"Очень темное дело" - читать интересную книгу автора (Кораблев Артем)

Глава VI. У самого синего моря

Глаза саднило так, будто злой человек или жестокий беспутный ветер сыпанул Феде в лицо пригоршню мелкой песчаной пыли. Федя однажды испытал нечто подобное, прошлым летом в походе вместе с отцом, когда трясся по жаре в открытом кузове грузовика на колдобинах проселочной дороги по пути от Волгограда до Ахтубы. Сразу вспомнилось широкое поле, грязный кузов с красными пятнами давленых помидоров, тюки с упакованной байдаркой, на одном из которых они примостились вдвоем.

Впрочем, Федя не настолько еще потерял чувство реальности, чтобы не понять, что глаза саднит сейчас не от пыли, а с недосыпу. И не трясется он на хрипло завывающем от усердия и плохого здоровья автомобиле, а мерно покачивается на обшитой дерматином скамье местной электрички, все дальше уносящей его от Джанкоя в сторону Керчи. Вон и эфиопская чернявая шевелюра его нового друга покачивается в такт стука вагонных колес рядом с его плечом — Саша спит, привалившись к Фединому плечу и свесив голову. Легкий, как цыпленок, хотя и длинный, словно журавль. А вот у Феди заснуть, ну хотя бы задремать на двадцать минут, никак не получается.

Мысли вяло копошились в его голове сонными, обожравшимися до безобразия змеями. И самая толстая, чаще других выползавшая из клубка на поверхность, шипела вопросом, здорово или не здорово все то, что сейчас с ним, с Федей, приключается? Уже с полчаса он не мог найти ответа на этот вопрос.

С одной стороны, он путешествует — разве не об этом мечтали они с Петькой? Он уже в желанном Крыму, он столько успел пережить за эти несколько дней, столько увидеть нового, интересного — так много всего, что даже не может точно сообразить, сколько прошло времени с тех пор, как они с Петькой, попрощавшись с Сергеем Васильевичем, сели на автобус в сторону Одинцова. Интересно, сколько же все-таки дней они в пути?

Федя сосредоточился и начал считать растянувшиеся чуть ли не до бесконечности сутки. Это было очень не просто, мысли по-прежнему сплетались в клубок и мешали друг другу.

В первый день они познакомились с Сашей, а в первую ночь сели на поезд, где встретили Бориса Вениаминовича с Мишаней. Потом был Киев, и тем же вечером они сели на последнюю электричку, а ночевали в палатке, которую ставили в темноте посреди лесопосадки, растянувшейся вдоль железной дороги. Они сошли тогда с Сашей на станции, название которой Федя теперь забыл.

Так, значит, два дня он припомнил. А потом ночевали они еще раз или нет? С утра Сашка торговал в электричках кроссвордами. Потом они завтракали или обедали, в общем, ели. Потом опять электрички, станции, вокзалы, мороженое, пепси, грязное семейство цыган, заполнившее почти весь вагон, опять станция, на которой Сашка выклянчил у бабки-торговки немного первой черешни — стыдно было, будто это он, Федя, просил, ели-то вместе. Однако вкусно.

Так ночевали еще или нет? Ах да, точно! Опять в палатке, еще костер жгли. Сашка настоял на ночлеге, говорил, до Крыма уже недалеко, лучше с утра отправиться, чтобы попасть в Керчь днем. Федя-то хотел подсесть проверенным методом на пассажирский, но дал себя убедить. Спал он всего часа два, ну максимум три, потом проснулся от холода. Вылез из палатки, поднялся на насыпь и увидел с другой стороны полотна в кустах целый выводок смешных, бестолковых лисят, под присмотром мамаши-лисы вышедших на прогулку. Все-таки здорово, путешествие получалось совсем настоящим.

Но это только полправды. Все ли так лучезарно в этом путешествии? А исчезновение Петьки с незнакомым археологом? А родители, которые могут случайно открыть их тайное предприятие? А ложь, которая давит его исподволь, но постоянно?

