Warda Огненная дева

Часть 1

Старый дуб прямо у кладбищенской ограды. Я с ним уже срослась прям. С тех пор как руки и ноги мои стали довольно ловкими, чтобы вскарабкаться на широкие ветви, я, как только заканчивала мамашины поручения, неслась сюда закоулками, чтобы никто не заметил. Отсюда лучше всего видно площадь и караульную башню. Моя любимая ветка как раз напротив окна капитана замковой стражи. В полдень яркое солнце отражается от стёкол и ослепляет — совсем ничего не рассмотреть, только глаза слезятся. Но этому радоваться можно — уже с год как в полдень к капитану приходит Малена из булочной, вроде обед приносит. Только платье у неё с каждым днём всё откровеннее, того и гляди, груди вывалятся прямо капитану на стол. Та ещё потаскуха. Я как-то на спор закинула ей яблочный огрызок прямо в вырез. Вся улица смеялась. Ох и ругалась она — каждая торговка на рынке слышала. Нет уж, капитан на такую на позарится. Она к нему и так, и эдак, а он ни в какую. Кивнёт головой: 'Спасибо, мол, за обед', - и всё, свободна, катись назад на свою торговую улицу.

А как только часы на башне отобьют шесть, капитан идёт проверять караульных. Сначала накидывает на белоснежную рубашку тёмно-синий камзол с серебряной вышивкой, поверх перестёгивает серебристый пояс, на котором позвякивает меч, убирает чёрные, блестящие волосы под берет, украшенный камеей с гербом королевства, и чеканным шагом выходит из кабинета. Мне кажется, я каждый раз слышу, как его сапоги стучат по пыльной лестнице башни. Да, лестница обязательно должна быть пыльной, хотя вроде бы мать Хлои работает в башне поломойкой и драит там деревянный пол дважды в день.

Вместе с двумя поручиками капитан обходит городскую стражу, проверяя посты. Если мамаша не отделывает меня до полусмерти, я могу тихонько красться за капитаном и смотреть, как он отчитывает нерадивых солдат. Хотя какой там отчитывает — просто смотрит на них этим своим ледяным взглядом, и бедолаги тушуются, начинают лепетать что-то в оправдание. Стражники выглядят такими жалкими — плюнуть и растереть хочется. Они потом на ребятне отыгрываются. Я недавно несла мамаше две корзины с капустой, и долговязый Щуп поймал меня за ухо. Взбрело в его дурную голову, что я эту капусту украла. Вот идиот, — кто же крадёт капусту корзинами?

Этот Щуп — самый злобный из всех караульных. Как схватит за ухо или за бок, синяки потом неделю сходят. Вот когда капитан ещё в карауле служил, он никого из наших не обижал. Да и не замечал даже. Куда уж нам, оборванцам из трущоб. Мы тут родились, тут и помрём в старости. Я, если мамаша раньше не пришибёт, кем вырасти могу? В лучшем случае доверят комнаты на постоялом дворе мыть.

Часы на башне пробили четыре раза. Я спустилась на землю и потащилась в сторону трактира. Нужно было почистить стойла — чем быстрее, тем лучше. Иначе до шести не успею.

Летом работы больше, но зато тепло. Зимой дуб заносит снегом, да ещё и льдом прикрывает, тяжело забираться. И сидеть приходится не прямо напротив кабинета, а чуть поодаль — листва же не прячет. Один раз меня чуть не заметили — пришлось срочно давать дёру, да я ещё и спрыгнула неловко, ногу подвернула. Мамаша меня половником отходила — решила, что я притворяюсь, от работы отлыниваю. Хозяин её, правда, пристыдил слегка, да толку от этого никакого. Не к добру он за меня заступился, посматривает теперь странно как-то… Мамаша стала мне работу не в таверне подбирать, всё на конюшне да в поле, чтобы я подальше от хозяина держалась. И то радость. Конюх меня не лупит, разговаривает со мной по-доброму, работой особенно не нагружает, можно подольше на дубе посидеть. Наверное, это оттого, что он тоже сирота. Я-то родителей своих и не помню уже, померли рано, но гостиница тогда ещё наша была. А как их не стало — мамаше отошла. Она мне то ли тёткой, то ли бабкой приходится, я не спрашивала. Хорошо ещё, что на улицу меня не выкинула, воровством долго не проживёшь, а на улицу потаскух меня работать не возьмут. Не то, чтобы я туда рвалась, но, говорят, капитан иногда наведывается в нанкину таверну…

— А, пришла таки. Радуйся, что Розы нет, она бы тебя за опоздание так отодрала! — Керо-конюх сплюнул и уткнул руки в боки. Сердится вроде как, но я-то знаю, что он улыбается в усы.

— Не за это, так за другое отдерёт. Чаво печалиться-то? — отозвалась я, подходя к стойлам.

— Какое такое 'чаво', балда несусветная. Сколько раз тебе талдычил не 'чаво', а 'чего'. Разговариваешь, как торговка, — конюх покачал головой и отправился к колодцу. Когда-то Керо служил то ли у знатного рыцаря, то ли у какого-то барона, нахватался там умных речей, грамоту выучил. Теперь вот на мне отрывается. Хвалит даже меня иногда, говорит, соображаю быстро. Мне все эти науки ни к чему, но капитан-то умеет читать и писать, чем я хуже?

Да всем хуже, конечно — вздохнула я, принимаясь за работу. Вот бы стать в одну ночь прекрасной принцессой, да что там принцессой — хотя бы помещицей средней, выйти на площадь да столкнуться с ним вроде как невзначай. Уж на меня бы он не стал смотреть, как на Малену. Точно, он бы просто извинился и мимо прошел. Куда уж мне с Маленой тягаться.

В ведре с водой отразилась моя унылая физиономия. Бесцветные патлы, торчащие во все стороны, волосами назвать никак нельзя. Это у Малены есть деньги, чтобы к цирюльнику ходить, а я себе космы сама кромсаю, теми же ножницами, что гриву лошадям стригу. Физиономия коричневая — то ли от грязи, то ли от солнца потемнела. Веснушки, слава Лели, вроде перестали появляться, а то столько лет вывести их не могла. А уж глаза. Вот за что меня мамаша ненавидит, так за глаза. Дай ей волю — выткнула бы их пальцами, только вот пальцы у неё потолще моей руки будут. 'Купавское отродье', - говорит. Дура старая! Все знают, что у Купав глаза зелёные, а у меня жёлтые, с коричневыми и зелёными крапинками. Керо говорит, что у меня огонёк в глазах, да за таким огоньком на край света можно пойти. Утешает, наверное.

А ниже головы так вообще ничего дельного нет. В реке три дня назад купалась — синяки сосчитать не смогла. Выпуклостей, как у Малены, у меня сроду не найдёшь. Потому и хожу в штанах да в старой хозяйской рубахе. Все за пацана принимают. Я раньше обижалась, да Керо объяснил, что так мне безопаснее. Мало ли чего опьяневшим постояльцам в голову придёт. Да вот только хозяин точно знает, что я девка, а уж у него на уме точно ничего хорошего быть не может.

— Опять бездельничаешь, нахлебница?!

Ну, сейчас огребусь по полной. Стоило на секунду спину распрямить, больно тяжелые вёдра, а мамаша уже тут как тут. Следит она за мной, что ли? Хотя, если бы следила, не дала бы мне на дубе сидеть спокойно.

Отвечать ей сейчас — только злить. Чем быстрее пар из неё выйдет, тем меньше у меня будет синяков.

— Я тебя, гадина, в дом взяла, а ты лодырничаешь? Хлеб мой жрёшь, тварь, а работать не желаешь? Жиреешь на моих харчах, а я пахать должна с утра до ночи, чтобы тебя, приживалку, прокормить? Гнида безродная!

Я пониже опустила голову, чтобы разгневанная Мамаша не повредила мне лицо. Грету, дочь кровельщика, мачеха так отделала, до сих пор смотреть страшно. Всё лицо сломала бедолаге, та теперь вообще на улицу не выходит, глаза одного лишилась, нос сломан, зубов почти не осталось — только в цирке на потеху показывать.

— На меня смотри, скотина, когда я с тобой разговариваю!

Внимательно глядя на толстые белые руки, я подняла голову. Тут же правая рука мамаши взметнулась вверх и со всей силы опустилась мне на лицо. Ну, она-то меня не первый год лупит, я знаю чего и как. Всего-то чуть отклониться, так, чтобы тяжелая пятерня лишь прикоснулась к лицу. Оставалось только схватиться за щеку и упасть на колени. Совсем на землю ложиться опасно — может запинать до смерти, а так, когда я вроде и не лежу и не стою — бить неудобно, а увёртываться проще.

— Нахлебница! Тварь! Будешь работать, скотина!? Будешь?! Я тебе покажу, как мой хлеб просто так прожирать!

Удары так и сыпались на мои плечи. Самая соль в том, чтобы увиливать от оплеух, и при этом их получать. Мамаша должна быть уверена, что мне досталось, иначе не успокоится. Что-то она сегодня совсем не в духе.

— Роза. Роза!

Голос хозяина достучался до мозгов мамаши, и она обернулась к дверям.

— Роза, я просил тебя не обижать ребёнка. Что с неё взять — дитя ещё совсем. Иди лучше гостей встречай. Сегодня у нас будет большой навар, очередной караван паломников пришел.

Мамаша с ненавистью посмотрела на меня, но руку опустила.

— Быстро работать! — прошипела она и отправилась в таверну. Хозяин пропустил её, но внутрь не вошел. Я прямо чувствовала, как его липкий взгляд скользит по моей скрюченной фигуре. Говорят, в молодости он был ладным, видным, но постоянные пьянки да кутежи явно отметились на его наружности. Красная, бугристая кожа натягивалась на круглых щеках нездоровым румянцем. Водянистые глазки терялись в складках, как у бульдога. Он постоянно облизывал крупные, мясистые, растрескавшиеся губы. Когда такая физиономия возникает перед глазами, хочется инстинктивно зажмуриться, что я и сделала.

— Обижает она тебя?

Голос прозвучал совсем рядом. Хозяин явно не собирался уходить. Я почувствовала прикосновение потных пальцев к щеке и дёрнулась.

— Не бойся, я тебя не обижу. Ты так выросла, Лиин.

Дядька присел на кромку колодца так, что его рожа оказалась напротив моей. Я тут же вскочила на ноги и отряхнула колени.

— Всё нормально. Мне работать надо.

— Погодь, — Хозяин схватил меня за руку и повернул к себе. — А ты высокая, как я погляжу.

Да уж, действительно. Его немытая голова доставала мне где-то до носа, поэтому мне оставалось только смотреть прямо на засаленые волосы.

— Совсем выросла. Созрела…

Неожиданно хозяин схватил меня за перси. Я дико растерялась, то ли от того, что он мои груди нашел, то ли от омерзения, поэтому даже вырываться не начала.

— Тебе нужен защитник Лиин. Кто-то, кто будет оберегать тебя. Приходи ко мне сегодня вечером. Договоримся.

Он погладил меня, и я резко дёрнулась в сторону.

— Тебе нужен кто-то, кто бы тебя объездил. Да, объездил!

Хозяин заржал и исчез в таверне. Видимо шутка показалась ему очень смешной.

Я уселась на колодец, стараясь унять мелкую дрожь. Гадко-то как, великая Леля! Я, конечно, давно знала, что и кухарка Маргарита, и обе горничные время от времени ночуют в спальне Хозяина, но чтобы он и ко мне присматривался? Как же это всё мерзко, как противно! Захотелось убежать на реку и срочно помыться. Я уже направилась к выходу из двора, но наткнулась на Керо.

— Не советую сейчас убегать. В таверне ждут караванщиков, нужно будет заняться лошадьми. Наткнулась на Розу? — Он заметил, мою разбитую губу.

— Наткнулась, — мне хотелось кинуться к Керо, пожаловаться ему на жизнь, попросить совета, но я не была уверена, что стоит это делать. Чем он может мне помочь? Пожалеть да посочувствовать? Спасибо, не надо. Этого я и сама могу.

— А откуда караван? — я решила поговорить о чём-нибудь отстранённом. Проблемы надо решать по мере их возникновения. Мы пошли к конюшне.

— С востока, по-моему. Пару дней будут проповедовать о грядущей войне, призывать всех к покаянию и уповать на Огненную деву.

— Думаешь, война и впрямь будет?

— Кто его знает. Говорят, на юге уже во всю воюют. Коннорир то ли уже напал на Ланедор, то ли столько собирается напасть. А от Ланедора рукой подать до нас.

— Но ты же говорил, что Коннорир — маленькое княжество на юге…

— Очертания государств теперь меняются очень быстро. Там без магии не обошлось, иначе как объяснить, что несколько южных стран вообще сдались Коннориру без боя? Народ твердит, что это предречено. Помнишь: 'И тёмные тучи с южных краёв пронесутся ураганом над миром. И все склонят головы перед властителем пустыни'…

— Ой, ну это же просто старая баллада. Ей сто лет в обед. Как можно в это верить, — усмехнулась я, но продолжила: 'Лишь Огненная дева с пылающим сердцем пройдёт сквозь снега, болью будет наполнен её путь. И если хватит её пламени, и если отдаст она всё, что имеет, сумеет она осветить тьму, подобно молнии. Но где же Огненная дева? Кто видел её в этом заледенелом краю?

— Да, это та самая баллада. Но люди напуганы. Они готовы поверить во что угодно. Чем Огненная дева хуже небесного ангела или морского владыки? К тому же Огненная дева издревле считается защитницей Ромнии. В легендах говорится, что она не раз появлялась в наших краях, чтобы защитить землю королевства.

— Неужели королю не хватает ума, чтобы найти какую-нибудь молодку, что владеет магией огня, и предъявить народу? И овцы сыты и волки целы.

— Не всё так просто. Кроме короля есть первый епископ, который, как известно, действительно верит во всю это сентиментальную чушь. Он ни за что не примет подобной подделки, а без благословления епископа люди не примут Огненную деву.

— Как всё это сложно, — вздохнула я. Ссадина на губе ныла, а в левом плече поселилась тупая, тягучая боль. Я скривилась, и Керо это заметил.

— Ладно, иди уже, доходяга. Скоро шесть, — он хитро улыбнулся, не отвлекаясь от работы.

Неужели знает? Я почувствовала, как краснеют щёки.

— Тогда я пойду на озеро, ополоснусь.

Знает — и пусть знает. Не пойман — не вор, решила я, и действительно направилась к озеру. Больше всего на свете мне хотелось кинуться к дубу и сидеть на нём до полуночи, пока капитан не задует свечу и не отправится в свои апартаменты, где-то внутри башни. Какой же он красивый, когда сидит в кабинете при свечах — пишет указы или читает какие-то документы. Но пока мамаша меня охаживала, я успела вляпаться в куриный помёт, не ходить же так?

До озера было с полчаса пути, но я добежала минут за десять. Само озеро меня не интересовало — там всегда в жаркие дни народ толпится. Осень скоро, все хотят поплавать вдоволь, осенью уж не до того.

Мало кто знает, что в правой стороне озера, что заросла камышами в три аршина, есть коса, по которой можно перейти на ту сторону, прямо в лес. Потом, у старой осины, повернёшь на восток — и через пару минут снова уткнёшься носом в озеро, только не то, где все купаются, а маленькое, закрытое со всех сторон деревьями и камнями озерцо с чистой, синей водой. Берег там пророс зелёной, крупнолистной травой с синими цветочками — берегницей. Если сорвать пару стеблей и выдавить сок на руку, получается настоящее мыло, но воняющее не дёгтем, как-то, чем моются в трущобах, а свежей росой и цветами. Несмотря на искус, я обычно стараюсь им не мыться — слишком уж привлекает внимание запах. По-моему, хозяин меня первый раз заметил, когда я помылась в озере, от души намылившись берегницей. Но сегодня можно себя побаловать. В таверне все заняты новыми постояльцами, я до ночи просижу на дубе, а потом лягу спать прямо в стойле. С утра потаскаю навоз — от запаха и следа не останется.

Сначала я стянула одежду и прополоскала в воде, тщательно натирая песком и травами. Полежит на камнях минут двадцать и высохнет, а если нет — прямо на мне дойдёт.

Вот теперь можно было помыться самой. Стараясь не задеть рану на губе, я умылась и порадовалась своему отражению, что большая редкость. На этот раз кулаки мамаши не оставили следа на моей мордахе, а разбитая губа быстро заживёт. На мне вообще всё заживает, как на собаке. Это, наверное, потому, что со мной обращаются как с собакой.

