"Кровь нынче в моде" - читать интересную книгу автора (Стиверс Валери)

Глава 15 «ТЭСТИ-ГЕРЛ»


В понедельник утром я на посту у двери Алексы. В одиннадцать тридцать она, наконец выходит.

Мысленно я ставлю галочку — поинтересоваться у Аннабел, почему они все спят в своих кабинетах и есть ли у них нормальные жилища. Кабинет Алексы напичкан обувью, леггинсами и аксессуарами. Обитая среди этого модного барахла и всевозможных косметических средств, она, возможно, и не нуждается в отдельном помещении для проживания. Особенно если никогда не спит ночью.

— Доброе утро. — Я стараюсь говорить бодрым, но в то же время полным раскаяния голосом. — Вот новости светской хроники. — И передаю ей пачку распечаток, подготовленных сегодня.

— Положи на мой стол. — Она делает знак рукой, приглашающий меня войти в ее кабинет.

Если святая вода и навредила ей, то сейчас это незаметно.

Я прочитала в Интернете, что раны у вампиров заживают быстро.

— Что это? — спрашивает она, размахивая у меня перед носом другой пачкой.

Если она собирается делать вид, будто никакого инцидента со святой водой не было два дня назад, то меня это очень даже устраивает.

— Не знаю. Разреши взглянуть.

Я протягиваю руку, чтобы взять у нее бумаги, но не тут-то было.

— Это безалаберность — вот что это такое! — Она гневно размахивает стопкой бумаг.

Мне удается мельком заметить мои заметки на таблице. Это отчет по материально-техническому обеспечению конкурса «Тэсти-герл», который я подготовила вместе с Аннабел.

Тут мне в голову приходит другая мысль: а где спят вампиры, не имеющие собственных кабинетов? Я еще не видела Аннабел сегодня. Надеюсь, она не летучая мышь-альбинос, висящая на пожарной лестнице и вдыхающая дым сигарет шифрующихся курильщиков.

— Кто будет встречать финалисток в аэропорту? Как они доберутся оттуда до отеля? — визжит Алекса. — Почему ты не подготовила извещения о вызове на съемку?

— Никто, — говорю я, пытаясь отвечать по порядку на ее вопросы. — Я думала, они возьмут такси.

— Это не оправдание. Какая от тебя польза? Теперь мне придется исправлять твой промах.

Получается, то, что я заказала чартерный автобус и забронировала в отеле номера для моделей, не в счет. Если бы в понедельник она дала нам четкие инструкции, а не заявляла, будто мы надоедаем ей по пустякам, все ее распоряжения были бы выполнены по пунктам. Однако босс всегда прав…

— Извини, Алекса. Я встречу девушек в аэропорту. А если ты объяснишь, как должны выглядеть извещения о вызове на съемку, я их подготовлю.

— Встречать в аэропорту гостей — подходящая работа для стажеров, — цедит она сквозь зубы. — Но слишком хорошая для тебя. Я пошлю туда Нину и Рэйчел.

— Извини, Алекса. — Больше мне нечего сказать.

— Тебе удалось одурачить Лиллиан, но со мной этот номер не пройдет. Ты получишь то, что заслуживаешь.

Догадываюсь, что эти слова имеют отношение к тому, что случилось в среду.

— Извини, — повторяю я. — Это была ошибка.

Она фыркает:

— Видишь, что ты наделала?

— Ты выглядишь превосходно.

Этого не надо было говорить. Ее глаза сужаются от злости.

— Потребуются недели, прежде чем я снова буду выглядеть на фотографиях, как раньше, — блестяще!

Вероятно, это самый большой вред, который я могла причинить ей. Ее бирюзовые кошачьи глаза загораются от бешенства.

Желваки перекатываются на ее белых от пудры щеках, тонкие руки дрожат. Я чувствую приближающуюся опасность. Она резко выбрасывает руки вперед, и я вижу ее ногти — как всегда наманикюренные, но с дугами грязи под ногтями, просвечивающей сквозь бледно-розовый лак. На моих глазах ногти стремительно удлиняются, превращаясь в опасные, длинные, бледно-розовые, остро наточенные когти. Быстрым взмахом руки она рассекает кожу у меня на щеке. Чеснок, которым я натерлась сегодня утром, ей нипочем.

— Алекса! — В дверях появляется Аннабел с «соком» каждой руке. Никогда я еще не была так рада видеть ее. — Вспомни, что сказала Лиллиан!

Алекса отступает на несколько шагов.

— Мерзавка испортила мою кожу, — шипит она.