Кстати, не пора ли уж и позвонить домой? Нет, он насчитал три дня, а выехали они в понедельник, значит, теперь только четверг. Родители еще не волнуются, он обещал позвонить им в субботу. Значит, врать в открытую придется лишь послезавтра.

Федя вздохнул, но тут же вдруг встревожился. А сколько может стоить телефонный звонок из Керчи? Он разозлился на себя за то, что нерасчетливо тратил и без того скудные финансы. Их может до субботы и не хватить. Надо экономить.

Не здорово это все: насчет родителей, лжи и финансов. Очень не здорово. Но хуже всего, что Петька пропал.

Федя глянул в окно на уныло плывущую мимо ковыльную степь. «Тоже мне Крым, — подумалось ему, — стоило ли ехать в такую даль ради пыльной пустыни?» Впрочем, впереди, может быть, в получасе езды раскинулось такое же бескрайнее море, и это немного согревало ему душу. Но Петька, Петька — его отсутствие все перечеркивало. Как он теперь объявится в Москве? Что скажет? Удрали в Крым, и Петька пропал? Как он его родителям в глаза смотреть будет? Своим-то уж ладно, простят…

Черт бы побрал этого археолога с его сокровищами из подземелья. Не встреть они Бориса Вениаминовича, все бы могло обойтись благополучно. Это Сашка его отыскал, эфиоп питерский!

Федя глянул еще раз на качающуюся рядом пышную шевелюру и поправил спящего движением плеча.

— Чего? — не разлепляя глаз, спросил Саша.

— А ничего, спи, — мрачно ответил Федя. Саша скрестил руки на груди, сунув узкие ладони себе под мышки, подобрал одну ногу, подсунув ступню прямо в обувке под свой тощий зад, и в этой новой причудливой позе опять привалился к Фединому плечу.

«Везет, — подумал Федя, — дрыхнет. Мне бы так». Он устало зевнул и в который раз вперил неусыпные очи в ковыльную степь.

Да-а, странно это всё, что приключилось с ними в Киеве у вокзала. Ведь видел их Витаминыч, Федя почти уверен, что видел. А может, нет? Может, не заметил? Поди теперь разберись. Но еще более странно, что об этом маститом искателе кладов слыхом не слыхали в Украинской Академии наук. Что, если он совсем не тот, за кого себя выдает, этот Витаминыч? Что, если он их по всем статьям накалывал? Тогда дело тухлое. Не найти им Петьку. Зачем он только понадобился этому археологу? Неужто и вправду по щелям за сокровищами лазать? Но почему тогда он забыл про них с Сашей? Вон Сашка какая глиста, не то что в щель, в мышиную нору просочится.

Темное это дело, непонятное. А вдруг приедут они в Керчь, найдут эти замечательные каменоломни, а никакого Бориса Вениаминовича там и нет? И Петьки, соответственно, тоже. Что тогда? А может, они и там, тогда все не так уж и плохо. Но с другой стороны…

Федя в рассуждениях вернулся к тому же, с чего начал. И снова глянул в окно — все та же бескрайняя степь. Мысли-змеи ползали по замкнутому кругу. Самая толстая походила на питона, но ядовитого, хотя таких питонов не бывает, это он точно знал. Значит, это не питон, а королевская кобра. Или гюрза? Наверное, гюрза. Откуда в Крыму кобры королевские? А гюрза-то тут в степи водится? Может, и водится. Ну да, точно. Вот она ползет — толстая, черная, с лоснящимися боками, видать, от хорошего питания. Небось она и проглотила Петьку, поганая. Или только ужалила до смерти и отъела кусочек, вряд ли гюрза может заглотить Кочеткова всего целиком. Ей такого паренька на полжизни хватит. Ну точно, вот он, Петька, лежит в ковыле. Совсем недвижим. Нет, гляди-ка, шевелится. Вон голову поднял. Смотрит жалостливо, и глаза какие-то влажные, будто от слез.

