"Плата за предательство" - читать интересную книгу автора (Багирова Марина)

Наверное, жизнь в страхе - это уже не жизнь… так было раньше, но не сейчас, когда страх не отступает ни на минуту. Я боюсь просыпаться, поскольку постоянно слышу шорохи, крики и мольбу. Я боюсь засыпать, ведь именно в это время становлюсь беззащитной. Я всегда боюсь…

Но я живу. Я живу в страхе больше двух лет… хотя нет, я так живу всю жизнь. И постоянно боюсь увидеть лицо, которого так боюсь? И снова это слово – страх… 

Глава вторая


Страхи, если о них напоминать, усиливаться. Так случилось и со мной после нелепой встречи с вампиром. В тот вечер я долго себя убеждала, что все пройдет без последствий, но последствия есть всегда, особенно в моем случае.

… Несомненный плюс маленьких городов – это тишина. И если в нем что-то случается – об этом узнают все… без исключения…

Прошло около месяца из дня того инцидента, и мое сердце успокоилось. Я продолжала ходить на работу, а вечерами садилась у окна и наблюдала за звездами; я читала свои книги и постоянно ходила в библиотеку. Моя скучная жизнь снова стала уютной и тихой… я была в этом уверена.

Дорога к моему дому всегда пролегала через небольшой парк, посредине которого находилась гордость всего города – небольшой фонтанчик, украшенный лампочками. Они всегда были очень яркими и всегда, особенно летом, служили пристанищем комаров. Но если отойти от фонтана на несколько метров, ты погружаешься во мрак, и это еще более странно на фоне огней фонтана.

Еще не дойдя к огням, я увидела тень, метавшуюся около воды. На минуту я замерла, но потом таки решилась идти вперед, а когда оказалась вблизи, поняла, что это была не тень, а всего-навсего пальто, повешенное на фонтан и от этого очень мокрое.

Я могла бы пройти мимо, но любопытство победило, и я начала приглядываться к добротной, хоть и мокрой ткани. Наверное, я стала очень бледной или красной, но ведь тяжело быть красивым, когда тебе страшно?

Я узнала это пальто. Я видела его много раз, и эти воспоминания не очень приятны. Это пальто принадлежит Кристофу и только эму, ведь эго одежда была сшита на заказ, а эта темно-синяя ткань казалась одним из его атрибутов.

Я огляделась вокруг, и мне показалось, что за мной наблюдают. Я чувствовала, когда за мной наблюдают, но, видимо, за два года забыла, как это неприятно.

- Кристоф! Отзовись, не смей прятаться!

Но парк продолжал молчать, скрывая в темноте незнакомую фигуру, которая, наверное, дышит злобой.

Я забыла обо всем, о чем только можно забыть. Я сняла обувь и за десять минут пешком добежала до дома, хотя раньше на это уходило как минимум пол часа. Я знала, что мне надо искать, поэтому сразу побежала на второй этаж, где в тайнике держала все деньги и отдельный флакон маскировочный духов, треть из которых перелила в баночку поменьше и всегда носила с собой.

Все исчезло. В тайнике не осталось ни денег, ни духов, пропал даже дневник.

- Только не это…

Правда в том, что на последних ста страницах я сама делала очень много записей, и мне было больно даже думать о том, что он мог это прочесть. Я не знаю, зачем начала заполнять чужой дневник, просто в какой-то момент захотелось разделить свою боль с тем, кто в этом виноват.

- Нет… нет… невозможно.

Я понимала, что это бесполезно, но все же начала вытаскивать из-под кровати небольшой чемодан и собирать туда первые подвернувшиеся по руку вещи. Я вновь бросала обжитый дом, где даже деревянная чашка и окно стали столь знакомыми и необходимыми.

Я попыталась стащить чемодан на первый этаж, но на одной из ступенек он просто скатился вниз и мои вещи разлетелись в разные стороны. Трясущимися руками я начала все это собирать, но со временем поняла, что подобное занятие бесполезно – он меня нашел и теперь мне не убежать.

Глупая, я сама написала записку, в которой говориться, что если Кристоф меня найдет – значит, такова судьба. Глупая, я верила, что убегаю навсегда.

- Это бесполезно.

Я поднялась на второй этаж и села на край кровати. Вот пусть и убьет – я очень устала от этой игры в прядки. Если захочет – пусть убьет, а если нет – мне хватит сил самой попрощаться с жизнью – на этот раз хватит.

