попыток мужчин напоить ее, чтобы затащить в постель, купить, соблазнить дорогими шмотками или оригинальностью своего ума. Каждый считал своим долгом попробовать: авось получится. Она стала женщиной для всех: никто не мог похвастаться ничем конкретным, но все намекали на свои особые с ней отношения. Ей надоело опровергать вздорные слухи и выставлять за дверь поздних гостей. Три года Лада как-то протянула, но потом поняла, что дальше так продолжаться не может.

Она решила выйти замуж за человека, который сможет оградить ее от назойливых ухаживаний и не будет требовать горячей ответной любви. Лада мечтала всего лишь о спокойных ночах, о возможности нормально доучиться, получить диплом и избавиться от шлейфа слухов.

Андрей Елистратов оказался кандидатурой подходящей. Во-первых, он был скромен, тих и никогда не засиживался в их комнате позже десяти часов вечера, во-вторых, он был порядочен, потому что не пытался применить по отношению к Ладе ни одной из перечисленных выше гнусностей, в-третьих, он был физически очень силен, занимался вольной борьбой и даже выигрывал какие-то соревнования, никто не рискнул бы с ним связаться без угрозы собственному здоровью. И самой главной причиной была, конечно, его фанатичная страсть к Ладе. Он давно бы уже вышвырнул всех ее поклонников из заветной комнаты, если бы только получил на это право. Право наконец было дано: они официально объявили о готовящемся бракосочетании. Андрей был счастлив. Поклонники исчезли с горизонта, как тучи после грозы, в комнате воцарился покой. У Лады и в мыслях не было торопиться со свадьбой, достаточно было лишь официального статуса невесты, но Андрей стремился укрепить свои позиции. Медленно, но верно дело шло к свадьбе. Ладе ничего и не надо было делать, она просто не сопротивлялась ходу событий и не успела опомниться, как был назначен день свадьбы. Елистратов упорно вел свою партию к свадебному маршу Мендельсона, почти уже празднуя победу, когда сердце его невесты неожиданно очнулось от многолетней спячки: на горизонте возник внезапным смерчем студент четвертого курса Александр Серебряков.

Если бы Ладу спросили, почему именно он, она не нашла бы ответа, как большинство людей, любящих не за что-то, а вопреки. Они полюбили друг друга именно потому, что не могли быть вместе. Серебряков не был особенно красив или жутко талантлив, он не блистал на спортивных ристалищах и не ставил целью — красный диплом, наоборот, он старался ничем не выделяться, но всеми был замечен. К Александру относились настороженно, потому что его реакция была всегда непредсказуемой. Лада же его заметила только потому, что он старался не замечать ее. Ее самолюбие было задето, она стала нарочно попадаться ему на глаза, чтобы лишить его ореола этакой неприкосновенности и заставить потерять голову, потом стала делать глупости в полной уверенности, что никто этого не замечает, и, наконец, влюбилась запоздавшей первой любовью, навсегда надрывающей сердце и оставляющей там внушительный рубец.

Их роман развивался с точностью до наоборот: чем больше они друг в друга влюблялись, тем заметнее избегали друг друга. Хорошо, когда из двух влюбленных хоть один обладает способностью сделать первый шаг, совсем прекрасно — когда оба, и трагично — когда никто. Так бывает только в юности. В более зрелом возрасте люди не боятся признаться и в более тяжких грехах, чем любовь. В конце концов, Лада решила выйти замуж назло, из мести, из дикой ревности к девушке, которой он умышленно уделял внимание. Просто чтоб доказать всем, что между ней и Серебряковым ничего нет.

И вот в тот майский день, за несколько дней до свадьбы с нелюбимым, но надежным человеком, она лежала на кровати, думала об этом и неожиданно поняла, что не может больше сидеть дома и ждать, когда все решится помимо ее воли. Она надела старенькие джинсы, набросила ветровку и вышла на слепящий солнечный свет.

Вокруг блаженствовали очумевшие от яркого солнца люди. Их лица, уже слегка обгоревшие на солнце, сияли, как надраенная медь. Лада шла по студенческому городку, принимая приветствия и поздравления с предстоящим замужеством. Если бы ее спросили, что она ищет и куда идет, она не смогла бы ответить. Просто в такой необыкновенный день не должно быть места обыкновенным событиям. Даже мороженое, купленное в первом же попавшемся киоске, показалось вкуснейшим деликатесом, а знакомая березовая аллея — не чем иным, как дорогой в рай. Лада пошла по ней, щурясь на клейкие молодые листочки берез и замирая от гулкого стука сердца. Аллея выходила к спортивному стадиону, где группа веселых, почти совсем раздетых студентов гоняла мяч. Парни орали и охотно падали в мягкую, недавно пробившуюся на поле траву.