— Однако Лиллиан взяла ее под свое крыло, — резко говорит Аннабел. — И потом, ты хочешь получить повышение, не забыла? — Аннабел закатывает глаза, повернувшись ко мне. — Алекса, конечно же, в бешенстве от твоей выходки, — говорит она умиротворяюще. — А чего ты ожидала? — Она сует один стакан так называемого «сока» в руку Алексе, а другой ставит на стол.

Та отрывисто отдает ей распоряжения, делая глоток за глотком:

— Достань мне образец извещения о вызове на съемку. Дай указания двум другим стажерам, чтобы они встречали моделей в аэропорту. И дозвонись до Джады. — Потом ее взгляд снова останавливается на мне. — Когда-нибудь я буду мучить тебя, медленно и очень долго, а потом убью, — злорадствует она.

Аннабел успокаивающе похлопывает ее по плечу.

— Может, сходим после работы на йогу? Ах да, Кейт, я только что столкнулась с Шарлоттой. Лиллиан ждет тебя в своем кабинете.


На сей раз никаких СПА-процедур. Лиллиан сидит за своим столом. На ней темно-красное платье с широкими плечами, выдержанное в таком строгом стиле, что напоминает рыцарские доспехи или «Армани» восьмидесятых.

— Закрой за собой дверь.

Мое тело покрывается гусиной кожей.

— Я слышала о твоей безобразной выходке, дорогая, — после минутного молчания произносит она. — Это совсем на тебя не похоже.

— Лиллиан… — Несмотря на все, что я знаю о ней, мне ужасно неловко.

— Ты неблагодарная, — с горечью говорит она. — Совсем как твоя мать. — Ее холодный взгляд пронзает меня насквозь и уходит куда-то вдаль. — Я объявила твои наряды креативными, когда все остальные считали их просто убогими.

Да, ощутимый удар по моему самолюбию.

— А ты отплатила мне святой водой? Грубо и примитивно.

Лиллиан встает и выходит из-за стола. Оказывается, она босиком, и между пальцами ног у нее специальные валики — судя по всему, ей только что сделали педикюр.

— Знаешь, — говорит она, — я бы простила тебе даже это. Я думала: «Молодая девочка. Конечно, она любопытна».

Странное безразличие, апатия охватывают меня, моя воля парализована.

Лиллиан наклоняется ко мне.

— Поэтому вчера вечером я отправилась к тебе домой. Я хотела поговорить с тобой после инцидента с Алексой. Помочь тебе смириться с тем, что тебя ждет.

Я прекрасно осознаю приближение опасности, но настолько слаба, что не могу пошевелить и пальцем. И у меня ужасное предчувствие — я знаю, что произойдет дальше.

— Но кое-кто прибыл туда раньше меня.

Джеймс! Она все-таки узнала про Джеймса.

— Лиллиан, — хриплю я. — Я никак не ожидала…

Она резко дергает головой. Ее движения быстры, отвратительны и не похожи на человеческие.

— Ты отняла у меня единственное, что делало скучнейшую череду гламурных вечеринок и дорогих новых нарядов более или менее сносной.

— Нет…

— Мне все осточертело с тех пор, как он ушел, — шипит Лиллиан. — Как бы мне еще развлечься?

Я знаю, что сейчас произойдет. Она укусит меня. Вот она берет мою безвольную руку, лежащую на коленях. Мой рукав-«тюльпан» соскальзывает, обнажая бледное предплечье с редкими веснушками. Ее глаза теперь горят красным, как тлеющие угли. Губы растягиваются все больше. Рот перекашивается, и обнажаются клыки. Лиллиан переворачивает мою руку тыльной стороной кисти вверх и опускает свою темную голову. Ее острые зубы прокусывают кожу и вонзаются в мою плоть на запястье. Я чувствую острую боль, но не могу закричать. Я содрогаюсь от отвращения, ощущая ее ледяные губы, сухой рот и острые-острые зубы. Жизнь уходит из меня с каждым сокращением моего сердца.

Кажется, это длится целую вечность, хотя, вероятно, прошло лишь несколько секунд.

Лиллиан вскидывает голову, потом облизывает рану и отбрасывает мою руку, как ненужную вещь.

По моему лицу струятся слезы. Я хватаюсь за запястье и зажимаю ранки, чтобы остановить кровотечение. И защититься, если она захочет продолжить.

— Это не причинит тебе серьезного вреда, — говорит она и отвратительно улыбается. — За исключением того, что теперь ты будешь менее желанной для своего нового приятеля. Ты нравилась ему, потому что отличалась от других девушек. Интересно, как он поведет себя, когда узнает, что ты одна из нас?

