"Воины Королевы" - читать интересную книгу автора (СЕЙМОН НОРМАН)

Глава третья

Олаф шел не только ночью, но и днем тоже. Сначала он часто оглядывал горизонт, боясь появления летучек, потом перестал. Дважды Фольш все-таки просил своего подопечного прилечь, тогда сотник спал.

– В сущности, ты мог бы научиться справляться даже со стрекозами, – сказал однажды бог.

Он имел в виду способность Олафа, вооруженного шаром из удивительного металла, на расстоянии чувствовать приближение любых насекомых. Этим дело не ограничивалось – голодного шатровика человек напугал до полусмерти, внушив видение надвигающихся полчищ саранчи. Паук со всей доступной скоростью помчался к родной семье, зарывать в землю малышей.

– Саранча – это ты хорошо придумал. Наверное, это должно действовать на всех, – потешался Фольш.

– Кроме саранчи, – напомнил Олаф, втайне довольный успехом.

– Кроме саранчи, – с неохотой согласился бог. – Но саранчу, если это не один кузнечик, а настоящий вал, пришедший с Дельты, не напугать ничем. У них нет разума, вообще никакого.

– Что такое Дельта? – заинтересовался сотник, продолжая шагать вперед, не отрывая взгляда от показавшихся на горизонте гор.

– Дельта – центр этого мира, – задумчиво произнес Фольш и вдруг перестал маячить впереди, пошел рядом с Олафом, как обычный человек.

Сотник повернул голову и рассмотрел спутника. Бог теперь опять стал белокожим, ростом чуть повыше чивийца, зато в плечах шире его раза в три. Огромные, с нечеловечески рельефной мускулатурой руки вызывали безотчетное уважение. Олаф потряс головой. Ничего, сядет на кол не хуже других…

– Ты опять за свое? – Фольш громоподобно расхохотался. – Мечтай, мечтай… Ты никогда не сможешь мучать меня, жестокий человек.

– Значит, тебя не существует, – сделал вывод сотник и впервые присмотрелся к одежде бога. Раньше это почему-то не приходило ему в голову.

Таких сапог он никогда прежде не видел. Толстая кожа, с каким-то металлическим блеском, явно очень мягкая. Подошва производила впечатление и мягкой, и твердой одновременно, а еще была очень широкой, так что Фольш шел чуть враскорячку. Бога это не смущало – видимо, давно привык.

Сапоги доходили лишь до середины голени, дальше виднелись штаны, синие, тоже из какой-то кожи. Иначе почему они так блестят на солнце? Широкий пояс, увешанный какими-то то ли предметами, то ли украшениями, от множество мелких деталей рябило в глазах. Могучий торс Фольша прикрывала рубаха без рукавов, свободная, белая, на груди – вышивка в форме то ли раковины, то ли свернувшейся сороконожки.

– Это звезда, – пояснил Фольш, читающий мысли сотника. – Так в нашем мире иногда обозначают звезды: красный круг, а от него множество лучиков.

– В вашем мире?

– Да… Но об этом потом. Ты ведь хочешь узнать все, не так ли, Олаф-каратель?

– Я хочу вогнать тебе в задницу толстый, смазанный кол. А промасленную паутину разложу на твоем брюхе в форме вот такой звезды. Когда сгорит – останется рисунок, не придется больше такую вышивку делать.

– Это не вышивка, это рисунок, – Фольш на ходу нагнулся, подхватил с земли какой-то камень, из числа тех, что крошатся в руках. – Когда-то это был очень прочный материал… Думаю, прежде здесь находился город.

Сотник не ответил. Про себя он постарался запомнить: Фольш поднял предмет, значит, и в самом деле стал материален. Отчего же тогда нельзя вогнать в него кол? Мешали только два обстоятельства: необычайная сила врага и то, что он читал мысли карателя.

– Да уж, не затевай драку, – попросил бог. – Я тебе не Люсьен, могу ненароком и сломать что-нибудь. Кроме того, я вооружен получше тебя, – Фольш похлопал себя по увешанному хитрыми предметами поясу. – Видишь ту гору, что вот сейчас заблестела на солнце?

– Это и есть Валомриканси? – догадался Олаф.

– Да, это она. Самая высокая гора хребта Владера.

– Я не знаю ни Владера, ни его хребта.

– Владер погиб здесь, вот и все… Теперь хребет, все эти горы, протянувшиеся как позвоночник с юга на север, называется его именем. Он был славный малый, этот Владер, – Фольш опять рассмеялся. – Как мне нравится заниматься твоими мыслями, Олаф! Ты очень хитрый человек. Все верное, Владер тоже был богом, как и я. Значит, Фольш – не единственное божество, значит, не всесилен. Закончи вывод: значит, Фольш – не бог!

