"Горизонт событий" - читать интересную книгу автора (Локхард Джордж)

Глава 3

С высоты домик старухи казался еще меньше, чем был на самом деле. Птица нервничала, энергетика ее мозга сильно пульсировала. Кира закрыла глаза.

«Крыша» — нарисованный образ успокоил ворону, крыши домов были ей знакомы и не страшны, в отличие от огромного непонятного волка и опасного города больших-двуногих-без-крыльев-врагов. Кира с гневом вспомнила, что вороны считаются одним из наиболее сообразительных животных, и если это — все, на что способно животное царство… Неужели ее родители были такими?

«Нет», — подумала она. — «Обычные мыши в сто раз глупее ворон…»

Мысль была невыносима. Чтобы отвлечься, Кира вызвала перед глазами образ брата. Мощь его интеллекта иногда просто пугала. Разум людей был для брата столь же открыт, как для нее мозг этой вороны, он даже говорить научился, скопировав себе в мозг память человека, а потом за одну ночь внушил язык и ей. Все, что знали люди в лабораториях, знал и брат… Он был стократ умнее и образованнее «ученых», проводивших над ним опыты!

Кира в гневе прижала уши. Она понимала, что, как сестра-близнец, должна иметь все те же способности, что и брат, но пока жизнь говорила об обратном. Ей было не под силу даже читать память людей, не то что овладеть телекинезом и месяцами, не покидая клетки, собирать за стеной в коридоре аппарат для побега… Время придет, брат. Враги ответят за твою кровь!

Она встряхнулась; ворона уже сидела на крыше, пора приступать к поискам. Строго наказав птице ждать ее здесь, Кира подбежала к краю, осторожно проползла по шершавой стене и юркнула в приоткрытую форточку. В доме было темно.

Клетка с пленницей еще находилась здесь; мышка мирно спала, свернувшись клубочком. Некоторое время Кира, затаив дыхание, разглядывала спящего сородича. Она видела фотографии в газете, но и представить не могла, какой окажется встреча. В самой глубине души, где-то в груди, Кира впервые после смерти брата ощутила слабое тепло. Она вновь не одинока…

Чтобы позже не отвлекаться, Кира закрыла глаза и напряглась, восстанавливая телепатическую связь с оставшимся в городе волком. Это оказалось труднее, чем она полагала, но ей все же удалось нащупать мутный клубок примитивного волчьего сознания и отправить приказ «Брось человека, спасайся». Немедленно изгнав из памяти историю с журналистом, Кира подошла к клетке.

— Проснись, — позвала она тихо. Мышка дернула ухом. — Просни-ись…

Пленница сонно зевнула и подняла голову. Несколько секунд они смотрели друг на друга.

— Я сплю, — негромко сказала мышка. — Я ведь сплю?

Кира улыбнулась.

— Как твое имя? — не дожидаясь ответа, она взялась лапками за основание одного из прутьев и напрягла все силы. Мощная электрическая вспышка моментально пробила металл; Кира легко отогнула раскаленный прут в сторону и отпрыгнула, дуя на обожженные до мяса ладони.

Пока пленница окончательно просыпалась, раны на лапках Киры стремительно затянулись розовой кожей, опаленные коготки растворились, на их месте моментально отросли новые. Облизнув излеченные пальцы, Кира вновь посмотрела в клетку и встретила недоверчивый взгляд.

— ТЫ НАСТОЯЩАЯ! — выдохнула пленница, широко раскрыв изумрудые глазки.

— Тссс! — Кира прижала уши. — Люди услышат.

— Но… Но… — потрясенная мышка судорожно дышала. — Как?.. Откуда?! Я думала… Других нет!

— Я тоже так думала, — тихо ответила Кира. — С тех пор, как погиб мой брат. Вчера, увидев твое фото в газете, долго не могла поверить.

— Газета! — мышь зажмурилась. — Конечно… Это чудо! Чудо!

— Нет, всего лишь удача, — улыбнулась Кира. — Как же тебя зовут?

Потрясенная мышка не сразу нашла силы ответить.

