Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Перевод: katusha Правка: Liska–Aliska, vetter.

Глава 6

Гарри как раз направлялся домой. Он привык кататься верхом по утрам, даже в городе. Он уже собирался выехать из парка, когда заметил сидящую на скамейке леди Оливию Бевелсток. Гарри счел этот факт достаточно интересным, чтобы остановиться и быть представленным ее подруге, но после нескольких секунд банальной беседы решил, что не считает ни одну из них достаточно интересной, чтобы отвлекать его от работы.

Тем более, что из–за леди Оливии Бевелсток он и так серьезно опаздывал с переводами. Она, правда, прекратила за ним следить, но причиненный ею вред оказался непоправимым. Каждый раз садясь за стол, он чувствовал на себе ее взгляд, даже прекрасно зная, что она плотно задернула занавески. Факты в данном случае совершенно не имели отношения к делу, стоило ему поглядеть на ее окно, и он терял как минимум час рабочего времени.

Это происходило следующим образом.

Он смотрел на окно, поскольку оно было здесь, и вовсе не смотреть на него просто не получалось, разве что он тоже поплотнее задернул бы шторы, чего он делать не собирался, ведь он сидел в кабинете целыми днями. Итак, он смотрел на окно и сразу думал о ней, потому что, ну, в самом деле, о чем ему еще было думать, видя окно ее спальни? И тут же начинал раздражаться, поскольку: а) она не стоит его энергии; б) ее там даже нет; в) из–за нее у него работа стоит. «В» неизменно приводило его в еще большее раздражение, на этот раз направленное на себя самого, поскольку: г) ему явно не хватает умения сосредоточиться; д) это же просто дурацкое окно и всё; и е) если уж так распускаться из–за женщины, то пусть эта женщина ему хотя бы нравится!

На пункте «е» он обычно испускал длинный стон и заставлял себя, наконец, вернуться к переводу. И, как правило, работал целую минуту или две, а потом снова бросал взгляд на окно, и вся эта чертова бессмыслица повторялась с самого начала.

Именно поэтому, увидев, как при упоминании о брате по лицу леди Оливии Бевелсток пробежало облачко крайнего беспокойства, он решил, что нет, он еще не должен возвращаться к работе. После всех причиненных ею неприятностей, он прямо–таки жаждал понаблюдать, как будет мучиться она сама.

– Вы знакомы с братом леди Оливии, сэр Гарри? – спросила мисс Кадоган.

Гарри спрыгнул с лошади. Похоже, он надолго здесь задержится.

– Не имел такого удовольствия.

При слове «удовольствие» личико леди Оливии невыразимо кисло скривилось.

– Он ее брат–близнец, – продолжила мисс Кадоган, – только что из университета.

Гарри повернулся к леди Оливии:

– Не знал, что у вас есть брат–близнец.

Она пожала плечами.

– Он уже окончил учебу? – спросил Гарри.

Оливия вежливо кивнула.

Он едва головой не покачал. Какая недружелюбная женщина. Просто нечестно, что она так красива. Она не заслужила такой удачи. Гарри считал, что огромная бородавка на носу подошла бы ей больше.

– Тогда он, возможно, знаком с моим братом, – продолжил Гарри. – Они, похоже, одного возраста.

– А кто ваш брат? – спросила мисс Кадоган.

Гарри немного рассказал им про Эдварда и замолчал как раз в тот момент, когда к ним подошел брат Оливии. Он шел один, пешком, расхлябанной походкой неоперившегося юнца. Гарри заметил, что он очень похож на сестру. Правда, волосы его на несколько тонов темнее, но глаза – абсолютно те же, и по размеру, и по форме.

Гарри поклонился. Мистер Бевелсток поклонился в ответ.

– Сэр Гарри Валентайн, мой брат, мистер Уинстон Бевелсток. Уинстон, сэр Гарри.

Все это было произнесено леди Оливией с поразительным отсутствием выражения и интереса.

– Сэр Гарри, – вежливо произнес Уинстон. – Я знаком с вашим братом.

Гарри его не помнил, но предположил, что юный Бевелсток — один из множества знакомых Эдварда. Он порой встречался то с одним, то с другим из них. И почти никого не мог запомнить.

– Я так полагаю, вы наш новый сосед, – продолжил Уинстон.

Гарри утвердительно хмыкнул и кивнул.

– К югу?

– Именно.

