"Хозяин Стаи" - читать интересную книгу автора (Сергеева Ольга)

Глава 2. Свободна

На сборы ушло меньше получаса. Никто не торопил ее и не выгонял. Она сама больше не могла находиться здесь, словно все восемь лет рабства вдруг свернулись в тугую пружину и распрямились, не давая ей больше оставаться на месте. Она должна уйти из цирка. Сегодня. Сейчас. Просто потому, что она свободна из него уйти! Ни разу за все три года, проведенные в цирке, она не испытывала такого острого всепоглощающего желания. Может быть, потому, что просто не позволяла себе задуматься?

Оказалось, что собирать особо и нечего. Какое имущество может быть у рабыни? Она переоделась, сменив костюм для выступлений на обычное платье из легкого шелка. Еще одну смену одежды завязала в узелок. Вот, пожалуй, и все. Доспехи придется оставить — они не принадлежат ей. Также как и леопардовый плащ. Но Зан не жалела. Если честно, она сейчас все, что угодно оставила, лишь бы уйти отсюда прямо сейчас, больше не задерживаясь! Хорошо, что норлу не придется бросать. Бойцы такого уровня, как Зан, за каждый выигранный бой получали немного денег — часть от ставок, делавшихся на них. Сумма, конечно, смешная. Но от боя к бою, если не тратить, скопить можно было достаточно. Именно на такие деньги она в свое время и приобрела свое оружие — прекрасную тонкую норлу. Зан привычным движением закинула ножны за спину, застегнув ремни на груди. Рукояти клинков, казавшиеся из-за плеч, конечно, не слишком-то сочетались с платьем. Зато с ними сочетался Кор, уже взобравшийся ей на руки. Он тоже больше не хотел ждать.

Зан оглядела свою комнату глубоко под трибунами годрумского цирка, в которой провела последние три года, равнодушно скользнула взглядом по куче вещей, оставленных ею валяться на полу, и закрыла за собой дверь. Ей еще нужно зайти к Али-Хазиру — он должен снять с нее ошейник.

От ее бывшей комнаты до покоев старшего надсмотрщика идти было не так уж далеко, особенно если разбираться во всех хитросплетениях коридоров годрумского цирка. А их Зан за прошедшие годы успела выучить наизусть. Она и собиралась дойти за каких-нибудь пару минут. Она просто не учла, что весть о ее освобождении уже успела прогреметь по всему цирку. И чуть ли не каждый из рабов, который считал себя ее знакомым, теперь спешил подойти к ней, поздравить, прикоснуться, словно она была каким-то талисманом! Зан и в обычные-то дни не была особо общительной, а уж сегодня!.. Она чувствовала, как надетая на лицо улыбка медленно превращается в оскал, а руки сами собой тянутся к клинкам, висящим за спиной. Эти люди тратят ее время! Как они смеют, ведь ей осталось только уйти!

Кор выглянул из-под ее волос, длинные оскаленные клыки угрожающе клацнули в тефахе от лица очередного приблизившегося раба. Тот отшатнулся назад, чуть не налетев на стену, а Зан поспешила пройти мимо, пока кто-нибудь еще ее не перехватил. Она прикоснулась рукой к пушистой кисточке на конце длинного хвоста:

«Молодец, звереныш! Отлично справляешься!»

Кабинет старшего надсмотрщика располагался уже над поверхностью земли, на первом этаже цирка. И чтобы добраться до него, Зан пришлось подняться по небольшой лестнице. Она, не стучась, распахнула дверь и вошла. Али-Хазир ждал ее, стоя у окна, выходившего куда-то на прибрежные скалы. Впрочем, самого моря отсюда видно не было, и слышно тоже, только ветер доносил едва заметный солоноватый запах. Зан прошла в центр комнаты, положила на стол свой узелок с вещами, на него посадила Кора, не без труда выпутав его из волос. Али-Хазир, молча наблюдавший за ее действиями, усмехнулся. Он все прекрасно понял: она сделала все, чтобы ему было удобно снять с нее ошейник. И ей не надо было ничего говорить — нетерпение, сиявшее в ее темно-серых глазах, было уже достаточно красноречивым. Что ж, она права.

Старший надсмотрщик достал из специального кошеля на поясе ключ и, приблизившись к девушке, отпер замочек на ее ошейнике. Он постарался не прикоснуться к ней, но Зан все равно вздрогнула, словно едва слышный щелчок причинил ей боль. Широкая золотая полоска распалась в руках мужчины на две полукруглые половинки. Он протянул их ей:

— Возьми.

Зан машинально приняла кольцо гладкого светло-желтого металла и только потом посмотрела на то, что держала в руках.

— Зачем? Разве это принадлежит мне?

Ала-Хазир неопределенно покачал головой:

— Хозяева цирка подарили его своей рабыне в знак особого расположения. Я думаю, ты вполне имеешь право его себе оставить.

Зан в недоумении приподняла тонкую серебристо-светлую бровь.

— Я правильно поняла: твоя бывшая, а теперь освобожденная рабыня пришла к тебе, чтобы ты снял с нее ошейник, а ты предлагаешь ей его оставить? — ее губы как-то странно кривились, словно не могли решить, стоит ли им усмехнуться.

— Я просто хочу, чтобы ты подумала, как ты собираешься жить дальше! — прикрикнул на нее Али-Хазир. Хотя, если уж его крик ее и раньше никогда не впечатлял… — У тебя ведь совсем нет денег!

— Это не деньги, — Зан задумчиво покачивала на пальцах раскрытое кольцо ошейника.

— Это золото. Его можно продать на переплавку. На первое время тебе хватит.

— Это не деньги, — повторила девчонка. — Не деньги для меня, Али-Хазир. И ты это знаешь, — она вдруг осторожно, словно еще не смогла поверить до конца, прикоснулась кончиками пальцев к своей шее, к тому месту, где еще совсем недавно был золотой ошейник. Нащупала тонкую ниточку шрама, почти незаметную.

— У тебя кожа здесь немного светлее, — Али-Хазир заметил ее жест.

— Какое-то время все будут знать, что перед ними бывшая рабыня, — кивнула Зан.

— Это ненадолго, — Али-Хазир вздохнул, возвращая себе деловой тон, и провел рукой по лицу, по гладко зачесанным и заплетенным в косу серо-седым волосам. — К тому же я дам тебе специальные бумаги, подтверждающие твою свободу, — он прошел мимо Зан, и обогнув стол, уселся за него. — Я их уже подготовил. Я только… — он на мгновение запнулся, словно подыскивая слова. — Я хотел спросить у тебя, какое имя мне туда записать?

— Зан Звон Стали, — она недоуменно пожала плечами. Точнее, постаралась пожать недоуменно. На самом деле она явно ждала этого вопроса. И ответ на него уже знала. А от этого Али-Хазиру отнюдь не становилось легче. Он бросил назад на стол перо, которое уже успел взять.

— Это не имя! Это прозвище, которое я тебе придумал!

Еще более недоуменное пожатие плечами.

— Меня устраивает.

— Но у тебя ведь есть настоящее имя? — Али-Хазир задумчиво смотрел на нее. Кажется, он действительно перестал понимать, что происходит с его рабыней. С его бывшей рабыней. — Я помню, ты называла его. Занила.

Она вскинула руку к губам, словно просила его замолчать.

— Но почему?! — старший надсмотрщик уже не скрывал, что ничего не понимает.

