Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru

Перевод: katusha Правка: Liska–Aliska, vetter.

Глава 7

Все оказалось гораздо хуже.

– Какой–какой принц? – переспросил Гарри.

– Принц Алексей Иванович Гомаровский(1), – ответил мистер Уинтроп, обычно осуществлявший связь Гарри с военным министерством.

У Уинтропа возможно было и имя, но Гарри о нем ничего не знал. Для Гарри он оставался просто мистером Уинтропом, среднего роста и телосложения, с обыкновенными каштановыми волосами и совершенно незапоминающимся лицом. Насколько Гарри мог судить, он никогда не покидал здания военного министерства.

– Он нам не нравится, – сказал Уинтроп почти без выражения. – Он внушает нам беспокойство.

– И что же мы думаем, он может сделать?

– Мы еще не уверены, – ответил Уинтроп, очевидно не уловив сарказма. – Но его пребывание здесь имеет множество аспектов, ставящих его под подозрение. И самым главным из них является его отец.

– Отец?

– Иван Александрович Гомаровский. Ныне покойный. Он поддерживал Наполеона.

– И принц все еще занимает видное место в русском обществе?

Гарри трудно было в это поверить. Со времен похода французов на Москву прошло уже девять лет, но франко–российские отношения до сих пор оставались, в лучшем случае, натянутыми. Царю и его людям совершенно не понравилось наполеоновское нашествие. Французам тоже было что вспомнить: унижения и бедствия отступления долго еще не сотрутся из их памяти.

– Предательская деятельность его отца так и не была раскрыта, – объяснил Уинтроп. – Он умер в прошлом году естественной смертью, и его до сих пор считают верным слугой царя.

– А откуда мы узнали, что он предатель?

Уинтроп отмел этот вопрос широким взмахом руки:

– У нас свои источники.

Гарри решил просто принять это как данность, поскольку непохоже было, что ему скажут что–нибудь еще.

– Нас так же насторожило время, выбранное принцем для своей поездки. Три известных сторонника Наполеона – двое из них британские граждане – вчера прибыли в город.

– Вы позволяете предателям гулять на свободе?

– Часто нам выгодно позволять оппозиционерам думать, что они в безопасности. – Уинтроп наклонился вперед, упершись ладонями в стол. – Бонапарт болен, возможно, смертельно. Он тает, как свеча.

– Бонапарт? – с сомнением спросил Гарри.

Он однажды видел корсиканца. Издали, конечно. Бонапарт был коротышкой, но с весьма выдающимся животом. Трудно было представить его худым и костлявым.

– Нам стало известно, – Уинтроп долго рылся в бумагах на столе, пока наконец не нашел нужную, – что брюки ему пришлось ушивать почти на двенадцать сантиметров.

Вот тут Гарри удивился. Воистину, никто не мог обвинить военное министерство в невнимании к деталям.

– Он не убежит со Святой Елены, – продолжил Уинтроп. – Но мы должны сохранять бдительность. Все еще могут найтись желающие устроить заговор, прикрываясь его именем. И мы думаем, что принц Алексей может оказаться из их числа.

Гарри вздохнул. Громко и раздраженно, поскольку хотел показать Уинтропу насколько ему не хочется быть втянутым ни во что похожее. Ради всего святого, он переводчик! Ему нравятся слова. Бумага. Чернила. Ему не нравятся русские принцы, и он совершенно не хочет провести ближайшие три недели, изображая, что он от них без ума.

– Чего вы требуете от меня? – спросил он. – Вам известно, что я не участвую в шпионаже.

– Мы и не хотим вовлекать вас в шпионаж, – ответил Уинтроп. – Мы слишком ценим ваши лингвистические способности, чтобы заставлять вас прятаться по темным закоулкам с риском, что вас застрелят.

– Что–то не верится, что вам тяжело находить шпионов, – пробормотал Гарри.

И снова сарказм пропал втуне.

– Ваше знание русского языка и положение в высшем обществе делает вас идеальным кандидатом для слежки за принцем Алексеем.

– Я не часто выхожу в свет, – напомнил Гарри.

