"К черту в гости" - читать интересную книгу автора (Кораблев Артем)Глава I КОНЕЦ ПУТИ — НАЧАЛО НОВОГО…Костя заснул на третьем рассказе. И не потому, что ему было неинтересно. Семен Владимирович, или попросту Сема, как звали его все остальные члены клуба скаутов «Пеликан», рассказывать умел — все-таки писатель, — и истории у него были интересные. Просто Костя устал. Устал от сборов, затянувшихся за полночь; от привокзальной суеты, когда проводница не хотела пускать их в вагон со всеми палатками, рюкзаками, байдарками; устал от почти бессонной ночи в веселой купейной компании; устал от новых впечатлений первого в своей жизни настоящего путешествия. Устал и уснул, убаюканный мерным перестуком колес по рельсам да тихим покачиванием на верхней полке. Теперь он проснулся, проснулся от дикого вопля. Костя не сразу понял, где он. Не случилось ли чего-нибудь страшного? Но нет. Он был все в том же купе. А внизу давились от смеха скауты и негромко, но басовито посмеивался Семен Владимирович. Костя свесил голову с полки. — О, царевича разбудили, — ткнул в его сторону толстым, как сосиска, и крепким, будто отлитым из стали, указательным пальцем наставник скаутов. — Так Елисея-то еще не пришла. Кто Елисея-то? Новый приступ смеха скрутил семерых, стиснувшихся на нижних полках. — Наташка. Наташка пусть будет Елисеей, — перегнулся пополам Лыков. — Лезь наверх, целуй скорее царевича, а то он опять уснет, на фиг. — Сам лезь, я богатыриха. Две минуты корчей на нижних полках. Наконец Сема отдышался. — Кость, слезай к нам, — выдавил он, вытирая слезы. — Это мы тут немного зашутились. Ты уж извини, мы тебя в «мертвые царевичи» определили. Ты только один спал. Как под Волховым яблочко надкусил, так сразу уснул, и ничего тебя не будило. Семен Владимирович взял с купейного столика яблоко с уже потемневшим надкусом и показал его Косте. — Твое, — сказал он. — Ни проводник, ни наша болтовня — ничего тебя не брало. Женька вон с верхней полки упал, ты все равно не проснулся. Решили, что тебя только царевна Елисея разбудить может. Да она что-то все не заходила. — Ладно, слезай с «хрустального гроба», чаю попей. Подъезжаем уже, минут сорок осталось. Костя глянул в окно. Там бежали непрерывной чередой высокие стройные сосны с медными стволами, и склонившееся уже к вечеру июльское солнце мигало в промежутках между стволами светом тревоги. Он сел, свесил ноги и, опираясь руками на обе верхние полки, прыгнул в проход прямо перед носом отшатнувшейся Наташки. На столике его дожидался стакан с давно остывшим чаем и бутерброд с копченой колбасой. Ребята подвинулись. Костя сел и приступил к трапезе. Он все еще с трудом верил, что едет в Карелию в компании ребят без взрослых. Сема не в счет, ему хоть далеко за тридцать, но почти свой. Костя думал, что таких взрослых не бывает, чтобы «свой», а вот Сема как раз такой. Только у Кости все равно еще не получается его Семой называть, он один его и зовет Семеном Владимировичем. «И как это меня все-таки отпустили, — не переставал удивляться Костя, глядя в окно на убегающий частокол меднокорых колонн. — То на даче по шоссе на велосипеде прокатиться запрещали и на речку купаться один не ходи, а тут в Карелию. С одним только Семой. Да еще ведь и на дорогу раскошелились, и на еду. Это, наверное, потому, что отец сам привел его полгода назад в только-только открывшийся рядом с их домом клуб скаутов». И все равно не верилось. — Доел? — вывел его из задумчивости Семин голос. — Угу. — Тогда помогай вещи доставать, а то потом одна суета будет. Ребята поднялись и начали вытаскивать из багажника байдарки, палатки и рюкзаки. — А где Женька? — спросил Сема. Серега пожал плечами. — Евгений! — рявкнул Семен, высунув голову в коридор. — Григорьев! Никто не отозвался. — Вот Гюльчатай, — пробурчал себе под нос наставник скаутов. И занялся распустившейся шнуровкой на одном из байдарочных чехлов. — Учил, учил, — бурчал он, — шнуруют, как ботинки. Костя покраснел, эту байдарку укладывал он. Женька появился, лишь когда поезд остановился и коридор