— Оно больше не принадлежит мне. Или я — ему.

Они смотрели друг на друга, пристально, словно испытывая волю. И взгляд темно-серых глаз даже не думал опускаться. В нем не было ни страха, ни сомнения, только спокойная, какая-то равнодушная уверенность. Али-Хазир подобрал перо, развернул сворачивающийся в трубочку пергамент и, придерживая его край одной рукой, вписал на положенное место имя бывшей рабыни.

Спокойствие в темно-серых глазах дрогнуло, раскалываясь, словно корочка тонкого льда. Она протянула руку. Али-Хазир неторопливо подул на пергамент, словно ожидая, пока чернила высохнут, и посмотрел на свою бывшую рабыню.

— Скажи мне все-таки, чем ты собираешься заниматься?

Кор, по-прежнему сидевший на столе, весьма заинтересованно посматривал на покачивающийся в руке пергамент. Но старшего надсмотрщика было не так-то просто застать врасплох. Зан опустила руку.

— Не знаю. Я еще не решила.

— Ты можешь остаться здесь. Хозяева цирка поручили мне предложить: ты можешь снова продать себя. Они предлагают сотню золотых!

— И зачем мне тогда будет нужна сотня золотых? — недоверчиво переспросила Зан, не решив, стоит ли вообще воспринимать эти слова серьезно.

— Даже рабам есть, на что потратить золото, если оно у них появляется! — взвился Али-Хазир.

— Я не спрашиваю тебя про других рабов! — вместо того, чтобы испугаться Зан тоже повысила голос. — Я спрашивала: зачем мне сотня золотых?!

— Не хочешь снова становиться рабыней — прекрасно! — Али-Хазир не собирался давать ответа на вопросы, которые в этом не нуждались. — Давай тогда просто подпишем договор, как свободный со свободным: ты будешь драться на арене, как делала это раньше, и получать за это деньги. Много денег! Я бы мог, конечно, предложить тебе стать учителем. Но учитель из тебя не получится — ты и сама знаешь. А дерешься ты как никто другой!..

Она смеялась. Али-Хазир резко замолчал, словно натолкнувшись на стену этого смеха. Зан хохотала, больше не слушая его слов. И Кор, жуткий звереныш, скалил да ряда своих длинных бритвенно острых зубов, словно ему тоже было весело.

— Темные Боги, Али-Хазир, просто дай мне уйти! — Зан закусила губу, заставив себя остановиться, и вновь протянула руку. — Прощай, Али-Хазир. Мне действительно пора. Ты ведь и сам знаешь, что я не соглашусь остаться.

Старший надсмотрщик вложил свиток в ее руку. Тонкие пальцы сомкнулись на мягком пергаменте. Но Али-Хазир не выпустил своего конца.

— Я знал, что ты не согласишься остаться, — повторил он, кивнув головой, словно подтверждая свои мысли. — Но еще я знаю, что у тебя нет денег даже на то, чтобы сесть на корабль в порту! И в Годруме тебе тоже нечего делать.

— Я умею сражаться. Ты хорошо научил меня!

— Вот именно, — Али-Хазир наконец-то отпустил свой конец свитка, и Зан поспешно перехватила его, развернула и принялась изучать, словно не доверяла старшему надсмотрщику годрумского цирка. Али-Хазир полюбовался на это зрелище: нечасто увидишь рабыню, пусть и бывшую, умеющую читать. Нечасто увидишь рабыню для утех вне стен какого-нибудь богатого дома. — У меня есть один старый знакомый, — заговорил он, когда Зан, налюбовавшись пергаментом, аккуратно убрала его в свой узелок. — Его зовут Зуру. Он служит управляющим в доме одного богатого господина, который не держит рабов. Не доверяет им, особенно если дело касается охраны. Скажешь Зуру, что ты от меня, и может быть, он возьмет тебя на работу. Это поместье на северной окраине Годрума, на берегу залива, который называют Скоба.

— Что это за имя такое Зуру? Он не годрумец? — спросила Зан, которая за три года, проведенных в полисе успела привыкнуть к двойным именам местных жителей.

— Он не годрумец. И это не имя. Так ты знаешь, где это?

Зан кивнула.

— Ты пойдешь туда?

Зан пожала плечами.

Старший надсмотрщик грязно выругался.

— Ты не хочешь остаться здесь! Ты не собираешься наниматься на работу! Куда вообще ты пойдешь?

Он смотрел на ра… на свободную, стоявшую перед ним и улыбавшуюся, и думал о том, сколько же раз ему удавалось видеть на ее лице такую улыбку? Хватит пальцев на одной руке, чтобы пересчитать. Такое выражение у нее бывало только после самых лучших ее боев. Что ж, наверное, сегодня действительно был самый удачный.

— Ты знаешь. У меня есть только один путь, — Зан посадила Кора на плечо, взяла почти невесомый узелок со своими вещами и направилась к двери. — Я иду вперед.

Она приостановилась, словно вспомнив о чем-то, положила на стол надсмотрщика разомкнутое золотое кольцо ошейника, которое все это время машинально вертела в руках, и вышла из кабинета.

От массивного сооружения цирка к Годруму вела прекрасная мощеная камнем дорога. Она сбегала с холма и, причудливо извиваясь, скрывалась в небольшой рощице, деревья в которой обещали путнику немного тени в этот послеполуденный час. Зан не пошла по ней: ей не нужно было в город. Поместье, в которое она направлялась, располагалось на северной окраине Годрума, вне его крепостных стен. Конечно, к заливу Скоба можно было выйти и, пройдя полис насквозь, но бывшая рабыня, никогда не любившая толпы, решительно предпочла проселочную дорогу, отходившую в сторону от главной. Тем более что там через сотню аммов ходьбы тоже начиналась уютная рощица.

Зан направлялась в поместье, управляющим в котором работал старый приятель Али-Хазира, некто по прозвищу Зуру. Если честно, она ни на секунду не задумалась прежде, чем принять предложение старшего надсмотрщика годрумского цирка: ей действительно просто некуда было идти. А точнее, ей было абсолютно все равно, куда податься. Служба в поместье, хозяин которого не держит рабов, — это точно не самый плохой из возможных вариантов!

Зан подумала о том, почему не созналась в этом Али-Хазиру сразу же. И даже самой себе не смогла дать ответ. Не захотелось признаваться в том, что она принимает его помощь? Глупость! Гордость никогда не была главной чертой в ее характере. Гордые рабыни, знаете ли, не выживают. Непокорные, правда, обычно тоже! Зан усмехнулась.

В рощице, деревья которой давали небольшую, но все же тень, дышалось немного легче, и она прибавила шаг. Она не торопилась попасть в поместье. Но ей хотелось идти, бежать, лететь вперед по дороге просто потому, что она могла это сделать!

Кор бежал рядом с ней, то исчезая в придорожных кустах, то вновь выскакивая прямо ей под ноги, словно проверяя, достаточно ли хорошо она чувствует его, чтобы не наступить. Зан чувствовала, даже не особо задумываясь над этим. А Кору не понравилось ее платье: ткань оказалась слишком тонкой для его когтей. Пару раз зацепившись и выпутавшись только при помощи Зан, он предпочел спрыгнуть на землю, выразив громким щелканьем все, что он думал о ее новой одежке.

«Зато мне в нем не жарко!» — резонно возразила она.

