"Беспутный и желанный (Клятва верности)" - читать интересную книгу автора (Хенке Ширл)

4

Утром в воскресенье Ребекка одевалась для посещения церкви с особой тщательностью, радуясь, что успела дошить себе новое платье. Материал был самый дешевенький – бледно-лиловый коленкор, но зато платье было пошито именно на нее, а не на старшую сестру, чьи пропорции были несколько внушительнее.

Она собрала волосы в высокую прическу и воспользовалась железными щипцами для завивки, чтобы сделать несколько мягких колечек над ушами. Но всю эту красоту ей пришлось, к сожалению, спрятать под уродливым чепчиком, который она выбрала с отвращением из своего скудного запаса головных уборов.

И все же когда она изучила в зеркале свою тонкую фигуру и слегка тронутое загаром личико, то осталась собой довольна. Ее не портила даже россыпь крохотных веснушек на носике и скулах. Мама яростно ругала ее за то, что она работает на открытом воздухе, не оберегаясь от солнца, но Ребекка из упрямства продолжала поступать так ей назло, хотя одновременно и мучилась раскаянием. О, если б мама знала, чем занималась ее дочь накануне в огороде на открытом воздухе!

Ребекка чуть поправила платье под вырезом, чтобы мягкая ткань рельефнее обозначила грудь. Если б у нее была большая грудь и широкие бедра, а не эти жалкие бугорки и кости! Но все это вздор! Рори, например, вполне оценил то, что у нее имеется.

Но как она может размышлять о таких вещах накануне церковной службы. Плохо уже то, что она норовит удрать из дома после полудня на свидание с мужчиной. А что ей делать, если Рори попросит разрешения ухаживать за ней в открытую? Конечно, это самый верный путь, чтобы отделаться от Амоса Уэллса. Но не приведет ли это к обратному результату? Может быть, родители еще настойчивее будут требовать, чтобы она немедленно вышла замуж за этого стоика.

– Я не выйду замуж за нелюбимого человека! Никогда! – шепнула она своему отражению в зеркале.

И тут в ее воображении в который раз всплыли печальные глаза отца, такие сочувственные и любящие, даже когда он бывает вынужден упрекнуть дочь в чем-нибудь. Она понимала, какой трудный выбор ей предстоит сделать.

Сегодня она проводила занятия для подростков в воскресной школе. Класс напоминал ад кромешный, все ученики словно взбесились и бушевали как демоны. Десятилетний Тед Тейлор выпустил живую змею во время ее рассказа о Моисее и Десяти Заповедях. Мальчишки ползали на четвереньках по полу, гоняясь за ней, а девочки, забравшись на стулья и скамьи, вопили нещадно. Старая мисс Хевершем – органистка – как раз разучивала новые гимны, когда возник переполох. Услышав крики:»Змея! Змея!», она лишилась чувств, упав головой на клавиатуру, отчего прозвучал такой дисгармоничный, душераздирающий затяжной аккорд, что в нем потонули визг и вопли десятков сорванцов. Так продолжалось, пока дьякон Беккер не усадил старую леди обратно на табурет и не приложил мокрый платок к ее вискам.

Ребекка и Селия Хант, которая проводила по соседству урок для малышей, вдоволь нахохотались украдкой после того, как змея была унесена из класса. Ученики поостыли, и тогда их тоже отпустили на волю. Юные леди зашли в тень раскидистого кедра, росшего позади церкви, чтобы хоть несколько минут побыть в прохладе, прежде чем в одиннадцать часов начнется обычная воскресная служба.

Одетая в великолепное платье из желтого шелка, Селия относилась, однако, к своему наряду с царственной небрежностью, не обращая никакого внимания на кустики можжевельника, цепляющегося за ее юбку.

– Есть кое-что, о чем нам надо поговорить, Ребекка!

Сердце у Ребекки упало. «Она знает, что Амос говорил с папой насчет сватовства!»

– Селия, ты же знаешь, что мы всегда дружили…

– И как раз потому я должна тебя предупредить – ты слишком неосмотрительно вела себя!

– Я?

– Да. Старая сплетница Тэсс Конклин засекла тебя с этим жутким ирландским боксером. Он действительно целовал тебя в парке возле эстрады?

У Селии глаза горели от любопытства.

– Он только поцеловал мне руку, – повинилась Ребекка. «В тот раз… да, а в другой?» – укоризненно напомнил ей внутренний голос.

– За что укоряешь меня, Селия Хант? Разве ты возражала, когда я подала идею прогуляться до Бентон-стрит? Ты даже была в восторге. И ты сама предложила поглядеть на боксеров с галереи старого дома.

– Но не заводить с ними знакомства! – возмутилась Селия. – Послушай, Ребекка. Он никто. Нуль, пьяница, каких полным-полно среди ирландцев. Как его еще угораздило устроиться на работу в конюшню Бью Дженсона!

