12

Не затрагивая пока событий, что происходили в те же сроки, докончим рассказец о деле Вахтанга.

Он действительно писал жалобу в Тифлис, в Союзный комитет, где его знали как давнего участника социал-демократических кружков. Послал и личное письмо Папаше, с которым подружился еще в юности.

Папаша приехал в Кутаис, чтобы на месте разобрать этот конфликт.

Члены нового, уже сконституированного комитета-тайная большевистская пятерка-собрались вместе с Папашей в обширной, почти необитаемой квар- тире полковника Каурова, постоянно жившего в имении.

Небольшая комната Алеши служила местом заседания. Кауров уважительно предложил Папаше занять кресло за письменным столом, но тот уселся на диван.

- Мне тут поудобнее. А хозяйское кресло занимай сам. Я у вас здесь только гость.

Коба на этот раз явился выбритым. Освобожденная от растительности ниж- няя часть лица была густо изрыта щербатинками оспы. Он скромно выбрал стул в углу. На стульях расположились и другие. Папаша огласил жалобу Вахтанга. Потом повернулся к Кобе, желая послушать объяснение. Но Коба сказал:

- Пусть выскажутся товарищи.

Слово взял Кауров. В свое время, как помнит читатель, он нс был уве- рен; надо ли Вахтанга устранить из комитета? Согласившись, однако, с аргументами Кобы, Алеша теперь убежденно их изложил. Да, мы будем за- щищать наше решение о Вахтанге. Складывается новая партия пролетариа- та. Боевая. Централизованная. Дисциплинированная. Подчиняющая себя глубокой конспирации. В комитеты такой партии могут войти лишь профес- сионалы революционеры, последовательно твердые большевики. И Алексей дословно повторил изречение Кобы:

- Легальный человек в комитете- это все равно что открытая настежь дверь из квартиры на улицу.

Папаша склонил голову набок, почесал под бородой шею.

- Сдается мне,-заговорил он,-это схоластика, товарищ Вано.

Тут, кстати, заметим, что Кауров, не желавший зваться Того, выбрал се- бе непритязательную кличку Вано, что соответствовало русскому «Ваня», «Иван».

- У тебя,- продолжал бородач,- получается так: легальный человек-ка- кое-то окаменевшее понятие. Легальный, а ведет нелегальную работу. По- чему это должно на него бросать тень? Ты говоришь: примиренец. Это не совсем так. Я с ним беседовал. В совместном деле он, думаю, совсем пе- рейдет па нашу сторону. Зачем его отталкивать?

В нашем повествовании уже мельком сообщалось, что моральный авторитет этого размышляющего сейчас вслух тифлисца, ушедшего от народничества к революционным марксистам, одного из зачинателей социал-демократических организаций в Грузии, далее безоговорочно заявившего себя большевиком, последователем Ленина, был непререкаем. Все знали: в вопросах, что составляют жизнь партии - а другой он не имел, даже семьей не обзавел- ся,-Папаша отбрасывает личные привязанности или иные непринципиальные соображения, судит по совести.

Он сделал еще несколько замечаний насчет только что выслушанной речи, сказал с улыбкой и об ее молодой пылкости. Затем опять повернулся к рябенькому члену комитета:

- Товарищ Коба, твое мнение?

Кауров ожидал, что его старший товарищ, умевший убедительно отстаивать свою правоту, развернет сейчас ряд доказательств в подкрепление их об- щей позиции.

Но Коба преспокойно выговорил:

- Я не возражаю. Пусть Вахтанг останется членом комитета.

Кауров был ошеломлен. Слегка румянившиеся его щеки вдруг густо покрас- нели. В ушах зашумело от прилившей крови. Смятение помешало ему что-либо сказать. Он лишь воззрился на Кобу, который с еле приметной усмешкой выдержал негодующий взгляд. Дальнейшего обсуждения Кауров почти не слышал, не мог сосредоточиться.

Вскоре стали поодиночке расходиться. Ушел и Папаша. В комнате остались только двое-Алексей и Коба. Наконец-то можно дать себе волю.

- Коба, как это понимать? Ты меня предал!

Низенький оборвыш твердым шагом приблизился к столу. Сказал:

- Я не буду из-за одного человека, какого-то Вахтанга, ссориться с Со- юзным комитетом.

