"Секретные дневники мисс Миранды Чивер" - читать интересную книгу автора (Куинн Джулия)Глава 3Не задерживайся? Не задерживайся??! Восклицала с негодованием раз в шестнадцатый Миранда, судорожно одеваясь, хотя о конкретном времени они не договаривались. Они вообще ни о чем не договаривались. Он не попросил разрешения сопровождать ее домой. Он просто поставил ее в известность и велел поторопиться, не дожидаясь ее согласия. Он действительно хотел ее проводить? Миранда не знала, плакать ей или смеяться. — Ты уезжаешь? Это была Оливия, заглядывающая из коридора. — Мне нужно возвращаться домой, — сказала Миранда, натягивая через голову платье. Она не хотела, чтобы Оливия видела ее лицо в этот момент. — Я оставила твою амазонку на кровати, — приглушенным из-за ткани голосом добавила она. — Но почему? Твой отец не будет по тебе скучать. В этом вся Оливия, недовольно подумала Миранда, хотя подруга просто повторила слова, которые много раз говорила сама Миранда. — Миранда, — не отставала Оливия. Миранда повернулась спиной, чтобы Оливия застегнула ей пуговицы. — Я не хочу затягивать свой визит. — Что? Не говори ерунды. Мама, если бы могла, оставила бы тебя жить с нами навсегда. И так и будет, когда мы поедем в Лондон. — Но сейчас мы не в Лондоне. — Что случилось? Ничего. Миранда недовольно сжала губы. — Ты поссорилась с Уинстоном? — Конечно, нет. Кто мог бы поссориться с Уинстоном? Кроме самой Оливии, разумеется. — Тогда в чем дело? — Ни в чем, — ответила Миранда, натягивая перчатки, и призывая себя сохранять спокойствие. — Твой брат желает обговорить с моим отцом какую-то старинную рукопись. — Уинстон?— с сомнением спросила Оливия. — Тернер. — Тернер? О боже она, что, не может жить без вопросов. — Да, — ответила Миранда. — Он скоро собирается уезжать, поэтому должен сейчас поехать со мной. Последний довод Миранда выдумала на ходу, и он казался бесспорным. Кроме того, очень может быть, что он действительно скоро вернется в свой дом в Нортамберленде, и все встанет на свои места. Оливия прислонилась к стене, сложив руки на груди, всем своим видом показывая, что не позволит так просто отмахнуться от себя. — Тогда почему ты в таком отвратительном настроении? Тебе ведь всегда нравился Тернер, не так ли? Миранду разбирал смех. А затем она чуть не разрыдалась. Как он смеет приказывать ей, как какой-нибудь последней служанке. Как он посмел сделать ее такой несчастной здесь, в Хейвербриксе, который был ей более родным домом, во всяком случае, последние несколько лет, чем ему. Она отвернулась. Она не хотела, чтобы Оливия видела ее лицо. Как он посмел целовать ее, не желая этого. — Миранда? — мягко спросила Оливия. — С тобой все хорошо? — Я в порядке, — заверила Миранда, почти бегом покидая комнату. — А по голосу… — Я грущу о Летиции,— сказала Миранда. И это была правда. Любой человек, который смог сделать Тернера несчастным, имеет право быть оплаканным. Но Оливия не была бы Оливией, если бы удовлетворилась таким ответом, поэтому, не теряя времени, она поспешила за практически убегающей Мирандой вниз по лестнице. — Летицией! — воскликнула она. — Ты должно быть шутишь! Миранда летела вниз по ступенькам, держась за полированные перила, чтобы не поскользнуться. — Летиция была противной старой ведьмой, — не унималась Оливия. — Она сделала Тернера ужасно несчастным. Точно. — Миранда! Миранда! О, Тернер, добрый день. — Оливия, — вежливо поприветствовал он, слегка кланяясь. — Миранда говорит, что оплакивает Летицию. Ты можешь в это поверить? — Оливия! — возмущенно воскликнула Миранда. Возможно, Тернер и не мог терпеть свою покойную жену до такой степени, что сказал такое на ее похоронах, но все же существовали какие-то границы приличий, которые не стоило