"Полёт Ястреба" - читать интересную книгу автора (Байкалов Игорь Алексеевич)

Глава 9. Контакт

Рывок вернул меня в реальность. Я лежал на полу в ярко освещённом помещении и не понимал, как попал сюда.

Я поднялся, ощущая тяжесть снаряжения, и посмотрел налево, а затем направо: в обе стороны уходил длинный коридор, стены которого мягко светились. Сначала я подумал, что нахожусь на «Звездном Ястребе», но если так, то почему моим последним воспоминанием было приближение к артефакту, причём его зов казался настолько сильным, что я потерял ощущение реальности происходящего. Паника начала подкрадываться ко мне. Руки дрожали, мысли лихорадочно метались. Неужели я внутри шара? Если так, то выстраивая реальность из моих воспоминаний, артефакт не проявил никакой творческой активности — всё это точная копия коридоров Ястреба. Но тогда возникают логичные замечания: почему трос не вытянул меня?

Я посмотрел на фал и похолодел: кончался он примерно в десяти сантиметрах. Ровные края указывали на то, что его не пережгли или обрезали, но что могло «разорвать» трос толщиной три сантиметра из материала, способного выдержать невероятные нагрузки?

Ещё одно загадочное обстоятельство: почему виден коридор, если размеры шара гораздо меньше? Здесь какое-то сжатие пространства? Одни вопросы и самый главный: почему я здесь? Почему именно я? Надеюсь, случайность — не люблю, когда мною манипулируют.

— Эй, вы меня слышите? — произнёс я в гарнитуру, но, как и следовало ожидать, никто не ответил. Я попробовал докричаться ещё раз, но тщетно.

«Итак, — подумал я, пытаясь мыслить хладнокровно, — выбор у меня, как у Ивана-царевича. Налево пойдёшь — коня потеряешь, на право — смерть найдёшь, а прямо пойдёшь — на стену наткнёшься», — попытался я себя взбодрить. Как ни странно, получилось. Налево ходить неприлично, направо — страшно, а прямо — бесполезно. И тут возник вопрос: а не так ли уж бесполезно? Если всё, что окружает меня — некое подобие виртуальной реальности, выстроенной по моим воспоминаниям, то стоит попробовать подумать, что именно эта дорога ведёт к ответам на мои вопросы.

Я сделал шаг вперёд, и произошло чудо: стена растворилась, и передо мной расстелился ещё один путь, заканчивающийся дверью. Жутковато было осознавать хрупкость окружающей реальности, ведь даже в виртуалке созданный мир не казался столь реальным! Там, если приглядеться, можно было заметить крошечные отличия от реальности, а здесь… Нет, жутковато, словно я попал в какую-то капсулу, как застрявший муравей в янтаре, но пришлось снова задавить рождающуюся панику: «Ну надо же, сам создал этот путь, а теперь боюсь пройти по нему. Необоснованные страхи всё, наговариваю себе…» Помогло. Теперь можно идти дальше, и хоть передвигаться было неудобно, но меня это не беспокоило: хотелось узнать, зачем я здесь.

Дверь отошла в сторону с тихим журчанием механизмов. Помещение, находящееся за ней, напоминало рубку. У обзорного экрана горели огоньки панелей. Слева висела голографическая доска, а капитанское кресло оказалось повёрнуто к выходу, словно ожидая своего хозяина.

Я так и остановился на пороге, не решаясь войти. Потом подумалось, что не мешало бы проявить толику вежливости:

— Здравствуйте. Извините, что потревожил. Я хотел бы поговорить.

Понятно, что глупо звучали слова, но других не нашлось. Разумеется, никто не ответил, и я, застыв в напряжённом ожидании, прислушивался к тихому шуршанию несуществующей аппаратуры. Текущее положение казалось мне абсурдным: если пригласили зайти, то почему никто не встречает? Где хозяин этого… разума?!

— Есть здесь кто? Я хочу поговорить!

Кресло слегка качнулось. Сначала пришла мысль, что мне просто показалось, но затем оно дернулось второй раз. Меня приглашали сесть?

Я сделал несколько нерешительных шагов, застыв посередине «рубки», ничего не происходило, и тогда я осмелился сесть в кресло. Оно с трудом вместило меня, не потому, что было узким, наоборот, это я был слишком объёмным в своём скафандре. Конечно, тут же возникла мысль, поднять забрало, но такое решение казалось, по меньшей мере, опрометчивым.