Саша сидел на трибуне и наматывал на колено эластичный бинт. Рядом валялась синяя спортивная сумка и бутылка из-под минеральной воды.

Лада подошла:

— Можно сесть?

Не отрывая глаз от травмированной ноги, он буркнул:

— Садись.

— Надо троксевазином натереть, а потом обматывать. У меня в комнате есть тюбик.

— Обойдемся.

— Вы — это ваше величество Александр Серебряков? Может, глянешь хоть раз, а то не вспомнишь потом, какие у меня глаза.

Он поднял голову и внимательно посмотрел в улыбающееся Ладино лицо:

— Тебя можно поздравить?

— Пока еще рано. А тебе не терпится? Могу пригласить на свадьбу в качестве почетного гостя.

— Почему же не свидетелем?

— Потому что для свидетеля ты слишком слеп. Не видишь дальше сврего больного самолюбия.

— Знаешь, я, пожалуй, пойду. А то еще твой жених придет мне морду бить. Я не такой здоровый, как он, могу и в больницу попасть, а скоро сессия.

— Ты еще и трус?

— Ради своей девушки я не испугался бы, а ради чужой…

— Саша, тебе не надоело от меня бегать?

— А тебя что, задело, что я к тебе не пристаю, как другие? Тебе все мало? Замуж ведь выходишь, чего пришла.

Лада проглотила и это. Сегодня она решила высказаться до конца:

— Погода на улице хорошая. Не хочешь прогуляться?

— С тобой?

— А чем мое общество тебя не устраивает? Слушай, Саша, ты можешь хоть один день в жизни наплевать на все? Можешь ты сейчас поехать со мной покататься на речном трамвае, погулять в парке или просто в кино сходить, в конце концов? Зачем пришла. Спрашиваешь? Скажу! Я первая скажу, я тебя люблю. Это хороший повод для прогулки?

Александр встал, закинул на плечо спортивную сумку и сказал:

— Пошли.

Идя вдоль низкого заборчика, окружавшего стадион, Лада крепко держалась за его локоть, и ей было уже наплевать, что им вслед удивленно смотрят студенты.

«Кто-то из них непременно доложит Андрею, но мне уже все равно. Сегодня я буду счастлива», — думала она, прижимаясь к горячему плечу Александра.

В жизни каждого человека бывают дни, в которые вмещается целая жизнь, и, прожив их, уже не жалеешь ни о сером прошлом, ни о предстоящем безрадостном будущем. Такие дни врезаются в память, как след от ожога, и вспоминаются только в моменты большой боли. Тогда стоит их вспомнить, чтобы не жалеть ни о чем, что случится потом, и еще раз прожить короткий, но ослепительный отрезок счастья.

Этого дня Лада не забывала никогда. Сначала они пошли на пристань и сели в речной трамвай, который радостно рванулся резать серую воду Москвы-реки. Берега светились дымкой пушистой зелени, ветер трепал ее черные волосы и бросал их в лицо Александра, он отряхивался от них, как от паутины, и смеялся. Они целовались, слизывая друг у друга с кончика носа и щек капли воды, впереди у них был длинный весенний день.

Потом был парк, белая беседка у воды, запах ожившей земли и заново родившегося леса. Лада никогда не помнила слов, которые были сказаны, — так, бессмысленный бред влюбленных, где каждое слово ничего не значит и в то же время значит все. В ее памяти все слилось в единый аккомпанемент жестов и поцелуев.

— Завтра я все скажу Андрею.

— Я сам скажу. Это наше с ним дело.

— Ты меня любишь?

— Люблю. Выйдешь за меня замуж?

— Да. Нам так хорошо вместе!

Но временами он мыслями был не с ней, о чем-то думал. Но Лада не хотела замечать досадных мелочей и не замечала. Она получила наконец-то самую желанную игрушку и не хотела в ней разочароваться. Упоение собственной победой кружило ей голову. Она получила все, что хотела, и этот пик упоительного взлета преследовал ее потом всю жизнь. Много лет спустя, легко получая дорогие, недоступные большинству вещи и неизменную любовь мужа, она так и не могла оценить их, потому что они доставались слишком легко. Но здесь, в этой некрашеной беседке, сидя на грязной лавке в обнимку с нищим студентом, она была уверена, что получила все, о чем только можно было мечтать.

День угасал. Майские ночи длинные, поэтому темнеет поздно, но быстро становится холодно потому, что солнце еще не набрало свою летнюю силу. Они замерзли и зашли в какое-то кафе со стандартным набором дежурных блюд и неопрятными столиками. Саша принес ей стакан чаю и несколько бутербродов.

— А ты?

— Я больше всего люблю томатный сок и бутерброд с сыром.

— Я тоже. Давай делись.

— Нет, выпей сначала чай. Надень мой свитер, синяя вся.

