"Critical Strike" - читать интересную книгу автора (Красильников Сергей)МореСерафим приподнял голову, обернулся к дверям. Это вернулся Александр: все остальные уже давно спали. После Нового года сумасшедшего Джимми похоронили – сложили в мешок из-под картошки, я прочитал пару воззваний к духам, и его отнесли в подвал. Мне не хватало Джимми, и я начал чаще обращаться к его дневнику, читал почти каждую ночь. – Что нового выяснил? – поинтересовался Александр, вытаскивая из сумки баночки керосин дринка. – У Джимми был враг какой-то. Некий бес или демон. Я снял очки и протер стеклышки. Александр протянул мне баночку, крышечка привычно щелкнула, и я сделал глоток. Керосин дринк – так мы называли дешевые энергетические напитки, продававшиеся в супермаркете “Супер Нетто”, в народе известном как “Супер Гетто”. Они отлично зарекомендовали себя во время сессии: почти полностью отбивали сонливость, и можно было читать по ночам. – На десять сантим подорожал, – пожаловался Александр, открывая свою баночку. Улегся на свой диван, отпил из нее. Ноутбук не включил; вероятно, поругался или разошелся с девушкой. Я глянул на часы – полвторого ночи. – Поехали на море, – предложил я. Александру идея понравилась. Он переложил керосин дринки со стола в сумку, Серафима мы закрыли в его новой клетке, спустились на лифте и сели в машину. – Джимми любил море. Часто ездил туда один, брал бубен, амулеты свои, и ехал. Возвращался поздно вечером, садился в коридоре и песок с солью из ботинок вытряхивал. И когда ему очень плохо было, и когда очень хорошо – всегда ездил. Я пару раз подвезти предлагал, а он всегда отказывался. – Хороший был человек, верно? – Очень хороший. Никогда не отказывал, если его о чем просили. – Расскажи про него еще. Мы выехали из Ильгюциемса, миновали Дзегужку и неслись куда-то вперед сквозь черную ледяную тьму. Александр включил магнитолу, вставил диск. Что-то из гранжа играло – в последнее время вождя тянуло на девяностые. – Джимми учился на фармацевта. Очень умный был, его мало кто понимал. Может, это из-за того, что он слишком много магических трав и волшебных грибов употреблял. Всегда уверен в себе был. Бывало, спросишь у него совета, а он скажет какой-то вздор, подумаешь немного, и видно: полный ведь ответ на твой вопрос дал, только запутал немного. – Он ничего не говорил об экономике? Про экономические проблемы какие-нибудь?.. – Не, ты что. Тотем он на эти темы смотрел часто, но, по-моему, очень мало чего во всем этом понимал или понимал все как-то по-своему. Он даже главных духов с трудом различал. Говорил: есть всего два духа, добрый и злой, но на самом деле это лица одного и того же духа, так что по большому счету он вообще один. Говорил, жизнь хороша своим разнообразием, и принимать надо все ее дары, и горести, и радости, потому что одно без другого невозможно. Говорил, все, что идет с небес, – нужно. И хорошее, и плохое. – Радужный даль… – озадаченно пробормотал я. – Что? Я пожал плечами. Подъехали к Болдерае, стало чуть светлее. Дымило несколько труб – порт нервно курил ими в небо. Навстречу пронеслась здоровенная мрачная фура, мы переехали мост, и свет фар выхватил у обочины старика в традиционной латышской одежде. Александр порулил немного между складами, выехал на пустырь и остановил машину. Мы вышли и двинулись к морю. – Ты телефон у нее не настрелял, кстати? – Чей телефон?! – Ну ее… Богини. Помнишь, она была тут со мной… – Когда?! – Когда я за деревом ходил, блин! Помнишь, ты еще говорил с ней возле машины. – Степ, я когда приехал – ты тут один был. – Дай керосин дринк. Александр вытянул из сумки баночку и бросил мне. – Вот там, под теми кустами ты валялся, здесь вот дерево новогоднее вырвал. Ты так глубоко в мир духов ушел, что почти ничего не понимал. – А звонил тебе кто? – Ты сам и звонил. И ткнул в меня так при этих словах пальцем: “ты”. Я прямо почувствовал: “ты”. Керосин дринк я выпил залпом. Под ногами хрустел лед. Дорога была подмерзшая, скользкая, видно почти ничего не было. Я снял очки. Откуда-то издалека раздавался странный звук, похожий на смесь гула большого механизма и писк морзянки; так могли бы звучать звезды, если бы они не светили, а звенели. – Где-то тут, в тростниках, умер Джимми, – как бы невзначай сказал Александр. – Сто метров, и вот оно, море. Море действительно уже виднелось