"Крестовые походы. Миф и реальность священной войны" - читать интересную книгу автора (Виймар Пьер)
7 ЗАВОЕВАНИЕ ПАЛЕСТИНЫ
По пути они овладели многими городами на побережье, но оставили самые большие крепости, которые требовалось долго осаждать, и поспешили к Иерусалиму. Окружив его стены, на которые они многократно бросались приступом, они овладели городом через месяц и убили великое множество жителей, сарацинов и иудеев. Когда они все подчинили своей власти и никто больше не оказывал сопротивления, они передали бразды правления Готфриду, которого назвали королем. Анна Комнина
Франки истребили больше семидесяти тысяч мусульман в мечети Аль-Акса: среди них было множество имамов, улемов и набожных и умерщвлявших плоть людей, которые покинули родные места, чтобы вознести молитвы в этом величественном месте. Франки унесли из храма Сакра более сорока серебряных светильников, каждый весом в три тысячи шестьсот дирхемов. Они также взяли серебряный теннур [большой светильник], весом в сорок сирийских ратлей, и сто пятьдесят светильников меньшего размера Добыча, захваченная франками, была огромна. Ибн аль-Асир
До похода франков Иерусалим был отбит у турок египтянами, а когда пришли франки, то они сначала овладели Яффой, а затем подошли к Иерусалиму; в этом городе находился египтянин Аль-Афдал; они построили деревянную башню между восточными воротами и воротами Св. Стефана и овладели городом в месяце Тамузе [июле], в последний год их похода. Множество арабов были убиты, а город был завален трупами, особенно храм Геликона, называемый Сакра. Они приказали сжечь убитых. Первым правил франкский король Готфрид в течение двух лет. Затем правил Балдуин семнадцать лет. Михаил Сириец
Во время странствий провансальских крестоносцев лотарингские, франко-фламандские и лангобардские воины задержались в Антиохии. В конце концов и они пустились в путь, обогнули гору Кассиус (в средневековье — гора Парлье) и достигли Латтакии (порта Лиш в топонимике латинского Востока). Взволнованный Боэмунд — он опасался возвращения тулузцев или императорского вмешательства — покинул соратников и вернулся в свои владения. Другие бароны продолжили путь и осадили Джебайл (Джабала). У крепостных стен их застал призыв о помощи Раймунда Тулузского.
Ходили слухи, что многочисленная армия, такая же, как у Кербоги, отправилась в путь, чтобы поразить «неверных». Этот слух старательно распускался эмиром Триполи, который надеялся испугать франкских воинов, осаждавших Аркас. Но не тут-то было: войска, стоявшие у Джабалы, пришли на помощь тулузцам, которые вели осаду, и разграбили богатые пригороды Триполи, чтобы обеспечить себя провизией.
Но осада затянулась, поскольку раздоры снова охватили лагерь крестоносцев: теперь Раймунд Сен-Жилльский стремился использовать армию, чтобы основать свое государство; Готфрид, поневоле отказавшись от своих видов на Джабалу, не собирался помогать кому-то другому взять Аркас и желал прямо идти к Святому городу; Танкред, который считал, что граф Тулузский ему мало заплатил, прибыл в лотарингский лагерь и тоже потребовал немедленного выступления. Разногласия баронов и требования простолюдинов вынудили тулузца снять осаду и продолжить прерванный поход. Впрочем, обстоятельства складывались благоприятно: «Правитель Триполи часто отправлял гонцов к сеньорам, чтобы побудить их оставить это место и договориться с ними. Зная об этом и видя, что подходит время нового урожая (ибо в середине марта мы ели свежие бобы, а в середине апреля у нас была пшеница), наши вожди — я говорю о герцоге Готфриде, Раймунде, графе Сен-Жилльском, Роберте Нормандском, графе Фландрском — держали совет и решили, что им стоит продолжить путь на Иерусалим… Итак, мы оставили это место и достигли Триполи в пятницу 13 мая; мы остановились там на три дня. Правитель Триполи заключил договор с сеньорами и немедленно отдал им более трех сотен паломников, томившихся у него в неволе; он дал им пятнадцать тысяч безантов и пятнадцать боевых коней, стоивших больших денег; также он дал нам в изобилии коней, ослов и различного продовольствия, что обогатило армию Христову. Он договорился с предводителями похода, что если они выиграют войну, которую им готовит эмир Вавилона (фатимидский халиф Египта), и возьмут Иерусалим, он примет христианство и получит от них землю» (Аноним).
