"Беспутный и желанный (Клятва верности)" - читать интересную книгу автора (Хенке Ширл)

5

По толпе уже раз прокатился изумленный ропот, когда Амос Уэллс выкрикнул свою цену, но это было ничто по сравнению со штормом, разразившимся после вмешательства Рори Мадигана в торги. Сначала раздался вздох удивления, затем пронесся шум, а потом наступило гробовое молчание, когда он, разрезая расступившуюся публику как величавый фрегат океанскую волну, прошел к столику дьякона Райта, вручил ему деньги и забрал корзинку.

– Кто это? – спросил один клерк железнодорожной компании у другого клерка.

– Это тот самый чертов боксер, что побил нашего Кира Уортона.

– Попрыгунчик? Я на него ставил, – проговорился клерк и тут же смущенно побагровел. Будучи жителем Уэлсвилла, он не должен был бы поддерживать чужака в сражении с местным кумиром.

Для Рори все эти люди как бы не существовали. Он отыскал взглядом Ребекку в стайке девушек, жмущихся друг к другу в сторонке. Он поднял корзинку высоко над головой в шутливом приветствии и не торопясь вернулся на свое прежнее место. Аукцион между тем продолжался.

Худая, иссохшая Эрнестина Карпентер, первая леди-сплетница Уэлсвилла, протолкалась, энергично работая локтями, к Ребекке и прошептала ей на ухо таким громким шепотом, что его можно было услышать даже на озере Тахо:

– Это ирландский боксер, что сейчас работает конюхом у Дженсона. Он папист, чтобы ты знала! Твой папа не одобрит его ухаживание за тобой.

– Ребекка не знала, что ее корзинку купит этот прощелыга, – защитила Ребекку одна из девушек, но сама Ребекка была ни жива ни мертва.

– А как он узнал, что корзинка именно ее? – допытывалась Эрнестина с дотошностью филадельфийского адвоката. Ей никто не ответил, что усугубило ее раздраженное любопытство.

Аукцион завершился. Мужчины и девушки расходились парами. Ребекка увидела, как Амос Уэллс, держа под руку Селию Хант, издали поклонился ей. Что таилось за этим простым поклоном? Селия выглядела испуганной и несчастной рядом с Амосом. Она собралась с духом и пролепетала:

– Вы меня поразили, мистер Уэллс. Я польщена тем, что вы так много уплатили за мою корзинку. Но эта сумма, разумеется, пойдет на благотворительность. Не так ли, мистер Уэллс?

Мамаша Селии не зря давала дочери уроки светской беседы.

Амос посмотрел на пухлую ручку Селии, потом на корзинку с бледно-розовой ленточкой. Как Селия Хант вцепилась в него, как она приникла к нему всем телом! Жаль, но эта девица не вызывала в нем никаких ответных эмоций. А Ребекка?

Ребекка смотрела на него как на пустое место. Амос без труда догадался, что за путаницей с цветом ленточек кроется глупый девичий заговор. Но идти на поводу у девчонок он не намерен. Он своего добьется.

Внешне спокойный и галантный, Амос вел Селию в глубь парка, пугая ее, однако, своим непроницаемым видом и молчанием.

Рори не торопился подхватить Ребекку и уединиться с ней в укромном уголке поедать купленный за такую дорогую цену ленч. Рори понимал, что все вокруг сгорают от любопытства – знал ли он заранее, какая из девушек является хозяйкой купленной им корзинки? Ему доставляло удовольствие наблюдать за Ребеккой на расстоянии, за ее трепетным одиночеством среди толпы. Он хотел помочь ей сохранить лицо, притвориться, что вызвавшая всеобщий ажиотаж крупная ставка ирландца была для нее неожиданностью.

Она сама подошла к нему, тихо и покорно, словно завоеванная в средневековом сражении пленница, и, указав на корзинку с едой, сказала просто:

– Боюсь, что вы переплатили за жареного цыпленка и за дьявольски крепкий домашний напиток. Так у нас в семье его и называют – «дьявольское зелье».

– Дьявольский напиток, изготовленный дочерью священнослужителя! – Он взмахнул перед ней шляпой, как кавалер времен Стюартов.

Ей хотелось ударить его как следует коленкой между ног. Почему он насмехается над ней? Ей и так невыносимо тяжело было выдерживать все эти странные взгляды людей – знакомых и незнакомых. А какая головомойка ждет ее дома!

Рори взял ее под руку, опасаясь, что она не согласится, а отпрыгнет от него, как от ядовитой змеи. Но она покорилась этому галантному жесту.

Они проследовали через расходящуюся, и во многом разочарованную, публику к свободному от уединившихся парочек пятачку чахлой травы в тени умиравшего от старости дерева.

Когда они остались наедине, Ребекка процедила сквозь зубы с яростью:

– Что тебя угораздило кинуть на стол двойного «орла»? Ты что, ограбил банк?

Рори усмехнулся.

– Это часть моего приза за последний матч. Мы соревнуемся с Уэллсом, кто больше выделит средств для бедняков. Когда-нибудь я так дам ему по темени, что он остолбенеет. Думаешь, он торговался только за корзинку – твою или Селии? Он торговался за голоса избирателей. Я насквозь вижу подобных типов.

– Нам нельзя оставаться с тобой наедине. Будет столько пересудов…

Боже, как она дрожала! Каждая ее жилка трепетала… И Ребекка еще находила в себе мужество сочувствовать подруге.

– Амос, может быть, жестоко обойдется с Селией. А она так увлечена им.

– А ты хочешь выйти за него замуж? – Рори был по-глупому безжалостен. Но его понесло, и он дал волю своей ненависти. – Ведь Амос главная опора вашей жалкой церкви? Не будь его, и вся церковь рухнет?

И она выслушивала эти оскорбления! И не дала ему пощечину, и даже не убежала прочь. Что с ней случилось? Неужели он купил ее за два золотых «орла», предназначенных на благотворительность? Рори сам понял по ее напряженному молчанию, что затронул недозволенную тему, и извинился.

– Я погорячился, Ребекка. Прости меня. Я сейчас сам не свой.

– Я знаю, Рори. Но не это главное! Мои родители будут в ярости, когда узнают, что именно ты купил мою корзинку. Они не позволят тебе ухаживать за мной.

– Потому что я презренный ирландец? Не так ли? И мои доллары не так пахнут? Они им не нравятся?

– Не в этом дело. Ты католик, а я пресвитерианка…

– Но Христос у нас един. Я хочу жениться на тебе, а не на твоей церкви. Не думай, что я такой уж преданный вере католик. С тех пор, как я потерял родителей, я ни разу не молился истинно, а в приюте только для приличия исповедовался и ходил к мессе.

Ребекка не нашлась, что ему ответить. Она выбрала местечко под деревом, где трава еще не пожухла от зноя, села на землю, аккуратно разглаживая юбку.

– Я ревную тебя к Амосу Уэллсу, – признался Рори, усаживаясь рядом с ней. – Твой отец так лебезит перед ним.

– Мистер Уэллс самый богатый прихожанин в нашей нищей церковной общине. Ты прав – без его пожертвований отцу пришлось бы туго.

– Но зачем же ради пустых обрядов жертвовать своим счастьем?

– Я никогда не изменю своей вере! – воскликнула с испугом Ребекка.

– Не думай, что я буду на этом настаивать. – Он легонько потрепал ее по щеке. Какой она выглядела растерянной и смущенной! – Сознайся, Ребекка, дело не в религии, может быть, даже совсем не в ней. Родители хотят тебя выдать замуж за богатого человека.

– Они желают мне добра. Я всегда донашивала старые платья Леа и помогала маме готовить еду и убираться в доме. У нас никогда не было служанки. А другие леди и их дочери одеваются модно, и слуги делают за них всю работу.

– Выходи за Амоса и будешь купаться в роскоши! – Рори опять начал сердиться.

– Но я не люблю его! – Она стукнула кулачком по корявому стволу дерева. Пронзившая ее боль помешала Ребекке разрыдаться от жалости к самой себе. Она слизнула выступившую из царапины кровь.

– А меня ты полюбила бы, если б я разбогател? Я бы мог бросить работу у Дженсона и вернуться на ринг.

Рори произнес это внешне равнодушно, но внутри у него все клокотало. Она не поняла, издевается ли он над ней или говорит серьезно, но на всякий случай воскликнула, категорически возражая:

– Нет! Нет! Я не хочу, чтобы ты занимался боксом. Тебя могут искалечить, даже убить.

Ребекка обняла его шею и спрятала голову у него на груди.

– Зато на ринге я смогу заработать кучу денег. Так было уже раньше, но мне тогда незачем было их копить.

Он зарылся лицом в мягкое золото ее волос, приподнял ее, как пушинку, и усадил себе на колени.

