Ким Харрисон Зачарованный

«Бюрократия, — смиренно размышлял Алгалиарепт, тихонько дуя на разворот бухгалтерской книги, чтобы чернила высохли побыстрее. — Чернила, которые на самом деле не чернила, и бумага, никогда не бывшая лесом», — думал демон, глубоко вдыхая густой аромат крови. Хотя кровь придавала торжественности рутинным документам, их природа тяготела к тому, чтобы усыплять все живое. Если бы он мог передать эту часть работы своим подчиненным, то ни за что не стал бы этим заниматься. Но сведения о том, кто кому и что должен, высоко ценились в мире демонов, а фамилиары известны своими длинными языками — пока вы их им не укоротите. Впрочем, Алгалиарепт такую практику осуждал. Большинство его собратьев — ужасные плебеи. Вырывание языков фамилиарам лишало всякой прелести их мольбы о милосердии.

Пересев за свой маленький, но элегантный резной столик, Алгалиарепт взял каменную шкатулку с крышкой, достал из нее узкой серебряной ложкой немного бримстона и дал наркотику растаять на языке. Тихий звон ложки, когда демон вернул ее на место, пением лиры отозвался в его душе, и, закрыв глаза, он вдыхал полной грудью угольную тьму, несущую сотни запахов. Бримстон усиливал чувства и переносил разум в горние выси.

«Документы должны быть самой большой болью в заднице», — подумал он, на мгновение погружаясь в легкую эйфорию. Но затем глаза его открылись, и он осмотрел свои великолепные апартаменты — стены, задрапированные темным шелком, вазы, разрисованные обнаженными телами, роскошно затененные углы с подушками и ароматными масляными лампами, а под ногами — ковер, на котором был изображен извивающийся дракон, пожирающий своего младшего детеныша — Алгалиарепт знал, что другого способа нет. Демон не был бы собой, если бы действовал иначе.

Мир науки в то время располагался на Востоке, и ему весьма нравились азиатские народы, даже если там его называли драконом и ждали, что он выдохнет пламя. Не считая эльфов, нашедших последнее прибежище в горах Европы, Азия ныне являлась единственной настоящей культурой в мире — главным образом, благодаря его усилиям.

Один должен создать то, чего другой будет вожделеть.

Обмакнув перо, Алгалиарепт вновь вернулся к работе, и его брови нахмурились по причине, которую он не мог понять. Он был растлителем тел и искусителем душ, достаточно сведующим в темных искусствах, чтобы получать выгоду, подлавливая с их помощью людей, когда те совершали ошибку, — дабы продать их своим собратьям в рабство на целую вечность.

Он был настолько хорош в этом, что добился положения, способного соперничать с высшими судьями — и это благодаря лишь его собственным талантам, он не был в долгу ни перед кем, кроме себя.

И все же сейчас, когда его перо расписывало выгоды особенно многообещающего и долгосрочного кредита, он, наконец, осознал источник растущего чувства неудовлетворенности.

Раньше он, бывало, получал удовольствие, наблюдая агонию потенциальных фамилиаров, хотя у него всегда хватало ума не доводить процесс до конечного результата, теперь же он испытывал только неясное ощущение зависти. Хоть и обреченный, фамилиар чувствовал что-то. Алгалиарепт же не чувствовал ничего. Радость ушла от него, и охота стала слишком простой.

Еще одна страница была закончена, и Алгалиарепт потянулся за второй ложечкой бримстона, пока красные чернила сохли и чернели. Когда серебряная ложка погрузилась в шкатулку, внимание демона привлекло его движущееся отражение, и он замер, наткнувшись на собственный взгляд в позолоченном настольном зеркале. На него смотрели усталые глаза с козлиными зрачками. Они сузились, и демон, почувствовав себя несчастным и разглядывая свое отражение, позволил черному пеплу просыпаться обратно в шкатулку. Если он хочет чувств, он должен пойти и взять их, а не вытягивать их из пыли. «Возможно, — мрачно думал Алгалиарепт, дотрагиваясь до своего манускрипта, чтобы проверить, высох ли он, — пришло время ненадолго отойти от дел». Начать удалять свое имя из текстов реальности, чтобы являться только по случайным вызовам вместо того числа контактов, которые он поддерживал. Ему наскучили одинаковые сделки и мимолетные легкодостижимые удовольствия. Он хотел… большего. Настроение совсем испортилось, и он склонился над своей работой. «Не может быть, что кроме этого ничего нет», — думал он, пытаясь потерять себя в красоте желаний и потребностей, спроса и предложения.