Дорога постепенно спускалась к морю, и в разогретом летнем воздухе все отчетливее ощущался его горьковато-соленый аромат. Зан не знала, сколько времени занимает дорога от цирка до залива Скоба, или как сказали бы местные жители, просто до Скобы. Для этого она слишком редко выходила за пределы цирка. Так уж получалось в ее жизни: она пять лет прожила в Догате, три — в Годруме, но ни один город не смогла изучить достаточно хорошо, чтобы свободно ориентироваться в нем. Что ж, может быть, теперь она сделает это. Теперь она свободна это сделать!

А мысли в голове летели также легко, как и дорога под ее ногами. Они кружились, цеплялись друг за друга, вытаскивая все новые и новые. Слишком много мыслей.

Али-Хазир сказал, что этот Зуру возможно возьмет ее на работу. Интересно, ключевое слово здесь «возьмет» или «возможно»? Что она будет делать, если управляющий не примет ее, если она покажется ему недостаточно подходящей для работы охранником? Охранницей?.. Может быть, ей не стоило надевать платье?

«На редкость женская мысль! — Зан фыркнула и продолжила. — Ага, а еще сбрить волосы и вставить в левое ухо сотню колечек!» Она вспомнила госпожу Дарину — надсмотрщицу в салевской школе для рабынь. При виде ее ни у кого не возникало сомнений в ее воинских способностях. А у кого возникали, Дарина быстро находила способ разубедить.

Кор недоуменно поднял на нее темно-фиолетовые глаза: о чем это его хозяйка смеется сама с собой? Зан бросила ему образ себя с прической, как у госпожи Дарины. Кор возмущенно фыркнул и убежал вперед по дороге, демонстративно помахивая хвостом с пушистой кисточкой.

Что она будет делать, если ее не примут в этот дом? Да все, что угодно! Просто потому, что она свободна это делать!

Зан не знала, как выглядит поместье, в которое она направляется. Но когда увидела перед собой, то сразу узнала. Просто потому, что это не могло быть ничем иным.

Ее встретила ограда, довольно странная на вид: низ примерно на два амма в высоту был сложен из весьма приличного размера небрежно обтесанных глыб желтоватого песчаника, а дальше, совершенно непонятно как вплавленная в камень, еще амма на четыре поднималась кованая решетка, оканчивающаяся острыми пиками, загнутыми во все стороны, хотя неизвестный мастер, наверное, пытался изобразить декоративные листики. Весьма внушительная стена. Ничего особо уж неприступного, конечно. Взбреди Зан в голову такая идея, и она перебралась бы через нее без особого труда. Вот только начинать устройство на работу с проникновения в чужое поместье — это, пожалуй, было не лучшей идеей даже с точки зрения Зан. Тем более что и дорожка, сворачивая вправо, шла вдоль ограды. Зан продолжила идти по ней: рано или поздно она выведет ее к воротам — ведь именно для этого она здесь и проложена. Не так ли?

Зан шла, разглядывая то, что могла рассмотреть через прутья решетки. За стеной был парк. Ну, наверное, это был парк. Потому что кто же будет ограждать лес, хотя именно на лес эта растительность больше всего и походила! Высокие деревья с прямыми ровными стволами, дающие густую тень, из-за которой под ними нет никакого подлеска, даже трава растет, кажется, с трудом. Зан подняла голову, разглядывая вершины деревьев, слегка покачивающиеся где-то высоко в небе. Больше всего они напоминали ей туи: на ветках не иголки и не листочки, а что-то среднее, плоское, темно-зеленое и кружевное. Только вот откуда взяться туям в жарком и засушливом климате Годрума? Откуда здесь вообще взяться деревьям таких гигантских размеров?! Зан никогда раньше не слышала, чтобы вблизи Годрума был какой-нибудь лес, или, очевидно, все-таки парк: высаженный и заботливо выращенный. Хозяином поместья, в которое она шла? Вполне вероятно.

Дорога повернула еще раз, теперь налево. К воротам. Кованым, решетчатым, с листиками-пиками поверху. Дорога проходила через ворота или под воротами, поскольку они все-таки были закрыты, и скрывалась в глубине парка, и никуда дальше не шла, словно оставляла лишь два возможных варианта путнику: войти в поместье или вернуться, пока еще не поздно. Зан шагнула к воротам.

С другой стороны решетки навстречу ей появились двое мужчин. Очевидно, привратники, подошедшие, чтобы открыть пожаловавшему гостю. Все просто, если не вспоминать, что Зан не успела даже подойти к воротам, не то что в них постучать! Значит, за дорогой следят. Интересно только, как они это делают: за решеткой ограды особо не спрячешься! Зан представила, как бы глупо выглядела, если бы все-таки полезла через забор, а спускаться пришлось прямо в руки этим молодчикам! Она оглядела мужчин, спокойно дожидавшихся, пока она приблизится. С виду обычные охранники: высокие, далеко не хрупкого телосложения, одеты в темные суконные штаны и куртки. Вот только лица выдавали в них явно не местных, не Годрумцев: слишком светлая, хоть и загорелая кожа и волосы, тоже светлые, у одного — русые, а у другого — отдающие немного в рыжину.

Зан подошла к решетке практически вплотную и коротко приветственно поклонилась мужчинам за ней:

— Я ищу человека, которого зовут Зуру, — произнесла она. — Мне сказали, что он работает управляющим в этом поместье.

— Человека? — один из охранников, тот, что показался Зан немного моложе, окинул ее странным взглядом.

— Кто вам сказал? — тут же перебил его второй. Резко. Как показалось Зан, пожалуй, излишне резко. И поспешно. И во взгляде, которым он наградил младшего, явно читалось сомнение в умственных способностях того. И Зан, пожалуй, даже с этим взглядом согласилась: второй вопрос был, по крайней мере, понятным.

— Я от человека по имени Али-Хазир, — ответила она, на это раз обращаясь исключительно к старшему охраннику. Тот еще раз окинул ее внимательным взглядом, остановившись на рукоятях клинков, казавшихся из-за плеч. Зан подумала, что он высматривает, не припрятано ли где-нибудь на ее теле еще какое оружие. Ничего, кроме норлы, у нее с собой не было, поэтому она спокойно подождала, пока охранник закончит свой осмотр, и даже постаралась сдержать усмешку, так и просящуюся на губы. Али-Хазир когда-то учил ее, как спрятать под одеждой небольшие кинжалы. Зан было интересно, сумел бы этот мужчина обнаружить их, если бы она воспользовалась старыми уроками?

Охранник щелкнул какой-то хитрой задвижкой на воротах и открыл одну из створок, а сам отступил чуть в сторону, приглашая Зан войти.

Хотя какой смысл прятать кинжалы, если у нее и норлу пока не отобрали? Или это только пока?

Зан шагнула в ворота. Знакомое громкое щелканье за спиной заставило ее остановиться. Она так привыкла, что Кор без напоминаний следует за своей хозяйкой, что не беспокоилась за него. Очевидно, следовало. Звереныш сидел на повороте дороги и смотрел на нее своими круглыми темно-фиолетовыми глазами. И то, что было в них, Зан не понравилось. Да еще и длинный тонкий хвост, нервно метущий по дороге… Зан шагнула назад и протянула Кору руки, одновременно мысленно спрашивая, что случилось. Кор беспокоился. Именно так можно было понять образ, что он послал ей. Что ж, это было понятно и без чтения мыслей. Зан сделала еще один шаг в его сторону. Ей вдруг показалось, что он успокаивается. Становится тем спокойнее, чем дальше она отходит от ворот?

