Иван ПОПОВ

1. ПОНЕДЕЛЬНИК

- Эй, Лука, это что за дамочка тут прошла только что с твоим шефом? - спросил старик-вахтер, стоявший, прислонясь к стенке у входа в институт, и гревшийся на припекавшем обеденном солнце.

- Я не Лука, а Фома, - ответил Фома. - Какая «дамочка»?

- Красивая барышня, - сказал вахтер. - Русая, длинноногая и вот с такими «буферами». Профессор-то этот, Дамгов, всё с красотками ходит, с фигуристыми, но эта была… Где он такую отхватил, а? К нам в институт такие дамочки не ходят - нашим не по карману… Разве что к тем - из «Ятагана»…1

- Стой! - пришел в себя Фома. - А ты когда видел моего шефа?

- Да вот, только что в институт прошел с красоткой с этой вместе - и минуты не прошло. А что?

«Появился!» - рассвело на душе у Фомы. Всю сонливость с него как рукой сняло, он двумя прыжками преодолел ступеньки перед входом и метнулся по коридору к кабинету профессора. «Вот это шанс выпал, - думал он. - А не задержись я купить газету, застал бы его у самого входа…» И вдруг Фома с досадой хлопнул себя по лбу ладонью и помчался назад. Забыл спросить о самом главном.

- Эй, а как выглядит мой шеф, как мне его опознать? - крикнул он, но на площадке перед входом никого не было.

Вахтер исчез. Фома осмотрелся по сторонам: в вахтерской было пусто, на дворе не видно было ни одной живой души. Лишь несколько облезлых псов - все в белых пятнах, словно послерадиационные мутанты - слонялись между припаркованными у фасада машинами - блестящими лимузинами людей из объединения «Ятаган» и старыми, заржавленными, а то и на чурбачках, трабантами2 да москвичами сотрудников института.

«Чудеса в решете, - подумал Фома. - Как это мужчина в теле, шестидесяти с лишним лет, смог за считанные секунды провалиться сквозь землю?»

«Уж не превратился ли он в собаку? - промелькнуло у него в голове. Или, может, - в розовый куст?»

Он внимательно пригляделся к розовым кустам, но ни один из них не походил больше остальных на заколдованного злым волшебником вахтера: все были одинаково скрюченные, заросли бурьяном и всем своим видом словно просились на пенсию.

- Чертовщина какая-то, - сказал вслух Фома и вернулся в коридор.

Перед кабинетом шефа с табличкой «Проф. Владимир Дамгов, начальник отдела теории хаоса» он остановился и прижался к двери ухом. Убедившись, что изнутри не доносится никаких звуков, он раза два-три постучал и лишь затем нажал на ручку замка - не желая застать шефа в деликатном положении с «дамочкой».

Дверь, однако, оказалась заперта. Тогда Фома отомкнул ее своим ключом и заглянул внутрь: в кабинете никого не было, результатов не дал даже осмотр под столом и за спинкой широкого кожаного дивана…

Он вновь вышел в коридор, замкнул кабинет и, не спуская глаз с фойе перед лестницей: вдруг там случайно пройдет та русая «дамочка», - стал обдумывать свою дальнейшую тактику.

Но обдумать, как и всегда в институте, ему не дали: чья-то ладошка вдруг легонько шлепнула его по правому плечу. Фома обернулся направо, но там никого не оказалось; потом повернул голову в обратную сторону и увидел свою коллегу Марию.

- Привет, Лука! Ты чего глаза вытаращил, словно тебя обухом ударили?

- А…. э-э-э… Это ты? - проговорил Фома, чувствуя, что действительно выглядит, как будто его обухом ударили. - Шефа ловлю. И потом я не Лука, а Фома.

- А, ну лови тогда, - сказала Мария. - Удачной ловли.

- Да как его ловить, когда я не знаю, как он выглядит!

- Что?.. - не поняла Мария, но потом вспомнила. - А, точно. Ты по барам порасспрашивай - есть люди, которые его знают.

- Да я целый год уже расспрашиваю! И все разное болтают. Одни твердят, будто он высокий, крепкий, с плешивой и вечно потной макушкой, другие - что низкий и толстый, как бочка, и в очках на семь диоптрий. А Генка с лазерной техники так вообще рассказывал, что он инвалид в коляске…

- Ну-ну, верь больше Генке, - саркастически заметила Мария. - Не знаешь, что ли, как его зовут? Багдадский врун.

- Да так я ему и поверил…

- Погоди, так раз ты не знаешь, как твой шеф выглядит, какой смысл его ловить тогда? - заметила Мария. - Ну, поймаешь - а как узнаешь, что это он? Пошли-ка лучше в подвал, в бар - джину выпьем… Обед ведь уже, а мне что-то так выпить хочется…

И не дожидаясь ответа, она схватила Фому за рукав рубашки и потянула к лестнице.

- Можно, - не возразил Фома, но в следующий миг его осенило. - О, придумал! Его только что видели с какой-то жутко красивой «дамочкой» - русой, длинноногой и с большими «буферами». Вахтер так сказал.

- Ну и что? - не поняла Мария. Сама она была низенькой, смугленькой, «буферов» у нее не наблюдалось, так что под описание она не подходила ни по одному из показателей.

- Очень просто, - разъяснил Фома. - Обойду сейчас весь институт и поищу эту русую «дамочку». Если она и впрямь такая раскрасавица, как вахтер описал - как можно ее не найти? Она же будет выделяться на фоне всего живого, что по институту бродит. Как меченый атом у физиков. А отыщется меченый атом - рядом - по крайней мере, по идее - должен двигаться и мой шеф, - и неважно, как он выглядит. Сложнее правда будет, если вокруг «дамочки» побольше мужчин увивается, но надеюсь - случай не тот…

- А если эта «дамочка» в «Ятаган» поднялась? - предположила Мария.

При этом предположении оптимизм у Фомы моментально испарился.

Научно-производственное и страховое объединение3 «Ятаган» - финансовая шапка института - занимало три верхних этажа здания, и простых смертных вроде Фомы туда близко не подпускали: охрана была весьма толстошее скроена и не принимала никаких возражений.

«Профессора-то - рыбы мелкие, нечего им наверху у боссов делать, - для собственного успокоения предположил он. - Шеф, скорее всего, где-то на нижних этажах, но вот где… Может, у академика Новосельского - шефа института?»

«А зачем это Дамгову вести женщину к академику? Что он - сводник ему, что ли?» - раздался в голове у Фомы какой-то наглый внутренний голос.

«А ты-то откуда знаешь, что не сводник?» - сцепился с первым внутренним голосом второй, не менее наглый.