– Я это знал с самого начала, – скривился Олаф. – Бог, если он всесилен, не бросит своих подданных на костре.

– Подданных, – усмехнулся Фольш. – Разве я придумал плохую легенду? Про звезду, на которую попадают все, умершие за меня? Кажется, она неплохо работала.

– В сочетании с насом – неплохо, – шутки ради сотник заставил проползавшую в стороне сороконожку свернуться в кружок, став похожей на нарисованную на рубахе бога «звезду». – Нас важнее твоей легенды.

– Не совсем так, – не согласился Фольш. – Нас – просто трава. Конечно, люди давно обнаружили, что если вдыхать ее дым, то в голове могут появиться удивительные видения… В сущности, люди заметили это так давно, что ты не сможешь себе даже этого представить. Но мало кто этим занимался, а если и занимался, то города от этого не горели. До тех пор, пока люди не начали курить нас, чтобы встретиться со мной.

Над ними пролетела стрекоза. Самая обыкновенная летучка, небольшая, с зеленым отливом. Такая не смогла бы поднять в воздух даже ребенка, но Олаф вздрогнул, оглянулся.

– Я не для того веду тебя в свой дом, чтобы позволить каким-то стрекозам помешать нам, – хмыкнул Фольш. – Доверься мне, сотник.

– Я никому не доверяю, поэтому и жив до сих пор.

– А сколько тебе лет? Двадцать восемь? Ну, для человека твоей профессии, это конечно солидный возраст. В степных городах некоторые женщины доживают даже до семидесяти…

– Сказки.

– Нет, правда! Конечно, зубов уже нет, здоровья никакого, но доживают. А мне – сколько лет? – Фольш хитро ухмыльнулся. – Сможешь угадать?

– Не буду, – Олаф поправил мешок, при этом незаметно чуть передвинув колчан.

Лук в сущности не нужен, не нужен и меч. Стрела к отравленным наконечником, вот настоящее оружие. Одно движение, одна царапина – и Фольш больше никогда никому не покажется. Вот только не думать об этом. Не думать, не думать, не думать…

– Что же ты за человек? – горестно помотал головой бог. – Тяжело как-то. Ты не хочешь разгадывать тайны, ты хочешь уничтожить их. Схватить виновных и посадить на кол, желательно, продлив при этом себе удовольствие.

– Никакого удовольствия я от их воплей не получал, – Олаф еще раз поправил мешок. – На кол сажают, чтобы человек перед смертью успел облегчить душу, рассказать все, что знает. Левее этой горы, Валомриканси, есть проход? Ты говорил так… Знаешь, она совсем не кажется мне самой большой.

– Тем не менее она самая высокая, просто стоит дальше других, – как-то печально сообщил Фольш. – Держи левее, там найдешь проход, а уже вскоре будет черная скала с белой меткой. Ты сразу узнаешь.

– Спасибо, – сотник опять протянул руку поправить лямку упрямого мешка.

– Но что это тебе даст?..

Молниеносным движением Олаф выдернул из колчана стрелу и в падении, снизу вонзил ее в могучую руку Фольша. Такого движения не смог предугадать даже читающий мысли бог, он остановился, сверху вниз глядя на упавшего сотника. Тот с силой воткнул свое оружие в удивительный сапог, и стрела вдруг легко проткнула ногу бога насквозь.

Потом Фольш упал вперед, так что Олаф едва успел откатиться. Сотник выхватил меч, приготовился рубить поверженного бога – он не человек, вдруг встанет? Но перед ним уже ничего не было, только легкий туман скользил у самой земли. Еще мгновение – и не осталось ничего. Олаф нагнулся, подобрал стрелу, осмотрел. Ни капли крови… Была ли она в плоти Фольша? Он достал шар.

– Ты опять меня надул? – сотник со злобой швырнул волшебный предмет на землю. – Опять?!

Фольше не ответил. Может быть, Олаф все же убил его? Он огляделся, заметил муху, мысленно приказал ей убираться. Насекомое стремительно унеслось прочь, за ним последовал и мелки зеленый жук. Сила шара все еще была с чивийцем.

– Так кто кого надул? – уже спокойнее спросил Олаф.

– Пока никто никого, – к его разочарованию, Фольш стоял впереди, на пригорке. – Вообще, зачем нам обманывать друг друга? Есть ведь у нас и общие интересы…

– Нет!

– Будут.

– Никогда!

– Ты заставляешь меня думать об Олафе-сотнике, как об очень ограниченном человеке, – скривил полные губы Фольш.

Олаф подобрал шар и снова пошел вперед, к горам, а бог, не приближаясь, полетел перед ним. Теперь это не было существо из плои, опять видение, только видение. Сотника бесило такое положение, но сделать он ничего не мог.