Вот если бы я была знатной дамой…

Если бы я была знатной дамой, и приехала в этот город, бургомистр обязательно назначил бы мне охрану. Не важно, что стражников дают только особам королевской крови, для меня бы сделали исключение. И, конечно, среди охранников был бы Капитан Айво Гелеанд. Айво. Я повторила это имя пару раз, чувствуя, как оно щекочет нёбо и отдаётся теплом где-то в груди. Мы бы проводили вместе много времени, разговаривая о том о сём, и он, конечно бы, в меня влюбился. Ну и что, что я такая высокая и у меня совсем нет женственных округлостей! Он бы понял, что я умная и забавная, что со мной интересно, и что ножички я кидаю лучше всех мальчишек на улице… Так, нет, вот этого не надо. Знатным дамам не пристало кидать ножички и ловить рыбу голыми руками. Хотя, я же больше ничего не умею. Я не вышиваю, не играю на лютне или флейте, о придворном этикете слышала только от Керо. Не получится из меня знатной дамы.

Кто-то схватил меня за плечо. Привычку орать мамаша из меня выбила ещё на шестом году жизни, поэтому сейчас я просто резко дёрнулась и отскочила в сторону. На берегу, опираясь на клюшку, стояла старушенция, настолько древняя, что, наверное, видела, как закладывали первый камень в городской стене. Длинные, спутанные патлы сливались с серым одеянием и нельзя было различить, где кончается бабкина голова и начинается тело. Низенькая, квадратная, несмотря на худющие руки и длинный костлявый нос, она оглядывала меня тёмными, карими глазами, чуть прищуриваясь.

— Вы кто? — выдавила я, отплывая подальше.

— А ты кто? — переспросила старуха неожиданно звонким, моложавым голосом.

— Я? Лиин. Из трущоб.

— Это всё, что ты можешь о себе сказать, деточка? Маловато, — старуха покачала головой и добавила. — Пойди сюда.

— С чего бы это?

— Не упрямься. Посмотреть на тебя хочу.

— Мало ли кто чего хочет? — заметила я, не двигаясь с места.

Бабка что-то прошептала себе под нос и поманила меня пальцем. Неожиданно ноги сами по себе понесли меня прямо к старухе. Как я ни пыталась заставить себя остановиться, конечности меня не слушались. Эта сумасшедшая ещё и колдунья? Тут же вспомнились детские страшилки о старухе, которая живёт в лесу и заманивает в чащу детей, чтобы потом сварить их в огромном котле. Но я-то уже не ребёнок, мне шестнадцать или семнадцать лет — я не знаю, когда точно родилась. Сама не помню, а мамаша не говорит.

Стопы вынесли меня прямо к старухе.

— Длинная какая — возмутилась она, и я тут же бухнулась на колени, оказавшись одного роста с ведьмой.

Морщинистая рука прикоснулась к моей щеке, но на этот раз я не ощутила омерзения.

— Волосы у тебя красивые. И глаза. Руки дай-ка!

Мои руки поднялись ладонями вверх и замерли прямо перед ведьминым лицом. Я попыталась что-то сказать, но язык ворочался с трудом, как будто песка наелась.

— Боишься? Правильно боишься. Но рано. Самое страшное впереди ещё.

Ну, спасибо, бабуля, успокоила.

Старуха накрыла мои ладони своими, и руки пронзила дикая, режущая боль. Что-то острое вкручивалось в моё тело, пронзая плоть и кости. Я беззвучно закричала, из глаз хлынули слёзы, но ведьма не собиралась меня отпускать. Боль вползала всё глубже, щупальцами охватывая ноги, живот и голову. Когда казалось, что больше я вынести не в силах, набегала новая, ещё большая волна, заставляя меня удивляться собственной двужильности. Но, наконец, предел был достигнут, и я отключилась от происходящего, словно шаловливые русалки утянули меня вниз, под воду.

'Который час? — с этой мыслью я очнулась и буквально выскочила из воды. 'Неужели опоздала? — быстренько натянув штаны, рубашку и растоптанные туфли я понеслась к любимому дубу. Только бы успеть! Только бы не пропустить тот самый момент, когда капитан встанет из-за стола, на секунду подойдёт к окну и я смогу поглазеть на него близко-близко. Разглядеть, как завязан его галстук, какого цвета пуговицы на рубашке. Иногда, задумавшись о каких-то вещах государственной важности, он запускает руки в волосы, или невзначай поправляет падающую на лоб прядь, заправляя её за ухо. Я пару раз слышала, как караульные, да и горожане, цедили: 'Тоже мне франт. Одет с иголочки, стрижка не по уставу. Хотя, чего ему устав — смотри, как высоко взлетел. Невесть откуда взялся и за семь лет из простого караульного дослужился до капитана. Третий человек в городе, опосля бургомистра и судьи. Ничего, кто высоко летает, тот больно падает! . Таким завистникам сразу хотелось сделать какую-нибудь пакость. По малолетству кидала землю в крынки Гоженки — молочницы, да подкидывала червей в овощи толстозадой Катрины, у которой лоток на базаре прямо у ратуши. Эти сильнее всех злословили, но пол города знает, что Гоженка на капитана пару лет вешалась, а дочь Катрины так вообще забралась к нему в апартаменты, то ли стражу подкупила, то ли ещё как, и прямо в кровать к нему улеглась. Ни стыда, ни совести. Капитан ей выдал одеяло и отправил домой. Никто бы и не узнал, если бы она сама подружкам не пожаловалась, а те уже разнесли по всему городу.

Я добежала до дуба, чуть отдышалась и схватилась за самую нижнюю ветку, чтобы подтянуться. Руки словно обожгло огнём. Прямо в центре каждой ладони светился круг, переливаясь жёлто-красным, как маленькое солнце. Тут же вспомнилась странная бабка и дикая боль, от которой я отключилась в лесу. Что за ерунда? Может, уснула на берегу да на какую-нибудь травку наткнулась? Мало ли, что там, в лесу, водится.

Тут я догадалась посмотреть на часы. Увы, им нечем было меня обрадовать. Капитан должен был выйти из башни ещё пять минут назад. Значит сейчас он, скорее всего, у первого караула. Хотя проверяют их безо всякой системы, я, за те три года, что капитан занимает это место, успела запомнить, что к чему. Если в городе воруют не очень чтобы много, никаких крупных краж, и вообще тихо как на кладбище, обход начинается с первого караула — у ратуши.

Я была там через две минуты — бегаю я быстро, но Капитана там не оказалось. Как не было его ни на площади, ни у главных, ни у торговых ворот, ни у храма Лели. От получасового бега заболел бок, и я прижалась к каменной стене какого-то дома, чтобы отдышаться.

— Лиин! — тихо позвал кто-то из-за угла.

Я огляделась и заметила Тора — младшего сына вечно пьяного кузнеца Вотуша. Раньше Вотуш считался хорошим мастером, и жил не где-нибудь, а на торговой улице. Но после того, как жена его умерла, производя на свет шестого ребёнка, Вотуш начал пить, терять заказы, и в конце-концов переехал в трущобы. Вообще в трущобах хозяин и мамаша самая богатая парочка. Постоялый двор с таверной стоит как раз на границе между трущобами и западной дорогой, поэтому те, кто едет к нам с запада — торговцы, паломники и путешественники, остаются на ночь у них.

— Лиин! Опять мечтаешь? Тебя Роза искала.

— Роза? А, мамаша… Чего хотела? Орала сильно?

— Да не, я не слышал чего она там орала, просто велела Тоське тебя срочно найти, ей там вроде по хозяйству нужно подсобить. А Тоська меня отправила.

Тоська — вторая дочь кузнеца, старшая сестрица Тора. Странное у них семейство — имена всех детей начинаются на Т. Да и внешне они один в один — рыжие, худосочные, какие-то несуразные с оттопыренными ушами и носами с горбинкой. Для пацана ещё ничего, но Тоса и Талина — две тётки, выглядят просто уродицами, хуже Кикимор. И как только Хозяину не страшно спать с такой страхолюдиной как Тоська? Ох-ох-ох, что мне-то с ним делать. Сегодня он, надеюсь, упьётся вусмерть, но завтра-то всё равно вспомнит про меня.

— Эй, ну чего стоишь-то? Тоська мне задницу так надерёт — три дня на животе буду спать! Короче, я тебя нашел, сказал, чтобы ты чесала к Розе, а дальше выкручивайся как знаешь!

— Да ладно, дуй домой. Иду уже. — Отмахнулась я.

— Идёшь, как же. Ты слиняешь к чёрту на кулички, а меня поколотят!

— Я тебя хоть раз обманывала? Сказала, иду, значит иду.

Похоже, выбора не было. Пойду, сделаю, чего велят, у мамаши всё равно на меня сейчас времени нет, глядишь, до полуночи успею ещё сбегать к дубу.

В таверну я забежала через сени, чтобы не показываться в парадной или в главном зале. Мамаша может и при всех отлупить. То у меня то обувь грязная, то рубаха старая, то ещё что-нибудь не так.

Кухарка заставила меня вынести помои, Тоська вручила мне ведро и тряпку, чтобы я отдраила пол в комнатах для гостей, потом я помогла Керо управиться с лошадьми, и тут Майна заставила меня срочно отнести в главную залу три бутыли вишнёвой настойки из погреба. Обычно меня в главный зал не пускают: 'Нечего людям аппетит портить своей рожей', - говорит мамаша, а меня это только радует. Тоську и Майну вечно хватают за разные места, правда, им то за счастье — ночь с постояльцем даёт прибавку к зарплате. Не от хозяина, конечно, а от клиента.

Я спустилась в погреб, нащупала в темноте одну бутылку отборной наливки и две похуже. Если первая хорошо пойдёт, остальными народ догонится и разницы не заметит. Притащи я три бутыля хорошего вина, мамаша потом такую истерику закатит — неделю к дубу не подойду, если вообще двигаться смогу.

И всё-таки хорошо, что я одеваюсь как парень. Поди, мальчишку никто лапать не станет, хотя я слышала, что всякое бывает.

В зале было шумно. Караванщики сидели за круглым столом и горланили песни. Тоська и Майна крутились возле них, виляя задами. Стол в углу заняли, судя по серым одеждам с вышитым кругом, паломники западного храма Велеса. Я подтащила тяжелые бутылки к Майне, и уже повернулась, чтобы скрыться в крыле для прислуги, когда столкнулась взглядами с паломником, занимавшим самый тёмный угол. Его глаза словно вспыхнули. Я тут же поняла, что эти люди никакого отношения к паломникам не имеют. Откуда я это знала — понятия не имею. Лжепаломник несколько секунд пялился на меня и вдруг вскочил, закричав что-то на непонятном языке. Угроза, исходящая от него, казалась осязаемой. Протянешь руку — и наткнёшься на тёмную, острую как бритва ненависть. Дорогу к главному выходу преграждал стол пьяных караванщиков. В дверях ведущих на кухню стояла мамаша с подносом, на котором исходил ароматом зажаренный поросёнок. Прежде чем остальные сообразили, что произошло, я кинулась к лестнице, ведущей на второй этаж. В комнате хозяина есть ход на крышу, а оттуда можно спуститься по лестнице на улицу. Поблядушки к нему добираются именно этим путём.

Я бежала по коридору, молясь всем богам, чтобы дверь была открыта. Мне повезло! Или не очень… Дверь в спальню была открыта, но захлопнулась за моей спиной и я услышала скрип поворачиваемого ключа. Даже не обернувшись, я кинулась к двери на крышу, но и она была заперта.

— Пришла таки! — Полупьяный хозяин оскалился, глядя на меня, как голодный на лоток булочника. Мне некуда было отступать — за спиной запертая дверь, внизу, под окнами — гвинезия. Мамаша решила развести там сад, и я только вчера сама подвязывала побеги к длинным кольям. Это была бы забавная смерть, но если я умру, я же никогда не увижу капитана!

Я мучительно соображала, что делать и пропустила момент, когда хозяин кинулся вперёд. Он прижал меня к стене своей жирной тушей. Ощущение, как будто на тебя со всего размаху налетел боров. Когда я попыталась освободиться, хозяин схватил меня за руки и поднял их над головой, прижав к стене. Я не могла вырваться. Свободной рукой он дёрнул мою рубашку, и старая ткань разлезлась даже без треска. Я брыкалась, закусив губу, потому что по крику преследователи могли определить, где я нахожусь. Хотя кто сейчас страшнее — полупьяный хозяин или лжепаломники, я не знала.

Насильник начал жадно ползать рукой по моему телу и добрался до штанов.

— Идиотская одежда, — тихо выругался он. — Ну, ничего, теперь будешь носить платья. Там проще — задрал юбку и вперёд.

В дверь затарабанили и Хозяин резко сдавил мне горло.

— Ну, нет, нам никто не помешает, Лиин. Только попробуй заорать — я тебя убью, — пригрозил он. Орать я не собиралась, хотя очень хотелось. Надо было что-то делать. Я не хочу, чтобы этот урод прикасался к моему телу. Только не он, только не так!

С той стороны донеслись крики Мамаши, и отрывистые возгласы паломников.

— Пожалуйста, не ломайте двери, я сейчас принесу ключи и всё вам открою. Ключи на кухне, я их принесу, не ломайте двери, я принесу, или вон она принесёт, только не ломайте, подождите… Да иди ты за ключами, дура! Не ломайте, сеньоры, пожалуйста, не крушите гостиницу, вам нужна эта девчонка? Так она где-то здесь, ей же не куда больше податься, только не ломайте дверь…

Прерывисто дыша, Хозяин нащупал пуговицу на моих штанах и его рука соскользнула по моему животу. Я лягнула его изо всех сил, но это мало помогло, он лишь сильнее стиснул мои руки, так, что боль в ладонях вернулась.

'Этого не должно произойти', - билась в моей голове мысль. 'Это не должно произойти со мной! .

Нет!

Я не хочу!

Нет!

Боль в руках вдруг выплеснулась наружу, и Хозяин с громким криком отлетел в сторону. Я краем глаза увидела, как кожа на его ладонях чернеет, распространяя по комнате запах горелого мяса.

— Ааааа! — заорал он, и его услышали в коридоре.

Всё ещё не до конца понимая, что происходит, я повернулась и ударила в запертую дверь. Она вылетела на крышу, и деревянные доски тут же загорелись.

Одновременно с этим дверь в комнату разлетелась в щепки. Паломники внеслись в хозяйскую спальню.

Я уже спустилась по лестнице вниз и неслась по улице, не разбирая дороги.

Самым сложным было на ходу застегнуть штаны. Я боялась, что стоит мне прикоснуться к ткани, она вспыхнет красновато-желтым пламенем вместе со мной. Но деревянная лестница, по которой я спускалась с крыши, осталась цела. Точнее, она была целой до того момента, как я уронила её на землю, прямо на гвинезию. Мечта мамаши о саде так и останется мечтой. Наверное, теперь кто-то другой будет подвязывать растения к колышкам. После того, как я до кости сожгла руку хозяину, вряд ли стоит рассчитывать на благополучное возвращение. Ну, нет, после того как этот ублюдок пытался меня изнасиловать, я точно не хочу видеть его наглую рожу. Теперь я и убить могу!

Преследование я чувствовала спиной. Видно, паломники были магами, потому что, несмотря на все мои усилия, они нашли способ быстро спуститься со второго этажа. Когда рядом просвистела стрела, я нырнула в крохотный переулок и начала петлять по улицам, стараясь не оставаться с преследователями на прямой. Что же делать? Куда бежать?

Минут через пять я выбежала на какую-то улочку и поняла, что нелёгкая принесла меня к восточным воротам. Восточный прогон идёт от ворот к центру. Из-за угрозы войны все прибывающие в город караваны тщательно досматриваются, поэтому днём на улице стоит несколько патрулей, а на ночь патрули снимают, оставляя только один на въезде и один у самой площади. Чтобы контрабандисты или саботажники под покровом ночи не проникли в город, все боковые улицы перекрывают. Даже ворота поставили специальные — мышь не пролезет. До центрального поста бежать минут пятнадцать. И всё это время я буду прекрасной целью для преследователей.

Они тоже это поняли. Рядом просвистела очередная стрела, а потом я почувствовала движение магии. Кто-то читал заклинание. Великая Леля, откуда я всё это знаю?!

Я резко дёрнулась вправо, огненная стрела пролетела совсем рядом. Тут же, с другой стороны пронеслась деревянная и, взметнув мои волосы вверх, оцарапала щеку.

Бежать, только бежать, не останавливаясь. Впереди замаячили какие-то фигуры. Не то, чтобы я верила, что меня спасут, но с громким криком 'Помогите! , кинулась к ним. Не соображая, что делаю я понеслась по прямой и тут же поплатилась за это. Одна из стрел попала в цель. Левая рука взорвалась болью. Стараясь не обращать на это внимания, я продолжала нестись к трем застывшим впереди людям. Пожалуйста, ну пусть это будет кто-нибудь, кто мне поможет!