– После нескольких приличных поединков я получу достаточно, чтобы не чувствовать себя голодранцем. Тогда я явлюсь в твой дом как солидный жених и попрошу у твоих родителей, как положено, разрешения ухаживать за тобой.

– Нет, Рори, пожалуйста! – Она гладила ладошками его плечи и грудь, словно стараясь убедиться, что он здесь, рядом. Пока еще в целости и сохранности. – Я не хочу потерять тебя. Один раз тебя уже пытались отравить эти ужасные люди, могут найтись и другие, подобные им. Может случиться так, что ты уже не вернешься ко мне.

– Но если я останусь на конюшне, твоя семья и разговаривать со мной не захочет. Бокс – единственное, что я умею… ну и еще лошади.

– Со временем мистер Дженсон даст тебе более уважаемую работу. Ты сам говорил, что он позволит тебе заниматься со скаковыми лошадьми. – В ее голосе звучала надежда.

– Со временем… А кто знает, сколько придется ждать? Может быть, годы, и я все это время буду оставаться паршивым ирландцем с дырявыми карманами, чужаком без положения в обществе и без семьи?

– Я буду ждать тебя хоть вечность, Рори. Я не выйду никогда замуж, если… – Она осеклась, покраснела и прикрыла ладошкой рот.

– Ты выйдешь замуж только за меня, – сказал он решительно и стукнул кулаком себя в грудь. В этом жесте было столько мальчишеского. – А я не женюсь ни на ком, кроме моей возлюбленной Ребекки. Уж как-нибудь я устрою, чтобы мы поженились.

– Но только не возвращайся на ринг. Пожалуйста, обещай мне, Рори.

Он заглянул в бездонную глубину ее умоляющих глаз и сдался.

– Обещаю. Никакого бокса не будет. А теперь, если ты не хочешь, чтобы я окончательно подорвал твою репутацию, давай съедим этот завтрак. Надо утолить хоть какой-то голод. Иначе зверь вырвется на волю. Ведь ты догадываешься, что меня гложет голод совсем иного рода.

Ребекка, опомнившись, тут же соскочила с его колен. Любой из публики, собравшейся в парке, мог увидеть ее в столь компрометирующем положении. Как она могла забыть об этом?

Открыв корзинку, она достала салфетку и расстелила ее на траве. На свет появились жареные цыплята на прикрытом крышкой блюде, кувшинчик с маринованными пикулями, изготовленными матерью по своему особому рецепту, и горшочек с бобами, тушенными по-бостонски. Рори оценивающе вдохнул аромат кушаний.

– Пахнет волшебно! А где знаменитый дьявольский напиток?

– Там же, в корзинке. – Она не без робости протянула ему тяжелый глиняный сосуд. – Пожалуйста, поосторожнее откупоривай. Пробка может выстрелить. Хотя, по правде говоря, эта шипучка не крепче лимонада. Надеюсь, напиток не очень нагрелся. Холодный он, конечно, вкуснее.

Рори отщипнул корочку поджаристого цыпленка, потом вытащил пробку из сосуда с «дьявольским зельем».

– Все так чудесно! Ты замечательная кухарка. Или это постаралась твоя мамочка? Ведь она считала, что все эти яства предназначены мистеру Уэллсу?

– Я все готовила сама, за исключением пикулей. И я старалась не для Амоса, а именно для тебя. И пожалуйста, убери с лица эту свою нахальную ухмылку. – Она заговорила с ним, словно учительница с дерзким, чертовски наглым учеником.

– Да, мэм! Слушаюсь, мэм! – подхватил он ее игру.

Пикули один за другим поглощались им со зверским аппетитом, похрустывая на крепких белых зубах. Он отдал должное и цыплятам, и тушеным бобам.

Ребекка наблюдала за ним с теплым, истинно женским чувством. Ей доставляло радость то, что ему нравится ее стряпня. Ей стало казаться, что вокруг них будто образовался некий шатер, создавая атмосферу уюта и домашнего очага, отделивший ее и Рори от окружающего, не очень-то приветливого мира. Но как бы ни наслаждались они настоящим моментом, Ребекка знала, что в скором будущем за эти счастливые мгновения ей придется платить. Отгоняя прочь мрачные мысли, она с удвоенной энергией принялась за цыпленка и пряные бобы.

– Расскажи мне про Ирландию, Рори, – попросила она. – Я ведь ни разу никуда не ездила. – Ребекка изобразила на лице печальную гримасу и попыталась рассмеяться, но у нее ничего не вышло. – Правда, я родилась в Канзасе, по дороге сюда, в Неваду, но ведь это не значит, что я побывала там. Не так ли, Рори? – Ей вдруг стало очень жаль себя.

– Конечно, – согласился он. – Сколько ты прожила там, в Канзасе, – месяц?

– Мне было всего две недели, когда мы приехали в Уэлсвилл.

– Боже! Я не могу представить тебя малышкой!

– А я тебя малышом.

Наконец ей удалось рассмеяться.

– Как давно это было! Какие мы с тобой уже старые, Ребекка, – пошутил Рори. Потом его глаза затуманились, он обхватил затылок руками, сцепив пальцы и оперся о ствол дуба. – Ирландия… Странно, но я уже годами не вспоминал Ирландию… Она вся зеленая, как твои глаза, Ребекка. И по утрам там всегда туман. Воздух тяжелый от влаги, но прохладный. Моя родина совсем не похожа на жаркую пыльную Неваду.

– Ты говорил, что твой отец служил конюшим у благородного джентльмена… – В ее голосе была нотка некоторого почтения. Ей никогда не приходилось видеть личность, обладающую каким-нибудь титулом.

– Да, он служил у графа Уолхэма. Кстати, он был неплохой человек – этот граф. Он позволил нам с братьями учиться вместе с его сыном. Уолхэм-холл произвел бы на тебя впечатление. Его построили в шестнадцатом веке. Это скорее грозная крепость, чем жилой дом.

– А ты не замечал, что когда ты вспоминаешь свое детство, к тебе возвращается акцент?

Ребекка испытала к Рори почти материнскую нежность. Она представила, каким одиноким и бесприютным он был в чужом городе Нью-Йорке, потеряв родителей и братьев.

– И когда я выхожу из себя, ирландский акцент тоже тут как тут. А я вспыхиваю мгновенно, как порох. Ты уже могла в этом убедиться, – добавил он с усмешкой, от которой у нее замирало сердце.

– Ты гордый человек, Рори Мадиган. И колючий, как еж. – Ребекка сделала попытку изобразить, как он высокомерно вскидывает голову и скалит зубы. – Но я жалею тебя. Ты потерял всех своих близких, но не пал духом. Ты смелее всех, кого я знаю, Рори, – сказала она уже серьезно.

– Я вовсе не храбрец, Ребекка. Просто я живучий и всегда старался держаться на плаву. Много лет я скитался по разным местам, и то, что добывал руками, сразу же проедал. Или пускал по ветру. Я зарабатывал боксом большие деньги и спускал их за игорным столом, тратил на выпивку или… на другие вещи.

Он деликатно взял ее за ручку, ощутив, как учащенно бьется с тыльной стороны над ладонью крохотная голубая жилка. Она тут же сердито отдернула руку.

– Под «другими вещами» ты имеешь в виду женщин? Я не ошиблась?

Рори выпрямился со смехом и, несмотря на сопротивление, крепко прижал ее к себе.

– Я уже встал на путь исправления. Даю тебе слово. Никаких салунов, никаких попоек…

– И никаких женщин? – успела спросить Ребекка, прежде чем его губы придвинулись почти вплотную к ее губам.

– Кроме одной-единственной…

Она хотела бы выразить сомнение, но Рори не дал ей произнести больше ни слова. Он заткнул ей рот поцелуем, которого она давно ожидала со страхом и нетерпением.

Ханты отвезли Ребекку домой после того, как она вполне благопристойно распрощалась с Рори у них на глазах. Жаркие поцелуи двух влюбленных, которыми они обменялись в уединенном уголке парка, остались незамеченными окружающими. Амос Уэллс с холодной галантностью усадил в свою коляску Селию. Девушки не смогли обменяться впечатлениями о пикнике в присутствии четы Хант, но Ребекка догадалась, что у Селии не все прошло так гладко, как хотелось бы, несмотря на восторженную болтовню Агнессы Хант о том, какой чести удостоилась ее дочь и как ей повезло, что она привлекла к себе внимание мистера Уэллса.

Ребекка и перешагнуть не успела через порог родного дома, как Доркас Синклер вцепилась в нее и втащила в гостиную на расправу.

– Как ты могла так поступить? Ты совсем свихнулась из-за этого паршивого ирландца? Рашель Дэнтон только что ушла от нас. Она посчитала своим долгом сообщить мне, как скандально ты вела себя в парке.