Фоме некоторым усилием воли удалось разнять внутренние голоса, он обернулся налево, чтобы возразить Марии, но, к своему удивлению, обнаружил, что рядом с ним никого нет и коридор вообще пуст. Пока он разговаривал сам с собой, его коллега испарилась неизвестно куда и как, не оставив после себя никаких материальных следов - не ощущался уже даже запах ее духов.

Фома потряс головой, словно пытаясь прогнать от себя какое-то видение или навязчивую мысль.

«Ну все, хватит время терять, - одернул он себя мысленно. - Искать надо по порядку. Снизу-вверх, комната за комнатой.»

Вопреки ожиданиям, он довольно скоро справился с первым этажом, потратив на него едва ли и несколько минут. Лишь в одной лаборатории, принадлежащей кафедре биохимии, довелось ему лицезреть работающих людей; на дверях остальных висели огромные железные замки, а некоторые были опечатаны - страхователем «Ятаган», если судить по печати. Обошел он и институтские кафе и бары, которых только на этом этаже было три, заглянул в пивную. Людей всюду было хоть пруд пруди - просто диву даешься, откуда столько народу в институте: одни обедали, другие пили кофе, третьи - пиво или водку, за столами велись светские разговоры, но жутко красивой русой девушки, как ее описал вахтер, видно нигде не было. Часто из разговоров до Фомы доносилось, как обсуждают какой-то приказ академика Новосельского: весь институт в полном составе должен-де первого числа следующего месяца явиться на Орлов мост4 - в десять часов утра, с букетами цветов в руках - дабы на том мосту повстречать Валютный Совет, который должен в это время прибыть. «Опять дурость какая-то,» - сказал он себе и отправился на следующий этаж.

Его он обыскал еще быстрее. По какому-то стечению обстоятельств на втором этаже собрались главным образом кабинеты профессоров и академиков, причем из разных отделов, кафе было только два, один большой зал для заседаний - и всё. К тому же обитые двери всех кабинетов были замкнуты, зал для заседаний - тоже: можно было подумать, что все профессора забастовали или их, не дай Бог, повыгоняли на субботник - вскопать клумбы перед институтом. Шефы «Ятагана» любили порядок и следили за тем, чтобы клумбы были всегда вскопаны, трава выкошена, а розы цвели согласно описи: белые - белым, красные - красным, и так далее.

Все же в одном из кафе этого этажа Фома на некоторое время задержался. Там что-то отмечали его коллеги из отдела коммуникационной техники: сдвинули вместе несколько столов, уставленных тарелками с закуской, и распивали ливанское виски. Виновника торжества звали Стефчо; увидев торчащего в дверях Фому, он тут же сунул ему в руку пластмассовый стакашек и плеснул выпивки.

- По какому поводу? - спросил Фома. - День рождения, наверно? Или свадьба?

- Не-а - развод, - ответил счастливый Стефчо.

- А-а, ну тогда поздравляю, - сказал Фома. - Свободный, значит, теперь гражданин…

Празднующие, видимо, заседали давно, - может, еще с утра, с начала рабочего дня, - так как градус веселья уже пошел на спад. За столами велись лишь кроткие разговоры на футбольную тему, причем на уровне группы Б, чему Фома немало подивился: последний тур в группе А прошел весьма скандально, в Кюстендиле5 поколотили судью, матчей проданных тоже хватало, и вообще поле для комментариев открывалось широкое, а мужчины за столами, похоже, уже все про элитный футбол пропереобсуждали, раз до самой группы Б скатились. «И когда успели, - озадаченно подумал Фома, - сегодня ж ведь только понедельник?» С этой мыслью он опрокинул в себя налитое пойло - вкус у того был гадкий, словно гнали его с грязных носков - и вышел с целью продолжить розыски на третьем этаже.

В первом проверенном там баре ничего необычайного также открыть не довелось. Здесь шел научный совет: люди из отдела финансов и статистики сидели за длинным столом, уставленным дымящимися пепельницами, кофейными чашками и пивными бутылками, и лениво переругивались, - разыскиваемой же им русой «дамочки» среди утомленных серых фигур статистиков обнаружить, естественно, не удалось. Зато в следующем заведении Фому приловили две его коллеги - Майя и Веска, - распивавшие коньяк в компании нескольких незнакомых мужчин и женщин и моментально возжелавшие усадить его за стол.

- Не могу, тороплюсь, у меня работа, - оправдывался он.

- Работа? Что такое - «работа»? Работы не бывает! Бывает защита кандидатской диссертации. А работы - нет…

Тут Фома заметил и притулившуюся между рюмок и тарелок с закуской саму кандидатскую диссертацию, о которой они говорили - в пружинном переплете и могуче озаглавленную: «О некоторых особенностях слюноотделения у таможенников села Калотина6 в условиях страховой демократии». Под заголовком в скобках черным фломастером было приписано «и валютного совета», дальше шло имя кандидата - какого-то Красимира (фамилию загораживал чей-то стакан с выпивкой), а в самом низу виднелось название научного подразделения: «Отдел быстрых снов ИХСТБ при НПСО «Ятаган» и национальном фонде им. Димитра Общего».

- А-а, защиту, значит, обмываете, - догадался Фома, и мысль эта его слегка озверила. - И кто же этот свежеиспеченный кандидат? - осведомился он. Все показали на самого счастливого и пьяного члена компании - коротко подстриженного типа с подозрительно глупым выражением лица.

- Скажи мне, кандидат, что означает «ИХСТБ»? - спросил Фома.

- А? - ответил тот.

- «ИХСТБ», на кириллице тебе говорю! Вот тут написано, на обложке. И над козырьком у входа пять букв светится, - сейчас-то они, конечно, не светятся, сейчас только реклама «Ятагана» светится, - но этими буквами тоже выложено - ИХСТБ. Институт ХСТБ…

- Что ты привязался к человеку! - расшумелись вокруг стола. - Отстань со своими глупостями!

Но Фома не унимался:

- Что означает это сокращение? Хозяйственный Совет и Трудовые Будни? Или Христианское Спасенье, Теология и Бром? А? Скажи!!!

- Да откуда я знаю! - отбивался кандидат. - Пишут ИХСТБ, и все. А что означает - никто не знает… А ты сам не знаешь, случайно?

- Знал бы - не спрашивал бы, - проворчал Фома, ощутив в конце концов, что ведет себя не так, как надо. - Но я знаю, что не знаю, а ты и этого не знаешь…

- Браво! - воскликнул кандидат. - Ты - наш ведомственный Сократ. Во всяком институте есть хоть один экземпляр…

Фома сделал вид, будто не расслышал оскорбления, но тут разжужжались остальные за столом:

- Слушай, ты! Чего пристал со своими вопросиками умными, а? Приспичило ему докопаться, что' «ИХСТБ» означает… Что надо, то и означает! Да хоть бы и ничего не означало - тебе-то какая разница?.. Может, это - секретное название! Как там?… «Страховая тайна». Тут один вот ходил-ходил, выспрашивал все про страховые тайны, выспрашивал, а потом как пришли страхователи, как застраховали его по всем правилам - больше не выспрашивает…

- Да вы извините, я же без злого умысла, - дал задний ход Фома, - просто интересно стало… Ведь такая уйма народу в институте такую уйму времени работает, а никто не знает, как расшифровывается его название…

В ответ донеслось:

- Ты бы еще спросил, почему фонд им. Димитра Общего7 так называется!

