6

И вот десять лет спустя в Московском комитете партии в комнате за сце- ной Кауров, уже наживший и круглую лысинку, и взлизы, подбирающиеся к ней, держа в руке военную фуражку с красной жестяной на околышке звез- дой, в шинели, которую наискось пересекает ремешок полевой сумки, вновь лицом к лицу с Ильичами.

Не раз в годы революции Алексей Платонович видел и слышал Ленина то издалека, то поближе, но лишь теперь впервые после краткого парижского знакомства с ним разговаривает.

В комнате гомон сменяется затишьем, распространяющимся, будто вол- на,-заметили появившегося Ильича. Оглянувшись на жену, Владимир Ильич опять обращается к Каурову:

- Настали-таки или, вернее, настают, товарищ Вано, времена, когда нам требуются математики.-Стремительность вновь овладевает Лениным, он чуть ли не скороговоркой кидает вопросы:- Как у вас на сей счет обсто- ят дела? С тех пор еще учились? Закончили математический?

- Не кончил, Владимир Ильич.

- Наверстывать думаете? Отвоюем, и наверстывайте!

Кругом водворяется прежний живой шумок. Нет, впрочем, нс совсем преж- ний-поглуше. Сунув кепку в карман пальто, Ленин непроизвольным движе- нием крепко, словно бы с мороза, потирает руки. Потирает уже на ходу, быстро шагая. Вот кому-то он кивнул, с кем-то перебросился словом, приостановившись, фразой-другой и опять пошел широким скорым шагом.

Алексей Платонович здоровается с Крупской. Она мягко, но, пожалуй, несколько рассеянно улыбается ему. И снова ее зеленовато-серые, выпук- лые от «базедки» (так издавна в семье Ильичей называют базедову бо- лезнь, которая в эмиграции стала неотвязной ношей Надежды Константи- новны) глаза обеспокоенно следят за мужем. Что-то, вероятно, стряслось в те немногие часы, протекшие с обеда, когда по обыкновению они сош- лись втроем-то есть еще и Мария Ильинична, сестра Ленина - в своей кремлевской кухоньке-столовой. За обедом Ленин был ровен, шутлив; по- ев, играл с котенком; а сейчас не тот: охвачен волнением, возбужден. Наверное, для стороннего взгляда останется неприметным это состояние Ленина, скачок внутреннего его накала, ведь он и обычно-то порывист. Крупская, однако, разгадывает проникновенней. Что-то произошло. Даже походка его чуть изменилась, корпус, как в беге, слегка вынесен впе- ред. Таким он бывал в самые значительные, в решающие дни. Из-за чего же теперь взволнован? Конечно, причина не в этом вот юбилейном вечере, который он вышучивал. Но в чем же? Не приключилось ли чего на заседа- нии Совнаркома, где только что он председательствовал? Или, может быть, она ошиблась? Может быть, ей лишь мерещится, что Ильич как-то особенно заряжен?

В углу у вешалки Ленин энергичным движением высвобождается из своего пальто. Нечаянно пальто увлекает за собою и рукав расстегнутого пиджа- ка. Ленин на какие-то мгновения остается в жилете и в голубоватой ли- нялой сорочке. Мягкий манжет аккуратно стянут запонкой. Воротник тесно с помощью цепочки прилегает к проглаженному темному галстуку. Видно, как широка, объемиста грудная клетка. Ткань сорочки обрисовывает мус- кулистые, дюжие выступы плеч.

Прозванный еще в свои молодые годы Стариком, он и сейчас, когда стук- нуло полсотни, отнюдь не стар. Атлетическое его сложение как бы пред- вещает, что он еще долго будет этаким же крепышом, здоровяком. Чудит- ся, нет ему износа.

У Платоныча, неотрывно глядящего на Ленина, мелькает мысль: его здо- ровье-это несокрушимость революции.

Усмехаясь собственной оплошности, Ленин быстро надевает пиджак. Его уже обступили, поздравляют. Он, выставив перед собой широкие коротко- палые ладони, этим картинным жестом защищается, отказывается принимать поздравления. И вдруг громко разносится его, всем тут знакомый, с ха- рактерной картавостью голос:

- Анатолий Васильевич, вы опять, кажись, уда-а-ились в идеалистическую чушь. Гово-о-ят, возвели и меня в идеалисты.

Луначарский, с кем-то оживленно разговаривавший, круто оборачивается и, придерживая покачнувшееся на мясистом носу пенсне, умоляюще опро- вергает:

- Владимир Ильич, поверьте. Даю вам слово, это…

Взрыв хохота прерывает его уверения. Выясняется, что вовсе не Ленин обратился к Анатолию Васильевичу. Это сделал, подражая с удивительным искусством говору Ленина, записной шутник, чернявый подвижный Мануиль- ский, автор множества анекдотов, наделенный и талантом имитатора. При случае он разыгрывает целые сценки в лицах, изумительно копируя любой голос и повадку. Роль Владимира Ильича является одним из коронных но- меров его репертуара. И уж так повелось: где Мануильский, там неудер- жимый смех.

Ленин осуждающе покачивает лобастой головой. Расшалились, словно дети. Но явился же он сюда не для того, чтобы наводить скуку. Вновь непроиз- вольно потерев руки, он и качает головой, и улыбается. Кто-то острит:

- Неужели и сегодня, Владимир Ильич, у вас чешутся руки задать порку?

- Напрашиваетесь, батенька?- тотчас откликается Старик.

И длится смех. Покрасневшему Анатолию Васильевичу тоже не остается ни- чего более, как рассмеяться.

Шутка Мануильского, раскаты хохота заставили почти всех обернуться. Лишь Сталин мерно шагал к противоположной стене. Только пыхнул дымком из трубки. Видна его сухощавая, облегаемая военной, со стоячим ворот- ником курткой сутуловатая спина.