Поздний вечер. Дом на улице Речкалова, 67.

Мальчишки налопались на ночь и завалились спать на диване в зале — там, где отдыхал раненый Славка. Какое-то время возились, потом затихли, и Ленка, сунувшись туда по своей надобности, увидела, что они уже спят. На полу стояли собранные рюкзаки, за своим Серега сгонял домой, попутно объяснив, что заночует у Витька. На письменном столе около стопки кассет лежал конверт с написанным рукой брата адресом Катюхи — уже заклеенный. Ленка вдруг отчетливо-отчетливо представила себе, как через три или четыре дня возвращаются обеспокоенные молчанием детей отец и мать, входят в комнату, находят конверт…

«Что с ними будет, и что я, дура, делаю?!» — с ужасом подумала Ленка, в эту секунду готовая расплакаться и отказаться от безумной затеи с походом. Она выпустила конверт мимо стола, но тут же подхватила быстрым, невозможным движением — снадобье Славки продолжало действовать, и это успокоило Ленку: — А, все будет отлично. Зато я еще побуду с НИМ.»

С этой мыслью она отправилась на кухню — мыть свинячьи остатки на тарелках, с которых ели мальчишки. Дверь на улицу была открыта — приятно думать, что можно снова ничего не бояться… Пуская воду, Ленка подумала еще, что в больших городах люди безо всякой нечисти запирают двери на ночь…

Газовая колонка ровно гудела. Время от времени пробуя воду. Ленка переставляла тарелки и не заметила, как вошел Славка — он нес гитару.

— Хороший инструмент, — сказал мальчишка-нежить, перебирая струны — и те откликнулись тонким звоном. — Это брата?

— Не, Витьке медведь на ухо наступил, — мотнула головой Ленка. — Это отца. На даче у него попроще, а это настоящий «Стратокастер» фирмы…

— …«ФЕНДЕР», — с улыбкой закончил Славка. Снова перебрал струны — и вдруг полилась из-под его пальцев быстрая и бодрая мелодия, а Ленка удивленно вскинула глаза — Славка негромко, но задорно запел почему-то очень знакомую песню:

— Где-то я эту песню слышала, — заметила Ленка.

— Художественный фильм «Детство Терминатора», — с неожиданным пафосом объявил Славка.

— Че-го? — изумилась Ленка. Славка объяснил:

— «Приключения Электроника».

— А, смотрела, — вспомнила Ленка, — только плохо помню — про что. Песня хорошая, и поешь ты классно. Ты учился петь, да?

— У меня талант, — без особого напряжения или смущения объяснил Славка. — Первый раз я пел на берегу Дона перед переправой воинов великого князя Дмитрия Ивановича на Куликово Поле, — Ленка смотрела во все гла за, даже рот приоткрыла, — а учил меня петь только один человек. Иоанн Васильевич. Прозвище — Грозный, характер — неприятный, певческие данные — отличные. Профессия — первый русский царь. Ленка перевела дух.

— Тебя слушаешь — как сказку… — призналась она. — Если честно, я не верю, что ты их всех знал — Донского, Грозного…

— Донского я лично не знал, — поправил Славка.

— Ну, все равно… Это как кино или книжка фантастическая, вот что. Столько веков, столько людей — знаменитых и просто… людей, про которых мы и не знаем ничего — и ты! — она потрясла головой так, что волосы разлетелись. — Значит, ты не только с нечистью боролся, но и во всяких войнах и такое все участвовал?

— А это неразрывно связано, я же объяснял, — Славка присел на край стола. — Эти твари собираются туда, где людям хуже всего. Но вообще — конечно, участвовал…

— А ты за красных или за белых воевал?

— За зеленых, — усмехнулся Славка. — Нет, серьезно. Там такой разгул нечисти был, что на обычные бои времени не хватало, я так и не определился…

— А до этого? — Ленка напрягла память. — В эту… первую мировую ты воевал?

Вместо ответа Славка положил гитару на колени, склонил голову, секунду помедлил, поднял руку и… струны с надрывом заплакали, а мальчишка, потряхивая головой, пропел:

Он оборвал пение и резко наклонил голову: — Честь имею представиться: прапорщик Его Императорского Величества Ахтырского гусарского полка Ярослав Охотник!

— Прапорщик?! — Ленка звонко рассмеялась, потом покосилась на дверь, ведущую в комнату. — Ты был гусаром, как в кино?!