Выкрики Доркас перемежались громкими рыданиями. Слезы ручьями лились по ее мясистым щекам, в глазах все расплывалось. Она с трудом различала перед собой тонкий силуэт дочери и жалко моргала ресницами. О, если бы Эфраим был дома, он как-нибудь утихомирил бы ее. Но, к несчастью, его срочно вызвали в семью Грант, где только что скончался дедушка.

– Мистер Мадиган уплатил самую высокую цену за мою корзинку. Что я могла сделать? Разделить с ним ленч – разве это так позорно? За право побыть со мной в парке всего-то полчаса он пожертвовал двадцать долларов на благотворительные цели.

– Двадцать долларов! Бесстыдное расточительство! Небось этот распутник спустил все, что заработал за целый год. А ты, значит, оценила свою репутацию всего в двадцатку?

– Моя репутация не пострадала, – вскинула голову Ребекка.

– Не смей мне возражать, юная леди! – воскликнула Доркас без всякой логики, забыв, что сама задала вопрос дочери. – А как ты обошлась с мистером Уэллсом? Он рассчитывал приобрести твою корзинку, а кончил тем, что оказался в компании с Селией Хант. Я знаю, вы вдвоем задумали эту безобразную выходку. Не усугубляй свою вину ложью. Как бы ты ни отрицала, я тебе все равно не поверю!

– Селия хотела, чтобы Амос Уэллс обратил на нее внимание. Она увлечена им. А я нет! – Ребекка высказалась со всей прямотой, хотя понимала, что поступает опрометчиво и наносит матери неоправданно жестокий удар.

– Ты эгоистичная и глупая девчонка! – взвилась Доркас. – Ты не только утеряла шанс блестяще устроиться в жизни, но и погубила всю нашу семью.

Когда все аргументы оказались исчерпаны, оставалось надеяться только лишь на чувство собственной вины, которое было сильно развито у Ребекки. Только оно могло образумить такое тупоголовое и упрямое дитя, как ее младшая дочь.

– Я знаю, что папа будет разочарован, но я еще раньше говорила ему, что не испытываю никаких чувств к мистеру Уэллсу. Он сказал, что я не обязана выходить замуж за человека, которого не люблю.

– Любовь! – Доркас всплеснула руками. – Спустись с небес, Ребекка, и взгляни на вещи трезво. Амос Уэллс не только основной благодетель церковного прихода твоего отца, но и наниматель Генри Снейда, супруга твоей сестры.

Ребекка побледнела. Слова матери попали точно в цель.

– Мистер Уэлс не настолько мстителен, чтобы уволить Генри из-за моего отказа.

Она произнесла это без всякой уверенности, вспомнив, какой холодный и неприступный вид был у Амоса Уэллса, какая злоба на мгновение вспыхнула на его лице, с каким трудом он спрятал ее под маской внешнего равнодушия, когда обнаружился девичий обман с корзинками. Да, он способен на любую жестокость, на любую подлость.

– И ты еще хочешь, чтобы я вышла замуж за подобного человека?

– Амос Уэллс порядочный и всеми уважаемый член нашей общины. Но человек никогда не добился бы богатства и власти, если бы этой властью не пользовался. Он может возвысить или уничтожить любого из жителей Уэлсвилла. Генри у Амоса как у Христа за пазухой. Ему светит блестящее будущее, но только благодаря мистеру Уэллсу. То же самое касается и церкви, и твоего отца. Ты бы тоже испытала на себе его щедрость, если б этот негодяй не увлек тебя на кривую дорожку.

– Рори Мадиган не негодяй! Его намерения такие же честные, как и у мистера Уэллса.

Доркас готова была растерзать дочь на мелкие кусочки.

– Так он действительно ухаживает за тобой?! И осмеливается свататься?

Ее кулаки в ярости сжимались и разжимались.

Ребекка вздернула подбородок. Отрицать что-либо было бессмысленно.

– Да, мама. Но он не настаивает, чтобы я переменила веру ради него. Он…

– Он обманывает тебя, дитя мое, – вдруг раздался голос отца.

Эфраим Синклер шагнул в гостиную со шляпой в руке. Выражение лица его было мрачным, как никогда.

– Я хорошо знаю людей подобного сорта. Я мог бы кое-что порассказать тебе, дочь…

Он устало опустился в кресло у окна. Солнце припекало, но он в своем плотном черном одеянии, казалось, не ощущал жары. Паника промелькнула во взгляде Доркас. Она умоляюще сложила руки.

– Эфраим, пожалуйста, не надо… – Она осеклась, задохнулась и стремглав выбежала из комнаты.

Ребекка растерялась, не понимая, что произошло. Она обратилась к отцу:

– Я не знаю, о какой тайне идет речь. Объясни мне. Ты же никогда не встречался с мистером Мадиганом. В чем же он провинился? Да, он был боксером, но теперь у него есть постоянная работа, и он…

– Он ирландец. И он католик.

– Я не очень сильна в вопросах религии, но не собираюсь менять свою веру. Неужели ты так ненавидишь ирландцев только за то, что они паписты?

– Сейчас он обещает тебе все что угодно, но, когда ты выйдешь за него замуж, Мадиган завлечет тебя в свой храм. Так они всегда поступают. Я вырос в Бостоне по соседству с ирландской общиной. Поверь мне, я хорошо изучил их и знаю, кто они такие: мужчины – пьянствующие скандалисты и драчуны, а женщины – сплошь продажные шлюхи.

«Я заработал кучу денег… и спустил их тотчас же на игру, выпивку… и другие вещи», – вспоминалось, как покаянно Рори перечислял свои грехи. Искренне ли он сожалел, что так бездарно потратил заработанные потом и кровью деньги, что провел свою молодость в грязи и разврате?

Может ли она доверять ему, верить зову своего сердца? Теперь, в присутствии отца и после жестких слов, сомнения терзали ее.

– Все случилось так внезапно! Я встретила Рори… и тут же ко мне посватался Амос, – невнятно бормотала Ребекка, пытаясь выиграть время, отложить решение роковой проблемы.

– Что за детскую выходку ты позволила себе с подменой корзинок? Несколько человек меня остановили по дороге домой, и все рассказывали о неприятном происшествии в парке. Это ваша общая затея с Селией Хант, не так ли?

– Да, папа. Но цель была одна – поближе познакомить мистера Уэллса с Селией, которая давно неравнодушна к нему.

– Если бы Амос пожелал ухаживать за Селией, он бы сделал это, не прибегая ни к каким трюкам. Он человек прямой. Раз он выбрал тебя, то, конечно, надеялся, что ты проведешь с ним время на пикнике.

Она присела на стул рядом с креслом отца, понимая, как он расстроен ее поведением.

– Наверное, мне нужно принести мистеру Уэллсу свои извинения. – Голос ее был слабым и виноватым. И испуганным, потому что перед ее мысленным взором все маячило злобное лица Амоса. Непредсказуемые проявления его гнева страшили ее. Обрушит ли он этот гнев на ее семью в отместку за ребяческую проказу?

– Я уверен, что он будет доволен, если ты попросишь у него прощения. Дай ему возможность проявить великодушие. И не позволяй этому юному бродяге морочить себе голову пустыми обещаниями. Кончится все тем, что он разобьет твое сердце.

На что способен Амос Уэллс, если его разъярить? Отец видит в нем только хорошее. Он не согласится с мрачными предсказаниями матери, что Амос может отыграться на бедном Генри и перестанет поддерживать деньгами церковь. Но Ребекка не должна отметать, как якобы пустые, подобные мысли. Она обязана вести себя очень осторожно в ближайшее время и с Амосом, и с Рори, хотя бы пока не утихнут все сплетни вокруг них. К тому же она сама еще не пришла ни к какому решению.

– Я напишу записку мистеру Уэллсу и спрошу, не будет ли он так добр посетить нас в любой день недели.

– Ты у меня хорошая девочка. – Преподобный Синклер ласково потрепал ее по руке.

Ребекка сидела на кровати в своей спальне, сжимая в пальцах смятую записку. Ее невидящий взгляд был устремлен в окно, за которым уже забрезжил рассвет. Ей вдруг стало зябко, и она натянула подол ночной сорочки на голые коленки.

Восход солнца в Неваде всегда отличался стремительностью. Это было ошеломляющее и величественное зрелище, от которого захватывало дух. В считанные мгновения небосклон из перламутрово-серебристого становился золотым и таким ярким, что слепил глаза.

Наверное, уже в сотый раз она перечитывала письменный ответ Амоса Уэллса на ее послание, пытаясь вникнуть в его скрытый и, как ей казалось, зловещий смысл. С тех пор как Генри Снейд доставил вечером это письмо, она затвердила наизусть каждую его строку.

«Моя дорогая Ребекка!