– Неужели тебе не хочется все узнать, понять? Например, выяснить, кто сделал этот шар.

– Это я как раз и собираюсь сделать.

– Нет, ты собираешься найти способ уничтожить шары, а прежде всего – тех, кто может их создавать. Это все, что тебе нужно, каратель… За что ты так ненавидишь своих сородичей? Они всего лишь борются за интересы своего вида.

– Пока люди живут с пауками, им ничто не угрожает. Двуногих защищает Договор.

– А что, если однажды смертоносцам вздумается его нарушить? Кто тогда защитит людей? Ты принес из-за гор ядовитые стрелы – но в степи-то восьмилапым удалось заставить людей отказаться от этого оружия. По сути, люди стали беззащитны… Вот что такое этот Договор.

– Восьмилапые не нарушают своих обещаний. Никогда.

– Вот как? – Фольш полетел теперь чуть сбоку, немного приблизившись к собеседнику. – Я ведь читаю твои мысли, сотник. Смертоносец Повелитель Чивья легко пошел на нарушение договора, чтобы победить своих врагов. Он разрешил людям смочить стрелы ядом. Разве не так?

– Людям не стало от этого хуже! Ты пытаешься запутать меня! – Олаф даже махнул рукой, будто отгоняя муху. – Если есть яд, значит люди уже не беззащитны.

– Но Договор-то нарушен! И не ты ли первый понял, что нарушение одной статьи ставит под вопрос все остальные?! – Фольш еще приблизился. У него были ярко-голубые, будто даже светящиеся глаза. – Смертоносцы без вас не могут победить стрекоз. Именно люди владеют луком и стрелами, «летающими жалами». Вы сильнее всех, даже теперь, в полудиком состоянии. Отчего тогда вами правят пауки? Отчего пожирают на ваших глазах осмелившихся восстать соплеменников?

– Восьмилапые согласно Договору употребляют в пищу лишь мертвых и преступников, – Олаф постарался успокоиться. Нельзя позволить Фольшу зашвырнуть в душу даже тень сомнения, он и так уже забрал себе много власти над сотником. – Повелитель Чивья, нарушая Договор, думал о своих подданных. Не только о смертоносцах, но и о людях.

– А зачем паукам люди? Вот скажи, что сделают с людьми стрекозы, если завоюют весь мир? Если уничтожат своих врагов – пауков, жуков-огневиков и еще парочку мелких видов? Неужели продолжат кормить? Ты в это не веришь!

– Да, – вынужден был согласиться Олаф. – Я думаю, проклятые летучки расправятся со своими слугами, как только они перестанут быть нужны. Но со смертоносцами другая история: их города постоянно воюют друг в другом. Если у какого-то города не будет людей, или двуногие окажутся рабами, то этот город обречен. Смертоносец с лучником на спине всегда сильнее одного смертоносца, это так просто. Война между городами вечна, пауки не могут иначе. Значит, людям ничто не угрожает. Мы сотни лет жили в мире!

– И убивали друг друга в войнах, развязанных безмозглыми раскоряками, – уточнил Фольш и тут же немного отлетел – сотник выхватил меч. – Что, обиделся за приятелей? Но раскоряки – самое подходящее название для них. Пауки смешны и неуклюжи. О, да, они быстры и могучи! Только вот отвратительны на вид. Нет насекомых отвратительнее пауков.

– Ты говоришь, как полоумный! – сморщился Олаф, вытирая оружие. – Ты и есть полоумный. Полоумный лжебог.

Полоумными называли в городах время от времени рождающихся людей с врожденной ненавистью к восьмилапым. Ненависть проистекала от безотчетного страха. Жить в городе такие дети не могли, и Малые Повелители, короли, обычно приказывали безболезненно умертвить их. Если же матерям удавалось спрятать и вырастить такого урода, то рано или поздно он выдавал себя. Олаф и сам однажды увидел, как в истерическом припадке забился один нормальный с виду мастеровой – его просто тронул лапой паук-стражник у входа в город. Смертоносцы чувствовали таких… Мастерового съели в тот же день, не особенно мучая.

– Разве полоумные виноваты в своей беде?

– А разве виноваты рождающиеся недоноски? Они тоже умирают. Полоумных убивают для их же блага.

– Убить для их же блага – неплохо, – бог расхохотался. – С тобой иногда очень весло, сотник. Ладно, тебе пауки дороже людей. Ты готов воевать всю жизнь, отправляясь рубиться с себе подобными по их приказу, готов однажды получить стрелу и на этом закончить свое бессмысленное, насекомоподобное существование. Но подумай обо всем своем виде – ведь восьмилапые раскоряки не стесняются этого делать. Люди не пауки, они могут жить в мире друг с другом. Представь: вся степь могла бы подчиниться одному королю, а с недовольными легко справились бы два-три сотника-карателя вроде тебя.