— Федь, а Федь, змея меня в ногу укусила, ты глянь, что у меня от ноги осталось?

— Нет ни хрена. — Он с ужасом разглядел нижнюю часть распростертого в траве друга. — Нет у тебя ноги — култышка.

— Нога! — охнул Петька, единым взмахом вскочив со степного ложа, и тут же упал прямо на Федю. — Нога моя, нога! — голосил он, — Ох, блин, нога! Не чувствую ноги. Вот блин, не чувствую ноги! Федь, ноги не чувствую. Блин! Не чувствую ноги! Слышь, Федь, как отрезали ногу-то…

Петька повис на Феде всей своей тяжестью, повалил его на бок, и под головой у Феди оказался холодный ровный камень.

— Нога! Елки зеленые!

Федя проснулся. На нем действительно кто-то лежал, причитая, а сам он прижался щекой к оконному стеклу, свернув набок голову.

— Нога, нога, — продолжал повторять навалившийся человек.

— Какая нога? — зло прогудел Федя и откинул с себя не опознанное пока тело.

— Моя нога, Федь, — пожаловался Саша. — Отсидел ее на фиг, до сих пор словно ватная.

Электричка резко качнулась и остановилась, Саша опять по инерции навалился на Федю. Сидевший же напротив человек, наоборот, поднялся и шагнул к проходу между скамейками, где уже толпились люди.

— Где это мы? — еще не совсем проснувшись, спросил Федя.

— Это Керчь, молодые люди, — ответил кто-то невидимый из-за его спины. — Поднимайтесь — конечная.

— Приехали, — констатировал Саша.

На перроне Саша еще прихрамывал — вылитый Паниковский в исполнении Гердта, только черный. Толпа недавних пассажиров электрички сама несла их к выходу с вокзала.

— Куда теперь? — остановился на привокзальной площади Саша.

— Ясно куда, — ответил Федя, — искать гору Митридат.

— Давай сначала пожрем, — не согласился ненасытный эфиоп.

Федя давно подметил, что тощие зачастую едят куда больше толстых. Они всегда голодны, словно бездомные коты. Саша регулярно подтверждал это правило. «Теперь понятно, почему Эфиопии не хватает гуманитарной помощи, — думал, глядя на него, Федя. — Попробуй прокорми этакую прожорливую национальность. Интересно, Пушкин тоже все время хотел есть или его русская кровь все-таки заглушала африканскую?»

Федя извлек из кармана джинсов свой пополневший полиэтиленовый пакетик с остатками денежных средств. Пакетик пополнел не потому, что этих средств прибавилось. Несмотря на то что Саша еще дважды пускался по пути в комерческие предприятия, с неизменным успехом торгуя среди пассажиров электричек брошюрами с кроссвордами, средства убывали с пугающей быстротой. Пакетик же распух вследствие размена рублей на гривны с украинскими «котиками», где вместо Георгия Победоносца на реверсе монетки красовался украинский трезубец.

Федя пересчитал наличность: финансовый кризис неумолимо приближался, но на проживу, точнее, на скудное пропитание пока еще хватало. И все же надо было экономить.

— Ладно, давай пожрем, — махнул рукой Федя, зная, что спорить бесполезно.

Закусывать устроились на первой попавшейся лавочке под колючим южным кустом. Наверное, это была акация, а может быть, и нет — Федя никогда не интересовался всерьез ботаникой, наука о растениях казалась ему какой-то девчачьей. За трапезой обсуждали положение дел и видимые перспективы.

— Куда теперь двинемся? — поинтересовался Саша, давая краткую передышку своим челюстям. — Где мы Петьку искать будем?

— Ясно где, в каменоломнях.

Следующий вопрос Федя услышал лишь через полторы минуты, когда Сашины челюсти взяли очередной тайм-аут.

— А каменоломни-то где?

— Сейчас посмотрим.

