"Просторы Многомирья" - читать интересную книгу автора (Щербинин Дмитрий Владимирович)Глава 2Степана Вдовия схватили те самые существа, которые пытались помешать Винду проникнуть на Землю. Напомню, что они были худенькими, жилистыми, ростом едва ли доставали до колена взрослого человека, глаза у них были большими, выпученными, а вместо кожи их покрывала зеленоватая чешуя. Но, несмотря на столь непрезентабельный вид, силы и ловкости им хватало… Общими усилиями (а их собралось не менее трёх десятков), они удерживали не только Степана, но также и шкатулочника. Впрочем, шкатулочник не рыпался, а вот Степан извивался, пытался вырваться и кричал: – Выпустите меня! Да вы кто такие?! Выпустите меня немедленно! Но выпускать его не собирались, зато – схватили за ноги, за руки, да ещё и снизу, под самую спину подхватили, и понесли. Степан возмущался: – Вы куда меня тащите? Вы разве не понимаете: меня дома ждут: жена, дети… Это что – похищение, да?.. Ну так, значит, и судить вас будут, как похитителей… А потом он увидел небо, и прекратил кричать и делать тщетные, через чур слабые попытки высвободиться. Это было не Земное небо, а небо Многомирья. Что такое небо Земли, а точнее – Московское небо? Часто там висят облака или тучи; но даже и в ясные дни, многого там не увидишь (хотя, несомненно, вид величественных, неспешно меняющих свои формы кучевых облаков благотворно влияет на фантазию). А тут Степан увидел глубокую, прозрачную бездну: и плыли там облака, как и близкие, так и очень далёкие – причём до самых отдалённых из видимых были сотни километров. В этой воздушной бездне весели миры: некоторые из них находились совсем близко, и можно было разглядеть многие детали на их поверхности, иные же выглядели как пятнышки или просто как точки. Но у каждого из миров можно было угадать свой, неповторимый характер… Вот в небе пролетала крупная, незнакомая Степану птица с радужным, словно бы праздничным опереньем, и с золотистым, поблёскивающим в солнечных лучах клювом. Степан пытался как можно более подробно запомнить это неземное небо, потом повернул голову, и увидел кристаллические кусты. Они были полупрозрачными и внутри их изящных, тонких ветвей происходило тихое, неспешное движение огня, который никак не мог вырваться наружу, но способствовал их росту. Степан произнёс: – Да ведь это иной мир… – и обратился к существам. – Вы должны понять: я не желаю вам никакого зла… Я друг. Мы, земляне, установим с вами контакт, мы… Невысокие эти создания продолжали сосредоточенно двигаться вперёд. Они не разговаривали и, как казалось, даже не глядели на Степана и на шкатулочника. А шкатулочник покоился на их ручонках без движения; однако ж его стеклянные, едва приметные за нагромождением железок глаза источали красный свет. Шкатулочник чего–то ждал… Примерно через полчаса Степана и шкатулочника бросили на землю. Степан, с кряхтеньем приподнялся, а шкатулочник лежал не двигаясь. Когда Степан начал расстёгивать своё утеплённое зимнее пальто, его схватили за запястье и сжали так сильно, что он застонал и взмолился: – У вас здесь жарко, как у нас летом! А я в зимней одежде. Пока тащили сюда, я уже весь взопрел; потный весь! Видите? Чувствую себя, как цыплёнок в духовке. Дайте мне раздеться… Но существа не давали ему снять жаркую одежду, так как не доверяли ему и не знали, что он выкинет. Кем они были? Читатель уже знает, что они защищали проход между мирами. Но вот почему они так делали, существа и сами не могли сказать. Кстати, между собой они общались посредством потрескивания, неуловимого для человеческих ушей. Для удобства их можно называть треньками. Итак, эти треньки знали, что проход надо защищать, никого не пускать ни туда, ни обратно, что это