Я с удовольствием буду у вас завтра, приблизительно в семь часов вечера. Мы оставим в стороне досадное недоразумение, случившееся в парке, и вместе подумаем о нашем будущем счастье. Помните, что счастье и спокойная жизнь достигаются только при строжайшей осмотрительности и благоразумии.

Не сделайте новой ошибки, дорогая! Это вам подтвердит и ваш возлюбленный отец, и уважаемый шурин. Ошибки часто приводят к печальным последствиям. Остерегайтесь их!

До вечера понедельника.

Амос».

Строчки были прямые, ровные, почерк уверенный, бумага дорогая, с водяными знаками. За каждым словом Ребекке чудился подтекст. «Ваш отец и шурин вам это подтвердят», – прошептала она, чувствуя, что с ней вот-вот случится истерика.

Генри Снейд выглядел осунувшимся и был непривычно немногословен, когда вручал ей письмо. Он отказался даже от приглашения присесть, сославшись на то, что Леа ожидает его к ужину.

Ребекка прочитала вслух послание Амоса отцу. Тот обрадовался известию, что Амос навестит их так скоро, уже в понедельник. Ребекка не решилась нарушить его благодушное настроение и поделиться с ним своими опасениями. Взваливать на его многострадальные плечи лишнюю тяжесть было не ко времени. Да ее добрейший отец и не поверил бы ей, что письмо Уэллса содержит завуалированные угрозы в адрес их семьи. Мать уже сообщила, какую месть может уготовить Амос мужу Леа, а какое наказание он придумает для Ребекки за «досадное недоразумение» или за «новую ошибку», сама девушка могла только предполагать.

Ночь она провела без сна, ворочаясь в постели, и уже час, как поднялась и тупо смотрела в окно, не замечая дивной красоты солнечного восхода. Она ждала наступления нового дня, как приговоренный к смерти узник, знающий, что на этот день назначена его казнь.

– Будь он проклят! Почему мы все бьемся в его когтях? Он не имеет права так мучить меня. Он ничего не сделает плохого моей семье. Он не посмеет, – уговаривала себя Ребекка, смяв записку и швырнув ее в корзину для мусора. Но слова Амоса уже накрепко врезались в ее память. Она невольно твердила их про себя. Она прекрасно понимала, что Амос Уэллс может сотворить с ними все, что пожелает, – и церковь лишить поддержки, и Генри Снейда выкинуть за ворота своего ранчо.

Ребекка сполоснула холодной водой лицо, натянула простую белую кофточку и хлопчатобумажную коричневую юбку для верховой езды. Утренний туалет ее на этом был закончен.

Разумеется, все, что она делала до сих пор, было глупо и нерасчетливо. Всемогущий «серебряный барон» легко одержал над ней верх. Трюк с корзинками не только не помог Селии, но и погубил все тщеславные девичьи надежды, а саму Ребекку поставил в сложнейшее положение.

Чтобы вырваться из его лап, сохранив достоинство и свою любовь к Рори, надо было действовать осмотрительно и хитро. Но как? Вовлекать в интригу Рори она хотела меньше всего. Это значит накликать прямую опасность на его черноволосую голову. А он и так один в этом жестоком мире, в этом городе, где хозяйничает «серебряный барон», а один в поле не воин. Рори должен объявить о себе только после того, как она убедит Амоса отказаться от ухаживания за ней.

Чтобы Рори не наделал непоправимых ошибок со своим бешеным ирландским характером, она должна предупредить его, умолять, если понадобится, хоть на коленях, держаться подальше от Амоса, пока тот не сгинет с глаз долой и перестанет угрожать ее семье. Как раз семейная преданность – это единственное, что может подействовать на горячего ирландца.

Вчера, перед тем как расстаться, Рори просил ее приехать на берег речки и обсудить вместе план, как ему лучше предстать перед Эфраимом Синклером в качестве жениха Ребекки. Тогда им помешали родители Селии, она ему ничего не обещала, но сейчас была уверена, что он все-таки ожидает ее.

Свидание он назначил на восемь утра, но провести несколько часов в томительном ожидании Ребекка была не в силах. Может быть, он тоже явится на речку пораньше? Она молила Господа, чтобы так и оказалось.

Пробравшись через спящий дом, она тихонько выскользнула через заднюю дверь. Понедельник был для ее отца единственным днем недели, когда он мог позволить себе немного передохнуть. По понедельникам мать не поднималась с рассветом для ежедневной уборки, чистки и готовки, давая возможность супругу поспать подольше. Но в девять уже все равно родители были на ногах.

Ребекка должна быть дома к моменту, когда родители проснутся. «Пожалуйста, приди сегодня на реку пораньше, Рори!» – мысленно просила она.

Когда Ребекка гнала рысью свою старую лошадку Бетти Мэй к речной заводи у ольховой рощи, ее мысли приняли другой оборот. Не совершает ли она ошибки, о которой предостерегал ее Амос в своей записке? «Не воспользовалась ли я своими мнимыми страхами перед Амосом, чтобы в очередной раз увидеться с Рори?» – думала Ребекка.

При воспоминании о Рори ее пульс непременно учащался, кровь стремительно бежала по жилам, а сердце билось, как у пойманной птички. Каждое их свидание было для Ребекки и светлым праздником, и днем последующего горького покаяния. Какую власть он приобрел над ней! Они и виделись всего-то несколько раз, но его смех, его страстные порывы, его печаль – все уже она разделяла с ним в полной мере. Она утеряла собственную личность, попав под влияние его необузданной натуры.

– Я безумна и не соображаю, что делаю, – поделилась она своими мыслями с единственной собеседницей, своей добродушной старой лошадкой.

Ребекка спешилась и обвязала поводья вокруг молодого деревца. Подобравшись поближе к берегу, она сквозь густые, нависшие над водой ветви оглядела текущую мимо реку. Солнечные лучи еще не успели осветить и согреть речную долину. Здесь было прохладно и сумрачно. Вода отливала темной сталью, лишь на перекатах чуть серебрилась. Рори она не увидела, но зато услышала всплески и беззаботное насвистывание какой-то веселой мелодии. Ребекка собралась было окликнуть его и покинуть свое укрытие в ольховых зарослях, но внезапно от открывшегося ее глазам зрелища во рту у нее пересохло, а язык прилип к гортани.

Рори Мадиган входил в воду, собираясь совершить утреннее купание. И он был абсолютно голый! Она уже видела эти широкие плечи и могучие руки обнаженными, но другие части его тела оставались пока для нее скрытыми под одеждой. Ребекка совсем перестала дышать, когда ее взгляд опустился ниже, миновал резкую черту загара над узкими стройными бедрами и уперся в бледноватую плоть, не тронутую горячим солнцем Невады. Крепкие выпуклые ягодицы двигались ритмично при каждом шаге, когда длинные мускулистые ноги плавно несли его тело все глубже в реку. Вдруг он погрузился в быстрое течение, нырнул и исчез под водой.

Испуганная, она не отрывала взгляда от того места, где скрылся Рори. Боже мой! Неужели он утонул? Но вот голова Рори разорвала гладкую серо-стальную преграду, разделяющую две стихии – воду и воздух. Он встряхнул головой, отбрасывая налипшие на глаза мокрые пряди и сильными взмахами толкая себя вперед, начал разрезать реку точно поперек, направляясь к большому розоватому камню, торчащему из воды на самой быстрине.

Он взобрался на него и уселся, повернувшись в профиль к Ребекке, наблюдая, как раскаленный солнечный диск, поднимаясь над верхушками деревьев и краями каньона, отодвигает все дальше границу тени. Капли воды заискрились на его рельефных мышцах, когда Рори поднял вверх руки, отжимая и приглаживая назад мокрые волосы.

Затем он лениво раскинулся на камне, словно на постели, собираясь, как видно, немного вздремнуть. Солнце приятно пригревало его кожу.

Когда Рори внезапно заговорил, у Ребекки от неожиданности чуть не подогнулись коленки.

– Долго ты собираешься прятаться и подглядывать? Может, присоединишься ко мне? Водичка прохладная, а на камне тепло. Это так бодрит накануне жаркого дня.

Ребекка цеплялась за ольховые ветки, словно это был якорь спасения. Как он догадался, что кто-то скрывается в роще? И откуда он узнал, что это Ребекка, а не кто-то другой?

– Я знаю, что это ты, Ребекка. Я вижу отсюда, как старушка Бетти Мэй щиплет траву под обрывом.

Его насмешливый тон привел ее в ярость. Невозможный человек! Зачем только пересеклись их пути?

– Я пришла поговорить на серьезную тему, Рори. А не резвиться, как Афродита в морской пене!

– Но сперва ты решила насмотреться на меня вдоволь? – Его явно забавляла сложившаяся ситуация.

Ее подмывало резко оборвать его насмешки, но ведь он сказал чистую правду. От стыда Ребекка готова была провалиться под землю. Наверное, это раскрасневшиеся щеки выдали ее присутствие, а не кобыла Бетти Мэй, пасущаяся вдалеке.