— А ты что, в одной футболке будешь?

— Считай, что я джентльмен, а настоящий джентльмен ни за что не признается даме, что замерз.

— А потом будет страдать от воспаления легких и принимать от нее огромные букеты…

— Можно просто поселиться у джентльмена дома и стать ему родной матерью.

— Вот почему ты предлагаешь мне последнюю теплую одежду?

— А ты думала, я бескорыстен и порядочен? Нет, у меня коварные, далеко идущие планы. Вообще я несостоявшийся донжуан, а теперь представился подходящий случай.

Пока он болтал всю эту чепуху, Лада натянула теплый свитер и согрела руки о стакан чая.

— А что еще ты любишь, кроме томатного сока, Саша?

Он начал перечислять, сначала в шутку, но спустя некоторое время они с удивлением отметили, что любят одни и те же вещи. Им нравились одна и та же еда, одни и те же фильмы и одни и те же предметы. Они любили одно и то же вино, одну и ту же музыку, предпочитали иметь одних и тех же друзей.

— Слушай, Лада, нам будет с тобой неинтересно вместе. Я же все уже про тебя знаю, — пошутил Александр.

— Считай, что это не первый наш день, а сто первый. За несколько часов мы прошли такой длинный путь, — улыбнулась Лада.

Он бросил в урну смятый бумажный стаканчик:

— Пошли. А то действительно заболеем. До общаги еще доехать надо.

В электричке веселые шумные люди радовались жизни и удачно проведенному дню. Дети дремали, склонив головы на родительские колени, разноцветные воздушные шарики оседали на грязный заплеванный пол. Лада дремала, согревая дыханием замерзшее Сашино плечо, ей страшно не хотелось проспать хоть мгновение этого чудного дня, но усталость брала свое.

Он ласково дышал ей в макушку и тихонько шептал: «Спи, спи…»

Саша разбудил ее на нужной остановке. Прислушиваясь к щебету птиц в придорожных кустах, они добрели до общежития.

— Зайдешь? — сонно спросила Лада.

— Только чтоб довести тебя до кровати, а то ты свалишься по дороге возле чьих-нибудь дверей, и тебя непременно подберут.

— Ну уж нет, теперь я дойду. Когда ты придешь?

— Завтра. Мне сегодня предстоит разговор с Андреем. Давай высыпайся, завтра нелегкий день. Это сейчас все кажется так легко и ясно. Он так просто тебя не отдаст.

— Ты так говоришь, будто, мое мнение ничего не значит. Отдаст — не отдаст, какая разница?

— В жизни все решают мужчины. Запомни. Иди спи. — Он поцеловал Ладу в нос, слегка прижался губами к волосам. Потом постоял немного, посмотрел, как она вошла в подъезд, и, нахмурившись, пошел к мужскому общежитию. Предчувствия не обманули Серебрякова: у дверей его комнаты стоял Андрей…

…Наутро Лада проснулась, все еще наполненная вчерашним ощущением счастья. Сладко потянулась, взяла с тумбочки зеркало. Никогда еще собственное лицо не доставляло ей столько радости. Она гладила ровные черные брови, трогала милый вздернутый нос, водила мизинцем по шершавой линии губ. Было смешно, непонятно отчего, и немного страшновато. Потом Лада встала, особенно тщательно причесалась и пошла ставить чайник. Все это время она внимательно прислушивалась ко всем движениям за дверью, ей все время слышались шаги. Стук в дверь раздался только около одиннадцати. Лада бросилась открывать. На пороге стоял Андрей Елистратов, слегка бледный, но вполне уверенный в себе.

— Здравствуй, солнышко, как спала?

Лада замялась, не решаясь его впустить. Андрей обнял ее, решительно передвигая внутрь комнаты.

— Андрей, разве ты не знаешь? Разве ты не разговаривал, ну вы не встречались?..

— Ты платье подшила? Ты говорила, что оно длинное… Торопись, времени мало остается.

Лада в замешательстве села на кровать:

— Свадьбы же не будет.

— Будет, — уверенно сказал Андрей, доставая из кармана какую-то бумажку. — Ты его ждешь, я знаю. Мы говорили вчера. Ты устала, перенервничала, наделала глупостей, а Саша просто не хотел тебя обижать.

— Как это не хотел обижать? — Лада почувствовала, как заколотилось ее сердце.

— Он тебя не любит.

— Он же говорил… Не может этого быть. Он меня любит, любит…

— Да мало ли что он там тебе вчера наговорил. Ты в зеркало на себя посмотри: красивая девушка, кто откажется с тобой по Москве прогуляться? Вот Сашка и дрогнул. Но жениться… никогда он на тебе не женится. Не хотел тебя расстраивать, но он тут тебе записку написал. — Андрей протянул обычный тетрадный листок, на котором размашистым почерком было написано только:

«Лада, я никогда к тебе не вернусь». И подпись: «Александр». Все.