Федя достал из Петькиной сумки старую карту Советского Союза, где Крым еще значился частью огромного государства, и «Атлас автомобильных дорог» — это было все, чем они с Петькой располагали, пускаясь в авантюрное путешествие. К Фединому разочарованию, карты впервые подвели его: никаких каменоломен в окрестностях Керчи и вообще в Крыму на них обозначено не было.

— Черт его знает, где их искать, — пробурчал он. — Придется опять спрашивать кого-то.

— Зачем «кого-то», — не согласился Саша, — надо подняться на гору Митридат, найти место раскопок, о котором нам говорили в академии, и расспросить археологов про каменоломни.

— Так они и скажут, — усомнился Федя, — если уж об этом Витаминыче в самой Академии наук ничего не знают. Я знаешь что думаю?

— Что?

— Что он решил себе загрести не только «малую толику археолога», а вообще все сокровища этого царя. Если найдет, конечно.

— С чего ты взял? — Саша даже прекратил жевать, настолько его заинтересовало Федино предположение.

— Ну подумай сам, как-то все странно очень. О такой замечательной экспедиции никто не знает. Нет, может, у него и есть сообщники в Украинской академии наук. — Федя так и сказал — «сообщники», это слово как-то само сорвалось у него с языка. — Но тайные.

— Тайные? — удивленно переспросил Саша, окончательно забыв о еде.

— Ну да. Какие же еще, если о них там никто не знает. Они небось себе все решили захапать.

— А нам он зачем о кладе рассказывал?

— Он же сам сказал зачем. Чтобы мы в щели эти просачивались — за сокровищами Митридата лазали.

— А что ж он нас не дождался? С одним Петькой уехал…

— Вот это загадка. Погоди! — Федю вдруг осенило. — Мы же рядом с ментами стояли и разговаривали с ними. А он мог подумать, что нас задержали, он ведь знает нашу историю.

— Какую историю? — не понял Саша.

— Ну, что мы зайцами путешествуем. А если он сам пустился на тайное дело, то ему не с руки с ментами-то связываться. Ну ты сам подумай!

Саша молча принялся за следующий кусок вареной колбасы, лихо отхватив его перочинным ножом от купленной Федей четвертинки большого батона.

— Может быть, ты и прав, — задумчиво произнес он, покончив с новой порцией пищи. — Может, и прав. Так, значит, нам и здесь археологи ничего не скажут?

— Почему не скажут? О Витаминыче не скажут, а о каменоломнях почему не сказать? О них небось здесь вообще все знают.

— Так зачем же нам переться на эту гору Митридат? — высказал здравую мысль Саша. — Давай спросим местных, и все.

— Нет, — не согласился Федя, — давай проверим. Если об этом Витаминыче никто ничего не знает и среди археологов, то, значит, я все правильно вычислил. Доедай и пошли искать эту гору.

— Я уже доел. — Саша стряхнул крошки с колен. — А гору, чего ее искать? Вон она, наверное.

Саша указал рукой на возвышающийся над городом холм, окруженный домами, с бегущей по его крутому боку до самой вершины белой лестницей.

— Ты думаешь, это она? — засомневался Федя.

— А вот мы сейчас спросим, — последовал своему принципу Саша.

Холм действительно оказался той самой горой, на которой трагически окончил свои дни древний понтийский властитель, и первый же прохожий, к которому обратился Саша, подробно объяснил, как им на эту гору забраться. Больше того, распознав в мальчиках приезжих, он стал до того любезен, что тут же предложил сдать им комнату в городе за «символическую» плату десять долларов в сутки. Ясное дело, приезжие отказались.

— Слышь, — взволнованно тронул за плечо Федю Саша, когда неудавшийся рантье отправился своей дорогой. — Ты… это… когда мы археологов отыщем, не очень-то распространяйся про клад.

— Почему?

— Потому что вдруг Витаминычу больше, чем всем остальным, об этом кладе известно. Помнишь, как он в поезде про Аристобулла Мирмекийского рассказывал? Помнишь? Ну, тот, что про Митридата писал.