Армия отправилась по ливанской горной дороге, пересекла Нахр эль-Кельб, реку Собаки, затем подошла к Бейруту. Река Собаки обозначала границу между византийскими и египетскими владениями, на которые по традиции делилась Сиро-Палестина. Однако из-за политических изменений, вызванных франкским вторжением, египтяне отвоевали у турок-сельджуков эту часть Леванта, которая, по их убеждению, принадлежала им. Вспомним попытку создать франко-фатимидский союз против турок (осада Антиохии). Теперь, когда Антиохия находилась в руках Боэмунда, а Иерусалим — под контролем египтян (в августе 1098 г.), союз против турок полностью потерял свой смысл. За несколько дней до перехода войсками границы фатимидские гонцы прибыли в христианский лагерь. Они предложили содействие паломничеству, если крестоносцы войдут в Иерусалим небольшими отрядами и безоружными. Бароны отвечали, что «с Божьей помощью они завершат поход все вместе в битве с поднятыми копьями». Таким образом, война с египтянами последовала за войной с турками!
Торговые города на побережье, по большей части перешедшие в сферу влияния Египта, закрыли ворота и заключили временные соглашения с крестоносцами; эти договоры облегчили проход франкских войск и обеспечили регулярное снабжение продовольствием.
Как и Триполи, Бейрут отправил гонцов для ведения переговоров с захватчиками. Но гарнизон Сидона, нападавший на одиноких паломников, не разделил это мудрое решение, несколько особенно жестоких рейдов христианской конницы жестоко их за это покарали.
На глазах населения Тира, наблюдавших с высоты крепостных стен за медленным проходом армии, к ней присоединилась часть рыцарей из Эдессы и Антиохии. Это подкрепление, подоспевшее на подходах к Иерусалиму (23 мая 1099 г.), разумеется, было встречено с радостью.
Франки шли по прибрежной полосе, через Акру, Хайфу и Цезарею, затем прошли в глубь иудейского плато и достигли Яффы. Рамла была покинута, а ее мусульманский гарнизон отошел к Иерусалиму; крестоносцы расположились в городе лагерем на три дня и оставили там отряд, чтобы обеспечить подход к Святому городу. Там же состоялся последний военный совет: довольно значительная часть армии желала отложить поход на Иерусалим и отправиться через Синай, чтобы поразить египтян в самое сердце. Призыв о помощи христиан из Вифлеема пришелся очень кстати, он заставил умолкнуть авантюристов; наконец был отдан приказ немедленно выступать. Армия двигалась прямо на Иерусалим, в то время как лотарингский авангард под командованием Балдуина де Бурга и Танкреда выступил на Вифлеем. Вот как рассказывает об этом неизвестный крестоносец, за которым мы неотступно следовали до нынешней минуты: «И мы, вне себя от ликования, дошли до города Иерусалима во вторник, за восемь дней до июньских ид, и чудесным образом осадили его. В понедельник [13 июня 1099 г. ] мы с таким рвением повели приступ, что если бы были готовы лестницы, город пал бы под нашим натиском. Однако мы разрушили малую стену и приставили лестницу к основной стене; наши рыцари поднялись по ней и вступили в рукопашную, поражая сарацинов и защитников города ударами мечей и копий. Там полегло множество наших, но еще больше их воинов. Во время этой осады мы не могли достать хлеба в течение десяти дней, до появления гонца с наших кораблей, и мы страдали от такой нестерпимой жажды, что с большим страхом проходили до десяти миль, чтобы напиться и напоить наших лошадей и других животных. Силоамский источник, расположенный у подножия горы Сион, поддерживал нас, но среди наших воинов вода продавалась слишком дорого… мы сшивали шкуры быков и буйволов, в которых носили воду за десять миль. Вода, которую мы доставляли в этих бурдюках, была смрадной, и, так же как и зловонная вода, наш ячменный хлеб стал для нас предметом ежедневных забот и причиной мучений. Сарацины втайне устраивали нам засады и загрязняли ключи и источники; они убивали и рубили в куски всех, кого встречали, и прятали своих животных в пещерах и гротах».