Кор длинными загнутыми когтями уцепился за подол ее платья и проворно забрался по нему к ней на плечо, спрятался под волосами. Зан успокаивающе погладила пушистую кисточку, свесившуюся вдоль руки, и решительно шагнула опять к воротам.

— Это ваш зверь? — спросил один из охранников, когда она поравнялась с ним, тот самый, младший. Вот уж точно — любитель задавать странные вопросы.

— Нет. Я только что подобрала на дороге первого попавшегося иглозубого суриката! — огрызнулась Зан и тут же пожалела: наверное, не стоило так начинать отношения с людьми, с которыми она хотела вместе работать.

— Кого? — переспросил парень, очевидно, не в меру любопытный или не в меру любящий животных. Он приблизился к Зан и даже наклонился, собираясь получше рассмотреть зверька на ее плече. Кор метнулся из-под ее волос, в страшном оскале обнажив два ряда острейших клыков, метя прямо в лицо мужчины. Зан поймала его, успев перехватить за живот, но звереныш заверещал, вырываясь из ее рук, полосуя воздух страшными когтями. Больше всего сейчас напоминая маленького демона, кем его и считали все рабы в годрумском цирке, кто хоть раз испытывал на себе его клыки. Никогда еще ни на одного противника Кор не бросался с таким остервенением, даже на тех, кто по глупости пытался его потрогать, и уж точно никогда не вырывался из рук своей хозяйки, забыв даже, что может случайно задеть и ее! Парень отшатнулся назад, очевидно, и сам уже пожалев, что сунулся к этому жуткому созданию. Зан так жестко, как только могла, хлестнула по сознанию Кора приказом немедленно успокоиться. Звереныш наконец-то затих в ее руках и позволил вновь усадить себя на плечо.

— Я отведу вас к… Зуру, — произнес другой охранник, который похоже решил не обращать внимания ни на Кора, ни на ее короткую стычку со своим молодым напарником. А вот сделанная им пауза перед именем здешнего управляющего показалась Зан странной. Вообще что-то слишком много вокруг набиралось… странностей: и лес около Годрума, и поведение Кора. Может быть, просто все дело в том, что она за восемь лет рабства разучилась, а если честно, никогда и не умела, общаться с людьми?

Зан думала об этом, шагая за охранником по дорожке через парк. К дому. Мысли кончились, когда она его увидела. Зато вернулись другие, о «странном».

Дом производил впечатление. Нет, не «странного». Он просто был… впечатляющим. Огромным — это было первое слово, которое приходило на ум, а второе?.. Дальше мысли разбегались, упорно отказываясь формулироваться в слова, оставались только эмоции и стойкое ощущение нездешности, нереальности происходящего.

Может быть, все дело было в том, что Зан и сопровождавший ее охранник подходили к дому сбоку? Если, конечно, к строению, четыре крыла которого образовывали почти правильный квадрат, вообще применимо понятие «бок». Но суть была в том, что одной стороной четырехугольника дом почти вплотную подходил к каменистому обрыву, за которым шумело и билось о скалы Ражское море. Там было солнце, светившее с безупречно чистого неба, песчано-каменистый берег, ветер и соленые брызги серо-стальных волн. А противоположное крыло окутывал, словно обнимая, густой парк из высоченных туй. Там была тишина и какая-то влажная мягкая прохлада, которую не встретишь нигде, только в очень старом лесу. А с дорожки, по которой шли Зан и мужчина, были видны и сияюще солнечный берег и мрачный лес — оба этих мира, в которых стоял дом, к которым он принадлежал. Иначе не скажешь, потому что и на пронзительном морском ветру, и в тишине вековых деревьев он смотрелся удивительно уместным, уютным, словно был неотделимой частью окружающей природы. Дом был разным. И с того места, на котором невольно замерла Зан, это было отчетливо видно.

То крыло, которое примыкало к парку, было трехэтажным, сложенным из крупных каменных глыб. Из какого именно камня, определить было сложно, потому что весь фасад густо зарос темно-зеленым и даже на вид мягким мхом. Прямоугольные окна украшали вычурные розетки, вырезанные прямо в камне, а полукруглые балкончики второго этажа поддерживали статуи, весьма реалистично изображавшие каких-то странных существ — не то людей, не то животных, не то чудовищ. А над последним третьим этажом поднималась крыша, покатая, покрытая темно-красной черепицей, по которой то там, то здесь расползлись кудрявые побеги плюща. Зан никогда не видела ничего подобного, в смысле таких крыш. И таких домов вообще. И в этом отношении то крыло, что выходило к морю, смотрелось несколько привычнее: светло-желтый, почти белый камень, гладко обтесанный, то ли руками человеческих мастеров, то ли ветрами, непрерывно дующими с моря. Прямые ясные четкие линии, никаких излишеств, никаких украшений, никакой растительности — под безжалостным солнцем, на каменистой почве, в засушливом климате Годрума ни мох, ни плющ вообще-то не выживают. И здесь, в отличие от противоположной стороны дома, природа помнила об этом!

Да, это крыло казалось обычным. Казалось бы. Если бы не окна. Огромные, от пола до потолка комнат, которых Зан себе даже представить не могла, занимающие практически весь фасад, выходящий к морю. И вставлено в них было стекло. Гладкое и прозрачное. Зан даже вообразить себе не могла, во сколько хозяевам поместья обошлась такая роскошь!

А стекло блестело и сверкало на солнце, словно улыбалось изо всех окон. Это крыло дома было всего двухэтажным. И крыша плоская, а на ней, вдоль всего фасада, невысокая ажурная ограда. Что там на крыше? Смотровая площадка? И ни на минуту не возникает ощущения, что противоположное крыло дома, то, что более высокое, подавляет это своими размерами. Наоборот, кажется, что оно защищает светлое стеклянное чудо от так близко подступившего сумрачного леса, охраняет, не подпуская ничего плохого, позволяет безмятежно греться на солнце.

Но самым странным кажется именно то крыло, что между ними, что соединяет их. Зан сначала подумала и только потом поняла, как удивительно верна была эта мысль: соединяет, а не разделяет.

Тоже всего два этажа. Ряд окон на втором, а в первом этаже арка, открывающая проход во внутренний двор. Та часть, что примыкает к «лесному» крылу, из более темного камня, на нее заползают неугомонные побеги плюща, кое-где на фасаде даже видны лепные украшения. А противоположная сторона отделана явно более светлым камнем, может быть, потому, что освещена солнцем? И не понять, не заметить, сколько не присматривайся, где один стиль переходит в другой! Граница размыта, элементы сливаются, переходя один в другой. И только очень ясное чувство правильности и удивительной уместности всего, что видишь! Но ведь так не может быть?

А ведь есть еще и четвертое крыло, то, что скрыто на противоположной половине дома. Такое же? Еще более странное?

