"Critical Strike" - читать интересную книгу автора (Красильников Сергей)Новый годПеред Новым годом Элли практически переехала к нам жить на правах девушки Ящика. Никто особо не возражал – Элли училась в кулинарном и обещала взять на себя праздничный стол. Так оно и вышло: уже рано утром тридцать первого Ящик приделал к дверям кухни нарисованный от руки плакатик, который гласил: “Не входить! Идет напряженный кулинарный процесс!”, и рядом был пририсован симпатичный зловещий черепок. Процесс там и правда какой-то шел, но чаще все же не кулинарный, а напряженный: раздавались стоны, что-то гремело и качалось. Зайти в кухню так никто и не решился. Мы с Борей взялись наряжать праздничное дерево. Сходили на рынок, купили украшения: кишки, сердца, желудки, печенки и селезенки разных животных. Купцы с подозрением смотрели на меня каждый раз, когда я интересовался подробностями смерти зверя и воротил нос от товара, если смерть казалась излишне насильственной. Боря предложил купить бычьи яйца для украшения верхушки дерева, и я тотчас же согласился: наступал год Быка. – Новыый год, Ноовый год, собирайся в хоровод! Красный языческий божок Санктус Клаус набирал новых адептов в секту: зомбировал малолетних, водил с ними хоровод вокруг своего тотема – сияющей огоньками елки. Боря остановился и хотел поглазеть, но я потащил его за собой к остановке. – После Нового года его силы сойдут на нет и никто о нем даже не вспомнит, вот увидишь. – Я похлопал Борю по плечу, и тот улыбнулся. Александр паковал подарки, когда мы вернулись. Попросил нас выйти из большой комнаты, сказал: сюрприз испортите. Так мы и застряли у Бори: на кухню нельзя, в большую комнату нельзя, в комнату Ящика вообще никогда никому нельзя, кроме клиентов и Элли, – Ящик территориальный очень. Он метил периметр своими носками, разбрасывал их где придется. Под кроватью у него была целая колония, и там уже была своя иерархия, там носки жили своей жизнью, своей цивилизацией. Остальные, если разобраться, тоже метили свою территорию. Боря метил дезодорантами и одеколонами: после душа и перед концертами брызгал под мышки в таких количествах, будто там жили все носки Ящика вместе взятые; вся его маленькая комнатка давно пропиталась запахами парфюма. Александр метил территорию проще и лучше всех: вещами. Положит где-нибудь на видное место в большой комнате ключи от машины или мобильник – вроде бы мелочь такая, а сразу про себя подумаешь, сколько это все стоит и какого уровня он человек, насколько четкий. И сразу видно: вот чья тут территория. Сам же я ничего не метил, главной моей меткой был верный Серафим, и это меня устраивало. – Что это за мелодия? – поинтересовался я. – “Пять минут”, старая советская новогодняя, – ответил Боря. – Играй, мне нравится. И Боря водил смычком по струнам, играл. – Долго тебе учиться еще? – Я только на первом курсе… Долго. – Такие, как ты, костенеют со временем, – сказал я. – Живешь, живешь, кажется: вот я пока никто, но все еще будет, вот постараюсь, напрягусь, выучусь, а там уж человеком заживу. Непроизвольно формируется какая-то смесь гордыни и трусости в подсознании… И так очень долго продолжается, и входит в привычку, и потом уже костенеет, фиксируется. Привыкаешь жить как недочеловек, и всю жизнь тебя потом люди не любят… Боря ничего не ответил, сменил мелодию. Что-то из классики заиграл, медленное, грустное и торжественное. Вскоре вошел Александр, сказал, что подарки запаковал, спрятал, и можно уже заходить. Мы все втроем взялись наряжать елку: развешивали кишки, куриные сердечки по березовым веткам, требуху и куски мяса по всему нашему мятому небольшому деревцу. Потом тотем включили. По тотему показывали про какого-то опасного злого духа Гринча, который решил испортить всем праздник, и