"Дети Мира" - читать интересную книгу автора (Пекур Екатерина)

Глава двенадцатая

В гостинной стояла тишина. Я замерла в дверях, потом неловко шагнула через порог. Как мне себя вести? Впрочем, по обстоятельствам. Ведь я же не знаю, что им известно, и кто они такие, но исходившее от них напряжение указывало, что за ними какая-то власть. Обведя взглядом сидящих, я с облегчением наткнулась взглядом на отца. Он жестом предложил мне садиться. Я опустилась в последнее пустующее кресло, у самой двери, скомкав полотенце на коленях. На меня глядели пять пар глаз.

— Санда. Это Малый Совет Адди-да-Карделла. Ввиду необычности твоей ситуации ими было принято решение немедленно задать тебе ряд вопросов и, по результатам услышанного, принять решение о предоставлении тебе гражданства, — спокойно проговорил отец, обводя рукой присутствующих. Ой-ой. Решающий момент моей истории?

У меня возникло ощущение, что перед моим появлением в гостинной здесь произошёл довольно резкий обмен репликами. Однако сейчас все пятеро, включая отца, сохраняли на лицах что-то вроде единой линии обороны.

— Мастер ЛарнИко Лиловый Свет. Мастер ЛакИро Живой Ствол. Мастер БАрро ЖихАро. Мастер ЛиннАри Длинный День, — отец представил мне их по одному и советники неспешно кивали, больше никак не шевелясь в креслах, — Все они — высший орган власти Горной Страны, главы Общего Совета и подразделений. Отнесись к этой беседе со всем вниманием.

Я непроизвольно отметила, что Барро Жихаро, единственный аллонга Малого Совета (строгий, на вид неимоверно правильный, жёлчный и худой как треска старик с нахмуренными бровями и светлыми волосами, торчащими, как иглы дикообраза), не был назван последним — выходило, что его членство в Совете вовсе не было вежливым лицемерием во имя равенства рас. Как раз наоборот, «просто люди» — по крайней мере аллонга — принимали участие в управлении Горной Страной наравне с бризами.

Все остальные были тоже в годах и тоже одеты в неизвестные мне наряды, похожие, как я уже говорила, на классические, то есть длинные, ларго. Лицо Мастера Ларнико Лилового Света было покрыто старческими веснушками, нос показался мне крупноват, да ещё и с хищной горбинкой, а голубые глаза напоминали остро заточенные крючки; это лицо будто бы плыло в ореоле седоватых рыжих волос. Он напоминал хитрющую птицу или мелкого умного зверька, вынужденного быть самым башковитым в лесу, потому что иначе сожрут. В отличие от него, Мастер Линнари отличался полнотой, глубокими залысинами и каким-то потусторонним, растительным добродушием; как потом выяснилось, за всё время нашей беседы он не проронил ни слова, хотя внимательно следил за происходившим.

Последний из гостей, Лакиро Живой Ствол, сидел в кресле весьма непринужденно, закинув ногу на ногу, он был среднего телосложения, довольно высок, коротко стрижен и по-прежнему огненно-рыж; в нём ощущалась немалая физическая сила. На его лице не было ни хищной ларниковской хватки, ни рассеянности Линнари — он ждал информацию, и никак не выдавал ни одобрения, ни нетерпения, ни неприязни.

Поколебавшись, я остановила взгляд на Лакиро, однако Ларнико немедленно привлёк моё внимание к себе. Я ошиблась — всё-таки он был главным, хотя, по моему мнению, именно такое спокойствие, как у Лакиро, было признаком настоящего лидера.

— Мы приветствуем тебя в Адди, Санда Кун, — официально и как-то поверхностно сказал Лиловый Свет, после чего неспеша продолжил, — Я хотел бы услышать историю твоего попадания на территорию Горной Страны. У меня, как уже отметил твой отец, есть немало вопросов по этому поводу.

Его интонация не оставляла никаких сомнений в том, какой реакции он от меня ждёт. Трепетного исполнения приказов. Впрочем, а у меня что, выбор был? Высший орган власти, вот оно как… Кажется, с нашим появлением случилось что-то необычное, раз они удостоили меня своим присутствием? Да ещё и так скоро — у меня даже пыль дорожная с головы не осыпалась!

— С чего мне начинать рассказ? — несколько напряженно спросила я, — С начала или с того, что кажется мне наиболее важным?

Тень. Со мной это уже происходило, да? Точно такой же разговор? Тень и ещё раз Тень. Я ощутила, как во мне, среди тревоги, нарождается злость — пока тихо, еле заметно, но всё сильнее и сильнее. Все эти сильные и властные люди словно гнали меня по коридору в неведомую мне даль — не спрашивая моего мнения и не слишком-то церемонясь. Ладно, у них, наверное, есть на то причины, но я же им не кукла безвольная. У меня тоже есть свои интересы. И я вовсе не рвалась тут оказаться. Кроме того, я была исполнена желания отвести их внимание от Каруна как можно дальше. Но Ларнико сбил меня с ног поистине прицельным огнём.