— Зовут?… А… У меня нет имени. Я же одна такая… Думала, что одна. Зачем выдумывать имя, если тебя все равно некому звать…

— Нет имени? — удивилась Кира. — Это надо исправить. А я — Киранна, или Кира. Будем знакомы.

Мышка молча смотрела, как ее освободительница пролезла сквозь дыру и уселась напротив. Некоторое время обе хранили тишину.

— У меня есть убежище недалеко от Москвы, — сказала наконец Кира. — Я буду очень рада, если ты согласишься погостить хоть недолго.

— Убежище? — несмело спросила мышка.

— Пока ничего особенного, — развела лапками Кира. — Я лишь неделю как обрела свободу. И уж точно не надеялась так быстро встретить подругу.

Мышка поникла.

— А я уже много лет не надеялась… — прошептала она с горечью. Кира, вздрогнув, придвинулась ближе и ласково погладила пленницу по спине.

— Откуда ты? Где родители?

— Не знаю, — тихо сказала мышка. — И где изучила человечий язык, тоже не знаю. Помню подвал этого дома, я живу здесь три года. Все, что было раньше, тонет в странном тумане.

Она покачала головой.

— Но мне очень много лет, я уверена. Когда смотрю телевизор, часто узнаю вещи, которые никогда раньше не видела. А однажды, у нас в подвале… — пленница подняла яркие зеленые глазки, — Появилась крыса. Она передушила несколько обычных мышей, я страшно боялась, но, когда крыса приблизилась к моей норке, я… Даже не знаю, как объяснить… Я будто вспомнила что-то, вышла навстречу огромной крысе и убила ее.

Кира вздрогнула.

— Как убила?

— Понятия не имею, — шепнула мышка. — Она хотела схватить меня за шею, а я просто увернулась, ткнула крысу под ухо — и та свалилась мертвой. Даже не дергалась.

Кира смерила пленницу внимательным взглядом.

— Вот сюда ткнула? — спросила она негромко, повернув голову и показав место под ухом. Мышка закивала.

— Точно!

— Интересно… — Кира задумчиво огладила усы. — В статье писали, ты не способна помнить больше двух лет жизни? Это правда?

Мышка неуверенно кивнула.

— Я не знаю. Может, и способна, но, что было раньше, не помню совершенно. Только три года в этом доме.

Кира улыбнулась:

— Так ты сама придумала сказку про маленький мозг и недостаток места для памяти?

Мышка смущенно свернула хвост.

— Это казалось логичным…

Кира глубоко вздохнула и покачала головой.

— Пойдем, — сказала она ласково. — На крыше ждет послушная птица. Темные дни нашей жизни окончены. Теперь мы знаем, что не одни на свете — а значит, могут быть и другие.

— Птица? — мышка подняла странно блестевшие глаза. — Мы полетим?

— Да уж не поплывем! — весело отозвалась Кира. — Идем, здесь небезопасно. Люди могут проснуться.

Она помогла спасенной выбраться из клетки и они вместе направились к окну.

Элджи угрюмо грыз зерно. Настроение было кошмарным. Бокс установили в центре стерильной лаборатории, подвели шланги кондиционера, сунули внутрь блюдечко с песком, рядом установили несколько видеокамер на штативах. Когда Элджи сказал лаборанту, что хотел бы карманный телевизор или хотя бы газету, бедняга едва не свалился на месте и быстро убежал из лаборатории. С тех пор прошел час, но люди так и не появлялись. По крайней мере, в клетке было тепло, воздух приятно пах хвоей, а зерно оказалось вкусным. Видимо, Добронравов и в самом деле отыскал досье экспериментов сорокалетней давности.

Элджи не видел выхода. Несмотря на всю подготовку и опыт, без техники он был обычной мышью в центре самого охраняемого и секретного в стране военного предприятия. Более того, люди знали о его разуме, а значит, должны были принять беспрецедентные меры предосторожности. Вместе это значило одно:

— Оставь надежду, всяк сюда входящий, — хмуро пробормотал Элджи.

Безделье сводило с ума. Он бегал по клетке, рисовал на песке теоремы, строил рожицы видеокамерам. Когда в лаборатории, наконец, появился человек — толстая рыжеволосая Настя — она застала подопытную мышь за игрой в шашки. Элджи расчертил доску на песке и играл зернышками.