— Ну, помню, — кивнул Федя, еще не понимая, куда клонит его товарищ. Он только удивился, как внимательно, оказывается, слушал этот несерьезный болтун Бориса Вениаминовича. Даже про Аристобулла Мирмекийского помнит, имя которого сам Федя очень быстро забыл, еще в купе археолога, только сейчас и вспомнил.

— Тогда обрати внимание, — продолжал Саша развивать свою мысль, — Витаминыч говорил, что это очень малоизвестный автор. Может, его, кроме Витаминыча, никто и не читал, а?

— А вот мы и о Аристобулле археологов спросим, — тут же завелся Федя.

— Только про клад им ничего не говори, — чуть ли не взмолился Саша.

— Ладно, ладно, идем. Куда, этот мужик говорил, надо дальше-то поворачивать?

Хотя гора Митридат была видна почти отовсюду, подобраться к ней оказалось не так уж и легко. Несмотря на объяснения прохожего, Федя с Сашей потратили немало времени, путаясь в незнакомых улицах города. Жарко было ужасно, и, когда наконец путешественники вышли к белым ступеням высокой лестницы, карабкающейся до самой вершины именитой горы, Саша уже опять хотел есть, а пить хотели они оба.

— Купим колу и чего-нибудь пожевать, — предложил Саша, заметив ларек с напитками.

— На фиг, — стоически отрезал Федя, — сначала отыщем раскопки, поговорим с археологами, а там видно будет. Экономить теперь надо, — все-таки пояснил он.

— У-у, Матроскин, — надулся Саша. — Как ты археологов-то искать собираешься?

— А вот влезем на гору, осмотримся и увидим оттуда место раскопок, — заявил Федя и решительно поставил ногу на первую ступень.

…Подъем на гору измотал ребят окончательно, они еще сдуру спешили поначалу, изредка обгоняя группки и пары таких же безумцев, отважившихся на восхождение по летней жаре. Сверкающее за спиной море только усугубляло мучения, словно издеваясь над ними — вот оно, рядом, а не искупаешься.

— Слышь, Матроскин, — опять завел неподобающий разговор Саша, опускаясь на ступеньку уже у самой верхушки горы. — Давай отдохнем.

— Ладно, — нехотя согласился Федя, но садиться на ступеньки не стал, а развернулся лицом к морю и городу.

Керчь у его ног раскинулась серой птицей. Вместе с левым ее крылом город убегал далеко в море, наверное, полуостровом. Там вдалеке возвышалось над крышами больших корпусов скопление заводских труб, многие, хотя не все, выпускали в небо длинные и густые хвосты серого дыма. «Тоже мне курорт, — подумал Федя, — а еще называют Крым здравницей». И все же, несмотря на трубы, картина была величественной и красивой. По правую руку крыло города тоже растянулось очень далеко, но почти параллельно горе Митридат, и все-таки было отчетливо заметно, что берег постепенно закругляется. «Керченский залив», — всплыло откуда-то из глубин Фединой памяти. Почти в центре птицы, там, где у нее должна быть голова, у самого берега, казалось даже, прямо из морских вод, поднимался какой-то гигантский, непонятного Феде назначения постамент. А совсем недалеко от него был виден заполненный людьми пляж. «Конечно, — с завистью подумал Федя, — там сейчас половина города, и уж точно почти все отдыхающие». Сам город прятался от жары под серыми плоскими крышами современных домов, и лишь у самого подножия горы дома сильно мельчали и появлялись крыши двускатные. Здесь, видимо, еще сохранились какие-то районы старого города. Федя сверху разглядел узкие извилистые улочки среди этих домишек с белыми стенами, и ему сразу же захотелось побродить по ним. Можно даже и в одиночестве…

А дальше за городом сияло под солнцем рябое зеркало моря. И по этому зеркалу тихо скользили в разных направлениях три корабля. Один совсем близко, а два далеко. И за ними, за дальними кораблями, Федя увидел какие-то темные, почти черные гребни. Там явно была земля. «Ну не могу же видеть другой берег моря, — удивился он. — Наверное, это какие-то острова».