— Расскажи, каким образом ты оказалась замешана в разработках по так называемому «Проекту «Риннолёт» — настолько глубоко, что даже принимала участие в испытании этого аппарата в такой странной близости от Гор? Насколько я знаю, ты не была ни сотрудником Института прикладной физики, ни сколько-нибудь выдающимся учёным по меркам Низин. Также мне интересно, каким образом рядом с тобой оказался спецоперу Института «Каурра» Карун да Лигарра, что вас связывает, и что ты можешь сказать о его участии в этих испытаниях?

По моим кишкам резко и больно прошлась наждачка. Он в курсе всего, а потому хочет перейти к делу без проволСчек? Ну ладно. Всё-таки им владеет куча заблуждений.

— Думаю, у меня найдется для вас куда более ценная информация, — проговорила я, скрывая волнение, — А именно — кто в ответе за провал вашей операции, куда пропал ваш агент-двойник и многое другое.

Отец нахмурился.

— Санда, в твоих интересах быть максимально собранной и отвечать по существу — надеюсь, ты это понимаешь.

— Я это понимаю, — кивнула я, — И даже пытаюсь опередить интерес господина советника.

Боюсь, что при этом мой голос всё-таки подпустил иронию. Я отлично видела, что у них не возникло впечатления, что я сотрудничаю. Мда, я торговалась, притом неумело, но я пыталась хоть как-то отстоять свою независимость перед лицом всех этих важных персон. На самом деле я просто была так напряжена, что ирония оказалась единственным инструментом защиты…

Лицо Ларнико осталось застывшим, а в глазах Лакиро мне даже почудился смешок. Примерно минуту Ларнико Лиловый Свет прожигал меня недвижимым взглядом, а потом, поколебавшись, кивнул (чтоб я не видела, как при этом зашевелились его тонкие ноздри).

— Я слушаю. Интересно, чего же мы такого не знаем?

Он всё-таки клюнул. Ещё бы. Если мы с Каруном выяснили правдивые факты, то главы бризов должны были волосы на себе рвать от отчаяния. А тут нечаянно обнаруженная девица заявляет в лоб, что знает ответы на самые сокровенные их вопросы!

— В провале вашего Проникновения виновны, по-видимому, ваши же агенты — те, что должны были похитить физика. Они засветились, — терпеливо сказала я.

— Это невозможно, — суховато отозвался Лиловый Свет, — Тебя ввели в заблуждение, девочка.

Но он чуть занервничал.

— Почему вы так считаете? — я приподняла брови.

— Информацию о каких-либо операциях с нашей стороны ты ведь могла получить только от того человека, вместе с которым тебя задержали на Границах, — голос Ларнико был наждачно сух, — Однако мне известно, что никто из наших людей не был арестован КСН.

На самом деле эта перспектива вызывАла в Ларнико дрожь настолько явную, словно арестовывали его самого. Что же он такого знает про столкновения «КСН-бризы»? У меня возникло подозрение, мои понятия о работе Комитета вообще даже рядом не лежали с истинным положением вещей. И что эти самые вещи были куда, куда страшнее…

А ещё я невольно сделала кучу выводов. У них есть свои люди и в Комитете?! Ничего себе! Рисковые же они. Если в целом перспектива быть схваченным как бриз или агент-аллонга даже у руководителей (которые никогда, видимо, не покидают столицы) вызывает такие сильные эмоции.

— Они засветились, — как можно спокойнее повторила я, — Однако не перед КСН, а перед другой структурой. Что на поверку вышло даже опаснее, так как методика Комитета, подозреваю, вам отлично известна, а вот её вольный, карикатурный вариант, к тому же, замешанный не на Порядке и Вере, а на частных интересах — совершенно сбил с толку ваших людей.

Отец заинтересованно подался вперёд, а Лакиро Живой Ствол посерьёзнел.

— Продолжай, — сказал он, — хотя я уже догадываюсь…

Я кивнула.

— Их терпеливо выследили и схватили вместе с похищенным физиком. По косвенным данным могу предположить, что затем из них выбили данные об операции и путях связи с центром, так как все последующие ваши шаги, насколько я знаю, оканчивались жестокими провалами. Как ни смешно, контрразведка, которая всё это время рыла землю, не только взяла неверный след, но даже и сама пострадала.

— Может быть, это хотя бы облегчило участь наших людей — что они не были схвачены КСН? — предположил отец.

— Я так не думаю, — раздельно произнесла я, — Поскольку с методами этих подонков я лично познакомилась. Даже сотрудник КСН счёл их садистами.

Отец замер, Лакиро удовлетворённо (хотя и тревожно) кивнул, лицо Ларнико заметно перекосилось (хотя и без сверхъестественного комитетского ужаса), и даже Мастер Линнари чуть вернулся в мир — его глаза отразили темноту.

— Десять Первых, я прав..?

Барро Жихаро впервые разжал губы, и фраза, неожиданно сцеженая им сквозь зубы, была исполнена такой смолистой, жирной ненависти, что её, эту ненависть, можно было намотать на палку и поджёчь, как факел, честное слово.

Я медленно кивнула, задаваясь вопросом, отчего же он так зол на Десятку. Может быть, он что-то ещё знал по поводу «легенды из Тер-Карела», или как её тут зовут. Следовало выяснить эту информацию как можно полнее, рассеянно подумала я, а то я совершенно не понимала ни здешних резонов, ни здешних интриг.