одна из их задач, но совершенно не помнили, что когда–то их племя было гораздо более развитым. И они уже забыли, что в иной мир, на Землю был заключён дух ЧИПА. Год за годом племя треньков вырождалось, деградировало. Когда–то они знакомы были с письменностью, сочиняли, творили – теперь их хватало только на самую простую, почти животную жизнь. И всё же инстинкты сохранились. Они, правда, не знали, что делать со схваченными. Может, съесть их? Но ведь треньки привыкли к огненному соку, который они высасывали из надломленных кристаллов; поэтому ни железный шкатулочник, ни мясной Степан не подходили для их желудков. И вновь тренькам подсказывали инстинкты. Посреди их неуклюжего, выстроенного из обломков кристаллов селения, высился каменный идол, которому они поклонялись, как своему божеству. Это был одноглазый, кажущийся неуклюжим истукан, и, если бы читатель мог его увидеть, то сравнил бы с Гхалом, который отправился в путешествие с Виндом, Эльрикой и всей прочей компанией. Только этот, стоявший на Ован–Тульбуке Гхал отличался от улетевшего. Он потому и стоял, что гораздо больше того, улетевшего, окаменел. При появлении ЧИПА в Многомирье, он, по замыслу его создателей, должен был броситься на врага, остановить, отправить обратно, на Землю. А этот только несколько раз вздрогнул (что, впрочем, не осталось без внимания у привыкших к его недвижимости треньков). И вот теперь, принеся добычу, треньки обратились к Гхалу. Они усиленно трещали, пытались донести до него свои переживания, а Степан не слышал их своим человеческим, слабым ухом. Уже много веков стоял на месте этот Гхал, и со временем появились на нём трещины, вырос на нём мох, а его ступни пробили росшие из почвы кристаллы. Пошевелился шкатулочник и глаз Гхала засиял. Истукан дрогнул и из него посыпалось каменное крошево. Некоторые треньки запрыгали от охватившего их восторга, иные – попадали в благоговении. А Гхал сделал шаг вперёд… При этом содрогнулась почва, а половина его истрескавшейся ступни осталась висеть на острых кристаллах. Гхал издал тяжёлый, гулкий звук, и сделал ещё один шаг к шкатулочнику. В этом железном создании Гхал безошибочно распознал слугу ЧИПА… Вообще, глядя на измятое тело шкатулочника, можно было подумать, что он уже не способен был к серьёзному сопротивлению. Но, на самом деле, шкатулочник просто притворялся. И, когда Гхал подошёл к нему, шкатулочник прыгнул на него. Это был стремительный, почти неуловимый для глаз полёт. Шкатулочник с такой силой ударил Гхала, что тот пошатнулся и начал заваливаться назад. Но ещё прежде чем тяжеленное тело истукана рухнуло на землю, шкатулочник запустил в его трещины свои металлические конечности, и начал разрывать камень… Две каменных плиты отлетели от тела Гхала, и только тогда он ударил врага своим тяжеленным кулаком. Некоторые железные детали погнулись, а сам шкатулочник ударился об кристалл… Кристалл переломился, а от шкатулочника отвалилась лапа с колясочным колесом. Гхал повалился наземь, и придавил нескольких треньков, которые даже не пытались увернуться. Несмотря на повреждения, шкатулочник вновь бросился на Гхала. Вцепился в него, отодрал ещё несколько крупных кусков камня и увернулся от удара. В результате кулак Гхала врезался в своё же каменное тело, вызвав ещё большие повреждения. Теперь Гхал уже не мог подняться, а только дёргался и рычал. Как помнит читатель, другой Гхал летал, поджигая струю газов, которая в определённое время вырывалась из его зада. Для того, чтобы эти газы вырабатывались, Гхал должен был поглощать какую угодно пищу: камни, железо, воду, хлеб, мясо… А внутри Гхала находилось нечто среднее между механизмом и живым пищеводом; вот это ту устройство и нужно было