"Месть моаи" - читать интересную книгу автора (Гамильтон Лин)

Глава 3

Оронго

«Это не мое дело, — сказала я себе. — Я в отпуске. Меня это не касается». Дэйв Мэддокс может читать все, что захочет. В конце концов, разве я сама не прочитала «Настольную книгу фальсификатора произведений искусства»? Да, прочитала. В действительности, это было очень полезно для того, кто работает в моей области, чтобы понять, как создаются подделки. Я не смогла придумать причину, по которой эта книга может быть полезной строителю или кому-то, интересующемуся тем, как моаи Рапа-Нуи были перемещены и воздвигнуты, но также не было ни одной причины, почему он не мог почитать книгу, если хочет.

Заметьте, когда я читала книгу, я ничуть не стеснялась делать это в открытую: обложку видели все. Я не пыталась замаскировать ее ни под новое издание Гришема, ни под работу обладателя Пулицеровской премии. Хотя, что касается обложки, теперь, когда я задумалась об этом, надо сказать, она выглядела, полагаю, своеобразно. Ведь кое-кто из клиентов мог засомневаться, а стоит ли покупать что-либо у торговца древностями, который читает книгу о фальсификации? Возможно, Дэйв считал, что люди бы не одобрили такое чтиво во время научной конференции. Ведь здесь ему нечего было подделывать, так? Высечь моаи двадцати пяти футов в высоту и сделать так, чтобы он выглядел, будто ему уже шестьсот лет? Какая из этого выгода, даже если бы он был способен на такое? Подделать пару наскальных изображений? Тоже мало смысла. Даже если он и собирался провернуть это, ко мне это не имело никакого отношения. «Я в отпуске. Это не мое дело». Теперь это моя мантра.

А вот Кассандра беспокоила меня больше. Совершенно очевидно, что у нее не все дома: все эти разговоры про пришельцев, населивших затерянный континент в Тихом океане. Я не говорю, что нет никакого затерянного континента. Но пришельцы?! И все же она могла воображать, что хотела. А вот чего ей нельзя было делать, так это терроризировать работников гостиницы, в особенности милую девушку, которая просто хочет получить университетское образование.

«Тебя это не касается, Лара», — твердила я себе снова и снова. И вот я была здесь, в одном из интереснейших мест на Рапа-Нуи, в центре культа человека-птицы в Оронго, а вместо того чтобы наслаждаться видом, следила за делегатами из своей группы. И как некстати, ведь здесь было так красиво, аж дух захватывало. Место находилось высоко на утесе, над морем. С него открывалась великолепная панорама на три островка, одним из которых был Моту Ниу, особенно известный по ритуалам, связанным с человеком-птицей, тангата ману. Эти обряды заменяли поклонение предкам, воплощенным моаи. Вокруг все было украшено сотнями наскальных рисунков, многие из которых изображали птиц или человека-птицу. Помимо петроглифов там находились остатки священной деревни с четко различимыми домами в форме лодок, называемых харе паенга, которыми пользовались во время церемонии.

В это утро Рори решил сопровождать нас. Он сказал, что хочет удостовериться, что мы получаем верную информацию о том, что видим. Я подумала, что все дело в Мойре. Я старалась вслушиваться в то, что он объяснял про прилет птиц и соревнование между четырьмя вождями и их представителями, называемыми хопи ману, в поисках первого яйца. Ставки были высокими, примерно как в конкурсе на звание королевы Тапати: в последнем случае — университетское образование, в первом — право править всем островом в течение следующего года. Но я постоянно краешком глаза наблюдала за остальными участниками группы.

Кассандра, в еще более странном облачении, чем накануне, постоянно накрывала ладонями петроглифы, закрывая глаза и слегка постанывая, будто ее посещали духи камней или что-то в этом роде. На мой взгляд, это выглядело неубедительно, если не отвратительно, но Ивонна, казалось, была увлечена всем этим.

— Что вы чувствуете? — постоянно спрашивала она.

— Силы собираются, — отвечала Кассандра.

— Жуть, — ежилась Ивонна. По мне так, что и было жутко, так это то, что Ивонна до сих пор не сломала лодыжку, учитывая одетую на ней еще более неподходящую, чем днем раньше, обувь. Еще одним человеком, который, казалось, постоянно подвергался опасности сломать себе что-нибудь, был Энрике, не вытаскивавший носа из путеводителя, вместо того чтобы смотреть себе под ноги на каменистой почве.

Эдвина Расмуссен, двойник Розы Клебб, тоже присутствовала, прячась под зонтиком от солнца. Она была необычно тихой, учитывая, что объяснения Рори были безупречны и поэтому ей некого было критиковать.

Дэйв Мэддокс тоже был очень подавлен. Он предпочитал больше бродить в одиночестве, чем доставать группу разговорами, и все время вытаскивал из кармана какие-то бумажки и читал их на ходу. Учитывая, как высоко мы находились и насколько неровной была почва, мне казалось, что это не очень хорошая идея. Я подошла к нему поговорить.

— Вы закончили читать Гришема? — поинтересовалась я, но тут же пожалела об этом. Кажется, я не могла придерживаться решения больше, чем пару минут.

— Что? — испуганно переспросил он. — А, нет, не дочитал. Сразу же отправился в кровать и спал как младенец. Наверное, вернусь к ней сегодня вечером, после своего доклада. После него я смогу немного расслабиться.

— Повторяете? — спросила я. — Заметила, что вы постоянно просматриваете какие-то записи.

— Ну, да. Кажется, у меня серьезная боязнь сцены, — криво улыбнулся Мэддокс. — Мне вот интересно, почему меня вообще сюда пригласили.