Поглощенный своей работой, демон почти не замечал легкого покалывания в носу, пока не чихнул. Его рука хлопнула по открытой шкатулке бримстона, закрывая ее. Потрясенный, он уставился на дверь, хватая ртом воздух и пытаясь сообразить, в какой части света сейчас только что зашло солнце. Кто-то вызывал его. «Опять», — подумал он, вздыхая, пока не понял, откуда шел вызов. «Европа?» Взгляд Алгалиарепта возвратился к зеркалу, и его красные глаза с козлиными зрачками вспыхнули. По морщинистому лицу проползла слабая улыбка. От волнения внутри него появилась дрожь, опьяняющая больше, чем бримстон. Это должна была быть Керидвен. Она была единственной на всем том континенте, кто знал его имя, единственной, кто мог его вызвать туда. «Три месяца», — думал он, пока с возрастающим волнением наблюдал, как его внешность становилась моложе и утонченней, и появлялась сильная челюсть, которая так ей нравилась. «Я знал, что она не сможет устоять».

Напевая мелодию, которую никто никогда не сочинял, он встряхнул своими рукавами, наблюдая, как они превращаются из обычного шелкового кимоно в душное европейское платье из жатого зеленого бархата. На его горле появились кружева, а волосы сами собой стянулись на затылке. На щеках заиграл румянец, а на руках забелели перчатки.

Впрочем, он был бы приятен ее взору, даже если бы облачился в ужасные лохмотья. Керидвен Мерриам Дульчиэйт, пока она не исчезла без предупреждения на три месяца, вызывала его каждую неделю в течение семи лет. Он был чрезвычайно терпелив, но отход от правил — дурное предзнаменование. Ему не нравилось, что он впервые за несколько недель так взволнован, но Кери была особенной. Она была самой необычной, умной и осторожной женщиной из всех, за кем он охотился на протяжении уже почти трех сотен лет, и Алгалиарепт никогда не знал, что она собирается сделать.

«Искусство», — понял он внезапно. Кери была искусством, в то время как все остальные были работой. Так вот откуда эта его неудовлетворенность? Пришло время прекратить просто работать и начать заниматься искусством? Но чтобы начать творить, ему нужно натянуть перед собою холст. Пришло время забрать ее домой. Если получится.

Вставая, он чихнул еще раз, на сей раз более изящно.

Не без труда демон выудил из глубин своей памяти редко используемое заклинание.

— Rosa flavus, — прошептал он, задрожав от действия необычных чар, ветром прошедшихся по нему и оставивших в его руке желтую розу. Вашу мать, на ощупь роза была как настоящая.

Нужно на этот раз привести ее домой, демон был в нетерпении.

— Зое, — крикнул он, зная, что трехпалый мужчина-шлюха услышит его. — Я ухожу! Прими мои вызовы!

И более ни о чем не думая, он позволил вызову вынести себя из омута смещенного времени, где он жил, в действительность. По лей-линиям его несла та же природная сила, которая удерживала от исчезновения временной провал, в котором он существовал. Плавящая сознание боль от линии была ему хорошо знакома, и она означала, что его вызывают в далекие горы Европы. Он никогда не знал наверняка, где окажется, пока не попадал на место, но это? Алгалиарепт улыбнулся, когда чистый горный воздух заполнил его легкие, сдувая въевшуюся вонь жженого янтаря настоящим запахом лошадей и садовых цветов. Это было приятно.

Оглушенный звоном защитного круга, Алгалиарепт оказался в тенистом саду, в окружении темных сосен; небо над их макушками все еще хранило исчезающие краски заката, а в воздухе порхали синие бабочки. Сдерживающий его круг был обозначен полудрагоценными камнями, выложенными в мелком гравии. Через дымку энергии ловушки пробивалось журчание воды и пение птиц.

Музыка. Маленький оркестр. Что-то было не так. И когда он поднял глаза на полную луну, восходящую над ароматными соснами, улыбку на его лице смыло беспокойство.

«Эта сука выходит замуж?»

Деликатное покашливание заставило его повернуться.