Охранник обогнал ее и, заметив, что она остановилась, окликнул и позвал за собой. Пришлось идти, оставив загадки дома на потом. Зан порадовалась, что они пошли не к «лесному» крылу, которое, очевидно, было главным, потому что прямо в центре фасада вздымалась внушительная многоступенчатая громада парадного крыльца, — слишком уж мрачным оно выглядело. Они прошли под аркой, попав во внутренний двор, пересекли его. Еще одна арка, и они оказались на противоположной стороне поместья. Зан облегченно вздохнула: наконец-то она видела хоть что-то… нормальное. Аммах в двухстах от главного дома начинались хозяйственные постройки вполне обычного для Годрума или, например, Салевы вида. Зан опознала конюшню и казармы для дружинников-охранников. Мельком подумала, что если повезет, она тоже будет в них жить. А еще там был плац, на котором сейчас тренировались около двух дюжин бойцов. Зан только сейчас поняла, что это первые люди, которых она видит после того, как оказалась в поместье, если не считать тех двух, что встретили ее у ворот. И сопровождающий целенаправленно вел ее именно к ним.

Зан почувствовала, как напрягся Кор на ее плече. Вцепились в тонкую ткань платья его длинные острые коготки. Хорошо, хоть не в кожу! Да что же с ним такое? Зан попыталась понять, но образы, которыми он отвечал ей, были настолько невразумительными, что она оставила эту затею. Зверенышу не нравилось это место, а люди ему не нравились еще больше! Но ничего конкретного он выразить не мог, а сама Зан не чувствовала ничего. Нет, в поместье, конечно, было странно. Но все эти странности были какими-то… правильными. Глупо как! Но, Темные Боги, по-другому не скажешь!

На плацу, разбившись на пары, тренировались две дюжины бойцов, отрабатывая друг на друге удары длинными деревянными палками, очевидно изображавшими мечи. И еще один человек наблюдал за ними, прохаживаясь между парами и время от времени делая замечания. Это к нему ведут Зан? Разве в обязанности управляющего поместьем входит тренировать бойцов из хозяйской гвардии? Похоже, странности не собирались заканчиваться!

Их заметили. Бойцы продолжили свою тренировку, лишь задев их взглядами, а вот тот мужчина, резко изменив свой маршрут, приблизился к ним. Охранник, что привел Зан, приветственно поклонился ему. И было в этом коротком почти кивке сталь почтительного уважения, сколько и не снилось большинству господ, заставляющих своих рабов простираться перед ними ниц! Мужчина ответил на приветствие, а Зан воспользовалась этим коротким мгновением, чтобы рассмотреть того, к кому ее привели.

Мужчина чем-то неуловимо напоминал Али-Хазира. Не внешностью, а скорее манерой держать себя, осанкой, выражением глаз. Боец, знающий свою силу? Да. Нет. Не только! Такой взгляд может быть у человека, изо дня в день заходящего в клетку с хищниками, настолько опасными, что могут перекусить пополам, убить одним ударом лапы. Али-Хазир был старшим надсмотрщиком годрумского цирка, на арене которого сражались и умирали сотни рабов-гладиаторов. Но с какими зверьми приходится уживаться этому человеку?

А в целом в его внешности не было ничего выдающегося. Ростом с Зан, телосложение сухощавое, то есть скорее жилистый, чем мускулистый, кожа светлая, хоть и загорелая, и волосы тоже светлые. Причем такого странного оттенка, что не понять — то ли седые, то ли просто такие серые от природы, собраны в хвостик, но настолько короткий, что непонятно, как его удерживает серая кожаная веревочка. И по лицу возраста тоже не определить. Морщин нет, только тонкие лучики в уголках прищуренных глаз. Но и молодым его, определенно, не назовешь.

А глаза, цвета которых Зан не смогла понять, уже смотрят на нее. Она коротко поклонилась и уточнила:

— Почтенный Зуру? — подумала еще, что если Зуру — не имя, а прозвище, то обращение «почтенный» звучит на редкость нелепо. Но другого имени она не знала, да и мужчина кивнул, подтверждая, что она обращается по адресу, поэтому продолжила. — Али-Хазир сказал, что вы набираете бойцов в свою дружину.

А вот перед именем Али-Хазир поставить «почтенный» следовало непременно. А ведь рабынь для утех в догатской школе учили правильно говорить! Зан выругалась на себя. Или за три года, что она училась драться, она позабыла все остальное?! Мужчина внимательно посмотрел на нее. Как-то уж слишком внимательно. И не разобрать, что скрывается в его прищуренных от солнца глазах!

— Дружина не моя, — произнес тот, кого называли Зуру. — И я никого не набираю. И с чего Али-Хазир взял, что меня заинтересует рабыня, хоть и бывшая?

Зан вздрогнула. Сколько она была свободной? Пару часов? И уже успела забыть об этом? Ну, так ей напомнили.

А теперь она напомнит самой себе: она была свободной всю свою жизнь!

Осталось только убедить в этом других!

— Значит, Али-Хазир ошибся, — произнесла Зан, прямо и твердо глядя в глаза мужчины, в глаза, выражения которых не могла разобрать. — Мне жаль, что я зря потратила ваше время. И свое, очевидно, тоже, — она коротко поклонилась и огляделась по сторонам, выискивая того охранника, что привел ее сюда: если ей сейчас уходить, она не уверена, что найдет дорогу.

— Стой! — Зуру окликнул ее. Кор на ее плече завозился и раздраженно защелкал, словно снова собирался нападать. Зан положила руку на круглую головку с огромными кожистыми ушами, пытаясь успокоить своего демона, и вновь повернулась к мужчине, который произнес. — Ты даже не спросила, как я понял, что ты бывшая рабыня.

Зан пожала плечами:

— По-моему это очевидно. Было бы глупо спрашивать! Во-первых, это, — ее пальцы прикоснулись к коже на шее, к чуть более светлой полоске: далеко не каждый обратит внимание. Но тот, кто знает, на что нужно смотреть, заметит. Зуру знал. — К тому же, — Зан продолжила, — кого еще может отправить к вам старший надсмотрщик годрумского цирка? Своего бывшего коллегу, который только и умеет, что приказывать рабам? К вам?! — Зан ждала, как мужчина отреагирует на эмоции, которые она постаралась вложить в свой полный насмешливой иронии вопрос. Но Зуру предпочел не отвечать никак.

— И еще у тебя странный выговор, — произнес он. — Слишком мягкий для Годрума. Слишком медленный для Салевы. Я не могу понять, откуда ты родом.

— А какое это имеет отношение? — Зан удивилась вполне искренне. — Может быть, я просто давно путешествую.

Зуру усмехнулся.

— Ты слишком молода, чтобы путешествовать давно, — он подчеркнул последнее слово. — По собственной воле.

На этот раз без комментариев последнее замечание решила оставить Зан. Она просто смотрела на Зуру, предлагая ему продолжить. Или позвать охранника, чтобы тот проводил ее.

— Почему ты решила, что подходишь нам? — спросил он. На этот раз настало время Зан усмехаться.

— Подхожу для чего? Вы же никого не набираете!

Зуру коротко хохотнул:

— А ты точно была рабыней? Я всегда считал, что там такие не выживают.

— Мне это говорили, — Зан поморщилась.

— Сколько ты сражалась на арене годрумского цирка?

— Три года.

Взгляд мужчины скользнул по ней, словно заново оценивая:

— Ты не похожа на… — он замялся, словно подыскивая подходящее слово. — На гладиатора.

— И это мне тоже уже говорили не раз.

— И ты все равно утверждаешь, что умеешь драться? — цепкий взгляд Зуру не отпускал, словно хотел прочесть ответ в ее реакции.

— Сегодня утром я получила свободу, потому что толпе на трибунах понравилось, как я билась! — Зан пожала плечами, но голос, как она ни старалась, звучал отнюдь не равнодушно.

— Что ж, тогда ты не откажешься нам показать.