все, что было хорошего, украл: деревья новогодние, еду, подарки. Я предполагал, что с Гринчем будет разбираться Санктус Клаус, но этого не произошло. Гринч оказался и главным злодеем, и главным героем сразу. Такой поворот событий ввел меня в заблуждение, и я решил покурить трубку. Что странно, ближе к ночи ситуация повторилась: в тотеме появлялись разные отечественные латвийские духи, говорили, что кто-то Новый год украл, надо спасать ситуацию как-то, и по устоявшейся национальной традиции спасали песней и плясками. Александр к тому времени уже неплохо набрался водки и тоже пел и плясал, Боря на гитаре что-то подыгрывал. Было бы даже весело, если бы на экране так часто не мелькал мерзкий болтливый дух, предсказывавший погоду после новостей. – Кушать подано! Идите жрать, пожалуйста! – провозгласил Ящик, высунувшись из кухни. Запрещающий плакатик был снят, и все дружно устремились за стол. Стол собрали шикарный: очень много разных блюд было, напитков алкогольных; сумасшедшего Джимми достали из-под кровати и усадили вместе со всеми, и даже Серафиму в тарелочку косточек с мясом специально наложили. Ужинали весело, напились быстро, но не крепко: в голове сохранялась веселая праздничная свежесть, новизна всего происходящего, и ничто не способно было омрачить праздник, пока не появился он. – Белый таракан! – закричал Боря и вскочил со стула. Александр среагировал первый: метким ударом мухобойки он припечатал врага к стене, но это не помогло, и Александр полез под стол снимать тапку. Тут Боря успел достать из-за плиты сковородку и нанес второй удар, настолько сильный, что выбил одну кафельную плитку и даже попал, но таракан успел скрыться. – Сковородоупорный… – пробормотал белыми сухими губами Боря. Стол перенесли в большую комнату, банкет продолжился возле тотема. Ближе к одиннадцати Александр водрузил на вершину дерева фотографии главных духов-защитников племени: магистра Годманиса и верховного президента Затлерса. Прикрепил их как-то на бычьи яйца. – Я должен сделать важное заявление, – начал Александр, и все поутихли. – В этом году я оканчиваю университет, и я решил отправиться тропой духов. Я решил войти в Священный Пантеон Саэймы. После этого он прикрепил на елку свою маленькую фотографию и сел во главе стола. Несколько мгновений висело гробовое молчание, потом я начал аплодировать в бубен, и все остальные подхватили: Боря, Ящик, Элли – все они тоже захлопали. Серафим украл с елки какую-то требуху и съел ее; это, безусловно, был хороший знак. – Как шаман племени, я благословляю тебя, – сказал я. – Торжественно клянусь приносить свой голос в жертву тебе и только тебе на священных выборах. Все остальные поклялись делать то же самое. Александр сиял, весь поток исходившей от него эмоциональной информации заняла пьяная счастливая улыбка. Он предложил открыть подарки, я эту идею поддержал, и племя полезло под дерево. Александру досталась электробритва; ее мы долго выбирали вместе с Ящиком. Слабость Александра к подравниванию и без того идеальной козлиной бородки была давно всем известна, и подарок ему пришелся по душе. Ящик разжился флаконом краски для татуировок и четырьмя парами новых носков – явно постаралась Элли. Подарок для Бори делали мы с Александром: купили флэшку на восемь гигабайт и набили ее жестким поревом и кровавым хентаем. Боря очень застеснялся, но поблагодарил и как-то виновато улыбнулся. Нам с Серафимом подарили новую просторную клетку со всеми наворотами, пять разноцветных резиновых мячиков. Элли свой подарок ушла распаковывать в комнату Ящика. Элли обожала нижнее белье, и, как я узнал позже, Ящик на каждый праздник обещался дарить ей нечто такое, чего еще ни у кого нет, и свое обещание выполнял. С каждым разом это становилось все труднее: гардеробу