Она долго не могла сказать ни слова. Она ничего не понимала. Ни одно из объяснений не приходило на ум. Андрей не торопил ее, молча смотрел в любимое лицо и ждал, когда можно будет продолжить.

— Хорошо, Андрей, но неужели ты мне вот так все простишь? Вчерашний день, когда мы с Сашей были вместе, когда я решила не выходить за тебя замуж?

— Какой вчерашний день? Да ничего же не было. Ну, прогулялась в компании с парнем в парк, я же не султан какой-нибудь, что мне на тебя, паранджу надеть? Я был занят, ты хорошо провела время, и давай об этом забудем, а?

— Я никогда не забуду.

— Ну и не забывай, как хочешь. Можешь всю жизнь умирать по своему Серебрякову, но ничего у тебя не выйдет. А я могу и еще подождать. Ну, давай отложим свадьбу?

— Не надо ничего откладывать. — Лада встала и пошла примерять свадебное платье. — Помоги мне надеть, Андрей. — Она прямо посреди комнаты стянула через голову свитер и обернулась, глядя в его напрягшееся лицо: — Разве мы не поженимся через неделю? Что ж ты стоишь? Ты-то меня любишь?

— Да, я люблю, — хрипло ответил Андрей, сжав крупными пальцами хрупкие плечи.

— Подожди, я дверь закрою, — сказала Лада, слегка двинув плечами, чтобы освободиться от горячих тяжелых рук.

Щелкнул замок, и скоро она очутилась в железном кольце его рук и обжигающих поцелуев. Андрей не стал отказываться от того, что в отчаянии ему было предложено, а Лада даже не почувствовала первой боли, потому что там, где было сердце, болело сильнее.

— До сих пор не знаю, что же тогда случилось. Через неделю была наша с Андреем свадьба, мы переехали в другое общежитие и несколько месяцев не виделись вообще. Позже я узнала, что Саша тоже женился, меньше чем через год у них с Ириной родился ребенок. Надеюсь, теперь вы не будете обвинять меня? Я сделала все, что могла, Александр сам захотел, чтобы случилось именно так.

— А когда вы встретились спустя пятнадцать лет, неужели Серебряков так ничего и не объяснил?

— Мы это не обсуждали. Что случилось, то случилось.

— И вы решили оставить мужа и уйти к человеку, который один раз уже вас обманул?

— Я ничего не решила. Мужчины всегда решали все за меня. Просто в тот день, двадцать девятого августа, я вдруг поверила, что могу пережить еще один ослепительный миг счастья. Как глупо. Никогда нельзя повторить первую любовь. Она, как зарубцевавшаяся рана, всегда напоминает о себе, но трогать ее нельзя. Теперь рана открылась и залила всех кровью. Настоящей человеческой кровью. — Лада закрыла лицо руками, мысленно возвращаясь к тому дню, когда, забыв о семье, о муже, о стыде, безоглядно кинулась в омут одуряющей страсти.

— Знаете, мы прожили с мужем пятнадцать лет, и я никогда ни о чем не жалела. У меня была спокойная жизнь. После института Андрей получил распределение в один из столичных НИИ, и мы остались в Москве. Поначалу я тоже работала, потом родился Алеша. Муж все время где-то подрабатывал, а когда мы получили квартиру и переехали наконец из общежития, ушел из. института и занялся бизнесом. Конечно, грандиозных успехов он не достиг, в отличие от Саши, Андрей никогда не стремился создать собственную империю. Но на обеспеченную жизнь нам хватало. Фирма у Андрея небольшая, но до недавнего времени процветающая. Сейчас он мне ничего не рассказывает, как, впрочем, и раньше, но думаю, что мы выживем.

Моя жизнь была слишком спокойной, подобно застоявшейся, в кругу воде, может быть, поэтому я так обрадовалась появлению в ней Саши. Впрочем, обрадовалась — не то слово. Я не обрадовалась, нет, я ожила. Он всегда был для меня ослепительным светом, и вот этот свет опять врывается в мою жизнь, и все остальное просто исчезает. Саша очень изменился. Теперь я увидела, уже не странноватого юношу, а уверенного; жесткого мужчину. Он просто брал свое. Сразу стал очень настойчив, никаких недомолвок и намеков, даже лицо его изменилось. Я узнавала его и не узнавала. Конечно, мы не молодеем, я тоже изменилась, но он как будто все в себе перетряхнул. А мне просто захотелось получить то, что не досталось тогда. Знаете, как бывает, когда хочется по-другому прожить какой-нибудь день своей жизни. Кажется, что исправишь ошибки, все изменишь к лучшему, а получается еще хуже. Нужно хранить свои мечты, но не надо их осуществлять.