– Да, но вы можете.

Слова Уинтропа прорезали пространство комнаты, подобно мечу. Гарри прекрасно знал, что в военном департаменте служил лишь один человек, чье знание русского языка можно было сравнить с его собственным. И помнил, что отцом Джорджа Фокса был хозяин гостиницы, женившийся на русской девушке, которая приехала в Англию в качестве служанки при каком–то дипломате. Фокс был отличным парнем, умным и храбрым, но он никогда не получит доступа к кругам, в которых вращается принц. На самом деле Гарри не уверен, что это получится у него самого.

А вот у Себастьяна, с его возможным будущим графством, может получиться. И, говоря по совести, Гарри и раньше, бывало, к нему примазывался.

– Мы не просим вас предпринимать никаких действий, – продолжил Уинтроп, – хотя, зная о вашем опыте при Ватерлоо, мы уверены, что вы оказались бы на высоте.

– Я покончил с драками, – предостерегающе заявил Гарри.

Он не лгал. Службы на континенте хватило ему с лихвой. Он больше не хотел хвататься за саблю.

– Нам это известно. Именно поэтому мы просим вас только приглядывать за ним. Слушать его разговоры, когда это возможно. Докладывать нам обо всем, что покажется подозрительным.

– Подозрительным, – эхом повторил Гарри.

Они что, считают, что принц примется разглашать секреты прямо в Олмаксе? В Лондоне, конечно, мало кто говорит по–русски, но принц, без сомнения, не может быть настолько глуп, чтобы решить, будто вокруг никто не сможет его понять.

– Это распоряжение Фицуильяма, – тихо добавил Уинтроп.

Гарри резко поднял на него глаза. Фицуильям был главой военного министерства. Неофициально, конечно. Официально его вообще не существовало. Гарри не знал его настоящего имени и не был уверен, что знает, как этот человек выглядит. Они встречались всего дважды, и оба раза его внешность была так сильно изменена, что Гарри не мог сказать, где кончаются его настоящие черты и начинается грим.

Зато он точно знал, что приказы Фицуильяма должны исполняться беспрекословно.

Уинтроп взял со своего стола папку и протянул Гарри.

– Прочтите. Это досье принца.

Гарри взял папку и начал вставать, но Уинтроп остановил его:

– Оно не должно покидать стен кабинета.

Гарри замер. Ужасно раздражающее, чрезмерно резкое действие, которое человек производит, получив неожиданный приказ остановиться. Он снова сел, открыл папку, достал оттуда четыре листочка и начал читать.

Принц Алексей Иванович Гомаровский, сын Ивана Александровича Гомаровского, внук Александра Павловича Гомаровского, и так далее, и так далее, холост, не помолвлен. Приехал в Лондон с визитом к послу, который приходится ему шестиюродным братом.

– Они там все родственники, – процедил Гарри. – Черт, он наверняка и мой родственник тоже.

– Прошу прощения?

Гарри бегло взглянул на Уинтропа.

– Извините.

Путешествует со свитой, состоящей из девяти человек, в том числе сногсшибательно мощного и грозного телохранителя. Любит водку (а как же!), английский чай (как прогрессивно с его стороны!) и оперу.

Гарри читал и кивал. Возможно, все не так уж плохо. Он и сам любит оперу, но никак не может найти время, чтобы туда выбратсься. А теперь он просто обязан ее посещать. Отлично.

Он перевернул страницу и взял в руки карандашный портрет принца.

– Он здесь похож?

– Не очень, – признал Уинтроп.

Гарри вернул рисунок назад. И зачем только время тратили? Он продолжил чтение, по кусочкам впитывая биографию принца. Отец его умер в возрасте шестидесяти трех лет от сердечного приступа. Подозрений на отравление не было. Его мать до сих пор в добром здравии и живет то в Петербурге, то в фамильном имении в Нижнем Новгороде.

Он перешел к последней странице. Принц, похоже, был дамским угодником и особое предпочтение оказывал блондинкам. За две недели пребывания в Лондоне он шесть раз посетил один из самых изысканных борделей. А так же присутствовал на многих светских мероприятиях, возможно, подыскивая себе жену–англичанку. Прошел слух, что его состояние в России сильно уменьшилось, и он, возможно, нуждается в невесте с приличным приданым. Особое внимание принц уделил дочери…

– Ох, нет!