переступать. Тернер молча смотрел на Миранду, вопросительно приподняв бровь. — О, прекрати. Он ненавидел ее, и все мы об этом знаем. — Как всегда — откровенна, дорогая сестрица, — пробормотал Тернер. — Ты сам всегда говорил, что тебе претит лицемерие, — огрызнулась Оливия. — Совершенно верно, — подтвердил Тернер и обратился к Миранде. — Готова? — Ты будешь провожать ее домой? — спросила Оливия, хотя Миранда уже сама ей об этом сказала. — Мне нужно поговорить с ее отцом. — Разве Уинстон не может ее проводить? — Оливия! — смущенно одернула ее Миранда, не зная, что ее больше задевает: то, что Оливия так беззастенчиво выступает в роли свахи, или то, что она делает это перед Тернером. — Уинстону не нужно поговорить с ее отцом, — парировал Тернер. — Ладно. А разве он не может поехать с вами? — Только не в моем экипаже. В глазах Оливии появилась тоска. — Ты берешь свой кабриолет? Это была новая, модная модель, с высокими сидениями, развивающая большую скорость, и Оливия умирала от желания, чтоб ей разрешили на нем прокатиться. Тернер усмехнулся и на мгновение стал похож на себя прежнего, на человека, которого Миранда знала и любила долгие годы. — Возможно, я даже позволю ей управлять им, — сказал он, и было понятно, что сделал это по одной причине: чтобы задеть сестру. Это сработало. Оливия издала странный, булькающий звук, как будто захлебнулась от зависти. — Ага, дорогая сестричка! — с ухмылкой подтвердил Тернер и, продев руку Миранды через свою, повел ее к двери. — До свидания… а может, мы еще увидимся, когда я приеду. Миранда сдерживала смех, пока они шли к экипажу. — Ты ужасный, — сказала она. Он пожал плечами. — Она заслужила. — Нет, — сказала Миранда, чувствуя, что должна заступиться за подругу, даже если наслаждалась этой сценой до неприличия. — Нет? — Ладно, но ты все равно — ужасный. — О, абсолютно, — согласился он, помогая ей взобраться в кабриолет. Миранда задавалась вопросом, как получилось так, что она сидела рядом с ним и практически смеялась, и подумала, что, возможно, и не ненавидела его, и что сможет его простить. Первое время они ехали в молчании. Кабриолет был потрясающий, и Миранда не могла не чувствовать восторга от быстрой езды высоко над землей. — Ты совершила сегодня настоящее завоевание, — сказал наконец Тернер. Миранда напряглась. — Уинстон просто покорен тобой. Она ничего не ответила. Что бы она не сказала, все равно уронит свое достоинство. Она могла бы отрицать и походить на кокетку, или могла подтвердить и казаться хвастливой. Или ехидной. Или, что хочет заставить его ревновать, не дай бог. — Мне кажется, что я должен дать вам свое благословение, — сказал он, не отрывая взгляда от дороги, и не обращая внимание на резко повернувшуюся к нему, потрясенную Миранду. — Это выгодная партия, как для тебя, так и для него. У тебя, возможно, не такое уж большое приданное, какое необходимо младшему сыну, но ты компенсируешь это своим благоразумием. И, если уж на то пошло, то чувствами. — О, я… я, — Миранда моргнула. У нее не было ни одной идеи, что можно сказать. Это была похвала, совершенно недвусмысленная, но, тем не менее, не приносящая удовольствия. Она не хотела, чтобы он говорил обо всех ее отличных качествах, если единственной причиной для этого является его желание соединить ее со своим братом. Она не хотела быть здравомыслящей. В этот раз ей хотелось, чтобы она была красивой, или экзотичной, или чарующей. О боже. Разумная. Это была обидная характеристика. Миранда поняла, что он ждет ее реакции, поэтому пробормотала: — Спасибо. — Я не хочу, чтобы мой брат совершил те же ошибки, что и я. Она вопросительно глянула на него. Его лицо застыло, а взгляд не отрывался от дороги, как будто в жизни не было ничего