В то время, как перед Иерусалимом велись приготовления к осаде, две генуэзские галеры осмелились напасть на порт Яффы. При приближении большой армии крестоносцев все население бежало из города. Четыре корабля с провизией присоединились к итальянцам. Однако этот небольшой флот не имел достаточно сил, чтобы удерживать Яффу. Поэтому моряки отправили одного гонца к баронам, с целью обеспечить доставку продовольствия и припасов до лагеря. Мощная фатимидская эскадра вынудила латинян посадить на мель свои суда и забрать с них все, что только было можно: железные детали, снасти, инструменты столяров и плотников — все было свезено в лагерь. Помощь этих мастеров (а каждый матрос был еще и плотником) дала осаждающим стратегическое преимущество. «Наши сеньоры задумались, каким образом можно взять город, чтобы проникнуть туда и поклониться гробу Нашего Спасителя. Были построены две деревянные башни и немало других устройств. Герцог Готфрид построил свою башню, снабдив ее осадными приспособлениями, то же сделал и граф Раймунд. Они приказали принести дерево из отдаленных местностей. Сарацины, увидев, что наши воины строят эти орудия, всячески укрепляли город и ночью наращивали башни. Затем наши сеньоры определили самую слабую часть крепостной стены, приказали в ночь на субботу подвезти туда наши осадные орудия и один деревянный замок: это было с восточной стороны. Они установили их на рассвете, затем за воскресенье, понедельник и вторник приготовили и снарядили башню. В южной части граф Сен-Жилльский подготавливал свою башню. В то время мы так страдали от жажды, что один человек не мог за один денье получить достаточно воды, чтобы утолить жажду» (Аноним).
Если передвижные башни давали франкской армии военное преимущество, то священники и клирики перед решающей атакой обеспечивали религиозный настрой. Крестный ход прошел 8 июля; процессия двигалась вдоль городских стен, осыпаемая проклятиями и богохульствами мусульман, собравшихся наверху. Разумеется, западные хронисты объясняют последовавшую за победой жуткую резню оскорбленными чувствами крестоносцев, Легко оправдать преступное безумие, охватившее победителей, простой фразой, вышедшей из-под пера Гильома Тирского: «отомстить за поруганного Христа».
Штурм начался в ночь со среды 13 на четверг 14 июля: «Мы яростно напали на город со всех сторон… В пятницу рано утром мы пошли на приступ города, но не смогли нанести ему вред; и пребывали мы в ошеломлении и великом испуге. Затем с приближением того часа, когда Господь наш Иисус Христос принял за нас смертные страдания на Кресте, наши рыцари, стоявшие на башне, яростно бились с неприятелем. В этот момент один из наших рыцарей по имени Летольд, поднялся на городскую стену. Едва только он оказался наверху, как все защитники города оставили стены и побежали через город, а наши воины преследовали их и гнались за ними, убивая и пронзая мечом до храма Соломона, где была такая бойня, что наши воины стояли по лодыжки в крови» (Гильом Тирский).