– Мне всегда нравился тот дом, – произнес Уинстон. Или, скорее, провозгласил. Фраза явно звучала так, будто он собирается ее развить, причем довольно пространно. – Кирпичный, да?

– Уинстон, – нетерпеливо вмешалась Оливия. – Ты и сам прекрасно знаешь, что он кирпичный.

– Ну… да, – отмахнулся он. – Во всяком случае, мне так казалось. Я редко обращаю внимание на подобные вещи, а моя спальня, как ты знаешь, выходит на другую сторону.

Гарри почувствовал, что начинает улыбаться. Чем дальше, тем любопытнее.

Уинстон повернулся к Гарри и заявил – явно лишь для того, чтобы помучить сестру:

– Комната Оливии выходит на южную сторону.

– Вот как?

Оливия выглядела так, будто она сейчас…

– Именно, – подтвердил Уинстон, прервав его размышления о том, что сейчас сделает или не сделает леди Оливия. Но Гарри успел подумать, что кое–кто вполне может внезапно вспыхнуть ярким пламенем.

– Да вы наверняка видели ее окно, – продолжал Уинстон. – Вы просто не могли его не заметить. Оно…

– Уинстон.

Гарри даже отступил на пару дюймов назад. Казалось, вот–вот прольется чья–то кровь. И, несмотря на явное превосходство Уинстона в росте и в массе тела, Гарри был склонен поставить на сестру.

– Я совершенно уверена, что сэру Гарри не интересен поэтажный план нашего дома, – отрезала Оливия.

Уинстон задумчиво потер подбородок.

– Я имел в виду не столько поэтажный план, сколько вертикальное расположение.

Гарри снова повернулся к Оливии. И подумал, что никогда раньше не видел такой хорошо сдерживаемой ярости. Зрелище впечатляло.

– Уинстон, я так рада, что мы встретились, – влезла в разговор мисс Кадоган, совершенно не заметившая напряжения между братом и сестрой. – Ты часто гуляешь так рано?

– Нет, – ответил он. – Мама послала меня за Оливией.

Мисс Кадоган широко улыбнулась и вновь обратила свое внимание на сэра Гарри.

– Тогда, похоже, вы среди нас — единственный постоянный утренний посетитель парка. Я тоже пришла сюда в поисках Оливии. Мы не болтали с ней целую вечность. Она болела, вы знаете?

– Я не знал, – ответил Гарри. – Надеюсь, вам лучше?

– Уинстон тоже болел, – произнесла Оливия. И недобро улыбнулась.

– Ох, нет! – всполошилась мисс Кадоган. – Как это печально. – Она обеспокоенно повернулась к Уинстону. – Если бы я знала, я принесла бы вам микстуру.

– В следующий раз, когда он заболеет, я обязательно сообщу тебе, – пообещала Оливия. Потом обратилась к сэру Гарри и сказала, понизив голос: – Это случается гораздо чаще, чем нам всем бы хотелось. Такая жалость! – И полушепотом добавила: – Уж такой он родился.

Мисс Кадоган встала со скамейки, сосредоточив все свое внимание на Уинстоне.

– Вы уже лучше себя чувствуете? Мне кажется, вы выглядите слегка разбитым.

Гарри считал, что Уинстон просто пышет здоровьем.

– Я прекрасно себя чувствую, – отрезал Уинстон, он явно сердился на сестру, а та все еще сидела на скамейке и выглядела чрезвычайно довольной своими достижениями.

Мисс Кадоган за спиной у Уинстона бросила взгляд на Оливию, а та покачала головой и беззвучно произнесла: «это неправда».

– Я обязательно принесу для вас эту микстуру, – воскликнула мисс Кадоган. – Вкус у нее, конечно, отвратительный, но наша экономка на нее просто молится. И я настаиваю, чтобы вы немедленно вернулись домой. Здесь прохладно.

– Право же, в этом нет необходимости, – возразил Уинстон.

– Я все равно уже собиралась идти домой, – заметила мисс Кадоган, доказывая, что один юный Бевелсток бессилен против объединенных сил двух решительных женщин. – Вы могли бы меня проводить.

– И передай маме, что я уже иду, – сладко добавила Оливия.

Брат в ярости взглянул на сестру, но было совершенно ясно, что его обыграли, поэтому он взял мисс Кадоган под руку и увел.

– Отлично сыграно, леди Оливия, – восхищенно произнес сэр Гарри, когда пара достаточно удалилась.

Она бросила на него скучающий взгляд.