– Что–то не так? – спросил Уинтроп.

Гарри протянул ему листок, хотя Уинтроп все равно не смог бы ничего прочесть через стол.

– Леди Оливия Бевелсток, – произнес он голосом, полным отчаяния и недоверия.

– Да.

И все. Просто «да».

– Я ее знаю.

– Нам это известно.

– Она мне не нравится.

– Мы сожалеем, – Уинтроп откашлялся. – Однако мы вовсе не сожалели, узнав, что Ридланд–хаус находится как раз к северу от вашего нового дома.

Гарри заскрипел зубами.

– Мы ведь не ошиблись, не так ли?

– Нет, – неохотно признал Гарри.

– Отлично. Потому что нам очень важно, чтобы вы также приглядывали и за ней.

Гарри не смог скрыть неудовольствия.

– Для вас это проблематично?

– Конечно, нет, сэр, – ответил Гарри, поскольку они оба понимали, что вопрос был чисто риторическим.

– Мы не подозреваем, что леди Оливия находится с ним в сговоре, но мы считаем, что, принимая во внимание хорошо запротоколированнуые способности принца к соблазнению, она может попасть под его дурное влияние.

– Вы запротоколировали его способности к соблазнению, – повторил Гарри. Он даже представлять себе не хотел, как это могло быть сделано.

И снова неопределенный взмах руки в ответ.

– У нас свои приемы.

Гарри хотел было сказать, что если принцу удастся соблазнить и увезти леди Оливию, то Англия от этого только выиграет, но что–то его остановило. Неуловимая вспышка памяти, возможно, что–то в ее глазах…

Какой бы она ни была, она этого не заслуживает.

Однако[i]…

– Мы надеемся, что вы убережете леди Оливию от неприятностей, – произнес Уинтроп.

[i]Она ведь шпионила за ним!

– Ее отец – человек с положением…

Она говорила, что любит оружие. И… не болтала ли ее горничная чего–то о беседах по–французски?

– В свете ее знают и любят. Если с ней что–нибудь случится, разразится непоправимый скандал…

Но она же не могла знать, что Гарри работает на военное министерство! Никто не знал, что он работает на военное министерство. Для всех он был просто переводчиком.

– Мы не сможем вести наблюдение, если скандал привлечет общественное внимание. – Уинтроп, наконец, остановился. – Вы понимаете, о чем я?

Гарри кивнул. Он, конечно, не считал, что леди Оливия – шпионка, но его любопытство было задето. И потом, если окажется, что он ошибся, он же будет чувствовать себя полным идиотом!

***

– Миледи.

Оливия оторвалась от письма Миранде. Она как раз раздумывала, рассказывать ли ей о сэре Гарри. Оливия не представляла себе, с кем еще она может (и захочет) этим поделиться, но история, изложенная на бумаге, теряла всякий смысл.

Оливия не была уверена, что эта история вообще имела хоть какой–то смысл.

Она подняла глаза. В дверях стоял дворецкий с серебряным подносом, на котором лежала визитная карточка.

– Посетитель, миледи.

Она взглянула на часы на каминной полке. Немного рановато для посетителей, а ее мать до сих пор не вернулась из поездки по магазинам за шляпками.

– Кто это, Хантли?

– Сэр Гарри Валентайн, миледи. По–моему, он снимает дом к югу от нас.

Оливия медленно опустила карандаш. Сэр Гарри? Здесь?

Почему?!

– Вы его примете?

Оливия не понимала, почему он спрашивает. Если сэр Гарри стоит в холле у парадной лестницы, он фактически может видеть, как Хантли с ней разговаривает. А значит, невозможно сказать, что ее нет дома. Она кивнула, сложила вместе листы своего письма, убрала их в ящик и поднялась, чувствуя, что предпочитает встретить его стоя.

Через несколько секунд он показался в дверях: как обычно, весь в черном, с небольшим свертком в руках.