Ребекка с трудом перевела дух и произнесла:

– Я отвернусь, пока ты не выйдешь из воды и не примешь благопристойный вид. Нам надо поговорить!

– Тебе придется чертовски долго ждать, моя милая. Я никогда не отличался благопристойностью и не обрету ее до конца дней своих. Кстати, сестра Франциска Роза, да и моя мама в детстве, уверяли меня в этом неоднократно.

Она отвернулась и на всякий случай еще и зажмурилась, когда он встал на камень во весь рост перед тем, как нырнуть. Она услышала всплеск, потом мощные удары его рук по воде. Ребекка улавливала любой малейший звук – и то, как он ступил на берег, как громко дышит, как шуршит грубая ткань одежды, натягиваемой на мокрое тело. Смутные, весьма эротические видения возникли у нее в воображении, но она тут же отогнала их прочь, стараясь сосредоточиться на более насущных проблемах.

Рори тронул ее за плечо, и она вздрогнула, словно ее обожгло это прикосновение. Рори повернул ее к себе, и она, сама не заметив как, очутилась в его объятиях.

Вода капала с его длинных волос, стекала по его телу. От него пахло речной свежестью и еще чем-то резким, незнакомым, но заманчивым. На его ресницах тоже сверкали капли, и Рори смотрел на нее, словно сквозь линзы.

– Я не поверил своим глазам, когда увидел тебя здесь в такую рань. Что тебя взволновало, Ребекка?

Все заранее заготовленные слова вылетели у нее из головы. Она сжимала свои запястья, чтобы успокоить дрожь в руках, а он уже склонился над ней, щекотал ее брови и виски губами и намеревался поцеловать ее трепещущий рот.

Ребекка успела вымолвить, заикаясь:

– Амос Уэллс.

Рори напрягся, откинул голову и внимательно посмотрел на нее. На его лице появилось озабоченное выражение.

– Что сделал Уэллс?

– После вчерашнего… я знала, что он рассердится на меня… из-за корзинки с ленчем, но когда ты уплатил за мою корзинку так много… его вроде бы выставили дураком… об этом все говорят в городе. Я только вернулась домой, а мама уже все знала.

– Разумеется, вся эта свора сплетников наперегонки помчалась доносить ей о происшествии в парке, – произнес он мрачно. – И я догадываюсь, что они наплели про тебя и про меня… Пусть я не так богат, как Уэллс, но я приду к твоему отцу и…

– Нет! Дело как раз в том, что ты не Амос Уэллс… Он способен лишить папу прихода, а мужа Леа – работы. Я доставила ему неприятности, я и должна загладить свою вину.

– Я не желаю, чтобы ты унижалась перед подобным мерзавцем. Ни один мужчина, будь в нем хоть капля гордости, не стал бы шантажировать женщину, угрожая ее семье. А если б родители любили тебя по-настоящему, то не позволили бы тебе принести себя в жертву.

В нем клокотал такой гнев, что, не рассчитав силы, он больно сжал ее руки. Ребекка поморщилась и издала тихий стон.

– Прости меня, дорогая. – Он гладил ее кожу, охваченный и нежностью, и жалостью к этой слабой, во многом несчастной по его вине девочке.

– Ты ничего не понял, Рори! – убеждала она его. – Ни отец, ни Генри ни о чем меня не просили. Мой папа вообще не догадывается, что Амос нам угрожает.

Ребекка рассказала Рори о том, что прочла между строк в тщательно взвешенном послании Амоса. Зная необузданный нрав ирландца, она предприняла отчаянную попытку уговорить его не вмешиваться и позволить ей самой все уладить.

– Я сверну ему шею голыми руками! – Ирландский акцент у Рори проявился очень явственно. Это означало, что он взвинчен до предела.

– Я так боюсь, что ты все погубишь. Если ты выступишь против него, месть Амоса нашей семье будет еще страшнее, а тебя… тебя просто убьют, Рори.

Она сжала его окаменевшее лицо, его стиснутые челюсти нежными ладонями и умоляюще смотрела ему в глаза.

– Пожалуйста, прошу тебя. Побудь в стороне, пока я не утихомирю его проклятую гордость. Я попрошу прощения, я уговорю его… А когда сплетни утихнут, он сам поймет, что я ему не пара, и отстанет. Если же ты сейчас придешь свататься, родители будут в гневе на нас с тобой, а Амос сочтет, что ему дали отставку из-за тебя. И тогда я не знаю, чем все кончится…

– Мое самолюбие стоит не дешевле, чем гонор мистера Амоса, – произнес Рори, понемногу отступая под отчаянным натиском Ребекки.

Все-таки ее благоразумие побеждало его темперамент.

– Но учти, я не буду ждать долго, – добавил он. Эта фраза уже напоминала раскаты удаляющейся грозы.

Она облегченно вздохнула.

– А какой срок ты мне даешь? – смогла она даже пошутить.

– В разумных пределах…

– А что, по-твоему, значат «разумные пределы»?

Ее пальцы легонько пробежались по его четко очерченным скулам, по мужественному подбородку. Он поймал их и расцеловал кончик каждого пальца, как поступал уже дважды при их встречах. Почему-то это оказывало на нее гипнотическое влияние. Когда Рори зубами слегка прикусил ее большой палец и погладил его языком, радостная дрожь мгновенно пробежала по ее телу от макушки до пят.

– Ты когда-нибудь купалась на рассвете, Ребекка? – уклонился он от ответа на заданный вопрос.

– Рори, ты обещал мне ждать и не вмешиваться.

– Я не буду вторгаться в обитель твоего папаши и приставать на улице к почтенному мистеру Уэллсу. Я обещал не вмешиваться, но ждать обещал лишь в разумных пределах… А что такое «разумные пределы», Ребекка? Мы с тобой здесь вдвоем… никого вокруг. Может быть, мы уже дошли до предела? Не пора ли нам его переступить…

Рори продолжал покрывать ее пальчики поцелуями, и ее дрожь не унималась.

– Поплывем вместе, Ребекка.

– Я не могу. Я не умею плавать.

С самого начала она знала, что было безумием приходить сюда.

– Я тебя научу, – пообещал он и на руках понес ее из тени ольховой листвы на ослепительный солнечный свет.

6.

– Ты моя! Я люблю тебя! Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Скажи «да»! – твердил Рори, прижимая ее легкое беспомощное тело к своей груди.

Ребекка с трудом вырвала у него обещание дать ей возможность самой избавиться от Амоса Уэллса, но зато он теперь требовал подтверждения, что она безраздельно принадлежит только ему.

Он ждал от нее ответа.

– Да, Рори! Да! – Ей было так хорошо у него на руках. Их сердца бились как одно сердце, а дыхание было общим.

Рори осторожно опустил ее на землю, но она не чувствовала под собою ног. Она еще парила в воздухе. Ребекка столько собиралась узнать нового для себя, столькому ей предстояло научиться, и он был тем самым мужчиной, который мог и хотел обучить ее.

Его рот вновь прижался к ее губам в настоятельном требовании поцелуя, после которого она превращалась в мягкую податливую глину в его руках, и он был властен лепить из нее все, что только захочет. Рори прижал ее к себе так крепко и с такой энергией, какую она не замечала в нем раньше. На этот раз он, видимо, решил идти до конца. В его порыве ощущалась какая-то отчаянная бесшабашность. Уже только инстинкт руководил им. И ею тоже.

Его руки по-хозяйски скользнули по изгибам ее тела, потом сосредоточились на груди. Соски ее сразу же заныли и исполнились томящей болью и желанием, чтобы ласка продолжалась. Он быстро расстегнул пуговицы на ее блузке и забрался рукой внутрь, сбросил плечики ее сорочки и пальцами пробежался по теплой нежной коже. Другая его рука подхватила ее ягодицы, вновь приподняла легкое тело на воздух, их бедра сдвинулись плотно и начали двигаться в уже знакомом ей таинственном, но подсказанном самой природой ритме.

Ребекка ничего не знала о физической близости мужчины и женщины. Она прочла греческие мифы о том, как совокупляются боги и смертные, и терялась в догадках, что кроется за этими описаниями, красочными, однако полными недомолвок.

Она не осмеливалась спросить мать, но ей удавалось изредка подслушать обрывки бесед замужних женщин об исполнении супружеских обязанностей. В присутствии молодых девиц женщины обычно сразу же умолкали. Ребекка знала точно лишь одно – мужчины созданы иначе, чем женщины, и эти главные отличия кроются именно в самых секретных, «стыдных» местах.

Тело Рори прижималось как раз к этим местам. Ребекка почувствовала, как что-то твердое уперлось в низ ее живота, когда он плотно прижал к себе ее бедра.