Девушка недоверчиво всплеснула руками:

— Фантастика!

Пленник облегченно вздохнул.

— Пожалуйста, дайте что-нибудь почитать! — взмолился он. — Или хоть телевизор установите. Я же с ума сойду!

Настя зажала рот ладонью и пару секунд молча моргала.

— Телевизор, — пробормотала она наконец. — Это я с ума сойду сегодня. Если еще не сошла…

— Воспринимайте меня, как инопланетянина, — предложил Элджи. — Так будет легче.

— А-а… Да, наверно… — Настя утерла со лба пот и подтащила к боксу табуретку. Села, помолчала. — Э-э-э… Мышь, я пришла… М-м-м… Снять показания датчиков, чтобы узнать… Как ты себя чувствуешь… Но… — Она запнулась, — Наверно, ты и сам можешь…. Ответить?

Элджи невольно улыбнулся.

— Я не мышь, я тагвар. И зовут меня Элджернон, сокращенно Элджи. Вы читали замечательный рассказ Дэниэля Киза «Цветы для Элджернона»?

Настя широко раскрыла глаза и зажала рот ладонью. Пленник терпеливо ждал.

— К-к-конечно читала… — выдавила наконец девушка.

— Я назвал себя в честь той мышки, — объяснил Элджи. — Правда, до недавних пор мне везло больше, чем персонажу рассказа.

— До недавних пор? — машинально переспросила Настя.

Элджи развел лапками.

— Да, ведь Элджернон умер от произведенных над ним опытов, а я все же успел немного пожить.

Девушка вздрогнула.

— Немного?

— Вы правы, для мыши не так уж и мало, — согласился Элджи. — Ведь в пересчете на человечью шкалу времени, мне около двух тысяч восьмисот лет.

— Две тысячи восемьсот! — воскликнула Настя.

Элджи кивнул.

— Да. Я много размышлял над своим феноменом, и пришел к выводу, что долголетие было вызвано глубокой переработкой генома.

Он поднял с пола зернышко и показал человеку.

— Представьте, что некто разберет это зерно по генам, тщательно проверит весь код и выбросит все генетические ошибки, недоработки природы, изменит программы развития всех органов. То, что получится в итоге, уже не будет стареть, поскольку в его ДНК попросту не сохранится такой программы.

Настя слушала, открыв рот. Элджи улыбнулся.

— Много лет назад меня поймала сова и оторвала обе задние лапы вместе с хвостом и… — он запнулся — …всем прочим. Я успел доползти до базы и наложить повязку, затем потерял сознание. Когда пришел в себя, хотел покончить самоубийством, но решил сначала завершить строительство энергоблока… — Элджи помолчал. — В те дни я еще не знал, что Глеб Николаевич снабдил меня регенеративными способностями. Спустя пару месяцев, как видите, я полностью оправился и понял, почему не старею.

Элджи коснулся головы.

— Мои нервные клетки регенерируют, — сказал он спокойно. — Организм постоянно следит за своим состоянием и восстанавливает отмирающие ткани. Одной чистки генокода не хватило бы для такого результата — солевые отложения в сосудах мозга быстро вызвали бы склероз и безумие. Регенерация, вот секрет… — Элджи запнулся. В глазах Насти стояли слезы.

— Я не могу, — тихо сказала девушка. — Я не могу!

Плача, она вскочила и выбежала из лаборатории. Элджи недоуменно почесал за ухом.

Даже спустя сутки Кира еще не до конца верила, что вновь не одинока. Спасенная мышка, впрочем, тоже. Когда Кира привезла ее в свое убежище, оборудованное в дупле старого дуба на окраине городского парка, бедняжка долго не могла освоиться, нервно вскакивала при каждом звуке. День промелькнул как минута.

Сейчас мышка с аппетитом грызла сосновую шишку, а Кира сидела на краю дупла и задумчиво смотрела вдаль. Она чувствовала странную пустоту в сердце. Брат мертв, единственный известный ей разумный сородич спасен. Что же дальше? Кира не видела цели, не знала, куда девать столь желанную свободу.