— Керидвен, — начал демон, позволяя щепотке раздражения приправить свои слова, и осекся. Она была абсолютно великолепна в пятне света от ближайшей лампы с порхающими вокруг нее синими бабочками. — Кери, ты необыкновенно прекрасна.

«Будь проклято столкновение этих двух миров, она выходит замуж».

Только правда, лжи и так было слишком много. Это случится сегодня вечером или никогда.

Небольшая светловолосая женщина, стоявшая перед ним, скромно поправляла руками свое явно свадебное платье, белое, с отделкой ее фамильных цветов — каштан и золото. Светлые волосы уложены на голове, но несколько локонов были искусно выпущены. Она была бледной и гибкой, с огромными зелеными глазами и узким подбородком.

Даже если бы в ней было только это, она уже была бы уникальна среди по преимуществу азиатских женщин, которыми был переполнен рынок демонских фамилиаров, и потянула бы на высокую цену. Но не поэтому Алгалиарепт обхаживал ее столь аккуратно.

Хотя ее глаза были скромно опущены, она знала, что красива, и наслаждалась этим. Она наивно верила, что он добр и внимателен к ней из-за ее красоты. И он лгал ей, стараясь не допустить, чтобы она догадалась о настоящей причине, по которой он был с ней покладист и уступчив, появлялся по первому вызову и щедро делился знаниями. Кто угодно другой, имевший наглость быть слишком умным, чтобы оказаться пойманным, и годами впустую тративший его время, уже испытал бы на себе гнев Алгалиарепта.

Она носила фамилию Дульчиэйт. Это было одно из самых желанных имен фамилиаров в царстве демонов, хотя если замок у нее за спиной — это тот уровень, к которому эльфы скатились, его реванш уже близок. Даже если бы она была уродиной, он бы все равно смог получить за нее больше, чем за семерых искусных фамилиаров. И она была искусна, благодаря ему, — чертовски умела и осторожна.

«Будем надеяться, недостаточно осторожна», — подумал он, и его руки в белых перчатках сжались.

Позади нее на скошенной траве возвышался круглый каменный стол, на котором были рассыпаны ее золотые карты Таро — явное свидетельство того, что она расстроена. Она знала, что он не одобрял этого и потратил несколько лет на то, чтобы отучить ее от них. Впрочем, демон догадывался, что даже тогда, когда он доказал ей, что карты лгут, она продолжала обращаться за советом к силам, в которые он не верил.

За садом возвышался ее фамильный замок, обнесенный серой стеной. По азиатским стандартам, в которых демон знал толк, замок был жалок, но в этой пустыне невежества и суеверий он казался великолепным. Пока Алгалиарепт в Азии создавал общество, в котором бы развивались науки, его конкуренты в тщетных попытках сравняться с его прибылью наводнили Европу суевериями.

Когда темнота окончательно утвердилась в своих правах и бабочки исчезли, группа разодетых дам вышла на террасу наблюдать за вызовом демона. Как член эльфийского королевского дома, Кери имела право вызывать демонов — этого от нее ожидали и воспринимали с одобрением, пока она не выбрала себе мужа. Традиция предписывала представителям правящей фамилии при дворе изучать все доступные им тайные искусства. Это было просто, поскольку подразумевалось, что ее общественное положение обеспечит ей уединение для подобных занятий всякий раз, когда она захочет. Поэтому сопровождавшие принцессу леди ждали в свете факела, удерживая маленьких собачек Кери, неистово лаявших на демона. Собачки чувствовали опасность, но, по тонкой иронии, их никто не слушал.

Щурясь, демон сканировал ее ауру, чтобы проверить, не занимался ли кто-нибудь из его соперников браконьерством на его метке, что могло бы объяснить трехмесячный перерыв. Аура Керидвен была, однако, такой же, какой он оставил ее: изначальный ярко-синий цвет, замаранный легкими разводами демонской копоти — только его собственной.

При виде желтой розы в его руке ее глубокие зеленые глаза до краев наполнились тяжелым страданием, необычным для всегда спокойной и сдержанной Кери. Голова склонилась, но гордость немедленно подняла ее. Вскинув подбородок, эльфийка посмотрела на карты Таро позади себя и начала рыдать. Сжатые в кулаки руки она стоически держала по бокам, отказываясь вытирать слезы.

«Проклятие ада! Я опоздал», — понял Алгалиарепт, сердито шагая вперед — только чтобы сразу же остановиться, когда круг, в который она вызвала его, зазвенел знакомым, противным предупреждением.