— Почему бы и нет? — не поняла я.

— Не знаю. Все, что я делал, это выкладывал свои заметки в Интернете. И вот чудеса! Получил приглашение. Сам Джаспер пригласил меня. Ну, полагаю, не совсем Джаспер. Вообще-то, Бренда Баттерз, регистратор. Но она сказала, что это Джаспер попросил ее связаться со мной. Я был так взволнован! Наверное, можете себе представить.

— У вас все получится! — постаралась я успокоить его. Я понятия не имела, сможет он выступить или нет, но он так жалко выглядел. Несмотря на всю свою напыщенность, он был обычным парнем. — Вот если бы вы совсем не волновались перед выступлением, тогда бы с вами было не все в порядке.

— Наверное, — кивнул он. — Но здесь столько людей, у которых намного больше опыта, чем у меня. Меня всегда интересовали эти моаи. Я посмотрел документальный фильм по телевизору, в котором молодые люди пытались поднять одну из статуй. Я подумал, что они все делали неправильно. Неожиданно мне пришла в голову идея, как это можно было бы сделать, используя шесты и веревку, что были доступны в то время, и систему деревянных рычагов. Это была только теоретическая модель, понимаете, непроверенная. Хотя с тех пор я прочел обо всех людях, кто действительно приезжал сюда и пытался передвинуть их с каменоломни, а затем установить на аху — о таких людях, как Хейердал, Маллой, Джо Анна Ван Тильбург и Чарльз Лав, и чешский инженер, кажется, его имя Павел Павел. Эти люди — просто гиганты! Я хочу сказать, что я, Дэйв Мэддокс, скромный строитель из Орландо, делаю здесь?

— Возможно, вы здесь, потому что у вас есть идея, которую Джаспер считает особенной, и которая сработает? — предположила я. — В конце концов, разве Джасперу настаивать на университетском дипломе? Почему бы вам не пойти и не поговорить с ним? Готова поспорить, что вам станет легче после этого.

— Возможно, — сказал он. — Вы ведь придете завтра? Да?

— Конечно, приду, — подтвердила я, похлопывая его по руке. — И Мойра придет.

— Девочки, вы просто чудо! — выдавил он слабую улыбку.

Съемочная группа из «Кент Кларк филмз» тоже присутствовала: сама Кларк, и Майк, и Дэнни Бой. Кент проигнорировала нас всех, но парни были явно более дружелюбно настроены. А когда я случайно вмешалась в разговор, мне посоветовали не волноваться — они просто осматривают местность.

— Кстати, о вмешательстве, — сказала я. — Вчера на Рано Рараку как раз произошло одно крупное.

— Чумовое было представление, — произнес Дэнни Бой.

— На случай, если вам непонятен его язык, — вставил Майк, — «чумовой» — значит «хороший». В Дэнни есть ирландская кровь.

— Я предпочитаю Дэниел, — поправил он. — Меня зовут Дэниел Страйкер, а моего приятеля, режиссера, — Майк Шепард. Именно великий Дж. Р. начал так меня называть, Дэнни Бой.

— У меня осталось впечатление, что вы сняли всю перепалку, Дэниел, — обратилась я к нему.

— Вполне может быть, — уклонился он от прямого ответа.

— Да это могло бы добавить немного драматизма к, откровенно говоря, скучной документальщине, — добавил Майк.

— А фильм скучный? Люди, присутствующие на конгрессе, кажется, считают, что это самое выдающееся событие за десятилетия.

— На вкус и цвет, как говорится, — пожал плечами Майк. — Довольно трудно сделать так, чтобы выступления сами по себе были интересными. Но мы ждем, когда в конце мероприятия сам великий человек сделает заявление.

— Вы приехали только за этим? — поинтересовалась я.

— Я, да, — подтвердил Майк. — Я ведь время от времени работаю на «Кент Кларк филмз». Я прилетел из Австралии, где только что закончил очередную работу. Дэнни, вернее Дэниел, живет здесь.

— Полгода. Изначально я приехал сюда для работы на подхвате у помощника ассистента кинооператора, когда здесь снимали фильм «Рапа-Нуи», — сказал Дэниел. — Тот, что продюссировал Кевин Костнер.

— Не следует тебе об этом людям рассказывать, — встрял Майк. — Неудачный фильм получился.

Дэниел рассмеялся.

— Это была работа, нужная мне работа, учитывая, что я вылетел из школы и меня выставили из дома, да и в киноиндустрию я попал благодаря ей. Работа эта меня и сюда привела, за что я благодарен. Я встретил здесь свою жену. Она местная. Мы планируем третьего ребенка. У нас уже две дочки и, возможно, скоро и сынишка появится.

— Он надеется, что одна из его дочерей станет королевой Тапати через несколько лет, — улыбнулся Майк. — И поможет своему старику, выиграв приз.

Но соперничать за титул королевы Тапати не обязательно означало получать удовольствие, как мы выяснили, вернувшись в гостиницу. Заплаканная Габриэла сидела рядом с женщиной, которая разговаривала с нами на прослушивании Тапати. Когда Габриэла увидела, что мы подходим, она вскочила и убежала.

— Иорана, — грустно сказала женщина. Я решила, что «иорана» по-рапануйски значит «здравствуйте».

— Что случилось? — спросила Мойра.

— Не уверена, — ответила женщина. — Вы здесь остановились?

— Да, — кивнула Мойра и представила нас обеих. — Мы с вами разговаривали на прослушивании в городе.

— Да, я помню. Я Виктория Пакарати, — представилась женщина. — Вы, случайно, не на конгрессе, посвященном моаи?

— Да, но только случайно, — сказала я. — Он как раз начинался, когда мы приехали, так что мы и записались.