– Рассуждаешь точь-в-точь как моя мать… Быть ирландцем не значит обязательно быть пьяницей. – Защищая Рори, Ребекка вспомнила, что тот ни словом не обмолвился о своей службе у Дженсона. Зато он сказал, что Януарий Джонс был – именно был, а не является – его менеджером. Не означает ли это, что он покончил с боксом? Неужто он и вправду собрался осесть в Уэлсвилле?

– Почему ты сходишь с ума по этому парню? Я же вижу тебя насквозь, – продолжала Селия. – Я не отрицаю, что он смазлив, но ему нельзя верить ни на грош. И он сосунок. Я всегда думала, что ты хочешь найти солидного мужа, который обеспечит тебе покой и комфорт. Пусть даже тебе не нравится такой замечательный человек, как Амос Уэллс…

При упоминании этого имени Ребекка похолодела. Она обязана была рассказать подруге о сватовстве Уэллса, прежде чем ей донесут об этом местные сплетницы. Собравшись с духом, она произнесла:

– Я нуждаюсь в твоей помощи, Селия… Это касается мистера Уэллса.

Тень недоброжелательства мелькнула в ярких, лучистых, беззаботных глазах Селии.

– Что ты хочешь сказать по поводу Амоса Уэллса?

– Он просил у отца разрешения ухаживать за мной. – Ребекка словно нырнула в ледяную воду. Сделав признание, она схватила подругу за руку и продолжала сбивчиво: – Это застало меня врасплох. Я не давала ему повода… Я не хочу выходить за него замуж… Я знаю, ты считаешь его завидным женихом. Я так желаю тебе счастья, Селия! Пожалуйста, не сердись на меня. Я не виновата, – умоляла она.

Селия застыла на месте, ее губки сложились в некое подобие буквы О, что еще больше подчеркнуло округлость ее личика. Придя в себя, она обняла подругу.

– Не переживай так, Ребекка. Я уверена, что ты не заигрывала с Амосом, хотя он на сто голов выше твоего нищего конюха. Я никак не могу понять тебя, Ребекка.

Пропустив мимо ушей презрительное высказывание о Мадигане, Ребекка предложила:

– Может быть, мы поможем друг другу заполучить того мужчину, которого каждая из нас хочет. В следующее воскресенье состоится благотворительный аукцион, где будут продаваться наши корзинки с ленчем для пикника. Я думаю, что мистер Уэллс собирается купить мою корзинку. Я придумала, что нам надо сделать. Если, конечно, ты согласишься…

Рори смотрел на бегущую мимо него быструю речку, искрящуюся под ярким безоблачным небом. Он закинул удочку и следил за поплавком. Рябь на серебристой воде тихонько колыхала кусочек пробки. Придет ли она? И хочет ли он, чтобы она пришла? Столько сложностей возникнет сразу, если их отношения будут продолжаться.

До памятного происшествия в огороде, когда они оба вели себя столь дерзко и опрометчиво, он не представлял, как могут быть изменчивы чувства между мужчиной и женщиной. В своих странствиях он испробовал женщин больше, чем ему требовалось. Этого «товара» везде было много. Он был дешев и легкодоступен. Попадались на его пути и девчонки, мечтающие, чтобы он увез их с собой от серости будней и беспросветной нищеты, и распутные старухи с темным прошлым, которые нанимали за плату его молодое тело, чтобы развеять тоску. И были бессчетные шлюхи всех оттенков кожи и всех национальностей, но с почти одинаковыми повадками.

Но не было в его жизни девушки, подобной Ребекке, тщательно охраняемой родителями и абсолютно невинной. Он усмехнулся, вспомнив огонь, который он смог разжечь в ней, и как она была потрясена собственным искренним порывом. Она была способной ученицей, а он – превосходным учителем. Но куда бы это обучение их завело? Ее семья вряд ли сочтет его подходящим мужем для их дочки, а связь с такой девушкой, как Ребекка, означала только одно – женитьбу. Других вариантов не могло быть. Хорошо, что он хотя бы завязал с боксом и заимел постоянную работу. Деньги он получал небольшие, но это был честный труд, и Рори имел возможность продвинуться. Если Ребекка поверит в него, то они найдут вместе способ умиротворить ее семейку.

Предмет его размышлений уже приблизился к речке и прятался за стволом старой ольхи, наблюдая за Рори и набираясь мужества, чтобы заговорить с ним. Опершись коленом на лежащее у самой кромки воды бревно, Рори уставился на поплавок. Удочка была закреплена меж двух прибрежных камней.

Набрав полные легкие воздуха, она вышла из укрытия и обратилась к Рори с следующими словами:

– Вы, кажется, находитесь за миллион миль отсюда, мистер рыбак? Рыба утащит ваш поплавок, крючок, леску и удочку, а вы даже и не заметите этого.