Сначала Андрей сделал вид, что ничего не происходит. Сразу же согласился пойти в гости к Серебряковым. Кстати, он никогда не вспоминал о том, что случилось тем майским днем, как будто его и не было в нашей жизни, и не было никакого студента Александра Серебрякова, которому вешалась на шею его будущая жена. С Сашей они вполне мирно беседовали, обсуждали последствия кризиса, разговаривали о политике. Так, типичный мужской треп, вызывающий у женщин зевоту. Потом зазвонил сотовый. Ирина ушла на кухню, мы остались одни.

Все как будто складывалось специально для того, чтобы мы соединились снова. Говорили какие-то безумные слова и не могли друг от друга оторваться. Саша, как и тогда, сказал, что сам все устроит. Чтобы я ни о чем не думала, только о том, что мы будем вместе. Договорились, что я позвоню ему в понедельник и мы встретимся.

Уже в тот вечер поведение мужа показалось мне странным. Почти не разговаривал, не надоедал, как обычно, с поцелуями. Знаете, с годами он любил меня еще больше. Когда был дома, всегда старался находиться рядом, крутился на кухне, пытаясь помочь. А в ту субботу закрылся в комнате и что-то делал, меня не пустил.

— У него был пистолет?

— Что? Не знаю. Я была слишком поглощена своими чувствами, чтобы думать о чем-то другом. Отсутствие Андрея было очень кстати, мысленно я уже была на предстоящем свидании, думала, что надеть, чтобы понравиться Саше, куда мы поедем, как все у нас будет. Спать мы с мужем легли в разных комнатах. Но никаких объяснений не было. Весь следующий день я бегала то в парикмахерскую, то к массажистке, примеряла кучу платьев, повторяла про себя тысячи безумных слов, которые хотела Саше сказать. День пролетел незаметно. Вечером Андрей долго не приходил, когда же появился, то ужинать не стал, опять ушел к себе. Хорошо, что Алеша был на даче у бабушки, он переживал, когда мы с Андреем ссорились. Впрочем, это бывало очень редко. Я иногда уставала от однообразия своей жизни и заводилась от какой-нибудь мелочи. Тогда мы с ним просто куда-нибудь уезжали, чтобы развеяться и освежить впечатления. Этим заканчивались все размолвки.

Двадцать девятое августа. Я прожила в этот день две половины своей жизни: одну самую счастливую, а другую самую несчастную. — Лада сделала паузу. — Хотите выпить, Алексей Алексеевич?

— Да, не откажусь.

Лада достала бутылку джина, тоник, лед. Себе налила примерно один к двум, Леонидову плеснула неразбавленного и положила несколько кубиков льда.

Они молча выпили, Лада как бы задумалась. Наконец продолжила…

— Саша позвонил мне около часу дня. Сказал, что уже купил для нас квартиру в Митине, объяснил, как туда добраться. Мы договорились, что встретимся там через час. Я рванулась, как безумная, ничего вокруг не замечая.

Лада действительно ничего не замечала. Серая «вольво» ее мужа следовала буквально в нескольких метрах, но Лада гнала свою машину, не обращая внимания ни на что, кроме дороги. Ей хотелось взлететь над этим потоком металлических коробок и очутиться там, где ждал ее Александр.

А он действительно уже ждал. Когда Лада набрала код, тяжелая дверь открылась сразу, Саша стоял у лифта на пятом этаже с безумно счастливыми глазами. Он схватил ее за руку и буквально втащил в квартиру. Они стали жадно целоваться прямо в темной прихожей. Так, обняв друг друга, беспрерывно целуясь, они вошли в зал, где на огромном полированном столе стояли в хрустальной вазе роскошные розы. У комнаты был еще нежилой вид, новенькая мебель пахла магазином, вещи лежали на своих местах, следы человеческих рук еще не легли на гладкие блестящие поверхности стекла. Ладе вдруг стало как-то неуютно.

— Я не все успел, — сказал Саша, заметив ее смущение. — Мебель привезли только вчера, да и то только в эту комнату. Это, конечно, не то, к чему ты привыкла, но все здесь будет, как скажешь. Я хочу, чтобы ты оживила своими руками наш дом.

— Саша, что ты задумал?

— Решил сделать то, что обещал много лет назад: жениться на тебе. Иди сюда, любимая…

— Подожди. Почему ты думаешь, что это нужно?

— Потому, что я так хочу. И ты этого хочешь. Разве ты меня разлюбила за эти два дня? — Он посмотрел на Ладу с неприятной насмешливой улыбкой.

— Нет, я не разлюбила тебя ни за два дня, ни за пятнадцать лет.

— Тогда иди сюда. — Он протянул руки и кивнул на огромную кровать.