– Такого никогда не было, – хмыкнул Олаф. – Да и как люди могут подчиняться одному Малому Повелителю, если живут в разных городах, с разными Смертоносцами Повелителями?

– А если бы не было смертоносцев?

– Тогда… – сотни незаметно втянулся в спор. – Люди ведь тоже размножаются, Фольш! Не так быстро, как пауки, но все-таки размножаются. Если не воевать, то через некоторое время потомству не хватит пищи. Война – дело нужное всем.

– Чушь, – сморщился бог. – Люди прежде занимали огромные пространства, их было раз в пять больше, чем сейчас во всем мире смертоносцев! Они научились бороться не только с войнами, но и с болезнями, они научились жить по полторы сотни лет. И всем хватало места! Потому что земля может прокормить куда больше двуногих, если уметь хорошо с ней обращаться. А сколько пищи в морях и океанах – ты думал об этом?

– Как же ее оттуда достать? Там полно чудищ, а люди не могут сражаться под водой.

– Да не нужно было сражаться… – Фольш всплеснул руками, будто ему не хватило слов. Он уже снова шел рядом с сотником, приминая траву своими странными сапогами. – Поверь, так было. И так еще может быть. Этот мир создан для людей, а не для пауков или стрекоз. Беда в том, что вы привыкли жить с раскоряками, приняли их образ мышления. Но люди существуют для того, чтобы изучать мир, строить машины, летающие корабли. Придумывать новые способы получать пищу, делать одежду.

– Чем плохи старые? – сотник похлопал себя по груди. – Не знаю, из чего сделана твоя рубаха, но мне нравится моя, из паутины. И еда наша мне нравится. Нравится жить с восьмилапыми в городах, нравится охотиться и воевать.

– Жить в городах, затянутых паутиной, – рассмеялся Фольш. – В городах, которые строят люди! Пауки не способны даже на это. Они просто ничтожества по сравнению с вами. Ничтожества, которых природа одарила способностью к внушению и чтению мыслей. Но вот – я дал тебе это! Ты теперь не уступишь ни одному пауку – так зачем же они тебе нужны? Чтобы умерять поголовье людей? Вы справитесь с этим сами, если появится необходимость. Но она не появится. Стоит оставить двуногих в покое, как они начнут строить все более высокие и крепкие дома, изобретут новое оружие, способное защитить от любых врагов, найдут пищу для потомства. Отчего тебе так необходимо служить раскорякам?

– Я не хочу чтобы ты их так называл, – Олаф резко остановился, так что Фольш пролетел вперед на несколько шагов. – Позволь тоже задать тебе один вопрос. Что тебе от нас нужно?

– Я хочу, чтобы вы перестали быть рабами насекомых.

– Ты – древний бог, которого прогневили люди, и который уменьшил их, так? – Олаф решил вернуться к самому началу.

– Не уменьшил людей, а увеличил насекомых, – погрозил пальцем Фольш. – Не искажай придуманную мной сказку! Впрочем, это не совсем сказка. Мир, в котором люди давили пауков ногами. И в самом деле существовал.

– Я тебе не верю!

– Попробую доказать, – пожал плечами Фольш. – У меня ведь есть еще немного времени, верно? До тех пор, пока ты не поймал меня и не усадил на кол, я могу говорить.

– Потом будешь петь, – Олаф продолжил путь.

– Кстати, ты все время порываешься выбросить мой шар, – бог вздохнул. – Пойми, не в шаре дело. Он нужен только чтобы привести тебя к скале. Без него ты будешь искать нужное место несколько дней – к чему это? А еще подумай вот о чем: кто найдет шар Фольша, когда ты его выкинешь? Кто станет еще одним моим колдуном, как вы их называете?

– Я его закопаю, – быстро нашел ответ Олаф. – Никто не найдет твой шар.

– Ша умеет звать, – покачал головой Фольш. – Ведь ты его нашел не случайно… Зачем вам понадобилось сворачивать с дороги, заходить в пещеру? Надеюсь, ты не удивлен, что мне известно все, произошедшее с тобой по ту сторону гор? Так вот, шар звал тебя. Мог бы позвать Люсьена… Но выбрал тебя. Сознайся, ты рад, что твой приятель стражник не получил шар.

Олаф мысленно согласился. Люсьен слишком простой человек, его Фольш смог бы подчинить себе очень быстро. Что предпринял бы потом стражник? Прежде всего, наверное, убил друга-карателя. И отразить нападение читающего мысли Люсьена было бы почти невозможно.

– Кстати, если шар позволяет мне читать мысли людей, как смертоносцу, то почему я не слышу происходящего в твоей голове, Фольш?

