"Восемь Умелых Мужчин" - читать интересную книгу автора (Хьюарт Барри)

#19975; ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ГЛАВА

Волны горячего воздуха искажали предметы, и я не понимал, где нахожусь. Вроде бы я рядом с нашим маленьким деревенским домом, за которым находилось озеро, но я знал, что мне все это снится, сжал глаза посильнее, потом открыл их: озеро исчезло, зато дом подпрыгнул в воздух и повис, его дно мерцало и переливалось.

— Что мы собираемся делать с этим, Десятый Бык? — спросил мама.

Отец молчал, но, как всегда, говорило его тяжелое тело. Я попытался вспомнить: делать с чем? Что-то не так, я точно знал, как знал и то, что родители умерли много лет назад, но что не так?

Отец держал в руке птичью клетку. Но не ту древнюю клетку, а современную, простую бамбуковую клетку с ласточками внутри, и он стоял на берегу реки, которая бежала через нашу деревню. И теперь я знал, что именно не так. Я посмотрел на небо и не увидел облаков, подошел к отцу и взглянул на реку.

Река высохла. Я глядел на сухую треснувшую землю, на умирающие тростники и нескольких ящериц, но как мог мой отец предлагать в жертву ласточек и молиться о дожде? Каждый год ласточки превращаются в устриц, а потом обратно (точная дата записана в Императорском Альманахе), а устрицы — любимая еда драконов лунь, но драконы, управляющие водой, либо убежали, либо бродят глубоко под землей, и я точно знал, что колодцы тоже высохли.

— Что мы собираемся делать с этим, Десятый Бык? — опять спросил мама.

Позади меня кто-то тихо заплакал, я повернулся и увидел Тетушку Хуа, державшую в руке множество бумажных лодочек. Ну конечно, сегодня пятый день пятой луны, когда устраивают гонки на настоящих лодках и пускают на воду бумажные, сун вень, которые должны унести с собой чуму, появляющуюся в жару, но ведь воды нет. Как лодки смогут поплыть? Позади старухи стоял Дядюшка Нун, молитвенно сложив руки, с искаженным от страха лицом, и мне показалось, что я слышу тревожный звон колокольчиков из монастыря на холме, и я побежал туда. Жаркие волны густым облаком обволакивали меня. Звук изменился, стал громче и пронзительнее; это не колокольчики, а взволнованные дети.

Жаркие волны схлынули, и я увидел то, что не высохло: полоску зеленой травы, на которой играли дети. Семь детей схватились за руки и плясали вокруг восьмого, и все восемь были невероятно уродливы: приземистые тела, невероятно большие головы, непропорциональные черты лица. Кто-то играл на лютне, и они пели безумную считалку, высокими пронзительными голосами.

Козлик, козлик, прыг на стенку,

Маме травки набери.

Мама в стойле или в поле —

Братьев бедных накорми.

Раз… два…три…четыре…пять…шесть…семь…восемь!

На счет восемь ребенок в центре схватил пучок травы и бросился в атаку на стенку, которую образовали другие дети, и я решил, что это похоже на Свинью на Холме, игру не для трусов. Дети в стенке не могли бить ногами, головой или наваливаться на козлика массивными телами, а он мог использовать руки, ноги, зубы и вообще все, что угодно. Получилась огромная куча-мала.

Постепенно козлик пробился через стенку, и дети разбежались, громко смеясь. Козлик принялся гоняться за ними, и, как я понял, тот, кого он поймает, должен стать следующим козликом, но я забыл о них, когда увидел музыканта.

Юй Лань сидела с одной из древних клеток в руках, наигрывая на прутьях, как на струнах, что-то ярко блеснуло и ослепило меня, а когда зрение прояснилось, прекрасная шаманка подняла правую руку и одним плавным движением коснулась левой брови, правой и кончика носа, потом кивнула мне и я сообразил, что должен сделать то же самое. Я повторил ее ритуальный жест, Юй Лань улыбнулась, открыла сжатые пальцы и показала мне сокровище: крошечный металлический предмет, похожий на вилку, но с двумя зубцами.