— Верно, — кивнула я.

— В нашей войне новые игроки..? — задумчиво пробормотал Лакиро, — Санда, расскажи, пожалуйста, подробнее, что тебе удалось узнать, — он мельком глянул на Ларнико и добавил, как мне показалось, с вежливой иронией, — И как ты всё это узнавала — тоже… само собой.

Итак, Ларнико Лиловый Свет ведает общей безопасностью, подумала я. И, видимо, страдает некоей манией докапываться до глубин (даже если их нет в природе) — что потешает сильного и уверенного профессионала Лакиро (хотя и не настолько, чтобы выносить эти междусобойчики на чужие глаза). А сам Лакиро, по-видимому, руководит обороной. По крайней мере, такое у меня сложилось впечатление.

Вздохнув, я спросила:

— Могу я вначале уточнить несколько вопросов, которые мы… с моим товарищем постулировали лишь на основании логических выводов? — Лакиро невозмутимо кивнул, и я продолжила, — Скажите, а гигантская розоцветка — ваша работа?

Лакиро снова кивнул — хотя подозрительный Ларнико нахмурился и недовольно зыркнул на коллегу.

— И ещё одно: этот ваш да Рагиро или как там его на самом деле — он вернулся домой или тоже пропал?

Лакиро смерил меня долгим, пожалуй, несколько удивлённым взглядом.

— Ларнико, нас чуть не расколол Комитет… — раздельно проговорил он, — То есть на самом деле расколол, не так ли, девочка?

Я поёжилась.

— На самом деле… в некотором смысле… это я его расколола. Случайно… Я задала пару вопросов и узнала про цветок, который, по моему понятию, и спровоцировал приступы. Бедного же физика окружали полные неучи в медицине. А… Карун сразу вспомнил, кто принёс растение. Но арестовать этого человека он не успел. По крайней мере, до того, как он бросился меня спасать, да Рагиро не нашли. Он пропал, и агент Десятки — тоже. До сих пор не знаю, кто из них был жертвой.

Советники переглянулись.

— Когда это случилось?

— Если всё это время я правильно считала дни — то полнедели назад. Или, может быть, четыре дня.

— Никто не выходил на связь за это время, — медленно признал Ларнико.

— Да уж… феноменальная ирония… — пробормотал Барро, — Девочка-сайти провалила акцию Совета только потому, что была очень внимательна, а наш агент не потрудился замести следы? Ларнико, Лакиро, это вопиющий непрофессионализм.

Лиловый Свет коротко засопел.

— Барро, обсуждать эти вопросы мы будем не здесь.

— Она и так уже сделала выводы, — флегматично отозвался пожилой аллонга. Да уж — в логике белым трудно противостоять…

— Вернёмся к твоему рассказу, — кивнул Ларнико, — Начни, пожалуйста, с начала.

Я стала терпеливо излагать им события после пропажи физика. Они никак не комментировали своё отношение к моим словам, но лица членов Совета всё мрачнели и мрачнели.

— Каким же образом ты оказалась втянута в расследование? — прервал меня Ларнико, — То есть я понял, что тебя склонили к доносительству и выполнению мелких поручений, но как ты смогла оказаться в «Каурре»?!

Я поморщилась. С его подачи я была просто жертвой безгласной. А ведь я привлекла их внимание к тому, что помогала Каруну добровольно — особенно тогда, когда нас с ним обложили со всех сторон. Отметив, что сейчас к этому подойду, я рассказала ещё кусок истории, а затем проворчала:

— Ваш агент-двойник оказался так неловок, что привлёк ко мне внимание контрразведки. То есть, я имею ввиду, отдела в целом, а не конкретного человека, который (к счастью для меня) смог адекватно оценить мою воображаемую принадлежность к засланцам. Но дело могло повернуться очень худо. Этот ваш агент кидался на меня с изумлённой физиономией (само собой, цвет волос у меня не слишком-то обычный), а затем, пока я ещё не знала, кто он, даже попросился у меня переночевать! Уже после того, как весь Город стоял на ушах, разыскивая его как бриза!

— Ларнико, Барро прав — это вопиющая безграмотность, — спокойно проговорил Лакиро, прерывая меня, — чтоб ты не говорил. Если бы я мог предвидеть такую реакцию, я бы ни за что не голосовал за Сарриза. Храни Создатель его душу, но он провалился, запаниковал. И чуть не потопил постороннего.

— Санда, тебя хотя бы не вычислили? — тревожно проговорил отец.

— Какой там не вычислили, — проворчала я, — Они прошли по его следу за несколько часов, и наутро меня арестовали как сообщника.

Лакиро нахмурился, но его глаза стали куда более ясными — картина минувших событий для него обретала форму. Отец вздрогнул и беспокойно пошевелился — я увидела, как поджался его живот. Лица Ларнико и Барро Жихаро не дрогнули.

— Но меня никто не трогал, — поспешила добавить я, — Со мной только обстоятельно поговорили, а часа через три меня освободили под честное слово Каруна — он как-то уломал своё руководство, что вышла ошибка. Ну не без того, чтобы потом сесть мне на шею… — признала я, — Само собой, взамен мне предложили помогать следствию. Хотя вёл он себя при этом очень пристойно, тут сказать ничего не могу.