Он мгновенно развернулся к ней, их взгляды встретились. Он наслаждался румянцем, вспыхнувшим на ее щеках. Лилового цвета наряд обрисовывал все изгибы ее фигуры и в то же время выглядел на удивление скромно.

– Рыба меня мало интересует. Я думал о тебе. Мне нравится то, что ты сотворила со своими волосами. – Он протянул руку и коснулся нежных завитков, над которыми она столько трудилась накануне с помощью нагретых щипцов. – Я боялся, что ты не придешь.

Когда Рори взял ее за руку и усадил рядом на бревно, ей показалось это вполне естественным. Она и не подумала сопротивляться или возражать.

– Мне было трудно найти момент, чтобы незаметно скрыться. Леа пригласила всех нас на обед после службы, и я должна была изобрести предлог, чтобы не пойти.

– Я рад, что ты его изобрела, – сказал он, улыбаясь все шире.

Некоторое время Ребекка нервно кусала губы.

– Боюсь, что я солгала… Вернее, преувеличила истину. Я сказала, что жара измотала меня и я не смогу вынести долгой поездки в дом Снейдов. Я сослалась на головную боль и сказала, что поднимусь наверх отдохнуть.

– Дорога до ранчо Снейдов действительно далека. Ты не солгала.

– Но я не дома и не лежу в кровати с мокрым полотенцем на лбу…

Она осеклась, заглянув в его веселые глаза, и сразу ее мелкая ложь показалась ей не стоящей внимания. Она улыбнулась ему в ответ.

– Вот так уже лучше, – сказал он, взявшись пальцами за ее подбородок и запечатлев на кончике носа легкий поцелуй. – Раз ты лишилась из-за меня званого обеда, я должен поделиться с тобой своим ленчем. Он не изыскан, но сможет нас с тобой насытить.

Он достал из сумки половину большого хлеба, внушительный кусок мягкого аппетитного сыра и несколько груш.

– Хлеб и сыр из трактира Страйкера, а груши я позаимствовал в чьем-то саду неподалеку от твоего жилища.

Он сообщил это без каких-либо признаков раскаяния.

– Стыдно, Рори, это грех, – от улыбки у нее появились ямочки на щеках.

– Я могу сходить на исповедь. Такая маленькая провинность обойдется мне в несколько прочитанных подряд молитв деве Марии.

– Ты ходишь в церковь? – спросила она уже серьезно.

Рори поежился.

– Я не был там уже очень давно. Честно признаться, я стал плохим католиком с тех пор, как умер мой отец, хотя сестра Франциска Роза билась изо всех сил, чтобы заронить что-то святое в мою душу.

– Она была добра к тебе?

Для Ребекки сестры-монахини, монастыри и вообще все, что связано с католичеством, было окутано покровом пугающей тайны.

– Добра? Не то слово! Она была воплощением доброты. Это не значит, что она прощала мне все. Очень часто ее палка гуляла по моей спине, когда я нарушал приютские правила, но она обладала удивительным чувством юмора и блефовала в покере так умело, что я подобных ей игроков не встречал потом ни в одном салуне.

Ребекка была потрясена.

– Она играла в карты со своими воспитанниками?

– Мы играли на пенни, и весь выигрыш шел в копилку для раздачи беднякам, – пояснил он, оправдывая свою любимую наставницу. – Она была удивительной женщиной. Их было всего трое, сестер-монахинь, и они опекали больше сотни сирот.

– Да, это достойно удивления. – Ребекка представила себе, что могла вытворять сотня мальчишек, собранных вместе.

– Самым удивительным был ее удар левой. Она была моим первым тренером.

У Ребекки открылся рот, а глаза расширились и стали круглыми как блюдца.

– Что? Женщина… монахиня… учила тебя боксу?

– Ну да! Ее брат был когда-то чемпионом Лондона.

Он протянул ей ломоть хлеба с сыром, а сам принялся чистить груши. Ребекку словно ударили обухом по голове. Небрежность, с которой он поведал ей о жутком поведении своей католической наставницы, повергла ее в трепет. Вероятно, ее родители и Селия были во всем правы. Она безумна, раз свела знакомство с Рори Мадиганом. Говорить с ним о его религии, чуждой и непонятной ей, означало ступить на скользкую тропу, но тема бокса была более актуальна и не грозила вспышкой ссоры. Она решила попробовать высказать свое мнение.

– Бокс – это опасный способ зарабатывать себе на жизнь. Моя подруга Селия Хант сказала, что ты устроился на конюшне у Дженсона. Значит, ты бросил этот ужасный бокс? – Все зависит от обстоятельств, – ответил он уклончиво. – Раз мой менеджер Януарий отчалил в Англию, я решил подыскать себе постоянную работу. Я умею обращаться с лошадьми, и мистер Дженсон мной доволен. Хотя я не думаю, что, объезжая мустангов, я рискую меньше, чем сражаясь на ринге.