важнее. — Ошибки? — эхом переспросила она. — Ошибки, — глухим голосом подтвердил он. — Роковые. — Летиция. — Так. Она сказала это. Кабриолет замедлил движение, а затем остановился. Наконец, он посмотрел на нее. — Верно. — Что она тебе сделала? — спросила она. Это был личный вопрос, может быть даже бестактный, но она не могла промолчать, когда его взгляд так пристально прикован к ее лицу. Нельзя было спрашивать. Это стало ясно, когда его челюсть напряглась, и он отвернулся. Потом он произнес: — Ничего, что можно сказать при леди. — Тернер… Он повернулся к ней с яростным блеском в глазах. — Ты знаешь, как она умерла? Миранда кивнула и добавила: — Сломала шею. Упала. — С лошади, — уточнил он. — Ее сбросила лошадь… — Я знаю. — …на которой она ехала на встречу с любовником. Этого она не знала. — Она была беременна. Милостивый боже! — О, Тернер, мне так ж… Он перебил ее: — Не стоит. Не от меня. Она прикрыла ладонью свой разинутый рот. — Это был не мой ребенок. Она судорожно глотнула. Что она могла сказать? Ей совершенно ничего не приходило в голову. — Первая беременность тоже была не от меня, — добавил он. Его ноздри раздулись, глаза сузились, а губы сжались в тонкую нить. Как будто он пытался остановить воспоминания. — Те… — она знала, что должна что-нибудь сказать, но понятия не имела что, поэтому была рада, когда он перебил ее снова. — Она была беременна, когда мы поженились. Собственно говоря, из-за этого мы и вступили в брак, чтоб ты знала, — объяснил он с язвительным смешком. — Чтоб ты знала, — повторил он. — Это то, чего не знал будущий муж. Боль в его голосе переворачивала ей душу, а еще она поняла, что он презирает и ненавидит самого себя. Она не могла понять, как он пережил все это, но при этом почувствовала, что никогда не сможет возненавидеть его, несмотря ни на что. — Мне жаль,— сказала она искренне, не собираясь говорить что-либо еще, потому что это было бы совершенно лишним. — Не стоит… — он оборвал себя и откашлялся. Через мгновение добавил: — Спасибо. Он снова взял вожжи, но прежде, чем тронулся экипаж, она спросила: — Что ты теперь собираешься делать? Он улыбнулся. Не совсем, чтоб улыбнулся, но уголок его рта приподнялся. — Что я буду делать? — переспросил он. — Поедешь в Нортамберленд? Или в Лондон? Женишься во второй раз, хотелось спросить ей. — Что я буду делать? — размышлял он. — Думаю, что ничего из того, что мне бы понравилось. Миранда откашлялась. — Я знаю, что ваша мама надеется, что ты поживешь в Лондоне, когда Оливия приедет на светский сезон. — Оливия не нуждается в моей поддержке. — Нет, — согласилась она. А потом, поступившись гордостью, добавила: — Но я нуждаюсь. Он повернулся и вопросительно приподнял брови. — Ты? Я подумал, что ты уже полностью покорила моего брата. — Нет, — быстро сказала она. — То есть, я имею в виду, что не знаю. Он еще слишком молод, тебе так не кажется? — Он старше тебя. — На три месяца, — уточнила она. — Он еще учится в университете, и не может хотеть обрести семью так рано. Он проницательно глянул на нее, склонив на бок голову. — А ты хочешь? — спросил он. Миранда боролась с желанием спрыгнуть с кабриолета. Если и были какие-то вопросы, которые не стоило задавать леди, то это явно один из них. — Да, я хотела бы когда-нибудь выйти замуж, — решилась ответить она, и ее щеки предательски зарделись. Он долго и пристально рассматривал ее. Ее нервировал его взгляд. Она совершенно не могла понять, что при этом он думает, и была рада, когда он решил нарушить повисшую между ними тишину: — Хорошо. Я подумаю. В конце концов, я твой должник. О господи, у нее голова пошла кругом. — Должник? — Да. Для начала, я должен перед тобой извиниться. То, что случилось вчера вечером… Это было