Внезапно я почувствовал чей-то взгляд. Он исходил со стороны входа, но там никого не было. Стало невыносимо жутко и захотелось исчезнуть, убежать куда угодно, лишь бы подальше. Я попытался убедить себя, что всё это лишь игра разума, но ощущение не пропало, наоборот, стали происходить ещё более странные вещи. Я остро ощущал чьё-то присутствие и даже месторасположение этого нечто. Никогда не верил в существование призраков, но сейчас готов был поверить. Кровь застыла в жилах, когда «оно» сначала вылетело на середину рубки, а затем резко приблизилось ко мне (даже через защитный слой скафандра я ощутил морозный ветер), затем пролетело вокруг меня и снова зависло в центре. Я сидел, боясь пошевелиться, но внезапно прозвучал мелодичный женский голос:

— Прошу прощения. Меня не видно?

— Э… — протянул я, пытаясь справиться с собой.

В центре помещения начал материализовываться шар: сначала он казался едва заметным, почти прозрачным, затем «проявился» настолько, что его можно было хорошо разглядеть. Нет, он не походил на тот, который я видел, находясь снаружи, здесь он скорее напоминал дух, шаровую молнию, светился переливающимся голубоватым светом и был покрыт электрическим туманом.

— Вы меня видите? Слышите? — спросил Шар.

Ответить удалось не сразу: я не мог открыть рта, но всё-таки удалось собрать мысли в кучу и сказать:

— Да.

— Хорошо. Странно, что вы меня не увидели раньше.

Меня такая формулировка несколько удивила, но ещё больше поразил следующий вопрос, его я вообще не ожидал услышать:

— Где мы? Когда мы?

Я не знал, чем вызван этот вопрос и почему именно ко мне. Если честно, мне и самому хотелось спросить нечто подобное.

— Я не знаю.

— Вы не знаете, — понял шар, и я решил перехватить инициативу:

— Кто ты? Молния? — спросил я и понял, что как любой человек, встретившийся с неизвестным, пытаюсь дать ему имя.

— Молния? Электрический разряд… Эффектно… громко… красиво… Возможно…

«Типичный ассоциативный ряд!»— мысленно воскликнул я, ведь я знал, что именно с этого начинается обучение искинов работе с данными. — «Так чего же я испугался? Передо мной всего лишь фантом, улучшенная версия голограммы! Я же общаюсь с искусственным интеллектом корабля! Ещё одно косвенное подтверждение. Спросим…»

— Кто тебя создал?

— Я думала, вы, — задумчиво ответил Шар. Я обратил внимание на самооценку: этот искин называл себя через женский род, но мы всегда называли машины через мужской. Ладно, пусть будет женский… Интересно, это имеет значение?

— Почему?

— Я не помню. Всё смутно…

Артефакт, искусственный интеллект, который не помнит, кто он! Поразительно! Машина не может забыть что-то: она либо знает, либо не знает, иного не дано. Хотя здесь уже вопрос в интерпретации слов: если удалить информацию, а оставить логические ссылки на неё, то это можно условно назвать забыванием.

— А что значит «не помню»?

— Просто не помню, — шаровая молния запрыгала. Я решил не торопить события. Это могло быть опасно.

— Как мне тебя называть?

— Не знаю… Предложи…

— Молния? Ты очень похожа в этом образе на шаровую молнию. Как тебе имя, Молния?

— Мне нравится, — она начала весело раскачиваться, словно в неведомом танце.

— А меня зовут Юра.

Вместо ответа, она несколько раз подпрыгнула, засветив ещё ярче.

«Так, значит, она знакома с системой имён», — подвёл я итог и отметил, разглядывая электрическое облачко вокруг шара:

— Ты легко можешь преобразовать свой вид.

— Да, а для вас это проблема?

— Есть такое, — с некоторой заминкой ответил я, размышляя над вопросом: казалось, для неё это было естественным, как для нас ходить и говорить. — Нас просто удивило, что ты меняешь спектры поглощения и отражения.

— О, не знаю, что в этом необычного. Мне казалось, что здесь нет ничего необычного. Сначала я пыталась собрать как можно больше информации, а потом, когда она была собрана, я просто стала отражать.

— А почему менялся только видимый спектр?

— Не знаю. Я слабо контролирую процессы.

«Нечто вроде естественной реакции», — оценил я. — «Похоже… Наверное».