Просто жить? Бездумно и бесцельно? Разве для этого они с братом шли сквозь огонь и воду? Раньше была хоть маленькая надежда основать новый род, найти себе и детям место на планете, целиком и полностью принадлежащей людям. Ради этой надежды Кира была готова сражаться со всем миром, свирепо и отчаянно, до смерти! Но теперь надежд не осталось вовсе. Пройдет год, два, десять, что переменится? Избегать опасностей вечно не сумеет никто, рано или поздно люди, совы, кошки, крысы и иные хищники не упустят свой шанс. И останется пустота. Даже не память, просто — пустота. Микроскопический листик оторвется от древа жизни, тихо опустится в перегной. И никто даже не узнает, что листик существовал…

— А я придумала себе имя, — весело сказала спасенная мышка. Кира, вздрогнув, вернулась на землю и с улыбкой повернула голову.

— Да, какое?

— Орбита.

— Как? — переспросила удивленная Кира.

— Орбита, сокращенно Орби, — мышка лукаво прищурила глаза. — Не нравится?

Кира почесала за ухом.

— Не то чтобы не нравится, просто странно…

— Ничего странного, — отозвалась Орби. — Старушка, у которой я жила, включала телевизор только если шла передача про космос, а я часто лежала на шкафу и тоже смотрела. В одной программе говорили, пока корабль не выйдет на орбиту, он может погибнуть в любой миг или затеряться во вселенной. Вот и я так же… — она смущенно опустила взгляд. — Кажется, только сейчас выхожу на орбиту…

Кира тепло улыбнулась.

— Отличное имя, Орби.

— Спасибо… — мышка совсем смутилась. — А ты? Почему тебя зовут Кира?

Долгое молчание.

— Трудно рассказать в двух словах, — ответила золотая мышь. — Если совсем коротко, то… Мы с братом родились пять лет назад, в лаборатории людей, от обычных, не разумных родителей. Мать чувствовала, с нами что-то не так, и отказалась кормить нас молоком. Позже ее и вовсе пришлось отсадить в другую клетку.

Кира вздохнула.

— Нас выкормила одна пожилая лаборантка, в ее честь брат и дал мне имя.

— Брат? — тихо спросила Орби. — Ты сказала, он погиб…

— Да, — отрезала Кира. — Его звали Итан. Он был… Величайшим представителем нашего вида. Гением.

Орби вскинула голову, но тут же вновь опустила глаза, чуть помахивая хвостиком от волнения.

— Подруга, только не обижайся, — сказала она робко. — Я думаю, мы принадлежим разным видам…

— Так и есть, — кивнула Кира.

— Мы даже внешне отличаемся. Ты такая красивая! — Орби мечтательно улыбнулась. — Вся золотая, с этими кисточками и волосами, и глаза у тебя красивые. А я просто мышка…

— Ты разумное существо, — серьезно ответила Кира. — И не понимаешь, как сильно отличаешься от простых мышей. Взять хотя бы мою золотую шерсть; мыши не различают цвета, ты знала?

— Не-ет… — удивленно протянула Орби.

— Вот видишь, — Кира гневно прижала уши. — У обычных мышей нет даже голосовых связок, потому-то они и пищат. А мы разговариваем, хоть и на человечьем языке. Но настанет день, вот увидишь, и наше племя создаст свой язык, свою страну, свой мир! Мы больше не будем ютиться в подполье людских городов! У нас появятся свои города!

Она запнулась и перевела дух, стараясь успокоиться. Агрессивность и упорство сильно отличали Киру от ее миролюбивого брата.

— Итан не мог читать мысли людей, будто книгу, — продолжила она после паузы. — Это невозможно, говорил он, поскольку мысль не только электрический, но и химический процесс. Телепатия работает иначе; силой воли, брат мог копировать память одного существа в разум другого, где та постепенно приживалась. Именно так он научился говорить и обучил меня…

Кира опустила голову.

— Люди в лаборатории были образованные, их разумы хранили море информации. За несколько лет, не покидая клетки, мы с братом узнали о внешнем мире и его обитателях так много, словно всю жизнь были свободны. И вот, я теперь на воле… Без него…

Кира сглотнула. Брат, добрый, пушистый, как наяву встал перед глазами и с улыбкой протянул сестре лапу.