– Чего захотел! – бог опять расхохотался. – Допустим, что я все-таки не человек… А теперь хватит болтать, пора отдохнуть. Сзади к нам подлетает патруль летучек, выбери место спрятаться.

Олаф побежал к высокой траве, на ходу насылая на ползающих там насекомых видение саранчи. Жуки, мелкие, пятнистые, деловитым караваном устремились на восток. Спустя минуту сотник уже перевязал над собой стебли, надежно спрятавшись от зорких глаз стрекоз. Теперь можно спать – Фольш разбудит в случае опасности.

Далеко позади от Олафа так же притаились в траве его недавние спутники. Аль спал, спала и Долла, постанывая от боли в ногах. Травяная жвачка помогала не слишком сильно, уж очень много на пути попадалось колючек. Днем девушка могла бы избежать большинства из них, но ночью приходилось ступать не глядя.

Люсьен, поглядывая по сторонам, лежал на животе и старался что-нибудь придумать. Кое-что он уже решил, но куртку было жалко. Хорошая куртка из толстой, но мягкой, хорошо выделанной кожи. Можно было бы изрезать куртку Аля, но это казалось стражнику несправедливым – ведь это ему жалко Доллу, а не толстяку.

Так ничего больше и не изобретя, Люсьен наконец решился. Он взял нож и принялся кроить кожу, чтобы соорудить с помощью шила и паутины хоть какое-то подобие обуви для девочки. Ведь идти им еще далеко – сначала к горам, потом, если удастся вернуться, в Хаж. Отправляться прямо домой нельзя, Тулпан приказала приглядывать за Олафом. Кто знал, что у него окажется шар Фольша, помутняющий сознание?

На середине работы внимание стражника привлекли покачивающиеся стебли кустарника неподалеку. Там явно копошился кто-то достаточно крупный, чтобы представлять опасность. Люсьен подтянул к себе лук, прицелился, намереваясь пустить стрелу наудачу. Можно было бы взять более удобный арбалет, но для этого нужно будить усталого Аля. Хажец уже натянул тетиву, когда вдруг сообразил, что идти к кусту придется все равно. Ведь оперение, торчащее из бока мертвого насекомого, может привлечь внимание патруля.

Осторожно, оглядевшись, Люсьен выбрался из своего шалашика и побежал к непрошеному гостю. Именно в этот миг из-за куста, тревожно вглядываясь в небо, вышел человек. Он тоже держал в руках лук с наложенной стрелой, и почти сразу увидел стражника. Люди замерли, не решаясь опустить оружие.

– Ты кто? – наконец спросил незнакомец. Это был чернобородый мужчина, одетый как степняк.

– Я Люсьен, – не стал вдаваться пока в подробности стражник. – А ты кто?

– Я Паоло. Опусти лук.

– Ты тоже опусти.

– Нет, ты первый. Джани, покажись ему.

Из травы поднялся еще один воин, тоже с луком. Этот был молодой, высокий и тощий. Он целился в стражника, злобно искривив губы.

– И я здесь не один, – как мог спокойно заметил Люсьен. – Только мои люди не покажутся, истыкают вас стрелами из укрытия.

– Да мы не собираемся пока стрелять, – примирительно заметил Паоло. – Просто опусти лук, тем более, что твои друзья в нас целятся.

– Ладно, – стражник опустил оружие. – Кто вы такие?

– А ты кто такой? – отрывисто спросил Джани. – Это мы должны спрашивать! Отвечай!

– Ладно, я начну, – Люсьен приметил для себе колючи заросли варельни, в которые решил в случае чего прыгнуть. – Мы хажцы. Здесь на разведке. А вы – тоже ведь не люди стрекоз, верно?

– Хаж далеко отсюда, – присвистнул Паоло. – Здесь земли Пиона, а не Хажа.

– Руины Пиона давно уже не дымятся. Нет ни Пиона, ни Чивья, отсюда до Хажа ничего нет.

– А в Хаже, значит, осталось что-то? Где же он находится, что туда стрекозы не долетели? – Джани осторожно начал сдвигаться, пытаясь отыскать глазами спрятавшихся товарищей Люсьена.

– Хаж – это Горный Удел Ужжутака, – за Люсьена ответил Паоло. – Он находится на севере, в горах. Мой дядя, Флор, любил рисовать карты, где отмечал все известные ему города… Значит, Хаж устоял? Как вам это удалось?

– Ты очень много спрашиваешь, Паоло. Я ответил, кто мы такие, теперь ваша очередь рассказывать. Торопись, а то прилетит патруль и никому не поздоровится.

Паоло, помешкав, тоже опустил лук.

– Мы с товарищами из Тчаррака. Слышал о таком городе?