— Так вы не выступаете с докладами или еще что?

— Нет, конечно, — замотала головой Мойра. — Все, что мы знаем о Рапа-Нуи, нам поведали с тех пор, как мы оказались здесь. Но что не так с Габриэлой?

— Не знаю, но она сказала своей матери, что отказывается от участия в конкурсе на звание королевы Тапати. Семья сильно разочарована, они попросили меня с ней поговорить. Они считают, что она просто испугалась. Но я думаю, что все гораздо серьезнее, что что-то случилось, но не знаю, что именно, и я не смогу с этим разобраться, если она мне все не расскажет. Она такая милая девушка, хорошая студентка, любящая дочь. В их семье четырнадцать детей, и она очень помогает с младшими. В свободное время она работает в гостинице, чтобы хоть чем-то помочь семье. Я просто ума не приложу, в чем здесь может быть дело.

— Возможно, я знаю, — и я поведала о том, что видела прошлым вечером.

— Эта ужасная женщина ударила ее?! — воскликнула Мойра.

— Боюсь, что так, — печально подтвердила я.

— Кто эта женщина? — потребовала Виктория. — Это не та, что постоянно разглагольствует о лемурийцах?

— Она самая, — кивнула Мойра.

— Но кто она на самом деле? — спросила Виктория. — Не может быть, чтобы ее и вправду звали Кассандра де Сантьяго, так?

— Не знаю, не знаю. По сути, я понятия не имею, кто вообще все эти люди, — развела я руками. — Это самая странная конференция из всех, что я посещала.

— Гордон говорит, что все это одно притворство, что все это один большой пиар для Джаспера Робинсона. Он говорит, что ни один из настоящих специалистов, что обычно изучают Рапа-Нуи, никто из людей с хорошей репутацией в этой области, не приехал сюда, да и не приглашал их никто. Вместо них у нас тут сборище Кассандр де Сантьяго со всего света. Понимаю, что Гордон предвзято к этому относится, но, возможно, он в чем-то прав. Чего я не понимаю, так это зачем кому-то вообще понадобилось устраивать весь этот фарс или что там еще? Просто сняли бы свой документальный фильм и успокоились бы.

— Гордон? — встрепенулась Мойра.

— О, простите. Гордон — мой муж, Гордон Фэйеруэтер.

— Доктор Фэйеруэтер, — уточнила Мойра.

— Да. Вы знаете его?

— Не совсем, — покачала головой Мойра. — Мы видели его вчера на каменоломне.

— Ох, ты боже мой, — смутилась она. — Гордон сказал, что выставил там себя полным болваном.

— Он выразил глубокие убеждения, — сказала я. — Я ему сильно сочувствовала. Ведь Робинсон воспользовался случаем высмеять народ Рапа-Нуи.

— Да, Гордон тоже говорил об этом. Хотя и использовал выражения покрепче. Слушайте, я знаю, что и сама необъективно сужу, да и у Гордона вспыльчивый характер, но он хороший человек.

— Так что мы будем делать с Габриэлой? — напомнила я. — Если бы это помогло, я могла бы сказать, что видела, как эта гнусная тетка напала на нее, и что считаю это очень неуместным. Может, если она будет знать, что я была свидетельницей, то расскажет о том, что случилось. А я не говорила, что перед тем, как ударить ее, Кассандра схватила Габриэлу за плечи и стала трясти ее?

— Какой ужас! — возмутилась Мойра. — Предлагаю не впутывать в это Габриэлу и самим разобраться с Кассандрой, трое против одной. Вот как поступают с обидчиками: дают им на собственной шкуре все прочувствовать.

— Я сразу поняла, что вы — хорошие люди, как только увидела вас тогда в городе, — улыбнулась Виктория. — Почему бы нам сначала не поговорить с Габриэлой? А там уже видно будет. Я была бы вам благодарна, Лара, если бы вы рассказали ей о том, что видели и поделились своим мнением на этот счет.

Но Габриэла не стала говорить. Когда же я ей все поведала, она просто села и разрыдалась, но так и не произнесла ни слова.

— Ну, всё, — решила Мойра. — Виктория, вы оставайтесь здесь с Габриэлой. Лара, ты идешь со мной.

Габриэла протестующее закачала головой, но нас с Мойрой было не удержать.

Кассандра де Сантьяго как раз усаживалась на свое место перед началом первого доклада, когда мы с Мойрой предложили ей выйти вместе с нами. Когда мы были вне пределов слышимости, я рассказала Кассандре о том, что видела.

— Не знаю, о чем вы говорите, — отрезала женщина.

— Я вас видела, — нажала я.

— Ну и когда же и где этот инцидент имел место быть? — прошипела она. Женщина была очень рассержена, но и я тоже.

— Я ей и сказала, что вчера около десяти вечера на задней лужайке террасы.

— Так уж получается, что вчера вечером я была в обществе Кент Кларк. Давайте, спросите ее. — Будто по заказу появилась продюсер собственной персоной. — Скажите этим чрезвычайно неприятным женщинам, где я была прошлым вечером, — попросила Кассандра.

— Со мной, конечно, — ответила Кларк. — У вас брали интервью для документального фильма. А что?

— Да меня тут обвиняют в запугивании одной из здешних официанток, — пояснила та. — Я этого так не оставлю! Сама прослежу, чтобы эту молодую особу уволили.

«Черт», — пронеслось у меня в голове.

— Но почему? — не поняла Кларк.

— Их спросите, — бросила Кассандра, быстро удаляясь. — Я понятия не имею.

— Дамы? — Кларк уставилась на нас поверх своих шикарных солнечных очков.