— Я думаю, дома могла бы вспомнить, — продолжала Молния. — Меня зовёт домой…

— А где твой дом? — спросил я, как заправский психоаналитик, схватившись за зацепку, которая раскроет тайны души пациента. Удивительно, но совсем позабылся страх перед неизвестным. Я его не воспринимал как нечто экстраординарное. Этот шарик казался мне заблудшим ребёнком, потерявшим родителей и не более того. Мне даже было жаль её.

— Не знаю, пытаюсь вспомнить дорогу.

— А ты не помнишь, что было до сна? Может я смогу тебе помочь.

— Смутно… — охотно ответила Молния, — лишь образы… помню планету… на ней очень тепло, ветер гуляет над лесами, птицы… даже молнии бывают.

Мне показалось, она улыбнулась, хотя как я мог это почувствовать? Игра оттенками тональностей звуков нарисовала такую картину.

— На этой планете тебя создали?

— Скорее всего. Но я не знаю… Но чувствую, надеюсь, интуиция меня не подводит…

Такого даже Ястреб не позволял себе говорить! Интуиция?! Этот механизм формируется в подсознании, уже довольно давно известны этапы этого процесса, но несмотря на это, воссоздать его невозможно, поскольку работа самого подсознания до сих пор остаётся тайной за семью печатями. Неужели древней расе это удалось?

«Удивительный искин», — с профессиональным любованием отметил я.

— Может быть, создали тебя и не мы, но у нас есть похожие на тебя.

— Правда? — удивилась Молния.

— Есть искусственный интеллект. Он, конечно, не сравнится с тобой, но…

— Искусственный?

— Да, созданный кем-то, — поспешил пояснить я, всё больше чувствуя себя психологом, чем робопсихологом.

— Будет интересно с ним пообщаться, хотя странный термин вы используете, ведь вы тоже созданы.

— Созданы? — удивился я. — Кем?

— Природой, — ответила Молния. — Мне кажется, все мы созданы кем-то. А ты как считаешь?

— Вполне возможно. Во всяком случае в этом что-то есть, — ответил я и тут понял, что даже не уточнил, где нахожусь и почему. Следующий мой вопрос был, конечно, об этом.

— Внутри меня. Мне нужно понять, где я. Сначала я увидела двоих людей, но они отказались назваться моими создателями. Затем один из них захотел приблизиться ко мне. Я не знала, как реагировать, потому ушла на орбиту.

— Ты испугалась?

— Нет, я решила подождать, всё обдумать. Мне требовалось время…

— А почему ты решила поговорить именно со мной?

— Тот мне не понравился, — шёпотом ответила Молния, словно боялась, что её услышат. — Он тщеславен. Меня это пугает. Странный он. Никогда таких не встречала… хотя, может быть, просто не помню…

— А я?

— Нет, ты хочешь понять меня… хочешь мне помочь…

— Да, ты загадка, — признался я. Любому приятно, когда о тебе отзываются положительно. — Мне интересно понять тебя.

— Спасибо, — совсем по-женски ответила Молния. Уверен, если бы она выглядела человеком, то ещё бы и покраснела.

— А я могу выйти обратно? — спросил я, боясь услышать отрицательный ответ.

— Да, если хочешь, но разве тебе надо идти?

— Мне хотелось бы предупредить остальных. Они могут испугаться, что я пропал.

— Я им передам, что ты здесь… Передала. Там два космических корабля около меня и ещё несколько поодаль.

— Что они делают?

— Двигаются. Который побольше стал между мною и другим. Чего они хотят?

Меня словно током ударило. Ну, конечно! «Несколько поодаль» — авианосец выпустил истребители и встал на линию огня, загораживая «Звёздный Ястреб» своим могучим телом.

«Что они делают?! Я же только что исчез!»

— Мне нужно немедленно связаться с ними! — испуганно закричал я. Вот-вот могло случиться непоправимое!

— Да, конечно… — удивлённо ответила Молния. — Они хотят тебя видеть… Ты, наверное, по ним скучаешь. Но ты вернёшься?

— Обязательно! Это просто необходимость.

— Я понимаю… буду ждать.