«Я не одна из вас», — мысленно кричу я.

— Разве ты не знала, дорогая моя, — глумится надо мной Лиллиан, — что мы предпочитаем подпитываться от людей, которые похожи на нас? Ты действительно одна из нас. Ты навсегда станешь моей!

Она хлопает в ладоши.

Я начинаю чувствовать свои руки и ноги. Покачиваясь, встаю.

— Все ясно, дорогая? — спрашивает она.

Я киваю и, шатаясь, выхожу из ее кабинета.

— На твоем месте я бы чем-нибудь прикрыла это, — бросает она мне в спину. — Я слышала, бархатные ленточки нынче в моде.


Взглянув мне в лицо, Аннабел быстро уводит меня в дамскую комнату. Я опускаюсь на безукоризненно чистый пол под автоматом с тампонами, которым никто не пользуется, и прижимаю колени к груди. Аннабел участливо обнимает меня. Ее тело холодное, как у покойника, но ее объятие, как ни странно, утешает. Потом она начинает поглаживать меня по спине, совершая круговые движения своей ледяной рукой. Непонятно почему, но ее прикосновения не вызывают отвращения.

— Дай посмотрю, — говорит она, беря мою руку. — Ничего страшного! Она лишь попробовала твою кровь. Прикупи себе какую-нибудь стильную вещицу, вот и все. И ты отлично выглядишь. Анемия — это шикарно!

— Я умру? — Я не уверена, что хочу услышать ответ.

— Всего от одного укуса? Ты доживешь до старости. Хотя, разве ты не хочешь…

— А сколько надо укусов, чтобы убить? Трех достаточно?

— Ерунда. Существует много таких… как мы, не отражающихся в зеркалах. Нет, не верно. Те вампиры вышли из моды давным-давно — тысячу лет назад. Брэм Стокер[31] вряд ли узнал бы нас в тех, кем мы стали. Стильные. Продвинутые. Хотя до сих пор терпеть не можем чеснок. Кстати, ты отвратительно воняешь.

— Спасибо за комплимент.

— В стародавние времена, если бы тебя укусила какая-то вампирша, она бы не отстала от тебя до самой смерти. Но теперь это не модно. К чему столько трупов? Приходится адаптироваться к современной действительности. Мы только кусаем разок и находим следующую жертву. — Она хмурится. — Хотя, если тебя укусили, ты становишься более привлекательной для вампиров. И тогда тебя, вероятно, будут кусать снова и снова. Ты становишься «донором». Иногда несчастные умирают. Однако это не одобряется.

Я не могу отключить в себе медика.

— Когда «доноры» истощаются, это выглядит так, будто у них случился сердечный приступ или они умерли от тяжелой анемии, да? — спрашиваю я. — Так произошло с Беверли.

— Правильно, — говорит Аннабел. — Беверли пришлось заставить замолчать, потому что она стала подозрительной. Мы сделали все, чтобы ее смерть выглядела как можно естественней.

— А как же «модный убийца»? Должно быть, это тоже вампиры?

Аннабел явно смущена.

— Это один и тот же вампир, в этом мы уверены. Кто-то выпивает кровь и потом мажет ею трупы, как будто убийца — человек. Так было и с теми девушками на вечеринке. Кто бы ни был этот «модный убийца», это его рук дело.

Разговор на обеде в «Карнивор», когда Шейн пожаловался, что эти убийства бросают подозрение на них всех, приобретает теперь определенный смысл.

— Ты думаешь, это делает кто-то из сотрудников «Тэсти»?

Аннабел вздрагивает.

— Боюсь, что так. И хуже того, кажется, Лиллиан это ничуть не волнует. Наводить порядок — ее обязанность, но она ничего не делает. Некоторые из нас даже подозревают, что это именно она…

— Значит, возможно, я укушена вампиршей, которая может оказаться тем самым маньяком?

— Лично я не верю, что это Лиллиан, — говорит Аннабел. — Она рискует слишком многое потерять.

— А что теперь будет со мной? Лиллиан может вцепиться в меня в любой момент, когда захочет?

Аннабел уклоняется от прямого ответа:

— Все гораздо сложнее. Большинство людей не могут стать вампирами. Для этого необходима генетическая предрасположенность, а это редкость — «ген моды». Однако, я думаю, у тебя он есть. Тот факт, что ты была в сознании, явное тому подтверждение — большинство людей не помнят о нападении вампира. И Лиллиан тоже так думает — вот почему она так благосклонна к тебе. Если она продолжит кусать тебя, ты, конечно, не умрешь, но сама можешь стать вампиром.

