Глава вторая

Я не знаю, когда увидела его впервые - мне казалось, он был всегда. Кристоф напоминал призрака – он им и был. С ранних лет этот человек стал для меня кошмаром, и если других детей в детстве пугают ведьмами или какими-то злодеями, то для мены достаточно было произнести его имя – и я начинала плакать. Точнее сначала плакала, но со временем поняла, что никому нет до моих слез никакого дела.

Очень часто мне казалось, что все меня ненавидят. На меня кричал отец, на меня постоянно кричала мать, а дядя, такой любимый для Наташи и Павла – просто не замечал. Однажды я попыталась пожаловаться на боль, которую испытывала при появление Кристофа – меня наказали за мой плач… в сущности, за плач маленькой девочки, которая просто-напросто боялась боли. И только к Татьяне я испытывала что-то похожее на благодарность за ее приятные улыбки.

Кристоф приходил к нам два раза в год, и все его как будто не замечали. Никто, ни отец, ни прислуга, и только Павел с Наташей проявляли любопытство и пробовали с ним заговорить, что было чудом, ведь этот незнакомец их очень пугал. И вот за это любопытство их наказывали почти так же сильно, как меня за любую мою оплошность.

Мы с ним почти не разговаривали. Он оставался со мной наедине, подходил близко-близко, а потом я впадала в какой-то транс, который, впрочем, пугал не хуже боли. Мне казалось, что однажды я не проснусь.

Но я просыпалась, и его в это время никогда не было рядом, а у меня на шее или руке виднелись маленькие темные точки, которые я тщательно маскировала всевозможными митенками и шарфами.

** ** **

Помню, в день своего пятнадцатилетия мне устроили праздник. Мы праздновали и веселились, а мои родители с братом и сестрой – как всегда бывает в таких случаях – ушли в гости и оставили меня и моих друзей в одиночестве. В то время я уже научилась ненавидеть и была рада их отсутствию. И – как можно было догадаться – пришел он.

Я умоляла его прийти на следующий день, не портить мне праздник, которого так ждала. Я умоляла и горько плакала, почти падая к ногам. Наверное, я умоляла не только об его уходе в тот день – я умоляла его не приходить никогда, оставить мою и без того несладкую жизнь в покое. В тот день я, кажется, впервые услышала его голос, который ответил:

- Это невозможно.

Вот так просто и бистро, он сломал во мне признаки детства, и я покорно пошла следом за ним, ничего не объясняя подругам, восхищенным красотою гостя, ни прислуге, которая привыкла к жесткому лицу Кристофа и ужасу на моем лице.

- Почему ты позволяешь ему так со мной поступать? – спрашивала я у матери на следующее утро, толком не понимая, что же такого делает Кристоф, но чувствуя, что после этих встреч я будто умираю изнутри.

- Это не твое дело! – отвечала моя ласковая мать, которая за всю жизнь мне ни разу даже ни улыбнулась.

- Не мое?! Нет, мамочка, это мое дело, поскольку мои проблемы больше некому решать! Тебе на меня плевать, и отцу плевать, вы как будто желаете меня не замечать. Но я есть! Поймите же, я хочу…

Я не знала, что нужно говорить. Как объяснить самому близкому человеку, что я могу ее возненавидеть? У меня была паника, я была еще очень слаба после вчерашнего прихода Кристофа, и моя психика не выдерживала такого перенапряжения. Я упала на пол, плача даже горче, чем вчера. В какой-то миг мне показалось, что мать возносит ко мне руки, но она просто вышла, оставляя мое сотрясающееся от боли тело в одиночестве. Как я могла знать, что она замкнется в ближайшей комнате и там, терзаемая моими рыданиями, впадет в обморок.

Проходило время, я росла, расцветая, как расцветает нежный с виду цветок. Отсутствие внимание со стороны близких привело к тому, что я приходила домой только под утро, много пила и курила. В семнадцать лет я впервые познала близость и, скажу честно, это было худшее, что могло со мной случиться. Но даже тогда я знала, худшее – это Кристоф. А еще мне все время казалось, что за мной наблюдают. Со временем у меня появиться возможность в этом убедится.

Тот день должен был стать одним из самих счастливых и незабываемых в моей жизни. Я заканчивала школу, и мой парень хотел провести ночь после выпускного вместе со мной.

Подруги мне завидовали – считали современной, хотя глубоко в душе – я допускаю – призирали за развязное поведение.

Я весь вечер ждала, что появятся мои родители. Хоть на минуту, хоть одна улыбка – на это у меня было право. Я разглядывала обширный зал роскошного лицея, и не понимала – или понимала слишком хорошо – почему мне так горько.

- Ждешь сегодняшнего вечера? – прошептали мне на ухо.

Это был Валера – мой парень. Он положил руку мне на плечо, но я этого не почувствовала, поскольку привыкла к подобным объятиям. Он шептал мне на ухо разные пошлости, но я продолжала оглядывать зал, ожидая увидеть знакомое лицо. И я его увидела.