Лада приблизилась и присела. Что-то еще мешало ей, какая-то неприятная мысль или чье-то имя, вертевшееся на языке. Саша целовал ее обжигающими страстными поцелуями. Как он умел целовать: жадно, настойчиво и властно, так, что не было сил оторваться от его губ. И все исчезло, все окружающее слилось в узкую светлую точку, где в наслаждении плавились их тела.

Он был подтянут и мускулист, почти как ее муж, но тоньше и гибче. Лада не любила заниматься любовью, со временем она научилась отвечать на ласки Андрея и даже находить в этом удовольствие, но такого жгучего пряного чувства ей не приходилось испытывать никогда. Это было совсем другое: темное пьянящее желание, затмевающее разум, стремление освободиться от всего и- насладиться властью берущего расплавившееся тело мужчины. Кожа горела от самых незначительных прикосновений, тело стремилось навстречу ласкам Александра. И сама Лада никогда так смело не ласкала мужчину.

Прошло всего несколько минут, но мир вокруг изменился. Вещи уже не казались чужими, комната — нежилой. Лада не могла ни о чем думать, она просто лежала на Сашином плече, вдыхая его запах. Голова слегка гудела, щеки горели так, что казалось, будто через тонкую кожу сейчас прорвется кровь.

— Люблю тебя, — шепнула она, трогая его слипшиеся пряди волос.

— Тебе понравилось?

— Ты, об этом спрашиваешь? Ты что, ничего не понял?

— Я хочу, чтобы ты сама об этом сказала. Лада смутилась.

— Чур я первая в ванну. — Она пролетела по пушистому ковру, кутаясь в прихваченную с кровати простыню. В ванной висел новенький шелковый халат и лежала куча полотенец. Лада залезла под теплый душ и начала постепенно согреваться. Вместе с теплом к ней возвращалось ощущение неуверенности в том, что она поступает правильно.

Саша ждал ее с бокалом вина в руке и тарелкой фруктов. Лада уткнулась носом в шею, пытаясь в тепле любимого тела найти поддержку своим новым ощущениям.

— Распусти волосы, — попросил он, поставив бокалы на журнальный столик рядом с кроватью.

Лада вынула шпильки из растрепанной прически. Длинные черные волосы упали ей на спину, распространяя вокруг тонкий цветочный аромат. Саша уткнулся в них лицом и тихонько начал дуть, чтобы они разлетались в разные стороны.

— Давай поедем ужинать в какой-нибудь ресторан! — предложил он.

— Зачем?

— Хочу, чтобы все меня увидели с самой красивой женщиной на свете.

— Ты грубо льстишь. Но я тебе верю. Мне никуда не хочется идти. Надо поехать домой, приготовить ужин. Я забросила домашнее хозяйство со своей любовью.

Серебряков внимательно посмотрел на нее:

— Когда ты сюда переедешь? — : Ты думал о наших семьях?

— Конечно. У меня сын уже почти взрослый, отправлю учиться куда-нибудь в Англию. А твой Алешка будет жить с нами.

— А если Андрей этого не захочет? Или сын?

— Ерунда какая. Ребенок при разводе всегда остается с матерью. Не переживай, все наладится. Это только кажется, что так страшно менять свою жизнь. Мир ведь не изменился: солнышко по-прежнему светит, дома стоят на своих местах, люди не стали ходить вверх ногами. А на то, что они о тебе думают, наплюй. Денег у меня хватит, чтобы устроить себе маленький необитаемый остров, посреди этого людского дерьма.

— Ты стал таким злым.

— Не бойся, не для тебя. Пока ты меня любишь, у нас не будет проблем.

— А если разлюблю? — пошутила Лада, глядя в стальные непрозрачные глаза.

— А этого уже я не допущу, — засмеялся Саша и снова начал ее целовать.

«Почему, когда он меня целует, я перестаю задавать себе нужные вопросы?» — думала Лада, вновь погружаясь в сладкую одурь. Теперь Саша уже не спешил, медленно ласкал ее тело, растягивая острое удовольствие ожидания…

Потом, когда все кончилось, Лада спросила:

— Сколько же у тебя было женщин?

— Одна. Сейчас. На других я просто тренировался. — Он пружинисто поднялся и пошел в душ.

Потом они снова лежали рядом, разглядывая друг друга. Лада никак не могла привыкнуть к тому, что рядом лежит раздетый мужчина, но не ее муж.

— Ну что, постарела? — наконец не выдержала она.

— Ты самая красивая женщина. — Он потянулся за сочной гроздью винограда.

Лада лениво щипала янтарные ягоды и не решалась опять начать серьезный разговор.

«Я оставлю это на потом, не хочу портить такой прекрасный день. Пусть сегодня мне будет хорошо», — подумала она и, вздохнув, стала укладывать волосы в прическу.