– Он далеко, – теперь стражник присвистнул. – Где-то на востоке, верно?

– Верно. Когда спалили наш город, мы уцелели. Не убежали, нет, просто опустилась ночь, и… Утром мы уже не нашли живых восьмилапых. Пошли к северу, хотели поступить на службу к Повелителю Марты, но и этот городу уже сгорел. Так мы и бродили по степи, пока не оказались в Гволло, это уже совсем недалеко отсюда. Ну, а когда и Гволло сгорел, поняли, что идти больше некуда.

– Как же вы опять уцелели? – не удержался от вопроса Люсьен.

– Не твое дело, – хмуро бросил Джани, оказавшийся уже за его спиной.

– Мы уцелели только втроем, – развел руками Паоло. – А из Тчаррака ушла почти сотня бойцов. В Гволло нас спрятали в роще, неподалеку от стен, оттуда мы стреляли из луков, отбили три атаки по земле… Но Гволло тоже погиб. Все города погибли. Как же устоял Хаж? Что-то я тебе не верю.

– Он один, – сообщил Джани, так никого и не обнаружив.

Именно в это время Долле вздумалось опять застонать во сне. Оба тчарракца присели от неожиданности, Джани едва не выпустил стрелу.

– Нет, я не один, – Люсьен поднял вверх руки. – Не стреляйте, мы же друзья, воюем с летучками. Хаж устоял, потому что зимой с гор дуют холодные ветры, летучки не могли часто кружить над нами, а на земле мы сумели отстоять мост через Кривую пропасть. Весной было большое сражение, стрекозы пригнали тысячи речников.

– Предатели! – оскалился Джани.

– Но народ Чивья, ушедший за горы, прислал нам небольшую помощь… Мы устояли и с тех пор ждем новой атаки.

– Но почему город-то не сгорел? – все никак не мог понять Паоло.

– У нас нет города, – признался Люсьен. – В поселках у перевалов смертоносцы жить не могут, там только люди. А Дворец – крепость, вырубленная в скале. Там почти нет дерева и паутины, летучки не смогли его зажечь.

– Повезло вам! – из травы поднялся еще один человек.

Невысокий, но очень широкоплечий, он бойко подошел к Люсьену. В глаза стражнику бросилась огромная лысина, сверкающая на солнце – волосы у незнакомца росли только на затылке, если не считать ухоженных усов и короткой бородки.

– Я очень рад, что Хаж устоял. Только скажи мне: как поживает Чалвен? Все еще носится по горам с луком, стреляет жуков?

– Ча… – Люсьен даже отшатнулся. – Чалвен совсем старый, почти ничего не видит, кто же ему лук даст? Да и никогда он не любил охотиться. Живет во Дворце, хозяйство ведет, ворчит на всех… И с чего ты взял, что в горах есть жуки? Там только шанты и скорпионы скалистые, а выше – только кролики живут.

– Он не врет, – торжественно сообщил незнакомец своим товарищам. – Рад с тобой познакомиться, Люсьен. Меня зовут Келвин.

– Откуда ты знаешь Чалвена?

– Когда караван шел из Ужжутака в Хаж, новое завоевание вашего Повелителя, мой отец познакомился с Чалвеном. Потом они немного переписывались, пока отец был жив. Да, почему все так удивляются? – Келвин покачал головой. – Самое обычное дело для двух грамотных люде – переписываться. Иногда приходят купцы, разве им трудно взять с собой письмо? Я никогда не понимал, почему такое случается редко.

– Потому что незачем, – заметил Джани.

– И потому, что не с кем, – поддержал его Паоло. – Ладно, Люсьен, вот мы все трое перед тобой. А где же твои люди?

– Спят вот там, – показал стражник. – Идемте, только не будите их, они шли всю ночь.

– Идти ночами, – покачал головой Паоло. – Это – самое верное. Но Келвин не желает. Из-за него мы весь день перебегаем от куста к кусту, выглядывая стрекоз.

– Ночью идти еще опаснее, чем днем, – Келвин, видимо, уже устал это доказывать. – Днем один настоящий враг: стрекозы. А ночью их сотни. К тому же, мы все равно идем на гибель – тогда зачем же себя мучать перед смертью?

– Идете не гибель? – остановился Люсьен. – Куда же вы идете?

– Ищем город стрекоз, – пояснил Джани. – Хотим ворваться туда и сжечь его, как они наши города. Пусть их потомство тоже корчится в огне!

– Ничего не выйдет. Город стрекоз – норы на берегу, и гореть там нечему. Устраивайтесь рядом, у нас сесть мясо. Перед рассветом мы жгли костер.