– Ты укрощаешь мустангов? О, Рори, ты не должен этим заниматься. – Она уронила нетронутый бутерброд на платок, расстеленный Рори у нее на коленях, и крепко схватила его за руки. – Я не собирался пугать тебя, Ребекка. Сейчас я уже покончил с мустангами. Кстати, я не укрощал их так, как это делают безграмотные лихачи-ковбои. У меня свои методы. Со следующей недели я начну тренировать породистых скакунов для скачек. Со временем я смогу начать свое дело, если мои лошади будут завоевывать призы.

Он ждал, как она отнесется к его предположениям.

– Я рада, что ты остаешься в Уэлсвилле, хотя не уверена, что мой отец одобрит твое новое занятие. Он осуждает участие в скачках. Он против всего, что связано с денежным азартом.

– А одобрение твоего отца для тебя очень важно, не так ли? – Рори задал этот вопрос небрежно, как бы между прочим.

– Да. У меня чудесный отец. Добрый, воспитанный, образованный. Он окончил третьим богословский факультет в Йеле и отказался от процветающего и доходного прихода в Бостоне, чтобы здесь, на Западе, распространять Евангелие. Моя мать больше любит Леа, но папа… О, он всегда рядом, когда я нуждаюсь в нем. Я не хочу огорчать его. Но, Рори, помоги мне Господь, я не хочу потерять тебя тоже! С моей стороны бесстыдно и дерзко говорить такое вслух. Я стала похожа на распутную девицу. Мне нельзя быть здесь с тобой вдвоем в таком уединенном месте. И я не должна была целовать тебя и вести себя так, как… как мы с тобой тогда в огороде.

Она опустила глаза, не выдержав его холодного оценивающего взгляда. Ее руки нервными движениями машинально разглаживали складки на коленкоровой юбке.

– Ты не распутная девица. И не бесстыдная. И не дерзкая. Ты самое чистое существо на свете. Выслушай это от человека, который в жизни достаточно нахлебался всякой дряни. Я повидал столько распутных девиц… – Он с некоторым удовлетворением отметил про себя, что в ее глазах вспыхнула искорка ревности. Зрачки засветились по-кошачьи – зеленью с золотым ободком.

Рори потрепал ее по щеке.

– За тобой раньше никто не ухаживал, Ребекка? И ни один мужчина тебя не целовал до меня? Она вздохнула.

– Все мужчины больше интересовались моей сестрой. У нее по-настоящему женственная фигура. А волосы похожи на серебристое облако. И она настоящая леди, умеющая себя вести в обществе. Она не позволяет себе совершать необдуманные поступки.

– А ты? Какого ты о себе мнения? – Рори задавался вопросом, почему такая красотка, как его Ребекка, оказывается, всегда была на вторых ролях.

– Я слишком высокого роста, и у меня маленькая грудь. – Она залилась пунцовой краской и, заторопившись, перечислила остальные недостатки: – У меня волосы гораздо темнее, чем у Леа, и совсем не вьются. Они такие жесткие и прямые, что мне приходится подвивать их щипцами – вот, например, как накануне. А что касается моего поведения, то все мужчины в Уэлсвилле знают, что я своевольная барышня.

– Все мужчины в Уэлсвилле – дураки. Ты как раз самого нормального роста, а твои волосы великолепны – они… словно золото, добываемое в Комстоке. Разве никто тебе не говорил, что золото дороже серебра? – Его улыбка была дразнящей. – Ну а твои глаза! Твои глаза с пышными ресницами и меняющимся цветом… Знай же, что они из зеленых становятся золотистыми, когда ты взволнованна!

Он пристально уставился в ее глаза, и его рот приблизился к ее рту, но на этот раз он держался на некотором расстоянии, и только его губы чуть касались ее губ. Рори прошептал что-то неслышное только для того, чтобы пошевелить губами и таким образом погладить, пощекотать ее губы. После нескольких почти неосязаемых поцелуев он отстранился, опасаясь, что его желание вызовет в ней ответный порыв страсти, которая, как Рори уже убедился на опыте, разгорается очень быстро.

– Когда я с тобой, то забываю обо всем на свете, – призналась Ребекка, еле переводя дыхание.

Рори отодвинулся подальше от нее и вместо поцелуя предложил ей кусочек груши.

Груша была сладкой и сочной. Ее вкус во рту смешивался со вкусом поцелуя Рори.

– Я никогда не встречал такой девушки, как ты, Ребекка. Мне повезло, что никто не увел тебя раньше, чем я повстречался с тобой. До сих пор не верится, что мне выпало такое счастье…

Лицо Амоса Уэллса возникло в памяти, нарушив сладостный покой Ребекки.