наполнился людьми с чемоданами, пухлыми сумками, коробками и тюками. Но скауты вместе с Семой к этому времени успели перетащить все свои вещи в тамбур, чтобы сойти на перрон первыми. Разгрузка прошла благополучно. Гора вещей охватила фонарный столб. Затем гору перемещали на привокзальную площадь. Пятеро таскали тюки. Наташка сторожила вещи на площади. Костя, как самый младший, — на перроне. Семен пошел ловить транспорт. Семен нервничал. К походной жизни он привык с юности, но каждый новый поход — новые тревоги, хоть и зачастую приятные. А тут еще такая команда… Он-то рассчитывал на ребят из Узорова. Тех, кого он давно знает и с кем в походы уже ходил. А вон как вышло. Из восьми только трое: Женька, Серега Лыков и Наташка — единственная девочка. Остальные не смогли. Даже Губин. Его Семен особенно хотел бы иметь сейчас под рукой, хоть он и не является членом клуба. Но что поделаешь, если Сашку Губина родители увезли на средиземноморский курорт. Оставалось рассчитывать на этих троих. Грузовик, пойманный Семеном на одной из соседних улиц, подкатил к привокзальной площади, где, рассевшись на куче упакованных в брезентовые мешки вещей, ждали ребята. Сема выпрыгнул из кабины, хлопнув дверью. — Ну, грузитесь, — скомандовал он, и сам первый подхватил байдарку. Автоматически, неусыпно живущий внутри него счетчик, пересчитал ребят. — Женька где? — подвел итог Семен Владимирович. — Ушел куда-то, — ответила Наташка, озираясь по сторонам, вытянув шею и не вставая со своего рюкзака. — Куда ушел? — еще больше занервничал Семен. — Вот Гюльчатай! — Почему Гюльчатай? — прыснула всегда готовая посмеяться Наташка. — Та тоже все время пропадала, потом ее Абдулла придушил, — мрачновато пояснил Лыков. И тут же вскинул глаза на старшего: — Сем, ты кто? Абдулла будешь или товарищ Сухов? — Грузи знай, Петруха, — буркнул Сема, хватая вторую байдарку. — Так я и не понял, — не умолк Серега, но с рюкзака встал и грузить начал, — Абдулла ты или товарищ Сухов? А мне это важно, — Лыков закинул в кузов чей-то рюкзак, — потому что, если ты Сухов, так мне ничего, а если ты Абдулла, то меня зарежешь, потому что сам меня выбрал Петрухой. — У-фф, — Семен только «выпустил пар» и отправился за новой вещью. «Что ж это такое, вот тебе и узоровцы», — раздраженно думал Сема. Женьки все не было. Он появился только тогда, когда с погрузкой уже было покончено. В одной руке он нес бутылку «Спрайта», в другой — съеденное наполовину эскимо. Семен ничего не сказал, только кивнул головой на крытый тентом кузов, в котором уже разместились ребята. Мол, полезай. Женька передал бутылку скаутам, засунул остатки мороженого в рот, так что только палочка торчала, и уцепился руками за борт. Семен пошел садиться в кабину. — Все? — спросил шофер, когда тот хлопнул дверцей. — Все. — Тогда поехали. Грузовик оставил позади железнодорожный вокзал, развернулся на площади и покатил по дороге к реке, к той неведомой скаутам С — не, по которой Семен рассчитывал пройти на байдарках. Шофер попался разговорчивый. — Откуда? — спросил он. — Считай, из Москвы, — ответил Семен. — Почему считай? — Половина из Подмосковья, — Семену не хотелось влезать в подробности, просто ни к чему. — В поход? — В поход. — А ты учитель? — Нет, но вроде того. — Инструктор? — Ну да. — Как ты не боишься один с такой оравой? — Боюсь, — ответил Семен, он и вправду боялся. — На Кивач пойдете? — Обязательно и на Кивач тоже, и Кондопогу надо посмотреть, и Кижи. А потом до Вологды. Но это после, пока на Шойну. — Значит, до Вологды? И Онеги не боишься? Ведь там шторма. — Говорил же боюсь, всего боюсь. Может, от Петрозаводска до Вологды на комете поплывем, а там по каналу до Белоозера — уже на байдарках. — Правильно, — одобрил шофер. — По Онеге лучше кометой или теплоходом. Береженого Бог бережет. Я вон тоже двадцать лет за рулем, а все не гоняю. И ни одной серьезной аварии. А вот на Шойну маршрут вы хороший выбрали, там есть что посмотреть. Порогов мало и несложные. Грибы пошли и ягоды. — Вот завтра же начнем их собирать, — улыбнулся