— Купаться-то когда будем? — оторвал его от созерцания окрестных красот Саша. — Все же к морю приехали.

— Когда дело прояснится, — кратко ответил Федя. — Пошли.

Одним коротким броском, не дожидаясь больше товарища, он покончил с треклятым подъемом и остановился перед высоким четырехгранным обелиском, возносящимся одиноким серым клыком в самом центре вершины.

— Тут памятник! — крикнул Федя, обернувшись через плечо.

— Ага, тем, кто сюда дошел, — угрюмо сострил Саша.

— Нет, кажись, в честь каких-то военных событий. При нем пара пушек.

Это действительно оказался обелиск Славы в честь воинов отдельной Приморской армии и моряков, павших в боях за освобождение Крыма во время Великой Отечественной войны. Потаращившись на памятник и в первую очередь на пушки, Федя осмотрелся в поисках следов археологических раскопок. Совсем недалеко он увидел много рассыпанных по вершине старых камней — наверное, это и было как раз то, что они искали.

— А где ж все? — растерянно спросил подошедший Саша. Очевидно, он имел в виду археологов, потому что люди кроме них на вершине горы Митридат все-таки были — человек пять подле памятника любовались панорамой города и еще несколько, по виду туристы, ходили вокруг остатков древней столицы Боспорского царства.

— Да, это не те, — согласился с ним Федя.

— Погоди, а это кто? — Сашка указывал пальцем туда, где из-за одного из камней выглядывало нечто похожее на широкополую шляпу.

— А пошли посмотрим, — тут же предложил Федя.

За камнем скрывался заросший густой бородой человек, на голове у которого красовалась старая, почти потерявшая под солнцем свой цвет панама — такие носят в южных районах российские пограничники, — а широкие плечи прикрывала от ожогов такая же выцветшая и линялая майка. Бородач сидел на корточках у какого-то ящика, наполненного, как показалось Феде, осколками камней и землей, и перебирал содержимое, целиком углубившись в свое занятие.

Выбирать не приходилось — на вершине горы лишь этот загорелый бородач подходил, по мнению Феди, под образ археолога. Стало быть, ему и надо было задавать вопросы.

— Здравствуйте, — поздоровался Федя.

— Ой! — вскрикнул человек, вздрогнув всем телом, и едва сохранил равновесие на корточках. Даже руки в стороны расставил, словно изобразил из себя самолет. — Фу ты, напугал, — глянул он на Федю из-под изрядно помятых полей панамы.

— Извините, — смутился Федя и вежливо продолжал: — Извините, а где все?

— Кто все? — вопросом на вопрос ответил бородач.

— Археологи, — пояснил Федя.

— Археологи? — удивился его собеседник. — Ну, я археолог, а остальные купаются. Кто ж по такой жарище работает? А вам-то зачем?

— Нам? — Федя оглянулся на Сашу, как бы в поисках помощи: все подготовленные загодя слова вылетели у него из головы, наверное, он растерял их при подъеме на гору. — Мы это… Мы спросить хотели.

— Ну, — подбодрил его бородатый археолог.

— Вы Бориса Вениаминовича не знаете? — выпалил из-за Фединого плеча Саша.

— Кого-кого? — Археолог медленно поднялся в полный рост и стал сразу почти на голову выше Саши, о Феде и говорить было нечего.

— Бориса Вениаминовича, — опять взял в свои руки инициативу Федя: ему действительно стало легче, когда Саша тоже вступил в разговор. — Он археолог из Москвы, приехал сюда в экспедицию, с ним еще двое ребят было.

— Нет, мужики, — покрутил бородой археолог, — такого я не знаю. По крайней мере, у нас такого нет. Да и вообще в нашей партии никого из Москвы нету, может, он в Феодосии или на горе Илурат работает.

— А каменоломни там есть? — тут же спросил Саша.

— Где? — уточнил археолог.

— Ну, в Феодосии или на Ирулу… Иру-ла… — запутался в незнакомом названии Федя.