— Любимая, что не так? — Спросил он, делая вид, что не замечает звона. Хотя бы будучи внутри круга, но он должен попытаться. Не для того он трудился семь лет, чтобы сейчас позволить этой эльфийке Дульчиэйт выйти замуж! — Почему ты плачешь? Я же говорил тебе, не гадай на картах. Они только лгут.

Подавленная, Кери отвернулась, но ее бледные пальцы рассеянно коснулись карт Таро, все еще рассыпанных золотой стороной наверх, и Алгалиарепт почувствовал слабое мерцание надежды.

— Я не твоя любимая, — сказала она, и ее голос задрожал, когда она сложила любовные карты лицом вниз.

— Я никогда не лгал тебе, — произнес он. Проклятье. Он не собирался терять ее из-за этих дурацких карт!

Забывшись, Алгалиарепт пнул носком сапога линию круга — чтобы почувствовать, как ее сила отбрасывает его. Она никогда не допускала ошибок при установке круга. Это и приводило его в ярость, и заставляло возвращаться неделю за неделей, год за годом… А теперь он ее теряет из-за этого.

— Я должна была с тобой проститься, — продолжала она, как будто не слыша его увещеваний и теребя обрамленную золотом карту. — Они не сказали мне, что вместе с принятием брачных обязательств, я должна порвать с тайными искусствами.

Возбужденный, демон сжимал розу, пока шип не проколол перчатку, и он не почувствовал боль.

— Проститься, любовь моя? — Он должен был заставить ее ослабить контроль — пусть только на мгновение.

— Я не твоя любовь, — прошептала она, но подняла взгляд от карт.

Они были ничем иным, как обычными картинками, нарисованными второразрядным итальянским художником, который попытался в них втиснуть всю королевскую семью. Алгалиарепту было когда-то очень неприятно увидеть Кери на карте смерти, разрываемую демоном.

Кери, ты и есть моя безответная любовь, — убедительно произнес он, испытывая на прочность силу ее круга — пока зловоние горящей кожи сапог не заставило его отступить. — Скажи мне, что ты еще не замужем. Еще нет.

Он знал, что она не была, но заставить ее сказать эти слова значило заставить ее задуматься.

— Нет, — ответом был слабый шепот, и молодая женщина всхлипнула, протягивая руку, чтобы крошечная синяя бабочка могла найти тепло в этот затухающий день.

Он только однажды видел бабочек в таком количестве, и можно было предположить, что свадьба запланирована вокруг красивых и хрупких созданий.

Но бабочки любят трупы так же сильно, как и цветы, поля битв столь же милы им, сколь и сады.

Алгалиарепт посмотрел на желтую розу в своей руке, его мысли взмывали в облака и падали на землю, и вот музыка на празднике заиграла громче. Отлично. Он должен потрудиться на последок.

— Почему ты так ранишь меня? — Спросил он, сжимая руку, пока на ней не выступила кровь, окрасив всю розу в алый цвет. — Ты вызвала меня лишь затем, чтобы отвергнуть меня? — Он выронил розу, и Кери побледнела, подняв глаза на его окровавленную печатку. — Чтобы сказать «до свидания»? — Обвиняюще воскликнул он, позволяя гневу окрасить свой голос. — Наши семь лет для тебя ничего не значат? Чары, которым я научил тебя, музыка, идеи, которые мы делили через море? Все это ничего не значит? Я был всего лишь твоим демоном, твоим домашним любимцем? Ничего больше?

Керидвен стояла перед ним, страдая и забыв про бабочек.

— Не говори мне про любовь. Это пустые, но приятные слова, чтобы заманить меня в ловушку, — прошептала она, но за ее страданием скрывалась сумасшедшая нужда, которую он все же должен был разгадать. Ее здесь было больше, чем она говорила. Она недовольна браком? Может, это ключ к ее ошибке в контроле?

— Это ты заманила меня в ловушку! — Воскликнул он, отдергивая руку, которую он нарочно обжег о барьер между ними. Пульс бешено застучал, когда она дернулась, на мгновение проявив беспокойство о нем.