— Полагаю, здесь произошла какая-то ошибка, — произнесла Мойра.

Я не сказала ни слова. Я знала, что видела.

— Если вы явились сюда создавать проблемы, дамы, то советую вам просто уйти. Эта конференция только по приглашениям, а я не припоминаю что-то, чтобы видела ваши имена в списке Джаспера.

— А как люди получали приглашения на это мероприятие? — спросила я, но Кларк просто ушла.

— Ты ведь уверена, так? — повернулась ко мне Мойра, когда Кларк уже была вне пределов слышимости. — Нет, не отвечай. Что же я за подруга такая? Конечно же, ты уверена. А женщина эта лжет. И этот факт делает лгуньей и Кент Кларк тоже.

— Я вот тут подумала про свой список… «Я больше никогда не стану вмешиваться в чужие дела» будет неплохим пунктом, — сказала я. Мне было страшно возвращаться к Виктории Пакарати и сообщать ей то, что мы выяснили. Но мне не нужно было волноваться. Когда мы вернулись в холл, и Виктории и Габриэлы там уже не было. Официант передал нам записку, в которой сообщалось, что Габриэле стало нехорошо и Виктория повезла ее домой. Как сказал официант, она свяжется с нами позже.

— И что теперь? — поинтересовалась Мойра.

— Думаю, нам стоит убраться отсюда на некоторое время, — предложила я. — Возьмем на прокат какой-нибудь транспорт и поедем осматриваться. Вот так бросать вызов Кассандре было плохой идеей, и поэтому нам бы лучше исчезнуть на некоторый срок.

— Наверное, ты права, — согласилась Мойра. — Мне и думать противно о том, что эти ужасные тетки били Габриэлу. Я имею в виду, что это так пошло. Но мы сделали, что могли. Даже если она бессовестно соврала, это может дать ей время поразмыслить над тем, что ты видела ее, и, возможно, она больше так не поступит. Так что, да, поехали осматриваться. Мы ведь за этим сюда приехали.

Так мы и поступили: взяли на прокат автомобиль марки «Сузуки» и весь день катались по окрестностям. Я не стану утверждать, что здесь, на Рапа-Нуи, невозможно потеряться (это я вскоре выяснила на собственном опыте), но на острове не так много дорог. Единственная асфальтированная трасса огибает все побережье, прорезая внутреннюю часть острова только у Пойке. Мы исследовали одно аху за другим. Везде моаи были опрокинуты, большинство — лицами вниз. Мне казалось просто невероятным, что люди одолели такие огромные расстояния, чтобы высечь и переместить эти гигантские каменные изваяния, а потом взяли и повалили их. Хотя, даже будучи опрокинутыми, они все равно возвышались надо всем. Остров Рапа-Нуи принадлежал им.

— Печально, не так ли? — произнесла Мойра. — Рори сказал, что они еще долгое время продолжали хоронить в аху своих мертвых. Интересно, есть ли в этих платформах еще тела?

— Вероятнее всего, их оттуда давно уже убрали, — покачала я головой, и мы двинулись дальше.

Наш тур по острову закончился на пляже Анакена, где, по преданию, Хоту Мату'а впервые высадилась на берег и где Тур Хейердал разбил лагерь пятьдесят лет назад. Там тоже находился аху, Аху Нау-Нау, где расположились семь моаи, из которых четыре были с рыжими пучками волос на макушках. А на склоне холма стоял одинокий моаи, посвященный Хейердалу. Перед нами раскинулся великолепный песчаный пляж, вдоль которого росли пальмы разных размеров. Это были единственные пальмы, которые я видела на острове. Учитывая то, что по совету Мойры мы захватили с собой купальники, мы решили поплавать в волнах прибоя.

— Ты была права, Мойра, — довольно сказала я. — Именно для этого мы сюда приехали, а не за тем, чтобы наблюдать за психами на конференции.

— Точно, — улыбнулась она.

— Пункт для списка: я буду каждый год отдыхать в каком-нибудь замечательном месте, — выдала я. — Как насчет такой позитивной записи?

— Не похоже это на тебя, — удивилась Мойра. — Ну, наконец-то ты начинаешь проникаться обстановкой. Ты действительно понимаешь, что большинство людей ездят в отпуск каждый год?

— Кажется, ты и остальные мне что-то такое говорили раньше, — протянула я.

— Вот на этот раз запомни. Думаю, и на конференцию мы не вернемся раньше вечера, так что опять пообедаем в городе.

Так мы и сделали, но каким-то образом щупальца конгресса дотянулись до нас и здесь, на этот раз в лице Гордона Фэйеруэтера и его семьи. Мы сидели на веранде приятного ресторанчика, когда вошли Фэйеруэтер, Виктория и милая девчушка лет семи-восьми, которую они представили как свою дочь Эдит. С ними был молодой человек, которого Фэйеруэтер представил как своего помощника, звали его Кристиан Хотус, и мать Виктории, Изабелла. Семейство разместилось за соседним столиком.

— Это очень хорошие люди. Они стараются помочь мне с Габриэлой, — пояснила Виктория. На ней была повседневная одежда, как и на большинстве местного населения: саронг (индонезийская национальная одежда) и короткий трикотажный топ, оголявший маленькую черепашку, вытатуированную вокруг ее пупка.

— Мы не встречались? — спросил Фэйеруэтер. — Вы кажетесь мне знакомой.

— Тебе не понравится ответ на этот вопрос, — вставила Виктория. — Ты их видел вчера на каменоломне. Кроме того, боюсь, что и они тебя тоже видели.

Фэйеруэтер застонал и спрятал лицо в ладонях.