– Ты прав… за мной никто не ухаживал, но…

– Что «но»? – насторожился он, заметив, что на лицо Ребекки словно пала черная тень. – У тебя есть кто-то кроме меня? Кто-то, кого одобряет твой отец?

В сердце ему словно воткнули нож.

– Да, – ответила она, зябко поводя плечами. – Амос Уэллс просил разрешения ухаживать за мной, и мой отец считает, что он подходящая для меня партия.

– Уэллс? Этот старец? Как может твой отец желать подобного брака?

– Ему только сорок три. Все говорят, что он мужчина в расцвете лет. И он богатый и уважаемый человек. Его скоро изберут сенатором от штата Невада. – Она точь-в-точь повторяла слова Селии. Но тем самым Ребекка защищала своего отца. – А важнее всего, к сожалению, что он член пресвитерианской конгрегации.

– Но, за исключением того, что он уже обеспечил себе местечко в раю, у него есть достоинства, которые тебе по душе? – Он был смущен противоречивостью ее позиции.

– Нет, но ты воспринял это так, будто мой отец продает меня какому-то мерзкому старикашке. Это неверно. Селия Хант – ты должен помнить ее… она была со мной, когда ты дрался с Киром Уортоном.

– Маленькая рыжая пышечка, – процедил он, в нетерпении ожидая дальнейших объяснений от Ребекки.

– Так вот, она без ума от мистера Уэллса. Когда я рассказала ей сегодня утром, что он проявляет ко мне интерес, то испугалась, что потеряю свою лучшую подругу. Но она повела себя благородно. В конце концов мы замыслили одну пустяковую проказу, чтобы дать ей шанс увлечь собой мистера Уэллса. Пусть он выберет ее корзинку с завтраком на благотворительном аукционе.

Она коротко поведала об изобретенной вместе с Селией невинной интриге.

– Мистер Уэллс будет торговаться за ее корзинку с бледно-розовой лентой, потому что я ему скажу заранее, что воспользуюсь именно розовой. А я перевяжу корзинку лентой чуть потемнее, как настоящий цветок розы. Когда торги закончатся, он вынужден будет вести себя по-джентльменски и скушать завтрак на пикнике вместе с Селией.

– А кому достанется твоя корзинка?

Она пожала плечами.

– Мне все равно. Главное, чтобы Селия и мистер Уэллс поладили друг с другом.

– Значит, тебе и вправду наплевать на его деньги и далеко идущие планы. Если ты выйдешь за него, то, возможно, станешь женой сенатора и уедешь на Восток. Особняк, слуги, меха и бриллианты. Я думал, все женщины падки на подобные вещи.

Ребекка покраснела под его испытующим взором.

– Я бы солгала, если б сказала, что не завидую красиво одетым леди. Если б я придерживалась католической веры, то за многие грехи просила бы Деву Марию простить меня. Я всегда завидовала нарядам Селии, ее шляпкам, их красивому новому экипажу…

– Но чтобы это заполучить, тебе придется выйти замуж без любви? А этого ты не хочешь? – спросил он напрямую.

Когда она отрицательно качнула головой, его грудь словно освободилась от сжимающей ее тяжести. Рори глубоко вдохнул теплый ароматный воздух и ощутил, как прекрасен мир вокруг них. Он взял ее за подбородок, чтобы вновь поцеловать это прелестное чистое создание, но громкий всплеск в реке остановил его. Удочка согнулась, поплавок ушел в глубину. Камни, придерживающие удочку, откатились, и ее утянуло в воду.

Рори прыгнул, доставая удочку, но промахнулся. Она ускользнула из его протянутых рук. С проклятием он сам шлепнулся в речку, не удержавшись на скользкой подводной гальке. Он упал лицом вниз и наглотался воды. Отплевываясь, Рори встал на колени и все-таки ухватил за конец непокорную удочку. Потом он уселся на дно и стал тянуть ее на себя.

Брызги от его падения разлетелись во все стороны и дождем окатили Ребекку. Она тоже вскочила, крича в возбуждении и рыбацком азарте. Безуспешно она пыталась удержать рвущийся наружу смех, глядя, как он барахтается в речке. Его длинные, черные как ночь волосы облепили все лицо. Он бросил на Ребекку недобрый взгляд, потом показал ей рыбу.

– Смейся надо мной сколько тебе угодно, – произнес он с притворной свирепостью, снял громадную форель с крючка и положил к ее ногам. Затем Рори отступил на шаг и отвесил ей глубокий поклон. С удочкой в руке он был похож на воина с копьем.

Ребекка отпрыгнула, когда рыбина, забившись на траве, ударила ее хвостом по ногам, но ее мгновенный испуг тут же сменился взрывом смеха.