Отец хмуро уставился в пол.

— Санда, ты понимаешь, на волосок от чего ты прошла? — тихо спросил он.

— Он мне объяснил, — так же тихо прошептала я, — Но пообещал вытащить меня из-под следствия, когда мы поймаем летуна. Или найдём что-то ценное.

Губы отца шевельнулись, но он так и не сказал вслух то, что собирался. Впрочем, это наверное, было какое-то ругательство — отец никогда не выражался при мне или при матери. Я сидела, беспокойно смотря по сторонам и ловя каждую тень эмоций на лицах Совета. Несмотря на мои усилия, дела Каруна были из рук вон плохи. Когда они вспоминали про методы контрразведки, они просто переставали соображать.

— Мне… продолжать?

Ларнико вяло махнул рукой.

Я вкратце изложила Совету историю с моим похищением и освобождением, и всю череду открытий, сделанных мной и Каруном на территории «Белой Башни». Советники сидели абсолютно неподвижно, и я могла гадать до икотки, как они относятся к моим словам и о чём они думают.

— Итак, физик всё это время находился в плену у Фернада да Райхха, там он, вероятно, и был убит — когда закончил постройку ещё одного летательного аппарата. Позднее по материалам из папки двойника аппарат был улучшен. На нём-то мы, как я уже говорила, и сбежали…

Наступила тишина — все они пялились на меня, а я не имела понятия, что у них на уме. Лакиро и Барро зыркнули на Ларнико и снова перевели на меня глаза.

— Как ни странно, это многое объясняет, — медленно, словно бы прислушиваясь к самому себе, пробормотал Лиловый Свет. И — очень странно, но мне показалось, что это послужило чем-то вроде сигнала — все зашевелились, начали переглядываться. (Да, выходило так, что фактический глава Совета признал мою историю правдивой, и все начали размышлять о ней, как о серьёзной вещи. Почему же все поспешили согласиться с Ларнико? Члены Совета не выглядели безоглядно преданными мнению старшего… Лакиро, например, мягко противостоял Лиловому Свету, и тот не смел ему перечить. Но о причинах такого согласия я тогда не имела понятия…)

— Продолжай, — обманчиво мягко попросил Ларнико, — теперь очень подробно опиши нам события этого вашего… полёта…

— У вас вызывает такое сомнение факт подъёма в воздух аллонга?

Ларнико мучительно поморщился, словно его тяготила необходимость отвечать на мои глупые вопросы.

— Низинные аллонга на протяжении всей истории (и до сих пор) чурались не только изобретения летающих приспособлений, но даже изучения неба, — неохотно проговорил Лиловый Свет, — Однако поскольку их Вера запрещает им такие действия, а без людей, наделённых Даром, полёт искусственных аппаратов невозможен, мы не слишком волновались. Даже когда наука низинных шайти обнаружила физически простой способ подъёма и удержания в полёте аппаратов тяжелее воздуха, мы были уверены, что эти разработки заморозят. Создание такого аппарата, как риннолёт, полностью переворачивает устоявшуюся систему Мира. И уж тем более опасно и странно, что нашлись аллонга, которых это не отпугнуло. Одни пошли даже на конфликт с властями, чтобы похитить технологию; и, по крайней мере, один… рискнул взлететь.

Лиловый Свет беспокойно пожевал губами. Факт полёта офицера Комитета пугал его даже сильнее наличия этого Комитета в природе. Храбрый, да? Не слишком нагруженный КНИГОЙ? Но это означало… что найдутся другие такие же… возможно… И к чему это приведёт?.. Карун ведь мне об этом говорил, в самом начале — о нарушении паритета в отношениях с Горной Страной. С точки же зрения Совета — речь шла о падении их системы обороны, основанной на страхе аллонга перед воздухоплаванием. Боги, вот же история! Да нас с Каруном где-нибудь тут и прикопают…

— К сожалению, Ларнико, этому, видимо, настало время… — раздельно произнес Барро, он выглядел печально и недовольно, — Мастер СамАл, — он кивнул на отца, — не единственный неверующий Мира. Всё одно к одному. Нам придётся это принять за факт. Раз уж прервать исследования мы не смогли.

Я сидела в глубине кресла и переводила взгляд с одного на другого. Наконец, меня заметили и, к сожалению, попросили продолжать. Мне физически не хотелось напоминать им о существовании Каруна (они и так, видимо, отлично его знали, и реагировали на него крайне резко) — но, с другой стороны, я рассматривала события после падения машины, как беспроигрышную, стопроцентную защиту для да Лигарры. Он же не только рукЗ не поднял на потенциального врага, но более того — помогал, утешал, вёл себя, как друг, притом самоотверженный и честный. Но не дай Боги советники решат, что я его специально выгораживаю. Они же немедленно заподозрят ложь, а это было недопустимо. Вздохнув, я подробно и максимально сухо изложила историю, возможно, первого в Мире аллонговского полёта. Заканчивалась она первым полётом одной перепуганной сайти. И долгим путём спасшихся людей по кромке Барьерного Хребта.

— Дальше вам должно быть известно. Ведь патрули следили за нами всё это время, не так ли?

Советники промолчали, только переглянулись.