— Нет, — перебил археолог, — ни там ни там нет каменоломен. На Илурате — развалины крепости, а в Фео… — Но и он не договорил, потому что Саша перебил его новым вопросом:

— А где ж эти каменоломни?

— Большие каменоломни есть неподалеку, в Старом Карантине, — ответил, пожав плечами, археолог. — Только я что-то не слышал, чтобы сейчас там кто-то копался. Я бы знал, до Карантина рукой подать. Вон там, за Камышбурунским металлургическим. — Бородач махнул рукой примерно в ту сторону, где Федя видел с горы скопление дымящих заводских труб. И Феде показалось, что он уже где-то когда-то слышал это чудное и вместе с тем красивое название — Камышбурун.

— А как туда добраться? — поинтересовался он.

— Ты что? — Саша дернул его за рукав. — Ты что? На фига? Нам не туда, нам Аджимумушинские каменоломни нужны.

— Аджимушкайские, — улыбаясь, поправил археолог. — Это они и есть. Туда автобус ходит.

Спустя минуту Федя с Сашей уже мчались в обратный путь с горы Митридат, и тщетно кричал им вслед бородатый человек в выцветшей майке: «Мужики! Ради Бога! Не лазайте туда!»

— Купаться! — с энтузиазмом предложил Саша, едва они достигли подножия горы.

— Ну уж нет, — охладил его Федя.

— То есть как?

— На автобус можем опоздать. Дело уже к вечеру.

Жара действительно начинала спадать.

— Федь, ты чо?! — возмутился Саша. — Мы в Крыму или нет?

— Кто-то вообще в Эфиопию собирался, — напомнил Федя цель Сашиного путешествия. — Сначала в Карантин этот поедем, раз недалеко. Небось там тоже море рядом, а нет, так утром искупаемся.

Федя все-таки настоял на своем. Можно сказать, наступил себе на горло. Ему и самому хотелось поскорей окунуться в море, о котором он мечтал уже несколько месяцев… Только Федя понимал, что купание здесь без Петьки будет ему не в радость. Поэтому он и спешил к автобусу. Окончательно помрачневший Саша нехотя согласился.

Оказалось, что Старый Карантин, бывший в прежние времена отдельным селением, уже входит в состав города Керчи, хоть и находится на самой окраине. Но чистенькие дома все из того же белого камня выглядели здесь совсем не по-городскому. И море было где-то рядом, его запах наполнял улицу, по которой шли Федя и Саша. Федя сразу понял, что это пахнет морем, хотя ни разу раньше на море не был.

Понемногу смеркалось, воздух утрачивал прозрачность, дома, кусты и редкие в этом месте деревья казались в сумерках какими-то призрачными. Листья акаций, немного похожие на листья подмосковных рябин, теряли перистость, их ветви сливались в одну темную массу.

Ребята медленно брели, куда ноги несут, уже не зная, куда и зачем. Они прибыли на место.

Где-то рядом скрываются под землей длинные темные пещеры, целый город без солнца. Но искать их уже поздно, да, может быть, и ни к чему. Кто знает, где остановился искатель кладов Борис Вениаминович? И здесь ли он вообще? Быть может, весь проделанный Федей и Сашей путь окажется пустой тратой времени и сил…

— Пошли купаться, — предложил теперь Федя.

— Угу, — вяло согласился Саша, понемногу утративший к вечеру обычную бодрость, — наверное, тоже устал.

Они вышли к морю, которое тихо шумело, шевелилось, шуршало, жило. И Федя понял, что он никогда уже не пожалеет о затраченных усилиях. Только одно немного смутило его, море-то было морем: теплое, соленое, пахнущее тем самым запахом, по которому Федя догадался о его близости. Но почему-то оно не было бескрайним. На горизонте, за широким пространством темной, но вовсе не черной, а скорее какого-то бирюзового оттенка воды, в наступающей темноте светились и немного мерцали яркие электрические огни. И это были не корабли, там кто-то жил. Там, вдали, Федя видел другой берег моря.