Я обнаружил, что подошел к ней и встал рядом. Она медленно подняла предмет к губам, дунула между зубцов, и порыв холодного ветра ударил по моему разгоряченному лицу. Нас окутал мягкий туман, пошел мелкий теплый дождь, над нами изогнулась радуга, а запах травы, земли и цветов сгустился в дорожку, по которой можно было идти. Сила инь обрушилась на меня, и мне не оставалось ничего другого, как подойти к Юй Лань и обнять ее, шепча ее имя; сначала дочка кукольника стояла неподвижно, но потом улыбнулась и подняла свои губы к моим.

— Ужасное унижение, — сказал я.

— Не уверен, — возразил Мастер Ли. — У тебя есть дополнительная пара штанов, а о мокрых снах написаны огромные тома. Многие мужчин встречают таких женщин, которые им совершенно не по карману, так что радуйся, что сумел сохранить свои деньги. И, самое главное, это хороший сон. Ты уверен, что никогда раньше не слышал эту детскую песню?

— Да, господин, — ответил я. — Я слышал множество считалок, но такую — ни разу.

— У тебя хорошая память на песни, — задумчиво сказал мудрец, констатируя факт. — Детские песни, изобретенные взрослыми, в подавляющем большинстве случаев говорят о драках и сражениях. В настоящих детских песнях ничего такого нет, в них говорится о том, что дети любят. Например о козлах, траве, маме и братьях. А ты понимал, что эти дети выглядят как статуи древних богов, которые ты видел на Острове Гортензий?

Я не понимал, и только сейчас сообразил, что он прав, но тогда почему мое спящее сознание преобразовало искаженные статуи в играющих детей?

— Нет никакой загадки в том, почему твой сон начался с засухи, но вот остальное я не могу понять, и это крайне интересно, — сказал мудрец. — Если ты опять отправишься в путешествие по стране снов, не забудь рассказать мне о нем.

Говоря о засухе он имел в виду стоявшую погоду. Крестьяне углубляли колодцы и пытались спасти каждую каплю воды в умирающих речках. На небе не было ни облачка, бонзы и даосы день и ночь молились о ниспослании дождя. Почти каждую ночь кто-нибудь звал Юй Лань, и всегда это был обряд вызывания дождя. От путешественников мы слышали, что так обстояли дела везде, а в Пекине нас вообще ждало настоящее пекло.

По дороге Мастер Ли купил каких-то алхимических снадобий, оборудование и целый тюк ужасного дешевого чая, после чего начал эксперименты, пытаясь превратить презренный та-ча в совершенный чжо-ча, который мог бы порадовать сердце императора, и однажды вечером, когда мы разбивали лагерь, он громко крикнул, — Дети, ко мне! Я покажу вам чудо!

Янь Ши, следуя указаниям Мастера Ли, поставил на огонь решетку, а Юй Лань водрузила на нее самую большую сковородку. Сам Мастер Ли выложил на импровизированный стол кучу чайных листов, больших, грубых и ужасно пахнувших. Потом он высыпал на стол немного какого-то желтого порошка.

— Тамаринд, — сказал он. — Это высокое дерево с коричневыми стручкообразными плодами. Его плоды состоят из мягкой пульпы и множества плотных семян. Порошок делают из этих семян, обогащенных винной кислотой и поташом, и он стоит безумно дорого. Нам, однако, надо совсем чуть-чуть. Слово «тамаринд» — арабское, и означает "индийский финик", что достаточно странно, потому что само дерево ни арабское и ни индейское, его привозят к нам из Египта.

Мастер Ли приказал Юй Лань положить тамаринд и листья на горячую сковородку, а сам достал две склянки и высыпал из них в ступку какие-то порошки.

— Цианид железа и сульфат окиси кальция, — объяснил он. — Видите, как цианид меняет цвет?

По мере того, как он толок массу пестиком, синий порошок становился все светлее, появились вкрапления зеленого и фиолетового. Тем временем листья на сковородке Юй Лань впитали в себя тамаринд и тоже поменяли цвет: из отвратительно черных стали великолепно золотистыми. Когда масса в ступке стала светло голубой, Мастер Ли вывалил ее на сковородку, прямо на листья, помешал, резко встряхнул, и тут случилось такое, что увидишь только в театре.

— Черт побери! — воскликнул Янь Ши.