— Всё было именно так? Ты верно передала все детали? Ничего ли не забыла и не упустила?

— Нет, — покачала я головой, — Память у меня хорошая. А уж тем более на такие странные события.

— Санда, это чудо, что ты осталась жива. Более того — жива при таком раскладе, когда рядом с тобой находился этот страшный человек.

— Я не ощутила, что он страшный… — возразила я, — Более того, он же спас меня и не раз… Защищал меня… хотя одни Боги знают, во что это ему могло вылиться. Разве вы этого не поняли? Допускаю, что вначале он делал это, исходя из каких-то своих планов, но когда речь пошла о моём полёте… Разве он хоть раз повёл себя как страшный? — еле слышно закончила я, — Как странный — это ещё куда ни шло… он же правда пытался мне помочь.

— А ты не понимаешь, что он всего лишь вводил тебя в заблуждение таким отношением? Втирался в доверие? — мягко, словно успокаивая ребёнка, парировал отец.

— Нет. Он никуда не втирался.

Лица советников скисли, как яблоки на жаре. На меня глядели, как на чокнутое дитя. Я чуть не заскрипела зубами. С их точки зрения выходил какой-то чудовищный умысел, спланированный прямо на ходу (точнее, на лету), и вируозно отыгранный для одного зрителя — то есть меня. Теоретически, конечно, это могло быть правдой… но, логически же проанализировав поведение Каруна, я отказалась от такого варианта. Он говорил мне правду. Он уговаривал меня уходить в Горы. Более того, все поступки говорили о том, что на себе-то он как раз поставил точку. Жить дальше он не собирался — разве что чудо какое-то бы его спасло. Впрочем, я всё допускала, даже гипотезы Ларнико — но при том меня не оставляло ощущение, что я не понимаю какой-то важной, корневой, мотивации странных поступков Каруна.

— Я не знаю, почему он так поступал. Я спрашивала у него, но он не ответил так, чтобы это меня удовлетворило. У меня создалось впечатление, что это… что-то личное… а я не любитель лезть людям в душу.

— Вот именно. Ты воспринимаешь отношения с этой тварью, как дружеские, даже зовёшь его по имени, — посетовал Ларнико, — Ты всячески пытаешься создать у нас впечатление, что он хороший человек — может быть, бессознательно. Но это не так. Более того — это одно из самых чудовищных заблуждений в твоей жизни. Создатель хранил тебя от того, чтобы ты не оказалась в его руках на территории Низин.

— Вы можете верить или не верить, но его поступки говорят сами за себя, — сказала я, ощущая всё возрастающее напряжение, — Мне кажется, он всё-таки не заслуживает, чтобы его называли тварью и другими подобными словами. Я свидетель лишь одному — он всячески мне помогал, всё время нашего знакомства. Действительно бескорыстно. А пока я билась в истерике, пытаясь лететь, он ещё и проявил изрядное мужество — вообще-то для него оказаться в воздухе было полным шоком — он боится высоты и вначале даже не мог выглянуть за борт риннолёта, в отличие от меня…

— Санда, не стоит доверять этому типу лишь оттого, что он пару раз совершил что-то приемлемое. Ты же не знаешь, почему он так поступил? Ты сама это сказала, — вздохнул Лакиро, прерывая меня, — Предоставь его судьбу нам и живи. Думаю, нет сомнений — теперь мы можем дать тебе гражданство Горной Страны, так что у тебя вся жизнь впереди, и жизнь эта будет лишена страха перед КСН. У тебя будут друзья, дом, хорошее к тебе отношение и много интересных открытий…

Но я плохо воспринимала его слова. Меня заполнила ледяная наждачка.

— С какой тогда стати он спасал потенциальную жертву? — взвилась я, — Ладно, когда он нарушил присягу, вытягивая меня из камеры допросов да Райхха, где меня уже начали резать на кусочки, как летуна — это было его личное дело… Но когда стало ясно, что я — действительно не аллонга..? Почему он так поступал? Скажите мне, если вы понимаете, потому что я не понимаю вас..! Из каких таких подлых соображений он это делал, когда нам грозила только смерть от голода или холода — но не было никаких шансов, что мы спустимся вниз? А потом умолял улетать к Тени собачьей, а его бросать умирать на скалах? А потом швырял меня в бойру, а сам прыгал в пропасть..? Ему показалось, что в Мире всё не так просто, и он честно пытался выяснить правду…

Отец покачал головой.

— Санда, я не понимаю, почему ты не хочешь увидеть очевидного. Мы же все тут желаем тебе только блага, и что-то знаем про жизнь.

Я замотала головой.

— Но он не заслуживает такого отношения!!!

В наступившей тишине голос Ларнико прозвучал устало и тихо.