Западные источники умалчивают об одном интересном факте. Крестоносцы так спешили овладеть городом, потому что египтяне начали поход, чтобы уничтожить их. Поэтому им, как некогда в Антиохии, нужно было захватить город до появления вспомогательной армии, ибо оказывать сопротивление гарнизону, вышедшему навстречу подоспевшей подмоге, было бы для них практически невозможно. Вот как описывает и комментирует эту осаду житель Дамаска Ибн аль-Каланиси: «Они отправились в путь к Иерусалиму, напали на жителей и захватили их, возведя башню, которую придвинули вплотную к крепостной стене. Они знали, что Аль-Афдал вышел из Египта с многочисленным войском, чтобы начать против них Священную Войну, напасть на них, спасти город и защитить от их натиска. Поэтому они удвоили усилия и продолжали штурм до конца того дня, затем отошли, объявив своим противникам, что продолжат штурм на следующий день. Поэтому защитники города сняли войска, ушли с городских стен в час захода солнца [восточные авторы говорят о трех часах пополудни], но франки снова пошли на штурм и, поднявшись на башню, оттуда перешли на городскую стену; защитники отступили, и крестоносцы ринулись в город и захватили его, однако часть защитников спаслась в михрабе. Множество людей было убито; иудеи собрались в их церкви, и франки сожгли их там заживо».
Обратимся на минуту к штурму 15 июля 1099 г. Проникнув в город по лестницам, лотарингцы открыли ворота, чтобы впустить основную часть войска. Танкред, присоединившийся к окружению Готфрида, тотчас принялся тянуть одеяло на себя: он занялся самым доходным делом, прибрав к рукам золото и серебро из Куббат аль-Сакры (Templum Domini). В это время провансальцы топтались у башни Давида, цитадели города. Когда египетский главнокомандующий увидел, что Иерусалим взят, то сдался графу Тулузскому, пообещавшему сохранить ему жизнь в обмен на выкуп. Как только цитадель была захвачена, провансальцы, тем не менее, не стали лишать себя возможности поучаствовать во всеобщем избиении: «Они шли по улице с мечом в руке. Они убивали всех жителей, которых встречали на своем пути, не щадя ни женщин, ни детей, невзирая на крики и мольбы о пощаде. На земле было столько трупов и отрубленных голов, что нельзя было пройти. Пешие воины были более других охвачены неистовством: они ходили по городу и взмахом топора или булавы убивали турок, попадавшихся им под руку» (Гильом Тирский).
Менее откровенный Аноним отмечает: «Крестоносцы рассеялись по всему городу, хватая золото, серебро, коней и мулов, грабя дома, полные всякого добра».
Мусульмане сначала пытались оказывать сопротивление в священном месте Харам аль-Шариф; затем они укрылись в мечети Аль-Акса (храм Соломона), и именно там разыгралась самая ужасная бойня всех крестовых походов: «Сарацины, укрывшиеся в храме Соломона, вели с нашими жесточайшее сражение в течение всего дня, так что храм был весь залит их кровью. Наконец, поразив язычников, наши захватили в храме множество мужчин и женщин и убили или пощадили их по своему разумению. На кровле храма укрылось множество язычников обоего пола, которым Танкред и Гастон Беарнский отдали свои знамена в знак того, что они спаслись», Гильом Тирский, официальный хронист арденской династии,[8] испытывал отвращение при виде насилия, произошедшего в храме Соломона: «Вид такого количества трупов был невыносим, но убивавшие выглядели так же ужасно, как и их жертвы: они были в крови с головы до ног. В черте храма находилось более десяти тысяч трупов, к этому числу следует добавить те, которые валялись на улицах города. Пешие воины бегали по маленьким улицам и переулкам в поисках неприятелей и добычи…»
Не будем забывать — бароны условились, что в случае взятия города каждый присваивает себе дома, которые захватит, и все, что сможет добыть по ходу сражения: вожди вешали на захваченных домах свои хоругви, рыцари — щиты, а простолюдины — шапку или меч, чтобы показать, что это место уже принадлежит им, и другие не пытались захватить его.