Фома с удивлением осознал, что и впрямь никогда раньше не задумывался над этим в довольно-таки любопытным вопросом, но лишь пожал плечами и направился к выходу, а Майя и Веска прикрикнули ему вслед:

- Вечно ты, Лука, с вопросиками своими гадкими! Все веселье нам только испортил! Беги давай, верши свою работу - чтоб тебя крокодилы в зоопарке съели!

Фома напомнил им, что он не Лука, а Фома, и что в зоопарке все крокодилы уже давно стали вегетарианцами: готовятся твари жить в условиях валютного совета, - и вышел.

Но в следующем баре - третьем по счету на этом этаже - он нарвался на кое-что пострашнее крокодила, а именно - на Генку из отдела лазерной техники. Ко всему прочему Генка распивал пиво с двумя Жорами - Большим и Маленьким; увидев их, рассевшихся за угловым столиком, Фома тут же дал задний ход и попытался улизнуть, но в дверях столкнулся с барменом Асеном, который нес два ящика пива. С ящиками Асен был, по крайней мере, раза в два тяжелее него, поэтому Фому отрикошетило назад в бар, где он довольно-таки больно ударился локтем о стенку; Генка тут же крепко-накрепко его ухватил и усадил на стул между собой и Жорой-маленьким. Жора-маленький и угощал сегодня: продал одному добру молодцу зараз четыре кило казенного тротила, - и принес Фоме пива, несмотря на его сопротивление и крики:

- Мне некогда, я шефа своего ловлю, я его упущу!

- Как, опять? - театрально удивился Генка.

- А шефа у тебя, случайно, не Михаль звать? - вмешался Жора-большой. - Сказка такая была для маленьких, как там кто-то за Михалем гонялся.8 Уж не ты ли в ней главный герой?

- Идиоты! Его видели, как он вошел… двадцать минут назад, с какой-то русой красоткой - вот такой! - И Фома руками показал внешние атрибуты красотки.

- А-а, ясно, - махнул рукой Генка. - У профессоров период размножения начался. Это, знаешь - сезонно, вот они и мечутся сейчас во все стороны…

- А ты когда его видел? - спросил Жора-маленький.

- Не я. Вахтер его видел.

- Какой вахтер?

- Я не знаю, как его звать, - старый такой и толстый, в зеленом пиджаке, как у лесника.

- Такого вахтера у нас нет, - авторитетным голосом заявил Жора-маленький. - У нас все - тонкие, скрюченные, дунешь - упадут. Не иначе, он тебя вокруг пальца обвел…

- Ты-то откуда знаешь?

- Я их всех знаю, как никак - начальник им.

- Хватит чушь-то пороть, - поднял его на смех Генка. - Еще и пяти бутылок не выпил, а уже сам не соображаешь, что' несешь, Ты такой же шеф вахтерам, как я - Мирослав Мирославов-Груша…9

- Да ладно вам, это не важно, - сказал Жора-большой, - все равно, шеф Фомы не настоящий. Это - вымышленный герой, как Дед-Мороз, а то и Снегурочка, и существует лишь в его больной фантазии…

- Ересь! Ересь! Фома, не слушай его. Шеф твой существует, но он просто-напросто призрак. Как те, что витают по английским замкам.

- А ты, чучело, видал такие призраки, чтобы расписывались в ведомости за зарплату, а? - спросил Фома. - И в протоколах научных советов, да и командировочные ему выдают - сам их видел, собственными глазами…

- И институт наш не замок, - прибавил Жора-маленький. - Призраки только в средневековых зданьях витают..

- Так, значит, по-твоему, в зданиях коммунизма призраков нет? А не Солженицын ли сказал, что коммунизм - это второе средневековье?

- Ну-у… не верится мне что-то, чтобы профессор Дамгов призраком коммунизма был: слишком уж мелкого масштаба злодейства он совершал, чтобы на такое звание-то претендовать…

Тут только до Фомы дошло, какие глупости здесь несут, он отпил свое пиво до половины, встал и сказал, что он тоже призрак, а, может даже, и сатаноид, и уходит на розыски своего шефа.

- А ты знаешь, что с сатаноидами-то раньше делали? - бросил ему вдогонку Генка. - На кострах жгли.

- И осиновым колом - в зад, - добавил Жора-маленький. Говорили и еще что-то, но Фома уже не слышал, так как очутился в коридоре.

Тут он с легким удивлением обнаружил, что обыскал уже всё - остальные два кафе на этаже были закрыты. Погрузившись в раздумья: то ли еще раз пройтись по барам, то ли спуститься вниз - поговорить с вахтером, - Фома бросил взгляд на пыльную доску объявлений: приколотые к ней листочки извещали о юбилейной конференции по ядерной физике памяти Мирослава Мирославова-Груши, о ежегодных наградах за вклад в науку имени Мирослава Мирославова-Груши, о новых задачах конкурса молодых программистов на Ассемблере,10 посвященного М.М.-Г., и так далее… Сам М.М.-Г. висел, - вернее, не сам он, а портрет его висел - на противоположной стене: огромных размеров, метра три в высоту, наверно; придворный художник «Ятагана» изобразил его во всем белом, на фоне личного черного мерседеса, и из-за белого костюма потонувшая в жире шея и косматая харя над ней казались еще страшнее. Батька-основатель «Ятагана», символ национальной страховой мощи и святой покровитель института, Мирослав Мирославов-Груша скончался года три-четыре тому назад от снайперской пули в лоб, но всякий раз, проходя мимо его портрета, Фома задавался вопросом: и что же это за пуля такая сверхпробивная оказалась, что от такой ядреной башки не отрикошетила?.. Под портретом, над цоколем стены, расклеены были через один синие и белые плакатики; белые сообщали о прибытии Валютного совета: в какой именно час ступит нога его на Орлов мост,- а синие рекламировали достоинства нового вида страховки: «Страхование загробной жизни».