— Что именно? — уточнила она.

— Как ты дерешься, естественно.

Зан не ответила. Она просто стояла и смотрела на Зуру: пусть прочтет ответ в ее глазах. Хотя, он ведь и не спрашивал! Он утверждал: она не откажется. Зуру повернулся к своим бойцам, что тренировались на плацу. Правда те уже некоторое время назад закончили свои спарринги и просто стояли поодаль, разбившись на небольшие группки. Прислушивались ли они к разговору своего командира и этой новой страной девчонки? Зан почему-то была уверена, что да. Среди них, кстати, она заметила четырех женщин. Это внушало некоторый оптимизм: хоть только из-за ее пола ей не откажут. С другой стороны, эти женщины больше всего напоминали… мужчин. Нет, в отличие от госпожи Дарины (что-то не к добру Зан ее стала так часто вспоминать!) волосы с головы никто не сбривал, ну так здесь этого и за мужчинами не водилось! А вот фигуры у них были действительно мощные, мускулистые и широкоплечие. Зан посмотрела на этих женщин, потом вспомнила, как выглядит сама. Да, на бойца она действительно походила мало. Значит, ей всегда и всем придется это доказывать!

— Ты! — Зуру указал рукой на одного из парней, потом на другого. — И ты! — те, кого он выбрал, приблизились к ним, а Зуру обернулся на Зан. — Надеюсь, ты не возражаешь, что против тебя будут драться мужчины?

— Нет никакой разницы.

Она в очередной раз пожала плечами. Сейчас вполне искренне. Она действительно не считала, что боец женщина в чем-то уступает бойцу мужчине. Если речь идет, конечно, о бойцах. Когда она только начинала драться на арене цирка, против нее несколько раз выставляли других женщин: такие драки вызывали у публики какой-то болезненный интерес. Конечно, они были физически слабее мужчин. Но физическая сила не решает никогда и ничего! Кому как не Зан Звон Стали знать это!

— Отлично! — Зуру кивнул головой. — В рукопашную или с оружием?

— С оружием! — ответила Зан и тут же прикусила себе язык: слишком поспешно. Но Зуру не стал возражать.

— Обойдетесь деревянным. Трупы мне тут не нужны, — он кивнул в сторону небольшого навеса, под которым было сложено деревянное тренировочное оружие различного вида. Зан кивнула и пошла туда. Если честно, ей эта идея, конечно, не нравилась: ну не любила она этой насмешки над настоящими клинками! Хотя возражение про трупы было весьма резонным.

Зан принялась изучать гладко оструганные деревяшки. Большинство изображало мечи различной длины. Они Зан не нравились. Она прошла вдоль всего навеса, пока наконец не остановила свой выбор на простом шесте трех аммов в длину. Он был гладкий, словно отполированный множеством рук, и уютно устроился в ее ладони. Зан покрутила кистью, прикидывая балансировку, привыкая к разнице с ее норлой. Она не сражалась на стальных мечах, потому что большинство из них были тяжелы для нее. С деревянным она бы справилась. Но деревянный меч — это просто издевательство какое-то над благородной сталью! Да, к мечам у Зан всегда будет особое отношение. А шест — он шест и есть.

Зан расстегнула ремни ножен, чтобы они не мешались ей во время боя, и аккуратно опустила клинки-норлы на землю. Сверху на них посадила Кора. Он не хотел отпускать ее, но с другой стороны сторожить норлу — тоже весьма ответственное дело. Как ни странно, но Кор относился к ее оружию ничуть не менее трепетно, чем их общая хозяйка. Зан повернулась и пошла назад к плацу, на котором ее уже ждали два ее будущих противника, а также Зуру и все остальные его бойцы, приготовившиеся смотреть.

Ряд зрителей расступился, пропуская ее, и Зан вошла в оставленный для бойцов круг. Остановилась напротив своих соперников. Зуру не уточнил, как именно они должны драться. Но ясно, что бой тренировочный, только для того, чтобы она могла показать свои способности. Это значит: никаких убийств, и даже серьезные раны наносить нельзя! Это создавало определенные сложности — Зан любила бои, где решающим оказывался один удар. Всего один, но великолепный, мастерски выполненный и безупречно красивый, потому что достиг цели. Получится ли красивым удар, который не предназначен убивать?

А еще этот показательный бой был устроен ради нее. А это значит, что нападать придется именно ей: ее-то противникам ничего и никому не нужно доказывать! Зан вздохнула и медленно двинулась вперед, одновременно отступая вправо. Противники повторили ее маневр. Они втроем начали неспешное кружение по арене. Все верно: нельзя же бросаться в атаку сразу же. Сначала нужно хотя бы посмотреть, как двигается твой противник.

Зан заставила себя перестать замечать людей, окруживших трех бойцов. Почти отключила сознание, растворяясь в ощущениях собственного тела: упругая мягкость утоптанной земли под ногами, отделенная от них только тонкими подошвами сандалий, не мешающих чувствовать попадающиеся камешки и корешки. Лучи солнца, проникающие сквозь вершины деревьев, косые и слишком высокие. Хорошо — не слепят глаза. Плохо — не слепят глаза ее противникам. Тяжесть деревянного шеста в правой, чуть отведенной в сторону, руке. Не норла. Это нельзя забывать. Как и то, что противников убивать не следует. По краю сознания на секунду мелькнуло сожаление о ее боевом костюме, оставленном в годрумском цирке. Мелькнуло и прошло: юбка у ее шелкового платья хоть и длинная, зато с разрезами до бедер — двигаться точно не помешает. Зан проверяла, когда покупала его. А что еще нужно? Противник, оружие, свобода! И собственное тело, полное скрученной в тугую пружину силы!

Шест метнулся вперед, как змея, в стремительном броске вытягивающая тело в стальную струну. В смертельном броске. Зан метила в грудь одного из мужчин. Такой удар должен был выбить дыхание, на какое-то время лишив возможности не только двигаться, но и вообще воспринимать окружающие. Если бы достиг цели. Деревянный меч встретил ее шест на подлете, отбил скользящим ударом снизу вверх, причем с такой силой, что Зан невольно повело в сторону вслед за ее оружием. А сзади, не дожидаясь, пока она развернется, не давая ей передышки, уже подступал второй ее противник.

Зан выбрала шест и еще по одной причине: большинство бойцов, привыкших драться мечом против меча, просто не знали, какие удары можно наносить шестом, и были не готовы к ним. Эти знали. И, похоже, были готовы ко всему!

Что же они за бойцы?!

Зан крутанула шест вокруг запястья, одновременно, благодаря его инерции, разворачиваясь и сама. Сверху вниз наотмашь рубанула по деревянному мечу, метившему ей в живот. Перехватила свое оружие двумя руками, продолжая раскручивать его. Отступила на полшага в сторону, просто чтобы не останавливать движения. Противник не должен знать, где она. Не угадать, где окажется в следующее мгновение. А руки уже меняют плоскость, в которой вращается шест, разворачивая ее горизонтально. Скорость такая, что дерево рассекает воздух со свистом не хуже, чем получается у металла.

А теперь самый любимый момент: на секунду шест нужно выпустить. Обеими руками сразу. Слегка подбросить, чтобы уже через долю секунды вновь поймать, но уже другим хватом. Потом все будет совсем просто: как копье толкнуть шест вперед, врезав в подбородок парня, так неосмотрительно приблизившегося к ней. И тут же обратное движение назад, потому что второй противник сзади!