– Сэр Гарри, – весело прощебетала она. – Какой сюрприз.

Он кивнул в знак приветствия.

– Я всегда стараюсь быть хорошим соседом.

Она кивнула в ответ, настороженно наблюдая за его приближением.

Она даже представить себе не могла, что могло заставить его прийти. Он был чрезвычайно недружелюбен с ней накануне, в парке, да и сама она, по правде говоря, вела себя ничуть не лучше. Она не могла вспомнить, когда в последний раз обращалась с кем–то настолько грубо, но у нее было оправдание: она смертельно боялась, что он снова начнет ее шантажировать, и что на этот раз речь пойдет о чем–нибудь гораздо опаснее танца.

– Надеюсь, я не помешал? – спросил он.

– Ничуть, – она жестом указала на стол. – Я писала письмо сестре.

– Не знал, что у вас есть сестра.

– Жене моего брата, – исправилась она. – Но мне она как сестра. Я знаю ее всю свою жизнь.

Он подождал, пока она сядет на диван, потом уселся в египетское кресло прямо напротив нее. Казалось, ему очень удобно. Оливию это удивило. Она ненавидела сидеть в этом кресле.

– Я принес вам вот это, – сказал он, протягивая ей сверток.

– О, спасибо.

Оливия неловко взяла пакет. Она не хотела никаких подарков от этого человека и уж подавно не доверяла мотивам, заставившим его сделать этот подарок.

– Откройте, – поторопил он.

Обертка была простая, пальцы у Оливии дрожали – оставалось надеяться, не настолько сильно, чтобы он это заметил. Узелок она сумела развязать лишь после нескольких попыток, но, в конце концов, ей все же удалось развернуть сверток.

– Книга, – с легким удивлением констатировала она.

По весу и форме пакета было понятно, что больше ничего там лежать не может, и все же… Выбор очень странный.

– Цветы может принести кто угодно, – заметил он.

Она перевернула книгу – когда Оливия развернула обертку, заглавие оказалось внизу – и прочла.

«Мисс Баттерворт и Безумный Барон». Вот теперь она действительно удивилась.

– Вы принесли мне готический роман.

– Черный готический роман, – уточнил он. – Мне показалось, что Вам должны нравиться подобные вещи.

Она посмотрела на него, оценивая это замечание.

Он посмотрел на нее, будто напрашиваясь на вопрос.

– Я почти не читаю, – пробормотала она.

Он приподнял одну бровь.

– То есть читать я умею, – уточнила она, чувствуя, как внутри быстро вскипает раздражение – как на себя, так и на него. – Просто я не получаю от этого удовольствия.

Его бровь не опустилась.

– Мне не следует рассказывать о подобных вещах? – дерзко спросила она.

Он медленно улыбнулся и выдержал мучительно–долгую паузу.

–Вы сперва говорите, а потом думаете, не так ли?

– Как правило, – призналась она.

– Начните ее, – он указал подбородком на книгу. – Возможно, Вы обнаружите, что она гораздо интереснее газеты.

Как раз такого комментария она и ожидала от мужчины. Никто из них, похоже, не мог понять, что она предпочитает свежие новости глупым вывертам чужого воображения.

– А вы сами ее читали? – спросила она, наугад открыв книгу и опустив глаза.

– Нет, конечно. Но моя сестра очень ее хвалила.

Она резко подняла голову.

– У вас есть сестра?

– Похоже, вас это удивляет.

Она и впрямь удивилась. Непонятно, почему. Просто, ее подруги были совершенно уверены, что рассказали ей о нем все, что только можно, и вдруг оказалось, что они кое–что упустили.

– Она живет в Корнуолле, – сказал он. – В окружении скал, легенд и ватаги ребятишек.

– Какое чудесное описание. – Она и правда так считала. – Так Вы – любящий дядюшка?

– Нет.

Похоже, ей не удалось скрыть удивление, поскольку он произнес:

– Мне не следует рассказывать о подобных вещах?

Неожиданно для самой себя, она рассмеялась.

– Touché(2), сэр Гарри.