Ещё несколько шагов и я наткнулась на чьё-то плечо.

— Они хотят меня убить, — выдохнула я, даже не пытаясь рассмотреть, с кем разговариваю. Если это сообщники лжепаломников, мне конец.

Судорожно дыша, я прижалась к своему спасителю. Кровь стучала в висках, но я всё же услышала, как приближаются мои преследователи.

— Пожалуйста, спасите меня, — прошептала я, чувствуя, как по раненой руке стекает кровь и капает на каменную мостовую.

— Ви стража? Вор украл моя важная вещь. Я хотеть наказать.

Ну, вот и всё. Не важно, стражники это или нет, но достаточно один раз посмотреть на мою ветхую одежду и сравнить её с дорогими робами паломников, чтобы поверить им.

— Этот мальчик что-то украл у вас? Хорошо, нам нужно оформить бумаги, идёмте в канцелярию.

— По законам моя страна я иметь право убить вор. Отдай! — настаивал паломник.

Я молчала, ткань дорогого камзола холодила кожу. Великая Леля, я же полуголая. Надеюсь, пока я бежала, моя рубаха не сильно развевалась. Хотя, какая разница, меня всё равно приняли за мальчика. Нашла о чём думать в последние минуты жизни.

— Вы не в своей стране. В Королевстве Ромния преступников карает закон, а не пострадавший, — подал голос мой спаситель. Я замерла, чувствуя, как кожа покрылась мурашками.

Лжепаломник что-то крикнул на своём языке, и моя опора дёрнулась в сторону, увлекая моё тело за собой. Огненная стрела воткнулась в дорогой плащ, мужчина оттолкнул меня к стене, сдёрнув начавшую тлеть накидку.

Я слышала звон мечей, но он доходил до меня словно через воду. Неужели это правда? Неужели всё это происходит со мной? Перед глазами мельтешили чёрные точки. Моих сил хватило только на то, чтобы здоровой рукой запахнуть обрывки рубашки. 'Где же я теперь новую возьму? Надо как-то старую залатать. Можно попросить бабку Урсулу, она одолжит нитку и иголку… . Шок от произошедшего оказался слишком сильным, я даже не осознавала до конца, что совсем рядом идёт бой.

Айво. Рядом — в двух шагах. Протяни руку — и можно коснуться бархата тёмно-синего камзола. Теперь мне не страшно умирать, совсем не страшно!

— Не дайте им уйти. Это маги. Стены для них не преграда, — его голос был таким же, как и глаза. Холодным, но глубоким. В него можно было нырять, если не боишься, что тебя утянет куда-то в глубину, туда, откуда нельзя вернуться.

— Ты живой? — Капитан подошел ко мне и слегка встряхнул. Стрела в руке царапнула по каменной стене, и я застонала от боли. Странно, я ещё могу чувствовать боль. Рядом с ним я всё ещё могу чувствовать боль — этого не может быть. Он разговаривает со мной, но я почему-то не понимаю смысла слов. Слышу только голос. Глубокий и холодный.

— Ты ранен. Повернись.

Я послушно повернулась к нему спиной, но не смогла устоять на ногах и стала сползать по стене. Капитан помог мне сесть на землю и стал осматривать плечо.

— Стрелу нужно вынуть. Потерпи, парень.

Я хотела сказать, что я вовсе и не парень, но с губ срывалось неразборчивое мычание, а затем дикая боль полоснула по руке до кончиков пальцев. Я закусила губу и из застарелой ранки побежала кровь. Нет, я готова была вынести это боль десятки, сотни раз, если он при этом будет сидеть рядом, аккуратно касаясь моей руки.

— Я залечу рану. Не шевелись.

— Л-л-лечебная магия? — переспросила я, чувствуя, как от боли в мозгах прояснилось.

— Она самая.

По руке распространялось тепло. Ломота постепенно утихала, на смену ей приходило чувство странной расслабленности. 'Айво', - мысленно прошептала я

— Что ты у них украл? — капитан развернул меня к себе лицом, и голубые глаза, освещаемые светом фонаря, казались тёмно синими.

Вблизи он ещё красивее.

— Ничего. Они… Они хотели… Убить… Этот как кинулся… Я… Наверх, а там хозяин… Рубашку мне порвал, а потом огонь… Бух! — я развела руками, изображая этот самый бух. Почему я так странно себя веду? Я покачала головой, но мир вокруг продолжал раскачиваться.

— Ты владеешь какой-то магией? — синие глаза подозрительно сощурились.

— Не знаю, — честно ответила я.

— Как это ты не знаешь? Вставай, в караульной разберёмся.

Я попыталась встать, но получилось не очень. Мир качнулся под ногами, капитан схватил меня за рубаху, пытаясь поймать. Ткань не выдержала очередного испытания, и большая часть сорочки осталась в руках опешившего мужчины. Но опешил он не от этого. Обрывки рубашки соскользнули вниз и я, в минутном прояснении сознания, попыталась прикрыться руками. Но капитан не позволил мне сделать этого. Только схватил за плечи, развернул к фонарю.

— Ты девушка? — похоже, я первый человек на свете, который видит беспристрастного капитана Гелеанда удивлённым.

— Ну… Вот, — я провела руками по воздуху, показывая, что, собственно, вот. Почему я как пьяная?

До Айво дошло, что он стоит посреди улицы с полуголой и полупьяной женщиной. Он скинул камзол и набросил мне его на плечи. Я всеми лёгкими втянула в себя запах дорогого мыла и прикрыла глаза. Именно так выглядит рай.

— Что-то тут не так, — себе под нос проговорил он.

— Всё так. Просто я — Огненная Дева.

Самое странное — я говорила чистую правду. Так же, как я знала, что эти паломники никакого отношения к ордену Велеса не имеют, так же твёрдо я знала, что я — Огненная дева. Только не знала, что с этим делать.

Я ещё раз вдохнула чудесный аромат и все мои члены расслабились. Руки капитана подхватили меня у самой земли, я блаженно улыбнулась и уснула.

Обстановка была подозрительно знакомой. Обитые деревом стены с вырезанным гербом Ромнии, мягкая кожа дивана, на котором я лежала, а главное — до боли знакомое окно, в стекле которого справа застыл маленький пузырёк воздуха. Только я почему-то не с той стороны. Ещё не до конца проснувшись, я села, потирая глаза. Капитан оторвался от документов и уставился прямо на меня. Я тут же отшатнулась, стараясь ухватиться за ветку подальше, но руки наткнулись на воздух. От неловкого движения камзол, которым я была прикрыта, тут же упал, обнажив всё то, что нельзя показывать малознакомым мужчинам, если не работаешь у Наны в борделе. Неловкими руками я тут же подхватила дорогую вещь и постепенно начала соображать. Я не на дереве, я лежу на диване прямо в кабинете капитана Айво Гелеанда!

Он сверлил меня тяжелым, ледяным взглядом. Теперь я поняла несчастных караульных, которых так презирала. Ну, уж нет, я с ним первой разговаривать не буду. Я тут вообще не при чём, мне с другой стороны окна быть положено.

Нет, ну какой же он всё-таки красивый! Его нужно установить в храме Леля вместо статуи. Впрочем, Лель не пойдёт. Темноволосый Айво никак не может быть блондином-пастушком, богом весны и обновления. Когда-то Керо рассказывал мне о божествах других стран, о том, в каких страшных богов верят на юге, о богине Кали, которой приносят в жертву людей и животных, об одноглазом Одине северных княжеств и сыне его Торе — боге с огромным молотом, навроде нашего Перуна. О богах стран, что далеко на Востоке, там верят в мудрых драконов и духов предков, о божествах далёких земель, что на западе, о великом Зевесе, мечущем молнии и о брате его Аиде, стерегущем подземное царство… Наверное в храме Аида стоит статуя, похожая на Капитана Гелеанда. И вместо глаз у него огромные синие сапфиры, вспыхивающие в свете храмовых факелов, а на левом плече сидит ворон, собирающий души в дань великого бога…

— Так что ты там говорила об Огненной деве? — поинтересовался Капитан, возвращая меня на грешную землю. Он чуть сморщил высокий лоб. Явно не доволен, что я не залепетала как провинившиеся караульные. Но я же не виновата, что меня всё время уносит в какие-то дали, и я перестаю воспринимать происходящее перед носом!

— Я о ней ничего такого не говорила. Сказала только, что я — Огненная дева.

— И откуда ты взялась такая?

— Знамо откуда, — услышав просторечное словечко, Капитан сморщился, как от зубной боли, но я решила продолжать. Как умею, так и говорю. — Я из трущоб. На попечении у ма… Розы Дайн и, — я мучительно пыталась вспомнить имя хозяина, но это мне никак не удавалось, — у Розы Дайн и её мужа.

— И ты — Огненная дева.

— Да. Я — Огненная дева.

— И кто же тебе об этом сказал?

— Я сама так знаю. Этого мне достаточно.

— А мне нет. Я вижу в своём кабинете воровку, которая пытается избежать наказания и сочиняет небылицы, — в его голосе было столько льда, что я едва не замёрзла заживо.

— Они что, заявление на меня написали? — Я вспомнила, как когда-то в таверне остановились то ли воры, то ли ещё какие-то преступники и шумно рассказывали друг-другу: 'А я стражникам и говорю — заявление у вас есть? Нету? Так какие ко мне могут быть вопросы, я добропорядочный гражданин, живу по закону… И всё. Утираются и отпускают!

— Если ты не воровка, откуда знаешь о заявлениях?

— А что, нынче все, кто не воры, полные идиоты?

После моего 'нынче' он снова скривился. Мне было как-то совсем по-детски обидно. Я так мечтала об этой встрече, столько раз представляла её себе, а теперь сижу на диване прямо перед столом Айво, он обзывает меня воровкой и смотрит на меня с таким презрением, будто я пришла за милостыней. В уголках глаз потеплело, но я загнала слёзы обратно. Не плакала десять лет и ещё сто раз по столько же не буду. Даже перед ним. Особенно перед ним. Пусть лучше думает, что я неотёсанная грубиянка.

— Как тебя зовут? — спросил он, откидываясь на спинку кресла.

— Лиин.

Капитан встал и подошел к шкафу.

— На, надень — распорядился он, и кинул мне удивительно мягкую, точно из паутины сотканную шелковую сорочку. Она пахла тем же дорогим мылом, что и камзол.

— Отвернитесь хоть, — пробурчала я, борясь с желанием прижаться щекой к нежной ткани.

— Там есть что-то, чего я не видел?

Я почувствовала, как всё лицо покрылось румянцем. Он ещё и за шлюху меня принимает! Камзол теперь сожжет в камине — я трогала его своими грязными руками. 'Всё равно не буду плакать! — я повторяла это про себя, для надёжности закусив губу. Она снова лопнула, но мне было не до этого. Я встала с дивана, повернулась к капитану спиной и скинула камзол. Руки тряслись так сильно, что пуговицы удалось застегнуть только с третьего раза.

— Это паломники тебя так?

Заметил мои синяки. Великая Леля, ну почему же я такая уродливая!

— Какая разница. Мне можно идти? Я потом передам вашу рубашку караульному.

— Сиди здесь пока. Рубашку можешь оставить себе.

Капитан нажал на какую-то кнопку на столе и через минуту в комнату вошел адъютант.

— Ваше высокоблагородие! — адъютант отдал честь, ни разу не взглянув в мою сторону. А мне и не нужно было на него смотреть, я с дуба видела его физиономию сто раз.

— Мне нужна информация о некоей Лиин из трущоб. Её опекунами является семейная пара, владельцы таверны, скорее всего в районе западных ворот. Фамилия опекунов — Дайн. Как только что-то узнаешь — доложи.

— Так точно, Ваше высокоблагородие!

Служивый откланялся и исчез в дверном проёме.

В кабинете стало тихо-тихо, только перо чуть скрипело по бумаге. Кровь бежала по подбородку — слишком сильно я прикусила губу. За окном шелестел листвой мой любимый дуб. Вряд ли я когда-нибудь снова взберусь на его ветви. Скорее всего, капитан вернёт меня мамаше. Вот уж она оторвётся на мне за происшествие в гостинице. Или сначала до меня доберётся хозяин? Лучше бы мамаша. Она хотя бы просто забьёт до смерти.

— У тебя кровь, — нарушил молчание капитан. — Можешь умыться в соседней комнате. Дверь налево.

Наверное, нужно было сказать спасибо, но я боялась, что если открою рот — разрыдаюсь в голос.

Соседняя комната была отделана мрамором. Уборная сияла чистотой, но я смотрела только на своё отражение. Засохшая кровь на левой щеке, грязное пятно на правой, волосы в саже и копоти, на шее огромный синяк от руки хозяина, все губы в крови. Неудивительно, что он смотрит на меня с таким презрением. Ну да не важно. Я могу ещё немного посмотреть на него, на мне рубашка, пахнущая его мылом, и он хотя бы знает моё имя. Не важно, что Айво забудет обо мне через пол часа после того, как я покину кабинет. Это всё равно больше, чем то, на что я могла рассчитывать.

Я повернула блестящую ручку и из крана полилась тёплая вода. Ни разу в жизни не мылась настолько тёплой водой! Рано падать духом, я ещё жива и я в ванной комнате Капитана! Из этой ситуации нужно извлечь как можно больше пользы!

Я сняла рубашку, схватила мыло и старательно стёрла с кожи прикосновения пьяного ублюдка. Для этого, правда, пришлось приспустить штаны, но ощущение чистоты того стоило. Изогнувшись, я засунула голову под струю и промывала волосы до тех пор, пока они не начали скрипеть. Потом долго оттирала лицо и руки. Даже выскребла грязь из под ногтей, хотя ради этого пришлось слегка попортить идеально гладкую поверхность ароматного кусочка.

Теперь я мылась не на свежем воздухе, поэтому нужно было как-то обсохнуть. Мамаша использует для этого большие полотенца, правда на её слоновью фигуру и скатерти не хватит, но я-то поменьше буду. Рядом с раковиной висел маленький рушник и я вытерлась им как смогла. Только волосы остались влажными, пришлось кое-как примять их пальцами, чтобы лежали ровнее. Ну вот, теперь на меня из зеркала смотрела тощая, большеглазая уродина, но она, по крайней мере, была чистой.

Капитан даже не поднял голову, когда я вошла в комнату. Было обидно, ну да мне не привыкать. Пока он занят, я могу смотреть на него беспрепятственно. Смотреть и запоминать как можно больше. Только я и так помню всё до мелочей. За восемь лет сложно не запомнить человека, особенно если ты думаешь о нём каждую секунду и каждую минуту.

— Откуда ты знаешь об Огненной деве? — даже головы не поднял.

— Из старой баллады: 'И тёмные тучи с южных краёв пронесутся ураганом над миром. И все склонят головы перед властителем пустыни. Лишь Огненная дева с пылающим сердцем, пройдёт сквозь снега, болью будет наполнен её путь. И если хватит её пламени, и если отдаст она всё, что имеет, сумеет она осветить тьму, подобно молнии. Но где же Огненная дева? Кто видел её в этом заледенелом крае? — напела я по памяти.

— И ты решила назвать себя Огненной девой, чтобы избежать наказания?

— Нет, просто я и есть Огненная дева.

— Детский сад! — Капитан раздраженно отбросил перо. В дверь постучали.

— Войдите!

— Ваше высокоблагородие! Разрешите доложить: Лиин Дайн, семнадцати лет отроду, действительно проживает вместе с опекунами, содержателями постоялого двора и таверны при нём. В преступных делах замешана не была, на учёте как правонарушитель не состоит.

— Вы разговаривали с её опекунами?

— Так точно, Ваше высокоблагородие. Вчера оная девица учинила в таверне скандал, оскорбила посетителей и скрылась в неизвестном направлении. Опекуны надеются, что она одумается и вернётся домой.

— У них маги были в роду?

— Никак нет, ваше высокоблагородие. Но я могу проверить архивы.

— Ясно. Вы свободны.

Адъютант попрощался и удалился.

— Так что ты украла вчера?

— Ничего я не крала.

— Да, ты ничего не крала, и ты — Огненная дева, — Капитан усмехнулся и подошел к окну.

— Именно так, — согласилась я, чувствуя себя совершенно опустошенной. Почему он не верит мне? Я могу вытерпеть и побои и оскорбления, и может быть даже поползновения хозяина, но почему мне так больно оттого, что Айво не верит мне? Хотя, разве я сама бы себе поверила?

Снова появился адъютант.

— Сопроводите девицу к опекунам и посоветуйте внимательнее за ней присматривать. Что с задержанным вчера магом-паломником?

— Ничего, Ваше высокоблагородие. Странным заклинанием остановил своё сердце, Ваше высокоблагородие. Конвой просто не успел ничего сделать.