Затем его губы покрыли поцелуями ее шею, спустились на грудь – влажные, ласковые, они показались ей, однако, горячее огня. Этот огонь прожигал ее насквозь. Ребекка изогнулась, повинуясь инстинктивному порыву, навстречу ему, не сознавая, какие странные и грозные изменения творятся с ее телом там, внизу, между ног. Пока Рори мял ее груди, то одну, то другую, целовал, сосал, ласкал языком, они оба опустились на колени в траву. Но лишь он оторвался на мгновение от ее груди, и Ребекка увидела его лицо, отрешенное, искаженное похотью, очарование момента нарушилось. Она ощутила его руки на своей талии, почувствовала, как он возится с ее пояском и уже начинает сдергивать юбку. Рори выглядел сейчас совсем чужим, пугающим, похожим на демоническое божество из древних мифов. Это не был ее прежний Рори, который умел смеяться так заразительно и внимательно выслушивал ее девичьи проблемы. Это был незнакомец – сильный и опасный.

И она тоже стала для себя незнакомкой, чужим существом. Бесстыдно обнаженная, позволяющая ему касаться самых сокровенных мест, как будто он имеет на это право, хотя они еще не обвенчаны.

Ребекка вывернулась из его цепких рук, с силой отталкивая его.

– Нет, Рори! Нет! Пожалуйста! Это нехорошо! Я не могу…

Но он и не думал отпускать ее. Страсть, которую он долго сдерживал, оберегая Ребекку, наконец прорвала все, установленные им самим преграды.

Он произнес сквозь зубы:

– Почему нехорошо? Почему ты не можешь? Я люблю тебя. Ты любишь меня. Ты сказала, что выйдешь за меня замуж…

Сила бурлящей в нем молодой похоти не давала ему произносить слова внятно. Опять вернулся сильный ирландский акцент. Рори говорил хрипло, с надрывом, с паузами, тяжело дыша.

– Да, – сказала она, опустив голову и не осмеливаясь взглянуть ему в лицо. – Но мы еще не муж и жена.

– Мы ими станем. Ты сама попросила меня подождать, пока ты не избавишься от Амоса Уэллса.

– Амос для меня ничего не значит! – воскликнула Ребекка. Ее глаза наполнились слезами, и все же она вскинула голову и мужественно встретила его суровый, даже жесткий взгляд. – Я люблю только тебя! Но мы поступаем нехорошо… Я не… Я не могу… Мне очень жаль. – Она попыталась натянуть обратно сорочку, чтобы прикрыть обнаженную грудь.

– Ты боишься, я знаю. Не бойся меня, Ребекка! Меня не надо бояться.

Он шумно вздохнул, а затем стал помогать ей приводить в порядок ее растерзанное одеяние. Рори делал это аккуратно, не торопясь. Он только что вел себя глупо, ослепленный вспышкой животной похоти, желая, словно алчный золотоискатель, «застолбить» свое обладание ею и воспользоваться ее порывом, ее явной чувствительной тягой к нему.

– Все правильно, Ребекка… Ты настоящая леди с высокими моральными принципами. Это я должен у тебя просить прощения. Тебе же незачем передо мной извиняться. И перед Амосом Уэллсом тоже.

Ребекка вздрогнула, когда он, протянув руку, помог ей подняться с колен.

– Опять мы заговорили о нем…

– И так будет, пока он не исчезнет из твоей жизни… пока не растает, как дым. Ты ведь пошлешь его к чертям, Ребекка?

Теперь его лицо стало серьезным и опечаленным. Он ревновал и страшился. Страшился того, что будет вынужден уступить ее пусть немолодому, но более опытному и богатому сопернику, человеку, имеющему власть над ее родителями. Он вновь стал ее прежним Рори, ласковым и понимающим, которого она полюбила с первого взгляда. После взрыва страстей узы, скрепляющие их, стали только крепче. Ее гордый, но напуганный ирландец!

Как же он был ей дорог, как она жалела его. Гораздо больше, чем себя.

– Да, Рори. Я избавлюсь от него, – эхом откликнулась она на его просьбу.

Любовь и сочувствие его переживаниям так переполняли Ребекку, что она и думать перестала о том, как нелегко ей будет выполнить свое обещание, сколько непреодолимых препятствий ожидает ее впереди.

– Я буду здесь на реке ждать тебя каждый вечер на этой неделе. Постарайся хоть разок сбежать из дома…

– Это будет трудно. Мама теперь строже следит за мной. Но я постараюсь.

Рори взял ее за руку и повел туда, где паслась Бетти Мэй.

– Уже так много времени. Мне придется что-то придумать в оправдание, если папа с мамой уже проснулись.

– Надеюсь, они еще спят сладким сном. – Он улыбнулся, и Ребекка улыбнулась ему в ответ.

– Я тоже на это надеюсь.

Рори поднял хлыстик и подал ей.

– Погоняй свою кобылку. Пусть она хоть раз в жизни поторопится.

– Спасибо, Рори.

Он подсадил ее на лошадь и поцеловал на прощание.

Ребекка украдкой сунула пальцы за ворот и ослабила воротничок платья, душивший ее. Ей не хватало воздуха в гостиной родительского дома, где она с тревогой уже долгое время провела в ожидании Амоса Уэллса. Мать не спускала с нее глаз, нервно поправляя крахмальные салфеточки на мебели.

Гостиная выглядела, несмотря на ежедневное наведение чистоты, по-нищенски неуютной. Это вполне устраивало Ребекку. Она надеялась, что нарочито скромный прием и невыразительный наряд охладят любовный пыл Амоса. Обстановка в гостиной была действительно убогой. Но это было как раз то, что мог позволить себе бедный священник прихода.

Мебель была разнокалиберной, а литографии на стенах, покрывала и салфетки, которые Доркас собирала всю жизнь, отдавали отсутствием вкуса и опять же бедностью. Все было потертым, выцветшим, одряхлевшим.

Конечно, за этим виднелась благородная нищета, отречение от мирских благ, но на «серебряного барона» это могло произвести обратное впечатление. Он ценил роскошь, богатство и власть, а смирение, царящее в семье Эфраима, могло вызвать в нем раздражение.

На это и рассчитывала Ребекка. Единственное богатство священника – его библиотека – вряд ли привлечет внимание преуспевающего дельца, так же как и его скромница дочь. Она специально позаимствовала у Селии старое, еще школьное, платье, путем долгих уговоров заставила мать согласиться на разрешение облачиться якобы в обнову и теперь казалась себе невероятно уродливой в этом наряде. Ради Рори она готова была одеться хоть замарашкой.

Доркас настаивала, чтобы Ребекка нарядилась в бледно-розовое шелковое платье Леа, оставленное старшей сестрой в домашнем гардеробе за ненадобностью, и по этому поводу между ними произошло яростное сражение. Ребекка победила. Мать поджала губы и погрузилась в гробовое молчание. Ребекка понимала, какое отчаяние охватило Доркас. Ей было жалко мать, но улыбка Рори была ей дороже. И его греховные прикосновения к ее телу…

Легкий стук в парадную дверь прервал ее размышления. Эфраим отправился встречать гостя на пороге. Ребекка услышала, как двое мужчин обменялись любезностями, затем Амос вошел в гостиную. Последовали опять же вежливые приветствия, короткий разговор о погоде в это удивительно жаркое лето, и родители, сославшись на неотложные домашние дела, тихо удалились.

Ребекка предложила Амосу присесть. Их разделял хрупкий чайный столик, аккуратно накрытый белоснежной накрахмаленной салфеткой. Его серые глаза были непроницаемы, словно закрыты плотной сеткой от москитов. На лице не было никакого выражения. Такого Ребекка еще не наблюдала в своей жизни. Ведь она не бывала за покерным столом, где опытные игроки прячут свои мысли и эмоции под бесстрастной маской.

Она набрала в легкие побольше воздуху и произнесла:

– Я прошу извинить меня, мистер Уэллс, за вчерашние события. Я не хотела причинять вам беспокойство, а только старалась помочь моей лучшей подруге Селии Хант. Она так мечтала провести с вами время на пикнике… Она вами увлечена…

– А вы – нет. – Это был не вопрос, а констатация факта. Его серые глаза были не теплы, но и не холодны, тон мягок. Казалось, что ничто его не задевало.

– Я бы солгала вам, если б сказала, что увлечена вами. – Ребекка с великим трудом подбирала нужные слова. – Вами увлечены многие молодые леди в нашем городе, но… я не принадлежу к их числу… хотя для меня великая честь, что вы здесь и… разговариваете со мной…

«Боже, помоги мне! Только бы Амос не разгневался!» – про себя молилась Ребекка.

– Но вы пренебрегли этой «великой», по вашим словам, честью, обманув меня. Я не дальтоник и могу отличить бледно-розовую ленту на корзинке от пунцовой.