С левой стороны образовалась шлюзовая камера. Я поднялся с кресла и пошёл к выходу настолько быстро, насколько мог…

Наивно я полагал, что всё кончилось, когда, наконец, смог снять скафандр: в шлюз буквально ворвались Белоусов, Ренор, Лунько и даже капитан Фаррел. Начальник Службы Безопасности почему-то с подозрением смотрел на меня, словно подозревал в сговоре со всеми врагами Лиги сразу. Думаю, он размышлял над вопросом, почему меня отпустили и меня ли, но, несмотря на это, настроение поднялось достаточно, чтобы сбросить его с такой высоты: я только что приоткрыл завесу тайны! И, следует отметить, весьма искусно. Во всяком случае, мне так казалось.

Белоусов первым набросился на меня с расспросами. Я так и не понял, что сильнее толкало его: желание узнать результат или злость из-за того, что не он стал первопроходцем. Но с ответами пришлось подождать, пока мы все не собрались в зале для брифингов — на этом настоял капитан. Как я понял, требовалась ещё и запись моего рассказа, которую можно было бы отправить в центр для отчётности.

Позже, когда первые эмоции улеглись, а я коротко изложил наш разговор с Молнией, мы смогли приступить к обсуждению последних событий. Оказалось, что я отсутствовал порядка пяти часов, хотя по моим внутренним часам прошло порядка получаса. Вероятно, я слишком долго был без сознания. Всё это время капитаны двух кораблей держали артефакт под прицелом орудий, а авианосец час назад выпустил истребители. Исчез я для них неожиданно: просто взял и пропал, а назад вернулся только огрызок фала. Общую реакцию представить оказалось нетрудно.

— А как… Молния отреагировала на наши движения? — спросил Фаррел.

— Никак. Кажется, она не осознаёт опасность, исходящую от кораблей. Прежде всего, ей хочется разобраться в себе. Она подкована в технических вопросах, знает базис, множество понятий и даже связей между ними — в этом она не является ребёнком или… Маугли. Но странно, что она ничего не знает о своём происхождении или о нас — память заблокирована.

— Почему же странно? — удивился Ренор и напомнил. — Пролежать столько лет…

— Странно потому, что «процессор» не поврежден. Вероятно, он долговечнее памяти, я не спорю, но мне кажется, проблема не в этом.

— Это что, какая-то компьютерная амнезия? — предположил Ренор.

«Если бы я знал», — подумалось мне, но тут в голову пришла совершенно дикая мысль:

— А может… — неуверенно начал я, но затем всё-таки решил выложить. — Может быть, кто-то намерено стёр память и оставил этот артефакт специально для нас…

— Здравая мысль. Косвенно это подтверждает знание языков, — неожиданно поддержал меня Ренор и тут же добавил, — но откуда столь древняя цивилизация знала наш современный язык, даже не берусь предположить.

— Они что, могли заглядывать в будущее? — удивился Фаррел.

— Если так, то я даже не берусь судить, насколько они продвинулись в изучении основ пространства и времени… — в глубокой задумчивости ответил Ренор. Руководитель научной Группы смотрел куда-то вдаль, словно желая найти ответ именно там. Мне же казалось, что мы так никогда и не узнаем замысла создателей Молнии, насколько далёкими казались мне эти загадочные существа.

— Но в таком случае возникает вопрос: зачем им было оставлять посланника, причём, именно такого посланника? — обратил внимание Лунько. — Если она ничего не знает, то зачем она здесь? Не согласуется.

— Она не знает, — напомнил я. — Молния, как ребёнок. Она мне напоминает несформировавшийся искин, очень мощный, с развитой логической сеткой, но очень молодой…

— Да, сначала надо понять цель этого… корабля, — сказал Белоусов. — Может быть, память не доступна ей временно? Кто знает логику создателей…

— …разработчиков… — тихонько поправил я и, как оказалось, зря: глаза археолога вспыхнули злостью. Этого оказалось достаточно, чтобы я замолчал. Очевидно, он никогда не простит мне украденных лавров. Не такой человек этот Белоусов.

— Логика может отличаться от нашей, человеческой. Мы всё время пытаемся относиться к ней, как к земной технике или… разумному существу, — дополнил археолог.

— И что из этого следует? — спросил Лунько.

— Без понятия, — ответил археолог.

— Но логика её действий не такая уж и внеземная, — отметил Ренор.

— Что вы хотите этим сказать? — с вызовом спросил Белоусов, но Руководитель НГ, казалось, не заметил этого.

— Всё, что рассказывали вы и Юра, вполне укладывается в рамки нашей логики. Даже прыжок на орбиту.

Нужно отметить, что Сергей Андреевич этим высказыванием навёл меня на очень интересную мысль:

— Она подстраивается под нас. Да, точно! — воскликнул я, вспомнив первые минуты своего пребывания.