– Вы не единственный мужчина, который меня раздражает.

Подобный комментарий просто не мог остаться без ответа. Сэр Гарри сел рядом с Оливией, плюхнувшись точно на место, недавно освобожденное мисс Кадоган.

– Что–нибудь интересненькое? – спросил он, указав на газету.

– Не знаю, – ответила она. – Меня постоянно прерывают.

Он усмехнулся.

– Похоже, мне следует извиниться, но я не хочу доставлять вам подобного удовольствия.

Она сжала губы, по всей видимости, чтобы сдержать рвущуюся отповедь.

Он откинулся назад, закинул правую ногу на левую так, чтобы вся его поза давала понять, что он обосновался здесь надолго.

– В конце концов, – заметил он. – Нельзя сказать, что я нарушаю ваше уединение. Мы с вами сидим на скамейке в Гайд–парке. Открытое пространство, общественное место, и так далее и тому подобное.

Он сделал паузу, давая ей возможность ответить. Она молчала. И он продолжил:

– Если бы вы искали уединения, вы могли взять газету с собой в спальню, или в кабинет. Согласитесь, это как раз те места, которыми мы пользуемся, когда рассчитываем на уединение.

И снова сделал паузу. И она снова отказалась вступать в беседу. Тогда он понизил голос до шепота и спросил:

– У вас есть кабинет, леди Оливия?

Он не думал, что она ответит, поскольку смотрела прямо перед собой, упорно не желая взглянуть на него, но к его огромному удивлению проворчала:

– Нет.

Она его восхищала, но не настолько, чтобы изменить поведение.

– Какая жалость, – тихо проговорил он. – Я очень дорожу возможностью иметь комнату, которая принадлежала бы только мне и не использовалась бы для сна. Вам стоит подумать о кабинете, леди Оливия, если хотите иметь место, где можно почитать газету без чужих надоедливых взглядов.

Она повернулась к нему со впечатляюще безразличным выражением лица.

– Вы сидите на вышивании моей горничной.

– Мои извинения, – он поглядел вниз и вытащил из–под себя ткань. – Он сидел на самом краешке, но решил быть великодушным и не комментировать это обстоятельство. – А где, собственно, ваша горничная?

Она неопределенно махнула рукой.

– Ушла искать горничную Мэри. Я уверена, она вот–вот вернется.

На это ответа у него не нашлось, поэтому он сменил тему:

– У вас с братом очень интересные взаимоотношения.

Она пожала плечами, явно пытаясь от него отделаться.

– Мой собственный брат меня терпеть не может.

Это ее заинтересовало. Она повернулась к нему, сладко–пресладко улыбнулась и проворковала:

– Я хотела бы с ним познакомиться.

– Я уверен, что у вас это получится, – согласился он. – Он нечасто заходит в мой кабинет, но когда поднимается в более–менее нормальное время, как правило, завтракает в малой столовой. Ее окна расположены как раз через два от окна моего кабинета в сторону улицы. Вы можете поискать его там.

Она смерила его тяжелым взглядом. Он ласково улыбнулся ей в ответ.

– Зачем вы здесь? – спросила она.

Он указал на лошадь.

– Для верховой прогулки.

– Нет, зачем вы здесь? – прорычала она. – Сидите рядом со мной. На этой скамейке.

Он секунду подумал.

– Вы меня раздражаете.

Она поджала губы.

– Ну, что ж, – несколько отрывисто произнесла она. – Думаю, это справедливо.

Фраза, несмотря на тон, звучала, как честное признание его правоты. В конце концов, всего несколько минут назад она сама сказала, что он ее раздражает.

И тут вернулась ее горничная. Гарри услышал ее раньше, чем увидел. Она сердито топтала мокрую траву и ворчала с явными интонациями кокни.

– И чего это она себе думает, что я должна учить ее французский? Она в Англии или где? Ой! – Она остановилась, с некоторым удивлением глядя на сэра Гарри. Потом продолжила, причем и ее тон и говор стали гораздо благозвучнее: – Извините миледи. Я не знала, что вы не одна.

– Он уже уходит, – объявила леди Оливия неожиданно сладко и беззаботно. Она обернулась к Гарри, улыбаясь так безоблачно, так ослепительно, что он, наконец, понял, откуда взялись все те разбитые сердца, о которых он постоянно слышал.

– Сердечно благодарю вас за компанию, сэр Гарри, – проворковала она.