– Я хотел бы стать любящим дядюшкой, – сказал он, и на лице его расцвела искренняя теплая улыбка. – Но я еще ни разу никого из них не видел.

– Конечно, – тихо проговорила она. – Вы же столько лет провели на континенте.

Он слегка наклонил голову. Интересно, подумала она, он всегда так делает, когда удивляется?

– Вы довольно много обо мне знаете, – заметил он.

– Это о вас знает каждый. – Право же, нашел чему удивляться!

– В Лондоне не много возможностей сохранить частную жизнь неприкосновенной, да?

– Почти никакой возможности. – Слова вылетели раньше, чем она поняла, что же именно она говорит, в чем именно только что фактически призналась. – Хотите чаю или кофе? – спросила она, проворно меняя тему.

– С удовольствием, спасибо.

Она позвонила, дала Хантли необходимые указания, а сэр Гарри непринужденно произнес:

– Во время службы в армии, мне его ужасно не хватало.

– Чая? – как странно.

Он кивнул.

– Я мечтал о нем.

– Вас не снабжали чаем?

Почему–то это казалось Оливии совершенно неприемлемым.

– Очень редко. Большую часть времени мы обходились без него.

Некая нотка в его голосе – задумчивая и юная – заставила ее улыбнуться.

– Надеюсь, вы найдете наш чай достойным одобрения.

– Я не привередлив.

– Правда? Я подумала, что раз вы его так любите, то должны быть гурманом.

– Скорее, мне так часто приходилось без него обходиться, что сейчас я наслаждаюсь каждым глотком.

Она рассмеялась.

– Вам действительно не хватало именно чая? Большинство моих знакомых джентльменов упомянули бы бренди. Или портвейн.

– Чай, – твердо ответил он.

– А кофе пьете?

Он помотал головой.

– Слишком горько.

– Шоколад?

– Только с кучей сахара.

– Вы очень интересный человек, сэр Гарри.

– Я, безусловно, заметил, что интересую вас.

У нее запылали щеки. Ну вот! Только он начал ей нравиться! И самое худшее, что он прав. Она действительно подглядывала за ним, и это действительно было ужасно невежливо. И все же, он не должен был вот так неожиданно нападать на нее и смущать.

Подали чай, это позволило ей уйти от разговора.

– Молоко? – спросила она.

– Пожалуйста.

– Сахар?

– Нет, спасибо.

Не поднимая глаз, она поинтересовалась:

– Вот как? Без сахара? И это при том, что в шоколад вы сахар кладете?

– И в кофе тоже, если мне приходится его пить. Но чай – зверь иной породы.

Оливия протянула ему чашку и занялась приготовлением чая для себя. Знакомые действия немного успокоили ее. Руки сами знали, что надо делать – память тела, обретенная за многие годы. Недавний диалог тоже помог ей оправиться. Простой и бессмысленный, он вернул ей душевное равновесие. Настолько, что когда он отпил второй глоток, она, наконец, решалась выбить из равновесия его самого. Оливия сладко улыбнулась и произнесла:

– Говорят, вы убили свою fiancée.

Он поперхнулся, и это доставило ей массу удовольствия (его шок, а не его кашель, она надеялась, что еще не стала настолько беспощадной). Но он быстро оправился, и голос его звучал ровно и спокойно:

– Так действительно говорят?

– Говорят.

– А никто не упоминал, как именно я ее убил?

– Нет.

– А никто не упоминал, когда это произошло?

– Возможно, кто–то и упоминал, – солгала она, – но я не слушала.

– Хм–м.

Казалось, он обдумывал услышанное. Это зрелище сбивало с толку: высокий, чрезвычайно мужественный человек сидит в лиловой гостиной ее матери с изящной чайной чашкой в руке… И, по всей видимости, думает об убийстве.

Он отпил еще глоток.

– А кому–нибудь случалось упоминать ее имя?

– Вашей fiancée?

– Да. – Это было мягкое, светское «да», как будто они обсуждали погоду, или шансы Букета Роз выиграть Золотой Кубок на скачках в Эскоте.

Оливия слегка помотала головой и поднесла чашку к губам.