Как ни странно, я счастлива узнать, что существует ген, который свидетельствует о предрасположенности человека к вампиризму. Если существуют какие-то биологические причины, то возможно и лечение.

Однако плохо то, что этот ген есть у меня и один раз я уже укушена.

— Лиллиан может обратить тебя только в том случае, если ты сама этого захочешь, — говорит Аннабел. — Но ты и без того сильно изменишься. Начнешь делать много покупок. Станешь преклоняться перед вещами, недоступными для твоего кошелька. Даже похороны отца не смогут удержать тебя от посещения распродажи образцов модной одежды. К тому времени, когда тебе наконец предложат бессмертие, ты уже сама будешь отчаянно пытаться остановить процесс старения.

— Как происходит обращение? Это больно?

Взгляд Аннабел мрачнеет.

— Да, очень больно. — На ее щеках появляются красные пятна, вызванные воспоминаниями. — Но это восхитительная боль…

— Спасибо, можно не продолжать.

— Ты должна изменить свое отношение к нам. Надеюсь, так и будет! Приятно находиться с тобой рядом. Я самая новенькая, в штате около десяти лет, но иногда ощущаю себя аутсайдером. Мы с тобой могли бы подружиться.

При других обстоятельствах это могло бы быть заманчиво.

Она продолжает:

— Ты должна гордиться. Вампиризм — это признак аристократического происхождения. Вампирами были королевы и графини вплоть до 1700-х. Однако это также привело… — Она закатывает глаза, глядя на меня. — Ну, к революциям.

— Значит, именно тогда вампиры вошли в моду?

— Вечеринки до поздней ночи. Красивая одежда. Просто это имело смысл. Конечно, вместе с тем они изменили представление людей о красоте. До нас привлекательными считались толстые коротышки. По-рубенсовски пышногрудые. Ты же наверняка видела такие картины. Мы привнесли в моду худобу.

Вампиры — сущее зло. У меня еще миллион вопросов, но Аннабел похлопывает меня по укушенной руке и поднимается.

— Пошли работать, — бодро говорит она.


Я возвращаюсь к своему столу, придерживая истерзанное запястье другой рукой. Звонит мой телефон.

— Мы встречаем моделей в аэропорту в воскресенье, — сообщает Нина.

— Поздравляю, — рассеянно отвечаю я, хватая трубку.

— Привет, Кейт, это Том из мотеля «Зеленая стрела» в Джефферсонвилле. Ты заказывала у нас номера.

— Да.

— Какая-то женщина из вашей конторы только что звонила… — Он колеблется. — Она попросила отменить бронирование номеров, сказала, что девушки проведут ночь, бодрствуя, в старой усадьбе Туркотт. Однако там не самое безопасное место для палаточного лагеря. Я только хотел удостовериться — действительно снимать бронь?

Мне очень не нравится то, что я услышала.

— Я в общем-то в курсе, — помолчав, говорю я Тому, — но я проверю, знают ли они, что там нельзя разбить лагерь. Спасибо за звонок.

С жутким подозрением звоню в компанию, где заказывала автобус для перевозки девушек. Мне говорят, что мой заказ только что отменен.

Вспоминаю медицинскую анкету и главное условие — отобрать молодых девушек с нелегкой судьбой, то есть девушек, не имеющих родных. Это чтобы их никто не разыскивал. И странное решение Алексы — только она и выбранные ею члены команды будут находиться в этом импровизированном лагере. Все это неожиданно приобретает ужасный смысл.

Ни одна из финалисток конкурса «Тэсти-герл» никогда не станет новой Сесилией Мендес.

Только ленчем.

Алекса психически неуравновешенная. Безусловно, она одержима желанием завоевать статус «Самой совершенной девушки» по эту сторону Атлантики. И как любой другой женщине, ей просто жизненно необходимо подкрепиться, чтобы снять стресс. Алекса и есть этот бешеный вампир. Я в этом уверена. И девушки «Тэсти», вероятно, погибнут. Те, кто все же вернется в город, станут мобильной едой — блюдами в босоножках и обтягивающих джинсах, бродящими как сомнамбулы и откликающимися на зов, как крупный рогатый скот, в надежде на укус кого-нибудь из редакторов. Чувствуя тошноту, я вспоминаю девушку, которую спасла от вычеркивания из списка. Она стала одной из финалисток. Это я буду виновата, если она умрет.

Невероятно, но факт — десять девушек, мечтающих стать моделями, обречены на смерть, и только я могу спасти их.