– Видел бы ты себя, когда вылезал из реки, словно водяной!

– А ты себя, когда рыба чуть не залезла тебе под юбку! Кстати, это неплохая идея, – произнес он хрипловато и, откинув прочь удочку, шагнул к ней.

Смех сразу угас. Вокруг них сгустилась тишина.

Она наблюдала, с какой кошачьей грацией он надвигался на нее, и была не в силах ни отступить, ни протестовать, ни отвести глаз от совершенных пропорций его сильного тела, облепленного мокрой одеждой. Снова ее взгляд привлекли жесткие темные волосы и рельефные мускулы на его груди. Потертая до тонкости от многолетней носки ткань его штанов прилегала сейчас к стройным ногам будто вторая кожа, не скрывая ни малейшего движения красивых мышц. Эти ноги сейчас медленно и неотвратимо несли его тело к ней, руки Рори протянулись вперед, и она оказалась в его объятиях.

После вынужденного купания руки его были ледяными, и она ахнула от неожиданности, но биение его сердца, когда он прижал ее к себе, сразу заставило Ребекку забыть о холоде, о мокрой его одежде и вообще обо всем. Ее нежные груди ощущали ритмичные удары его могучего сердца. Рори еще только наклонял голову, чтобы поцеловать ее, а ее губы уже открылись навстречу ему. Она вскинула руки для объятия, ее ладони коснулись сквозь ткань его бицепсов, потом легли на его широкие плечи и успокоились там, найдя для себя свое место. Его рот был, как и руки, ледяным при первом прикосновении, затем вдруг стал жарким, словно готовым расплавиться, когда их дыхание стало единым, губы слились, нежная плоть языка, его и ее, стала общей плотью.

На миг Рори оторвался от нее, издав низкий, протяжный, какой-то животный стон, и вновь нашел своим языком ее язык, и эта ласка, скорее похожая на игру, продолжалась.

Он крепко держал ее в объятиях, прижимая каждый кусочек ее гибкого тела к своему телу, и ее одежда пропиталась влагой от его мокрой одежды. Оставив на время в покое ее рот, Рори начал водить губами по ее щечкам, подбородку, носику, бровям и, наконец, добрался до трогательно беззащитной, хрупкой, как тончайший фарфор, и нежной, как стебель изысканного цветка, девичьей шейки, где на горле возбужденно билась какая-то жилка. Рори расстегнул одну-две пуговки, и вот уже и шея, и плечи, и грудь – все было в его распоряжении, и он мог наслаждаться ее шелковистой кожей.

Он доводил ее до безумия поцелуями, а его рука завладела ее грудью. Поочередно каждую грудь он ласкал, то приподнимая вверх, то сжимая пальцами сосок. Он отрешился от всего, все его добрые намерения пошли прахом.

Ребекка ощущала исходящий от него жар, сама едва дыша и наслаждаясь прикосновениями его рта и рук. Она отмечала в сознании все его действия – то, как он расстегивает ее платье, как касается губами, сжимает до боли сосок. Она бы не позволила этого делать ни одному мужчине на свете, кроме него. Потом она почувствовала, что его рука начала путешествовать по ее бедрам, погладила ее ягодицы. Ребекка инстинктивно приподнялась на цыпочки.

Боль желания, уже знакомая ей, та, которую она испытывала, когда они лежали рядом на огороде, на развороченной капустной грядке, вновь охватила ее. Но теперь они были далеко от всевидящих глаз городских сплетников, в уединенном месте…

– Ребекка! – Она с трудом разобрала его бормотание где-то к себя над ухом, когда он вытаскивал шпильки из ее прически, свободно распуская ее волосы. Тяжелые волны темно-золотистого цвета каскадом упали ей за спину, и он пропускал их меж своих пальцев. Прижав руку к ее темени, Рори запрокинул ей голову, открыв еще больше шею и грудь для поцелуев.

Она готова была уже полностью отдать себя в его власть, лечь на траву у реки и позволить ему творить с ней все, что он пожелает.

Конечно, они оба напрочь забыли про форель, брошенную в траву, но рыба напомнила о себе. Изогнувшись дугой, она отчаянно затрепыхалась в безуспешных попытках добраться до вожделенной водной стихии. Опершись на хвост, она встала почти вертикально, потом шлепнулась к их ногам.

Она мгновенно вспомнила неосторожно оброненную Рори фразу о том, что залезть под юбку – неплохая идея.

Он уже был близок к цели. Какие-то сверхъестественные силы нашлись в ней, чтобы оттолкнуть и его, и огромную рыбину, которая была виновата лишь в том, что хотела выжить. Ребекка отгородилась от его поцелуя ладонью, а другой рукой пыталась застегнуть пуговицы на платье. Он опять уловил перемену в цвете ее глаз. Из изумрудно-зеленых они стали темными, как бездонный колодец. Подходящий момент для грехопадения был упущен.