– Это наша общая с Селией глупая ребяческая проделка. – Что еще она могла сказать в свое оправдание? Может быть, ей стоит упасть перед ним на колени, как восточной рабыне?

– Я понимаю. Селия – импульсивная девушка. И очень настойчивая. В отличие от вас, Ребекка. Вы воспитаны в строгости.

– Вы переоцениваете меня и плохо думаете о Селии. Я придумала эту глупую шутку.

– Ваш ум весьма изобретателен. Вы устроили все так, что ирландский конюх купил вашу корзинку.

– Клянусь вам, что я ничего не знала…

– Я верю клятвам дочери священника. Ведь вы не пойдете на ложь и святотатство. Ваше общение с подобным человеком бросает тень на всю вашу семью… Я старше вас, Ребекка… но пусть разница в возрасте не пугает вас. Я хочу жениться, и вы больше прочих девиц на выданье подходите мне в супруги…

– Почему я? – воскликнула она, не сумев сдержать своих истинных чувств. – Столько девушек… – Ребекка искала подходящие слова, но не нашла их… – согласны быть с вами…

– Вот именно поэтому… – прервал ее Амос. – Вы чисты и невинны. Такой вас воспитали мать и отец. В ближайшее время вы расцветете и станете красавицей. Я умею заглядывать в будущее. Иначе я не приобрел бы состояние. Как видите, я абсолютно искренен. Надеюсь, вы это оцените?

– Моя сестра Леа красивее меня и многие другие молодые леди… – жалко лепетала Ребекка, не находя веских аргументов для того, чтобы убедить его.

– Меня волнует не только тело, но и душа. Ваш отец, Эфраим Синклер, – человек высоких духовных качеств… Вы продолжите его дело, если внесете чистоту своей души в греховные дела штата Невада. Я надеюсь стать сенатором штата, и тогда вы будете попечительницей всех несчастных и страждущих…

Ни одно его слово не было произнесено зря. Он словно сеял тщательно отобранные семена на удобренную почву. Уэллс был умный деятель и опытный тонкий политик. Не сделать бы ошибки в игре с ним!

– Я не выйду замуж за человека, которого совсем не знаю…

– Не думаю, что вы хорошо знаете Рори Мадигана…

Тут он допустил промах, дав волю своей ревности.

– …и которого я не успела полюбить, – со всей осторожностью добавила она.

– В вашем возрасте слово «любовь» звучит магически. Но не стоит обольщаться зря. Я женился в двадцать один год на молодой женщине, но любовь испарилась через несколько месяцев совместной жизни. Ваша подруга мисс Селия тоже не верит в брак по любви. Но любовь не только приходит откуда-то свыше, она завоевывается… Я ведь тоже воин, Ребекка, старый, покрытый шрамами…воин!

Каждое его слово попадало в цель. Ребекке нечего было возразить.

– Может быть, мы выпьем чаю, мистер Уэллс?

Она выставила на стол чайный сервиз, которым так дорожила ее мать. Он был подарен ей к свадьбе и напоминал о молодости, проведенной в Бостоне. Доркас пользовалась им только в особо торжественных случаях и, доставая его из буфета, не преминула при этом всплакнуть.

– Вы так грациозно все делаете, мисс Ребекка, даже накрываете на стол, – польстил ей Амос. – Из вас получится замечательная хозяйка.

Ребекка выдавила из себя слабую улыбку и отправилась на кухню за кипящим чайником.

Всю неделю по вечерам Рори ожидал Ребекку на речке. Он понимал, что родители теперь строго следят за ней, но все же не терял надежды, что ей удастся ускользнуть от их бдительной опеки.

Амос Уэллс, владелец доброй половины приисков Комстока, да и всего Уэлсвилла в придачу, представлялся ему в воображении неким подобием свирепого волка, способного проглотить бедную овечку. Рори согласно обещанию, данному Ребекке, оставил ее без защиты. Но на что он сам мог рассчитывать, кроме своих кулаков?

Пять дней провел он в тяжких трудах, готовя к скачкам отличных жеребцов. Дженсон щедро расплатился с ним, но вместо того, чтобы тут же потратить деньги в ближайшем салуне, Рори спрятал их под матрас своей койки в жилище над конюшней. Это был его первый вклад в их общее с Ребеккой благосостояние.

Рори мысленно посмеялся над собой. С каких это пор он, Рори Мадиган, стал копить деньги? Вот как может женщина преобразить мужчину по своему желанию! Если, конечно, это добропорядочная женщина, а не пустая вертихвостка. Старший конюх Уилт Блевенс, тяжело дыша и вытирая с лысины пот, взобрался к Рори на верхотуру.

– Тут один малый принес тебе писульку, когда тебя не было.

Рори взял у него клочок бумаги, свернутый в плотный квадратик. Там было всего две строчки, накарябанных в спешке и без подписи.

«Будь у реки в полседьмого вечера и поглядывай на дорогу. То, что ты увидишь, тебе не понравится».

Он ощутил легкий озноб. Предупреждение выглядело зловеще. Что-то должно было случиться, и неведомый «доброжелатель» хотел, чтобы Рори стал этому свидетелем. Несомненно, это было связано с Ребеккой.

До назначенного срока было еще много времени. Рори смял бумажку в шарик, закинул в угол, улегся на койку и стал наблюдать, как пауки плели свою паутину под потолком его каморки.

– Ты готова, Ребекка? Через четверть часа мистер Амос будет здесь! – бодрым голосом напомнила мать за дверью.

Никогда еще Доркас не была такой радостно-оживленной со дня свадьбы старшей дочери. А почему бы ей не радоваться? Она добилась того, чего хотела. Амос пригласил Ребекку на прогулку за город, чтобы продемонстрировать ей свой новый элегантный фаэтон в стиле Георга Четвертого.

На неделе он дважды навещал ее, был с ней безукоризненно вежлив в присутствии родителей, оставаясь нечувствительным ко всем ее попыткам намекнуть ему, что она противится его ухаживаниям. Он больше не прибегал к завуалированным угрозам, а, наоборот, был исключительно мягок и добр и обращался с ней, словно с несколько шаловливым, но прелестным ребенком.

О прошлом оскорблении его достоинства, казалось, было напрочь забыто. Покуда он был так выдержан и не стремился поцеловать ее или потрогать, как это делал Рори, Ребекка решила продолжать видеться с ним. До тех пор, пока он не поймет, что его притязания обречены на неудачу и ему надоест ухаживать за столь бесчувственной и скучной особой.

Ребекка старалась усугубить это впечатление, одеваясь нарочито скромно, по возможности не вызывая подозрения у матери. Желтое муслиновое платье с серым жакетом было так же некрасиво, как и большинство ее вещей. К этому она добавила серенькую невыразительную «сиротскую» шляпку, туго завязав ленточки под подбородком.

Ух! Ну и уродиной она выглядит! Вполне вероятно, что Доркас догадается о ее хитроумном замысле.

Когда их соседка Елена Придс пожертвовала Ребекке эту шляпку, девушка заявила матери, что никогда в жизни ее не наденет. И вот теперь она собирается на прогулку с женихом в этом чудовищном головном уборе.

Заслышав шум подъезжающего экипажа, Ребекка все-таки решила не злить мать и быстро сменила шляпку. Затем она поспешила вниз. Чем быстрее они отъедут от дома, тем раньше кончится эта тягостная для нее процедура.

Когда они выехали за пределы города и направились к реке, Амос обратился к Ребекке:

– Я вижу, вы чем-то расстроены, Ребекка. Что-нибудь не так? Может быть, желая похвалиться моим новым выездом, я гоню экипаж слишком быстро?

Амос придержал пару великолепных породистых лошадей и блаженно откинулся на спинку обтянутого вишневым бархатом сиденья.

– Нет-нет. Я не против быстрой езды. И у вас замечательные лошади. – Ребекка была вполне искренна.

Фаэтон мягко катил по укатанной дороге. Встречный ветер приятно холодил щеки. Вечер был так прекрасен, а экипаж так удобен, что Ребекка почувствовала желание хоть на короткое время отдаться моменту, насладиться радостью жизни. Ей захотелось откинуть назад, на затылок, тяжелую массу волос, подставив разгоряченный лоб прохладному дуновению с реки. Но в присутствии такого человека, как Амос, она не посмела этого сделать.

О, если бы на его месте был Рори! С ним бы она была свободной, как ветер! Она была готова подняться на воздух и полететь! Но Рори никогда не будет обладать подобным роскошным фаэтоном и парой таких ретивых красавцев-коней.

– Я рад, что вы довольны прогулкой, Ребекка. На мой взгляд, фаэтон стоит тех денег, что я за него заплатил. И лошадки тоже.

– Вы купили их у мистера Дженсона? Я так понимаю, что он стал самым известным торговцем лошадьми в штате. Они у него отлично вымуштрованы.