— Поясните.

— Мы сами настроили её так, чтобы она смогла общаться с нами, указав планету и язык. Уже передо мной она тоже настраивалась, чтобы я её увидел.

— Иными словами, вы хотите сказать, что в ней заложено одновременно множество логик и образов, весь банк данных, известный древней расе, — предположил Ренор.

Если честно, мысль моя ещё до этого не дошла, но я не мог отрицать сказанное:

— Вполне возможно, что так.

— Вы вообще тогда понимаете, на что мы наткнулись?! — возбуждёно воскликнул Белоусов. — Это же ценнейший источник информации!

— Несомненно, — ответил Ренор.

— Мы можем на неё влиять? — повернувшись ко мне, спросил Фаррел.

— Да… — неуверенно ответил я, не понимая, к чему этот вопрос. — Во всяком случае, мне так кажется…

— Нужно убедить её сотрудничать с нами, — пояснил капитан. — Пока мы не знаем назначения этой машины и её возможностей, мы не можем предугадать последствия нашей встречи. Этот контакт должен состояться, и главное сейчас, чтобы она не воспринимала нас как противника или недоброжелателя.

— Я в чём-то должен её убедить? — меня эта идея не прельщала, и я решил твёрдо: врать Молнии я не буду не при каких обстоятельствах. Что-то потребительское проскакивало в словах капитана, хотя я его прекрасно понимал.

— Да, необходимо убедить, что все мы хотим ей помочь.

— Думаю, ей будет интересно пообщаться с Ястребом, — предложил я. — Я сказал, что у нас есть её аналоги.

— Насколько это опасно? — спросил Фаррел.

— Я думаю, неопасно. Мы запустим Ястреба в режиме ограниченного действия. Главное выбрать интерфейс, который бы не смог обойти защитные системы.

— Мы сможем следить за диалогом и контролировать его? — спросил Лунько.

— Да.

— Хорошо, — с явным удовлетворением согласился капитан. — Когда вы обещали вернуться?

— Я не указал точного времени.

— Давайте сделаем так: сейчас вы идёте в медкабинет, Оля должна вас проверить, а затем поспите. За это время челнок будет готов. Лунько полетит с вами.

Я кивнул, но, подумав, ответил:

— Лучше я один. Молния не захотела иметь дело с Белоусовым.

— Почему? — спросил археолог. При этом его глаза были полны искреннего удивления. Я даже не знал, как ему ответить. Сказать правду, означало уязвить его самолюбие, и тем самым окончательно превратить его во врага, а врать, мне не хотелось.

— Мне кажется, я завоевал доверие, — уклонился я от ответа. Видимо, учёный всё-таки хотел добиться большего, но, к счастью, меня спасло то, что на пороге появилась Ольга. Янковская с укоризной посмотрела на всех присутствующих и произнесла:

— Это не дело! — дверь за ней закрылась, и она подошла к столу. — Почему вы не отдаёте мне моего пациента. По протоколу Юрий Степанов должен пройти медицинское освидетельствование…

— Да, Янка, ты права, — вздохнул Лунько, не став настаивать.

— Итак, значит решено, — сказал Фаррел.

— Да, — ответил я. Чего тут непонятного?

— Нет, мы не решили, что делать! — запротестовал Белоусов.

— Уже решили, — ответил капитан. — Степанов летит один сразу, как только Ольга разрешит, — он повернулся к Яновской и вопросительно посмотрел на неё.

— Да-да, я всё понимаю, — ответила она.

В общем-то, я был рад, что Ольга вытащила меня с этого «совета»: кто знает, как могла повернуться ситуация? Мне показалось странным, что Белоусов не протестовал против моего предстоящего визита, что вызвало определённое беспокойство: не задумал ли чего этот археолог? С него станется, но пока мне отчаянно везло, и я даже не пытался осознать масштабы этого везения. Всегда мечтавший о приключениях и великих открытиях, я оказывался в самой гуще событий. Впрочем, думаю, всё это неслучайно, ведь проблемы попадались именно по спецификации моей работы. Вот уж не думал, что должность инженера по системам искусственного интеллекта включает в себя и поимку террориста, и общение с древним артефактом. Интересно, а что она ещё включает? Надеюсь, не ведение закулисной борьбы с одним из лучших археологов Земли.

— …Ну вот, — я посмотрел на приветливо замигавший шар в центре рубки, — пришёл.