Капитан задумался, глядя в окно. Я встала с дивана и направилась к выходу. 'Прощай, Айво', - мысленно рассталась я с ним и тут же перенеслась назад в кабинет. Я не спускалась вниз по лестнице, не встречалась с конвоиром, и он не вёл меня до парадного входа в таверну. Я всё ещё сидела в кабинете и смотрела на Айво. Я всё ещё сидела там.

Путь до таверны занял минут двадцать. Стражник постучал в дверь, представился мамаше, указал на меня: 'Вот, мол, доставил', и тут же распрощался. Как только он вышел за дверь, мамаша схватила меня за волосы и ударила о стену. Я не уклонилась и даже боли не почувствовала. Почему он не поверил мне? От очередного удара я свалилась на пол и башмаки с железными набойками впивались мне в рёбра. Внутри что-то хрустело, но мне почти не было больно.

— Руки держи! Следи за её руками! — заорал откуда-то сбоку хозяин.

— Да я ей их оторву! Мерзавка безродная! Ты кем меня на всю улицу выставила! Я тебя выкормила, вырастила, а ты оскорбила моих клиентов ещё и страже попалась! Тварь! Дрянь! — Мамаша кричала что-то ещё, но я её не слушала.

— Ладно, Роза, уймись. Иди отдохни, я с ней сам потолкую. Ты тут весь день работала как ненормальная, иди, отдохни.

Мамаша пнула меня ещё пару раз, но уже без души и поднялась наверх. Как только стукнула дверь её комнаты, Хозяин схватил меня за волосы здоровой рукой и потащил вниз, в подвал. Ступенек, как всегда, было восемь.

— Как ты это сделала, тварь? Ну-ка говори! Как ты это сделала? Мне руку из кусочков собирали! Мы лекарю отдали выручку за месяц! Всё из-за тебя, тварь!

Он швырнул меня на груду дров.

— Чего молчишь? Покорной решила стать? Они тебя там, в казармах выдрессировали по очереди? Шлюха!

Я всё ещё была в кабинете. Так повелось с того момента, как я увидела Айво на рыночной площади. Сколько бы меня не били, я просто переносилась туда, где был он и переставала воспринимать реальность. Я видела Айво, слышала его голос, и он называл меня по имени.

На секунду я снова почувствовала боль. Железный крюк, на котором висела солонина, проткнул мою ладонь насквозь. Красные капли побежали по шелковой рубашке Айво. Теперь её не удастся отстирать, да и у меня нет такого мыла. Не нести же капитану сорочку, пропитавшуюся запахом дёгтя?

Хозяин подтащил второй клюк, и моя правая ладонь покрылась красными брызгами. Как раз там, где были огненные круги. Но кровь на них совсем не похожа.

— Я тебя приручу, тварь. Ты меня ещё умолять будешь, поняла!

Слюни с перекошенной физиономии летели мне прямо в лицо. Интересно, на что оно сейчас похоже. Там, в мраморной ванной, я даже была симпатичной. У меня хорошая кожа. Смуглая, правда, но нежная и гладкая. И зубы у меня ровные и белые. Керо рассказал мне, как правильно их чистить, чтобы не пахло изо рта. Аристократы, говорят, чистят зубы специальной пастой, но мне и золы хватало. Ещё мои зубы крепкие. Мамаша ни одного не смогла выбить, а уж она очень старалась.

Шелковая ткань разорвалась с громким треском. Как жалко сорочку. Это же подарок. Пусть не совсем настоящий, но подарок.

— Ну, я уж тебя объезжу, стервоза!

Откуда-то в трясущейся руке появился хлыст. Звук рассекающейся кожи дошел до моего сознания чуть раньше, чем вспышка боли. Но нужно было просто нырнуть глубже в фантазии, глубоко-глубоко, так глубоко, чтобы не вынырнуть.

Я не слышала, как наверху кто-то закричал. Просто почувствовала, что спина больше не болит. Хозяин выругался, наотмашь ударил меня по лицу и прорычал

— Я к тебе ещё вернусь. Повиси пока, подумай над своим поведением.

Он ушел куда-то наверх, но меня это не очень волновало. Никакая я не Огненная дева. Во мне больше нет огня.

Раздался ужасающий грохот и снова всё стихло. Запахло гарью. Дым начал спускаться с потолка, пока весь подвал не заполнился смрадом. Я кашляла, но меня не было в подвале. Я кашляла, сидя на кожаном диване, а Капитан подал мне кружевной платок, такой же мягкий как его рубашка.

Остальное происходило не со мной. Я не видела огромного пожара, спалившего до тла гостиницу и всех её обитателей. Не видела плачущего старика Керо, который первым кинулся к подвалу. Не видела капитана Гелеанда, оглядывающего пепелище. Не чувствовала как открылся люк и сюда спустился сержант. Выкрика 'Ещё один труп' я тоже не слышала. Я даже не почувствовала как в подвал спрыгнул Айво, не ощутила как он прикоснулся к моему лбу и приказал искать лекаря, потому что я ещё жива. Но когда его пальцы потянули за крюк, чтобы вынуть его из моей ладони, я ощутила страх Айво. Он боялся сделать мне больно. Это было так забавно, что я рассмеялась бы, но я в тот момент сидела в кабинете и сжимала в руках шелковый платок с серебряным вензелем.

Часть 2

Белый потолок в наших краях — это такая же дикость, как красный пол. В домах, сложенных из камня и дерева, тратить краску на потолочину считается непозволительной роскошью. И всё же я лежала и смотрела в белое пространство, что могло означать или что я не дома, или что это не я. До моих ушей долетел шепот:

— В подвале всё выжгло, полки сгорели, дрова — всё. А вокруг неё на пол метра — ничего. Даже корни в земле уцелели.

— Магия?

— Вот уж чего не знаю, того не знаю. Но дело тут не чисто. Сам подумай, чего бы капитан стражу к безродной потаскушке приставил?

За стеной раздались шаги, и голоса смолкли, чтобы через секунду взорваться дружным: 'Здравия желаю, ваше высокоблагородие! Я зажмурилась.

— Вы находитесь в лазарете. Здесь нельзя шуметь, — холодно заметил Айво, подходя к моей постели. Справа засуетился ещё кто-то.

— Как она?

— Организм молодой, здоровый. Избивали её постоянно, кормили плохо, работать заставляли — типичная ситуация для малообразованных семей.

— Её не первый раз так? — Капитан выругался на неизвестном языке, но я сразу поняла, что это ругательство.

— Помилуй Лада, какой первый! У неё несколько ребёр неправильно срослись, правда, в этот раз их снова сломали, так что я их как надо залатал. Ничего, девочка крепкая. Тело, магию, конечно, отторгает понемногу, поэтому и спит постоянно. Вы же знаете, как на магов воздействует лечебное колдовство. Но, вы вовремя наложили заклинания, так что даже шрамов не останется.

— Её… — Айво замолчал, подыскивая слова. Капитан смущён! Я еле сдержала улыбку.

— Нет, её не изнасиловали. Избили только сильно, но девушка так же невинна, как в момент своего рождения.

Тут уже смутилась я. А вот Капитан удивился.

Я жива, почти здорова, и сам Айво пришел меня навестить. Жизнь прекрасна и удивительна!

— Когда она придёт в себя?

— Да давно уже пришла. Лежит, симулирует, — доктор хмыкнул, и я, покрывшись румянцем с головы до ног, открыла глаза.

— Вы не оставите нас на пару минут? — попросил Айво, хотя в его исполнении это было больше похоже на приказ. Комната тут же опустела.

— Что там произошло? — кресло рядом с кроватью заскрипело под тяжестью его длинного тела.

— Я мало чего видела. Как только ваш конвоир ушел, меня заперли в подвале, вот и всё.

— И всё? — Капитан недовольно нахмурился. — Так это опекун тебя?

— На пару с мамашей. А что, таверна и впрямь сгорела?

— Дотла. Перед этим там снова появлялись паломники. Судя по говору — с Юга. Что такое важное ты у них украла?

— Да ничего я не крала! — для убедительности я всплеснула руками, и это прошло для меня почти безболезненно. Только бок заболел слегка.

— Но зачем-то же они за тобой охотятся! — Айво подошел к окну, помолчал и продолжил. — Как ты уцелела в подвале?

— Не помню. Правда, не помню. Я отключилась и всё. А их не задержали?

— Нет. Не нашли. Как они покинули город — неизвестно. Ладно, отдыхай. Здесь ты в безопасности.

Я снова упала на подушки и совершенно расслабилась. В моей жизни происходило что-то чудесное. И в ней снова был Айво.

Несколько дней меня не выпускали из палаты, но затем позволили гулять в саду лазарета. Я была здесь единственной женщиной, но не единственной больной. Рядом всё время был кто-то из охраны — караульные, простые солдаты или лекари. В соседней палате отдыхал бравый прапорщик, подрабатывающий цирюльником. При нашей первой встрече он завопил: 'Великая Лада, что это за стрижка! Дорогая моя, кто вас стрижет? Он пользуется ножницами для стрижки овец? Это же просто ужасно! Разве можно так уродовать миловидную девушку! Доктор, пожалуйста, верните мне мои инструменты, я не могу смотреть на этот кошмар! Дорогая моя, да с вашими данными мы из вас сделаем писаную красавицу, только бы мне инструменты вернули! .

Лекарь пошел на встречу отчаянной мольбе, и через пару минут я уже сидела в кресле, а охранники держали передо мной большое зеркало. Рот цирюльника не затыкался ни на секунду. За время стрижки я успела узнать, что Каталина, дочь кожевника, связалась с резчиком по дереву, а у него жена и трое ребят мал мала меньше. Жена резчика избила Каталину метлой прямо на рынке и случайно опрокинула несколько кувшинов горшечника. А у того и раньше-то на резчика Петера зуб был, а теперь они даже на одной стороне рынка стоять отказываются. Шляпница Зоуи собирается закрывать свой магазин, потому что все клиентки сбежали к новой модистке — мадам Жебюр. Правда, перед этим Зоуи, вполне возможно, спалит салон мадам Жебюр к чёртовой матери, у Зоуи взрывной характер, это все на торговой улице знают. Спуся несколько минут я, потеряв всякую надежду разобраться в том, кто кому чего спалит, почему женился и зачем брату сапожника драться с оружейником, задремала. Проснулась как раз перед фразой: 'Ну, как вам результат? — и немного расстроилась. Конечно, глупо было рассчитывать, что я вдруг превращусь в рыжеволосую Малену с роскошной косой или в Арлину с гривой вьющихся каштановых волос. Стрижка не очень меня изменила, хотя нельзя не согласиться, волосы стали выглядеть гораздо лучше. Если раньше они торчали в разные стороны, словно репей, то теперь лежали ровной, чуть вьющейся шапочкой, слегка прикрывая уши. Чёлка спрятала мой выдающийся лоб и сделала глаза выразительнее. А главное — волосы вдруг заблестели и приобрели золотисто-пшеничный оттенок.

— Медовая кожа, огненные глаза и золотистые волосы. Моя дорогая, мужчины ещё не укладываются штабелями у твоих ног? Тогда я стану первым!

Я улыбнулась цирюльнику и в благодарность даже поцеловала его в щёку. Если бы он говорил поменьше, ему бы просто не было цены.

Пару раз приходил Керо. Он нашел новую работу и был вполне доволен жизнью. Стало понятно, что лучшие дни нашей дружбы позади, но оставались тёплые воспоминания друг о друге. В последний свой визит, Керо на прощанье потребовал, чтобы я тщательнее следила за речью. Я старалась изо всех сил, надеясь, что Айво заметит, как я изменилась. Но дни проходили, а он всё не появлялся.

На госпиталь напали ночью. Я проснулась словно от толчка. Будто кто-то прямо над ухом прокричал: 'Опасность! Вставай! Беги! . Быстро села в кровати, вглядываясь во тьму палаты. Охранники теперь сидели за дверью, их присутствие меня смущало. Я попросила их переместить, и доктор согласился. Сейчас я об этом пожалела.

Дежурить должен был толстяк Вило и бесцветный Берден. Я перезнакомилась со всеми охранниками, с некоторыми даже перешучивалась и болтала о том, о сём, а вот Берден мне совсем не нравился. У него был тяжелый взгляд, но совсем не такой, как у Айво. Голубые глаза Капитана словно проникали в душу, и человек сразу начинал вспоминать все свои грехи, потому что взгляд в самую суть пугает, особенно если совесть не чиста. А во взгляде Бердена была тёмная пустота. Казалось, кто-то затаился там, за непроницаемой болотной зеленью, но в любой момент может выпрыгнуть и сожрать тебя заживо. Я накинула зелёные суконные штаны, лёгкие мокасины, рубашку и камзол — мне выдали мужское обмундирование, пришлось ушить его на пару размеров, и подошла к двери. Ручка не поддавалась. Меня заперли в комнате. Палата находилась на четвёртом этаже, прыгать с такой высоты бессмысленно. Можно было разорвать на полосы простыню, но что-то мне подсказывало, что времени не так много. Я было кинулась под кровать, но остановила этот детский порыв и тщательно оглядела окно. Оно выходило на южную сторону и распахивалось внутрь. Рядом с окном, чуть повыше, нерадивые строители оставили несколько торчащих из стены кирпичей. Стараясь не смотреть вниз, я встала на подоконник, а затем переступила на выступающие кирпичи, цепляясь кончиками пальцев за бороздки между брикетами. Похоже, Великая Лада мне покровительствовала. Ночь была тёмной и на небе не горели даже самые яркие звёзды.

Дверь в палату распахнулась, я замерла, стараясь не дышать. Меч со свистом рассёк воздух и, наверное, опустился на кровать. И ещё, и ещё, и ещё раз.

— Её здесь нет, идиот! — в речи человека присутствовал лёгкий южный акцент.

— Но Берден же запер деву здесь. Она не могла никуда уйти!

Заскрипела отодвигаемая мебель.

— Её здесь нет! Не могла же она испариться. Проверь окно!

Я увидела, как из оконного проёма высунулась чья-то голова и южанин оглядел двор.

— Тут четвёртый этаж…

— Этот кретин запер пустую палату. Передай всем — пусто срочно обыщут лазарет. Она не могла уйти далеко, у ворот стоят шаманы!

Как только шум в палате стих, я аккуратно вернулась назад и вышла в тёмный холл. Можно было спрятаться где-нибудь в общей или совсем пустой палате. Не будут же они вырезать весь госпиталь, в самом деле. Едва я успокоила себя этой мыслью, зазвонил колокол на госпитальном столбе. Кто-то обнаружил злоумышленников. Холл тут же наполнился людьми — на стенах загорелись факелы, началось столпотворение. Стараясь не сталкиваться ни с кем, я быстро пошла к выходу. У ворот госпиталя то и дело вспыхивали яркие огни, эфир вибрировал от множества заклинаний. Сквозь треск я услышала голос Айво. Он с той стороны ворот отдавал приказы.

'Он же может погибнуть! Нужно остановить бой, остановить этих сумасшедших шаманов, ведь они могут убить капитана! Я побежала к воротам. Туда, откуда летели огненные и ледяные шары. Огонь бушевал во мне, вырываясь из рук. Я втягивала эфир, словно кит воду, понимая, что чем больше этой энергии войдёт в меня, тем меньше останется противникам. Это сократит их боевые возможности. Голова звенела от магических волн, огонь выливался наружу через мои пальцы и сгустки пламени неслись на стены, в будку привратника, к воротам — туда, где засели вражеские маги. Я реагировала на них, словно голодная волчица на запах крови. Чувствовала каждое заклинание, произнесённое ими, и посылала в ответ всполохи чистого огня. Всё закончилось так же неожиданно, как и началось. Эфир успокоился, магия снова ушла в недра стихий. Меня окружали обгорелые трупы.

Это я сделала? Мимо с диким криком пронёсся горящий человек, я слышала, как лопалась его кожа, лёгкие наполнил запах горелого мяса и костей. Земля поднялась на встречу, я упала на четвереньки и выпростала из желудка ужин.

— Это всё ты? Это всё и вправду сделала ты?

Цирюльник стоял в нескольких шагах от меня, не решаясь приблизиться. Я ощущала его страх, и от этого было только хуже.

Подошел Айво. Я сразу узнала этот чеканный шаг, но даже не смогла подняться.

— Я убила столько людей! Я сожгла их заживо! Я убила их! Я слышала их крики, но снова и снова делала это!

Меня колотила крупная дрожь, но я не могла остановиться.

— Я убила их… Убила их всех! Я убила их, я сожгла их заживо, они кричали!

Капитан поднял меня с земли, укутал в плащ и повёл к карете. Почти не осознавая, что делаю, я залезла внутрь экипажа. Слова срывались с языка так же, как недавно огонь с пальцев.