— Керидвен, — умолял он, дыхание его участилось. — На моих глазах ты выросла из застенчивого своенравного жеребенка в по праву гордую собой женщину, пламенную и достойную повелевать своими людьми. Я был там, когда все остальные останавливались в отдалении, завидуя твоему искусству. Я не предполагал полюбить тебя. Разве я не был джентльменом? Разве я не потакал каждой твоей прихоти?

Зеленые глаза с глубоким страданием встретили его взгляд.

— Конечно, был. Потому что ты был заключен в мой круг.

— Я был бы таким и на свободе! — Яростно воскликнул демон, затем обратился взглядом к темнеющему небу, будто подыскивая слова, хотя то, что он собирался сказать, было бесконечно далеким от того, что он произнес. Однако же, на сей раз он подразумевал именно это. — Кери, ты так необычна, и даже не знаешь об этом. Ты так далека от любого здесь, из-за того, что я разделил с тобой. Мужчина, который ждет тебя… Он не сможет удовлетворить твои интеллектуальные потребности. Когда я слышу твой вызов, мое сердце прыгает, и я являюсь немедленно, будто покорный раб.

— Я знаю.

Ее ответ был слабым, и пульс Алгалиарепта пустился вскачь. Это было оно. Это было верным путем к ее падению. Она не мечтала о своем муже.

— И теперь ты отказываешься от меня, — прошептал он.

— Нет, — запротестовала она, но они оба знали, что традиции предписывают иное.

— Ты выходишь замуж, — констатировал он. Она в отчаянии покачала головой, ее крошечные ножки в знак отрицания застучали по каменным плитам.

— То, что я буду замужем, не означает, что я не перестану вызывать тебя. Наши беседы смогут продолжиться.

Изображая уныние, демон повернулся к ней спиной, почти не обращая внимания на любовно продуманные сады, ставшие темными и влажными.

— Ты бросаешь меня, — сказал он, подняв подбородок — демон прощупывал круг и видел, что он превосходен. Хотя он был демоном и мог сокрушить армию одним лишь словом, сила вызова была такова, что простой круг мог сковать его. Ему нужно ее достаточно расстроить, чтобы она сделала ошибку, и он смог разрушить круг. А до тех пор только звуки и воздух могли проникать через эту преграду.

Он задышал прерывисто и склонил голову, разведя руки.

— Ты начнешь исключительно с благими намерениями, — сказал он ровным голосом. — Но ты станешь вызывать меня в подземные залы, где никто не сможет этого увидеть, и наши встречи, когда-то открытые и праздничные, станут краткими урывками, окруженными виной вместо драгоценных камней. Скоро ты станешь вызывать меня все реже и реже, стыдясь того, что твое сердце управляет твоей головой и чувством долга. — Он вздохнул, его голос стал слабее. — Позволь мне уйти. Я не вынесу зрелища, как наша связь распадается по крупицам. Дай моему сердцу чистую смерть.

Шорох гравия, перекатывающегося под ее туфлями, ударил его, будто молния, и он сжал зубы, чтобы скрыть свое нетерпение. Одного крошечного камешка, нечаянно отлетевшего, было бы достаточно.

— Я не хочу этого делать, — запротестовала она, вставая перед его лицом, серая тень на фоне темных зарослей.

Отказываясь встречаться с ней глазами — демон знал, что это причинит ей боль, — он любовался луной и несколькими одинокими бабочками, бросавшими вызов темноте, чтобы найти свою самку. Когда музыка в замке растаяла в вежливых аплодисментах, застрекотали сверчки.

— Выходи за него, если ты этого хочешь, — стоически проговорил он. — Я всегда буду являться на твой вызов, но я буду всего лишь сломанной тенью. Ты можешь распоряжаться моим телом, но не можешь приказывать моему сердцу, — теперь он смотрел на нее и видел, что она прижимает к своей груди золотую карту, скрывая изображение. — Ты любишь его? — Спросил он прямо, уже прочитав ответ по безумному выражению ее лица.

Она ничего не ответила, лишь свет факела засиял в ее слезах.

— Он заставляет твое сердце биться быстрее? — Требовательно спросил Алгалиарепт, и по его телу пробежала дрожь, когда она прикрыла глаза от боли. — Он может заставить тебя смеяться? Подавал ли он тебе новые мысли, как это делал я? Я никогда не прикасался к тебе, но я видел, что ты дрожишь от вожделения… ко мне.