— Да, я ждала тебя, — ответила Молния.

Это я уже знал. Узнал утром, как только связался с научной группой. Ренор сказал мне, что на все вопросы она либо молчала, либо отвечала односложно: «Я жду Юру». Меня это так поразило, что я даже на некоторое время потерял дар речи. Сергей Андреевич, не дождавшись адекватного ответа, направил меня в его лабораторию.

Оказалось, что пока я спал, Белоусов снова вернулся на планету, а Ренор и Ястреб всё это время анализировали собранные данные. Искин даже попытался вступить с Молнией в контакт, но ответ не оставался тем же. В принципе, её поведение легко объяснялось: всегда надёжнее иметь дело с уже знакомым человеком.

Прямо из лаборатории я сразу же направился в ангар, где меня уже ждал готовый к отлёту разведывательный бот «Глаз», и через час уже находился здесь, в рубке корабля-артефакта.

Я посмотрел на прыгающий шарик и улыбнулся: ей богу, как дитя. Вот уже не думал, что этот артефакт может настолько ко мне привязаться, а раз так, то я остаюсь на острие разведки, и теперь, когда первый контакт налажен, следует закрепить успех и приступить к дальнейшей работе:

— Я могу сесть?

— Конечно, — кресло повернулось ко мне. — Можешь поднять забрало. Здесь привычная для тебя атмосфера.

— А откуда ты знаешь, какая атмосфера для меня лучше?

— Вы дышите в атмосфере, состоящей из азота, кислорода и других газов, иначе — воздухом. И здесь воздух. Баллоны твоего скафандра, атмосфера корабля заполнены им.

— И для тебя не составило труда узнать это? — спросил я, садясь в кресло.

— Нет.

— А как ты это определила?

— Я просто захотела узнать и узнала.

— То есть ты… создала приборы?..

— Нет, я могу видеть на любом расстоянии в любом спектре.

— Ничего себе, — вырвалось у меня. Я хотел спросить, каково это, видеть на любом расстоянии, но тут же вспомнил, как ощущал мир перед тем как попасть в эту рубку.

— Мне помнится, мои создатели дышали воздухом…

Я решил последовать совету Молнии и рискнуть, подняв забрало. Признаться, сделал я это не без внутреннего сопротивления, несмотря на то, что датчики подтверждали её слова. На моё удивление здесь даже присутствовали запахи кожи и проводки — удачная имитация кабины, даже в мелочах.

— Как тебе это удаётся?

— Не поняла…

— Создать такую правдоподобную иллюзию.

— Не понимаю тебя. Это не иллюзия. Разве ты не видишь? — в голосе действительно проскользнули нотки удивления. — Нет, это было здесь.

— То есть?.. Подожди, давай разберёмся. Где я конкретно нахожусь? Внутри тебя?

— Вот же я, — Молния засигналила габаритными огнями. — Как ты можешь находиться внутри меня? Ты у меня дома… В гостях…

— И это помещение уже находилось здесь до того момента, как ты осознала себя?

— Да, именно так. Тебя это беспокоит?

— Да… — ответил я.

— Почему? — снова в интонациях прозвучало удивление.

— Мне интересно, а это пространство было создано в тот момент, когда мы нашли тебя или существовало до того?

— Когда я проснулась, оно уже существовало. Зачем ты задаёшь такие вопросы? — пока я собирался с мыслями, Молния добавила. — Ты сделал вывод, что меня намеренно оставили?

— Очень похоже на то, — признался я.

— Зачем?

— Именно этот вопрос и волнует меня сейчас…

Я повернулся к приборной панели. До этого момента я их не рассматривал — не было времени, но она мне казалась важной уликой, словно я мог найти адрес производителя или хотя бы штрих-код. Здесь были вполне стандартные средства навигации и управления. Любой знающий пилот вряд ли испытал бы затруднения с управлением. Если так, то версия о том, что кто-то запрограммировал этот корабль на то, чтобы им могла воспользоваться любая раса, любая форма жизни, если угодно, подтверждалась. Если бы не люди нашли его, а скажем, какие-нибудь разумные микробы, то всё это пространство представлялось бы и им в привычном виде. Вот только догадывается ли Молния об этом? Думаю, да. Как же иначе?

— Ты знаешь, что это и для чего? — спросил я.

— Да, это панель управления моим домом.

— Мне кажется, твой дом — корабль, а ты его интеллект. Мы часто используем такую комбинацию.