шкатулочнику. Резкими, стремительными движеньями вырвал шкатулочник из Гхала пищевод, после чего истукан перестал дёргаться и потерял для шкатулочника всякий интерес. В железных лапах шкатулочника оказались трубки и колбы покрытые каменистой пыльцой. Пищевод дёргался, дымился и булькал. Шкатулочник начал закреплять это устройство в своём теле, а ещё, время от времени наносил удары по тренькам, которые слепо надвигались на него… Степан был полностью на стороне шкатулочника. Этому железному существу он доверял – оно открыло ему проход в этот новый мир, оно даже казалось Степану забавным, и уж конечно Степан не мог предположить, что шкатулочник служит кому–то злобному существу. Просто на шкатулочника напали, вот он и защищался; заодно и Степана освободил. Так что Степан сказал: – Ловко ты его. И этих – мелких. Так им и надо! Шкатулочник прохрипел: – Я должен лететь к хозяину. Служить ему. – Ведь твой хозяин Яков Корбудзо? – Мой хозяин – ЧИП. – Ну, это ты, должно быть, Корбудзо так называешь. Он что же в этом мире находится? – Он находится в Ой–Чип–оне. Шкатулочник закончил крепить на себе каменистый пищевод Гхала, выдрал из почвы кристаллический куст, и стремительно запихал его в отверстие заменявшее рот. Видно было, как в центральной части пищевода начало разгораться синеватое свечение. Шкатулочник заглатывал кристаллы, куски почвы, и даже куски поверженного Гхала. Всё это перерабатывалось в топливо. И, прежде чем Степан успел задать ещё хоть один вопрос, шкатулочник ударил железной конечностью по камню, высек искры. Из нижней части Гхалова пищевода появилась синяя струя пламени, и шкатулочник начал взлетать. Железная лапа несколько вытянулась, схватила Степана, потащила его вверх. * * * В воздухе между мирами осталась тёплая зимняя одежда Степана. Он, придерживаясь одной рукой за шкатулочника, выбросил её, и вздохнул с некоторым облегчением – было уже не так жарко; хотя перепад температуры, после зимнего московского холода, был весьма ощутимым. А вот мобильник Степан оставил при себе. И, всё ещё держась за шкатулочника, набрал номер жены. Телефон даже не отвечал, что «абонент недоступен» – он просто безмолвствовал. Степан вздохнул и произнёс: – Ну да, это же иной мир; здесь сотовой связи нет. А дома жена волнуется. Тоже мне звонит, и никто ей не отвечает… Ты долго ещё лететь собираешься? – С нынешней скоростью путь до Ой–Чип–она займёт пять суток, – ответил шкатулочник. – Чего?! А в Москву ты когда вернёшься? – ужаснулся Степан. – Тогда, когда этого захочет хозяин, ЧИП. – Но это же безумие какое–то! Вот чёрт… – от волнения на лбу Степана даже выступила испарина. И он, без особой надежды на успех, попросил: – Может, просто отнесёшь меня к тому проходу меж мирами, а потом дальше полетишь? – Исключено, – прохрипел шкатулочник. – Далеко уже отлетели, да?.. Ну, может, меня кто–нибудь другой обратно повезёт, – произнёс Степан, и начал оглядываться. Вскоре он заметил парусный корабль, который преспокойно летел меж мирами. Степан предложил: – Вон, например, он. А? Шкатулочник слегка изменил направление полёта. Теперь он приближался к кораблю. – Во, правильно! – радовался Степан. – Надеюсь, команда там нормальная, а не как те карапузы, которые чуть меня не растерзали… Шкатулочник ничего не отвечал, но к кораблю приближался. И теперь уже было видно, что корабль этот сделан из красноватого дерева, парус же его – цвета старой бумаги, желтоватый, с выведенным в центре золотистым кругом. Затем Степан и команду увидел… * * * Нет – не люди это были, а существа, напоминающие ящериц, с красноватой, под цвет их корабля, чешуей. У них были длинные, сильные хвосты, с костистыми, округлыми наростами. На самом деле, это был торговый корабль, который