Он на мгновение закрыл глаза, потом посмотрел ей прямо в лицо и печально покачал головой.

– Она покоится с миром, а остальное неважно.

Оливия не просто поперхнулась чаем, она выплюнула его чуть не через всю комнату. А он рассмеялся. Жалкий негодяй.

– О Господи, мне много лет не было так смешно! – заявил он, пытаясь успокоиться.

– Вы невыносимы!

– Вы обвинили меня в убийстве!

– Неправда. Я только сказала, что это сделал кто–то другой.

– О да, – насмешливо произнес он. – Это, безусловно, большая разница.

– К вашему сведению, я в это не поверила.

– До глубины души тронут вашей поддержкой.

– Не стоит, – резко ответила она. – Это всего лишь здравый смысл.

Он снова рассмеялся.

– Вы поэтому и шпионили за мной?

– Я вовсе не… – О, ради Бога, зачем она отрицает? – Да, – практически выплюнула она. – Разве вы не поступили бы также?

– Я, возможно, сначала позвал бы полисмена.

– Я, возможно, сначала позвал бы полисмена – передразнила она тоном, который обычно использовала только с братьями.

– А вы действительно вспыльчивы.

Она ответила сердитым взглядом.

– Ну, хорошо, вам удалось обнаружить хоть что–нибудь интересное?

– Да, – она прищурилась. – Удалось.

Он подождал, потом все же сказал, безо всякого намека на сарказм:

– Рассказывайте.

Она подалась вперед.

– Объясните мне шляпу!

Он посмотрел на нее как на умалишенную.

– Вы о чем?

– О шляпе! – воскликнула она и замахала руками вокруг головы, повторяя очертания невидимого головного убора. – Она была смешная! С перьями. И вы носили ее в помещении!

– Ах, это, – Гарри подавил смешок. – Шляпу я носил только ради вас.

– Но вы же не знали, что я за вами наблюдаю!

– Извините, знал.

Рот ее слегка приоткрылся, казалось, ее подташнивает. Она спросила:

– Когда вы меня заметили?

– Как только вы впервые подошли к окну. – Гарри пожал плечами, подняв брови, будто говоря «только попробуйте мне возразить». – Вы прячетесь не настолько хорошо, как вам кажется.

Она в гневе сделала шаг назад. Нелепо, конечно, но он так и предполагал, что она рассердится.

– А зачем вы бросали в огонь бумаги? – требовательно спросила она.

– Вы никогда не жжете бумаг?

– Нет, в такой безумной спешке я этого не делаю никогда.

– Ну, это тоже было устроено ради вас. Вы так старались. Я решил сделать хоть что–нибудь, что оправдало бы ваши усилия.

– Вы…

Она была явно неспособна закончить фразу, поэтому он бесцеремонно добавил:

– Я был готов даже вспрыгнуть на стол и станцевать для вас джигу, но подумал, что это будет слишком уж демонстративно.

– Все это время вы потешались надо мной.

– В общем… – он немного подумал, – да.

Ее рот приоткрылся. Она была в ужасе, и он почти захотел извиниться – похоже, это какой–то чисто мужской рефлекс: чувствовать себя виноватым, когда у женщины такое выражение лица. Но она в этой ситуации была неправа. Ни на йоту, ни на четверть йоты.

– Позвольте вам напомнить, – заметил он, – что это вы шпионили за мной. Если кого и считать пострадавшей стороной, то меня.

– Что ж, я думаю, вы сполна за себя отомстили, – резко ответила она, выставив вперед подбородок.

– Не знаю, не знаю, леди Оливия. Думаю, мы еще нескоро сочтемся.

– Что вы задумали? – подозрительно спросила она.

– Ничего, – подмигнул он. – Пока.

Она издала легкий раздраженный звук – прозвучало просто очаровательно. И он решил нанести последний удар:

– Да, кстати, я никогда не был помолвлен.

Она моргнула, несколько сбитая с толку внезапной сменой темы.

– Мертвая fiancée, – услужливо подсказал он.

– Не такая уж мертвая, да?

– Вообще никогда не жившая.