После победы бароны созвали совет и решили прекратить резню: они условились разместить на башнях стражу и укрепить сторожевые посты у потерн, чтобы никто не мог проникнуть в город без разрешения, прежде чем они назначат правителя, который хранил бы город и управлял им. Их опасения имели под собой почву, ибо в окрестностях Святого града было полно неприятелей: следовало предотвратить внезапное нападение на городские ворота. Как только необходимые меры были приняты, бароны разошлись, и каждый вернулся в свое жилище. Они вымылись и надели чистую одежду. Затем они босиком, стеная и плача, направились в те места города, где побывал Иисус Христос во время своей земной жизни. Они целовали землю там, где ступала его нога. Местные священники и христиане вышли навстречу торжественной процессии и провели крестоносцев к храму Гроба Господня. Ночь они провели в молитвах, но наутро паломники поднялись на крышу мечети Аль-Акса, где толпились пленники Танкреда и Гастона Беарнского, «напали на сарацин, мужчин и женщин, и, обнажив мечи, обезглавили их. Некоторые бросились с крыши храма вниз. Увидев это, Танкред преисполнился негодованием». Мы не знаем, был ли гнев нормандца вызван потерей ожидаемого выкупа, на который он рассчитывал, оскорблением его знамени или политической ошибкой, ставившей под сомнение слово франка. Граф Тулузский имел большую власть над своими войсками: он приказал отвести пленников из башни Давида к Аскалону; этот шаг навлек на него обвинения в неверности и измене со стороны хронистов, поддерживающих лотарингскую партию.
Иерусалим был завален трупами: июльский зной вынуждал баронов принять срочные и решительные меры. Они прекрасно помнили о следующих одна за другой эпидемиях при осаде Антиохии, которые опустошили ряды войск, измученных битвами, ранениями и голодом. «Было приказано выбросить из города всех убитых сарацинов из-за ужасного запаха, ибо весь город был завален трупами. Уцелевшие сарацины переносили мертвых к воротам, складывая их в кучи высотой с дом. Никто никогда не видел и не слыхал о подобном избиении язычников: вокруг города были сложены костры, и никто, кроме Бога, не ведал их числа. Наши на совете решили, что каждый раздаст милостыню и вознесет молитвы, и Бог выберет того, кто Ему будет угоден, чтобы властвовать над другими и править городом» (Аноним).
Отдохнув неделю, бароны сошлись, чтобы избрать одного из них. Едва они собрались, как их прервали многочисленные клирики и священники, которые требовали отложить выбор сеньора города, пока они сами не назначат патриарха Иерусалима. Духовная власть, говорили они, всегда должна преобладать над светской. В этом случае князь Иерусалима занимал бы всего лишь второе место, был бы наместником патриарха.
По убеждению клириков, поскольку крестовый поход был организован Святым Престолом (Урбаном II), то Иерусалим был еще одним «наследием Св. Петра», или, по меньшей мере, церковным княжеством, каких было немало на Востоке. Вакантное место патриарха Иерусалима — последний греческий патриарх, носивший этот титул (он бежал на Кипр), незадолго до этого умер — придавало дополнительный вес церковным притязаниям.
Самым видным персонажем этого «заговора священников» был Арнульф, капеллан герцога Нормандского; мы еще встретимся с ним на протяжении истории Иерусалимского королевства. Характер прелата, его страсть к наживе и сомнительные моральные качества заставили баронов отвергнуть этот план.
Среди баронов было всего лишь четверо, кто мог претендовать на титул правителя Иерусалима: герцоги Нормандский и Фландрский торопились вернуться в Европу, следовательно, оставались Раймунд Сен-Жилльский и Готфрид Бульонский.