Носком обуви он слегка коснулся круга, и отдернул ногу при протяжном звоне силы. Хотя лицо Кери выражало мучение, круг оставался сильным, даже когда ее грудь вздымалась, а рука вцепилась в платье, сминая прекрасно отглаженную ткань.

— Не рань меня так, Алгалиарепт, — прошептала она. — Я всего лишь хотела попрощаться.

— Это ты отталкиваешь меня, — заявил он с нажимом. Раньше он всегда был скромен. — Я вечно буду молод, и теперь ты заставишь меня наблюдать, как ты стареешь, смотреть, как твоя красота исчезает и твое искусство тускнеет, поскольку ты сковала себя узами лишенного любви брака и холодной кровати.

— Это нормальный порядок вещей, — вздохнула она, но страх в глубине ее глаз усилился, когда она дотронулась до своего лица.

Нежная привязанность к зеркалу всегда была ее слабостью, и он почувствовал волну вновь нарастающего волнения.

— Я буду оплакивать твою красоту, ведь ты могла бы сохранить юность навсегда, — сказал он, учуяв трещину в ее решимости. — Я навечно остался бы твоим рабом.

Изображая депрессию, он резко опустил плечи, его прекрасная осанка стала сутулой.

— Только в Безвременье время замирает, там красота и любовь вечны. Но, как ты сказала, есть порядок вещей.

— Галли, не говори так, — взмолилась она, и он замер, когда она использовала прозвище, которое дала ему. Но его губы разошлись в шоке, когда она поднесла руку почти вплотную к барьеру между ними. Ему стало трудно дышать, глаза широко раскрылись. Он колол орех не тем ножом? Он пытался запугать ее, заставить потерять свою решимость, чтобы найти трещину в ее круге и сломать его, хотя знал, что ее воля останется непоколебимой, даже когда ее мир начнет рушиться. Она не позволила бы своему кругу ослабеть, но что, если бы она сняла его добровольно? Кери была королевской крови, Дульчиэйт. Поколения искушений короны создали женщин, которые не допустят ошибки власти. «Но она могла бы сделать ошибку сердца».

И в тот момент, когда он понял, почему все эти семь лет терпел неудачу, ее взгляд обратился — мимо него — на дворец, переполненный светом и радостью. Ее глаза закрылись, и его охватила паника, когда он увидел, как все рушится. «Дерьмо, она сейчас уйдет».

— Кери, я любил бы тебя вечно, — выпалил он, отнюдь не симулируя горе. «Не теперь. Не теперь, когда я нащупал ее слабое место!»

— Галли, нет, — всхлипнула она, роняя слезы; крошечные синие бабочки порхали вокруг нее.

— Не вызывай меня больше, — потребовал он, чеканя слова без мысли или плана. — Ступай в свою холодную постель. Умри старой и уродливой! Я сделал бы тебя мудрее всех на земле, сохранил бы твою красоту и научил бы таким вещам, о которых даже не мечтали схоласты и ученые мужи. Я буду существовать, одинокий и лишенный ласки, с сердцем, замерзшим после того, как ты показала мне любовь. Лучше бы я никогда не встречал тебя. — Он наблюдал, как она сгибается от рыданий. — Я был счастлив таким, какой я был.

— Прости меня, — она задыхалась, сгорбившись от боли в сердце. — Ты никогда не был просто моим демоном.

— Но теперь это так, — сказал он, заставив свой голос хрипеть. — Не то что бы я когда-нибудь думал, что ты станешь доверять мне. Но показать мне небеса только для того, чтобы отдать их другому мужчине? Я не могу этого вынести.

— Галли…

Он поднял руку, и ее голос прервался рыданиями.

— Это третий раз, когда ты назвала мое имя, — сказал он, давя ногами ставшую теперь красной розу. — Отпусти меня, либо доверься мне. Убери стену, чтобы у меня осталась, по крайней мере, память о прикосновении к тебе, чтобы служить мне утешением, когда я в аду буду оплакивать утрату. Или я просто уйду. Мне безразлично. Я уже сломлен.

На ее лице отразилась мучительная боль, он снова повернулся к ней спиной, развернув плечи, будто он пытался найти новый способ стоять. Позади себя он услышал единственное всхлипывание, — и тишина, поскольку она задержала дыхание. Не было ни топота ее башмачков, как если бы она убежала прочь, ни разрушения сковывающего его круга. Поэтому он знал, что она все еще там.