– Бью Дженсон – мой деловой партнер.

Уловив ее удивленный взгляд, Амос добавил:

– Мало кто знает, что я одолжил ему денег, когда он начинал дело. И на мои деньги был сооружен ипподром. Не проговоритесь только об этом вашему отцу, Ребекка. Я знаю его отношение к скачкам и ко всему, что связано со ставками и азартом.

Амос заговорщицки улыбнулся ей.

В мягком вечернем освещении он выглядел моложе. Вообще-то – она вынуждена была признать это – он был интересным мужчиной. В его внешности не было ничего отталкивающего.

– Конечно, я ничего не скажу папе. Не думайте, что я такая уж болтунья, – попробовала пошутить Ребекка.

Он это оценил.

– Не хотите ли побывать на скачках в воскресенье? Только избранные леди из нашего города будут там присутствовать. Разумеется, с соответствующим сопровождением. Для владельцев лошадей предусмотрена специальная ложа… В стороне от низкопробной публики.

Приглашение выглядело заманчиво. Ребекка страстно желала пережить подобное приключение, но, конечно же, не в компании с Амосом. Что скажет Рори, увидев ее там? Ведь он будет присутствовать на скачках, раз служит у Дженсона. У нее мелькнула тревожная мысль – Амос может так же лишить работы Рори Мадигана, как и Генри Снейда.

– Мне кажется, я поступлю опрометчиво, приняв ваше приглашение. Я не имею права обманывать отца, а он противник скачек.

– Какая принципиальная юная леди! Я восхищаюсь вами!

Если он и издевался над ней, то это было незаметно. Амос Уэллс прекрасно владел собой и не выказал ни малейшего разочарования ее отказом.

Спрятавшись в густом кустарнике, Рори наблюдал за дорогой. Экипаж на упругих рессорах, с откинутым верхом прокатил мимо него. Он расслышал смех Ребекки в вечерней тишине, обрывок их оживленной беседы, разглядел улыбку на ее лице.

– Понятно, почему мне посоветовали прийти сюда! – произнес он вслух.

Холодная ярость овладела им. Вот как она «избавляется» от мистера Уэллса! Если он отвезет ее на свое ранчо в дом с двадцатью комнатами и уложит в постель на шелковые простыни, она быстренько забудет все, что ей вдалбливали в голову мать и отец. А почему бы и нет!

Амос Уэллс мог предложить ей то, что не может дать Рори Мадиган – богатство, положение в обществе, заманчивые путешествия, слуг и служанок, меха и бриллианты. Но Ребекка, его Ребекка, клялась, что никогда не продаст себя. «А если предложат подходящую цену?» – нашептывал Рори издевательский голос.

Слишком возбужденный, чтобы уснуть, Рори бесцельно ехал верхом по пустынным ночным улицам Уэлсвилла. Полная луна выплыла из-за деревьев, круглая, как золотая монета, и повисла в темном небе. Собаки лаяли и выли на луну, потом затихли. Вновь город окутала тишина.

Конь неслышно ступал по мягкой пыли, покрывавшей немощеные дорожки среди деревянных оград и живых изгородей. Белое здание церкви, освещенное луной, резко выделялось на фоне черных деревьев.

Сам одетый в черное и невидимый в густой тени, Рори спешился, привязал коня под раскидистым кедром и направился к дому священника.

Ребекка говорила ему, что часто любуется восходом солнца из своей спальни. Значит, ее окно обращено на восток. На эту сторону дома на втором этаже выходило только одно окно. Он не мог ошибиться и случайно разбудить священника или его жену. А если б даже так получилось по недоразумению, вряд ли преподобный отец держал в доме оружие, а даже имея его, не стал бы стрелять наугад.

Рори набрал в горсть камешков и, прицелившись, стал кидать их в приоткрытое из-за жары окошко.

Ребекка проснулась после первого же попадания камешка в комнату. Она села на кровати, когда второй камешек упал на пол у ее ног. Что это? Кто-то бомбардирует ее окно среди ночи?

Осторожно выглянув из окна, она увидела темную фигуру и сразу же поняла, что это Рори. Слава Богу, что родительская спальня находится на другой стороне дома. К тому же мать так громко храпит.

Свесившись через подоконник, Ребекка прошептала:

– Что ты здесь делаешь?

– А что ты делала накануне с Амосом? Развлекалась?

Ирландский акцент служил верным признаком, что он рассержен. Защищаясь, она возмущенно воскликнула:

– Ты шпионил за мной!

– А ты избрала странный способ отшить старичка, как обещала мне сделать. Болтать с ним и хихикать! Над чем или над кем вы там посмеивались?

Его сверкающие в темноте глаза уставились на ее грудь, выглядывающую из глубокого выреза сорочки. Она отступила на шаг в глубь комнаты.

– Не прячься от меня. Я думал, что ты моя девушка, Ребекка! Только моя!

– Уходи, Рори. Если тебя здесь увидят…

– Я уйду только после того, как разберусь с тобой.

Он широко расставил ноги и уперся сжатыми кулаками в бока.

– Спускайся, и мы поговорим.

– Я не могу… я боюсь…

– Значит, ты нашла простейший выход из положения? Решила, что денежки Уэллса согреют холодную супружескую постель…

Рори резко развернулся на каблуках, делая вид, что собрался уходить.

– Неправда, Рори! Не уходи, пожалуйста!

Ее полный отчаяния голосок жалобно прозвучал в тиши ночи. Он не оборачиваясь бросил ей через плечо:

– Я буду ждать тебя в саду.

Ветви старых грушевых деревьев низко нависали над землей под тяжестью плодов и образовывали нечто вроде шатра, где царила непроглядная тьма. Ребекка не сразу разглядела Рори. В спешке она накинула на ночную сорочку застиранный бледно-розовый халатик, из которого давно выросла.

Рори полюбовался из укрытия ее босыми ножками, потом еле слышным свистом дал знать о своем присутствии. Ребекка объяснила:

– Я вышла босиком, чтобы меньше шуметь на лестнице.

Она неловко топталась, переминаясь с ноги на ногу в жесткой траве. Она нервничала. Ей было неловко за свое поведение. Почему Рори так пристально смотрит на нее и многозначительно хранит молчание, вместо того чтобы сказать хоть что-нибудь? Она прикрывалась полами своего халатика, словно доспехами, от его жадного взгляда.

Ребекка облизала языком пересохшие от волнения губы и произнесла:

– Я должна была поехать на эту прогулку…

– И не очень была этому рада… – насмешливо закончил он за нее начатую фразу.

– Я ничему не радуюсь, когда он рядом. Правда, мне понравился его фаэтон, – простодушно призналась она и сделала шаг к Рори. – Как ты узнал, что мы будем ехать вдоль реки?

– Кто-то прислал мне записку и даже указал точное время.

Слова Рори повергли ее в ужас. Она в испуге прижала ладони ко рту.

– Значит, про нас кто-то знает?

В Рори вновь проснулся гнев.

– Подумаешь! Разве мир рухнет, если люди узнают про нас?

– Да, Рори! Да! Это конец света – и не только для моей семьи. Амос Уэллс владеет на паях с Дженсоном конюшней. Он может уволить тебя так же, как и Генри. И что с нами тогда будет?

Ее начала пробирать дрожь. Рори, успокаивая, гладил ее по волосам, согревал теплом своего тела.

– Только не плачь, Ребекка! И ничего не бойся! Кто бы ни прислал мне это письмо, он же на нашей стороне. Он не пошел к твоему отцу или к Уэллсу. Мы пройдем через все беды, если ты не разлюбишь меня. Когда я увидел тебя с Амосом в экипаже, я готов был его убить. Я чуть не сошел с ума!

Ребекка страшилась его гнева, его взрывного темперамента. Но его жар растопил ее заледеневшее от испуга сердце. Когда он был рядом, ощущение опасности покидало ее.

С каким-то невнятным проклятием, больше похожим на стон, Рори сжал ее голову в сильных ладонях и приблизил ее губы к своим губам.

– Ребекка, я так люблю тебя, что ревную ко всему свету.

Она понимала, что его надо немедленно остановить, иначе они вновь пойдут по уже проторенной дорожке; целуясь и касаясь друг друга, они доведут себя до безумия. «Это нехорошо, неправильно…» – мысленно повторяла она, но заклинание не действовало.

Когда его руки скользили вверх и вниз по ее спине, а жадный рот страстно ласкал ее губы, все казалось хорошим, правильным, необходимым. Опять она почувствовала тепло и томящую боль в низу живота. Она отдала себя всю во власть этому неведомому сладостному чувству. Ребекка встала на цыпочки, запрокинула голову, потянулась к нему за новым жарким поцелуем. Не отрываясь друг от друга, они медленно опустились на колени.