— Я их убила. Всех! Они так страшно кричали! А я не могла остановиться…

Айво прижал меня к себе, и сквозь стоящие в ушах предсмертные крики пробилось его сожаление. Его сочувствие и его боль, скрытая где-то в глубине. Он тоже когда-то впервые убил человека.

Именно это понимание и сожаление, такие странные, совершенно не типичные для этого мужчины, прорвали заслон. Я впервые за десять лет зарыдала, как в детстве. Слёзы бежали по щекам, у меня даже не было сил вытереть их. Айво протянул мне шелковый платок, но кружевная тряпица так и осталась лежать на моих коленях.

По дороге я немного успокоилась и, как можно незаметнее, засунула платок капитана в карман. У него, наверняка, ещё есть. Айво провёл меня через караульные ворота. Я впервые в жизни оказалась во внутреннем дворе — цитадели военных. Здесь находились казармы, дома офицеров и, конечно, апартаменты капитана. Он завёл меня в каменное здание — внизу было темно, но на втором этаже сновали несколько слуг, горели свечи — по двадцать штук в одном канделябре. В комнатах было светло, как днём. Мы дошли до опочивальни с большой деревянной кроватью, скрытой широким синим пологом. Здесь же стоял небольшой диван, шкафы с одеждой и книгами, письменный стол, заваленный бумагами. Скорее всего, меня привели в личную спальню капитана.

Слуга в блестящем жилете и туфлях с огромными пряжками принёс бутылку и два больших стакана. Я не могла определить, что в бутылке, но точно никогда в жизни такого не пила.

— До дна, — приказал Капитан, протягивая мне кружку с блестящей маслянистой жидкостью. Я хотела рассмотреть её поближе, но решила не испытывать терпение Айво. Ему и так пришлось нянчится со мной, как с ребёнком.

Огненная жидкость опалила горло, и я закашлялась, чувствуя себя огнедышащим драконом.

— Ч-что это за гадость? — прокашляла я, пытаясь не выплюнуть лёгкие вместе с желудком.

— Анагарский бренди. Между прочим, лучший во всём королевстве.

— Какая мерзость. Кто-то платит деньги, чтобы это пить?

Капитан подал плечами, но спорить не стал.

Он явно раздумывал о чём-то. Может быть, размышлял о причинах нападения на лазарет. Не поверит же он, в самом деле, что целью была я.

— Как ты спаслась?

— Меня закрыли в комнате. Среди ваших людей кто-то на сторону стучит. Да там и не один такой. Берден запер меня в горенке, чтобы я не смылась раньше времени. Потом пришли эти двое. Один явно местный, а второй говорил с южным акцентом, что-то вроде 'Эйо здэс нэт идэот! — я, как могла, спародировала акцент нападавшего. Получилось не очень похоже, но главное — суть донести. — Я дёрнула на стену, там кирпичи торчали. Притаилася там, пока они не ушли, и обратно залезла. Пошла к выходу, думала спрятаться, но тут колокол зазвонил и понеслось. Ну, я и вышла к воротам, а дальше вы, всё и так….

Стоило поволноваться и трущобные словечки так, и прыгали из моего рта. Мне было стыдно. Я ведь так долго пыталась научиться говорить как образованные люди! Трущобы из головы так просто не выдавить.

— С южным акцентом, значит?

— Да, — подтвердила я. Буду поменьше распространяться, глядишь — за умную сойду.

Айво воздохнул, уселся в кресло, налил бренди во второй стакан и выпил. Даже не поморщился.

— Одни неприятности от тебя.

— Они оттого, что вы мне не верите.

— То есть это я во всём виноват? — возмутился и мой собеседник.

— Ваше высокоблагородие, ванна готова, — слуга бесшумно появился в комнате и уставился на меня, будто я ему деньги должна.

— Иди с Христианом, он объяснит тебе, как пользоваться ванной.

— А вы? — не подумав ляпнула я.

— Ты что, предлагаешь мне к тебе присоединиться?

Я покраснела, но взгляда не отвела.

— Иди уже, — Айво раздраженно взмахнул рукой, и я решила больше его не нервировать.

Ванная оказалась в соседней комнате. Огромное мраморное отверстие в полу было заполнено тёплой водой. Клубы пара поднимались к потолку и оседали на стенах мелкими каплями.

— Это — ванна. Полотенце лежит рядом. Вот здесь мыло, чтобы помыть кожу. Это, — слуга приподнял зеленоватую бутылочку с низенького туалетного столика, — шампунь. Им моют волосы на голове. У тебя вши есть? — он смотрел на меня с лёгким презрением. 'Где Капитан только нашел такое уродище и зачем сюда притащил? — было написано на морщинистом лице.

— Нет. Хотите проверить?

— Одежду отдашь мне. — Он словно не услышал моего ответа. — Прачка её отстирает и продезинфицирует, завтра получишь назад. Как помоешься, надень вот это — узловатая рука с выступающими жилами погладила роскошный синий халат, висящий рядом с дверью. — И мойся хорошо, чтобы постель не испачкала. Не вздумай что-нибудь украсть отсюда, поняла? Чего стоишь? Раздевайся!

— Вы бы отвернулись хоть.

— Отвернуться ей. Ходит в мужской одежде, совсем стыд потеряла, а корчит из себя благородную, — пробурчал под нос дядька, но всё же отвернулся.

Я быстро стащила пропахшие гарью вещи, с наслаждением нырнула в пахнущую травами воду. Слуга поднял разбросанную одежду и удалился.

Капитан, наверное, тоже моется в этой ванной. Я представила себе, как он входит в комнату, расстегивает семь перламутровых пуговиц на белой, как снег в горах Эсетри, рубашке. Снимает блестящий кушак… Дальше мои фантазии не заходили. Я и так уже сравнялась цветом лица с раскрашенными лепными маковыми головками на бордюре.

Большое зеркало напротив ванны запотело, но и без него было ясно, что синяков на теле стало гораздо меньше. Впервые в жизни я немного отъелась на казённых харчах, даже едва заметные округлости появились там, где нужно.

Светло-зелёное мыло пахло берегницей. Может быть, благородные делают из неё мыло для себя? Странно, но я не чувствовала, чтобы вещи Капитана пахли таким знакомым ароматом. Через пару минут выяснилось, что шампунь источал гораздо более стойкий и терпкий аромат. Смесь хвои, свежести и мяты — словно оказываешься в лесу с вековыми соснами и голова кружится от их высоты и хлопьев белого снега, пахнущего свежестью и свободой.

— Великая Леля, будь благословенна за то, что ты даровала мне, — я произнесла короткую благодарственную молитву богине и принялась дальше изучать содержимое туалетного столика. Здесь были какие-то бутыльки с неизвестными, приятно пахнущими смесями, острая бритва, помазок для бритья, куча салфеток, острые спицы и настоящая зубная щётка. Я представляла себе, как она выглядит, Керо рассказывал, но в жизни бы не поверила, если бы кто-то сказал мне, что я буду держать её в руках. Интересно, а настоящая зубная паста здесь тоже есть? Наверное, она в одной из этих скляночек, но определить, кто есть что, мне не под силу.

Ещё немного поплескавшись, я решила, что нехорошо так надолго занимать чужую ванну. Вытерлась насухо мягким, специально подогретым рушником и погладила материю, из которой был сшит халат. У меня никогда не было таких вещей. Да что там, даже на улице торговцев не носят платья из такой мягкой, пушистой ткани.

Она скользила по телу, словно вода. Удивительные ощущения.

Капитан сидел за столом, перебирая бумаги, но мысли его витали где-то далеко.

Я замерла в дверях, пытаясь сообразить, что же делать дальше. Айво меня даже не заметил. Стараясь не шуметь, я присела на край диванчика и стала наблюдать за игрой отсветов пламени на его коже. Сейчас его лицо казалось золотисто-пшеничным, как мои волосы.

— Ты на мне дырку просмотришь. Отоспись пока.

— А вы как же? — тут же вскинулась я, но сообразила, что это прозвучало весьма двусмысленно.

— У меня ещё много дел.

Постельное белё здесь резко отличалось от лазаретского. Великая Лада, если Капитан городской стражи спит на таком белье, на каком же спит король?

Мои глаза медленно закрывались, и я уже не могла понять — сплю или бодрствую. Рядом с постелью за столом по-прежнему сидел Айво и рассматривал бумаги.

Проснулась я на заре, когда восточный край неба только начал светлеть. От привычек, вбитых палкой, сложно избавиться. Капитан так и уснул за столом. Свечи давно погасли, предрассветные сумерки погрузили комнату во мрак, я могла только различить очертания длинной фигуры, откинувшейся на спинку кресла.

Постепенно становилось всё светлее, ветер, влетающий в открытое окно, шевелил чёрную завесу волос, теребил кружевной воротник рубашки. Наверное, нужно было разбудить Айво и уложить его в постель, но я не могла устоять перед искушением, ещё немного полюбоваться на аристократически бледную кожу, чёрные брови, пушистые ресницы. Спящий капитан выглядел моим ровесником. Сколько ему лет, интересно?

Неслышно поднялась с кровати, добежала до ванной, быстренько умылась водой из крана и тщательно прополоскала рот, потирая дёсны пальцем, как меня учил Керо.

Закончив умываться, я вернулась в комнату и подошла к Айво. Керо говорил, что я хожу как эльф — ещё бы, если бы я топала как слон, разве удалось бы мне почти каждый день убегать к дубу и смотреть, как капитан приходит на работу?

Наверное, нужно было его разбудить, но как? Просто подойти и потрясти за плечо? Но разве так можно? Разве я могу так запросто подойти к Капитану Айво Гелеанду и потрясти его, как заснувшего в рабочее время конюха или кого-нибудь из мальчишек с улицы? Вот же странно — значит, рыдать у него на плече, валяться полуголой в его кровати, бросаться на него на улице и даже демонстрировать ему свои скудные прелести я могу, а просто потрясти его, чтобы разбудить — нет?

— Капита-а-ан, — тихо позвала я и прикоснулась к лежащей на столе ладони. В ту же секунду меня отбросило назад и впечатало в стену. Он заломил мне руки за спину и пошептал в ухо хриплым ото сна голосом:

— Ты кто. Что тебе нужно?

— Я Лиин. Огненная дева. На лазарет напали. Вы привезли меня сюда… — говорить было трудно. Его тело и резная панель сдавили меня с двух сторон, затрудняя дыхание. Больше всего я боялась, что сейчас моя магия среагирует на грубость Капитана, и он останется без рук, а то и без деревянных панелей в комнате. Через пару выдохов он отступил на несколько шагов, и рухнул на диван, потирая лоб.

— Извини. Не нужно ко мне так подкрадываться.

— Я больше не буду, — честно пообещала я. Меня слишком заботила его безопасность, чтобы так рисковать его же здоровьем.

Айво явно был чем-то обеспокоен.

— Посиди здесь, — распорядился он и отправился в ванную.

Небо порозовело, и заблестели верхушки городских башен. Часы где-то над моей головой пробили шесть раз. Начинался новый день, только вот что он мне принесёт — было непонятно.

Я осмотрела спальню и наткнулась взглядом на книжный шкаф. Интересно, что читает Айво Гелеанд? На полках блестели золотым тиснением толстенные фолианты со сводами законов королевства Ромния, рядом стояли совсем тоненькие новые постановления. Ещё в шкафу была куча книг по географии и экономике, но меня всё это мало интересовало. В самом нижнем углу скромно притаились несколько сборников современной поэзии и баллады самого популярного менестреля королевства — Редиха Улибе. По крайней мере, их я могу понять.

Настоящую книжку я держала в руках второй раз в жизни. Первую мне подарил Керо, это был сборник стихотворений, автора которых я уже и не помню. Я перечитала тоненькую книжку в 16 листов раз на двести, уже и букв нельзя было прочесть. Потом её обнаружил Хозяин и выкинул куда-то. Тогда он ещё не обращал на меня внимания.

Постепенно оживали улицы и площади. Стучали двери, топали башмаки, чирикали птицы. В храме Лады началось богослужение, и тихое пение послушниц поднималось над городом, растворяясь в воздухе. Я с головой окунулась в историю Симоны и Фелета — самую, пожалуй, романтическую легенду наших земель, облачённую поэтом в витиеватые фразы, словно бусинки нанизывающиеся на ткань повествования. В середине, когда умирающий Фелет прощается с возлюбленной, я даже зашмыгала носом.

— Ты умеешь читать? — Айво стоял в дверях, вопросительно глядя на книгу в моих руках.

А ещё умею чистить стойла, быстро мыть полы, таскать золу для удобрения, собирать ягоды в лесу, толочь их ногами, чтобы быстрее шел сок, и ставить брагу. Ещё я умею кидать ножички и ловить рыбу голыми руками. Пару раз ловила зайцев, но всё время отпускала — жалко их очень. Вот только высокородным леди, с которыми знаются красивые капитаны городской стражи, эти умения ни к чему.

— Просто картинки смотрела, — почему-то огрызнулась я. Этот выпад капитан проигнорировал.

— Ты продолжаешь утверждать, что ты Огненная дева и поэтому за тобой охотятся южане, маскирующиеся под паломников культа Велеса? Более того, в рядах моих подчинённых есть несколько предателей, шпионящих для южан и также желающих тебя убить?

— Да.

Капитан сел на диван рядом и я инстинктивно отодвинулась.

— В королевстве постоянная истерия из-за поиска Огненных дев. Их отыскалось столько, что двор просто не в силах вместить всех. Поэтому издан указ — каждая претендентка на звание Огненной девы должна пройти испытание огнём в Храме Неугасимого Пламени, на севере. Я могу отправить с тобой небольшой отряд, они доставят тебя в храм, и обратно. Но подумай, зачем тебе это?

Капитан разговаривал со мной как со слабоумным Шарлем, сыном гадалки Марты. Этот парень постоянно беседует с предметами, дёргается при ходьбе, лицо у него приплюснутое, нос завёрнут на бок, а по подбородку всё время бежит слюна. Неужели Айво принимает меня за такую же дебилку?

— Нет.

— Что нет? — отозвался собеседник.

— Нет. Вы отправитесь с Храм Неугасимого Пламени вместе со мной. А оттуда отвезёте меня к королю!

Я знала, что так будет. А вот Капитан не знал и очень удивился.

— С какой это стати?

— Потому что я — Огненная дева. Если я не помогу войскам Ромнии одолеть властелина пустыни, королевство падёт. Вы, Капитан Айво Гелеанд, готовы лишить свой мир шанса на победу потому, что вам не хочется покидать уютный Белвор и тащиться на север вместе с девчонкой, которую вы считаете сумасшедшей?

— Ты действительно сумасшедшая!

— А если нет? — возразила я, глядя прямо в голубые глаза, которые так часто снились мне ночами. — Я могу отправиться на север только с вами. Любые другие бойцы, что пойдут со мной — погибнут, и меня погубят.

— Откуда ты это знаешь?

— Просто знаю. Так же как знаю что я — Огненная дева, а вы — капитан Айво Гелеанд.

Он вскочил на ноги и вышел из спальни, хлопнув дверью. Я чувствовала его смятение и злость. Разговор дался мне тяжело. Вся моя сущность противилась злым словам, что я говорила и этому тону. Я не могла так разговаривать с Айво, это была не я. Лиин из трущоб не могла говорить с капитаном Гелеандом на равных. Но Огненная дева могла.

В глубине души, так глубоко, что в этом можно было даже себе не признаваться, я ощущала радость. Радость от того, что буду рядом с Айво во время долгого путешествия. Радость от того, что он, никогда не замечавший Лиин из трущоб, просто не может не заметить Огненной девы.

Часть 3

Город мы покидали через разные ворота и встретились на тракте, ведущем к северным горам, только через два дня. Затем был долгий переход верхом, во время которого я даже помянула хорошим словом матушку. Если бы не её закалка, я бы вывалилась из седла на третий день. Никто в городе не знал, куда мы отправляемся — я настаивала на таком варианте, и Капитан пошел на уступки.

Мы двигались вперёд, совершая короткие остановки на постоялых дворах, чтобы сменить лошадей, в остальное же время старались держаться подальше от больших дорог и крупных городов.

Керо говорил мне, что долгие совместные путешествия связывают людей так же сильно, как участие в войне. Когда люди всё время проводят вместе, им больше не с кем говорить, кроме как друг с другом. Сидя у костра, поджаривая добытые в поле коренья, или подбитую птицу начинаешь, пусть даже против воли, рассказывать о себе, делиться мыслями. Что-то подобное произошло и с нами. Хотя нельзя сказать, что Айво стал относиться ко мне, как к красивой молодой женщине, но об этом я и не мечтала. Он рассказал мне немного о себе — пару случаев из военной жизни, иногда смеялся над моими шутками, а уж его ошеломлённое выражение лица, когда я голыми руками наловила кучу рыбы, стоило сотен дней в седле.