Она медленно кивнула, а потом спросила:

– Почему вы пришли сегодня?

Вне всякого сомнения, Гарри не собирался рассказывать ей правду о том, что она – его задание, и он должен проследить, чтобы она невольно не совершила предательства.

– Это показалось мне вежливым.

В ближайшие недели ему придется проводить с ней много времени. А если не непосредственно с ней, то в ее присутствии. Он больше не подозревал, что она следила за ним по неким зловещим причинам. На самом деле, он вообще никогда этого не подозревал, но ведь глупо было бы не удостовериться. А ее история про мертвую fiancée настолько нелепа, что не может быть выдумкой. Именно по такой причине скучающая дебютантка и может начать слежку за соседом.

Не то, чтобы он был знаком с толпами скучающих дебютанток.

Но подозревал, что скоро с ними познакомится.

Он улыбнулся. Он наслаждался ее обществом гораздо больше, чем рассчитывал.

Она выглядела так, будто вот–вот закатит глаза, и ему почему–то хотелось, чтобы она это сделала. Ему гораздо больше нравилось, когда лицо ее было подвижно, переполнено эмоциями. На музыкальном вечере у Смайт–Смитов она выглядела холодной и бесконечно бесстрастной. Лицо ее что–то выражало только во время нескольких вспышек буйного гнева.

Это задело его. Проникло в его кровь и жгло изнутри, как неутолимый зуд.

Она предложила еще чаю, и он согласился, странно довольный, что может продлить визит. Однако когда она подавала ему чашку, дворецкий снова вошел в комнату, неся серебряный поднос.

– Леди Оливия, – произнес он. – Корреспонденция для вас.

Дворецкий склонился так, чтобы леди Оливия смогла взять с подноса карточку, походившую на приглашение: большую и яркую, с лентой и печатью.

С печатью?

Гарри слегка изменил положение, пытаясь получше все рассмотреть. Неужели, печать царского дома? Эти русские так любят внешние атрибуты власти. Британцы, по всей видимости, тоже, но сейчас это не важно. Король Георг за ней не ухаживает.

Она мельком взглянула на карточку, потом положила ее на столик рядом с собой.

– Вы не хотите прочесть?

– Уверена, она может подождать. Мне не хотелось бы вести себя невежливо.

– Не обращайте на меня внимания, – успокоил он и указал на карточку: – Выглядит интригующе.

Она несколько раз моргнула и с любопытством посмотрела сперва на карточку, потом на него.

– Очень большая, – пояснил Гарри, чувствуя, что в первый раз неудачно выбрал определение.

– Я знаю, от кого она, – ответила Оливия, и было видно, что это знание ее ничуть не впечатляет.

Он слегка дернул головой, надеясь, что это движение послужит вопросом, задавать который вслух было явно невежливо.

– О, отлично, – пробурчала она, поддевая печать пальчиком. – Если Вы настаиваете.

Он ни в малейшей степени не настаивал, но не собирался ни говорить, ни делать ничего, что могло заставить ее изменить свои намерения.

Он просто терпеливо наблюдал, как она читает, и наслаждался игрой эмоций на ее лице. Она один раз закатила глаза, издала слабый, но раздраженный вздох и, наконец, застонала.

– Неприятные новости? – вежливо поинтересовался Гарри.

– Нет, – ответила она. – Просто приглашение, которое я предпочла бы отклонить.

– Так отклоните.

Она натянуто улыбнулась. Или, уныло. Он не понял.

– Это, скорее, приказ, – ответила она.

– Да, ладно вам. Кто же это имеет право приказывать несравненной леди Оливии Бевелсток?

Она, молча, протянула ему приглашение.

________________________________________

(1) На самом деле, Алексей Иванович Гомаровский, конечно, князь. И при этом даже не «великий княь», то есть, не является особой королевской крови. Но, поскольку ни один участник описываемых событий не имеет представления о том, что такое князь, и чем он отличается от принца, я взяла на себя смелость оставить князю Алексею титул, данный английским высшим обществом (прим. пер.)

(2) Touché – один–ноль в вашу пользу, фр.