Чтобы успокоить Ребекку, он наклонился, схватил рыбину и зашвырнул ее далеко на речную быстрину. Но когда он обернулся, Ребекка уже убегала от него. Рори не пытался ее задержать.

Она, легкая как перышко, взлетела в седло старенькой лошадки, до этих пор мирно пожевывающей ольховые листья, натянула поводья, сжала бока лошади коленками и заставила бедное животное пуститься вскачь.

Под старыми дубами городского парка собралась вся женская половина населения Уэлсвилла – девочки, девушки, замужние леди и вдовы. Разыгрывались корзинки с ленчем девиц на выданье, и вырученные деньги шли на обустройство пресвитерианской общины. Стол, где располагались корзинки, был на том же месте возле эстрады, где Рори в первый раз целовал пальчики Ребекки. Корзинки, в полном секрете от публики, были обвязаны пестрыми ленточками соответствующей желаниям девиц расцветки, а также украшены цветами из садов их родителей.

Мужчинам Уэлсвилла предстояло торговаться и покупать корзинки, а после этого иметь удовольствие съесть завтрак на природе, уединившись в парке в обществе хозяйки корзинки.

– Как ты думаешь, Амос не рассердится? – Селия нервничала и не находила себе места.

– Не думаю. В крайнем случае мы обе скажем, что это недоразумение. Бледно-розовую и просто розовую ленту так легко спутать.

Ребекка старалась казаться спокойной и уверенной в себе, но на самом деле она вся дрожала от головы до пят. Если родители узнают о ее проделке, то ей не избежать жестоких проклятий матери и молчаливой укоризны в глазах отца. К счастью, мама в это утро пожаловалось на мигрень и осталась в постели, а папа решил не покидать захворавшую супругу. Ребекка благодарила Господа за это благодеяние. Ханты подвезли ее на праздник в своей замечательной новенькой коляске немецкого производства, верх которой был открыт по случаю жаркой погоды. К своему облегчению, Ребекка узнала, что Леа и Генри Снейд также не собирались присутствовать на благотворительном базаре.

Дьякон Райт торжественно объявил о начале аукциона.

Селия с волнением обвела взглядом собравшуюся толпу.

– Я не вижу Амоса, – шепнула она Ребекке.

– О! Он где-то здесь, не беспокойся. – Она успокаивала подругу, а сама вся трепетала.

Накануне она при кратком визите мистера Уэллса к ним обронила несколько невразумительных слов насчет розовой ленты, но он, конечно, был достаточно быстр умом, чтобы ухватить намек. Разрушит ли ее невинный обман его матримониальные планы, а если так, то не выльется ли его гнев во что-то страшное?

– А кто купит твою корзинку, Ребекка?

– Я никому не говорила, какой лентой я ее завяжу…

Никому, кроме Рори, а его здесь не будет.

– А вдруг ее никто не купит! Это будет ужасно, – сокрушалась добрая Селия. Подруга пожертвовала своим счастьем ради нее, и теперь Селию грызла совесть.

Ребекка рассмеялась.

– В штате Невада, где на одну женщину приходится десять мужчин, такая участь моей корзинке не грозит. Посмотри, сколько их тут!

Ее взгляд скользнул по лицам собравшихся в парке представителей сильного пола, и тут же у нее перехватило дыхание. Над толпой возвышался, как церковный шпиль, Рори Мадиган. Он занял место позади всех, с обычной своей ленивой наглостью опершись на шершавый ствол могучего дуба, как будто это была самая изысканная ложа в театральном зале. На нем была белая рубашка без галстука, черные брюки и такого же цвета кожаная куртка.

– Как у него хватило духу явиться сюда! – воскликнула Селия под ухом у Ребекки. – Папист на нашем церковном сборище! И как он вырядился! У него рубаха расстегнута чуть ли не до пупа…

Селия пыталась растормошить подругу, но та, завороженная зрелищем волосатой мускулистой груди, уже знакомой ей по некоторым весьма волнительным эпизодам, была нема и глуха. Неужели Селия и все остальные вокруг не восторгаются этой красотой? Неужели они всего лишь шокированы его манерами и не замечают, что Рори Мадиган – воплощение мужской красоты?

Его длинные черные волосы, теперь гладко расчесанные, а не слипшиеся, как это было на ринге, или в жару на огороде, или после купания в речке, блестели на солнце. Среди неуклюжих скотоводов и бледных городских служащих, потеющих в своих стандартных тяжелых суконных костюмах, Рори выглядел пришельцем из иного мира. А может быть, дьяволом, принявшим человеческий облик? Ему было наплевать, что о нем подумают и о чем начнут перешептываться люди вокруг.