непростительно. Поэтому я и настаивал, чтобы проводить тебя домой, — он откашлялся. — Я должен просить прощения, и подумал, что уместнее сделать это конфиденциально. Она смотрела перед собой. — Прилюдное извинение потребовало бы, чтобы мы сказали всей семье, за что точно я хочу извиниться, — продолжил он. — Я подумал, что ты не захочешь, чтобы они знали. — Ты сам не хочешь, чтобы они знали. Он вздохнул и рукой взъерошил свои волосы. — И это тоже. Я совсем не горжусь своим поведением, и не хотел бы, чтобы семья об этом узнала. А кроме того, я подумал, что и ты этого не хочешь. — Извинения приняты, — мягко сказала она. Тернер облегченно вздохнул. — Я не знаю, почему я так поступил, — продолжал объяснять он. — Это не было вызвано желанием. Я не понимаю, почему так случилось. Но в этом нет твоей вины. Она глянула на него. Не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, о чем она думает. — Ах, черт… — он снова вздохнул и отвел взгляд. Блестящая работа, Тернер. Поцеловать девушку, а потом сказать, что сделал это без всякого желания. — Извини, Миранда. Все — неправильно. Я — задница. Совершенно ничего не соображаю в последние дни. — Возможно, тебе стоит написать книгу, — с горечью сказала она. — Сто один способ оскорбить молодую леди. Осмелюсь сказать, что, по крайней мере, пятьдесят пунктов для нее уже готово к этому времени. Он снова глубоко вздохнул. Он не привык извиняться. — Не то чтобы ты была непривлекательной. Лицо Миранды приняло недоверчивое выражение. Не столько из-за его слов, как он понял, а в самом факте, что он вынуждает ее сидеть и выслушивать от него вещи, которые смущают их обоих. Он знал, что должен остановиться, но тоскливое выражение ее глаз побудило его зачерствевшее за многие годы сердце сделать все так, как положено. Миранде девятнадцать. Ее опыт общения с мужчинами ограничивался Уинстоном и им самим. По большому счету, скорее как с братьями. Девушка, должно быть, чертовски смущена. Уинстон внезапно решил, что она Афродита, королева Елизавета и дева Мария в одном лице, а сам Тернер чуть ли не силой навязал себя ей. Явно не самый обычный день в жизни молодой английской барышни. И все же, она все стоически переносила. Ее спина держалась прямо. Подбородок высоко поднят. И она не ненавидела его, хотя должна была. — Нет, не так, — сказал он, беря ее руку в свою. — Ты должна выслушать меня. Ты привлекательная. И даже очень, — с этими словами, он, может быть, в первый раз за прошедшие годы, действительно присмотрелся к ней внимательно. Она не была красива классической английской красотой, но живой ум, светящийся в огромный карих проницательных глазах не оставлял равнодушным. Ее кожа была безупречной, и в контрасте с глубоким темным цветом волос создавала впечатление прозрачности. Тернер внезапно заметил и густые, слегка вьющиеся волосы, блестящие как мягкий шелк. Он касался их прошлой ночью. Почему он не мог вспомнить, какие они на ощупь? —Тернер, — позвала Миранда. Он уставился на нее. Почему он так странно на нее смотрит? Его пристальный взгляд спустился к ее губам, когда она произнесла его имя. Чувственный небольшой рот. Полные губы, вызывающие желание их поцеловать. — Тернер? — Очень, — сказал он, как будто приходя к какому то невероятному выводу. — Очень, что? — Очень привлекательная, — подтвердил он, встряхивая головой, словно прогоняя наваждение. — Ты очень привлекательная. Она тяжело вздохнула. — Тернер, не стоит лгать, чтобы пощадить мои чувства. Это наводит на мысль, что ты очень невысокого мнения о моих умственных способностях, что гораздо обиднее, чем все, что можно сказать о моей внешности. Он отодвинулся и криво усмехнулся. — Я не лгу, — он выглядел удивленным. Миранда нервно прикусила нижнюю