Постепенно менялся климат и природа. Становилось всё холоднее. Сначала кое-где попадались островки снега да лужицы, покрытые тонкой коркой льда, но чем дальше на север мы пробирались, тем меньше земли было видно. Снежная пороша засыпала почву, и уже не таяла. Пронизывающий ледяной ветер, влажный воздух, словно протыкающий лёгкие сотнями колючек, и постоянный холод не добавляли здоровья. Ни я, ни Айво не были раньше на севере страны, а рассказы путешественников не передавали и половины.

Наш путь лежал по берегу моря Плача. Это самый странный способ обогнуть горную гряду и приблизится к Лестару, именно поэтому мы его и выбрали. Ночью шел снег, днём превращаясь в дождь. При каждом вздохе от губ отлетало облако пара.

Когда мы почти обогнули море и вышли к скалам, случилось то, чего я так опасалась. За несколько дней до этого посреди ночи меня разбудил сухой кашель, но я не придала этому значения. И на двадцатый день путешествия капитан потерял сознание прямо в седле. Никогда в жизни мне не было так страшно — нет, я не боялась остаться одна в этом замёрзшем краю, я безумно боялась, что что-то случится с Айво. Самый страшный мой кошмар стал реальностью.

Вокруг на сотни вёрст не было ни души. Только ледяное море и завывающий в скалах ветер. И всё же великая Леля не оставила меня. Я довела лошадей до скал и обнаружила небольшой грот с узким входом. Там можно было укрыться от ветра и обдумать положение. Было тяжело заставить лошадей зайти внутрь, но бросать их снаружи я побоялась. Капитана я так и оставила в седле, в надежде, что тепло животного немного обогреет больного. В глубине пещеры обнаружился большой прямоугольный камень, исписанный странными символами. Наверное, когда-то эта пещера служила святилищем для живущих в этих землях дикарей, но теперь магия оставила это место. Древние святилища опасны — никогда не знаешь, какое божество может прятаться в глубине таинственных пещер, и что оно с тобой сделает, если его разбудить.

Я мучительно пыталась придумать, что делать с Айво. Он весь горел, на щеках играл лихорадочный румянец, а руки были ледяными. В том, что случилось, была моя вина. Когда мы выехали на берег, я так замёрзла, что зуб на зуб не попадал. Тогда Капитан отдал мне свой плащ, подбитый мехом. У меня не было сил сопротивляться — и вот результат. В моём плаще из войлока не замёрзнуть было сложно.

Надо было как-то отогреть Капитана, но как? Я прикоснулась к камню и неожиданно мне в голову пришла сумасшедшая идея. Только бы получилось!

Горячая волна прошла по моему телу и стала вливаться в каменный постамент. Было ощущение, что это моя кровь, моя сила выходят наружу, вливаются в окружающее пространство, нагревая воздух. Сразу стало понятно, что долго я так не выдержу. Закружилась голова, зазвенело в ушах, но я не могла позволить себе остановиться. 'Ещё немного, ещё чуть-чуть', - уговаривала я то ли себя, то ли пламя, то ли богов. Воздух в пещере прогрелся, растаял снег у входа. Лошади чуть слышно заржали, словно радуясь теплу. Я прислонилась к стене, чтобы не грохнуться на землю. Жертвенный камень нагрелся и излучал мягкий, не обжигающий жар.

Вернувшись к лошадям, я попыталась стянуть Капитана с седла. Айво оказался чертовски тяжелым, но я столько лет таскала огромные вёдра с водой и тюки с овощами с рынка, что тяжестью меня было не напугать. В который раз за время путешествия я помянула мамашу добрым словом. Нужно будет ей цветов на кладбище отнести, когда вернусь в Белвор. Если я туда вернусь.

Как можно аккуратнее я дотащила Айво до камня, стянула с капитана промокший от растаявшего снега плащ и уложила больного на прогретую поверхность. От таких усилий я и сама неплохо согрелась — пот валил градом. Я сняла меховую накидку и укрыла Айво. Только бы помогло, только бы не было слишком поздно! Всё это время я мысленно ругала себя последними словами за то, что не отказалась от плаща. Так, костеря себя на чём свет стоит, и задремала.

Проснулась я оттого, что в пещере похолодало. Снаружи становилось темнее, надвигалась холодная ночь, а сил моих не хватило бы, чтобы ещё раз прогреть грот. Пришлось выползти наружу и обследовать скалы. Кое-где под снегом прятались пучки смёрзшейся травы, я находила их и выдёргивала из земли, складывая в плащ. Руки окоченели, но я не останавливалась, потому что понимала, стоит мне перестать двигаться — замёрзну, и никто меня до весны не найдёт. Потом мне повезло — я наткнулась на высохший куст заманихи и обломала с него все ветви, какие смогла.

Когда травы набралось на хороший костёр, я вернулась в пещеру, уже не чувствуя рук и ног. Алтарь был ещё тёплым, но вместо того, чтобы прижаться к нему, разложила рядом траву на просушку. По гроту пополз запах влажной зелени. Едва ползая, я достала из седельных сумок ещё одно одеяло и сняла промокшие вещи. Было неловко раздеваться в присутствии мужчины, но если я заболею, кто позаботится об Айво?

В одеяле было совсем не жарко, и мне в голову пришла крамольная мысль — забраться на камень и прижаться к тёплому мужскому телу, но я тут же отогнала её прочь. Только замёрзшей меня там не хватает.

Как только часть травы просохла, я развела костёр. Теперь можно было просушить одежду. Капитан открыл глаза, но он явно не понимал, где находится. Только кашлял, но теперь кашель стал мокрым, а мне ещё знахарка в детстве рассказывала, что сырой кашель в сто раз лучше. Жар же не спадал. Несмотря на муки совести, я тщательно обшарила седельные сумки Айво и нашла серебристую фляжку с отвратительным пойлом, которое он называл анагарским бренди. На одной из стоянок капитан сказал, что эта гадость помогает согреться.

Поддерживая темноволосую голову, я, как смогла, напоила недужливого мужчину из фляжки и даже подумала приложиться к блестящему горлышку. Но стоило мне вдохнуть резкий, отдающий деревом запах, как стало понятно, что я скорее помру от простуды, нежели выпью что-то подобное.

Стараясь как можно быстрее восстановить силы, я перекусила вяленым мясом, растопила в котелке немного снега и заварила чай. После еды начало клонить в сон, но я ещё раз попыталась разогреть алтарь. Получилось не очень хорошо, но камень под капитаном снова нагрелся до нужной температуры, а я свалилась прямо под него и встать смогла не скоро.

Потянулись долгие часы ожидания. Одежда высохла, я укрыла Айво плащом, а одеялом заделала вход. Оставалось ждать.

Интересно, на что похоже испытание в Храме Неугасимого пламени? Хотя, это не так уж и важно. Я пройду его, и Айво поверит мне. Я перестану быть для него Лиин из трущоб. И тогда он посмотрит на меня совсем по-другому. Обязательно посмотрит!

О том, что будет дальше, я и не думала. Жизнь и так дала мне слишком много. Только бы капитан выжил. Пожалуйста.

Сколько я так просидела — сказать трудно. Перед глазами мелькали какие-то картины — тёмно-красное платье, огонь, пожирающий меня изнутри, Айво в окружении красивых женщин в огромном зале, набитом людьми… Я то просыпалась, то снова погружалась в дрёму.

Спустя некоторое время я очнулась и сразу кинулась к Айво. Он дышал ровно и глубоко. Жар спал, а значит, самое страшное позади. Теперь больному нужно было просто выспаться, что он и делал. Я дала лошадям овса. Его осталось совсем чуть-чуть. Айво говорил, что в паре дней пути, у самого подножья Лестара есть небольшой городок. Там можно было купить провизии и, может быть, одежду потеплее. Вот только когда же мы до него доберёмся…

В пещере было тепло, но трава заканчивалась. Меня всё ещё покачивало от слабости, но я знала, что через пару часов нужно снова подогреть камень, хоть чуть-чуть, на пару градусов. Ещё надобно принести немного травы, чтобы продержаться до утра.

Снаружи было очень темно. Чтобы не потеряться, я достала бечеву и привязала её к камню рядом с входом. Другим концом обвязала себя за талию и направилась на восток. Прошлый раз я обшарила западную часть скал, видно пришел черёд восточной. Тепло выветрилось из одежды слишком быстро. Я не выдрала из земли и десятка пучков, как руки заледенели. Зато здесь чаще попадались обломки веток и крохотные кусты странного растения с острыми шипами. Срывать их было очень тяжело, перчатки не спасали от колючек, но этот шиповник был совершенно сухим. Я снова собирала валежник в плащ. Так называемый 'зимний' камзол, косоворотка и штаны из шерстяной ткани грели не так, чтобы очень, но больше нести траву было не в чем. Когда пальцы совсем перестали меня слушаться, я чуть ли не зубами завязала тюк и побрела к пещере. Обратная дорога казалась гораздо тяжелее. Плащ, словно был набит не травой и ветками, а кирпичами. В пещеру я скорее ввалилась, чем вошла. Уронила на пол тюк и чуть не свалилась вслед за ним, когда над ухом кто-то гаркнул:

— Ты что, совсем с ума сошла?

— Вы оч-ч-чнулись? — простучала зубами я.

— Куда тебя черти понесли без плаща?

— Д-дрова к-конч-чились.

— Дура. Идиотка! — буйствовал Айво. Никогда не видела его таким злым. — Раздевайся быстрее, ты же вся в снегу! — Он уже стянул с меня камзол, но я вывернулась.

— От-твернит-тесь хоть.

Айво подчинился моей просьбе, раздраженно поведя плечами, мол 'на что там смотреть! .

Я попыталась расстегнуть косоворотку, но пальцы не подчинялись. Зубами стянула мешающие перчатки, но легче не стало.

— Что ты там возишься?

— Н-не получ-чается, — отстучала я, всё ещё пытаясь подцепить блестящую пуговицу.

Проигнорировав мой протест, Айво начал снимать с меня одежду.

Я тут же покраснела, но его такие мелочи не беспокоили. Да и не смотрел он на меня, как на обнаженную женщину. Скорее как на замёрзшего ребёнка.

Закутанную в одеяло меня усадили на тот самый камень.

— Сиди здесь, здесь тепло. Ты фляжку не видела?

— Она там, у сумок, — я уже хотела показать, где это 'там', но одеяло стало сползать.

Айво порылся в разложенных сумках и достал фляжку.

— На, выпей, — приказал он, поднеся баклагу к моим губам.

— Не буду.

— Я не спрашивал. Пей давай!

— Нет. Я умру.

— От бренди ещё никто не умирал, — возразил он.

— А я умру.

В подтверждение своих слов я плотно сжала губы.

— Ведёшь себя как ребёнок, — возмутился Айво, но всё же отстал.

Мне никак не удавалось согреться. Не помог ни заваренный Айво чай, ни второй плащ. В конце-концов он сел рядом и крепко обнял меня. Это было так странно и так неожиданно, что я растерялась.

— Что случилось?

— А? — мои мысли ползли медленно, как улитки в солнечный день.

— Я не помню, как мы сюда доехали, как разводили лагерь…

— Вы потеряли сознание по дороге, у вас был жар. Я нашла эту пещеру и…

— Ты хочешь сказать, что ты стащила меня с лошади, уложила на этот камень и таскала дрова в одном камзоле? Совсем с ума сошла?

— Почему вы всё время ругаетесь? — вздохнула я.

— Потому что ты могла надорваться, замёрзнуть или ещё что-нибудь. Разве могу я 'лишить свой мир шанса на победу', - процитировал он с сарказмом. Я не стала отвечать. Рядом с ним было так тепло и уютно, что совершенно не хотелось спорить.

В Храм Неугасимого Пламени мы приехали на рассвете. Позади были многие мили пути, тяжелый подъём в горы, но чем ближе мы подходили к Храму, тем увереннее я себя чувствовала. Это место навсегда изменит наши отношения. Как странно — ещё два месяца назад я и подумать не могла о том, чтобы стать для Айво кем-то большим, чем девчонка из трущоб. Я смотрела на него, как на бога, как на солнце, что встаёт на востоке и заходит на западе. На солнце, до которого не дотянуться. А теперь я здесь. Не для того, чтобы спасти королевство, вовсе нет. Я здесь для того, чтобы получить свой шанс. Грешно, наверное, требовать у богов большего, чем у меня уже есть. Но я и не требую. Я добьюсь этого сама, потому что я — Огненная дева.

Храм был похож на крепость. Огромная стена с крохотными бойницами надёжно скрывала святилище. На что оно похоже, интересно? Два охранника у двери тихо переговорили о чём-то с Айво. 'Этот мальчик — Огненная дева? Что вы мне мозги-то полощите! — закричал один из стражей. Я поборола в себе желание подойти и дать ему в глаз. Так решались проблемы в трущобах, но вряд ли такой вариант сработал бы здесь. Айво не повышал голоса, но продолжал что-то говорить. Видимо он был достаточно убедителен — крохотные ворота отворились. Мы вошли в огромный двор, засыпанный снегом. Посреди надворья стояло большое здание, состоящее из одних колон, поддерживающих массивную крышу. Откуда-то сбоку вынырнул бритоголовый монах в огненно-красных одеждах. Не говоря ни слова, он взял меня за руку и повёл к храму. Судя по хрусту снега, Айво последовал за нами. В самом центре, меж колон, оказался спуск под землю. Ступеньки терялись в темноте, через пару секунд пришлось идти на ощупь. Монах держал меня за руку, а Айво аккуратно сжимал моё плечо, чтобы не потеряться. Казалось, что спуск никогда не кончится. Я несколько раз порывалась спросить у монаха, сколько же нам идти, но сомневалась, что получу ответ. Неожиданно впереди замаячил свет. Мы вышли в полукруглое помещение, освещаемое факелами. Монах остановился у огромной печи, рядом с дверьми. Словно из ниоткуда материализовалось ещё несколько монахов в таких же одеяниях и один в хламиде с золотистой вышивкой. Он взмахнул рукой, приказывая Айво отойти. Тот подчинился, и до меня дошло, что всё это время Капитан держал меня за плечо. Священник подошел к печи, взял щипцы и вынул из пылающего нутра горящее полено. Подбежал молоденький монах с подносом и брёвнышко, подняв в воздух столп искр, опустилось на металлический лист. Его поднесли ко мне и я услышала предостережение Айво: 'Ты сожжешь себе руку!

— Всё в порядке, — отозвалась я и знала, что это правда. Ко мне подошел ещё один монах и стянул с моей правой руки перчатку. Он взял меня за руку и потянул к подносу, словно ожидая, что я сейчас испугаюсь и убегу. Я оттолкнула послушника и уверенно шагнула вперёд. Огоньки плясали на почерневшем дереве, вспыхивая, угасая и снова вспыхивая, как будто исполняли древний танец, непонятный людям. Моя ладонь прикоснулась к обугленной поверхности, и лепестки пламени заскользили по моей коже. Постепенно их движение становилось всё более размеренным. Пламенный всполохи бежали по кругу, оставляя огненный след, словно впитываясь кожей. В гробовом молчании я любовалась танцем огня, угасающем в моей ладони. Заговорил священник.

— Возможно, ты действительно Огненная дева.

— Возможно? — переспросила я. Он пропустил мой вопрос мимо ушей.

— Ты готова ко второму испытанию?

Я кивнула и почувствовала, как кто-то стягивает с меня шапку, плащ и меховой жилет, которые Айво купил в городе неподалёку. Я попыталась вырваться из цепких рук монахов, но священник меня остановил.

— Пожалей вещи. Сгорят ведь.

Большие двери впереди распахнулись, и я невольно отпрянула — таким жаром несло оттуда. Прямо за каменными дверьми полыхала стена огня. Я боролась с желанием попросить Айво отвернуться. Монахов я не стеснялась совершенно, но раздеваться догола при капитане в очередной раз было стыдно. С другой стороны — в чём я тогда из храма буду уходить? Я всё же оставила себе плащ — сброшу его в последний момент.

Ещё немного и я докажу Капитану, что мне можно верить. Спиной я чувствовала беспокойство Айво и оно меня радовало. Значит, не настолько я ему безразлична.

— Мы будем ждать тебя с другой стороны, — продолжил Священник. — Что произойдёт с тобой за этими дверями — никто не знает, но если ты действительно Огненная дева, то сама найдёшь выход.

Я кивнула и двинулась к дверям. На секунду мне показалось, что сейчас Айво попытается меня остановить.