Несчастные листья стали зелеными, как у самого настоящего хайсона.[19] Более того, из сковородки донесся восхитительный запах, а потом я увидел совершенно потрясающее зрелище. Настоящие "перед дождем", чайные листья высочайшего качества, собирают ранней весной, они очень нежны и не любят грубого обращения, их очень аккуратно скатывают и изгибают ловкие женские пальцы. А тут листья скатывались сами! Грубые формы превратились в изящные, листья скатались, стали толще, исчезли обожженные концы, и мы увидели самый лучший чай в мире, вполне достойный императора.

— Вид и запах в точности как у чая «Дань», — счастливо сказал Мастер Ли. — На самом деле есть и дефект: листья окрашены в идеальный сине-зеленый цвет, а у настоящего чая есть слабые желтые крапинки. Для транспортировки листья спрессовывают в плитки и ставят императорскую печать, как на обычные товары мандаринов, и за сумасшедшие деньги продают доверчивым варварам. Таким образом они могут произвести тысячи и десятки тысяч плиток. По моей оценке они получают примерно десять тысяч монет на каждую вложенную. Замечательное мошенничество!

Однако вкус — совсем другая песня. Мы вскипятили горшок воды, заварили чай и дружно выплюнули. Пить было невозможно, и Мастер Ли сказал, что для улучшения вкуса мандарины наверняка добавляют определенный процент настоящего чая.

Дым из моей тарелки свивался кругами, искажая все вокруг, и я подумал, что Янь Ши глядит на меня злыми глазами, но когда дым растаял оказалось, что на его изуродованном лице только недовольная гримаса: ужасный чай. Юй Лань начала мыть и убирать посуду: молчаливая, изящная, далекая, как пролетающее облако и втайне улыбающаяся.

Горячие волны воздуха перекосили всю деревню, как если бы она была сделана из мягкого воска, со всех сторон звучал смех — скрипучий смех, натужный смех, вынужденный смех — я посмотрел в щель между домами и увидел, что настоятель нашего монастыря куда-то внимательно смотрит. Глаза наполнены жалостью, на лице — печаль. Я побежал вперед, пока не увидел центральную улицу, и там была моя мать, и там был мой отец, и они оба пытались смеяться. Все пытались. Прямо передо мной прошла свадебная процессия, и мое сердце упало в сандалии. "Смех над собакой" — последнее средство от засухи. Если ласточки не могут долететь до водяных драконов, если все статуи богов уже вынесены на жаркое солнце и ничего не изменилось, тогда остается последняя возможность: свадебная процессия, в центре украшенная цветами карета, гонги, барабаны, все как обычно, вот только вместо невесты собака, одетая в подвенечное платье, все указывают на нее пальцами, смеются и надеются, что шум заставит Маленького Облачного Мальчика поглядеть вниз на это глупое зрелище и заплакать от смеха, а его слезы — дождь.

Я пошел было к родителем, но горячие волны опять обрушились на меня, как если бы на меня опустилось облако, и я почти ничего не видел. Смех стал пронзительнее, кто-то бегал по кругу, и я сообразил, что это совсем не похоже на натужный смех танцоров, пляшущих вокруг свадебной кареты.

Козлик, козлик, прыг на стенку,

Маме травки набери.

Мама в стойле или в поле —

Братьев бедных накорми.

Раз… два…три…четыре…пять…шесть…семь…восемь!

Я подошел ближе, протискиваясь через горячее облако, и увидел, как козлик прорывается через стенку и бежит за другими детьми. Лютня все еще играла. Я повернулся на звук и слепо пошел на него. Опять вспышка, опять я на какое-то мгновение ослеп, а когда зрение прояснилось, оказалось, как и в прошлый раз, что я смотрю на Юй Лань, держащую в руках древнюю клетку. Она подняла руки в ритуальном жесте, я повторил ее движение: левая бровь, правая бровь, нос. Пальцы шаманки открылись, внутри лежала крошечная двузубая вилка. На этот раз она не поднесла ее к губам, а угрюмо посмотрела на меня, повернулась, подошла к низкой каменной стене, окружавшей колодец, и повелительно указала на огромную корзину, привязанную к лебедке. Все ясно, она хочет, чтобы мы оба спустились в колодец.