Семен. — Самые ягодные места на этой речке, куда мы с тобой едем, — тоном знатока продолжал шофер. — Хошь гребнем чеши, хошь, как корова, с куста ешь. — Вот и хорошо. — Хорошо, да не все. Можно в том лесе-то и остаться. — Это почему ж? — насторожился Семен. — Болота? — И болота есть, и кой-чего похуже. — Медведи, что ль? — Что медведи! Там черт есть. — Какой черт? — А черт его знает какой. Только из Чертова угла люди не возвращаются часто. Потому туда никто и не ходит. Только до Чертова угла и обратно. Или уж мимо него. Я и сам туда не ходил. — А где он твой Чертов угол-то? — За третьим перекатом. Как перекат пройдешь, так он и начинается по левому берегу. Там даже стоянки не вздумай делать, кого-нибудь не досчитаешься, это как пить дать. — Спасибо за информацию, — хмуро поблагодарил Семен, а про себя подумал: «Слава Богу, фигня». Затем шофер рассказал Семену, какое варенье варит его жена из черники и как он охотится на глухарей, а уж потом и приехали. Здесь дорога подбегала почти к самой реке, лишь небольшой сосновый борок и уже прибрежные валуны, выкаченные сюда могучим холодным языком доисторического ледника, отделяли две пыльные колеи от журчащего хрусталя. Место было красивое. На самом берегу Семен решил разбить первый лагерь. В который раз за день ребята таскали вещи. — Байдарки расчехлять? — подошел Лыков, когда из лодок и рюкзаков образовалась очередная гора. — Завтра, — отмахнулся Семен. — Хватит с вас на сегодня. Ужин готовьте. — Наташка! Маркитантка! Паек выдавай! — закричал Лыков. — Кто я? — не поняла Наташка. — Зав продовольственной базой, — пояснил ей Сергей. — Э-э нет, так не пойдет, — вмешался Семен. — У нас давно уже эмансипация, все равны. Готовить будем парами по расписанию. Наташ, ты с кем в паре будешь? — Мне все равно. — Тогда сегодня Костя тебе поможет, а там посмотрим. Завтра другая пара. Я сам расписание составлю. А вы подумайте: кто с кем. Женька с Серегой, собирайте дрова, разводите костер. И остальным бездельничать нечего, ставьте палатки. Костя подошел с котелками к самой реке. Такой чистой воды он не видел никогда в жизни. Ему захотелось окунуть туда лицо и попробовать на вкус. Это ведь только в учебниках по химии пишут, что вода — бесцветная жидкость, без вкуса и запаха. На самом деле все это у воды есть: и цвет, и вкус, и запах. Даже из-под крана, даже у дистиллированной — Костя пробовал такую воду у папы в лаборатории, — а уж о речной или озерной и говорить нечего. Он положил котелки на землю и нагнулся, чтобы зачерпнуть пригоршню чистоты, нога соскользнула по мокрому камню-голышу, по щиколотку ушла в воду. «Студеная», — понял Костя. Он отступил на шаг назад и глянул на промокшую кроссовку. Ему было досадно, казалось, что он испачкал воду, ступив туда грязной, пыльной обувкой. Все-таки он опустился на колени, сложил ладони лодочкой, зачерпнул воды, сделал глоток и умылся. Вкусно и хорошо… — Царевич! Ты там уснул или опять умер! Когда вода будет?! — прокричал Серега Лыков, которому Наташка пожаловалась, что ее напарник по дежурству пропал. Костя набрал воды и запрыгал от реки по валунам, балансируя обоими котелками. На костре в котелке закипала вода. Костя трижды уже наполнял его в речке. Отужинав и напившись чаю, спали в палатке Димка, Егор и Вовка. Семен устал говорить. Наташка положила голову на плечо к Сергею, и только гитара еще тренькала под ленивыми переборами Серегиных пальцев да неугомонный Женька ворошил угли. Косте казалось, что за этот бесконечный день он прожил целых три, а то и неделю. И вовсе не потому, что северное солнце упорно чуралось линии горизонта. О белых ночах ему рассказывала мама, предупреждал Семен. Просто Костя еще не знал, что первый день путешествия, настоящий первый день, не тот, когда вы садитесь в поезд или на самолет — часть механизма цивилизации, — а тот, когда это последнее железное чудище остается у вас за спиной и вы попадаете в мир настоящий. Этот день растягивается почти в вечность. Неведомо откуда подошел и тихо подсел к костру незнакомый чужой человек. |
||
|