— Встретимся с той стороны — произнесла я, не оборачиваясь. Мне очень хотелось увидеть его лицо, но я лишь отбросила накидку и шагнула в огонь. Двери со скрипом захлопнулись.

Я чуть помедлила, а затем пошла вперёд по раскалённым плитам пола… Огонь согревал, нежно касаясь моей кожи. Его тёплые прикосновения напоминали объятия матери, качающей дитя. Коридор, по которому я шла, был выложен камнем. Почему камень горел, исходя ярким пламенем, я не имела ни малейшего понятия.

— И чего ты будешь дальше делать?

Я подпрыгнула от звука знакомого голоса. Прямо передо мной, на раскалённом докрасна камне, стояла та самая старуха с озера.

— Как чего, — стушевалась я. — То, что и положено. Сражаться с властителем пустыни и всё такое…

— Только вот не надо рассказывать, что ты сюда за этим пришла. Не ври бабушке уж.

— Так вы не спросили, зачем я пришла, вы спросили, что я буду делать…

— Ох, языкастая молодёжь пошла, — вздохнула бабуля. — Вот ты дылда большая выросла, да дурная. Годов-то уже вон сколько, а ума чуточка. В голове сплошной ветер да любовь.

— А вы, бабушка, молодой никогда не были? — поинтересовалась я, поджав губы. Только вот нотаций невесть откуда взявшейся ведьмы мне не хватало.

— Ты мне зубы-то не показывай, характерная моя. Наплачешься ещё, сто раз бабушку вспомнишь. Зачем ты сюда пришла?

— Испытание пройти, понятное дело.

— Не юли! — приказала старуха и угрожающе взмахнула клюкой. Удар пришелся мне как раз промеж глаз. — Вертайся назад, говорю тебе.

— Не пойду! — я сердито притопнула ногой.

— Думаешь, докажешь ему, что ты Огненная дева, так сразу он тебя и полюбит, приголубит да к сердцу прижмёт?

— А это уже не ваше дело!

— Ох, девка, сама не знаешь, что творишь, — вздохнула старуха. — За что вас, молодых, и люблю. Мозгов мало, зато смелости хоть отбавляй. Только смелость ваша от дурости идёт, в том-то и беда. Значит, не пойдёшь назад?

— Не пойду.

— Ну, смотри. Я тебя предупреждала. Свидимся ещё, — бабка завертелась волчком, вспыхнула и пропала, рассыпавшись искрами. Странная бабушка какая-то.

Её слова почему-то звучали в моей голове и никак не хотели последовать за старухой. Неужели я что-то делаю не так? А, может, она затем и появилась? Заставить меня засомневаться в себе, заставить меня повернуть назад? Ну уж нет, ничегошеньки то у неё не получится — решила я и двинулась вперёд.

Через некоторое время я вышла к ещё одной каменной двери и толкнула её вперёд. Солнечный свет слепил глаза, кто-то накинул мне на плечи плащ, я закуталась в него, щурясь от солнечного света. Спустя несколько минут мне удалось разглядеть упавших на колени монахов. Но меня интересовали не они. Рядом с окном, прислонившись к стене, стоял Айво. Потрясение, удивление, облегчение и… что ещё он испытывал? Я чувствовала, как изменяются его эмоции с каждым ударом своего сердца. И с каждым толчком крови, с каждым вздохом этот круговорот изменялся, как бегущие по небу облака в ветреный день. Удивление, потрясение, почтение, почтение… 'Не делай этого! — хотелось крикнуть мне. Хотелось кинуть в него чем-нибудь или вернуться назад, в огонь, сгореть до тла, только бы не видеть! 'Пожалуйста, не делай этого! — пошептала я, но он медленно опустился на одно колено и склонил голову. Я не стала 'знатной дамой', не стала даже просто женщиной. Я стала Огненной девой — символом и образом. Таким поклоняются, за них воюют, в них веруют, но их не любят. Потому что нельзя любить символ.

Священник заговорил.

— Мы откроем вам тайный проход в горах. Огненная дева пробудилась, а значит, её будут искать. Капитан сказал мне, что на вас уже нападали, враг знает, кто вы, и будет искать вас, Пламенная. Вам нужно уходить, чем быстрее, тем лучше. Эти земли под защитой заклинаний, застилающих очи врага. Вот этот амулет, — он протянул мне светящийся кулон на золотой цепочке, — будет охранять вас ещё некоторое время после того, как вы покинете храм. Камен в нём связан с Неугасимым Пламенем, но как только вы удалитесь от него слишком далеко, защита исчезнет. До столицы её не хватит, но это всё, чем мы можем помочь.

Я стала быстро одеваться, стараясь не смотреть на Айво. Священник продолжал

— До Ардама две недели пути. Возьмите храмовых лошадей. Это кони из Ганарии — самые сильные и выносливые. Не приближайтесь к границе, неделю назад войска властителя пустыни захватили Ланедор. Теперь они ждут подкрепления, прежде чем направить свои орды против Ромнии. В южных провинциях уже идут разговоры о том, чтобы сдаться без боя. Людям очень нужна Огненная дева.

Айво попрощался со священником и направился к выходу. Я последовала за ним, но неожиданно Священник схватил меня за руку:

— Епископ поможет тебе. Теперь, когда твоё пламя пробудилось, не давай ему остыть, — прошептал он мне на ухо, но я почти не слышала его слов. Теперь меня и Айво разделял не овраг между трущобами и центром, не стекло с маленьким пузырьком, не расстояния и не время. Теперь нас разделяла я сама. Огненная дева.

Лошади действительно оказались очень быстрыми. Мы с Капитаном ехали молча, почти не разговаривали. Изредка делали привалы, кормили лошадей. Спали тоже урывками, так редко, что стоило прикоснуться к земле — я тут же засыпала. Но всё это меня даже радовало. Безостановочная скачка, превратившаяся в бесконечную попытку удержаться в седле и не уснуть, постоянное напряжение, недосыпание и недоедание позволяли не думать. Не чувствовать, не мыслить, словно превратившись в катящуюся по земле монетку. Только вперёд, без единой остановки и перерыва.

Айво отгородился от меня стеной. Я не могла достучаться до него, мои попытки разговаривать или пошутить, нарывались на холодное молчание или отрывистые фразы. Ему нужно было как можно скорее доставить меня в Ардам, и всё наше существование подчинилось этой цели. Наше путешествие к храму, когда он говорил со мной, рассказывал какие-то истории из своей жизни, пытался научить меня стрелять из лука или согревал меня в пещере на берегу моря Плача — всё это казалось сном.

Когда амулет перестал действовать, я ощутила это почти физически. Словно что-то лопнуло внутри. Я резко остановилась и Айво тут же последовал моему примеру.

— Что-то случилось? — он был таким вежливым, таким предупредительным и таким равнодушным, что хотелось плакать.

— Амулет больше не действует.

— До Ардама ещё два дня пути.

— Тогда не будем задерживаться, — отозвалась я, и мы помчались дальше.

Привал решили не делать, но ночная скачка очень нас измотала. Оставалось надеяться, что враги не успеют так быстро сориентироваться или не рискнут нападать рядом со столицей.

Надежды не оправдались. Мы остановились у небольшой руки, чтобы напоить лошадей, там южане и напали. Я ощутила опасность за несколько секунд до нападения. Судя по всему на нас наткнулась даже не поисковая группа, а простой развед отряд из семи человек. Ни одного мага, но семеро сильных бойцов — это не так уж мало. Пламя внутри меня среагировало быстрее, чем я сама. Столп огня сорвался с пальцев и полетел к кустам. Раздался крик и охваченный пламенем человек выбежал к реке в попытке сбить огонь. В ответ полетели арбалетные стрелы, но Айво уже тянул меня за деревья, подальше от открытого места. Лошади умчались в лес, но я знала, что они вернуться как только капитан свиснет. Ганарские кони действительно лучшие на всём материке.

— Сколько их? — коротко бросил мне Капитан, оглядываясь

— Было семеро. Теперь на одного меньше.

— Где?

— Двое вон за теми камнями, ещё трое слева, в чаще. Последнего не вижу. Или он слишком далеко, или под защитой амулетов.

— Сможешь удержать тех, что за камнями, на месте некоторое время?

— Я могу их вместе с камнем уложить, — отозвалась я.

— Тогда действуй, — ответил Айво и метнулся влево.

Я выставила руки вперёд и сосредоточилась. Моё внутреннее зрение проникло сквозь камень — два южанина в костюмах цвета осенней листвы, стояли прямо на куче валежника. Сухолом вспыхнул вокруг несчастных, огонь поднялся стеной. Войны растерялись, и это решило их судьбу. За одно мгновение стена стала плотной, непроницаемой. Южанин попробовал выбраться наружу — плоть его сгорела вместе с костями Он даже не успел закричать. Кольцо пламени постепенно сжималось. Второй боец последовал за товарищем. Раздался протяжный крик, полный боли, но спустя секунду всё стихло. Только налетевший ветер поднял в воздух горстку пепла.

Я прислушалась. Поблизости звенели мечи. От заклинаний я даже не запыхалась — после испытаний в храме мне и не такое было по плечу. Мой огонь больше не был обычным пламенем. Это была чистая энергия, которую я брала внутри себя и обращала в огонь, согласно своей воле. В отличие от всех магов этого мира, мне не нужен был эфир, чтобы колдовать. Я не тянула энергию извне, я создавала её внутри себя.

Трое на одного это слишком много, но где же четвёртый, где? Белая рубашка Айво испачкалась в крови, но это была не его кровь. Один южанин уже лежал на опавшей листве, и красная лужица постепенно впитывалась землёй. Второй, раненый, прижался к стволу дерева, выжидая, пока Айво повернётся к нему спиной. Но спину Айво сейчас прикрывала я. Никто и ничто не причинит ему зла!

Я швырнула в раненого война сгусток пламени, услышала шипение, крик, и краем глаза заметила шевеление в кустах. Нападавшие не знали, кто мы. Они видели лишь двух путешественников — несуразного мальчишку-мага и опытного бойца. Им нужно было вывести второго из боя как можно скорее. Поэтому метательный нож летел именно в Айво, не в меня. Я даже не успела ничего сообразить — тело среагировало само по себе. Ещё один пылающий шар полетел в кусты, но нож задержать я была не в силах. Всё, что я могла — кинуться вперёд и остановить его собой. Мой огонь достиг цели. Одновременно закричал последний нападавший — меч Айво тоже не промазал. Как и блестящее лезвие ножа, пронзившее меня чуть выше левой груди. Было совсем не больно. Только темно очень.

Когда я очнулась, почти стемнело. Рядом шумела речка, фыркали лошади, отблески пламени костра танцевали на водной глади. Я присела на земле и опёрлась на ствол дерева. Зашуршала листва.

— Ты что, совсем дура! — заорал Айво вместо приветствия. — Идиотка! Больная на всю голову! Ты хоть соображаешь, что тебя могли убить? У тебя мозги вообще есть?

Что я могла ему сказать? Пришлось молчать, пытаясь остановить дурацкие слёзы.

Чуть побаливало левое плечо, я отогнула воротник рубашки и заметила красноватый шрам, идущий от груди к ключице.

— Я не очень хороший маг, — тихо сказал Айво, садясь рядом. — Извини за шрам.

— Ничего, — отозвалась я, справившись со слезами.

— Постарайся прожить эти два дня, хорошо? Ты что, не понимаешь своей важности? Не ты ли месяц назад называла себя 'единственной надеждой на спасение' для всего королевства?

— Я.

— Тогда ради чего всё это? С ума сошла? Помутнение рассудка?

— Просто я вас люблю, — странно, но эти слова вылетели словно сами по себе. Повисло молчание. Сама не зная почему, я продолжила:

— Мне тогда было девять. Вы не помните, конечно… Мамаша отправила меня на рынок за молоком. Бидоны были очень тяжелые. Один я бы унесла, но два не получалось никак. У нас же ничего нельзя без присмотра оставить. Пришлось брать один бидон, шагать, потом поднимать второй и снова шагать. А от рынка до таверны далеко… Вы тогда ещё не были Капитаном. Даже в караул не попали, просто патрулировали ту часть рынка, что к трущобам ближе. Тогда всех новичков туда отправляли, чтобы проверить на крепость. А я никак не могла донести эти бидоны. Пыхтела-пыхтела, но останавливаться приходилось через каждый шаг. Только отошла от рынка — наткнулась на вас. Я тогда стражи боялась до ужаса. Мы с Войко как-то яблоки воровали, и нас стражник заметил. Ещё и мамаше донёс… Испугалась страшно. А вы спросили где я живу и кто заставляет такую кроху носить тяжелую поклажу. Я даже разговаривать с вами боялась — просто махнула в сторону таверны, а вы сказали: 'Я тебе помогу, хорошо? — и донесли их до самых ворот. Никто мне не помогал. Только Керо, но он всегда во внутреннем дворе работал. Меня и не замечал никто, только вы. А потом вы ушли, я затащила бидоны в дом… Я не знала тогда ни как вас зовут, ни кто вы… Узнала попозжее, от ребят с рынка.

Сначала вы патрулировали на район, потом вас к воротам перевели. Я всё бегала посмотреть, как вы стоите на посту в коричневой форме с блестящими пуговицами. Потом вас зачислили в караул, к площади. И снова я каждый вечер смотрела на смену караульных. И у ратуши тоже. Вы получили офицерское звание и переехали из старых казарм в новые. Те, что внутри башни. Потом вам дали звание поручика, дальше — лейтенанта, старшего лейтенанта, и, наконец, капитана. Тогда я стала бегать к дубу. Окна вашего кабинета выходят не на площадь, а к старому офицерскому кладбищу. Там растёт дуб — высокий-высокий. И крона как раз напротив окна. Я сидела там почти каждый день…

Вы, вы не слушайте меня, пожалуйста. Всё это так глупо, я знаю… Кто вы? — Вы Капитан Гелеанд, третье лицо в городе, а я Лиин из трущоб. Только это не важно…

Я боялась поднять на него глаза. Не потому, что мне было стыдно — вовсе нет, я говорила только правду, не соврала ни единым словом. Я просто боялась, что он рассмеётся мне в лицо, боялась почувствовать его жалость.

— Ты… — начал Айво.

— Не надо. Только не говорите ничего. Не надо меня жалеть. Я же всё понимаю…

Месяц назад мне было достаточно того, что он есть на этом свете. Теперь мне хотелось, чтобы он любил меня. Я жадная и глупая маленькая девочка, которая так и не выросла. И не вырастет. Со всей злости я впечатала кулак в дерево. Боли не было. Тогда я ударила снова. И ещё. И ещё. И била до тех пор, пока Айво не схватил меня за плечи и не развернул к себе. Я уткнулась в его плечо и прижалась к нему крепко-крепко, словно стараясь проникнуть под кожу и ещё глубже, смешаться с ним, так, чтобы всё то, что стоит между нами, исчезло.

— Ничего-то ты не понимаешь, — тихо сказал он и обнял меня.

В лесу, вдалеке, ухнула сова, или это мой сердце провалилось куда-то в желудок?

Я знала, что это только ненадолго. Я знала, что завтра всё волшебство исчезнет и мир вернётся на круги своя. Но всё это произойдёт завтра, не сегодня. Стараясь не спугнуть это странное ощущение, я подняла голову и наткнулась на тёмно-синие, почти чёрные глаза. Привстав на цыпочки, я прижалась губами к холодной, бархатной щеке. Айво чуть повернул голову, и в следующем поцелуе я встретила уже его губы. Такие же холодные.

— Лиин, ты же Огненная дева. Я должен доставить тебя в столицу и… И ты же пожалеешь об этом завтра, — прошептал он у самых моих губ.

— Нет. Не я.

И это была правда. Я могла видеть будущее, чувствовать его. В моём будущем не было Айво, в его будущем не было меня. Всё, что я могла — урвать у богов одну ночь. Завтра будет новый день, и я буду видеть, как Айво раскаивается в том, что случилось. Я буду знать, что он жалеет о том, что произошло и это знание станет моим камнем. Тяжким камнем, который я буду нести на себе до конца дней. Это цена, которую я готова заплатить.

В первый раз в жизни я ненавидела солнце. Никогда раньше я не смотрела с такой ненавистью на восток. Никогда раньше розовеющий край неба не приносил мне таких страданий. Я не спала до самого рассвета, впитывая сонное дыхание дремлющего рядом мужчины всей кожей. Нужно было вставать и седлать лошадей — нас ждал Ардам, король и вся Ромния.

Я умывалась ледяной водой, когда услышала шаги.

Айво присел на камень у самого берега.

— Лиин, я…

— Нет. Не говорите ничего, пожалуйста. Я знала, что так будет, и нет нужды ничего объяснять. Сегодня на закате мы достигнем Ардама. Король и епископ примут нас. Потом… — я замолчала.