— Я ни за что и никогда не буду извиняться перед Робинсоном, но вот у вас я бы хотел попросить прощения, — сказал он. — Вы же просто осматривали каменоломню. Уверен, вам все это было очень неприятно.

— Да все в порядке, — отмахнулись мы.

— Говорю же, они милые, — улыбнулась Виктория.

— Возможно, вы не будете так больше думать, когда я вам расскажу, что случилось, когда мы поговорили с Кассандрой, — покачала я головой. И я описала всю эту грязную историю. — Мне все равно, что она обо мне думает, но она сказала, что сделает так, чтобы Габриэлу уволили. И я сильно обеспокоена тем, что могла только ухудшить ситуацию.

— Не стоит корить себя, — произнес Фэйеруэтер. — Боюсь, Габриэла уволилась сама.

— Мы попросили ее подождать с решением отказаться от участия в фестивале, и она согласилась, по-моему, подождать до завтра. Но она настроена крайне решительно и не станет объяснять почему, даже своей матери, — вздохнула Виктория. — Если у вас ничего не получилось из разговора с той женщиной, а Габриэла ничего не хочет нам говорить — я просто не знаю, что еще мы можем сделать. Давайте больше не будем об этом, — покачала она головой.

Мы стали разговаривать об острове и том, что видели в Оронго в тот день. Мы обе были едины в том, что просто обалдели от представшего перед нами вида, несмотря на то что большую часть времени нам пришлось подбадривать Дэйва Мэддокса.

— Гордон считает, что Оронго — ужасно печальное место, — сказала Виктория.

— И это на самом деле так, если хорошо знаешь историю, — подтвердил он.

— Но фестиваль Тапати, — возразила Мойра, — разве он не проходит в Оронго, хотя бы часть его? Разве это не праздник?

— Да, конечно. И когда-нибудь наша дочь станет его королевой, — кивнула Виктория, обняв Эдит. — Я люблю этот остров и людей. Я считаю, что женщины здесь особенно привлекательны, — рассмеялась она. — Я в творческом отпуске в этом году, заканчиваю книгу об этом, — продолжила она. — Но обычно мы живем здесь только часть года, а часть проводим в Австралии, где я преподаю сейчас. Поскольку я очень люблю Рапа-Нуи, то просто не могу игнорировать тот факт, что у него трагическая история. Возможно, вы не знаете, но тридцать тысяч лет назад это был богатый тропический рай. Здесь росло огромное количество растений, пальмы были высотой восемьдесят футов. Даже пятнадцать столетий назад, когда человек впервые высадился здесь, это был достаточно плодородный край, если не такой же, как и другие острова Тихого океана.

— Что произошло? — спросила Мойра.

— Все деревья на острове вырубили в течение нескольких столетий за время обитания здесь человека. Прежде всего, это очень маленький остров. Численность населения увеличивалась. Была нужна древесина для постройки лодок, домов, для обогрева. И мы полагаем, что в течение нескольких веков большая часть леса была необходима для перемещения моаи из каменоломни вниз к соответствующему аху. Конечно, были и другие причины: крысы, например, питавшиеся пальмовыми орехами.

Итак, здесь жили самые лучшие мореплаватели, которых мог дать древний мир, но у них не было леса, чтобы строить лодки. Они не могли покинуть остров, даже если бы захотели этого. Население увеличивалось до той поры, когда остров уже просто не мог прокормить их. Последовал голод. Разразились войны между племенами и отдельными кланами, вероятно, из-за ресурсов. Вот когда моаи были опрокинуты. Существуют некоторые факты, свидетельствующие о случаях каннибализма, хотя меня на этот счет полностью не удалось убедить. Мир строителей моаи, в сущности, исчерпал себя.

— Но их сменили люди, поклоняющиеся человеку-птице, разве не так? — сказала Мойра. — Разве не об этом я слышала сегодня утром?

— Да, это так, но подумайте. Эти ритуалы были приурочены к прилету птиц. Правда, что птицы и их яйца являются хорошим источником пропитания. Но что более важно, птицы прилетают в то же время, что и косяки большого тунца приплывают на глубоководье к побережью. А теперь представьте, что хороший улов тунца мог бы прокормить много народа. Но нет леса. Нет лодок. Нет тунца. Я полагаю, что те, кто участвовал в этих ритуалах, наверняка слышали старые рассказы про наплыв тунца. У людей, живущих здесь, очень богатые традиции устного повествования. Так вот, они здесь, застряли на острове без средств к существованию, но знают, что когда-то давным-давно они могли плавать на лодках и ловить рыбу.

— Какой кошмар! — ужаснулась Мойра.

— Но все стало еще хуже, — вмешался в разговор Кристиан. — Угадайте, почему?

— Держу пари, мы объявились, — предположила я.

— Именно, — подтвердил Фэйеруэтер. — Прибытие европейцев. Это, по существу, уничтожило культуру Рапа-Нуи буквально за одну ночь. По документам, первым европейцем, посетившим остров, был голландец Джозеф Роггевен. Он высадился здесь в 1722 году, на Пасху, отсюда и название. В то время моаи все еще стояли на своих аху. Испанцы заявили свои права на остров в 1770 году. После этого нанес визит Кук, а затем французы. К моменту приезда в 1804 году русского мореплавателя стояло всего около двадцати аху.

После этого остров стал открытым для всех. Разные люди захватывали остров по коммерческим причинам, да и работорговцы регулярно совершали налеты. Одно особенно ужасное событие произошло в 1862 году. Все трудоспособные мужчины острова, включая жрецов и даже арики мау, были похищены и увезены для работ на гуановых полях в Перу. Многие там погибли из-за ужасных условий. Христианство еще не было завезено на Рапа-Нуи — священники стали приезжать на остров с 1864 года, а оставаться с 1866-го — но епископ Таити, когда услышал об их бедственном положении, настоял, чтобы островитян вернули домой. Очень немногие вернулись, а те, кому удалось, привезли с собой оспу. Очень быстро численность населения острова сократилась буквально до ста десяти человек, тогда как до этой катастрофы на острове было от десяти до пятнадцати тысяч жителей.