вдали. Черное, бесконечное, холодное… Тогда был ноябрь, было ветрено, Джимми, что же ты тут делал, Джимми?.. Молния ли? Эх, не молния, отнюдь не молния тебя убила. Радужный даль никогда никому не вредит… – Александр! – Тут я, тут! Давай к берегу топай. По обе стороны от дороги росли высокие светлые тростники, кое-где лежал снег. Вскоре я вышел на замерзший берег. Мерещились какие-то белые тени, какие-то светлые пятна на воде – может, это был лед, а может, галлюцинации от недосыпания и керосин дринка. Я чувствовал, как постепенно отключался мозг, отключался снизу вверх. Первыми потухли и растворились в ночной тьме рефлексы, эмоции, инстинкты и животные чувства, за ними исчез куда-то и практический разум повседневности, выключился логический слой, и осталась только самая верхняя, самая тонкая кора, только разум шамана. Я чувствовал, как что-то под коркой мозга пульсирует, сливается с далеким гулом, светится серебристыми тонкими паутинками… – Эй, – шепотом окликнул меня Александр. Он стоял в кустах, и я рассмотрел его не сразу. На какой-то миг даже показалось, что вокруг меня в темноте множество людей, но мираж тут же рассеялся. – Смотри вон туда. Видишь? – Вижу. Где-то вдалеке на берегу горел костерок. – Думаешь, это знак? – Несомненно. Александр достал свой пистолет и снял его с предохранителя. – Не надо. – На всякий случай. Мало ли что. Я закурил трубку, Александр – сигарету, и мы двинулись вдоль по берегу, к костру. Александр нервничал: выбросил недопитую баночку энергетика, курил наотмашь, правую руку держал в кармане, на пушке. Мне же почему-то сразу почувствовалось, что знак этот – хороший и бояться не стоит. Вскоре мы подошли к костру. У костра сидел человек в длинном черном плаще. Лицо его скрывали пляшущие тени; в руках он держал книгу, рвал ее и бросал страницы в огонь. Костер неприятно пах горелой пластмассой. Рядом с человеком валялся черный бубен, перед костром стояли два вырезанных из толстых парафиновых свечек идола. Безусловно, это был чрезвычайно серьезный шаман. Он бросал в костер вещи. Они летели туда одна за другой: пустая сигаретная пачка, лазерный диск, старая тетрадка. Мы с Александром спросили разрешения и присели у костра рядом с ним. В костер полетела книга. – Зачем же вы книгу сожгли? – вопросил я. – Я прочел ее всю. Там не было истины. Огонь, словно бы в подтверждение его словам, взялся за книгу, жадно облизал ее и принялся есть. Дым поднимался густой и черный. – Я прочитал множество книг, но ни в одной из них не было истины, – сказал шаман и бросил в костер еще одну. Потом – старую зажигалку, детскую игрушку, пустую сигаретную пачку, пластмассовый стакан, журнал и снова книжку. – Где же вы ищете истину теперь? – Я больше не ищу истину. Я встал на путь разрушения. Старая пепельница, наушники от плеера, три лазерных диска в коробочках. Еще одна книга. Внезапно костер громко жахнул возле Александра, и вождь отскочил в сторону. Видимо, зажигалка, брошенная шаманом в огонь, была не до конца пустая. – Есть три главных этапа пути, каждый из которых суть сам себе путь: рождение, учение и разрушение, – говорил шаман, и тени плясали на его лице. – Эти этапы последовательны, и любая жизнь проходит по этому порядку, подобно закипающей воде. Когда пузырек рождается на дне чаши, он крошечный, и внутри будто бы таится эмбрион. Поднимаясь к поверхности, пузырек растет и жизнь в нем претерпевает изменения, она расширяется, вбирает в себя силы и в конце, достигнув самого верха, – лопается, чтобы испариться, опуститься в воду, дойти до самого дна и снова обратиться в эмбрион… – Вы разрушаете то, что осталось от вашей жизни, стало быть? – Да. – Но ведь за разрушением должно последовать новое рождение, верно? Шаман улыбнулся. Ложка, брелок для ключей, ключи. Ножик, две тетрадки, пустая сигаретная пачка. Заляпанная кровью бритва. Часы, перстни, амулет. Пустая бутылка с красивой этикеткой, баночка из-под антидепрессантов, авторучка, книжка, книжка, книжка. Костер заполыхал ярче. Я полез в карман за очками, протер стекла, надел и повернулся к шаману. Шамана не было. Остался только далекий загадочный звук, одновременно пищащий и гудящий. Александр смотрел куда-то в черную морскую бесконечность, куда-то прочь. Идолы уже растекались белыми лужицами, а барабан коптил черным едким дымом, когда мы покинули костер. |
|
|