возвращался из славного города Светлограда, на свою родину. Ящерицы, которые сами себя звали щурами, летели в самом приятном расположении духа, так как торговля и обмен прошли даже лучше, чем они ожидали. И они совершенно не думали, что на них кто–то будет нападать. От этих мест не так далеко было до Светлограда, и пираты в этих местах давно повывелись. И вот щуры завидели шкатулочника. Теперь они во все свои желтоватые, с узкими чёрными зрачками глаза глазели на это приближающееся железное чудо. Много чего они в Светлограде повидали, а всё же такое встречалось им впервые. Вроде бы – железок много всяких, торчат они в разные стороны, а в то же время и движутся, и есть в них что–то живое, да вон и человек какой–то висит, вцепившись в это… Глядя на вытянутые, заострённые физиономии щуров, Степан закричал им: – Э–эй! Вы довезёте меня до… Но Степан так и не успел докричать, куда бы он хотел, чтобы они его довезли, потому что шкатулочник начал крошить корабль. Он вцеплялся своими конечности в деревянную палубу, разрывал её, накренял мачты, лез глубже, в трюм… После первого замешательства, щуры закричали: – Напали!! Враг!! Ну а Степан, который едва удерживался на дёргающемся шкатулочнике изумлялся: – Что ты делаешь? – Нужно железо, – прохрипел шкатулочник и продолжил свою разрушительную деятельность. Некоторые щуры достали трубки. Они подносили это оружие ко ртам и резко дули, выпуская маленькие стрелы. От шкатулочника эти стрелы отскакивали как от стены горох, а вот Степана могли бы смертельно ранить, если бы время от времени, шкатулочник не ловил очередную летящую в хрупкого человека стрелу. Надо сказать, что большинство стрел предназначались именно Степану, так как щуры решили, что именно он управляет этой железной машиной. Но вот, наконец, шкатулочник перестал уродовать корабль: он оттолкнулся от его продырявленной палубы и полетел дальше. Несколько запоздалых стрел просвистели поблизости. Много раз во время работы пожарником Степан бывал в экстремальных ситуациях, так что и теперь он довольно быстро совладал с собою и без лишних эмоций спросил у шкатулочника: – Зачем ты это сделал? На этот раз в голосе шкатулочника было меньше хрипа. Он ответил: – Мне нужно железо. Я должен использовать его в своём теле, для роста. – Но зачем ты напал на этот корабль? – Повторяю: я должен был добыть железо… Но, к сожалению, его там оказалось очень мало… – Но правильно ли ты поступил, напав первым? – Они – враги. – Ты уверен, что враги? – Да – уверен. Эти ящерицы будут воевать против ЧИПА и будут уничтожены. – И всё же… мне они изначально не показались такими уж агрессивно настроенными. Ты ведь такой же новичок в этом мире, как и я. Так что, может, ты ошибаешься. Может, война осталась в прошлом, и заключено мирное соглашение. Ведь видишь: никто здесь больше не стреляет, очень спокойный пейзаж открывается… – Сейчас война не ведётся, но скоро она начнётся. – ЧИП её начнёт? – спросил Степан. – ЧИП её начнёт, потому что иного выхода у него нет. Враги не дадут империи Ой–Чип–он развиваться так, как хочет ЧИП. – И что же это за развитие? – интересовался Степан. – Это – технический прогресс. Стремительный, неистовый, напористый. Технический прогресс без остановки, на грани возможностей… – Технический прогресс? – повторил Степан, продолжая оглядываться. – Что–то у меня всё, что я здесь вижу, не ассоциируется с техническим прогрессом. Кругом – тишь да благодать… А воздух–то какой чистый! Я в Москве живу, и уже не помню, когда таким вот замечательным воздухом дышал… У нас там, знаешь, сплошные автомобильные пробки. Вот, как фура какая–нибудь проедет, так всё – пиши пропало… – Мне всё это знакомо, – ответил шкатулочник. – А ну да. Действительно. Тебя