— И что потом?

— Потом всё будет так, как должно быть.

Больше мы не сказали друг-другу ни слова до самого Ардама. Я почти не видела широких улиц, красивых экипажей с вензелями, дам, в прекрасных нарядах… Всё это не волновало меня. В городе Айво сразу направился во дворец и передал письмо из Храма. Уже через час нам сообщили, что король примет нас.

Дворец мне тоже не запомнился. Просто огромное здание с большими коридорами и высокими потолками. Охранники проводили нас в тронный зал — огромную комнату, украшенную дорогими драпировками и лепниной. Епископ, высокий седой старик в бело-золотой мантии, встретил меня открытой улыбкой. Он кивнул Королю, видимо, подтверждая мою реальность и спустился с помоста.

— Да! Это действительно Огненная дева! Позволь обнять тебя дитя моё, ты подарила нам надежду!

Епископ трогательно сжал мои ладони и его искренняя радость вызвала во мне прилив зависти. Хоть для кого-то этот день стал счастливым.

Король поднялся с трона и подошел к Айво. Его шпага и шпоры позвякивали при каждом шаге. Правитель оглядел меня от макушки до пят, чуть покачал головой, видимо не одобряя мой мужской наряд, и обратился к Айво. После короткой, но высокопарной речи Король предложил Гелеанду занять место начальника Ринда — личной королевской охраны, естественно, добавив к этому чин генерал-лейтенанта. Я была рада за Айво и даже смогла выдавить из себя слова поздравления. Капитан поблагодарил меня, поклонившись, как высокородной леди. Всё это выглядело жалкой пародией на мои детские мечты. Епископ тут же предложил мне пройти в храм, нужно было приготовиться к очередному ритуалу. Айво поцеловал мне руку, всё так же глядя куда-то мимо меня. Этот взгляд, лишенный малейшего тепла, не мог принадлежать мужчине, крепко обнимавшему меня ночью. Мужчине, который целовал меня до рассвета. Но всё было так, как должно было быть. Я последовала за Епископом, хотя больше всего на свете мне хотелось бежать отсюда, из этого дворца, от этого взгляда. Но я больше не принадлежала себе. Символ не может испытывать боли.

Часть 4

Новобранцы всё прибывали. Армия Ромнии росла не по дням, а по часам. Под знамя королевства, к которому теперь добавили лик Огненной девы, люди стекались отовсюду. Они были готовы умереть, выкрикивая моё имя. Нет, у меня больше не было имени. Я стала Огненной девой.

Закончилось очередное наступление. Ещё один город был освобождён. Несколько часов назад я, в роскошном платье, стояла на специально построенном помосте и приветствовала тех, кому удалось выжить. Да, я научилась носить платья. Епископ твёрдой рукой руководил каждым моим жестом и словом. Я была рада этому. Не нужно было что-то придумывать или размышлять о чём-то. Все мои обязанности свелись к исполнению воли Епископа.

Очередной наряд, цвета спелых гранатных зёрен, украшенный золотой вышивкой и таким же кружевом, лежал, разложенный на огромной кровати. На кровати, где я не могла спать от постоянных кошмаров. В ночи наступлений я словно переносилась на поле боя. Видела сотни раненых солдат, корчащихся в окопах. Слышала крики, звон мечей, чувствовала, как дрожит эфир от заклинаний магов. Каждую ночь я впитывала боль земли, по которой проходил мой огонь. Епископ говорил, что такова моя доля. Я — часть этой войны. Я рождена ради неё, и её боль — это моя боль. В другие ночи, когда бои прекращались, мне снился Айво, уходящий от меня по длинному коридору. То, что когда-то было для меня главным источником радости, теперь приносило только боль. И во сне, и наяву.

Я всеми силами избегала встреч с капитаном. Скрылась сначала в храме, а теперь, когда армия начала наступать, в своём шатре, куда разрешалось входить лишь Епископу и слугам. Но сплетни находили меня и здесь. Служанки без устали болтали о красивом, молодом генерале, который мог составить выгодную партию любой даме. Ну и что, что он не знатных кровей, зато король ему безоговорочно доверяет. Молодость, красота и безупречная карьера, что ещё может быть нужно второй или третьей дочери князя или графа? Да и король не прочь женить своего любимца, Его превосходительству не так давно исполнилось тридцать — самый подходящий возраст, чтобы завести семью.

От этого трещания у меня начинала болеть голова. Каждое слово, брошенное болтливыми прислужницами, увеличивало вес моего камня. От трав и снотворного не было помощи. Я спасалась воспоминаниями. Наверное, я действительно выросла. Раньше главной моей ценностью были мечты о будущем, теперь же всё ценное находилось в прошлом.

Айво найдёт себе жену, получит ещё один чин, проживёт долгую жизнь и умрёт в окружении детей и внуков. Что станет со мной? Я спрашивала у Епископа, пишут ли в его книгах о том, что делают Огненные девы после войны. Что происходит с ними? Епископ молчал и пожимал плечами. После победы во мне не будет необходимости. Можно будет уехать куда-нибудь подальше, открыть придорожную гостиницу или таверну…

Пришли две близняшки, чтобы помочь мне одеться. Я покорно позволила надеть на себя роскошное платье, расчесать чуть отросшие волосы, подкрасить глаза. Хорошо хоть, удалось избежать макияжа, во всём королевстве не нашлось достаточно тёмной пудры.

Сегодня должен был состояться очередной военный совет. Мы подошли вплотную к Панарии — цитадели властелина пустыни. Оставалось лишь выкурить его оттуда, но он собрал вокруг себя магов, каких только смог найти. Последний шаг был самым сложным.

Епископ заглянул в мой шатёр, одобрил наряд, и мы направились к королю. Все генералы уже собрались. При моём появлении они привстали, как и положено по этикету. Айво тоже был здесь. Он стоял рядом с королём и наследным принцем, о чём-то беседуя.

Наше с Епископом присутствие было не более чем формальностью. Я совершенно не разбиралась в военной тактике, всё, что от меня требовалось — сидеть с умным видом на кресле, поглядывая по сторонам. Символам совершенно не обязательно разбираться в том, что они символизируют.

— Мы можем отправить туда Ринд — услышала я знакомый голос.

Ринд? Элитную охрану короля, во главе в Айво? Отправить прямо в эпицентр боя? Я дернулась, но епископ сжал мою руку, призывая помалкивать. Иногда мне казалось, что он знает обо всём, что творится у меня на душе.

Больше, до самого конца собрания, я не слышала ни слова. Меня терзали дурные предчувствия. Король решил подумать над предложением Айво. Ему не хотелось лишаться личной гвардии, но я уже чувствовала, что он согласится. И эта мысль наполняла меня диким ужасом.

До самого вечера я не могла думать ни о чём другом. Всё время, стоя провела здесь, рядом с Епископом, я утешала себя мыслью, что Айво достиг пика военной карьеры, что он теперь счастлив, здоров и находится в безопасности рядом с королём. Сегодня всё изменилось. И я ничего не могла с этим сделать.

Тревожные мысли не давали мне уснуть. Я читала баллады менестрелей, наблюдала, как причудливо танцуют тени от свечей на пологе шатра, к середине ночи мои веки смежились.

Я бежала по причудливо изгибающимся коридорам. Кололо в боку, воздух свистел в лёгких, но я бежала вперёд и вперёд. Меня гнал ужас, но самое страшное ожидало меня где-то там, в конце. Там было что-то очень страшное. Настолько страшное, что лучше умереть, только бы не видеть этого, но я упрямо бежала вперёд.

Коридор вывел меня в комнату, потолок которой терялся во тьме. На огромном троне, в самом центре, полулежал волшебник в чёрной мантии. Меч, торчавший из его груди, пригвоздил несчастного к креслу. Красная пена капала из его губ с каким-то булькающим звуком. Потом я поняла, что это смех. Он смеялся, подрагивая на своём троне, и что-то шептал. Я наклонилась к самым его губам, чтобы расслышать шепот.

— Ты победила, Огненная дева. Ты победила, но это — цена твоей победы.

Я уже знала, что увижу. Уже знала, но всё ещё не могла поверить. За троном, прислонившись спиной к каменному постаменту, сидел Айво. Шелковая рубаха стала бурой от крови. Его глаза, смотрели куда-то в небо. В них застыло то самое выражение, которое я видела тогда, в тронном зале Ардама. Голубые глаза смотрели мимо меня. В них не было больше жизни. Я пыталась закричать, но из горла шел только хрип.

Очнулась в своей постели, но воздух не шел в лёгкие. Я хрипела, ползая по мягким простыням, бессильно сжимая кулаки. Мне снова приоткрылась завеса над будущим, но я не могла принять его. Я царапала матрас, изгибаясь в бессильном ужасе, до тех пор, пока не упала в кровати. Пламя, помоги мне! Дай мне шанс спасти его! Всё отдам, что хочешь возьми, только позволь спасти его! Пусть он женится, пусть забудет меня и никогда не вспомнит моего имени, только пусть живёт! Пламя, помоги мне, помоги же, помоги!

— Рыдаешь? А я предупреждала, — старуха стояла на кровати, постукивая меня по плечу клюкой.

— Помоги, — прошептала я, и кинулась к ней. — Что хочешь возьми, только помоги. Пусть только он живёт, пусть только…

— Ох, дурные вы, молодые, дурные. Всё бы вам полюбиться, да потискаться… Ты девка молодая, у тебя таких ещё будет огого сколько.

— Неправда! Помоги, умоляю, помоги, помоги — шептала я, не слыша бабкиных слов.

— Ну да ладно, не надо тут сопли разводить. Есть один способ, но хватит ли у тебя силы, Лиин из трущоб? Хватит ли твоего огня?

— Хватит! Только скажи, что делать.

— Откуда знаешь, что хватит? Смелая больно, как я погляжу. Смотри, если не хватит — огонь тебя изнутри выжжет. Капитана своего, может, и спасёшь, а себя…

— Это неважно всё!

— Дурища! Думаешь, небось, пусть сама помру, только бы его спасти? Вот дурочки шматок где!

— Ты помоги только… — повторяла я снова и снова, словно молитву.

И бабушка помогла.

Я ворвалась в опочивальню к Епископу на рассвете.

— Чтобы захватить Панарию, нам понадобятся маги! — закричала я с порога, и Епископ подпрыгнул на постели.

— Подожди, подожди, — успокаивающе проговорил он, садясь на кровати. — Какие маги?

— Самые разные. Чем больше, тем лучше.

— Деточка, ты не права. От магов в этом мало пользы. В земле властелина Пустыни весь эфир уже пропитан его силами. Маги Ромнии там не смогут колдовать, у них не будет силы для заклинаний.

— Будут.

— Откуда?

— От меня. Вы подумайте сами — Властелин пустыни не ждёт нападения магов. Вся оборона его крепости рассчитана на обычных бойцов. Он даже сообразить не сумеет, что произошло!

— Но как ты собираешься дать нашим магам эфир?

— Вся моя сила, мой огонь — это и есть концентрированный эфир. Сама суть магии — во мне. После посвящения в Храме я обрела не силу огня, а дар превращать эфир внутри меня в огонь. Нужно лишь построить алтарь и призвать шесть магов воздуха, чтобы они передавали мой эфир колдунам из Ромнии. Наши колдуны не принимали участия в битвах на южных землях. Они полны сил, в то время как войска измотаны.

— Ты действительно считаешь, что у нас получится, дитя моё?

— Я уверена в этом. Так же как и в том, что я — Огненная дева.

— Что ж, я переговорю с Королём.

Король дал своё согласие, хотя и с оговоркой, что если я почувствую, что моих сил не достаточно, в бой отправится Ринд с Айво во главе. При таких условиях я не могла допустить ошибки.

Алтарь отстроили за ночь. Часть войск должна была произвести ложную атаку, в то время как маги подойдут к стенам Панарии. Ринд был готов к выступлению, но Айво всё ещё оставался рядом с Королём, а значит — в безопасности.

Наступление назначили на вечер. Как только зной пустыни чуть спал, я отправилась к алтарю. Шесть магов воздуха приветствовали меня, ритуал начался. Я встала в круг магической печати. Три мага заняли место по правую руку и три по левую. Войска пошли в бой. Я почувствовала, как чистая энергия бежит по моему телу. На этот раз я не превращала её в пламя, позволяя медленно исходить с кончиков растопыренных пальцев. Было сложно контролировать этот каскад так, чтобы энергия выходила постоянным, равномерным потоком. Сквозь полузакрытые веки я наблюдала, как маги впитывают мой эфир и отправляют его войскам под стенами замка. Тело сопротивлялось, заныли жилы, но мне было не до этого. Я перенеслась на поле боя. Маги уже крушили стены. Стража города замешкалась, и это обошлось им очень дорого.

Подгоняемые моим эфиром, полчища магов Ромнии вошли в город. Бой кипел, эфир вздрагивал и растягивался. Я вошла в нужный ритм и энергия огня беспрепятственно выходила наружу. Появились маги противника. В воздух взлетали огромные огненные шары. Земля раскалывалась под ногами зазевавшихся несчастных. Поднятая некромантами нежить из войска Панарии сталкивалась с призванными призраками и духами Ромнии. Огромные песчаные големы сражались с воздушными элементалями. В пылу схватки эфир противника расходовался очень быстро. Южные колдуны начинали уставать, им не хватало магической энергии. У Властелина пустыни не было власти над эфиром, всё, что он мог — читать заклинания призыва, накладывать чары, бросаться огнём и льдом. Маги пробивались к дворцу, освобождая дорогу пехоте.

Поток энергии внутри меня становился неровным. Я как могла упорядочивала его течение, но мой огонь противился этому. Он то рвался наружу, то пытался затаиться внутри.

Незадолго до рассвета маги вошли в цитадель властелина пустыни. Пламя во мне бушевало и неистовствовало. Я знала, что это конец. Так звезда, прежде чем упасть с небосвода, вспыхивает ярким, удивительным светом. Но Айво не должен войти в это логово, пока там есть хоть один враг. Я не могу позволить ему отправиться в этот бой. Боль усиливалась. Огонь затихал, а я тянула и тянула из него всё, что было возможно и то, что нельзя.

Властелин пустыни пал, но бой ещё продолжался. Вражеские маги засели в северной части дворца, но никто из них не должен был спастись. Всё это закончится сегодня. Здесь и сейчас. Заныл шрам над грудью. Эта боль, такая не похожая на тянущее чувство от затихающего огня, принесла облегчение. Я снова чувствовала, как пальцы Айво скользят по шраму, как его губы прикасаются к красному рубцу. Ещё немного, ещё чуть-чуть. Ещё немного огня, ещё несколько всполохов, ещё немного энергии — и всё закончится. 'Дай мне ещё немного силы' — я уже шептала это вслух. 'Ещё, ещё чуть-чуть. Совсем немного'. Я не видела обеспокоенного лица епископа и не слышала, как он отправился к королю. Я не ощутила, как кончился бой, и солдаты закричали: 'Ура! Да славится имя Огненной девы! Не слышала слов епископа, после которых Айво вылетел из шатра и кинулся к помосту…

В чувство меня привёл ощутимый удар клюшкой по темени.

Старуха стояла рядом со мной, а я почему-то парила под потолком. Моё тело лежало в погасшем круге. Кто-то из магов поднял пологи шатра, и розоватый свет раннего утра проник внутрь. К кругу подлетел Айво. Я видела, как он поднимает моё тело, крепко прижимая к щеке мою растрёпанную голову. С моих безжизненных пальцев капала кровь, на ладонях чернели выжженные круги, но он словно не замечал этого.

— Ты собираешься возвращаться или как?

— Теперь-то точно собираюсь, — улыбнулась я.

Старуха покачала головой и что-то пробурчала себе под нос.

Я чувствовала, как руки Айво прижимают меня к себе, чуть покачивая. Капитан шептал что-то мне на ухо. Я не могла разобрать слов, но от них на душе становилось легко и радостно. Он назвал меня любимой — я точно это услышала.

— Айво, — тихо позвала я. Говорить было очень тяжело. В горле пересохло. Казалось, что я всю ночь провела в пустыне, или попала в песчаную бурю. Капитан вздрогнул и чуть отстранил меня, будто не веря своим ушам.

— Лиин… — прошептал он сдавленно, словно что-то мешало ему говорить.

— Ты так и не сказал, что любишь меня, — заметила я, перебирая пальцами тёмные волосы. Впервые в жизни я не боялась испачкать его великолепный костюм.

Айво прижал меня к себе так крепко, что хрустнули кости. Его поцелуи, лёгкие, как прикосновение крыльев бабочки, скользили по моему лицу. Иногда отрываясь от меня, он тихо шептал:

— Какая же ты дурочка… Великие боги, какая же ты дурочка!