Элли и так позавидовала бы любая дорогостоящая проститутка. На этот раз Ящик поступил достаточно хитро: подаренный комплект состоял из трех черных полупрозрачных шелковых платков – два больших и один поменьше. Маленький Элли повязала на шею, а большие – на грудь и на бедра и в таком виде показалась племени. Племя пришло в восторг: Александр уважительно посмотрел на Ящика, Боря покраснел и отвернулся, я снова зааплодировал в бубен, а Серафим подкатил к ее ногам резиновый мячик и весело тявкнул. Элли, милая Элли, черные короткие волосы, ведьмины глаза, изумительные изгибы тела – странно, что Александр до сих пор не запал на нее. Ящик подхватил ее на руки и унес в комнату, и больше их до полуночи не видели. – Русский Новый год праздновать надо, – сказал Александр и протянул мне бутылку шампанского. Я прочитал заговор и выстрелил пробкой в потолок. Посмотрели по шипящему белорусскому каналу обращение верховного российского духа к нации, выпили, Боря даже желание загадал: уж очень сосредоточенно пил. Потом по телевизору говорил верховный президент Затлерс. Стол отодвинули в угол, Джимми усадили на почетное место перед тотемом. Я постучал в стену, и через несколько минут вышли Ящик с Элли, оба уже порядком пьяные и пресытившиеся плотскими наслаждениями. Элли надела изящное красное платьице. Речь верховного президента Затлерса племени понравилась. Он сначала пробовал подвести итог, но быстро перескочил на поздравления и планы на будущее. Планы пугали, но все решили: раз верховный президент так свободно об этом говорит, значит, уже давно придумал, как со всем справляться, и все будет хорошо. Поздравлял он от души, тепло, по-отечески. – Новый год наступает! – подвел черту Александр. Я читал заговор быстро, параллельно с речью верховного президента, пару раз сбился, но успел открыть бутылку вовремя и всем успел налить, и все чокнулись. Дзыньк! Бокалы стукнулись друг о друга ровно без четырех секунд полночь. Вот так, дзыньк! Дзыньк!!! Шампанское перетекало по пищеводу в желудок, по-животному перетекало, сплошной физиологией и глотательным рефлексом, двигалось перистальтической волной куда-то вниз. Я закрыл глаза, и мне примерещился белый таракан. – Урааа! – провозгласил Боря и налил себе еще. У меня зазвонил телефон. Это был отец. Говорил быстро, сказал, что еле дозвонился, что энергоинформационное поле забито чужими разговорами, поздравлял, желал чего-то и даже умудрился между слов рассказать о поисках онзы {О н з а (иначе онца), или Ацтекская кошка Куитламизтли (Acinonyx trumani или подвид Felis concolor) – малоизученное животное, чье существование в настоящее время окончательно не доказано. Считается, что этот вид обитает в северо-западной части Мексики. Внешне онза напоминает пуму, однако отличается от нее длинными ногами, похожими на волчьи, вытянутым телом и длинными ушами} в Южной Америке. Потом звонила Нина, и была она подозрительно трезвая: видимо, недавно разошлась с парнем. Обещала приехать на несколько дней в январе. Сказала, что за границей у нее все нормально, спросила, как дела у меня, но ответ слушать не стала. – Полезли на крышу, – позвал Александр. – Фейерверк смотреть будем! И мы вышли из квартиры, взломали дверь чердака и вылезли на крышу. Небо окрасили разноцветные огни, огоньки, вспышки, световые всплески. Я ужасно устал уже от всего этого точечного блесточного освещения, но знал: это – последнее, это догорающий феникс, после фейерверка все вернется на круги своя, и Санктус Клаус пропадет, и мерцающие елки, и снова перед глазами будет равномерный плавный правильный мир. Под утро у всех было кошмарное похмелье, и духи тотема напрямую, уже безо всяких фальшивых улыбок, отговорок и оговорок сказали: наступил кризис. И кризис в самом деле наступил. |
|
|