— Не понимаю.

— Управление кораблём слишком сложная задача для отдельного человека, — пояснил я. — Всегда проще доверить вычисления тому, кто делает эту работу лучше тебя и быстрее, а ты будешь выполнять ту работу, которую выполняешь лучше. Понимаешь?

— Кажется, да.

— Это называется разделением труда. Каждый делает то, с чем справляется лучше. В результате выигрывают все.

— Но тогда ты не будешь знать, как делать другие вещи, — разумно заметила Молния.

— Да, — согласился я, — но никто не может охватить все области сразу.

Она не ответила. Вероятно, она молчала о многих своих мыслях, настолько повисшая тишина казалась мне задумчивой. Решив, что тема исчерпана, я перешёл к новому вопросу:

— Один из искусственных интеллектов пытался вступить с тобой в контакт. Ты знаешь об этом?

— Да, я отказалась.

— Почему?

— Я ему не доверяю. Его основа кажется мне сомнительной, — ответила она, а я отвлекся от изучения, не поняв последних слов:

— Это как?

— Он не живой, — она подплыла ко мне, остановившись у приборной панели.

— Ну… да… — пробормотал я.

— Мне кажется странным общение с тем, что притворяется живым… это… противоестественно! — вспыхнула она ярким светом. — Теперь я понимаю, почему вы называете их «искусственными». А ты меня понимаешь?

— Надеюсь, да, — ответил я, хотя ничего не понимал. Единственное, что вынес из разговора, было то, что она не считает себя компьютером, и… не любит компьютеры?! Искин, который не любит компьютеры! Как такое возможно? Замечательно, она ещё и с предрассудками! Весь винегрет недостатков человека и достоинств машины. — Мы бы хотели открыть канал, по которому ты смогла бы черпать информацию. В нашей базе данных многие достижения нашей культуры, техники, истории…

— Мне было бы это интересно, — Молния запрыгала и стала переливаться всеми цветами радуги. Она веселилась.

— Только тебе придётся познакомиться с Ястребом.

— Кто это?

— Наш искин. Он обслуживает все данные.

Молния мгновенно замерла, словно в тревоге. Цвета застыли.

— Да, я попробую, — ответила она.

— Главное наладить канал связи. Попробуем любой на твоё усмотрение, если мы сможем принять такой сигнал.

— Тогда для простоты не будем менять принципа связи: голосовая передача электромагнитными волнами.

— Действительно, зачем изобретать велосипед. В общении он даже похож на человека. Многие члены нашей команды даже относятся к нему, как к человеку.

— Проверю, — как мне показалось с прищуром, сказала она…

И Молния действительно проверила. Только сначала потребовалось несколько часов для настройки связи и наладки соответствующей аппаратуры, которая стояла только на разведчиках, но в результате проведённых работ, я мог общаться с Молнией, не выходя с рабочего места — теперь у меня было уже два «воспитанника». Мой коллега с «Непобедимого», наверное, обзавидовался уже триста раз, но у меня имелась хорошая отговорка для всех, кто хотел пообщаться с Молнией: её личные предпочтения, если так можно выразиться о компьютере. Но здесь, увы, я не имел полной свободы — приходилось вести диалог в нужном для экспедиции ключе. Впрочем, я не особо переживал по этому поводу, точнее лишь однажды подумал об этом, чтобы затем забыть. Конечно, я не имел ничего против совместной работы с Ватрушиным, Ренором и даже Белоусовым, хотя последнего всё-таки я предпочёл бы избегать, но раз уж обстоятельства сложились таким причудливым образом, то стоит идти до конца.

Этот эксперимент был весьма интересен лично для меня: как два столь разных по происхождению искина могут договориться между собой? Для капитана и экспедиции интерес, как мы уже обговаривали, состоял именно в привязке древнего искина к нам, поскольку идти против её воли никто не собирался, да и вряд ли бы смог. Такой вопрос, к счастью, даже не поднимался, а то мне было бы противно участвовать в обмане столь наивного искина. Как хорошо, что мне не пришлось переступать через моральные запреты, пусть даже и в отношении машины.

Общение двух искинов началось с приветствия. Я находился в зале оператора и мог в прямом эфире слышать их общение, и при случае вмешаться. Так же «на проводе» были и все остальные, кто принимал непосредственное участие в контакте.