— Жизнь кажется пустой, когда некого любить, — отрешенно сказала золотая мышка. — Вот так все просто. Понимаешь?

— Лучше, чем ты думаешь, — тихо отозвалась Орби. — Подруга… Как он погиб?

Кира зажмурилась. Последние слова Итана горели в разуме, будто он произнес их минуту назад.

— Он не погиб, — жестко ответила золотая. — Его убили. Люди узнали о наших способностях и решили провести операцию на мозге, чтобы подавить опасные умения. Брат прочел нашу судьбу в памяти одного из лаборантов, и успел отправить меня на волю с помощью гениального изобретения, которое готовилось для нас обоих. Сейчас я свободна, а он… — Кира всхлипнула и отвернулась.

Орби долго молчала.

— Путь был лишь для одного, да? — спросила она наконец.

— Нет, — глухо ответила золотая. — Итан ко всему подходил с беспощадной логикой. Если б мы применили все свои способности, без остатка, то, наверное, могли бы спастись и вдвоем, но тогда люди поняли бы, что мы умеем, и превратили город в атомную воронку, лишь бы не допустить нашего бегства. Брат сказал — убежим вместе, вместе и погибнем, вот так все просто.

Орби встрепенулась.

— А что вы умеете?

Кира развела лапками.

— Многое, Орби. Я пока научилась лишь управлять животными и генерировать электричество. Итан говорил, мы — нечто совершенно новое и полностью отличны от всех живых существ на Земле.

Мышка вздрогнула:

— Чем отличны?

— Брат называл это «новой архитектурой», — отозвалась Кира. — По его словам, наши тела могут почти моментально адаптироваться к любой поставленной задаче. Он говорил, когда мы научимся управлять этими процессами, сможем по желанию за несколько секунд отращивать крылья или жабры, заживлять любые раны, даже изменять структуру собственного мозга. Понимаешь… — Кира задумчиво провела лапкой по груди. — Мы с ним… Как бы… Одна клетка. Животные и растения состоят из огромного числа разных клеток, а у нас иначе — весь организм одна гигантская клетка, такая сложная, что содержит все органы живого существа и способна любой из них восстанавливать.

— Да-да, я понимаю! — с волнением вставила Орби. — Изменяя работу клетки, можно изменить и все, что внутри!

Кира кивнула.

— Точно. Обычные животные — многоклеточные организмы, а нас Итан называл метаклеточными. Я сейчас выгляжу как мышь просто потому, что рождена от мыши и в моей метаклетке содержится такая программа.

Орби широко раскрыла глаза.

— Так ты оборотень!

— Стану, когда научусь, — улыбнулась Кира.

— Но… — мышка вскочила. — Это же значит, твой брат жив!

Кира застыла:

— Орби?

— Он жив! — мышь чуть не прыгала от волнения. — Ты сказала, ваш организм заживляет любые раны согласно заложенной в метаклетку программе! А разве операция на мозге — не рана?

Глаза Киры широко раскрылись.

— Брат… — прошептала она.

— Что бы с ним ни делали люди, он быстро оправится! — воскликнула Орби. — Мы должны его спасти!

Кира судорожно вздохнула.

— В комплекс не пробраться.

— Ты же спаслась!

— Прибора, спасшего меня, больше нет. Он одноразовый.

Орби умоляюще сложила лапки перед грудью:

— Подруга, ну пожалуйста, подумай хорошенько, ты же такая умная, такая смелая! Должен быть способ!

— Способ… — глухо повторила Кира. — Я не знаю.

Но ее разум уже работал на полную мощность. И, с каждой минутой, безрадостное и бесцельное будущее все дальше отступало в небытие.

— Чуть правее. Еще немного… Отлично! — Элджи радостно кивнул и обернулся к Насте. — Спасибо, огромное. Правда. Я не ожидал.

Девушка нервно улыбнулась.

— Не за что… Элджи. Какую программу включить?

— Нэйшнэл Джиографик, — попросил пленник. — Или Дискавери. Другие каналы я не смотрю.