— История эта ужасна по многим причинам, — продолжил Фэйеруэтер. — Жуткое обращение и гибель людей от оспы, конечно, но подумайте только о том, что погибло вместе с ними: семейные истории, народные предания, мифы, которые они ценили, секреты, хранимые этими семьями. Даже их письменный язык, ронгоронго, был утерян.

— Как все это грустно, — печально вздохнула Мойра. — Так вы собираетесь принять приглашение Робинсона на его выступление? Она будет завтра вечером.

— Еще не решил, — пожал он плечами. — Там будет мой коллега, Рори Карлайл. Мы тянули жребий, и ему не повезло, так что Рори придется теперь отдуваться за всех нас, кто здесь работает.

— Мы виделись с ним, — сказала я. — И он не очень хорошего мнения об этом конгрессе: говорит, что это сборище помешанных фанатиков.

— Поверьте Рори на слово — у него всегда найдется острое словцо, — рассмеялся Фэйеруэтер. — Он замещает меня в Мельнбурском университете, пока я в творческом отпуске.

— А разве он не работает с вами на Пойке? — поинтересовалась Мойра.

— Да, это так, — подтвердил Кристиан. — Мы все там трудимся.

— Кстати, о Рори: в отеле позапрошлым вечером был человек по имени Фелипе Тепано, — вспомнила я. — Он предсказал Рори, что кто-то умрет на одном конкретном месте.

Выражение лица Виктории Пакарати стало испуганным, затем встревоженным.

— Не нравится мне это, — произнесла она, посмотрев на нахмурившегося Кристиана. Мы вели разговор на английском языке, поэтому мать Виктории не поняла ни слова, но теперь Виктория перевела сказанное для нее. Пожилая женщина беспокойно поежилась.

— Да ладно вам всем, — попытался развеять атмосферу Фэйеруэтер. — Это просто чепуха какая-то.

— Не уверена, — возразила Виктория. — Бывали уже прецеденты.

— А случай с мотоциклом, авария? — сказал Кристиан.

— Да, — кивнула она и повернулась к нам. — Не хочу вас пугать, но время от времени здесь происходят странные вещи. Некто однажды сделал похожее предсказание о происшествии в конкретном месте на дороге, и в тот самый вечер двое молодых людей, катаясь на мотоцикле, потеряли управление и разбились на том самом месте.

— Совпадение, — отмахнулся Фэйеруэтер. — Ты же добропорядочная католичка, не следует такое говорить.

— Я — не католичка, — возразила та.

— Тогда почему за все пять лет, что мы с тобой вместе, ты ни разу не пропустила утреннюю мессу по воскресеньям? — улыбнулся он.

— Я — рапануйская католичка, — пояснила она. — Это разные вещи.

— Мы вчера видели церковь, — вспомнила я. — Думаю, я понимаю, что вы имеете в виду.

— Приходите на мессу в воскресенье, — предложила она. — Вам еще понятнее станет. Я бы не стала игнорировать то, что говорит Фелипе Тепано.

— Он очень влиятельный человек в своей семье. Думаю, вы бы назвали его патриархом, — вставил Кристиан. — Мы с его семьей родственники по материнской линии, и могу вам сказать: люди считают, что он на самом деле обладает некими духовными силами.

— Гордон смеется над рапануйскими католиками, — сказала Виктория. — Такие люди, как Фелипе Тепано, посещают мессы каждый день, но когда уходят оттуда, они также молятся духам острова и их семейному аку-аку. Мы не видим ничего противоестественного в этом, так ведь, Кристиан?

— Нет, не видим, — кивнул молодой человек. — По крайней мере, старшее поколение.

Эдит начинала уже елозить на стуле, так что было очевидно: пора уходить. Напоследок Виктория сказала:

— Если Гордон все же решит пойти завтра, я надеюсь, вы будете держать его в узде и не дадите распускать язык.

— Задача не из легких, — рассмеялся Кристиан.

Когда мы вернулись в гостиницу, некоторые делегаты конгресса сидели в ресторанчике, заканчивая ужин; другие проводили время на террасе или вокруг бассейна, наслаждаясь коктейлями. Дэйв был целиком поглощен разговором с Кент Кларк и, казалось, не был очень уж счастлив. Джаспера Робинсона вообще нигде не было видно, но и Ивонна отсутствовала, сей факт был упомянут, и не раз, разными людьми.

Дэниел и Майк оккупировали уголок в баре, кажется, в продолжение всего конгресса, и мы пошли к ним.

— Слышала, что вчера вечером вы снимали интервью с Кассандрой де Сантьяго, — заметила я.

— Должно быть, забавно для вас было, Майк? — Мойра сразу же поняла, к чему я клоню, — я решила проверить алиби — и теперь она наверняка мысленно закатила глаза, но ничего мне не сказала.

— Забавно? Неплохое слово, — усмехнулся Майк.

— По мне так у нее не все дома, — выдал Дэниел.

— А зачем вам полоумная в документальном фильме? — поинтересовалась я.

— А это не наше дело — задавать вопросы, — ответил Майк. — Как и фильм «Рапа-Нуи», этот не будет пользоваться большой популярностью.

— Точно, — поддакнул Дэниел. — Уж я-то знаю.