* * *

Вдруг откуда-то со стороны лестницы раздался сильный звон и здание слегка тряхануло; Фома поспешил туда, где почти сразу же образовалась толпа зевак, и выяснил, что это с троса оборвался лифт и упал в подвал. Лифт также был во владениях «Ятагана», простые смертные - сотрудники института ездить на нем даже и не мечтали, и Фома вместе с остальными любопытными начал спускаться по лестнице в подвал - поглазеть на жертв происшествия. Знакомый голос сзади прокомментировал:

- Это все потому, что лифт рассчитан на четырех человек, я повторяю, четырех человек, а не четырех «бугаев»…

Фома обернулся, увидел, что это - его знакомый Ивайло из отдела нечистой математики, и только было завел с ним разговор, как снизу понеслась удалая молодецкая ругань и упомянутые Ивайло четыре человека, то бишь «бугая», живые-здоровые, показались на лестничной площадке подвала.

- Нет, ну ты посмотри! - зашушукались сзади в толпе. - Им хоть бы что! Ну ладно, что не сломали себе ничего, но как они сотрясения мозга смогли избежать, вот я чего понять не в состоянии…

- Мозга? - ехидно переспросил голос Ивайло. - Кто сказал «мозга»?

Но в этот момент четыре провалившихся в подвал «бугая» стали подниматься по лестнице, перескакивая через две ступеньки подряд и ясно давая понять всем простым смертным, что какое-то там падение в шахту лифта абсолютно не может сбить их с панталыку. При их появлении зеваки мигом прыснули в разные стороны, стараясь смотреть куда-нибудь в сторону или на потолок; «бугаи» пересекли мраморное фойе и в дверях накинулись на вахтера.

- А ну говори, сын бараний, где тут у вас техник по лифтам! - взревел один из «бугаев» и схватил его за шею.

Вахтера (того самого, что Фома застал при входе, - пенсионера в зеленом пиджаке, как у лесника) покинул дар ума и речи, он завел глаза к потолку, словно читая уже про себя отходную молитву; видя, куда повернуло дело, толпа ударилась в паническое бегство, и последнее, что успел заметить Фома, - это как разъяренные телячьим мычанием вахтера четверо «пострадавших» со всей силы хлобыстают его об стенку.

Фома догнал кинувшегося к вычислительному центру своего отдела Ивайло и схватил его за плечо.

- А, привет! - ухмыльнулся Ивайло. - А я звонил тебе тут вчера, да не дозвонился. Мой шеф на премию тебя выдвинул: ты, наверно, помнишь, как зимой нам написал тот алгоритм…

- Пошли сядем-посидим в каком-нибудь кафе, - предложил Фома, - а то я сегодня столько времени по институту бегаю - ноги даже заболели.

- Пошли, - сказал Ивайло и хотел ввалиться в первую же дверь справа по коридору, не замечая, что это - бюро обмена валюты.

Фома остановил его:

- Подожди, это ж не кафе - таблицу курсов валют не видишь, что ли?

- А? - открыл от изумления рот Ивайло и недоверчиво воззрился в таблицу. - Правда. А я список валют за листинг11 программы на ассемблере принял. Как похоже: в одной колонке трехбуквенное сокращение, а в другой - число… Подумал: решение задачи с конкурса имени М.М.-Г. Ну, что нового у тебя?

- А что у меня может быть нового? - уныло пожал плечами Фома. - Суперкомпьютера еще нет. А раз его нет, то и нового ничего нет…

- Ты же вроде говорил, что там только гарантии какие-то уладить осталось - для министерства внутренних дел? Что, вроде, машина пароли банковских счетов раскодировать не может…

- Да это еще три месяца назад уладили, - ответил Фома. - Сильно ты с информацией поотстал. Но потом возник вопрос с оплатой: вроде не могли через банк деньги перевести, - и пришлось моему профессору да еще нескольким из фонда Димитра Общего везти их в Штаты в чемоданах, - по этой линии еще месяц потеряли. Потом что-то там со штатовскими таможенниками судили-рядили - не для военных ли целей машина, - мы же ведь все в черных списках, сам знаешь. А сейчас компьютер застрял - представь себе только - на румынской таможне. Шеф звонил мне неделю назад по телефону - в Румынию трезвонить замотался: дескать, вообще не понятно, каким ветром туда нашу машину занесло. Молодцы из фонда и те постарались помочь ее сюда доставить - послали людей на место: «зелененьких»12, кому нужно, сунуть, чтобы ее пропустили…

В этот момент они дошли до первого бара на этаже, взяли по пиву и расположились за одним из угловых столиков.

- У меня такое ощущение, - задумчиво проговорил Ивайло, отхлебнув пива, - что все это дело с твоим суперкомпьютером - сплошной спектакль. И никто вообще не собирается его сюда доставлять. А тебя просто разыгрывают…

- Тогда зачем меня вообще взяли? - возразил Фома. - Зачисляют программистом на суперкомпьютер, платят зарплату, приносят руководства по программированию на параллельных машинах - а суперкомпьютер брать и не собираются?.. Глупо как-то у тебя получается. Нет, машина-то, я думаю, все-таки придет. Плохо только, что, пока она придет, я тут свихнусь от безделья.

- А что плохого в безделье? - не понял Ивайло. - Наш общий предок Вуте13 сидя копал, а как срочную работу видел - спать ложился , а ты злишься, что свершить ничего не успел. Одумайся, вспомни заветы предков! Денег мало - это точно, но это ж совсем другое дело…

- Да дело не в деньгах. Если хочешь знать, мне под Новый год и премию выдали. А я ни строчки программной еще не написал.

- Ну, Лука, ты, видать, и в самом деле свихнулся, если таким положением недоволен…

- Я не Лука, а Фома.

- А, извини. Но все равно, у меня дела ничуть не лучше: спишь до обеда, задницу по барам протираешь, а в конце года - премии. Но на меня еще всякую дичь грузят - вот в начале месяца думал: закончим этот проект последний и передышка будет, а профессор меня к социологам каким-то батрачить шлет. Ужас.

- А что ты там делаешь, для социологов этих?

- А я откуда знаю, что я им делаю - я смыслю, что ли, в социологии-то? Они мне объясняли-объясняли, что им конкретно нужно, полдня у меня отняли, так ведь у них же все сплошь расфуфыренные термины, которые я слушаю, будто с Марса свалился: «фантазм», «симулякр», «деконструкция»… и все такое прочее… Слушаю-слушаю, потом голос подаю: «эй, ребята, поймите: я эти словечки в зоосаду не проходил…» - в детсаду, то есть, конечно, - «…так что вы мне по-французски-то голову не морочьте, а слушайте, что я вам скажу. Вам нужна модель на основе марковских процессов?14 Сдается мне, вам что-то такое нужно, - у нас, у программистов, нюх на эти дела.» А они и слыхом не слыхивали про марковские процессы, и спрашивают: «Это что за процессы такие? Не в честь ли Марко Тотева?15 Или просто от «Марко» - нарицательного имени осла?..» Так что ни я не знаю, чем занимаются они, ни они не знают, что делаю я, но отчитываться-то в работе надо - считается, что работаем вместе…

- Конвейерно, - наобум сказал Фома.

