32

- Перехожу к следующему моему тезису, который охватывает вставшую пе- ред нами не только теоретически, но и насущно практически, самую ост- рую, главную проблему революции. Дело идет о государстве, о власти.

Снова взяв исписанную четвертушку, Ленин огласил строки: «Республика Советов рабочих, батрацких и крестьянских депутатов по всей стране, снизу доверху. Устранение полиции, армии, чиновничества».

На какие-то мгновения он приостановился, словно для того, чтобы дать время собравшимся воспринять прочитанное.

Осмотрел комнату. Конечно, этот тезис огорошил. Как так: государство без полиции, без армии, без чиновничества? Какое же, собственно, это государство?

- Да, никакой полиции, никакой армии, никакого чиновничества! Но мы не анархисты, мы сторонники государства в переходный к бесклассовому об- ществу период. Чем же мы заменим машину угнетения, созданную теми. кто господствовал, властвовал над народом? Ответ уже дан историей рабочего движения, созидательной энергией масс, дан прежде всего Парижской Ком- муной. Действительная суть Коммуны, как это превосходно анализировали, выяснили Маркс и Энгельс, состояла в том, что она явила собою новый тип государства. Чиновничество, бюрократия заменяются непосредственной властью вооруженного народа. Наши Советы 1905 и 1917 годов-прямое про- должение революционного творчества Парижской Коммуны. За Советы мы все ухватились, но не поняли их, не поняли, что только они могут стать и станут единственным правительством. Их опорой будет вооруженная проле- тарская милиция, объединяющая поголовно при соблюдении известной оче- редности,- меру, форму, практичность такого распорядка отыщет жизнь. опыт масс,- объединяющая поголовно мужское и женское трудящееся насе- ление, которое предстанет как непосредственная власть, как прямая власть народа.

Ленин, что называется, вовсю разошелся. Речь звучала увлеченней. Иностранных выражений стало меньше, он легко заменял их русскими, лег- ко находил синонимы, как бы стремясь полнее, точнее передать оттенки. И жест переменился: сложенные щепотью пальцы будто что-то держали, по- ворачивали. Оратору, видимо, нравилась его последняя формулировка. Он повторил:

- Прямая власть народа!

Оба больших пальца, оттопырившись, полезли в проймы жилета. Приняв та- кую позу, то откидывая корпус, то опять подаваясь вперед, Ленин с яв- ным удовольствием, с запалом продолжал трактовать проблему государс- тва.

Теперь Ленин говорил без жестов. Мысль, которую он хотел передать, внушить аудитории, всецело завладела им. Лицо едва уловимо изменилось. Пристально глядевший на Ленина Кауров не сразу смог определить, в чем же проявилась эта перемена. Но вдруг сообразил: глаза! Глаза, хотя и ушедшие вглубь, сильно засверкали, в них выразилась крайняя сосредото- ченность, что-то удивительно настойчивое. Это была видимая всем интен- сивная, воздействующая почти гипнотически работа его мысли. Вместе с тем он всматривался не в слушателей, а точно в некую блистающую точку, что его самого гипнотизировала. Необыкновенная жизнь глаз Ленина-ора- тора притягивала (или, как позже сказал один из его друзей, привинчи- вала) внимание к смыслу речи.

- Законы важны не тем, что они записаны на бумаге. Важно, кто их про- водит. Если напишете самые идеальные законы,- кто их будет проводить? Те же чиновники. Лишь когда Совет рабочих депутатов возьмет власть, дело революции будет обеспечено.

Опять в руке Ленина четвертушка бумаги-его тезисы. Он прочитывает еще несколько строк:

- Партийные задачи: 1) немедленный съезд партии; 2) перемена программы партии, главное: а) об империализме и империалистической войне, б) об отношении к государству и наше требование «государства-коммуны». То есть такого государства, прообраз которого дала Парижская Коммуна.

Далее он снова выдвигает требование решительного, полного разрыва и с социал-шовинистами и с «центром», получившим преобладание в Циммер- вальде и Кинтале. И опять он, выбросив перед собой кулак, наносит удар по редакции «Правды»:

- Нам проповедуют примирение, соглашение с центром. Вы должны выбрать: или революционный новый Интернационал, или болото предательства.