Их разделяло много ярдов, но она ясно разглядела его усмешку и скорее догадалась, что он сказал, чем прочитала по губам слова, которые он произнес беззвучно.

– Я отпустил тебя, Ребекка, но только на время.

Нет, он не посмеет! Он не совершит такую подлость, усугубив ее вину за обман Амоса, родителей, Селии, разрушив ее налаженное, привычное существование от восхода до заката, от одного празднования Рождества Христова до следующего Рождества в новом году. Он не заставит ее безрассудно броситься в бурную реку жизни с ее многочисленными стремнинами и водоворотами. Уже поздно было бежать и разыскивать Амоса, чтобы, предавая Селию, объяснять мистеру Уэллсу недоразумение с подменой ленточек, – оставалось только надеяться, что Рори пришел сюда просто как зритель и если он вступит в торг, кто-нибудь одержит над ним верх. В конце концов, сколько может быть денег в кармане у наемного работника конюшни?

У Рори денег было достаточно. С тех пор как он перестал тратить их на игру и выпивку и раздавать шлюхам. Оставалась в неприкосновенности часть призовых долларов, помещенных предусмотрительным Януарием в банк, и из жалованья Дженсона за работу в конюшне он истратил лишь какую-то мелочь.

Целую неделю он держался вдалеке от Ребекки, работая с утра до ночи. Дженсон поручил ему готовить призовых лошадей для скачек в Рено. Рори хотел оправдать надежды хозяина и довел себя до изнеможения. По ночам он не мог уснуть от усталости в своей душной комнатке над конюшней и грезил о Ребекке.

Только вчера Дженсон щедро расплатился с ним, и он проскакал за ночь весь путь до Рено туда и обратно, чтобы купить там подходящую для праздника одежду, истратив большую часть денег на самую элегантную из всех предложенных ему шляп. Он долго обдумывал, как ему одеться в этот день. Он хотел выглядеть настоящим жителем Запада, но не похожим на глупых ковбоев, которые на празднике потеют в одежде, годной лишь для маскарада.

Ждет ли его Ребекка? Он терялся в догадках. С ней нельзя ни в чем быть уверенным. Они, как планеты, вращались по разным орбитам. Его страсть к этой девушке пугала самого Рори и одновременно притягивала. Может быть, испуг победит страсть? Впервые в жизни Рори сомневался в победе. Уверенность в себе всегда давала ему преимущество в боксерских поединках и вообще в жизни. Без этой самоуверенности он давно бы сгинул, пропал как ничтожная букашка на бескрайних просторах Америки. А вот теперь он ощутил дрожь в коленках. Но его вызывающая поза ничем не выдавала его неуверенности.

Продажа корзинок проходила на аукционе в быстром темпе. Преимущественно покупатели знали, что покупают, и парочки быстро удалялись с жаркого пятачка в тенистую глубь парка. Девушки взвизгивали от радости, когда джентльмены выкрикивали приличные цены за их корзинки. Все шло как по маслу. Цена каждой не превышала половины «орла», то есть пяти долларов. Дьякон Райт тоже был доволен. Прошлогодний аукцион дал гораздо меньшую прибыль для церкви.

Корзинка Селии с бледно-розовой лентой продавалась перед корзинкой Ребекки. Старый Вилл Райт объявил обычную начальную цену в полдоллара. Ребекка и Селия нарочно в этот момент завязали беседу с Медди Придс, делая вид, что их совсем не касаются эти торги. Амос Уэллс, дотоле невидимый, дождался, когда двое – ковбой с выцветшей от солнца шевелюрой и бандитского вида малый из салуна – вздули цену до семидесяти пяти центов, поднял руку и звучным голосом заправского политика перекрыл шум толпы:

– Золотой «орел».

Это означало десятку.

– Я тут же умру, если он прогневается, – шепнула Селия Ребекке, вспотевшая от переживаний, с лицом гораздо более розовым, чем лента на ее корзинке.

Ее волнение было понятно. Толпа вокруг ахнула и замерла. Амос приобрел корзинку с бледно-розовой лентой, и Селия направилась к нему словно королева, идущая на эшафот.

Дьякон Райт между тем продолжал исполнять свои обязанности. Корзинка Ребекки была поднята в воздух его рукой, и стандартная цена в полдоллара была громко провозглашена. После психологического удара, нанесенного Амосом Уэллсом, выложившим десять долларов за корзинку с ленчем, публика еще не успела прийти в себя. Кто-то робко надбавил пять центов, кто-то еще пять. И тут из задних рядов прозвучал ясный четкий голос Рори Мадигана:

– Два «орла»!

Он вытащил две монеты из нагрудного кармана и показал их всем. Они победно сверкнули в солнечном луче.

Никто из присутствующих не стал перебивать его цену.