На мне сказалось перенапряжение, и я уснула в считанные секунды, и еще никогда мой сон не был столь сладок.


** ** **


- Зачем ты убежала, глупая?

Я знаю, что этот голос – не мираж. Я просыпаюсь, с каждым вздохом становясь все более напряженной. Я знаю, что на этот раз это не кошмар – он действительно меня нашел.

- Затем, чтоб быть свободной.

Я боюсь открыть глаза, ведь уже давно поняла – ласковый голос может быть обманчивым.

- Зачем тебе свобода без любви? – спрашивают меня.

- Любовь – это свобода.

Слишком нежная рука гладит меня по волосам, будто я маленький ребенок, боявшийся грозы. Нежным движением кто-то касается моих век, умоляя посмотреть на него.

- Значит, ты свободна, - сделали заключение.

- Значит, я нелюбима.

Я открываю глаза и вижу лицо, которое за два года так и не забыла. Да, сейчас он кажется столь нежным и прекрасным, что непонятно, как я могла два года от него прятаться, как могла бояться? Как могла считать чудовищем?

Будто чувствуя мои мысли, он становиться серьезным; исчезает легкая улыбка, впервые мною увиденная.

Я лежу на маленькой тесной кровати, похожей на детскую, и его лицо столь близко, что мы соприкоснемся от наименьшего движения. Рука обнимает за талию, но делает это так нежно, будто я фарфоровая.

- Ты уйдешь?

- Никогда. И тебе не позволю.

- Но ведь это не мой выбор.

- Ты написала, что если я тебя найду – у тебя не будет выбора.

- Я молилась о том, что вы меня никогда не найдете.

Мне почему-то совсем не страшно. Точнее, страх есть, но он пока еще очень глубоко и не способен влиять на решения. Я встаю с кровати и отхожу в сторону, чтоб, в конце-концов убедиться в том, что все это правда.

- Почему ты так добр? Почему не бросаешь меня о стенку, почему не грозишься кости переломать?

Он встает с кровати, и я инстинктивно дергаюсь в сторону. Он это видит и замедляет все своим движения, чтоб у моня возникло нереальное чувство полного контроля над ситуацией.

- Если я тебя брошу об стену – нет смысла потом грозиться кости переломать, будет поздно. А вот насчет доброты… еще месяц назад, разыщи я тебя, тебе бы пришлось очень несладко, но есть некоторые обстоятельства, которые заставили меня пересмотреть свое поведение.

Но мне плевать, что он будет говорить. Хоть я и понимаю, что все бессмысленно, во мне тлеет надежда о свободе. Я отхожу к двери и, как мне кажется, быстро выбегаю из комнаты, при этом не забывая щелкнуть замком. Я уверена, что этого времени мне хватит, чтоб использовать духи и потерять свой запах.

- Не подействует.

Кристоф преграждает мне путь, за долю секунды оказываясь в сантиметре от меня. Я вырываюсь, и он молча берет меня на руки и несет в мою комнату, и только там ставит на ноги.

- Да, Диана, ты и вправду все просчитала. Но ты забыла об одном: твой запах исчезает только через двадцать-тридцать минут после использования гнусной настойки, и когда ты убегаешь от вампира, не советую об этом забывать.

Он говорит так спокойно, что я буквально разрываюсь от злости.

- Оставь меня в покое! Оставь! Я тоже хочу жить, я не виновата, что мои родители оказались настолько глупы и продали меня вам! Хочу жить! Хочу…

- И будешь!!!

Я потрясенно замолкаю. Истерика вмиг прекращается, и вот я уже круглыми глазами смотрю на Кристофа, который, по-моему, и сам не ожидал от себя подобной вспышки.

- Вот и хорошо. А теперь, Диана, ты выслушаешь меня, и только потом будешь делать выводы, - вновь спокойно произносит он.

- Поздно мне делать выводы.

- Вот тут ты ошибаешься. Тебе их делать рано.

- А что, если я не захочу тебя слушать?

- Тогда все будет так, как хочу я.


** ** **


Я ставлю на плиту самый обычный чайник, какими не пользуются вот уже тридцать лет. Он начинает медленно свистеть, и я достаю кухонную перчатку, чтоб разлить кипяток по чашкам.