— Саша, застегни мне платье.

— Все-таки поедешь сейчас к нему?

— Да его и дома-то нет. Второй день почти не разговаривает, спит в своей комнате. Так что не переживай, я буду все время только о тебе думать.

— Что ж, отложим до завтра. У меня сегодня как раз есть одно дельце. Надо разобраться с делами, а потом устроим твой переезд.

Лада подумала, что так и не сказала ему «нет».

— Знаете, я так и не сказала ему «нет». Язык не повернулся, думала отложить до следующего раза.

— Как же вы собирались жить дальше? Думали, что Серебряков оставит вас сам, или хотели иметь его в качестве любовника?

— Я должна бы обидеться, но скажу просто, что не знаю. Ничего я не знаю, как бы все у нас получилось. Это я сейчас с такой уверенностью говорю, что не оставила бы мужа, потому что Саши уже нет. В тот день меня просто несло по течению, и ничего не казалось таким определенным. Потом, когда мы вышли из подъезда, произошла эта ужасная сцена. — Она снова глотнула из стакана.

— Какая сцена? — насторожился Леонидов.

— Мы с Сашей вышли вместе. Он решил заехать в офис, мне срочно надо было домой, чтобы прийти раньше Андрея, и тут у подъезда я увидела его «вольво». Как только мы вышли, он тут же выскочил из машины и подбежал к нам. Знаете, я терпеть не могу сериалы, считаю, что весь этот бред можно говорить только в каком-то кошмаре, а тут произошла прямо сцена из пошлого фильма: муж застукал жену на месте преступления и побежал бить морду любовнику.

Да, именно так все и было. Они бросились друг на друга прямо возле подъезда. Топтались на месте, как два барана, в какой-то миг мне даже стало смешно. Конечно, это дурацкий нервный смех, но я не могла его сдержать. Тут Андрей так врезал Саше, что я жутко испугалась. Подбежала к ним и сказала какую-то глупую фразу, вроде того что нечего меня позорить перед людьми. Хотя какие люди? Новый, почти не заселенный дом, вокруг ни души, да и никто меня не знает. Но Андрея мои слова как бы отрезвили, он сразу прекратил драку, схватил меня за руку и потащил в свою машину. Потом заорал: «Дай мне ключи от своей!» Он никогда на меня раньше не кричал. Я сразу отдала ключи, хотя и не поняла, зачем они ему нужны. Потом Андрей крикнул: «Сиди здесь!» — и снова пошел к Серебрякову. Драться они уже не стали, о чем говорили, я не слышала, все было не очень долго. Наконец, Серебряков как-то странно и неприятно засмеялся, а Андрей весь позеленел, я подумала, он сейчас снова ударит Сашу, но муж сдержался и вернулся в машину.

Мы рванулись с места, в окно я увидела, как Саша стоит бледный, с оторванными пуговицами и злым лицом. Я махнула ему рукой, он кивнул в ответ, а Андрей начал грязно ругаться. Нецензурных слов я от него никогда не слышала. Я молчала. Я была ведь виновата во всем этом кошмаре, что он меня ударит — не боялась, боялась, что муж сделает что-нибудь ужасное с собой или с Сашей. Андрей летел как бешеный, несколько раз мы чуть не попали в аварию. Меня под конец поездки всю трясло.

Дома я спросила только: «Что же теперь будет?» Андрей сказал, что теперь это его дело, и велел мне никуда не выходить и никому не звонить. Потом выдернул телефонную розетку и забрал сотовый. Несколько минут муж копался в своей комнате, вышел с каким-то свертком. Я ревела на кухне, Андрей отобрал у меня ключи от квартиры и ушел, заперев снаружи дверь.

Я страшно испугалась. За мужа, конечно. Андрей очень сильный физически человек, но не злой. А Саша непредсказуем, он способен был на все, он не стал бы моего мужа останавливать, а, наоборот, воспользовался бы ситуацией.

— В ваших словах нет никакой логики. Любили вы Серебрякова, а испугались почему-то за мужа. Говорите, что, если бы они встретились, убил бы Александр, а ночью на площадке у лифта находят его труп. Не понимаю…

— Именно потому, что был убит Саша, я сомневаюсь, что это сделал Андрей. В спину мой муж стрелять бы не стал, все произошло бы честно, и тем более не убил бы заодно двух невинных стариков. А Саша был более хладнокровен, он мог не просто убить, а еще и обратить все в свою пользу, например подать все как самооборону. Вот почему я не могу представить, что мой муж убил троих людей. Хотя дома его в тот момент не было. Приехал он поздно, уже после двенадцати, злой, колено разбито. Ничего объяснять не стал, мы вообще не разговариваем с того вечера, только при сыне стараемся создать видимость нормальных отношений. А утром в «Новостях» передали, что убит крупный бизнесмен Александр Серебряков и что убийство, судя по всему, заказное. Я нашла в себе силы, чтобы позвонить Ирине и узнать, когда похороны. В конце концов, нам было нечего больше делить.