Граф Тулузский, который содействовал возобновлению похода и финансировал значительную часть крестоносных войск, разумеется, обладал достаточным количеством титулов, чтобы претендовать на корону, но его заносчивость, богатство и гордость раздражали других баронов. Отметим заодно, что провансальские солдаты вели против своего предводителя активную контрпропаганду; они хотели как можно скорее отправиться на родину, а восшествие их графа на трон отсрочило бы возвращение в Европу. Вследствие этих различных факторов выбор пал на Готфрида (22 июля 1099 г.). Последний отказался от королевского титула. Этот поступок, разумеется, вошел в легенду: Готфрид якобы «отказался носить золотой венец там, где Христос носил терновый». Не настаивая на этом факте, мы упомянем только, что Готфрид принял титул защитника Гроба Господня, что стало первым шагом к удовлетворению церковных притязаний (в Лотарингии титул защитника (avoué) соответствовал регенту, правящему по указанию Церкви).
Выборы патриарха состоялись через несколько дней после избрания Готфрида, им стал тот самый Арнульф де Роол, принявший этот титул 1 августа 1099 г. Сама Церковь поспешит признать эти выборы недействительными, однако этим она создаст еще больше сложностей для политической власти, что придется совершенно не ко времени! С момента своего избрания Готфрид столкнулся с притязаниями Раймунда Сен-Жилльского, который, владея по праву завоевателя цитаделью и башней Давида, не желал их отдавать. Защитник Гроба Господня бушевал, гневался и угрожал. Он не мог править Иерусалимом, не владея этими крепостями. Граф Сен-Жилльский некоторое время противился, но, видя, что его поведение вызывает почти всеобщее неодобрение, в конце концов, весьма неохотно согласился отдать их, после чего собрал свое войско в Иорданской долине.
Во время осады Танкред и Евстафий Булонский завязали дружеские связи с христианами из Наблуса. После покорения Иерусалима последние призывали их к себе, чтобы передать им свой город. В то время, как они отправились в эту маленькую и не грозившую опасностями экспедицию, появился гонец от Готфрида: ходили все более и более настойчивые слухи, что большая египетская армия движется к Иерусалиму. «Два барона поспешили подняться в горы в поисках сарацинов и так дошли до Цезареи. Затем, двигаясь вдоль моря к Рамле, они встретились с многочисленными арабами, вышедшими на разведку, преследовали их и захватили многих, которые рассказали им о своем расположении, числе и месте готовящейся битвы с христианами. Узнав это, Танкред тотчас же отправил гонца в Иерусалим к герцогу Готфриду, патриарху и всем князьям, чтобы сказать им: „Знайте, что против нас в Аскалоне готовится нападение; поспешите выступить со всеми силами, какие сможете собрать!"» Получив это известие, герцог призвал вассалов к оружию, но на его призыв отозвались лишь лотарингцы и фламандцы. Он отправился в путь с патриархом и графом Фландрским. Раймунд Сен-Жилльский, по-прежнему находясь в Иорданской долине, проигнорировал призыв, а герцог Нормандский заявил, что выступит только в том случае, если нападение подтвердят его собственные разведчики. Удостоверившись в том, что египтяне действительно пошли в наступление, последние поспешили объявить об увиденном.
Нерешительность в поведении, безусловно, объясняется эгоизмом знатных вождей: они не желали сражаться ради увеличения владений лотарингского барона, воспоминание о том, как Раймунд Сен-Жилльский позвал их на помощь возле Аркаса, еще более увеличивало их недоверие.
Узнав о многочисленности наступающего фатимидского войска, Готфрид отправил послание в Иерусалим, чтобы мобилизовать последние резервы и подготовить город к войне, 10 августа франкская армия, наконец, собралась возле города Ибна (Ибелена). Она двинулась на юг. к Аскалону. «Вечером патриарх приказал огласить всем войскам, что назавтра рано утром все должны быть готовы к битве, и тот, кто попытается захватить добычу до окончания сражения, будет отлучен; но как только она будет закончена, все смогут возвратиться с радостью, чтобы взять то, что будет предначертано им Господом» (Аноним). С восходом солнца франки заняли боевую позицию: Готфрид с лотарингцами на левом фланге, в центре — фламандцы, нормандцы и Танкред, с правого фланга — Раймунд Сен-Жилльский. Арабские историки утверждают, что франкская атака застала египтян врасплох в тот момент, когда они седлали коней и надевали доспехи (Ибн аль-Acup). Это опровергает наш анонимный хронист: «Язычники были готовы к битве. У каждого из них на шее висела фляга, позволявшая им пить, одновременно тесня нас, но, слава Богу, у них не было на это времени».