Корзина оказалась достаточно большой. Я развязал веревку и медленно опустил нас в колодец. Лебедка жалобно кряхтела, но веревка оказалась толстой и надежной. На стенах колодца был вырезан странный узор: лягушки, прыгающие одна за другой, по кругу, голова к хвосту. Снизу поднимался ужасный запах. Зловоние гниющей плоти и негромкое рычание, похожее на раскаты приглушенного грома. Я попытался сказать Юй Лань, что мы должны вернуться, но она твердо указала вниз.

Я продолжал опускать корзину. Юй Лань внимательно глядела на стены, пытаясь что-то рассмотреть в слабом свете, падавшим сверху. Теперь снизу донеслось бульканье, и стало так жарко, как будто мы опускались в кратер огнедышащего вулкана. Опять низкий угрожающий рык, запах стал почти невыносимым.

Юй Лань коснулась моего плеча и указала на стену. Я увидел на стене большой черный круг, но никак не мог дотянуться до него. Тогда я начал раскачивать веревку взад и вперед, корзина завертелась. Все быстрее и быстрее. Руки вспотели и на мгновение я испугался, что веревка выскользнет из них и мы полетим к тому, кто ждал нас внизу. Я ухватился за веревку покрепче, но все равно продолжал раскачивать корзину, и, наконец, моя левая рука коснулась круга. Оказалось, что это дыра в стене колодца. Я ухватился за выступающий камень и подтянул корзину к самой стене. Юй Лань ловко перебралась в начало длинного туннеля, я последовал за ней, привязав корзину к камню.

Где-то далеко впереди мерцал неяркий огонек. Шаманка шла к нему, я за ней, и вскоре мы оказались в пещере, пол которой устилал толстый ковер из мха, а через дыры в высоком потолке лился солнечный свет. Дочка кукольника улыбнулась мне и подняла руки к губам. Она дунула через два зубца крошечной вилки, исцеляющая сила инь заполнила комнату, туман, капли дождя, радуга, и Юй Лань бросилась мне в объятья.

— Очень странное сладострастие, — весело усмехаясь сказал Мастер Ли, растягивая звуки в слове «сладострастие». — Мы подчеркиваем тот факт, что любовь — дело женщин, используя одну из метафор инь "облако и дождь", то есть туман и радуга из твоего сна, но потом ты просыпаешься — и моешься — и каждый раз краснеешь как помидор, когда Юй Лань проходит мимо. При этом твой язык завязывается на двойной узел, а из ушей идет пар.

— Господин, я ничего не могу с собой поделать, — сказал я. — Я знаю, что это смешно, но что я могу делать?

— А как насчет того, что ты подпрыгиваешь, как испуганный кролик, каждый раз, когда ее отец смотрит на тебя?

— Попробуйте влезть в мою шкуру! — не выдержал я.

— Как я могу? Я не играл в игру "облако и дождь" с того времени, когда мне исполнилось девяносто.

Мудрец отправился навестить кувшинки с вином, насвистывая "В юности искал я красавицы кровать, Но теперь милее мне с костями спать", я взбил охапку тростника, которую использовал как матрас, и опять улегся.

Вскоре мы добрались до Пекина, ужасная засуха и не думала проходить. Город плавился от жары и задыхался от едкой красной пыли, прославившей его, к тому же дул печально знаменитый Желтый Ветер и по небу неслись облака тонкого желтого песка, принесенного из Монгольской пустыни.

Обычно песчаные бури налетают на Пекин в четвертую луну, но когда фургон Янь Ши вкатился в ворота вечером второго дня пятой луны, его колеса оставляли борозды на твердом желтом одеяле, и ветер шипел, как разъяренный кот, раздувая парусиновый верх.

Мастер Ли договорился с Янь Ши встретиться завтра на острове Гортензий, и кукольник с дочкой отправились к себе домой. Я нанял паланкин и вместе с мудрецом отправился к дому Небесного Мастера, и мы прибыли как раз тогда, когда загремели барабаны, объявляя о закрытии ворот Запретного Города, который в свете заката сверкал как драгоценная корона. Нас пропустили, но у двери святого нам преградила путь старая служанка, с незапамятных времен служившая у Небесного Мастера.

— Он не слишком хорошо себя чувствует, — сказала она с озабоченным усталым лицом. — Он очень энергичен, но что-то не так, и я должна попросить вас вернуться завтра. Обычно после сна он чувствует себя лучше.