Он затаил дыхание и подумал, что она необыкновенно талантливая лгунья. Если бы он не провел последние десять минут с этой леди, которую про себя окрестил «кислой девицей», он мог бы сам влюбиться в нее.

– Как вы верно заметили, леди Оливия, – тихо сказал он. – Я уже ухожу.

И он ушел, твердо решив никогда больше с ней не встречаться.

Во всяком случае, добровольно.

***

Решительно отринув мысли о леди Оливии, Гарри вернулся к работе и уже после полудня совершенно утонул в море русских идиом.

Kogda rak na gore svistnet = когда рак на горе свистнет = когда свиньи полетят(1).

Sdelat’ iz muhi slona = сделать из мухи слона = сделать гору из кротовой норки(2).

S doxlogo kozla I shersti klok = с дохлого козла, и шерсти клок =…

Равно…

Равно…

Он крутил это выражение и так и этак, монотонно постукивая карандашом по промокашке, и как раз собирался сдаться и двигаться дальше, как вдруг услышал стук в дверь.

– Войдите. – Он даже не поднял глаз. Ему давно уже не удавалось сосредотачиваться на работе в течение целого абзаца, он не хотел снова выбиваться из ритма.

– Гарри.

Карандаш замер. Гарри ожидал, что войдет дворецкий с дневной почтой, но голос принадлежал его младшему брату.

– Эдвард, – сказал он, хорошенько запомнил, где остановился, и поднял глаза. – Какой приятный сюрприз.

– Тебе пришло вот это, – Эдвард пересек комнату и положил на стол письмо. – Его принес курьер.

Отправитель не был указан, но Гарри узнал конверт. Послание пришло из военного министерства и, скорее всего, там содержалось нечто важное. Они редко посылали корреспонденцию прямо домой. Гарри отложил письмо в сторону, намереваясь прочесть его, как только останется один. Эдвард знал, что брат занимается переводами, но не знал для кого. И пока Гарри не видел никаких причин доверять ему подобную информацию.

Послание могло и подождать несколько минут. Прямо сейчас Гарри было любопытно, зачем брат пришел к нему в кабинет. В привычки Эдварда не входила доставка корреспонденции. Даже если письмо вручили бы ему лично, он, скорее всего, бросил бы его на поднос с остальной почтой, и пусть им занимается дворецкий.

Эдвард общался с Гарри только, если его заставляли обстоятельства. И обстоятельства эти были, как правило, финансового характера.

– Как дела, Эдвард?

Эдвард пожал плечами. Он выглядел усталым, глаза его покраснели и опухли. Гарри подумал о том, как же поздно брат вернулся вчера ночью.

– Сегодня вечером к нам на ужин придет Себастьян, – заметил Гарри. Эдвард редко ел дома, но Гарри подумал, что если придет Себ, брат, возможно, останется.

– У меня свои планы, – сказал Эдвард. – Но потом добавил: – Но я, пожалуй, смогу их изменить.

– Я был бы тебе благодарен.

Эдвард стоял в центре кабинета, воплощение мрачного, угрюмого юнца. Ему было уже двадцать два года, и Гарри предполагал, что он считает себя мужчиной, но держался он как желторотый птенец, и глаза у него были еще совсем молодые.

Молодые, но без юношеской живости. Гарри поразился, каким изможденным выглядит его брат. Эдвард слишком много пьет и, похоже, спит слишком мало. И все же он ведет себя не так, как их отец. Гарри никак не мог уловить, в чем разница, разве что в том, что сэр Лайонел, напившись, всегда был в приподнятом настроении.

Кроме тех случаев, когда начинал извиняться. Но обычно он забывал об этом на следующий же день.

Эдвард был другим. Возлияния не улучшали его настроения. Гарри не мог представить себе брата стоящим на кресле и разливающимся в сентиментальной речи в честь «блештящего шобрания». Эдвард, в тех редких случаях, когда они встречались за столом, не пытался быть обаятельным и вежливым. Наоборот, он хранил ледяное молчание и отвечал только на вопросы, обращенные прямо к нему, да и то односложно.

Гарри больно было сознавать, что он совсем не знает своего брата, понятия не имеет, о чем тот думает, чем интересуется. Все время, пока формировался характер Эдварда, он провел на континенте, сражаясь бок о бок с Себом в 18–ом гусарском полку. По возвращении он пытался наладить отношения с братом, но Эдвард не хотел иметь с ним ничего общего. Он жил у Гарри в доме только потому, что не имел средств на собственное жилье. Эдвард был классическим младшим братом – ни наследства, ни заметных способностей. Он поднял на смех предложение Гарри тоже пойти на военную службу и обвинил брата в желании от него отделаться.