— Был, только не как в кино, — покачал головой Славка. — Таких гусар в это время уже не было — и форма другая, и война… Осталось только название. Я к ахтырцам в 1914 году прибился, в Польше — соврал, что родные погибли и лет себе прибавил, я же рослый… Ходил в разведку. Потом офицеров стало не хватать — отправили в школу прапорщиков. Должен был корнета получить, но тут революция, фронт рухнул…

— А что ты пел? — полюбопытствовала Ленка, окончательно забыв про посуду и включенную колонку.

— «Молитву русского офицера», — нехотя ответил Славка. — Я дальше не буду, она грустная… Знаешь, Лен, я на той войне убил своего же, охотника.

— Убил? — замигала Ленка. — Случайно?

— В том то и дело, что нет, — покачал головой Славка, — ничего случайного… Мы отступали из Волыни, немцы — на плечах. Я только-только из школы вернулся, но уже прослыл везунчиком. Командовал арьергардом полка. Арьергард — это отряд прикрытия. Зима, метель вовсю… Со мной было человек десять, уже не помню точно, все — старше меня, конечно. В метель даже я хуже вижу — и вдруг прямо по нам в упор из двух пулеметов: р-р-раз! Я спер­ва думал — на звук. Двое, кажется, что сзади ехали, успели ускакать, а нас всех вместе с лошадьми кучей повалило. Меня навылет тремя пулями. Лежу, слышу — идут, разговаривают. Четверо с двумя пулеметами на салазках остановились подальше, еле видно за метелью. А еще четверо подходят ближе — пруссаки…

— Кто? — переспросила Ленка, слушавшая с напряженным вниманием.

— Немцы, — мимолетная улыбка показалась на губах Славки. — Их тогда так называли… Четверо, трое солдат и офицер. Слышу — докалывают наших, там двое раненых было.

— Я думала, это только в последнюю войну так делала, — поморщившись, сказала Ленка. — А дальше?

— Что дальше? У меня на ремне было три гранаты, осколочных. И пистолет трофейный — «маузер», большой такой, ты, может, в кино видела. Пока они шли, я кобуру расстегнул, крышка там откидывается так, вытащил его. Подошли они ближе — я во всех четверых в упор, а потом — две гранаты в пулеметчиков. Осел снег, я на ноги вскакиваю, а меня по руке прикладом — шарах! Гляжу — их офицер.

— Он и был охотник?! — догадалась Ленка. Славка кивнул:

— Лари Веттерман. Мы с ним до этого виделись раз двадцать, он старше меня лет на триста… был. Я-то вроде говорить хотел. А он в меня штыком — еле увернулся! Я — за шашку. Ну и… — Славка махнул рукой, щелкнул по гитаре, виновато добавил: — Мы ведь знаем, как нас же убивать. И такое иногда случается. Появись в тот момент какая нечисть — мы бы вместе на нее напали. А так — он немец, я русский. И все дела.

— Ты рассказываешь, как взрослый, — задумчиво сказала Ленка. — Как настоящий взрослый.

— Лен, — мягко прервал ее Славка, — ты не забывай, что видишь только мою внешность. А мне сотни лет. Я не просто взрослый — я… даже названия не подберешь. По опыту, понимаешь. Войны, религиозные гонения, интриги придворные, эпидемии, великие открытия, революции — я все это видел. Я во всем этом участвовал. Так что не удивляйся тому, как я рассказываю…

— Я все равно буду думать о тебе так, как вижу, — упрямо покачала головой Ленка. — Мне так легче, а то оторопь берет. Ладно?

— Ладно, — засмеялся Славка. — Давай помогу посуду мыть.

Вместе они быстро справились с тарелками. И, выйдя наружу, уселись на перила крыльца друг напротив друга, поставив ноги на перекладины. Запрокинув голову, Славка рассматривал звездное небо — звезды были крупные и яркие, похожие на застывшие электрические искры.

— Хорошая ночь, — сказал он. Ленка кивнула рассеянно — она думала о своем.

— Славик… — начала она и помедлила, ожидая реакции. Славка по-прежнему смотрел вверх. — А зачем вам это вообще? У вас же вечная жизнь. Жили бы себе и жили… Вас же никто не контролирует. Или на вас какое-то заклятье, что-то вроде?

— Нет никакого заклятья, — отозвался Славка. Обхватил колено руками, подтянул к груди. — Бывает, что охотники бросают свою работу. Я знаю такие случаи. Бросают и просто, как ты сказала, живут. Пользуются своей неуязвимостью и вечностью. Сегодня здесь, завтра там. Весело и весь мир повидать можно… Только потом все равно возвращаются. Кто через год, кто через век, но возвращаются.

— Почему? — прошептала Ленка. Славка ответил сразу:

— Есть такой рассказ: «Создан, чтоб летать.» Про космический корабль… А мы созданы, чтоб сражаться. Без этого нам… не по себе. Да и потом — трудно нам жить человеческой жизнью.