— Хорошо, я расскажу тебе, девочка, рядом с кем ты была… Потому что ты испытываешь серьёзные заблуждения, впрочем, надеюсь, это лишь от недостатка информации, а не от глупости. Карун да Лигарра — один из самых опасных, умных и жестоких следователей контрразведки. Тринадцать лет безупречного стажа. Абсолютный отличник выпуска, что подразумевает… достаточно беспринципный подход к жизни и большой талант к выбранной специальности. Десятки поощрений. Принимал участие в шести раскрытиях проникновений, из них четыре — начаты и проведены лично им. Все выявленные жестоко умерщвлены после опытов и допросов, проведённых с его участием — хотя должен всё-таки признать, что в третьем отделе его (из-за своеобразного «гуманизма», особенно по отношению к женщинам) считали чуть ли не универсальным «добрым следователем» — но это говорит лишь о том, каковы там все остальные — если бы я рассказал тебе о его обычных методах, тебя бы вырвало. Ещё как минимум тридцать человек, осужденных на дознание четвертого-пятого уровней по подозрению в сотрудничестве с Горной Страной, прошли только лично через его руки — естественно, все они были затем расстреляны. А сколько таких было всего, и скольких ещё человек он довёл до смерти, безумия или каторги, нам и по сей день неизвестно.

Я сидела, нахохлившись, и не сводила глаз с членов Совета.

Конечно же, я не имела об этом никакого понятия. Я избегала заглядывать за плечо да Лигарры, а он сам не пускал меня туда. Изо всех сил не пускал — я тому свидетель.

С другой стороны, я не только этого не видела, но даже более того, это совершенно не вязалось с моим ощущением от него. Я отлично знала, что он может поступать жестоко — но эта его жестокость была уж слишком… рассудочной, если вы понимаете, о чём я. Жестокостью по рассчёту (в отличие от его сдержанной, но никуда конкретно не адресованной внутренней ярости, причину которой я не понимала — но она, как невидимая топка печи, кидала блики пламени на все его слова и поступки). Он нередко поступал зло — но только если считал, что это будет маскимально полезным шагом. Во всём же остальном он скорее нарушал мои ожидания каких-нибудь ужасов. Он был совершенно адекватным и уравновешенным (я бы даже сказала — неприлично уравновешенным!) человеком. Наверное, это и было признаком профессионализма для офицера КСН — действовать эффективно, безжалостно и решительно в любой ситуации. И никогда не терять голову.

…Что невольно навело меня на мысль, что у них, офицеров, с врачами есть ещё много чего общего…

Зато теперь я отлично представляла, что бы случилось со мной, не подставься он в качестве моего контролёра и кинься он мне на помощь после похищения. Ко мне бы пришло всё то, что красочно живописал Мастер Ларнико — хотя, подозреваю, в чьём-то другом лице. Вот тогда бы меня действительно вырвало — но уже по делу…

И почему-то, по выражению поднятых на меня глаз отца, я догадалась, что он думал о том же самом. Только, в отличие от меня, отец не пытался оправдать да Лигарру. Он, как мне показалось, уловил причину, из-за которой, возможно, Карун так поступал со мной… Что-то такое, от чего я изо всех сил отворачивалась. А вот отца результаты его раздумий сильно обеспокоили и даже опечалили.

Это правда — я изо всех сил обеляла Каруна. Я это понимала. Обеляла — с таким же (если не большим!) слепым упорством, как он недавно оправдывал меня — в те два дня, пока мы брели по Барьерному. Впрочем, разве я не знала? Когда я сравнивала его и Руниду да Райхха — я что, не сознавала очевидного? Я разве хоть на миг сомневалась, как бы поступил Карун на месте Руниды? Что у него кулаки полегче? Ага, сейчас — хватка у да Лигарры была на порядок крепче. Или что Каруна тронули бы мои бабские вопли?! То есть, может быть, и тронули — только он бы всё равно окончил своё дело. Безупречно и по всем правилам. И потом грустно раскурил сигарету. Он же жалостливый, и гуманизм у него какой-то там своеобразный, оказывается, есть…

Но меня это не слишком-то волновало. Даже сейчас, вы можете в это поверить?! Мне по-прежнему казалось, что я должна и смогу защитить да Лигарру от ярости бризов. Да и то сказать — ведь я же ему пообещала! Более того, я сама себе это пообещала! — когда он отверг мой Долг жизни. Я не собиралась сдаваться, и от этого глаза отца словно затянуло пеленой. Он был слишком хорошим аналитиком… вот же Тень, а..?

Да уж. Мы с да Лигаррой, похоже, оба вели себя как придурки. И нам теперь никто не верит. Потому что люди в нашем положении так себя не ведут. Они тихонько друг друга мочат, и дело с концом. Но это совершенно неестественно, когда спецоперу Комитета двое суток гадает, по какой бы такой причине ему не убивать встречного бриза! А бриз прячется у него под боком. Если бы мне такое рассказали, я бы на смех подняла…

— И что вы собираетесь делать? — еле слышно проговорила я.

— Его будут судить, — коротко и сухо ответил Барро Жихаро.

— А что ему грозит по законам Адди? — тревожно спросила я.

Советник Ларнико пожал плечами.

— Конечно, вначале мы рассмотрим все обстоятельства твоей истории. Признаю, они несколько улучшают впечатление. Но ненамного — я продолжаю испытывать сомнения в чистоте его мотивов. Сейчас речь идёт о выборе между простым расстрелом — и казнью с предшествующим жёстким дознанием. Он многое знает — было бы глупо упустить такую возможность.

Я окаменела. В меня будто вытряхнули целый мешок льда… Нет! И это улучшение??!!