- Да, что-то в этом роде, - согласился Ивайло и вдруг хлопнул себя по лбу. - Вот идиот! Чуть о самом важном не забыл! Я ж тут в сети нашей статью одну по нашему с тобой вопросу обнаружил. Совершенно случайно наткнулся - просто в какие-то захолустные директории16 забрел…

- Ты про какой это наш вопрос говоришь? - не понял Фома.

- Как про какой? Про самый главный! Мы ж его с тобой раньше все обсуждали: «Общая теория Института». Откуда взялся, для чего служит, почему такой идиотский и кому это выгодно…

- А! - До Фомы наконец дошло, что имеет в виду его коллега, он мигом ожил и потер руки. - Дай-ка взглянуть на эту статью! Она на бумаге у тебя или в файле только?

- Вывел на принтере. Сейчас принесу, покарауль пока пиво, чтоб никто не выпил.

Фома пообещал Ивайле покараулить пиво, тот вышел и через минуту вернулся со стопкой сложенных пополам листов.

- Вот, - гордо объявил Ивайло, словно показывая шедевр искусства, и разогнул листы. - Начало можно пропустить - там все про известное, что и дети знают: что в отделе лазерной техники новые боевые лазеры разрабатывают для нужд страховой индустрии - по закону-то, они ведь еще несуществующими считаются, так что значит, и не запрещены; что в отделе коммуникационной техники для той же страховой индустрии делают устройства для подслушивания сотовых телефонов; что на кафедре финансов и спотолкистики…

- Финансов и статистики, - поправил его Фома.

- Да-да, я ее имел в виду - там тоже одни заказы «Ятагана» исполняют. Что биохимики в подвале гонят новые синтетические наркотики…

- А про мой отдел что-нибудь есть? Теории хаоса?

- Да нет, вроде.

- Жалко… Если тут что и не дает мне покоя - так это, что у меня ни малейшего представления, чем мы занимаемся в отделе теории хаоса. Шеф ненаблюдаем по определению, коллеги все скрываются где-то - даже у кассы в день получки ни один на глаза не попадался, а в ведомости - вот такой список… Для чего будем использовать суперкомпьютер, какие задачи на нем запускать - и того не знаю…

Фома замолчал, увидев, что Ивайло совсем его не слушает, а перелистывает статью и что-то ищет.

- Вот здесь интересное начинается! - сказал наконец Ивайло, показав на параграф, отмеченный сбоку толстым красным карандашом, и начал читать вслух:

- «Известно, что современное общество развивается в направлении все более глубокой специализации отдельных его членов во все более узких областях жизни. То же верно и для науки. Сегодня практически не бывает ученого, который знал бы всё о своей науке в целом; каждый специализируется по какой-нибудь узкой проблематике. Но из этого следует, что решение любой мало-мальски интересной задачи требует привлечения большого числа узких специалистов, знания которых в типичном случае не имеют никаких точек соприкосновения. Образуется «интеллектуальный конвейер» - каждый научный сотрудник выполняет свою операцию в рамках общей задачи, не имея никакой возможности обозреть и уразуметь ее в целом.

Возникает проблема: как координировать научный конвейер? Специалист, по определению, не видит дальше забора своего собственного участка. Когда его ставят координировать более широкий участок конвейера, он автоматически оказывается некомпетентным. Или, по принципу Питера:17 все руководящие кадры в науке превысили уровень своей компетентности . На практике их решения носят чисто случайный характер, а сами они не только ничего не решают, но в типичном случае вообще не имеют представления, чем конкретно занимаются и чем именно руководят.

Таким образом, чем выше стоит в научной иерархии какой-либо кадр, тем некомпетентнее ему дозволяется быть. Для профессора вполне в порядке вещей не иметь и понятия, чем он занимается; доценту пусть не совсем ясно, но он все же должен догадываться, подозревать что-то о предмете своей деятельности… Но, ко всеобщему ужасу, наблюдения в Институте показывают, что даже младшие научные сотрудники находятся в полном неведении относительно того, для чего их держат на работе. Ко всеобщему ужасу - потому что именно на самом нижнем уровне - у младших научных сотрудников - фактически и вершится вся работа, которая на верхних этажах иерархии лишь переливается из пустого в порожнее. А если и на самом нижнем уровне не знают, что делают, то это ясно говорит о том, что в Институте не делается ничего…»

- Погоди-ка, - перебил Фома своего коллегу. Его терзало смутное ощущение, будто он уже читал эту статью, и даже как будто представлял себе ход мыслей автора. - Как-то раз я слышал, как Генка из лазерной техники что-то похожее, вроде, болтал, но не уверен…

- Возможно, - не стал возражать Ивайло, нашел следующий помеченный карандашом отрывок и продолжал:

- «Таким образом получается, что наука - это система, в которой каждый отдельный ученый, даже гений, представляет собой лишь элементарную информационную клетку, вроде нейрона в человеческом мозгу - полужидкого триггера в информационных цепях, отвечающего лишь за свои элементарные операции и абсолютно неспособного обозреть всю систему в целом. Но в таком случае спокойно можно посчитать, что всякая достаточно большая научная организация, - например, наш Институт, - является своеобразным сверхинтеллектом, нечеловеческим разумом, роль информационных клеток в котором играют отдельные сотрудники. И когда любой служащий произвольного ранга - от вахтера до академика Новосельского, от аспиранта до члена научного совета, - приступает к своим обязанностям, он, сам того не подозревая, включается в мыслительный процесс гигантского нечеловеческого интеллекта, имя которому - ИХСТБ… Интеллекта, зародившегося в обитых кабинетах и залах заседаний, интеллекта абсурдного, всепроникающего, почти всемогущего, но вместе с тем примитивного и негибкого, - и до такой степени чуждого человеческому, что даже самые недвусмысленные его проявления мы обычно склонны рассматривать как глупость или злую волю руководства, искать за ними какие-то трансцендентальные или чисто земные объяснения. Признать же их за проявление деятельности иного разума, преследующего свои эгоистические цели, трудно чисто психологически…»18

…И в этот момент Фома вдруг все вспомнил.

- Ясно, - перебил он Ивайло на полуслове. - Дальше читать нет смысла. То есть, хорошо, что ты нашел эту статью, только…

- Что за «только»? Статья великолепна! Другого такого исследования Института - с такой точки зрения - нигде больше не найдешь!

- Дело в том, что это я написал, - вздохнул Фома.

- Ты?!? А почему сразу не сказал?

- Потому что забыл начисто. Полгода назад еще написал, сбросил в сеть - и забыл… Совсем отупел. Еле вспомнил.