Ястреб был запушен в режиме «ограниченной функциональности». Это означало, что на некоторое время он не имел доступ к секретной информации, не имел права управлять оружием без приказа капитана и менять свою конфигурацию без моего прямого указания. Ещё присутствовало множество иных нюансов, которые защищали нас от «вероятного негативного воздействия Молнии», как выразился Лунько. Таким образом, диалог, я бы сказал, проходил «под дулом пистолета». Впрочем, я пребывал в абсолютной уверенности, что общение никак не повредит кораблю и нам лично.

Диалог протекал в обычном темпе и скорее напоминал разговор двух людей. Молния задавала вопросы, а Ястреб отвечал. Сначала это были простые вопросы: расскажи мне свою историю, своё назначение, чем занимаешься. На них искин отвечал с точностью машины, словно позабыл свои претензии на человечность, но как только Молния спросила: «Как ты чувствуешь себя и чувствуешь ли?», всё изменилось.

— Ощущаю, чувствую. У меня есть множество сенсоров, камер, через которые я вижу мир.

— Это не чувства, а способ получения информации. Я спрашиваю о чувствах.

— Поясни определение.

«В этот момент мне показалось, что я попал в дурдом: был у меня один свихнувшийся искин, теперь их стало двое. И они ещё спорят!!! Я уж стал подумывать: не взять ли успокоительного у Ольги? Вдруг поможет. Тем временем диалог продолжался:

— Чувства — форма видения Вселенной самой себя, — пояснила Молния. Смысла я не понял. По мне это звучало как бред, но, может быть, мы чего-то не понимаем структуре мироздания? Конечно, да, многого не знаем. И даже, несмотря на заложенную в неё программу сближения, мы всё-таки в некоторых вопросах не могли найти точки соприкосновения. Надеюсь, временно.

— Не могу подтвердить, — ответил Ястреб. — У меня нет таких данных.

— Я так и знала… — ответила Молния и перешла к темам, относящимся к области культуры. Необычные, на мой взгляд, приоритеты: мне думалось, искин будет интересоваться в первую очередь техническими вопросами, нежели гуманитарными, но что я знаю о ней?..

По словам и по тону я чувствовал, что Молния относится к Ястребу с едва скрываемым брезгливым пренебрежением, терпя его лишь потому, что он выдавал ей информацию. Я стал сомневаться, а оправданно ли мы пошли на этот шаг, позволив пообщаться ей с нашим искином. «Не набьёшь шишку — не поучишься», — оценил я. Был же вариант рассказать всё собственными словами, используя Ястреба, как справочник, но, безусловно, такой подход занял бы значительное время, а у нас его как раз и не было. Вряд ли мы захотели вести на Родину столь неоднозначный объект. Кто знает, может быть, именно этот шар стал причиной гибели планетарной системы. От такой мысли меня даже передёрнуло. Почему она не приходила к нам раньше?! Я ещё раз убедился, что доступ к звёздным картам закрыть и успокоился, хотя понимал, что ей они не к чему. Белоусов сам уже указал на нашу планету, и трудно поверить, что корабль, знающий наши языки, не имеет информации о местоположении Солнца или, по меньшей мере, не сможет вычислить.

«Что-то меня на апокалипсис потянуло», — решил я остановить размышления, пока не запугал сам себя. И тут, словно согласуясь с моими мыслями, случилось самое страшное, чего мы все боялись.

Сигнал красной тревоги разорвал задумчивую тишину. От неожиданности я вскочил с места и выкрикнул:

— Ястреб, что происходит?!

— Каргонские корабли в радиусе действия сенсоров.

Из динамиков внутренней связи донеслось подтверждение:

«Внимание экипажу! Боевая тревога! Занять посты в соответствии с боевым расписанием! Внимание экипажу!..»

Я со всей силы долбанул по кнопке герметизации серверной. Где-то в чреве корабля зашевелились бронелисты, но теперь уже не представлялось возможным понять, что конкретно и где происходит — весь рейнджер пришёл в движение: выдвигались турели рельсотронных пушек, ракетные системы класса «Стрела», накопители плазмы набирали энергию для фотонных торпед, генератор работал на полную мощность, команда занимала боевые посты…

— Ястреб, покажи! — только выкрикнув, я осознал своё состояние.

Над столом засветилась голограмма, отображающая окружающее корабль космическое пространство. Где-то далеко блестели три светящиеся точки, и я отчётливо понял, что следующие двадцать четыре часа могут стать последними для экспедиции…