Мусульмане были опрокинуты первым же ударом, и сражение превратилось в резню: «Враги Господни были ослеплены и ошеломлены: они ясно, собственными глазами видели рыцарей Христовых, но было так, словно они не видели их вовсе, и они не осмеливались выступить против христиан, ибо страшились божественной силы. В ужасе они забирались на деревья, чтобы скрыться, но наши поражали их стрелами или копьями и сбрасывали вниз. Другие падали оземь, не осмеливаясь нападать на нас, и наши рубили им головы, как животным на базаре. Возле моря граф Сен-Жилльский убил их несчетное множество; одни бросались в море, другие разбегались в разные стороны» (Аноним).
Чтобы объяснить мусульманское поражение, нужно вспомнить, что Аль-Афдал, фатимидский визирь, был обращенным в ислам армянином, в глубине души все еще немного остававшийся христианином; разумеется, это был не лучший человек, призванный возглавить джихад против франков. Его поспешное отступление с поля битвы положило начало беспорядочному бегству войск, так что христианские воины поражались легкости, с какой им далась победа.
«После того, как Аль-Афдал со своими приближенными отступил по дороге на Египет, франки осаждали Аскалон, пока не вытребовали себе дань в двадцать тысяч динаров; они начали взимать ее с населения, в это время между баронами вспыхнули ссоры, так что они снялись с лагеря, не получив ничего из этой суммы» (Ибн аль-Каланиси). Что же произошло? Жители Аскалона, деморализованные военным поражением, желали сдаться. К кому же они обратились? К единственному франкскому вождю, чья порядочность, честность и верность остались незапятнанными на земле ислама, к Раймунду Сен-Жилльскому. Он единственный не участвовал в избиении, разыгравшемся в Харам аль-Шарифе, к тому же он приказал отвести своих пленников в Аскалон. Когда Готфрид узнал, что граф Сен-Жилльский собирается захватить этот город, он объявил, что Аскалон составляет часть иерусалимских владений. Разозленный Раймунд снялся с лагеря, за ним последовали герцоги Фландрский и Нормандский. Но до этого граф Тулузский дал знать жителям Аскалона, что в одиночестве Готфрид ничего не может сделать против них и им потребуется всего лишь немного терпения, чтобы защитник Гроба Господня снял осаду.
Теперь, когда фатимидское сопротивление было уничтожено, армии было достаточно лишь появиться у городов Сахеля, чтобы создать территориальный фундамент для королевства. Вместо этого граф Тулузский приказал объявить прибрежным городам, чтобы они держали оборону; он повторил трюк с Аскалоном под стенами Арсуфа, осаждаемого Готфридом. Лотарингцы были в таком негодовании, что дважды хотели напасть на лагерь провансальцев. Со своей стороны герцоги Нормандский и Фландрский увели свои войска в Северную Сирию, где они смогли бы сесть на корабли, чтобы плыть к Константинополю, первому этапу на пути к Западной Европе. Раймунд Сен-Жилльский тоже направился к Триполи, Тортосе и Латтакии, где у него были свои виды на землю. Эти три барона увели с собой двадцать тысяч человек.
В Палестине оставалось всего несколько сотен рыцарей. Крестовый поход подошел к концу, но было похоже, что этот поход не имел будущего. Небольшое количество воинов, оставленных или, вернее сказать, брошенных в Иерусалиме, было совершенно не способно создать какую-либо устойчивую политическую систему. Стены Иерусалима, Вифлеема, Наблуса, Рамлы и Яффы были слабой защитой против нового наступления мусульманского мира.