Дверь в дом была приоткрыта, и я слышал, как внутри Небесный Мастер о чем-то говорит — или скорее поет — используя древние слова, как будто священник читает проповедь. Хотя я очень мало знал о нем, но с нами он говорил совсем не так, это не его стиль.

— Если он опять восчувствует себя плохо, — звучно произнес он, — помажь его чистейшим жиром из ноги парда снежного. Предложи ему питие из скорлупы яиц дроздов певчих, смешанного с соком яблок сладких и добавь три щепоти рога единорога толченого. Поставь ему пиявок многоцветных, но ежели и это без помощи окажется, помни, что никакое творение не бессмертно и ты тоже должна умереть.

Дверь открылась. Я бросил быстрый взгляд на святого, стоявшего рядом со столом: глаза закрыты, руки сложены, как для молитвы, а потом дверь закрылась за молодой девушкой-служанкой, державшей в руках шелковую подушку, на которой лежала маленькая собака.

Собака явно чувствовала себя плохо, дышала с трудом, и девушка была настолько взволнована, что даже не заметила нас. У нее было простое честное лицо, и я мог бы поклясться, что она сама вышила узор на своих тапочках: розовый бурундук прыгает через желтые цветы.

— И часто твой хозяин… ведет себя подобным образом? — спросил Мастер Ли у старой служанки.

— Нет, достопочтенный господин. Бывает, очень редко, но достаточно ему выспаться, и он опять становится самим собой.

— Хорошо, мы придем завтра, — сказал Мастер Ли, повернулся, и мы пошли обратно.

Мы возвращались обратно — все равно, что плыли в паланкине по фантастическому пыльному морю — на закате каждая пылинка сверкала своим светом, и постепенно лицо Мастера Ли из огненно-красного стало багровым, просто красным и, наконец, слегка красноватым, но глубокие черные морщины никак не уходили.

— Я боюсь за моего дорого старого учителя, — признался он. — Не забывай, что ему удалось каким-то образом обмануть мандарина, владельца клетки, и устроить словесную порку остальным. А эти ребята исключительно опасны. Теперь, когда его сознание куда-то улетело, на нас могут обрушиться самые разные неприятности, и нам надо как можно скорее засадить негодяев за решетку.

— Но, господин, разве у нас еще недостаточно фактов? — удивился я. — Мы с самого начала знали о пещере, а теперь вы знаете и то, как они подделывают чай Дань.

— А еще я знаю, что во главе стоит Кот Ли, и у этого человека достаточно власти, чтобы пещера под Угольным Холмом исчезла в течении дня, — мрачно ответил Мастер Ли. — Я уже не говорю о том, что он может растянуть расследование минимум на пол года, и за это время все свидетели против него, включая нас, умрут от неизвестной болезни. Нет, наш следующий шаг — вычислить всех мандаринов, участвующих в заговоре, найти слабое звено и заставить его дать показания против остальных.

Он взмахнул руками и уставился на звезды.

— Но, черт подери, все эти плутни мандаринов совершенно не важны, — расстроенным голосом сказал он. — Клетки — вот что важно, и демоны, связанные с ними, и этот взломщик, который может быть, а может и не быть кавалером, ставшим Завистником. Эх, если бы Небесный Мастер пришел в себя! Он — самый великий знаток богов и демонов за последние три тысячи лет, и единственный, кто может найти смысл во всей этой неразберихе.

Когда мы оказались на перекрестке Глазной Улицы и Мушиного Переулка, там, где начинается Мост на Небеса, Мастер Ли внезапно высунулся из паланкина и приказал носильщикам нести нас к Одноглазому Вонгу. Там он нанял несколько типов со скользкими глазами и приказал им узнать, где находиться мандарин Хэ Чан-Юй, тот самый, чье лицо появилось в клетке перед Небесным Мастером, и через два часа мы узнали, что мандарин уехал в императорский дворец в Чаньане, и уже несколько дней его никто не видел. Поужинав, мы вернулись в нашу хижину в переулке, и на этот раз Бабушка Минь не приветствовала нас криками о большой обезьяне. Мы оба улеглись спать и спали без задних ног, но я предпочел бы увидеть во сне Юй Лань.