В дальнем углу, скрытый от посторонних взглядов, находился Кристоф. Я увидела его лицо, и страх расползся по каждой клеточке тела. Я почему-то только сейчас услышала все те, что мне шептал Валера, в то время как глазами продолжала сверлить моего мучителя. Он – наверное, впервые, - улыбнулся, и мне показалось, что он слышал все то, что мне шептал на ухо незадачливый ухажер. Я, чуть ли не впервые застеснявшись, обернулась и скинула с плеча руку парня.

- Ей, ты что?

- Ничего, - буркнула я. – Голова болит.

- О, я знаю чудесное средство от головной боли, - сказал непонятливый парень, принимая все за игру.

- Я тоже знаю – поспать хорошенько, и желательно в одиночестве.

Он хмыкнула. Ему это средство не понравилось.

Я набрала номер матери и спросила, где она. Сонный голос ответил, что у Наташи сегодня праздник – мужа повисели, и они всей семьей празднуют.

- А кто я? – спросил мой усталый голос. – Ты бы не заметила, если б я исчезла.

Я положила трубку, не успев услышать голос отца, который сидел в стороне и все слышал. И он смог уловить в моем голосе то, что запрещено в таком раннем возрасте – что запрещено всегда.

Забыв про сумочку и не обращая внимания на косые взгляды, я выбежала на улицу и побежала по дороге. В мае почти всегда тепло, и мне не было холодно, хотя я и была одета в легкое шелковое платье.

- Постой! – услышала голос. Это был Валера. – Снегова, постой.

Он подошел ближе, протягивая мою сумку. Я лишь горько улыбнулась. Не знаю, что на меня нашло, но я захотела его поцеловать. Несколько шагов, и вот уже наши губы слились. И снова у меня глупое чувство, что за нами наблюдают.

Я оттолкнула парня от себя, и услышала поток ругательств, направленных в неизвестную сторону.

- Не хочу! – воспротивилась я, но он лишь сильнее обнял меня за талию. Я как-то некстати подумала, что со стороны это смориться так романтично – высокий парень в костюме и рядом девушка в нежно-розовом платье. Вокруг темнота, и они целуются, забывая обо всем.

- Я сказала, нет! – Твердо оттолкнув Валеру, я кинулась бежать. Сначала он пробовал меня догнать, но когда устал, я услышала горькие слова:

- Все равно ты подстилка! Шлюха, вот ты кто!

Эти слова еще больше разогнали во мне скорость. Я села в машину и поехала в сторону леса, где мы так часто бывали на пикниках. Прошел всего месяц, как мне исполнилось восемнадцать, и я водила машину еще не очень хорошо, тем не мене в тот раз я ехала быстро. Чудо, что не попала в аварию.

Мне долгое время пришлось идти пешком, но со временем я таки добралась до своего любимого места. Только тогда я дала волю своим слезам, ненавидя себя за панику, за отчаяние, и за то состояние, в котором оказалась.

- Что же меня ждет!? – спрашивала себя, но говорила громко, выговаривая каждую букву. Меня всю трясло и в голове кружилось. – Кто виноват, что я стала такой?! Почему я с рождения существую подобно привидению – все есть, но не могу к этому прикоснуться. Ведь я не слепая!

А вслед за яростью пришло и долгожданное спокойствие. Я вспомнила о Кристофе, и о тех чувствах, которые он во мне пробуждал. Я представила, что мне всю жизнь продеться заходить в комнату, впадать в непонятный сон, а потом несколько дней мучится от непонятных болей.

Не смогу, - прозвучало в голове. А неподалеку такая темная и страшная река… и болото, и лягушки, и успокоение.

Говорят, утонувшая молодая девушка превращается в лесную нимфу. Она становиться обитательницей леса и может не волноваться о человеческой судьбе – пустой и бессмысленной. Разве есть в этом миро что-нибудь важнее спокойствия?

Я напевала непонятную мелодию о северных ветрах, ступая сначала в липкое болото, чтоб потом добраться до воды, и была абсолютно спокойна…

- Даже не думай об этом.

Этот резкий голос мог принадлежать только одному человеку, но я никак не ожидала услышать его сейчас, ночью, когда уже попрощалась с жизнью.

- Скажи мне, кто ты, и я вернусь, - довольно быстро сообразила я. – Тебе даже не придется портить дорогую обувь.

- Почему ты так уверена, что я захочу тебя спасать?

Я задумалась, а потом, осторожно подбирая слова, начала говорить:

- Ты был моим кошмаром на протяжение восемнадцати лет. Ты не предупреждал, когда придешь, и я все время пребывала в состояние ожидания, а когда таки приходил, то испытывала ужас. – Я сделала паузу, понимая, что хочу ему все это сказать, и заговорила смелее:

- Когда я тебя вижу, мне становиться страшно. И мне не хочется прожить всю жизнь, ожидая прихода человека, про которого ничего не знаю, но которому позволено в любое время заходить ко мне в дом, в комнату… и…

Все это время я делала мелкие шажки, в то время как он продолжал стоять на месте. Я видела его нерушимый высокий профиль, и даже успокоилась – теперь меня никто не сможет догнать. А скоро и обрыв.

- Тогда сделай это, - прозвучал его спокойный голос. – Поскольку я не должен тебя спасать, тогда прыгай. Возможно, так будет лучше.

И я почти прыгнула…