- А-а-а… - Ивайло ухмыльнулся так, будто теперь ему все стало ясно. - Вон оно что, значит! А я тут голову себе сижу-ломаю: и кто это такие апокрифы19 сочиняет? «Общая теория Института»… Звучит совсем как «Апокрифическое евангелие от Фомы», хе-хе-хе…

- Что ж ты сейчас-то приедаешься? - повысил голос Фома. - Ты же только что говорил, какая это великая статья и не знаю что еще.

- Ну так… Когда не знал, кто написал, казалась мне великой. А теперь, когда понял - так вроде и не статья, а газета «Бессмысленный труд»… Тебе как это вообще в голову взбрело - про сверхразум?

- Будто это мне в голову взбрело! Увидал в одной статье у двоих русских: одного Лазарчуком звать, а другого - не помню… И вообще, прав ты: глупости все это. Нет нам смысла ими заниматься.

- Ну почему же?

- Да потому что, когда я это писал, сам дурак был! Молодой, зеленый, и полгода еще в институте не отслужил, а давай из себя всепонимающего корчить… Ты на подзаголовок только погляди: «Критика конвейерной науки». Да какая в нашем институте наука? Нет тут никакой науки! Одни заседания, диссертации и пустая трепотня в ведомственных барах.

- Ну, в общих чертах, это так, - согласился Ивайло, и тут его словно осенило. - Постой! Ничто не мешает Институту быть сверхразумом, но сверхразумом, никоим образом не связанным с наукой. И информационные кванты в нем тогда - не научные открытия, а протоколы заседаний, пустая трепотня в барах да слухи, распускаемые вахтерами и секретаршами…

- А из этого следует, что бары - это как бы вычислительные узлы Института, - подхватил идею Фома и отхлебнул пива, чтобы расшевелить мысли. - Как бы - мозговые центры. Ведь это в них стекаются наимощнейшие потоки пустых разговоров, в них они резонируют, взаимодействуют, усиливаются, накапливаются… А мы-то с тобой всё голову ломали, откуда столько баров развелось и почему это они никак не прогорают.

- А мы с тобой, между прочим, где сейчас сидим? В баре. И что делаем? Обмениваемся потоками пустых разговоров! Которые резонируют, взаимодействуют и так далее. То есть - мы тоже участвуем в мыслительном процессе ИХСТБ. Не зная ни чем занимается отдел теории хаоса, ни что' означает само название «ИХСТБ»… Не зная ничего об этом сверхразуме. Для нас он - «черный ящик». Как именно он рассуждает, как конкретно воспринимает мир, какие условные и безусловные рефлексы движут им - совершенно не ясно… Это - нечеловеческий интеллект, Фома! А мы его с тобой на наш человеческий аршин мерить пытаемся - и удивляемся, почему ничего не получается…

* * *

Хотя професор Дамгов и был в строгом смысле слова величиной ненаблюдаемой, его присутствие в мире все же не проходило бесследно; в пользу этого говорило множество событий, предметов и сообщений. В кабинете его, например, - том самом, от которого имелся ключ у Фомы, - нередко появлялись на письменном столе новые папки с документами, исчезали старые, пепельница наполнялась окурками, хотя Фома не курил; иногда рядом с компьютером оставалась забытой газета «Бессмысленный труд». Несколько раз профессор оставлял на столе записки для Фомы, в которых просил исполнить вместо себя какое-нибудь мелкое дело: занести, например, какую-нибудь папку секретарше академика Новосельского или взять у доцента Хайгырова бланк анкеты из тех, что раздают служащим «Ятагана», заполнить на свое имя, внести свои данные и оставить ему.

Сказать по правде, в большинстве случаев просьба шефа оказывалась невыполнимой - секретарша академика бывала в отпуске по беременности, а про доцента Хайгырова говорили, что он перешел на другую работу… Вдохновленный активной деятельностью шефа, Фома не раз пытался застать его живьем, несколько раз оставался в кабинете на двое-трое суток подряд, но все безрезультатно. Словно действовал какой-то природный запрет ему с профессором оказаться в одном и том же месте в одно и то же время, точно так же, как принцип Паули запрещает находиться в одном и том же квантовом состоянии двум электронам с однонаправленным спином…20 Подкарауливание по разным заседаниям, научным советам, пресс-конференциям и банкетам, которыми, если верить бумагам в папках, были заполнены дни шефа, результата также не принесло. Профессор Дамгов был неуловим, как Левский:21 всегда оказывалось, что он или только что вышел, или вот-вот придет, или в загранкомандировке, или еще что-нибудь…

В этот день профессор также побывал в кабинете: на столе рядом с компьютером лежала картонная папка, которой, как прекрасно помнил Фома, вчера там не было. Фома был в принципе любопытен и всегда рылся в бумагах шефа, если находил таковые в кабинете, потому и сейчас раскрыл картонную папку. На первый взгляд, лежащие внутри бумаги вели начало с какого-то научного совета: на самом верхнем листе, например, бросалось в глаза предложение некоего доцента Цанко Акулова «… объявить нейронные сети чуждой для валютного совета еврейской лженаукой с целью пресечения…» Поверх машинописного текста было от руки зачеркнуто «еврейской» и заменено на «арабской» - видимо, шла дискуссия по этому поводу, - а в уголке стояла резолюция: «С поправкой согласен. Акад. …» - имя академика не читалось. Фома перевернул лист, желая узнать, что же должно было пресечься, если объявить нейронные сети еврейской или арабской лженаукой, но на обратной стороне вместо продолжения текста шло совершенно другое - официальное письмо из «Ятагана». В нем страхователи учтиво запрашивали список институтских инженеров-электронщиков, умеющих «дербанить» (так и было написано в письме) автомагнитолы. Фома придвинул папку поближе, чтобы поподробнее ознакомиться с содержимым, но в этот момент зазвонил телефон. Он поднял трубку.

- Это ты, Марков? - раздался голос шефа. У него одного была привычка называть Фому по фамилии. - Это профессор Дамгов говорит. У тебя не найдется времени проскочить ненадолго до соседнего института? Я звоню из кабинета член-корреспондента Герасима Иванова - на пятом этаже напротив лестницы: нам тут с ним хотелось бы вопрос один с тобой прояснить.

Сердце у Фомы так и скакнуло от неожиданности. По телефону он уже разговаривал с шефом бессчетное количество раз, но на встречу с собой тот звал его впервые.

- Через пять минут буду, - быстро ответил он и задал свой дежурный вопрос: - Как там с компьютером, вызволили из румынской таможни?

- Машина уже неделю как в Софии, - ответил шеф, - только сейчас ее взяли представители фирмы: что-то там на вирусы проверить. Бывали, вроде, случаи, когда эта модель не так, как надо, себя вела, поэтому они хотели что-то там поменять… Впрочем, когда придешь к нам, мы и о суперкомпьютере с тобой поговорим. Давай, ждем тебя.