Андрей отвез меня на кладбище. Да вы все видели, вы же там были. Вы стояли в сторонке и всех разглядывали, а потом стояли около красной машины с красивым молодым мужчиной.

— Да. Я там был. Скажите, Лада Анатольевна, что вы чувствовали на этих похоронах?

— Как ни странно, облегчение. Страшно говорить, но так лучше для всех нас.

— У меня создается впечатление, что вы и не любили его вовсе?

— Трудно сказать. Потом, когда я жутко испугалась за Андрея, то все поняла. Я любила Сашу только один день, тогда, в мае, а Андрея все эти годы, когда он был рядом. Это разная любовь: одна как яркая вспышка света, другая как равномерно греющий домашний очаг. А в жизни у нас так мало ярких впечатлений, что именно их хочется повторить, а то, что никуда не исчезает, увы, не ценится.

Потом, знаете, Анны Карениной из меня все равно бы не вышло. Я не готова разрушить семью, поддавшись страсти, презрев мнение общества и оставив сына. Андрей никогда бы мне его не отдал, да и Алешка не представляет себе другого отца. Всем, что мне дорого, я обязана именно мужу, и кто знает, смог бы мне столько же дать Саша.

Почему я завидую Ирине: она не стала рассуждать, сломает себе жизнь или нет, когда выходила за Серебрякова, просто пошла за ним, в ее жизни будто другого выбора быть не могло. Если бы я могла так любить… А у меня даже никогда не было силы просто сказать «нет».

— А где сейчас ваш муж, Лада Анатольевна?.

— На работе, наверное. Он ведет себя так, как будто не имеет к убийству Саши никакого отношения: встает, как обычно, занимается делами, много времени проводит с Алешкой. Да что я говорю: все время, когда дома, только с ним и проводит. Я как чужая. Машина моя куда-то пропала. У меня нет сил съездить в Митино, может, она и сейчас там стоит. Сижу, что-то пытаюсь делать, но видеть никого не хочется. От людей тошнит. Будто кто-то, кроме меня, виноват. Вы арестуете мужа?

— Ну, если он собирается куда-то бежать…

— Вы смеетесь? Я же говорю, что Андрей на работе. В фирме дела идут неважно, он старается взять кредит в банке, спасает дело.

— А вы не можете предположить, что было в том свертке, который взял с собой ваш муж в день убийства? Оружие?

— Я ничего не буду предполагать, более того, мои показания вообще не могут быть приняты во внимание, потому что я жена. И против мужа я выступать не буду.

— Что ж, это ваше право. Остальное придется выяснять именно с Андреем Елистратовым. Знаете, Лада Анатольевна, я не представляю пока, как смогу вам помочь, но мне хочется, чтобы вы снова обрели если не счастье, то хотя бы покой. Может быть, вам самой все рассказать мужу и вместе попытаться найти выход. В конце концов, даже если он и убил, то он всегда останется отцом вашего ребенка и самым любящим вас человеком.

— Спасибо. Если честно, мне не у кого искать ни совета, ни утешения. Поэтому спасибо, и помогите нам, пожалуйста…

Когда Алексей уходил из ее уютной, со вкусом обставленной квартиры, он опять думал о том, какие же разные бывают женщины. И самое главное, они сами толком не могут оценить свои чувства и понять, чего хотят.

До своего кабинета он добрался уже в шесть часов вечера. Матвеев ждал его, стоя у зарешеченного окна.

— Ну, как успехи, сыщик?

— Там такая драма на охоте, Павел Николаевич, трудно себе представить!

— Ну, ты мне свою начитанность не демонстрируй. Выкладывай голые неприкрытые факты.

— А факты таковы, что муж застукал жену вместе с любовником и решил выяснить отношения. И пистолетик у него, похоже, имелся.

— Что, обычная бытовуха?

— Она самая. И все из-за баб! Черт бы их побрал!

— Сбежать он не собирается?

— Не похоже. Сидит, ковыряется в бумагах. Я по пути звякнул на всякий случай его секретарше, Лада Анатольевна телефон дала. Зарылся, как крот, в свои балансы.

— Будем брать?

— Может, до завтра отложим? У меня что-то голова гудит. Надо переосмыслить. Знаете, что не вяжется в этой версии? Деньги. Зачем он прихватил этот проклятый пакет, если он действительно убил Серебрякова?

— Да, вопрос серьезный, но лучше будет, если тебе на них сам Андрей Елистратов и ответит. Как считаешь, Леонидов?

— Да никак я уже не считаю. Я просто домой хочу. Завтра предъявим обвинение этому Отелло.