— Конечно, — продолжил за ним Лакиро Живой Ствол, — если мы учтём все смягчающие обстоятельства, решение Совета, вероятнее всего, склонится-таки к немедленной казни. К тому же, у меня, например, есть сомнения, удастся ли нам его сломать. Но коллеги моего пессимизма пока не разделяют, — он указал подбородком на главу Совета.

Неожиданно для себя я вскочила…

— Пожалуйста! — закричала я, — Не убивайте его..! не надо его пытать!!! — отец изумлённо глянул на меня, скрипнув зубами, я осеклась и с усилием перешла на деловой тон — ну, почти, — Вдруг он захочет сотрудничать..? — молила я, — ну, сам?! Ну не убил же он меня?! что-то же хорошее есть в этом человеке?! Его ещё можно переубедить!

— Деточка, такие люди, как спецоперу КСН, не сотрудничают. Они работают — или они мертвы, — в голосе Ларнико Лилового Света послышалось осуждение — ему приходилось втолковывать мне такие прописные истины!

У меня было ощущение, что я бьюсь головой о стенку. Но я не оставляла надежды хотя бы частично их переубедить. Собственные доводы казались мне достаточно серьёзными.

— Я могу хотя бы поговорить с ним? Это же неправильно — даже не дать человеку шанса… Разрешите мне увидеться с ним!

Лакиро покачал головой. Мне почудилось, что он почти готов со мной согласиться — но Ларнико Лиловый Свет его опередил.

— Нет, — отрезал Ларнико, — ни в коем случае. Я не позволяю тебе общаться с этим человеком. Ты наша по крови, но пока ты не целиком на нашей стороне.

Я осела на кресле. Вот-те на. Получай.

Я обиделась, а потом на секундочку задумалась. Что правда, то правда. Чью сторону я сейчас держала? Точнее — кто из окружавших меня людей был на моей стороне?!

До сих пор мне казалось, что я сохраняю нейтралитет, а принимающая сторона изо всех сил намеревается меня к себе адаптировать. И всё делает мне во благо. Но если вдуматься — а кому из окружавших меня людей я могла доверять? Отец? Я была уверена, что он желает мне добра, к тому же — это же всё-таки был человек, которому я безгранично доверяла в прошлом! Но сейчас-то он явно сохранял нейтралитет. Он на своей территории, и тут его непосредственное руководство. Самое что ни на есть главное — он даже не пытался им противоречить. Более того, он всячески доносил до меня мысль, что я валяю дурака. Про Совет и говорить было нечего. Я даже на миг не могла допустить, что они переживают о моём благе. У Совета свои, глобальные, цели, и ради этого они, как и положено власти, перешагнут через многие личные интересы — чужие и свои. Да и всё, что я ни говорю, тоже воспринимается ими, как юношеская глупость. Так и выходило — на грани абсурда, но правда — Карун был единственным человеком, на которого я могла сейчас с уверенностью положиться. В хорошем или в плохом смысле — но он был точкой опоры в окружившем меня Море неясностей. Более того, всякий раз, когда я начинала в нём сомневаться… выходило лучше.

Опустив плечи, я уставилась в пол.

— Законы Адди справедливы. Мы рассмотрим все обстоятельства и решим, — проговорил Ларнико, одарив «пессимиста» Лакиро осуждающим взглядом, — До тех же пор этот человек будет содержаться под стражей в башне милиции.

— Да, — прошептала я, — но, если можно, пусть ваше решение будет мягким.

Барро покачал головой. Советники-бризы переглянулись за моим плечом, будто над головой тихо помешанного, но на их деревянных физиономиях ничего не отразилось.

Они не воспринимают меня всерьёз. Юная девчонка, потерявшая мозги от слишком сильных переживаний. Вот кто я в их глазах. В лучшем случае. В худшем — человек, достойный временной изоляции — пока я не докажу, что лояльна к ним. А вот этого — изоляции — я никак не могла допустить…

— Санда Кун, тебе следует пока заняться своим образованием и адаптацией. До тех пор, пока это не будет закончено, ты не сможешь адекватно воспринимать здешние обычаи и мотивы. Уж поверь мне, они возникли не на пустом месте, и не из единой зловредности мы судим о вещах так строго, — покачал головой Лакиро.

Я кивнула. Это правда. Поскольку мне теперь некуда деваться, надо приживаться в этих местах. Всё, в конце концов, не так уж и худо. Тут отец, у меня уже есть пара знакомых, да и идея жить в Адди была вполне приятной сама по себе (как я уже говорила, мне здесь нравилось).