– Мы тоже, – однако от еды Келвин не отказался, удобно расположившись рядом с ямой-колодцем. – Какой-то скорпион на нас набрел. Оказался такой голодный, что напал на трех воинов! Но и шустрый, мы здорово вспотели, пока прикончили его. Ох, да кто это с тобой?!

Аль его не удивил, но вот Долла… Никто никогда не видел в степи таких черных людей. Спустя мгновение над спящей девушкой склонились все трое, с удивлением рассматривая ее толстые нос и губы, трогая жесткие курчавые волосы.

– И платье у не чудное, – изрек Джани. – А почему она босиком?

– Спаги потеряла, – вздохнул Люсьен, опять принимаясь резать кожу. – У вас нет запасных?

– Нет. Где ты ее взял? – Келвин опять принялся жевать. – В степи таких нет, я бы слышал. У меня отец любил всякие удивительные истории.

– Мы возвращаемся от города стрекоз, – решился Люсьен начать рассказ, стараясь вести дело по-хитрому, как Олаф. – Ходили туда на разведку… Прятались в деревне речников, она совсем рядом с городом.

– Предатели! – прорычал Джани, и аль беспокойно заворочался.

– Да… Но один порядочный человек там есть. Так вот, девчонку мы выкрали прямо из города, думали – побольше о них узнаем. А она бестолковая, маленькая еще. Жила до этого в другом городе, из норы не вылезала, а мать ее с юга летучки принесли. Теперь возвращаемся в Хаж. Идете с нами?

– Ну… – Паоло вопросительно посмотрел на Келвина. – Мне кажется, это умнее всего, если город стрекоз не горит.

– Да, – согласился Келвин, проглотив очередной кусок. – Если не горит – делать там нечего. Разве только речников немного порезать… Ну да ладно, защищать Хаж – важнее. И ты сказал, чивийцы ушли за горы? Прямо через снежные перевалы?

– Да. Люди протащили восьмилапых на веревках, по снегу это не очень тяжело. Там нашли кое-что интересное… Например, летающие шары.

– Да ну!

– Точно, придете в Хаж – увидите. Только летают они плохо, – пришлось признать Люсьену. – Медленно и неповоротливо. Конечно, лучнику из-под летучки сбить его легко… Но в битве они нам помогли. Из Хажа, если будет совсем плохо, можно отступить туда, за горы, в тамошнюю землю Темьен. Туда летучки пока проникнуть не могут, над перевалами холодно. Но Повелитель Чивья просил отстоять Хаж.

– Понятно, – Келвин подмигнул все еще хмурому Джани. – Это – дело. За перевалом можно копить силы, делать вылазки – это уж на худой конец. Настоящая война до победы! Ни к чему нам, выходит, геройски погибать, тем более что спалить стрекозьих личинок не выйдет. Вот только примет ли нас королева Тулпан? Ведь она – Малый Повелитель, у нее власти настоящей нет.

– Теперь есть, – веско заметил Люсьен. – Ужжутак погиб, погиб и Смертоносец Повелитель. Теперь Тулпан – Повелительница, об этом сказал сам Повелитель Чивья.

Все замолчали, переваривая новость. Люди никогда небыли Повелителями. Но в самом деле – если Смертоносец Повелитель погиб, то кому же принять от него власть, как не человеческим королям? По крайней мере в том случае, если другие восьмилапые эту власть признают.

– У нее в подданных много смертоносцев? – дрожащим голосом спросил Паоло.

– Ни одного, – пришлось признаться стражнику. – Все погибли. Ведь в Хаже в основном жили люди, восьмилапые держали лишь небольшой отряд. У нас холодно, вот в чем дело, потому и нет настоящего города. Но Повелитель Чивья прислал Тулпан несколько своих воинов, они подчиняются ей.

– Славно, – захихикал Келвин. – О таком я не слыхал и от покойного папаши, а уж на что был выдумщик! Определенно, нам надо идти в Хаж. Я даже знаю, где это, к Кривой пропасти ведет дорога от Белых скал, что между Чивья и Трофисом.

– Все верно, – обрадовался Люсьен. – Только вот еще какое дело: у меня есть срочные дела. Хочу, чтобы вы пошли в Хаж одни, а с собой взяли вот этого жирного Аля и девчонку. Пропадут без защиты.

– Что за дела? – Паоло нахмурился. – Куда ты собрался?

– Не могу сказать, – стражник решил по возможности утаить подробности. – Королева Тулпан приказала мне одному. Если бы вы не появились – пришлось бы тащить с собой эту парочку, а теперь вот как все славно выходит.

– Славно?.. – Келвин поднял перед собой вытянутый палец и медленно покачал им из стороны в сторону. – Мы знакомы совсем недавно, Люсьен. Ты должен быть откровенен с нами, иначе никакого «славно» не получится. Если говоришь, что Хаж устоял – отведи нас туда. Или мы пойдем одни куда сочтем нудным, а вы шагайте своей дорогой.