Кристоф, видя мои страдания, берет чайник в руки и без любого ущерба наливает кипяток в большие деревянные чашки. Когда он ставит чайник на плиту, я вижу небольшие вмятины на поверхности.

- В случае непослушания, ждать того же самого? – указываю на испорченный чайник

Я понимаю, что не надо было этого говорить в момент перемирья, но противные слова уже сорвались с моего языка. Он долго на меня смотрит снизу вверх (в тот момент он сидел на кресле, а я стояла) а потом говорит:

- Нет, Диана, тебя ждет худшее.

Я замираю. Вот, во мне уже просыпается знакомый страх.

- Как ты можешь мне такое говорить? В лицо?

Он пожимает плечами.

- Ты знаешь, какой я на самом деле, что я могу, а чего – нет. Нет смысла притворяться, что это не так, поэтому с тобой я максимально откровенен.

- И от меня ты требуешь того же?

- Сейчас я попытаюсь ничего не требовать, я только попрошу тебя помолчать. Садись, пей свой противный чай и слушай.

- Чай не противный, - отвечаю грубо. – И по составу очень похож на тот, который пили в вашем доме. Я была слугой, мне лучше знать.

Кристоф внимательно на меня смотрит, будто читая, и я закрываю лицо чашкой.

- Диана, а что будет, если я предложу тебе быть хозяйкой этого дома? Моего дома?

Я аккуратно кладу чашку на стол, и лишь потом решаюсь посмотреть на молодого вампира. Он кажется серьезным и совсем не опасным – таким, каким может выгладить в мечтах каждой девушки прекрасный принц.

- Прости? У меня от перенапряжения слух ухудшился?

- Я говорю абсолютно серьезно. Послушай, тебе ведь известно, что для твоего поиска задействовали большое количество людей, и, рано или поздно, я бы тебя нашел. Сейчас же у тебя будет выбор.

- И в чем же он заключается?

Кристоф долго молчит. Не знай я его, решила бы, что это человеческое сомнение, но ведь он – не человек.

- Ты читала мой дневник и, насколько я понимаю, поняла, в какую глупую ситуацию я попал. Так вот, мне для полного счастья не хватает только одного – тебя. А я не привык в чем-то себе отказывать.

- Ах, ну да, как я могла забыть…

- Нет, Диана, теперь все серьезно. Я предлагаю тебе сделку: ты будешь жить со мной на протяжении трех лет, а по истечению срока сможешь уйти.

- И ты позволишь? – спрашиваю сразу, и у меня почему-то не возникает других вопросов.

- Через три года – да, но если ты нарушишь одно из правил – считай, что сделка нарушена.

- И какие у нас правила? А, и самое главное, что мне грозить за их нарушение?

Кристоф посмотрел на большую чашку, будто там не чай, а всевозможная зараза. Он, кажется, не видел осколков страха в моих глазах.

- Я запрещаю тебе предавать меня. Если ты будешь со мной все эти три года, я запрещаю тебе предавать… только со мной и только рядом. Если ты захочешь выйти из дома, ты должна спрашивать у меня разрешения, к тому же я буду выдавать тебе каждый месяц некоторую суму денег, лимит которых ты не должна превышать. И один из последних пунктов: никто не должен знать о нашей сделке. Ты будешь присутствовать со мной на многих встречах, и поверь, даже неправильный пульс выдаст тебя.

Я прислоняюсь к стене и пытаюсь всмотреться ему в глаза. Я не знаю, что хотела увидеть в этих глазах - стыд? самоуверенность? – но его серьезность казалось совсем не к месту.

- На что ты надеешься? Зачем тебе это чертово время?

- Одно из двух, - отвечает сразу, - либо на то, что через три года ты изменишь свое мнение, либо что от частого просмотра станешь неинтересна… но это будет потом. Сейчас просто дай мне овеет, и я смогу забрать тебя из этой дыры.

- Но это не выбор. Ты поставил перед фактом, лишь только с некоторыми изменениями.

- Ошибаешься, девчонка, я пошел на очень большой компромисс, ты даже не догадываешься, насколько большой.

Он протягивает мне свою руку, а я смотру на него как на прокаженного. В глазах вопрос, на который должна ответить.

- Три года – это такая малость, - отвечаю и кладу свою ладонь поверх эго. Он улыбается.