— Несколько не вписываются в ваши вечерние планы, не так ли, эти вечерние съемки? — снова закинула я удочку. — Получается, вас могут вызвать в любое время суток?

— Кент считает, что ненормальную лучше всего вечером снимать, ну, знаете, это типа в темноте, мистику, страх нагоняет, — пояснил Майк, а Дэниел расхохотался.

— А что за девушка со скучающим выражением на лице всегда присутствует на съемках? Она еще постоянно поправляет воротник Джасперу и все такое, — задала Мойра следующий вопрос.

— Это дочь Кент. Разве вы не знаете? Небольшое проявление семейственности в кино, — пояснил Дэниел. — А может, склонность к некрофилии? Эта девочка едва говорит. Она вообще живая?

— Негодяй ты, — пожурил его Майк. — Но она просто болтается поблизости, это уж точно. Зовут ее Бриттани.

— Я удивлена, что женщина по имени Кент Кларк не назвала свою дочь более мужским именем, Сидни, например, — хмыкнула Мойра.

— Луис, — сказал Дэниел. — Как Луис Лейн.[9] Вот что бы я сделал. Как бы то ни было, я собираюсь домой. Спасибо за выпивку, Майк.

— Я тоже закругляюсь, — присоединился к нему Майк. — Завтра тяжелый день, а мне еще проверять то, что отсняли сегодня, да и к завтрашнему дню подготовиться надо.

— Человек тыла, обеспечивает техническую поддержку, — произнес Дэниел. — Вечно беспокоится о мелочах. Мне только и нужно, что наводить камеру туда, куда он укажет.

— И делать так, чтобы все выглядело отлично, — добавил Майк. Вставая, он слегка запнулся.

— Отлично, — согласился Дэниел, протянув руку для поддержки.

Я было подумала, что и нам с Мойрой пора закругляться на сегодня, но в этот момент появился Рори и сразу же подошел к нам, как только увидел. Мы рассказали ему, что встретили Фэйеруэтера и его семью.

— Славный человек, — сказал Рори. — Я слышал об этой ссоре на Рано Рараку. Да уж, у него вспыльчивый характер, но в основном он один из лучших. Жаль, что не смог уговорить его присоединиться ко мне на конгрессе.

— Возможно, он придет завтра вечером, — сообщила Мойра. — Робинсон пригласил его.

— Тогда им, наверное, придется привязать его к стулу, — рассмеялся Рори.

— Вообще-то, его жена поручила нам проследить, чтобы он вел себя тихо и спокойно, — улыбнулась я.

— Да уж, не хотел бы я получить такое задание, — вздохнул Рори. Он подал сигнал официанту. — Как обычно? Коктейли?

— Думаю, я пас, — отказалась я. Все время я высматривала Кассандру, учитывая, что она была последним человеком, которого мне хотелось бы видеть в этот вечер, а я как раз заметила, как она направлялась на террасу.

Однако избежать встречи с Кассандрой было не так-то просто, как мне казалось. Пока я шла по фойе, к своему ужасу, я заметила, что она изменила направление. Теперь мы, если бы я продолжила свой путь, столкнулись. Более того, она остановилась поболтать с Майком на пути между моей нынешней позицией и моим конечным пунктом. К счастью, в фойе никого не было, кроме Сета Коннелли, который читал, сидя в кресле. Прошлым вечером это место было занято Дэйвом Мэддоксом. Он поприветствовал меня так дружелюбно, что я просто не смогла вот так развернуться и пойти обратно.

— У меня тут есть еще добрая половина бутылки вина, — предложил он. — Присоединяйтесь, выпейте со мной.

Я выбрала стул с тем расчетом, чтобы Кассандра не заметила меня, если решит выйти на террасу через эту комнату.

Сет оказался очень забавным. Он мало что рассказал о конгрессе, но, расспросив его о ронгоронго, я очень многое узнала.

— Это система письменности, — сказал он. — Одна из самых поразительных из всех, когда-либо существовавших. Подобных прецедентов в древней Полинезии не существует. Древние полинезийские культуры не могли ни читать, ни писать. С Рапа-Нуи было то же самое до прихода испанцев в 1770 году. В тот год испанцы завоевали остров. Они настояли на том, чтобы арики, вожди, подписали документ, согласно которому остров становился частью испанской короны. Рапануйцы поставили небольшие метки на странице, символы, которые были важны для них. Поразительно то, что жители острова, очевидно, поняли, что испанские символы на документе представляли устный язык. И после того как испанцы уехали, рапануйцы придумали свой собственный письменный язык. Разве вам не кажется это удивительным? Не думаю, чтобы что-то подобное случалось когда-либо еще в истории грамотности.

— И правда, поразительно, — согласилась я. — А его все еще используют?

— Боюсь, что нет, — покачал он головой. — Во-первых, не все могли его использовать. Существовали мудрецы, маори ронгоронго, использовавшие его. Теперь никто не может. Уже есть результаты в расшифровке этого языка, но не так-то много материала, с которым можно работать. На ронгоронго редко писали на камне, обычно использовались деревянные дощечки. Многие такие дощечки просто-напросто разрушились в местном климате. Сейчас в мире известно всего о четырнадцати табличках, а если посчитать фрагменты — о двадцати восьми. Подобные находки очень редки.

— Так вот вы чем занимаетесь?

— Я просто работаю с ним для самоудовлетворения. А так я преподаю историю. Сюда я приехал в надежде снова увидеться с Гордоном Фэйеруэтером. Жаль, что его нет на конференции.

— Возможно, он придет завтра вечером, — обнадежила я его.

— Неужели! Надеюсь на это. Страдание любит компанию.

— Я так понимаю, что вы не очень любите Джаспера Робинсона?