губу. — О, — она казалась не менее удивленной, чем он. — Хорошо. В таком случае, я думаю, что должна поблагодарить тебя. — Я обычно не столь неловок с комплиментами, чтобы их нельзя было понять. — Ну, разумеется, — едко подтвердила она. — Почему у меня сейчас появилось ощущение, как будто ты меня в чем то обвиняешь? Ее глаза удивленно расширились. Он почувствовал горечь в ее словах? — Я не понимаю, о чем ты говоришь, — отрезала она. На мгновение создалось впечатление, что он хочет продолжить эту тему, но потом передумал, и с мягкой улыбкой взялся за вожжи. — Продолжим? Они дальше поехали молча. Миранда искоса поглядывала на него при любой возможности. По его лицу невозможно было ничего понять, таким сосредоточенно-спокойным оно было, что с каждой минутой все больше и больше раздражало Миранду. Как он может оставаться таким невозмутимым, когда ее собственные мысли не давали ей покоя. Он сказал, что не хотел ее, но почему тогда он ее поцеловал? В чем причина? А затем она не выдержала: — Почему ты поцеловал меня? На секунду показалось, что Тернер опешил от ее вопроса. Лошади замедлили ход. Он смотрел на нее совершенно изумленно. Видя его неловкость, Миранда решила, что он не может дать ей ответ, чтобы не обидеть ее, поэтому поспешила к нему на помощь: — Забудь о том, что я спросила, — быстро сказала она. — Это не имеет значения. Но в тоже время она не сожалела о своем вопросе. Что она теряла? Он не посмеялся над ней, не стал рассказывать сказки. Она испытывала неловкость, но она не шла ни в какое сравнение с тем, что произошло накануне вечером, поэтому… — Дело во мне, — внезапно произнес он. — Только во мне. А тебе не повезло оказаться рядом в этот момент. Миранда видела тоску в его синих глазах и положила руку на его руку. — Ничего страшного. Я поняла, что ты был зол на нее. Он сделал вид, что не понимает, о чем она говорит. — Она умерла, Миранда. — Это еще не значит, что при жизни она не была исключительно плохим человеком. Он странно посмотрел на нее, а затем рассмеялся. — О, Миранда, иногда ты говоришь совершенно невообразимые вещи. Она улыбнулась. — А вот это определенно комплимент. — Напомни мне, никогда не назначать тебя учителем в воскресную школу. — Боюсь, что христианского милосердия у меня действительно маловато,— подтвердила она. — Правда? — удивился он. — Я все еще злюсь на Фиону Беннет. — Которая?.. — Та ужасная девочка, которая сказала, что я уродлива на дне рождения Оливии и Уинстона. — О мой бог, сколько лет назад это было? Напомни мне, что не стоит тебя раздражать. Она выгнула одну бровь. — У тебя ничего и не выйдет. — Тебе, моя дорогая девочка, не хватает скромности. Она пожала плечами, поражаясь тому, как легко ему удалось сделать ее беззаботной и счастливой. — Только не говори об этом вашей матери. Она считает меня святой. — По сравнению с Оливией, я уверен, что так оно и есть. Миранда пригрозила ему пальцем. — Ничего плохого об Оливии. Я ей очень предана. — Предана как собака. Прости меня за столь нелестное сравнение. — Я обожаю собак. В этот момент они подъехали к дому Миранды. Я обожаю собак. Это было ее последними словами. Замечательно. На всю оставшуюся жизнь она будет ассоциироваться у него с собаками. Тернер помог ей спуститься, а затем посмотрел на стремительно темнеющее небо. — Надеюсь, ты не будешь против, если я не провожу тебя в дом, — попросил он. — Конечно, нет, — сказала Миранда. Она была практичной девушкой. Было глупо заставлять его промокнуть под дождем, когда она сама прекрасно в состоянии дойти до входной двери. — Удачи, — пожелал он, взбираясь на кабриолет. — В чем? — В Лондоне, в жизни, — он пожал плечами. — Во всем, что ты пожелаешь. Она улыбнулась ему печально. Если бы он только знал. |
|
|