На этом связь оборвалась; Фома положил трубку, запер кабинет и помчался по коридору к выходу. Однако у комнатки вахтеров порыв его пресекла выскочившая невесть откуда Мария, которая взяла его в окружение и сунула в руку какую-то тетрадку с подписями и ручку.

- Лука, автограф тут свой черкнуть нужно - ты один остался…

- Какой еще автограф, я тебе что - Трифон Иванов,22 что ли? И потом я не Лука, а Фома.

- Сбор подписей в пользу учреждения Болгарской левославной церкви, - сказала Мария и, пока Фома, разинув рот, переваривал эту новость, завершила: - Под шапкой «Ятагана» и на финансировании фонда Димитра Общего. Так что…

При упоминании страхового объединения рыпаться Фоме было некуда и он вывел максимально нечитаемую подпись, в то время как Мария на скорых оборотах разъясняла:

- По-гречески «православная церковь» будет «ортодоксальная». «Православная» наоборот будет «левославная». А «ортодоксальная» (что то же самое) наоборот - будет «парадоксальная»! Таким образом, левославная церковь - парадоксальна, парадоксальная - левославна…

Наконец подпись была поставлена, и Фома уже хотел бежать дальше, но Мария снова его задержала:

- Как там с машиной твоей - доставили?

- С какой машиной?

- Суперкомпьютером. Не забудь, ты мне обещал дать поиграть на халявку.

- Как это? - ответил Фома, обращаясь в бегство вниз по ступенькам. - Халявка за халявку. Как там - сначала дай, потом сама получишь…

В ответ Мария нарекла его как-то некрасиво, но он не обратил внимания.

«И почему это все путают мое имя? - спрашивал себя Фома, пересекая пространство между зданиями. - Фома, Лука… Евангелие от Луки, евангелие от Фомы… Хотя последнее - апокрифично. Когда собрались на Вселенский собор канонизировать «Библию», - а это, по всей вероятности, происходило, как наши съезды футбольного союза, - сторонники Фомы оказались в меньшинстве, евангелие не смогло набрать 50 процентов голосов, поэтому его и объявили еретическим. Без права на обжалование. Хотя какая разница, канонизировано оно или нет? Будет Фома святым апостолом и евангелистом или просто святым апостолом? Как у военных: еще одну звездочку на погон нацепить. Или как у наших ученых - будет он «проф. д-р»,23 или только «ст.н.с. I ст.»24 А если все звания вместе собрать, так вообще смешно получится: «святой мученик, апостол и евангелист, профессор доктор к.ф.-м.н.,25 генерал-майор страхования»… Или «святой апостол евангелист страхования»…

Институт напротив размещался в длинном бетонном здании, выкрашенном в странный серо-красный цвет; на дверях висела медная табличка с надписью «ИБД - фундаментальные и прикладные исследования».

«Интересно, что означает это ИБД, - думал Фома, поднимаясь в кабинет член-корреспондента. - «Институт благородных девиц»? «Институт безмозглых дураков»? «Институт броуновского движения»?»26 Последнее как будто походило на истину, тем более, что тогда вроде бы получалось, что у работы Дамгова - теория хаоса - и Герасима Иванова - броуновское движение - есть что-то общее…

Найдя обитую черной искусственной кожей дверь с надписью «Чл.-корр. проф. д-р Герасим Иванов», Фома остановился и перевел дух.

«Вот сейчас, - лихорадочно думал он, - в кабинете сидит мой шеф. И я наконец-то, спустя целый год, узнаю, как он выглядит. И буду с ним говорить - о суперкомпьютере, о теории хаоса, о своей работе, обо всем. Интересно только, как узнать, кто там - мой шеф, а кто - Герасим Иванов? Дамгов-то, пожалуй, должен быть помоложе: в членкорах ведь вечно старики всякие…»

Наконец он постучал и нажал ручку двери.

К немалому его удивлению, в комнате оказался всего один человек. Маленький седовласый мужчина лет шестидесяти, в черном пыльном пиджаке и больших очках, сидел на стуле за огромным письменным столом, прямо под портретом Мирослава Мирославова-Груши, и испуганно озирался поверх раскрытой в руках газеты.

- Добрый день, я Фома Марков, сюда меня позвал профессор Дамгов… - смущенно начал объяснять Фома.

- А, да, все верно! - маленький мужчина приподнялся со стула и махнул дрожащей рукой на кожаный диван у стены. - Садитесь, сейчас как раз и кофе принесут…

В следующее мгновение действительно принесли кофе, но не две, а три чашки, и седовласый мужчина, - вне всякого сомнения, членкор Герасим Иванов, - разъяснил, что вот только что, буквально две минуты назад, профессору Дамгову позвонили из бюро Национального фонда имени Димитра Общего и ему, к сожалению, пришлось немедленно откланяться, но, несмотря на это, им двоим - Фоме и Герасиму Иванову - необходимо обсудить кое-какие вещи, имеющие интерес для всех…

Сокрушенный таким поворотом событий, Фома прихлебывал густой кофе, ругая про себя своего быстроногого шефа, а также Марию, задержавшую его у выхода своими дурацкими подписями, и пытался уследить за ходом мыслей собеседника. А это оказалось нелегко: членкор говорил путанно, несвязно, хаотично перескакивал с одной темы на другую, причем разговор все время вертелся вокруг одних и тех же вопросов, но по этим вопросам так ничего конкретно и не затрагивалось. Речь словно шла о чем-то общеизвестном, о чем едва ли и не дети знают, но о чем не принято говорить напрямик, чтобы не разрушить доброго тона беседы…

Для начала Герасим Иванов спросил у Фомы, ясно ли ему, какие задачи будут запускать на суперкомпьютере, когда его доставят; Фома абсолютно искренне ответил, что понятия не имеет. Тогда членкор почувствовал, что к делу следует подойти немножко издалека.