— Я считаю, что Робинсон сделал несколько выдающихся открытий.

— Но? — подтолкнула я.

— Но я его терпеть не могу, — ответил Сет. — Если история о том, что случилось на каменоломне, правда и если бы я там был вместо Фэйеруэтера, то выразился бы намного жестче, чем «лошадиный помет».

Для меня это прозвучало как бахвальство. Сет был робким, почти болезненно застенчивым.

Мы разговаривали, пока я не допила свой бокал вина. Энтузиазм Сета был заразительным, и я приятно и с пользой провела около получаса, беседуя с ним. Я уже полностью забыла о Кассандре, да и ее нигде не было видно, так что я решила воспользоваться этим и сбежать, оставив Сета наедине с книгой.

Я хотела было лечь спать, но не могла, по крайней мере, прямо сейчас. Я не решалась оставить Рори и Мойру вдвоем наедине. На самом деле, если бы я не увидела Кассандру, направлявшуюся в мою сторону, то почти наверняка осталась бы. Я не была уверена, что чувствовала по поводу приятельских отношений между ними. Но я точно испытывала угрызения совести, когда видела их вместе: головы наклонены близко-близко друг к другу — возможно, чтобы лучше слышать другого в этом шуме голосов, но вероятнее всего, им так больше нравилось.

Знаю, я много критикую Клайва. Он довольно много и попусту болтает, что иногда граничит со смехотворностью. Но в глубине души я-то знаю, что наш брак распался только отчасти по его вине и из-за его слабостей. Я сама не подарок. Я упрямая и сужу очень субъективно, а иногда становлюсь просто занудой. А еще я трудоголик. Ну, вот, я это сказала.

Я считала, что Мойра и Клайв, не важно насколько мне было больно, когда они сошлись, очень хорошо ладили. Они подходили друг другу, и я обнаружила, что надеюсь, что Мойра успокоится. Вопрос был в том, кому из них я была больше предана. С Клайвом мы были женаты когда-то. Но если это не принимать во внимание, у нас был общий бизнес. Если он узнает о чем-то подобном и выяснит в придачу, что я ему ничего не сказала, хотя была в курсе, наш магазин может запросто пойти с молотка. С другой стороны, мы с Мойрой тоже не вчера познакомились, и к тому же — очень хорошие подруги. Именно меня она попросила поехать с ней на Рапа-Нуи — первый пункт в ее списке.

И вот, лежа на кровати, я так же все думала о Кассандре. Вспоминала ту ужасную сцену прошлого вечера снова и снова. Правда была в том, что я не видела ее лица. Видела лицо Габриэлы и выражение ужаса на нем, а еще — спину Кассандры и слышала, как звенят ее браслеты. Несомненно, выбор одеяния Кассандры очень выделялся. На острове я не заметила больше ни одной цыганки. Хотя она была крупной женщиной и носила свободную одежду. Возможно, что кто-то другой надел ее одежду. Это мог быть даже мужчина, учитывая ее телосложение.

«Чушь какая-то», — мысленно отмахнулась я. Даже если я не видела ее лица, во всяком случае, слышала ее голос. Но возможно, что дело было и не в этом. Персона в цыганском облачении говорила неясно. Она скорее прошипела что-то Габриэле, или это было похоже на сиплый шепот. Могла ли я поклясться, что слышала именно голос Кассандры? Поразмыслив, я решила, что нет, хотя осталась уверенной в обратном.

От всего этого у меня разболелась голова. Я решила, что ни о чем из этого я не хочу разговаривать с Мойрой, что выключу свет и притворюсь спящей, когда она вернется.

Но мне не пришлось притворяться, поскольку, несмотря на все треволнения, я отключилась. Я лишь ненадолго вернулась из забытья, когда Мойра вошла.

— Хорошо время провела? — приоткрыла я глаз. Кажется, она ответила «да» и что-то насчет того, что Рори милый и что они вместе ходили прогуляться.

Я снова проснулась посередине ночи и все никак не могла уснуть. Я лежала и вслушивалась, как дышит Мойра. Я не видела свои часы, но шторы не были плотно затянуты на раздвижной двери, что вела из нашей комнаты в небольшой дворик. Сквозь эту щелку мне был виден тонкий серп луны. Поднялся ветер; за окном что-то начало постукивать. Эти звуки, скрип и следующий за ним глухой стук ужасно действуют на нервы.

Как можно тише я натянула свои джинсы и свитер поверх ночной рубашки, а потом скользнула босыми ногами в сандалии. Мойра проворчала что-то во сне, но не проснулась, пока я осторожно отодвигала дверь, чтобы протиснуться наружу.

Снаружи было просто потрясающе, тепло и ветрено. Темное небо было усыпано таким количеством звезд, какого я ни разу в жизни еще не видела. Это как нельзя лучше свидетельствовало об удаленности острова. И вот несколько минут я так и стояла, запрокинув голову, смотря в небо. Мне было видно очертание утеса позади отеля. Я услышала, как где-то заржала лошадь, а вблизи послышалось шуршание — возможно, какой-то зверь рыскал в поисках пищи.

Источник звука был приблизительно в нескольких ярдах от меня, недалеко от столовой, и я потихоньку пошла по направлению к нему. Свет в гостинице был приглушен, но все же несильный отсвет шел изнутри.

У меня не заняло много времени найти источник шума. Это была калитка около края утеса и кучи земли Фелипе Тепано. Возможно, ветер ослабил щеколду. Помню только две связные мысли, посетившие меня, когда я потянулась закрыть ее. Первая: Фелипе Тепано был прав. Вторая: Дэйв Мэддокс не успеет на свою хорошо спланированную презентацию.