Люсьен заканчивал шить обувь для Доллы. Он изо всех сил старался выглядеть спокойным и уверенным. Эх, почему здесь нет Олафа? Уж сотник-то легко провел бы этих недотеп, обставил дело так, что они сами вызвались бы отвести в Хаж хотя девчонку.

– Люсьен?.. – Аль наконец проснулся – солнечный луч уперся ему в глаз. – Что случилось?

– Это друзья, они тоже против стрекоз, – успокоил его стражник. – Келвин, вот ты много всего знал и слышал. Имя «Олаф-сотник» тебе известно?

– Да ты и правда горец! – закатился булькающим смехом Келвин, за ним рассмеялся Паоло, и даже хмурый Джани хрипло хохотнул. – Чивийский каратель Олаф – кто же его не знает? Да он со своей сотней гулял по всей степи, ему все Повелители позволяли на своей земле ночевать. Повстанцев гонял так, что только кровавые брызги летели. Но и зверюга, конечно, та еще – хоть детей пугай. Только Пхашш его и останавливал, а то, наверное, и в Чивья бы не возвращался. Азартный человек.

– Я его даже видел один раз, – вспомнил Паоло. – С караваном к речникам шли, и тут его сотня. Как вылетели на смертоносцах – и у каждого воина к селу по три черепа приторочено, знак карателей Чивья. Точно, тогда Пхашш где-то объявили, вот он и возвращался домой.

Пхашш объявлял на своей земле тот Смертоносец Повелитель, который чувствовал слабость своего города. Войны и нашествия саранчи, восстания – все это могло сильно сократить поголовье пауков. Тогда Повелитель предупреждал, что каждый чужак, паук или человек, оказавшийся поблизости от стен, будет считаться врагом. Пхашш.

– Так вот Олаф тоже ходил с чивийцами за горы, – продолжил Люсьен, немного даже удивленный такой известностью в степи приятеля. – А потом вернулся с отрядом помогать Хажу. Он шел с нами.

– Олаф-сотник? – Джани даже привстал. Едва не разрушив шалашик. – Олаф-сотник был с вами? А где же он?

– Потерялся, – Люсьен заметил, как вытянулись лица у новых знакомых и тут же поправился: – Я его потерял. Знаю, что Олаф хотел пойти куда-то к горам, на запад, вроде бы по своим карательским делам… А королева Тулпан приказала мне без него не возвращаться. Придется искать, но как мне за ним гоняться с девчонкой на руках?

– Так можно ведь… – Келвин посмотрел на спящую и не стал заканчивать фразы. – Тебе виднее. Но помни: она не только не хажка, но и не степнячка, вообще слуга стрекоз, враг. Если такая женщина не успевает за караваном, то на смертоносца ее не сажают… Отстала – и хорошо.

– Жалко, – признался Люсьен, пряча глаза. – Одинокая она, с ней и у стрекоз-то никто не дружил. Лучше отвести в Хаж, пусть там живет тихонько. Вот вы бы мне и помогли, вам ведь все равно к Повелительнице Тулпан нужно. А девчонка Долла выносливая, идет и не хнычет, только вот ноги сбила.

– Зачем нам в Хаж?.. – тихо спросил Джани и умоляюще посмотрел на Келвина.

– Знаешь, Люсьен, мы ведь люди свободные, – не спеша проговорил Келвин. – Повелительница Хажа наш друг, но мы ей пока не слуги. Олаф-сотник за безделицей не погонится, вдруг ему помощь нужна? Лучше мы с тобой отправимся, все вместе, а уж потом все вместе в Хаж. Верно я рассудил?

Люсьен закончил шить обувь и примерил ее на ноги Долле. Девушка проснулась и испуганно разглядывала окружающих. Джани улыбнулся ей щербатым ртом, но скорее напугал, чем успокоил.

– А если я не соглашусь? – спросил стражник.

– Тогда ищи Олафа отдельно от нас. Но мы тоже его поищем, верно? – Келвин взглянул на кивающих соратников. – Чивийский каратель – тот человек, в сотню которого любой мечтал попасть. Может быть, мы еще пойдем на службу не к Королеве Хажа, а к Повелителю Чивья – как знать?

Стражник только сплюнул. Может быть, предупредить Келвина, что Олаф-сотник вовсе не желает, чтобы за ним ходили? Но тогда придется рассказывать больше, про шар Фольша… Лучше уж не пытаться играть дальше – того гляди, и самого не пустят.

– Ладно, вы тут болтайте, а я ложусь спать, – решился Люсьен. – Идти будем ночами, как у нас заведено.