Вздрогнув, Настя с натугой кивнула и повернулась к небольшому настольному телевизору.

— Может, «Планету зверей»? — спросила она, переключая каналы. Элджи покачал головой.

— Нет, я ненавижу животных.

Девушка чуть не уронила пульт.

— Что?! Но… Почему?

Элджи вздохнул.

— Это не так просто объяснить, Настя.

Ученая придвинула табуретку к столу.

— А ты постарайся, — сказала она серьезно. — Я хочу понять, изучить характер. Ведь ты… — она запнулась, но все же закончила: — Наш первый брат по разуму.

Элджи вздохнул.

— Боюсь, я такой же продукт человечьей цивилизации, как и сами люди. Иное строение тела ничего не меняет, ведь я родился и жил среди вас, впитал вашу культуру и систему ценностей. Даже образование получал из ваших книг.

Он улыбнулся.

— От «мышиного» поведения во мне осталась разве что потребность грызть всякие шишки. Разум-разумом, а резцы стачивать надо.

Настя помолчала.

— В тесте прогрессивных матриц Дж. Равена ты регулярно выдаешь 100 %. Вчера тебе дали тест Кеттела. Знаешь, сколько баллов ты набрал?

Элджи огладил усы.

— Должно быть в районе двухсот, если я, конечно, не тупею с годами…

Девушка с натугой кивнула.

— Двести семнадцать. Средний человек показывает 100–120 баллов, ученые — до 180, Эйнштейн набирал 297. Твой результат на три балла выше, чем у Глеба Николаевича.

Элджи смущенно покрутил в лапках хвост.

— Ваши тесты очень простые, на самом деле… — буркнул он. — И неверно отражают интеллект. Скажем, все задачки на подстановку недостающих букв к корневому слову и расшифровку анаграмм, в большей степени проверяют словарный запас, чем разумность, а поиск цифровых закономерностей в матрицах сильно зависит от умения быстро считать в уме, которое не связано с интеллектом и развивается тренировками.

Настя сглотнула и некоторое время отрешенно смотрела в пустоту. Наконец, придя в себя, помотала головой и сняла очки.

— Так что насчет животных? — спросила негромко, принявшись чистить линзы платком. — Почему ты их не любишь?

— Намекаешь, что я животное и должен чувствовать близость со всеми, кто не человек? — угрюмо спросил Элджи.

Девушка вздрогнула.

— Нет, нет! Просто… Многие люди очень любят животных.

— Их проблема, — глухо отозвался Элджи.

— Но должны же быть причины? — Настя задумалась. — Из-за того увечья, да? С совой?

— Нет, — резко сказал Элджи. — Я не настолько тупая мышь, чтобы возненавидеть всех животных из-за одной голодной птицы.

Он уселся на хвост и скрестил на груди лапки.

— Хорошо, Настя, попробую объяснить. Ты видела, как в Китае собак готовят к забою?

Девушка отпрянула всем телом.

— Господи!.. — она чуть не уронила очки. — С чего бы мне смотреть на такое?!

— Полезно, — резко ответил Элджи. — Открывает глаза. Собаку вешают за шею и секут розгами, иногда пинают или бьют дубинкой. Чем сильнее боль, тем вкуснее мясо.

Настя сжала кулаки.

— На свете много мерзавцев, это же не значит, что мы все такие!

— А я не о людях сейчас говорю, Настя, — угрюмо ответил Элджи. — Я о собаках. Когда после экзекуции их снимают с веревки, что, ты думаешь, они делают? Нападают на мучителей? Пытаются сбежать? Нет, Настя. Они скулят и лижут ноги мяснику. А тот спокойно уводит пса на кухню и разбивает ему голову специальной колотушкой. Нередко на глазах других собак, ждущих своей очереди.

Элджи яростно дернул хвостом.

— Когда смотришь, что люди творят с животными, сначала поднимается гнев на людей. Я прошел этот период. Затем начинаешь видеть и другое: вся кровавая индустрия человечьей цивилизации идеально сбалансирована и использует не силу вашего разума, а тупость ваших жертв!

Элджи с горечью покачал головой.