Его пульс ускорился, и он заставил себя дышать спокойнее. Он ухаживал за самой умной, самой решительной сукой, которую он когда-либо учил темным искусствам, и он любил ее. Или, скорее, он любил не знать, что она сделает в следующую секунду, сложность ее мыслей, которые он все же разгадывал — недоступное сокровище в мире, где у него было все.

— Ты любишь его? — Спросил он, нанося последние мазки на свой шедевр.

— Нет, — прошептала она.

Его руки задрожали, когда в нем забушевал адреналин, но демон отлично совладал с собой. Он дал бы много за то, чтобы знать, какую карту мяла она в своей руке.

— Ты любишь меня? — Спросил он, с ужасом понимая, что никогда прежде не использовал эти особые слова, чтобы обольстить фамилиара.

Молчание было долгим, но потом демон услышал за своей спиной:

— Да. Боже, помоги мне.

Алгалиарепт прикрыл глаза. Его дыхание дрожало, мчась сквозь него, словно пылающая энергия лей-линии. Она уберет свой круг? Он не знал. И когда он почувствовал на своей руке мягкое касание, он подскочил и посмотрел вниз. И увидел синюю бабочку, медленно махающую крыльями возле него.

«Бабочка?», — в шоке подумал он и только потом понял. Она убрала круг вызова, и он даже не почувствовал, как сфера исчезла. «О, Боже», — подумал он, от нахлынувшей волны того, что почти было экстазом, у него едва не подогнулись колени, когда он повернулся к ней и увидел, как она стоит перед ним, взволнованная и полная надежд одновременно. Она выпустила его. Никто и никогда этого не делал. Это было не похоже ни на что из того, что он испытывал раньше, это ломало рамки.

— Кери, — выдохнул он, разглядывая эльфийку без мерцания ее силы между ними. Ее глаза были прекрасны, ее кожа имела оливковый оттенок, которого он никогда раньше не замечал. А ее лицо… Она плакала, и он подался вперед, не веря сам себе, когда он протянул руку в белой перчатке к ее глазам, и она ему слегка улыбнулась. Это была улыбка надежды и страха.

«Она должна бояться».

— Галли? — Неуверенно проговорила она.

— Ты действительно меня любишь? — Спросил он ее, когда собрался целый рой бабочек, притянутых запахом жженого янтаря, и она кивнула, внимательно глядя на него, а слезы стекали по ее лицу, и она нерешительно ступила в его объятья.

— Тогда ты просто глупая сука.

Задохнувшись, она помотала головой. Отпрянув от него, она попыталась убежать, но было уже слишком поздно. Тихо смеясь, Алгалиарепт обернул свою руку вокруг ее шеи, свободной рукой схватил ее волосы и потянул ее через сад к ближайшей лей-линии.

— Отпусти меня! — Вопила она, вырываясь. — Сelero inanio! — Крикнула она, зарыдав, и бросила в него силу ближайшей лей-линии.

Мгновенно среагировав, Алгалиарепт отклонил огненное проклятье, тихонько засмеявшись, когда вспышки света замерцали там, где раньше порхали синие бабочки, падавшие теперь замертво на траву. Кери на мгновение забыла про борьбу и оцепенела в его хватке, ошеломленная тем, что он превратил ее волшебство в убийство чего-то, что она любила.

— Сделай это снова, и я еще что-нибудь здесь сожгу, — пообещал он, наматывая ее волосы на свой кулак до тех пор, пока она не начала его колотить своими изящными кулачками.

— Ты лгал! Ты лгал мне! — Бушевала она.

— Я не делал ничего подобного, — сказал он, цепко ее удерживая и таща прочь из круга, чтобы люди, бегущие к ним, не смогли бы заключить его в ловушку. — Я оставлю тебя навеки юной и буду учить тебя всему, что знаю, так же, как я обещал. — Она задыхалась, ее борьба ослабела — она ждала помощи, но никто не сможет ее освободить. Закрыв глаза, он вдыхал запах ее волос. — И я собираюсь любить тебя, — прошептал он ей в ухо, когда она начала молиться своему невнимательному богу — он отучит ее в него верить. — Я буду любить тебя каждое мгновение твоей жизни, а потом еще немного.

Предвкушая, он дотянулся до внутренней стороны ее бедра. На мгновение его пальцы коснулись ее, и она закричала, вырываясь, чтобы освободиться. Жестокая улыбка скользнула по его лицу, и кровь прилила к его чреслам. Она будет всем, чем он захочет. Развлечение на все время, пока ему не надоест.

