"Выпашь" - читать интересную книгу автора (Краснов Петр Николаевич)

ХХIV

Валентина Петровна совсем не знала, что ей надеть к Замятиным. Все было здесь так необычно. И не по-петербургски, и не так, как бывало у ее отца в Захолустном Штабе. Обед — и после вечер… А если будут танцы?.. Здесь все возможно. Надеть платье из маркизеты?.. Не будет ли слишком просто? Инженерные дамы так наряжаются! Им китайцы-портные шьют платья по парижским моделям. Решила надеть то, что так нравилось Петрику: из белого креп-де-шина в сборках и с пунцовым бантом. Пыльник у ней был широкий из легкой кремовой чесучи… Таня его называла — «еропланом». Ехать придется и лошадьми, и по железной дороге. Для них остановят курьерский на станции Ляохедзы. На голову она наденет шляпу-будку (сароttе), покроет ее вуалью и подвяжет под шеей, как надевала для автомобиля… Оставался вопрос о башмаках. Их у нее была масса. Хорошая обувь была ее слабость… Ну, и то сказать — ножка того стоила! Их «бойка» китаец спрашивал Чао-ли, не держала ли госпожа раньше сапожного магазина. Дикарь!.. Не видал петербургской барыни!..

После долгого раздумья и колебаний над целой выставкой башмаков — остановилась все таки на простых, белых, полотняных. Очень хороша была в них ее ножка. И — стиль прежде всего! Притом: — лето и жара. Пусть другие носят, что им угодно…

Хоть красные или бронзовые.

Очень она была моложава и хороша в этом костюме. Скромно, просто, а оцените-ка: чего стоит эта простота! Петрик вырядился в сюртук с эполетами. Было это немного провинциально и слишком по-армейски, но Валентина Петровна не спорила. Здесь это было "так принято". И Петрик в длинном сюртуке в талию был очень хорош. Жаль только, что подкладка у сюртука была черная, а не белая.

Валентина Петровна даже радовалась своему "выходу в свет". Это вносило разнообразие в постовую жизнь. Смущал Петрик. Он все хмурил пушистые брови, и затаенная злоба вспыхивала в его глазах.

В городе их ожидал — какая любезность! — экипаж Замятина. Коляска была запряжена парой у дышла широких крупных томских лошадей. Кучер был в синей безрукавке и розовой рубахе с белыми ластовицами, в круглой, низкой ямщицкой фетровой шляпе с павлиньими перьями. Это было грубо, безвкусно и не стильно.

— Верно, ее затея, — брезгливо садясь в коляску, сказал Петрик. — Ей бы жидовскую балагулу подать, ту сумела бы обрядить.

Замятин, коренной русак, — он сам был курянин — Курской губернии, — в доме держал русский тон. Ничего китайского или японского. Ничего из Шанхая или Нагасак. Никаких шелков, вышивок, лака, слоновой кости или клуазонне. Все из Петербурга и Москвы. Прислуга тоже у него была русская.

Ранцевых встретил лакей из запасных заамурцев в чистой белой рубахе, подпоясанной зеленой шелковой ширинкой — по-московски, как у Тестова в трактире ходят половые, и горничная в кружевной наколке и белом переднике с фестонами на черном коротком платье, — субретка из оперетки. От лакея пахло грушевой помадой, от горничной — луком и дешевыми духами.

В гостиной, где их встречали хозяева, Валентине Петровне бросились в глаза безвкусица и смешение стилей. Фальшивые Обюссоны лежали на полу, по стенам были развешаны поддельные гобелены. Между ними в широких золотых лепных рамах висели пейзажи: зеленые парки с прудами, поросшими ряской, с отразившимися в них белыми березками "под Волкова" и дворики с лучом солнечного света на гнилых досках забора "под Левитана". Над диваном в черной раме висела хорошая копия Поленовской "Христос и грешница".

Старый Ржонд, перехвативший Ранцевых до хозяев, — он хотел «шаперонировать» им — шепнул Петрику:

— Не сочти, миленький, сию картину за веревку в доме повешенного.

Замятин, среднего роста, плотный человек, в русой мягкой бородке, сероглазый, веснушчатый в пикейном белом жилете и кителе чортовой кожи нараспашку, шаркающей походкой подкатил к Валентине Петровне.

— Как я рад вас видеть у себя, дорогая, — фамильярно обратился он к ней. — Матильда! — Валентина Петровна!

Матильда Германовна, разговаривавшая с генералом Заборовым, спокойно и величественно подошла к Ранцевым. Ей было под сорок. Она была красива той тяжелой, властной красотой, какой бывают красивы еврейки. Большие, миндалевидные, черные, томные глаза в глубоких синих обводах, с длинными в полмизинца, загнутыми густыми ресницами горели. Размах тонких бровей был правилен. Тяжелые, жирные, не очень опрятные волосы были убраны в модную прическу. Высокая, крупная, в меру полная, с открытой грудью, в ожерельи, она сразу обращала на себя внимание. Лицо было подкрашено. Румяные губы алчно улыбались. Тонкий нос с шевелящимися ноздрями выдавал ее восточное происхождение. На ее лице играла торжествующая, хищная улыбка. Она смотрела на Петрика, как богиня на жертву.

— Такая должна была быть Саломея, — шепнул Старый Ржонд Петрику и повел его навстречу Матильде Германовне.

— Вот вам, Матильда Германовна, и наш казарменный отшельник, — сказал он громко.

— Мы знакомы с мосье Ранцевым. Я его в церквэ видала на свадьбе, — жестко сказала хозяйка.

Гостиная была полна гостей. Но дам было мало, как и везде на Дальнем Востоке.

Была толстая, осанистая, в каком-то пестром платье — вероятно модели Харбинского портного-китайца — жена генерала Заборова, «обожавшая» карты и лото, и еще — очень тонкая, чернявая, совсем оса на задних лапках, жена одного инженера — и докторша Березова. Остальные, а было еще человек пятнадцать, были мужчины. Хозяева никого не представляли Ранцевым.

Петрик в толпе гостей узнал адютанта Ананьева, отрядного доктора Березова в черной прямой «ассирийской» бороде, следователя барона Ризена, проезжего — про него много говорили "на линии" — ученого батюшку в чесучовой рясе с большим академическим крестом, подрядчика Барышева в русской поддевке до колен и в высоких сапогах.

Остальные были инженеры. Одни были в форменных кителях с инженерными петлицами с топором и якорем, другие в легких летних штатских костюмах. Преобладал белый цвет, не шедший к тяжелой и аляповато убранной гостиной.

Отвыкшие от большого общества Ранцевы растерялись немного.

Матильда Германовна овладела Валентиной Петровной и повела ее к дивану, где молодой человек в пенснэ что-то с жаром рассказывал осе на задних лапках и двум пожилым инженерам.

Молодого человека представили Валентине Петровне.

— Имел удовольствие с супругом вашим осматривать Шадринскую заимку сейчас после преступления… Следствие в моих руках. И я все раскопал. Удивительное необычайное преступление… И уже все раскрыто. Вот я о нем и рассказываю.

— Ах, очень, очень интересно! — пожимаясь узкими плечами, жеманно сказала "оса на задних лапках". — Садитесь, душечка. Барон нам снова расскажет начало.

Странное волнение охватило Валентину Петровну. Она села в кресло и стала слушать.

Ей казалось, что она знает гораздо больше, чем этот торжествующий своим удачным расследованием судейский чиновник.