— Практически все звери, которых вы убиваете, элементарно могли бы спастись, попросту догадайся они открыть калитку, или выйти из загона, или хотя бы отвлечь убийц, пока сородичи убегают. В Японии, самых умных зверей Земли, дельфинов, забивают сотнями, поскольку тем не приходит в головы перепрыгнуть сеть, едва возвышающуюся над водой! Когда смотришь на такое… — Элджи стиснул коготки. — Когда видишь, как табун лошадей, прекрасных и сообразительных, покорно ждет в загоне, пока прямо на их глазах работают забойные команды… Начинаешь думать, что люди заслуженно стоят на вершине.

Элджи поднял глаза на напряженно слушающую Настю.

— Вы не понимаете, что такое разум, — тихо сказал пленник. — Он достается людям слишком легко, вы его просто не цените. Но на самом деле, разум — величайшее достижение природы. Ее ответ на бесконечность Вселенной. Косная материя простирается на мириады световых лет, но я, мышь! — Элджи вскочил — я могу уместить Вселенную у себя в голове!

Он развел лапками.

— Настя, тебе никогда не представить, через какую боль я прошел, пока Глеб Николаевич проводил свои опыты. Я в полном смысле слова побывал на острове доктора Моро, и до сих пор иногда вижу те дни в кошмарах. Но, сквозь страдания и муки, я обрел разум, и потому даже сейчас, готовясь к смерти, все равно благодарен вам, люди. — Элджи опустил голову. — Спасибо.

Ответа не было так долго, что он вновь посмотрел вверх. Настя молчала.

— Не ожидала? — тихо спросил Элджи. Девушка вздрогнула.

— Я думала… — она запнулась. — Полагала… Мне казалось, ты проник в институт, чтобы освободить подопытных мышей.

Пленник покачал головой.

— Я пробрался сюда в поисках сородичей, Настя. Мыши имеют ко мне примерно такое же отношение, как лемуры к человеку. Кроме того, я умею думать не только текущим моментом. Выпустить на свободу ваших лабораторных животных означает разом их всех убить, а возможно, не только их.

Он затаил дыхание: момент был самым подходящим.

— Настя… — осторожно спросил Элджи. — Я слышал, что сказал профессор в ночь, когда меня поймали. У вас есть еще один тагвар?

Девушка покачала головой.

— Помет НГ-90 ничем не напоминал тебя. Даже внешне. При их создании использовались гены не только мышей, Глеб Николаевич затеял весьма странный… эксперимент. Ожидалось, что эмбрионы погибнут уже на стадии расширения бластоцисты, однако, как ни странно, НГ-90 принесла двух вполне здоровых детенышей. Ни говорить, ни понимать речь они не умели, а в тестах Метцела на g-фактор демонстрировали довольно низкие результаты, едва превышающие средние по каталогу Ратджерса… Но у них были уникальные способности, особенно у самца.

— Были? — дрогнувшим голосом спросил Элджи.

Настя тяжело вздохнула.

— Очевидно, они сознательно скрывали свой разум, маскируясь под обычных мышей, других объяснений у нас нет. Самка бежала десять дней назад, до сих пор никто не понимает, как, а самца с тех пор держат под наркозом. Он обладал совершенно необъяснимым умением двигать предметы силой мысли.

— Телекинез! — Элджи взволнованно дернул хвостом. — Глеб Николаевич упоминал телекинез!

— Да… Примерно, — неохотно отозвалась девушка.

— Как это проявлялось? Каков радиус действия? Влияние на энергетику организма?

Настя промолчала.

— Я не должна говорить, — сказала после долгой паузы. — Меня могут уволить.

Элджи вздрогнул.

— Прости, пожалуйста! Иногда мне трудно держать себя в руках, ведь я сорок лет жил в полном одиночестве. Лишь недавно стал общаться с людьми через интернет…

— Как?! — воскликнула девушка. Элджи улыбнулся.

— В чатах и на форумах не видно, человек ваш собеседник или говорящий зверек. Где ж еще я мог прочесть заметку о побеге вашей супер-мышки?

Настя отпрянула.

— Про НГ-90 написали в Сети?! Господи! — она зажала рот ладонью и выбежала из комнаты.

Элджи тяжело вздохнул.