ведь самого в Москве сделали… Хотя, что ты мог видеть? Ты же в шкатулке сидел… И вот что рассказал шкатулочник: – Меня создал ЧИП. Ты знаешь об этом, но думаешь, что он просто собрал меня из железок. О, нет! Великий ЧИП и тогда, когда он не помнил, кто он на самом деле, был и великим НЕчеловеком, и, также – магом. Ведь вся его несокрушимая империя построена именно на механике и на магии… ЧИП создавал меня очень долго, бессонными ночами корпел он надо мною. Он вложил в меня частицу своего пламенного духа, и я не просто механизм – я часть ЧИПА, я полностью подчиняюсь ему, я чувствую его; и сейчас общаюсь с тобой, потому, что это интересно и ЧИПУ. Так что мне известно о Москве столько же, сколько и ЧИПУ, а он прожил в этом городе гораздо дольше тебя… Москва больше нравилась ЧИПУ, чем Многомирье в нынешнем его виде, но всё же именно здесь, в Многомирье, ЧИП видит наибольший потенциал; здесь – его империя механики и колдовства; империя Ой–Чип–он, которую так и не смогло уничтожить ни время, ни старания врагов… – Ну… прямо даже и не знаю, – молвил Степан задумчиво. – А чего ЧИПА эта тишь–благодать не устраивает? – Потому что Многомирье – такая система миров, где всё повторяется, где нет настоящего развития. Ты видел корабль этих красных ящериц щуров? Как он тебе? – Красивый… не… даже прекрасный корабль! Летит в воздухе между этими мирками мелкими!.. – Так вот: ещё до изгнания ЧИПА, столетия назад, щуры летали примерно на таких же кораблях. Может, и есть кое–какие отличия, но всё такие несущественные… Ничего нового они не изобрели! Теперь вспомни свою жизнь на Земле… – Да чего её вспоминать? Я и так во всю о жене и детях думаю. Вот, чёрт подери, они ж меня искать будут! Ушёл из дому и пропал без вести, а всё потому, что ты меня вернуть не можешь… – Проход между мирами уже закрыт. Там сейчас должны быть и каменные Гхалы и, возможно, маги. – Но… – Я задал тебе вопрос, Степан, что ты можешь сказать о вашей земной жизни? – Она такая… быстрая… – Правильно! За последние годы сколько у вас всего появилось: и сотовые телефоны и компьютеры и Интернет; сто лет назад и в космос никто не летал, а сейчас уже думают о полётах к дальним планетам, думают о колонизации Луны и Марса. У вас есть писатели–фантасты, но мало кто из них решается заглядывать дальше чем на сто–двести лет вперёд; слишком непредсказуем, резок ваш прогресс; и это близко духу ЧИПА… А здесь, в Многомирье, представь: можно с уверенностью сказать, что здесь вот через шесть тысяч лет ничего не изменится. Так же будут висеть эти миры, и будут среди них летать глупые торговцы и путешественники. – Ну, а может, не стоит насильно торопить? Может, это просто период такой? У нас на Земле тоже так было: только специалист сможет сказать, чем, например, две тысячи трёхсотый год до нашей эры в Египте отличался от две тысячи двухсотого. Ничего существенного не происходило: поколения сменяли друг друга, а прогресс топтался на месте; однако потом началось ускорение… и до сих пор продолжается… – Здесь ничего не меняется десятки, а, возможно, уже и сотни тысяч лет… – Но вон – посмотри, видишь, красота какая! А ты говоришь – не меняется! И Степан указал на мир, возле которого в это время пролетал шкатулочник. Там беломраморные дворцы возвышались над нежно–малахитовыми полями; там синели родниковые озёра, там сияли тихим светом берёзовые рощи… На шкатулочника это не произвело никакого впечатления. Он говорил изменяющимся, почти уже не хриплым голосом: – В этом нет ничего, чего не было бы тысячелетия назад. И эта архитектура не находит новых форм, она бесконечно повторяет старое. Без ЧИПА здесь нет и не будет компьютеров; никто не изобретёт скоростные самолёты и более стремительные средства