Пальцы подбрасывают гладкую рукоять шеста. Руки успевают сменить положение… Деревянный меч одного из противников врезается в шест, и тот, именно в эту долю мгновения, не удерживаемый ничем, отлетает в сторону, с глухим стуком врезавшись в землю.

И руки хватают воздух, не находя в нем оружия. Руки, движение которых сознание не успевает остановить. Или тело, опережающее разум, потому что именно оно понимает, что осталось безоружным, беззащитным. Как парню это удалось?! Даже, противник, знающий это удар, не сможет выбрать именно тот, единственно верный момент, потому что в любой другой меч, столкнувшийся с бешено вращающимся шестом, просто отлетел бы в сторону, сметенный его инерцией! Ни увидеть этот момент, ни предугадать просто невозможно! Для человека невозможно.

Что же они за люди?!

Сальто в сторону, туда, куда улетел шест. Зан не стала приземляться на ноги, наоборот, присела на корточки, чтобы сразу оказаться как можно ближе к своему оружию. Не отрывая глаз от лиц парней, уже двинувшихся в ее сторону, не выпуская их из поля зрения! Пальцы нащупали шест и вцепились в него, рванули с земли. И одновременно Зан прыжком взвилась в воздух.

Деревянный шест столкнулся с деревянными мечами. Сначала с одним, потом с другим. Почти сразу. Одновременно?.. Сознание Зан не смогло вспомнить тот момент, когда ей каким-то невероятным усилием удалось вывернуть руки, отражая еще и второй удар. Скрежет, хруст, вой дерева, вбитого друг друга… Зан краем сознания успела отметить удивление: как их оружие выдержало это столкновение, не разлетевшись в щепки! Ведь это же не металл, чтобы им так бить!

Дерево выдержало, а вот сама Зан, кажется, нет. Руки, принявшие и отразившие страшный удар, словно онемели, на долю секунды отказавшись слушаться. И этого мгновения ее противникам будет достаточно!

Еще один прыжок через голову, на этот раз назад. Ей нужно лишь немного времени — немного расстояния между нею и ее соперниками. Зан не знала никого, кто бы мог повторить этот прыжок, никого кроме себя, также владеющего своим телом. Но эти двое мужчин вместе с ней взвились в воздух. Два деревянных меча одновременно врезались в ее тело: по ребрам и поперек спины.

Кто же они?

Зан рухнула на землю, чуть в голос не взвыв от боли. Если бы мечи были настоящими, ее бы уже разрубили пополам. Дважды. Но и дерево оказалось достаточно твердым, чтобы на какое-то мгновение потемнело в глазах, и мир вокруг перестал существовать. Весь мир, кроме кричащего и корчащегося от боли тела. По краю сознания мелькнула мысль, что можно ведь и не подниматься! Просто вот прямо сейчас отбросить оружие, которое все еще сжимают сведенные судорогой пальцы, признавая свое поражение. Она не на арене: никто не станет ее добивать. Просто не примут в дружину. Да и хочет ли она еще в нее попасть?

Разум не знал. А тело уже вновь взвивалось вверх, прямо в воздухе разворачиваясь для нового каскада ударов. Тело, просто не знающее, что можно сдаться!..

И одновременно Зан прикрыла глаза, выводя себя на другой уровень зрения. Почему не делала этого раньше? Зачем ей это сейчас?

Зан чуть не забыла, что нужно бить: отражать удары и нападать, потому что тела противников, двигавшихся к ней, сияли паутиной кружева!..

Ее собственное тело двигалось, шест принимал и отражал удары. А Зан смотрела, потому что все остальное перестало иметь хоть какое-то значение. Просто перестало существовать в этом месте и этом времени! Не ровное сияние вокруг тела, которое Зан привыкла видеть у всех людей, а сложное, ветвящееся, сияющее кружево. Такое, как было только у нее… и у Кора. Ни у кого больше. Никогда! Ни разу Зан не видела ничего подобного. А теперь одновременно у двух людей! У обоих — желтое, у одного чуть ярче, у другого чуть слабее. У двоих?

Взгляд Зан скользнул дальше, по людям, окружившим бойцов, по цветным сияющим, переливающимся силой кружевам… У каждого. Без исключения.

Темные Боги, да кто же они такие?!

Вихрь ударов сплелся в один смертельный кокон. Как ей еще удавалось отражать их? Уже не нападать. Лишь бы продержаться. Да это и не важно. Больше ничего уже не важно! Эти люди обладают кружевами силы, такими же, как у нее. Или другими?.. Подробностей сейчас точно не разглядеть, но цвета другие.

И в тот момент, когда Зан осознала это, серебристо-серый всполох на самом краю сознания. Новый человек, приближающийся к ним, еще не видимый из-за плотного кольца, окружившего дерущихся. Серебристое кружево? И как ярко сияет! Гораздо ярче, чем у всех остальных. Или точнее — насыщеннее. Зан вынырнула на первый уровень зрения: она должна посмотреть на него! Должна увидеть! Еще бы ей дали остановиться.

Шест в ее руках наконец-то треснул, не выдержав очередного столкновения дерева об дерево. Один конец расщепился вдоль почти на амм. Зан отбила удар. Какой по счету? Если бы последний! Попыталась уклониться. Это у нее всегда хорошо получалось: уходить, ускользать из-под ударов. Если твой противник хоть немного медленнее!

Шест, оказавшийся вдруг слишком коротким, не смог перехватить удар, и деревянный меч врезался ей в шею, сзади, в основание затылка. Если бы меч был настоящим, она бы уже была мертва. Зан рухнула на землю, чувствуя, что мир перед глазами расплывается, теряя четкость очертаний, но упрямо отказываясь закрывать глаза: она должна видеть своих противников. На тот случай если они вдруг решат нанести еще один удар.

Новый человек шагнул внутрь круга. Не тот ли, кого она ждала? Новое лицо. Незнакомое… Знакомое? Известное? Непроглядно-темные глаза, удивительно спокойные, непередаваемо насмешливые…

Темный Боги, куда же вы привели ее?!

Черные глаза встретились с ее серыми. Заглянули ей в душу. Отвернулись. Высокий темноволосый мужчина, одетый в жемчужно-серую рубашку, отступил назад, исчезнув из поля ее зрения. Больше никто к ней не подходил. И ее противники не нападали, очевидно решив, что бой закончен. Что ж, вполне справедливо: ее оружие сломано, сама она беспомощно валяется на земле. Зан прислушалась к собственным ощущениям: боль от основания черепа расползлась по всему позвоночнику, но при этом, кажется, стала слабее. Словно в ее организме боли было лишь ограниченное количество и, распределяясь, она теряла концентрацию. Взглянуть бы сейчас на собственное кружево. И при этом увидеть кружева остальных? Почему-то от этой мысли Зан стало жутко. Словно граница между уровнями зрения превратилась в границу, отделяющую ее от них. От этих…

Зан медленно, осторожно, еще не зная, получится ли у нее двигаться, попыталась сесть. Получилось. Значит, нужно вставать. Она поднялась на ноги и огляделась по сторонам. Ее противники действительно уже покинули круг, в котором они сражались, и присоединились к остальным людям… Людям?! Ну уж нет! Хватит их так называть!

Зан повернулась вправо, туда, где аммах в двадцати от нее беседовали Зуру и… Хозяин. Тот, кого она искала восемь лет, за кем следовала, теряла, находила… Нашла.