Под рукой Каурова на столе стояла лампа. Не раздумывая, он ее схватил и швырнул в Кобу.

(…Рассказывая об этом мне спустя пять с половиной десятилетий, Алек- сей Платонович пояснил:

- Я тогда был наивным, невинным мальчишкой. Воистину простаком револю- ции. Не имел понятия о таких подлых вещах…)

Тусклоглазый гость обладал, однако, быстрой реакцией, сумел увернуть- ся, Разбилось со звоном стекло, по желтым половицам растекся керосин. Коба не утратил спокойствия, иронически прокомментировал:

- Хорошо, что не была зажжена. А то сгорел бы дом.

- Но где же,-выпаливал Кауров,-где твои слова: «открытая дверь на ули- цу»? Где твои принципы?

- При мне. Мы свое проведем. Изолируем Вахтанга. Не будем с ним счи- таться.

- Почему же ты не посоветовался со мной?

Ответ был холоден:

- Не нахожу нужным советоваться о том, что признаю правильным.

Словно бы поставив на этом точку, Коба затем спокойно заговорил:

- Библиотека, наверное, у твоего отца богатая. Я посмотрю. Не возража- ешь?

- Можешь не спрашивать,-буркнул Кауров.

Коба пошел в кабинет, где располагались книжные шкафы. Переживая оби- ду, Платоныч остался в своем кабинете. Минул, по меньшей мере, час. Что же там Коба? Кауров заглянул в отцовскую благолепную обитель.

Маленький грузин в заношенном с разлохмаченными обшлагами пиджаке си- дел за обширным письменным столом, куда наложил извлеченные с полок книги. Дымя самокруткой, сбрасывая без церемоний пепел на ковер, он склонился над большого формата объемистым томом. Это был один из годо- вых комплектов «Правительственного вестника»-в доме полковника Каурова хранились переплетенные в кожу подборки этого издания за много-много лет.

- Нехорошо, Того!- бросил через плечо гость.- Владеешь такой вещью и молчишь. Не по-товарищески поступаешь.

- Пожалуйста. Читай, читай.

Коба снова подался к тридцатилетней давности столбцам, содержащим пол- ный текст судебных заседаний по делу студента-революционера Нечаева, родоначальника так называемой нечаевщины, исповедовавшего: цель оправ- дывает средства.

Еще некоторое время Коба провел за чтением. Потом, не прощаясь, нес- лышно исчез.

Том «Правительственного вестника» остался на письменном столе. Приби- рая за ушедшим, Платоныч полистал прочитанные Кобой страницы. На полях виднелись вдавлины, оттиснутые твердым ногтем,-этак Коба кое-что поме- тил. Светловолосый юноша недовольно рассматривал эти врезавшиеся в бу- магу следы ногтя. Черт возьми, что за дикарская манера портить книгу!

Впоследствии Платоныча потянуло внимательнее рассмотреть строки, от- черкнутые Кобой. Фигурировавший в деле «Катехизис революционера» был особенно уснащен метами. Одна за другой следовали борозды, вонзившиеся сбочь столбца.

…Революционер-человек обреченный. У него нет ни своих интересов, ни чувств, ни прнвязанностей, ни собственности, ни даже имени. Все в нем поглощено единым исключительным интересом, единой мыслью, единой страстью-революцией.

…Нравственно для него все, что способствует торжеству революции. Безнравственно и преступно все, что помешает ему.

…Он не революционер, если ему чего-либо жаль в этом мире. Тем хуже для него, если у него есть родственные, дружеские и любовные отноше- ния: он не революционер, если они могут остановить его руку…

А вот ноготь Кобы прошелся уже не на полях, а под строкой. Тут очеред- ной пункт катехизиса начинался так:

революционер презирает всякое доктринерство и отказывается от мирской науки, предоставляя ее будущим поколениям.

Далее шли строки:

он изучает денно и нощно живую науку-людей, характер, положения…

Под эту-то фразу-во всю ее длину-была всажена резкая черта. Странно. Почему именно это выделил Коба? Да, живая наука, видимо. по сердцу ему. воистину сыну угнетенных, родившемуся среди бедняков. К тому же он, лишь подвернется случай, всюду впитывает, вбирает образование. Ну, а манера пускать в ход свой крепкий ноготь… Э, простим это ему.