передвижения… Ты говоришь так, защищая всё это, старое, потому что устал от городской жизни, и тебе хочется на природу, до которой ты и дорвался, но твоему человеческому духу это быстро надоест. Ты захочешь таких же изменении, как и ЧИП. – Ну а здесь разве люди не живут? – Живут, и на очень многих мирах. Просто тебе они пока что не повстречались. Но они отличаются от землян, отличаются от ЧИПА. Может, в этом воздухе, в этом свете есть что–то, что так воздействует на их души? Но они спят. А ЧИП их разбудит. И здесь будут компьютеры, сотовые телефоны, будет кино, будут стремительные средства передвижения; мы доберёмся до самых дальних уголков Многомирья, и всюду будет наше, новое, всегда изменяющееся, совершенствующееся… Степан слушал его, кивал, хотя и не знал – соглашается или нет. А потом сказал: – Ты и сам изменился. Раньше говорил – как робот: «надо в переход. Служить хозяину», а теперь вон как разговорился; прямо как на митинге выступаешь, убеждаешь меня… – Да. Ты прав. Я изменяюсь. Во мне – часть духа ЧИПА, и мне интересен ты, человек с Земли, потому что ты интересен ЧИПУ. И я несу тебя в Ой–Чип–он, потому что там ты понадобишься. – Ну я и влип, – вздохнул Степан. * * * По окончании первого дня полёта, Степан взмолился: – Ну давай остановимся. Мне поесть надо… Шкатулочник проговорил: – Человеческий организм слишком слаб и несовершенен, но с помощью ЧИПА, он больше не будет подвержен ни болезням, ни голоду, ни… – Знаю–знаю! – перебил его Степан. – Только это будет ещё нескоро, а вот сейчас, видишь вон тот мир, до него отсюда километров пять; он даже выглядит аппетитно. И шкатулочник согласился – изменил направление полёта. Они опустились в роскошном, ухоженном саду, где воздух был наполнен такими ароматами, что даже сытому человеку захотелось бы есть. Ну а Степан просто бросился к ближайшему дереву, начал обрывать росшие на нём плоды, пробовать их. При этом говорил: – Вкуснотища!.. Ты не улетай пока, дай мне наестся… На что шкатулочник ответил: – Я всё же улечу, но через некоторое время вернусь. – Куда полетишь? – Да присмотрел я здесь кое–что. Шкатулочник взмыл над деревьями и улетел… Тогда Степан припомнил, что во время спуска он краем глаза видел небольшое поселение, расположенное как раз на окраине этого сада. Туда теперь и полетел шкатулочник… Неожиданно Степан услышал приятный голос: – Здравствуй. Обернувшись, он увидел, что перед ним стоит облачённая в лёгкое, зелёного оттенка платье привлекательная девушка с удивительно белым, почти мраморным лицом. – Ну, здравствуй, – отозвался Степан. – Ты местная? – Да, я здесь живу, и зовут меня Милой. – Степан. – Я видела, что ты прилетел на железном чудовище. – Это не чудовище, а шкатулочник. Ты его не бойся. – Мы знаем, что в Многомирье вернулся ЧИП. И это чудовище – слуга ЧИПА. Оно похитило тебя? – Ну там так сложно получилось. Не совсем похитило, но и назад возвращать не хочет. Говорит, что меня ждут в Ой–Чип–оне. – Ничего хорошего там тебя не ждёт. Только наивному человеку могли внушить, что туда действительно надо лететь, так что ты должен сбежать, пока не вернулось чудовище. – Сбежать? Да, в общем–то, мне всё равно – могу и сбежать. Мне ведь главное – домой вернуться. А то ведь жена уже, наверное, в милицию объявила, что я пропал, а я её ничем утешить не могу. Я из Москвы. – Москва? Я не знаю такого мира. – Москва – это не мир… Хотя, можно сказать, что и мир… В общем, долго объяснять. Ты лучше скажи: у тебя какой–нибудь корабль есть? – Нет у меня корабля. – Это плохо. Надо отсюда улететь. – Но у меня есть крылья, – и тут за спиной у девушки начали двигаться полупрозрачные крылья, а сама она слегка поднялась на землей. – Ты что – фея? – Да. Я фея этого сада. А