Она знала, что должна его убить. Она хотела этого, мечтала, планировала. Восемь лет. Всю свою жизнь… Сейчас.

Почему же она продолжает стоять посреди плаца и смотреть на него, ничего не предпринимая, словно ее душу, ее мысли, ее тело сковало какое-то странное оцепенение? Зан много раз представляла себе, как вновь встретит Хозяина. Восемь лет она мечтала, как станет свободной, потратит много лет на его поиски, объездит много стран… Найдет его наконец. Она придет к нему, заглянет в его темные глаза и перед тем, как убить, объяснит ему, кто она, напомнит о своих родных, что он и его звери растерзали в той деревни много лет назад. И только потом убьет. И никогда в своих мечтах Зан не предполагала, что столкнется с Хозяином вот так, случайно, просто забредя в странное поместье! Хотя могла бы… Ведь их вторая встреча тоже оказалась совсем неожиданной…

И всегда, представляя их новую встречу, мечтая о том, как она будет напоминать Хозяину имена убитых им людей, Зан чувствовала жгучую ненависть! Это чувство на восемь лет стало смыслом ее жизни. Почему же сейчас, глядя на этого высокого темноволосого мужчину, черты лица которого намертво впечатались в ее память, Зан чувствовала лишь пустоту, затопившую ее разум, сковавшую тело, невыносимыми тисками сжавшую сердце?! Пустота расширилась до предела, заполнив всю ее, и в следующее мгновение хлынула наружу болью! Клыки Хозяина, рвущие ее плоть; тяжелые кулаки и хищные плети всех владельцев маленькой рабыни, пытавшихся научить ее послушанию; пылающий металл клейма, сжигающий ее кожу; острые мечи всех тех, против кого она выходила на арене… Вся боль, которую он причинил ей, которую ей причинили по его вине. Та боль, о которой он не знал и даже та, о которой он не мог догадываться! Из-за него. Вся ее жизнь превратилась в боль, в Путь, растянувшийся на восемь лет. Закончившийся сегодня! Сейчас!

Ее норла осталась лежать под навесом. Но ведь никто не запрещает ей ее забрать! Она может сходить туда, взять ее и просто вернуться. Никто не поймет, что она собирается сделать, прежде чем она нанесет удар!

Темные Боги! Как получилось, что этим утром она забрела в стаю Хозяев? Среди всех этих мужчин и женщин, что окружили ее, нет ни одного человека! Даже те, кто дрались с ней. Кто победили ее. Победили. А ведь их было всего двое, и бились они по правилам, не собираясь причинять ей, человеку, особого вреда. Интересно, будут ли они также вежливы, если она нападет на их Хозяина?

Тот, кого называли Зуру, повернулся к ней, смерил долгим взглядом, кажется, немного удивившись, что ей так быстро удалось подняться, да еще и без посторонней помощи.

— Ты показала нам все, что хотела? — произнес он. В его голосе не было особой насмешки, но сами слова не оставляли места для сомнений. Зан не стала отвечать. Она повернулась и не спеша направилась к навесу, туда, где оставила норлу и Кора. Сейчас Зуру прикажет кому-нибудь проводить ее. Если она уйдет сейчас из этого поместья, она никогда больше не получит возможности оказаться среди стаи, так близко к Хозяину. Нет, она не собирается уходить. Она не отказывается от возможностей, которые дарит ей судьба! Даже если это всего лишь шанс ударить, приравненный к шансу умереть с оружием в руках!

Давно выученная истина рабыни, не умеющей сдаваться. Теперь она свободна. Точнее, будет свободна после того, как не станет ее последнего Хозяина.

Она подобрала ножны с клинками, но не стала пристегивать их на место и Кора тоже не взяла на руки. Сколько у нее еще есть времени? А сколько аммов отделяет ее от Хозяина?

Темноволосый мужчина вдруг обернулся, словно почувствовав ее взгляд. Эти глаза — Зан помнила — единственное, что осталось в нем неизменным, когда он обернулся в огромную белоснежную кошку. Она никогда не забывала их. А в ней самой осталось ли хоть что-нибудь от той маленькой девочки на холодном снегу, залитом ее собственной кровью? Наверное, нет, потому что Хозяин, в отличие от нее, ее не узнал! В этом Зан даже не сомневалась. Если она сейчас нанесет удар, он даже не узнает за что! Нет, узнает, когда окажется за Чертой. Зан почувствовала, как ее пальцы судорожно сжимаются на рукояти клинка.

— Ты еще хочешь вступить в дружину? — тонкие красиво очерченные губы сложились в насмешливую улыбку, словно отражающую огонь в его темных глазах. Зан вздрогнула от звука его голоса, такого глубокого. — Теперь еще хочешь? — уточнил он, указав взглядом на тех двух парней, с которыми она дралась.

— Да! — слово вырвалось у Зан быстрее, чем она успела осознать. Но она не собиралась ни жалеть, ни идти на попятную: она не отказывается от выпадающих ей шансов. — Теперь особенно хочу! — она встретила темный взгляд Хозяина. Только вот она вкладывала в слово «теперь» совсем иной смысл!

Дорожка, мощенная плитами желтоватого песчаника, шла от тренировочного плаца к главному дому. Каменные плиты были неодинаковыми и неровными, словно положенными на землю совершенно небрежно. Нет, сами собой их края так идеально не дополняли бы друг друга. Плиты песчаника были скорее огромной мозаикой. Это становилось ясно, если присмотреться, но двое мужчин, что шли по ней, не обращали внимания на такие мелочи, как камень у них под ногами.

— Почему вы взяли ее? — тот, кого называют Зуру, внимательно смотрит на своего Хозяина. Он уже достаточно времени служит управляющим его поместья и его правой рукой во всех делах, чтобы иметь право задавать вопросы. И получать ответы на них.

— Она хорошо дерется, — высокий темноволосый мужчины пожимает плечами. Они идут по дорожке рядом, хотя он мог бы идти на полшага впереди, как и положено Хозяину. Но ведь так неудобно разговаривать?

— Не так уж и хорошо, — возражает Зуру.

Темная тонкая бровь изгибается вверх, демонстрируя недоумение:

— Она вполне приличное время в одиночку продержалась против двух твоих не самых слабых бойцов, и ты говоришь, что она дерется недостаточно хорошо? Для человека, — уточнил он. Зуру насмешливо хмыкает.

— С каких это пор вы стали оценивать умение сражаться человеческими мерками?

— Для людей у меня всегда были только человеческие мерки. Не недооценивай меня, Зуру!

— А вы не переоценивайте эту девчонку!

— Я видел, как она сражалась сегодня на арене годрумского цирка. Ее там прозвали Звон Стали. Как тебе?

— Она действительно была так хороша, что ей дали свободу? — недоверчиво уточняет Зуру. Он не слишком любит бывать среди людей, но кое-что об их обычаях знает.

— Ничуть не хуже, чем здесь! — небрежный кивок в сторону плаца. Зуру морщится.

— И все равно вы зря оставили ее: нам слишком много придется скрывать от нее, Хозяин.

— В Годруме меня знают под именем боярина Родослава.

— Вот именно, — произносит Зуру, уже сам себе, потому что его Хозяин легко взбежал по ступеням крыльца и скрылся за услужливо распахнувшимися перед ним массивными дверьми. А управляющий развернулся и пошел назад в сторону плаца: у него сегодня было еще слишком много дел.