— Мы с тобой устроим скачку в моей постели, чтобы отпраздновать твое поступление на мое попечение, — сказал он, когда качающиеся факелы приблизились.

— Нет! — Выкрикнула она, заерзав, когда ее прическа рассыпалась и волосы упали на лицо. Так она выглядела еще более привлекательно, румянец стал ярче, и гнев заставил ее глаза искриться.

— Неправильный ответ, — отозвался он, заполняя ее силой линии.

Ее глаза расширились, маленькие губы приоткрылись, чтобы показать прекрасные зубки. Задыхаясь, она прикусила губу, чтобы не кричать. Она почти потеряла сознание, и он чуть не пропустил момент, когда она обмякла. То, что она так и не закричала, пока он не закончил, заставило его улыбнуться, поскольку он узнал, что ее предел будет… восхитителен.

— Я дам тебе все, что ты захочешь, — вдыхал он в ее ухо, когда она снова могла понимать, вися в его хватке и с трудом втягивая в себя воздух. — Все и больше, чем все, Кери. Позволь мне забрать тебя.

Он мог оглушить ее и утащить силой, но если бы она полностью сдалась ему… это было бы так изысканно, как ничто из того, что он когда-либо делал.

Качающиеся факелы повернули за угол, маленькие собачки тявкали в нарядных женских руках.

— Остановись! Ради любви к Богу, остановись! — Закричала она, и Алгалиарепт почувствовал глубокую волну удовлетворения. Разрушение ее воли удовлетворило бы все его потребности.

Позади женщин возник молодой человек в белом и золотом. На его лице отразился шок, он споткнулся и застыл. Дворяне за его спиной издали протестующий стон, несколько из них повернулись и побежали прочь.

Жених Кери был прекрасен, с горечью осознал Алгалиарепт и вцепился в нее еще крепче. Человек перед ним дополнял ее во всем. Он был статен и благороден — все то, чем Алгалиарепт не был. Но затем демон улыбнулся — Кери отвергла эльфийское совершенство, чтобы быть с ним.

Губы мужчины приоткрылись от ужаса, когда пальцы Алгалиарепта глубже вплелись в ее волосы, вздернув ее голову и заставляя ее длинную шею выгибаться. Кери смотрела на своего жениха, ее щеки горели, легкие вздымались. Развернувшись, принц позвал магов.

При виде его спины рука Кери разжалась, и карта, которую она сжимала, упала на землю. Что-то в Алгалиарепте дернулось, когда дьявольская карта упала на аккуратно подстриженную траву. Смятое золото мерцало в свете факела, но было легко разобрать, что на ней — уродливый демон с красной кожей волочет прекрасную деву.

— Забери меня, — прошептала она, когда три колдуна наткнулись на ясное, испуганное, но решительное лицо. — Я не хочу стареть. Ты — мой демон.

С ее согласия, это было сделано. Семь лет труда достигли кульминации в удовлетворенном хохоте, от которого юноша в белом побледнел. Но он не пошевелился, чтобы спасти свою невесту.

— Ты не заслуживаешь ее, — сказал Алгалиарепт, а затем, когда колдуны зашевелились, он настроил свои мысли, чтобы совершить переход. Тявкающие собачки, стенающие женщины — все исчезло в чистой черноте мыслей. И когда они отправились по линии обратно, чтобы рухнуть в выпавшее из реальности время, Алгалиарепт прикоснулся к ее душе, пробежался пальцами по ее ауре и почувствовал ее смущение. Она хотела этого. Несмотря на протесты и крики, она хотела этого. Желала его. Она была его маленькой синей бабочкой, высматривающей падаль.

«Не плачь, Кери», — подумал он, и понял, что она услышала его, когда ее сознание, казалось, задрожало.

Он оставит этот экземпляр себе. Превратит эльфа Дульчиэйт в витрину для своих талантов. Прежде никто не приходил в Безвременье по своей воле. Он был художником, и разрушение ее личности, когда он будет превращать ее в то, что он хочет, станет его высочайшим шедевром.

«Пока я не найду кого-нибудь с немного лучшими способностями к темным искусствам», — подумал он, зная, что этого, скорее всего, не случится — разве что, в следующем тысячелетии.