— Почему? — повторила Ленка.

— Потому, — Славка опустил голову, взглянул на девчонку с улыбкой, не соответствовавшей его словам. — Тяжело это — быть бессмертным, когда вокруг все смертные. Все стареют — и уходят, уходят… Друзья, знакомые, враги. Да, Лен, в конце концов ты начинаешь завидовать врагам-людям, потому что они могут умереть. И становится очень тоскливо от своей вечности.

Ленка соскочила с перил. Подошла и прислонилась к опорному столбу возле сидящего Славки. Протянула руку, коснулась джинсового колена:

— Мне тебя жалко…

— Не надо, — попросил Славка. — Я знаю, про что ты думаешь. Мы не умеем любить.

— Зато я умею, — произнесла Ленка прежде, чем успела подумать. И вспыхнула — но Славка не засмеялся, не отстранился. Он печально сказал:

— Это не спасает… Тебе будет пятнадцать, шестнадцать… двадцать, тридцать, сорок… сколько-то еще. А мне все будет четырнадцать. И в конце концов ты возненавидишь меня за то, что я такой. Потом ты умрешь… — Ленка вздрогнула, — а мне все будет четырнадцать, и я тоже начну тебя ненавидеть… Нет, еще раньше начну, когда разница в возрасте станет слишком большой.

— Но сейчас-то нам четырнадцать, — в отчаянье бросила Ленка. И услышала:

— Мне — только на вид.

— Ну и сиди здесь! — зло крикнула она и вбежала в дом. Славка не посмотрел ей вслед.

...Поплакав немного, Ленка успокоилась. А потом — как-то странно и неожиданно уснула. Странно потому, что продолжала видеть себя в своей комнате, отчетливо сознавать, что не спит, но при этом не имела возможности даже пошевелиться, что, конечно, бывает только во сне. Она видела, как в комнату совершенно бесшумно вошел Славка — его снадобье все еще действовало, и темнота не была помехой для глаз девочки. Он остановился у кровати, глядя внимательно и печально. Потом — достал из кармана джинсовки зажигалку и зачем-то поднес длинный язык пламени к губам. Ленка поняла — зачем, только когда он наклонился и осторожно, тихо поцеловал ее в уголок рта — теплыми, живыми губами, он подносил зажигалку, чтобы холод не разбудил и не испугал ее. Потом — отстранился, улыбнулся и тихо-тихо сказал: «Ну, вот и все. Извини. Спи.»

Повернулся — и вышел из комнаты тем же неслышным быстрым шагом.

А Ленка и вправду начала засыпать… но какая-то часть ее сознания, сопротивлялась сну изо всех сил, кричала, что раз она СЕЙЧАС засыпает, то РАНЬШЕ это был не сон, что Славка уходит один, уходит! Спать хотелось очень, тело не слушалось, и все-таки Ленка заставила себя привстать. Стремительно и неприятно закружилась голова — зато потом сонливость разом прошла. Спеша, она накинула халатик и побежала в зал, оттуда — на кухню.

В открытую дверь она увидела спину Славки, его сумку, которую он, перетянув ручки, превратил в рюкзак. Славка уходил по тропинке к калитке.

— Стой! — крикнула Ленка ему в спину с обидой и отчаяньем. Славка замер, медленно обернулся. Спросил:

— Ты проснулась? Не может быть.

— Ты никуда не уйдешь один, — отчеканила Ленка. — Я тебя не отпущу. И ты поступаешь подло, обманывая нас.

— Вам не надо идти, — ответил Славка. Но он не сделал того, чего Ленка боялась больше всего — не ушел сразу, потому что остановить его она бы не смогла. — Зачем вам идти?

— Ты поступаешь подло, — повторила она, чувствуя, что сейчас расплачется. — Почему ты не даешь с собой подружиться, почему не хочешь, чтобы с тобой обращались как с человеком, охотник?! Не смей уходить.

Словно по тонкому льду, Славка двинулся обратно к крыльцу и остановился на земле около него, около Ленки, стоявшей на ступеньку выше — так их глаза были рядом.

«Ты не спала?» — спросил требовательный взгляд Славки.

«Нет!» — ответил дерзкий взгляд Ленки.

— Хорошо, — сказал Славка, сбрасывая рюкзак. — Я не уйду. Слово чести. Только об одном тебя прошу: не рассказывай ребятам. И еще — пойди и ложись спать.

— Это уже вторая просьба, — вздохнула Ленка. — Я буду бояться, что ты сбежишь.

— Я дал слово, — серьезно ответил Славка. — Я посижу на крыльце. Сегодня мне не хочется спать.