Одна лишь мысль отравляла моё сознание. Да Лигарра. Человек, которому я не раз была обязана жизнью — и, в итоге, всем этим. Как ни крути, именно он спровоцировал моё грандиозное открытие себя. Провёл меня за руку в небеса. И именно он дал мне шанс выжить, когда это случилось — так пугающе неожиданно для нас обоих…

Встав, советники один за другим прощались с отцом и начали расходиться. Я сидела неподвижно и не смИла поднять глаза. Я боялась, что в них, как всегда, всё написано…

Меня зовут Санда да Кун. А вовсе не так, как они сказали. Меня не волновало, что шайти-аллонга и сайти носят имена без приставок. Вначале они так устроили агентурную систему, что отец не смел удалить меня из Семьи — хотя ежу, наверное, было ясно, что я не аллонга! а уж какое досье, наверное, на странное дитя настрочили в КСН! — если Карун не на минуту не усомнился в моей благонадёжности, сливая мне секретные данные, и даже называл «стопроцентно провереннной девицей» — это он-то, комитетский параноик! Видимо, родная спецслужба беспрерывно пасла меня всю мою жизнь, ни на миг не оставляя без внимания, пока они не убедились, что я просто «ошибка природы», но не засланец Отродий — вот же жуть какая!!! Так вот, повторяю, Совет, по сути, спровоцировал такую ситуацию, когда отец не смог переселить меня в Адди, а был вынужден ростить из меня что-то вроде аллонга: он положил годы, насилуя меня математикой и долбя в меня аллонговские правила чести и долга. Я выучила их так, что они стали моей сутью — что можно, а чего нельзя, что прилично, а что нет, и всё о Пути Порядка, и теперь я не могла вообразить жизни вне всего этого — а меня даже лишали привычного имени?! Не дождутся.

Но всё пережитое за последний месяц сделало меня куда более сдержанной и осторожной. Я опасалась, что скажи я это имя вслух, я раскрою все фишки… Они не должны понять, что я не сдалась.

Адаптация? Что ж, идея хорошая. Мне и впрямь следовало многое узнать, если я хотела отстоять свои права. И хоть как-то защитить Каруна от их праведной мести всему Комитету (а что, хуже него там никого не было? у него, как минимум, были учителя и начальники, а над теми ещё большие начальники — у них что, Белая Земля за ушами лежала?! Ага, как бы не так…).

Они уже стояли в дверях, когда я глухо произнесла в пол:

— Я одна из вас, что бы вы не говорили. Но четыре дня назад, если бы мне дали пистолет и показали бриза, я бы поступила так же, как и он.

Вскинув голову, я увидела четыре пары прожигающих меня глаз. Они все замерли, и отец тоже.

В глазах Ларнико, Лакиро и прочих ничего не читалось, и всё-таки они оставались в неподвижности чуть дольше, чем было необходимо для выслушивания моей фразы. В конце концов, я ткнула Совет носом в очевидное. Человека нельзя судить за поступки, совершенные им в единственно для него доступном моральном и правовом поле! По крайнем мере — не так сурово. Да и то сказать — едва на горизонте появились факты, не укладывающиеся в это самое моральное поле никаким местом, что сделал палач и убийца да Лигарра? Он дал по тормозам. Мгновенно. До выяснения обстоятельств. Причём в условиях, когда, на самом-то деле, в чистоте его мотивов сомнений не было — он был слишком развален и вёл себя достаточно честно. То есть человек потенциально мог воспринять новое. Я не верила, что советники этого не заметили. Они вовсе не походили на фанатиков, нисколько (разве что этот старый хрыч Ларнико Лиловый Свет был немного самонадеян)! Но предвзятое отношение ко всему, что исходило из Низин (и хоть рядом лежало с Комитетом), заслоняло их глаза.

Я даже понимала, почему. Я очень даже хорошо это понимала.

И на самом деле фраза, которая горела на моём языке, была куда длиннее. Я могла бы им сказать, что если бы, паче чаяния, мы с Каруном не разбились и смогли вернуться домой — через пару недель я бы уже получала зарплату в третьем отделе. Что двое суток назад я была морально готова к этому и даже рассматривала это будущее, как притягательное, интересное и даже счастливое. Хотя бы потому, что для моей жизни это была какая-никакая смена обстановки. Не факт, конечно, что всё это хорошо бы для меня закончилось. Но ясный и непреложный факт — я была на волосок от того, чтобы граница между мной (почти своей в Горной Стране) и офицером контрразведки да Лигаррой стёрлась.

Но я всего этого не сказала вслух. Произнеся этот обезоруживающий монолог, я бы, конечно, блеснула красноречием и остроумием. Но такими вещами хорошо козырять, если ты сам — образец надежности и порядка. А так было очень вероятно, что в итоге я обезоружу сама себя. Мне вообще перестанут доверять. Уж пусть думают, что я смирились.

Тень. Как же часто в жизни мне приходилось так поступать… И за что я так прицепилась к да Лигарре? — может за то лишь, что он запросто позволял мне рычать вслух (а не про себя) и делать то, что я захочу. Это было мудрее. Он сразу понял, что на деле мне не хватит ни силы, ни храбрости даже чтоб муху оглушить. Что мне самой нужна защита, беспрерывно, круглосуточно, а бить слабых — не слишком-то достойно. А какой смысл пакостить и давить, если ты по-настоящему сильный и мудрый человек? Ничего не нужно доказывать. Никому и себе в первую очередь. Ты просто делаешь своё дело. А всякие глупые санды, оказывающиеся на пути, могут даже хамить без всякого страха — это не те вещи, на которые стСит отвечать злом. Он же понял — потому и прощал. Не со зла же я ему хамила. По глупости, и, может быть, для привычной самозащиты. А потому, наверное, абсурдно, но он оказался чуть ли не единственным человеком в моей жизни, на которого я ни разу серьёзно на обиделась. Который ни разу не сделал мне ничего плохого. Странно, такая жуткая личность. Странно — но закономерно…