- Нависший над нами валютный совет, - начал он, - ребром поставил вопрос о… как бы это сказать… об эффективном управлении экономикой, ведь так? Здесь, правда, нужно внести одно небольшое уточнение в том смысле, что хотя объединение «Ятаган» и объявило своей политикой неуклонное проведение линии Валютного совета, в этой «неуклонности» есть и некоторые нюансы. Представьте себе, скажем, страну как один компьютер. Параллельный компьютер, как тот, что доставят вам, но с восемью миллионами процессоров. Так вот, директивы Валютного совета поступают извне - образно говоря, через, э-э-э… скажем, интерфейс.27 Только в памяти этого компьютера в активном состоянии находится целая уйма, э-э-э… назовем их программами, а вообще-то их чаще поминают словом «группировки»; и все они подкарауливают, что поступает со входа, и организуют процессы так, чтобы урвать себе от пирога ресурсов кусок побольше… Что я хочу этим сказать? Ведь, по идее, всем управляет операционная система,28 то есть государство, а у других программ, э-э-э… приоритет более низкий. И все процессы, порождаемые этими программами, должны бы находиться под контролем операционной системы. Да только, вы ведь знаете, наверно, что вытворяют вирусы, например, или эти… резидентные модули? Они прицепляются так, чтобы перехватывать критические потоки информации раньше системы, и таким образом могут в известном смысле манипулировать ею. А теперь представьте себе, что' произойдет, если в памяти действует много таких подлых программок. Можно даже считать, что они превратились в нечто вроде заплаток на операционной системе, в ее расширения хакерского толка…29 Хотите конкретнее? Ну вот, в министерстве энергетики, к примеру, почти все начальники - из «Му…»30 ну, назовем ее условно группировкой «Икс». В газовой компании власть в руках людей… э-э-э… из дружеского круга «Игрек»; экспорт нефти контролируют эти, как их… Любое доходное дело кто-нибудь да контролирует. Одна группировка держит в руках импорт-экспорт сахара, другая - зерна и растительного масла, у третьей в феодальном владении - вся страна на север от Балкан, но она ничего не может вывозить через Дунай, так как таможенники там - в руках у четвертой группировки, а отношения у ней с той, третьей, недобрые… Все это представляет собой гигантскую сеть из чьих-нибудь людей. И стоит разорвать одну лишь нить в этой сети, или добавить новую, или слегка их поперепутать - как все приходит в движение: звонят сотовые телефоны, летят джипы и БМВ, снуют туда-сюда деньги, лопаются банки, хоронят жертв несчастных случаев… Сеть эта до того сложна, что никто не может заранее сказать, что' произойдет, если здесь или там что-то задеть. Но вот на сцене появляется ваш суперкомпьютер - немыслимо мощная машина. Почему, как вы думаете, вам дали на нее столько денег от «Ятагана»? А потому что он и задачу задаст: создать модель всей теневой сети группировок, исследовать и выяснить, как ей можно управлять, предсказывать и моделировать все эти теневые процессы… Нет, я говорю не про марковские процессы, которыми хотят заниматься ослы - пусть их бьются; здесь все будет на другой основе. А теперь - внимание: существенные моменты. Машина, ясное дело, - одна, а группировок - много. «Ятаганцам», которые дали на это деньги, ничуть не хочется, чтобы результаты этой модели достались кому-то другому; других же трясет страх, что ятаганцы сделаются слишком маневренны и неуязвимы, а потому они всеми правдами и неправдами рвутся к суперкомпьютеру… Почему, по-вашему, машина все еще мотается по таможням, комитетам и полицейским участкам? Все, у кого есть мало-мальское влияние, чинят всевозможные препятствия, лишь бы задержать ее прибытие. Пока, слава богу, все идет миром, без жертв, но завтра или послезавтра, когда машина наконец-то прибудет… А здесь и еще один нюанс - ведь разведке и службам госбезопасности тоже захотелось контролировать работу компьютера. Иначе его так бы и не пропустили к вам, а кроме того, говорят, они собираются объявить операцию «Комар»31 в институтах, финансируемых фондом им. Димитра Общего. Это, разумеется, лично вас не интересует, но вам необходимо знать: работа над моделью начнется в самое ближайшее время. И я думаю, что именно сейчас для вас наступил момент получить материалы из первых рук…

Герасим Иванов выпрямился, отпер серый металлический сейф, вынул оттуда красную пластмассовую папку и подал Фоме.

- Здесь - описание всей модели, - снова заговорил членкор, - а также наиважнейшие данные. Но запомните: вам нельзя открывать папку прежде, чем прибудет компьютер! Ни под каким предлогом! Стоит вам прочесть написанное внутри - и спокойствие не посетит вас больше и на миг…

- Для чего же вы тогда даете мне ее сейчас? - не понял Фома.

- А вот для чего. - Тут Герасим Иванов вплотную приблизился к Фоме и перешел на шепот. - Есть сведения, что в стране уже работает другой суперкомпьютер. И процессы, которые будете моделировать вы, уже проигрываются на нем. В какой-то другой лаборатории, для какой-то другой группировки. Мы, то есть, вы, то есть, они - ятаганцы - думали, что станем первыми, что у нас будет преимущество перед всеми остальными, а теперь выходит, что нам вместо этого придется наверстывать упущенное, потому что иначе…

Фома навострил уши:

- А у кого в руках другой суперкомпьютер?

- Не знаю. В отличие от вашего, он, по-видимому, ввезен нелегально, работает нелегально, и лишь несколько отрывочных фраз, подслушанных по сотовым телефонам, подсказали генералу Бо…32 одному коллеге профессора Дамгова, что он существует. Конечно, откроют и где он, и чей он, - если нужно, по всей стране сотовые телефоны станут прослушивать, но на это уйдет время… Да даже и знай я, где машина противника и кто вообще противник, я, конечно, не имел бы никакого права вам это сказать. Не говоря уж о том, что бо'льшую часть того, что вы услышали от меня сейчас, у вас также права знать нет…

Тут только Фома заметил, что Герасим Иванов как-то незаметно взял его за куртку, приподнял с дивана и, не прекращая разговора, тонко, но неуклонно подталкивает к двери. Очевидно, время беседы истекло. Фома прижал папку к груди и, неуверенно бормоча: «Да, конечно, так точно, спасибо…», - выбрался спиной из кабинета, бросил прощальный взгляд на дубовый стол и пыльный фикус рядом с ним, и вышел в коридор. Членкор также стал его благодарить, пожелал приятных выходных, хотя был только понедельник, и захлопнул дверь; Фоме показалось, что вслед за этим изнутри сразу же повернулся ключ.

Первым делом он вышел на самое светлое место в полутемном коридоре, - а светлее всего было перед большим портретом Мирослава Мирославова-Груши в фойе перед лестницей, - и раскрыл красную папку.

Она была сверху-донизу набита вырезками из газеты «Меридиан мач»,33 причем из рубрики «Футбольный юмор».

Фома наспех перелистал вырезки, вобравшие в себя все перлы идиотизма околофутбольных людей. Первой мыслью у него было вернуться к членкору Герасиму Иванову и сказать, что произошла ошибка, но тут он вспомнил, что, по идее, у него не было права открывать папку, а значит, не было и права заметить ошибку… Ситуация показалась ему зверски нелепой; казалось, единственным осмысленным действием с его стороны было бы выбросить всю папку целиком в ближайшую мусорную корзину, но Фоме известным усилием воли удалось подавить этот импульс. Кто знает: между футбольным юмором и параллельными суперкомпьютерами могла быть какая-то связь…