вот если ЧИП сюда доберётся, то ничего от этой красоты не останется. Кругом будут железки, скрежет и вонь, а я погибну. Тут издали, как бы в подтверждение её слов, донеслись отчаянные крики и скрежет железа. – Что это? – спросила Мила. – Туда шкатулочник полетел… Ему железо нужно для роста. – Там же Тгалин, – вздохнула Мила. – Кто? – Тгалин – городок, жители которого помогают мне возделывать этот сад. – А железо у них есть? – Некоторые из их домов облицованы железом, и крыши есть железные. – Ну вот это как раз то, что надо шкатулочнику. – Ах, что же ты сразу мне не сказал?! Я должна быть там!.. И она взмыла, полетела над деревьями туда, откуда доносились крики и грохот. – Подожди ты! – крикнул ей вслед Степан. – Кто меня назад–то понесёт?! Э–эх ты, фея… И остался один среди плодовых деревьев. Настроение у него окончательно испортилось и аппетит пропал… Через полчаса вернулся шкатулочник. Он очень разросся, железо уже не торчало из него беспорядочно, а приняло более строгие формы; теперь он напоминал земной самолёт–истребитель. Имелась даже и застеклённая кабина, рядом с которой горели красноватым светом стеклянные глаза. Степан тут же спросил: – Ты фею Милу видел? – Я не знал, что её звали Милой. – Что с ней? – Она напала на меня, и мне пришлось её уничтожить. – Но это же убийство! – Мне просто нужно было железо, и я его получил. Не надо было вставать на моём пути. А теперь давай – залезай в кабину. Пора лететь. – Чёрт тебя подери! – выругался Степан. – Чего тебе и твоему ЧИПУ от меня надо? Вот если ты теперь такой скоростной и совершенный: давай–ка верни меня к тому проходу, между мирами. – Я уже говорил: проход заделан, на нём теперь и магические заклятья. А ключа от него у меня нет. – А у кого он есть? – Не знаю… – Вот как? Ну ладно. А вот я не полечу с тобой. Представь: не нужна мне эта империя – Ой–Чип–он. Ты уничтожил фею Милу? Ладно, я подожду: может тут другая фея появится, отнесёт меня к проходу, а там и ключ найдётся… – Ты здесь чужак, Степан, и ты до сих пор на свободе только потому, что я рядом. А после того, как я разобрал их городок, тебя обвинят, как моего соучастника. – Да ладно! Пускай сначала докажут, что я соучастник. – А они уже видели, что ты со мной летел. – Кто же видел? – Да много кто. Начиная хотя бы с тех щуров. Помнишь, как на их корабль мы напали… – Ты напал, а не я. – Тебе трудно будет доказать, что ты не был в заговоре со мной. – И всё же я постараюсь. – Потом с многих миров, возле которых мы пролетали, за нами наблюдали; у них тут, знаешь ли, имеется кое–какая примитивная оптика. И наберётся достаточно показаний о том, что ты даже не пытался сбежать. Твои возражения вряд ли станут слушать, и для начала тебя заключат в темницу… – Но я докажу!.. – Или ты думаешь, что тебя выпустят в Москву? Чтобы ты рассказывал о Многомирье? О проходе меж мирами? – Я не стану никому рассказывать. – Твоим обещаниям не поверят. – Мне и в Москве не поверят. Если начну рассказывать, то сочтут меня за сумасшедшего. – Запомни: здесь ты – чужак, ты – враг. И эта фея, Мила – она только хотела разлучить нас; и понесла бы она тебя не в Москву, а к местным судьям. Ты бы сначала сидел в темнице, а потом бы тебя казнили… Но всё, довольно. Я не намерен больше тратить время на разговоры с тобой. Залезай в кабину. Я сделал её специально для твоих удобств… Степан стоял на месте, лицо его было мрачным. И тогда из разросшегося шкатулочника выдвинулась железная лапа, обхватила его за грудь, подняла в воздух и запихнула в кабину. Затем этот похожий на земной самолёт–истребитель слуга ЧИПА поднялся над безмолвным садом и, набирая скорость, полетел прочь. Под его крыльями промелькнул совершенно разоренный городок Тгалин. |
|
|