Кауров опять покосился на стоявшего чуть позади Кобу. Тот не переменил своей спокойной позы, привалился, как и раньше, плечом к дверному бру- су. Лицо оставалось безучастным, даже не вздернулась и бровь. Лишь ра- дужница глаз, полузакрытых как бы сонно опустившимися веками, стала совсем желтой, цвета столовой горчицы. Мелькнула мысль: не сыграло ли тут шутку отражение бликов солнца со сводчатого, в позолоте, потолка? Нет, верней было другое: столь густая прожелть немо выказала крайнюю степень раздражения.

Продолжая речь, Ленин вновь упомянул, что выступает только от своего имени:

- Лично от себя-предлагаю переменить название партии, назвать 2Комму- 2нистической партией. 0 Название «коммунистическая» народ поймет. Боль- шинство социал-демократов изменили, предали социализм. Не цепляйтесь за старое слово, которое насквозь прогнило. Вы боитесь изменить старым воспоминаниям. Но чтобы переменить белье, надо снять грязную рубашку и надеть чистую.

Кауров опять краешком глаза глянул на Кобу. Теперь взор Сталина был обращен вниз, не виден, голова, словно в дремоте, свешена, руки покои- лись на животе.

- Хотите строить новую партию?- стремительно вопрошал Ленин.- Тогда угнетенные всего мира к вам придут. Массы должны разобраться, что со- циализм раскололся во всем мире. Оборонцы отреклись от социализма. Либкнехт выступал одиночкой. Но вся будущность за ним.

У двери, расположенной позади столика, возле которого стоял говоривший Ленин, происходило тем временем какое-то движение. Кто-то склонился к уху Зиновьева, что-то ему сообщил. Дело было в том, что в большой зал уже сходились делегаты-меньшевики для участия в объединительном-сов- местно с большевиками-заседании, где, в частности, предстоял и доклад Сталина. Теперь снизу пришли с предложением или просьбой: пусть Ленин тотчас перед социал-демократами всех фракций повторит свою речь. Зи- новьев быстро настрочил записку. Сидевший рядом Каменев, чувствова- лось, не терял благодушия под ударами оратора, разносившего позицию редакторов «Правды», и лишь при особенных резкостях, вырывавшихся у Ленина, неодобрительно морщился. Иной раз усмешка шевелила золотистые усы. Он прочел бумажку, передал Владимиру Ильичу и спокойно на него воззрился, поигрывая снятым пенсне. Ленин взглянул на записку, повер- нул голову к Каменеву. В этом ракурсе завиднелся скульный бугор и ост- рый кончик брови, что была похожа на сорванный, обильный остью, густой колос. Словно боднув кого-то этим кончиком, Ленин опять слегка накло- нил корпус к аудитории:

- Я слышу, что в России идет объединительная тенденция, объединение с оборонцами.- И вновь саданул:- Это предательство социализма.

Опять под конец речи он вынужден был произносить «я»:

- Я думаю, что если вы на это пойдете, лучше остаться одному.

Суровая складка обозначила сомкнувшиеся его губы. Доклад закончился. Ильич пошел к ряду стульев, где сидела Крупская.

В комнате зашевелились, поднимаясь с мест. Зиновьев стучал по столу, давая знать, что собрание не закрыто.

Коба придвинулся к Каурову и сквозь немного скошенные внутрь зубы вы- говорил на грузинском языке:

- И останется один!

Помолчав,увидев в каком-то между спин просвете Ленина, подошедшего к Крупской, добавил опять же по-грузински:

- Один! Или вдвоем со своей бабой!

Затем сказал по-русски:

- Приходи ко мне вечером в «Правду». Приходи попозже, часов в одиннад- цать, когда в редакции не будет толкотни. Уединимся, побеседуем.

И, добыв из кармана трубку, не ожидая каких-либо последующих выступле- ний, не обратив на себя ничьего внимания, проскользнул в дверь.