Предлагать карьеру священника Гарри даже и не пытался. Во–первых, он с трудом мог представить себе Эдварда, ведущим кого бы то ни было к духовному просветлению, а во–вторых, Гарри на самом деле вовсе не хотел отделаться от брата.

– На этой неделе я получил письмо от Анны, – заметил Гарри.

Их сестра, в возрасте семнадцати лет вышла замуж за Уильяма Форбиша и с тех пор не возвращалась домой, а в конце концов обосновалась в Корнуолле. Она ежемесячно писала Гарри, рассказывая о своем выводке. Гарри отвечал ей на русском, и как–то раз объяснил, что если она не будет использовать язык, то совершенно его забудет.

Анна ответила, вырезав это его предостережение, наклеив на чистый лист бумаги и подписав внизу по–английски: «Этого я и добиваюсь, братишка».

Гарри посмеялся, но не прекратил писать ей письма по–русски. И, по всей видимости, она давала–таки себе труд читать и переводить их, поскольку в ее письмах часто содержались уточняющие вопросы.

Переписка была интересной, Гарри с нетерпением ждал писем сестры.

Эдварду она не писала. Пыталась, но прекратила попытки, когда поняла, что он никогда не напишет в ответ.

– Дети здоровы, – продолжил Гарри.

У Анны их было пятеро, все мальчишки, кроме младшенькой. Иногда Гарри задумывался, как сейчас выглядит его сестра. Он не видел ее со дня своего отъезда в армию.

Гарри откинулся на кресле и ждал. Чего угодно. Пусть Эдвард скажет что–нибудь, двинется, ударит кулаком в стену… С наибольшей вероятностью он ждал просьбы о деньгах, поскольку именно это, без сомнения, привело брата в кабинет. Но Эдвард молча постукивал по полу носком ботинка, то поддевая уголок темного ковра и загибая его, то вновь расправляя ударом каблука.

– Эдвард?

– Ты бы лучше прочел это письмо, – неприветливо ответил Эдвард и двинулся к выходу. – Мне сказали, что это важно.

Гарри подождал, пока брат уйдет, и взял послание военного министерства. Они редко общались с ним подобным образом. Обычно просто присылали кого–то с документами, и все. Он поддел пальцем печать, сломал ее и открыл конверт.

Письмо было коротким, всего в два предложения, и совершенно ясным. Гарри следовало немедленно явиться в Хорс Гардс(3).

Он застонал. Ничто, требовавшее его личного присутствия, не оборачивалось для него добром. В последний раз его вот так срочно вызвали, чтобы заставить нянчиться с престарелой русской графиней. Ему пришлось буквально приклеиться к ней на целых три недели. Она жаловалась на жару, на еду, на музыку… Она не жаловалась только на водку, да и то потому, что привезла ее с собой.

И еще она все время его угощала. И заявляла, что тот, кто говорит по–русски так хорошо, как Гарри, просто не может пить английскую бурду. Этим она, кстати, немного напоминала ему бабушку.

Но Гарри не пил ни капли и ночь за ночью упорно выливал содержимое своей рюмки в какое–то комнатное растение.

Удивительно, но растению это пошло на пользу. Возможно, лучшим во всем задании был момент, когда дворецкий, нахмурившись, оглядел это ботаническое чудо и произнес:

– Не думал, что оно умеет цвести.

Тем не менее, Гарри вовсе не горел желанием повторить этот опыт. Но, к сожалению, он редко когда имел роскошь отказаться. Вот, кстати, забавно. Это они в нем нуждались, ведь переводчики с русского на дороге не валяются. И все же считалось, что он должен плясать под их дудку.

Гарри поразмышлял, не закончить ли сначала страницу, над которой он работает, но затем решил ехать сразу. Лучше поскорее с этим покончить.

Кстати, та графиня уже вернулась домой в Санкт–Петербург и сейчас, вероятно, жаловалась на холод, на солнце и недостаток английских джентльменов, носящихся с ней, как с писаной торбой.

Чего бы от него ни хотели, хуже, чем она, быть уже не может, не так ли?

___________________________________

(1) when pigs fly

(2) Make a mountain out of a molehill

(3) Horse Guards – Здание, построенное в 18 веке и служащее штаб–квартирой английского командования