"Слово арата" - читать интересную книгу автора (Тока Салчак Калбакхорекович)Глава 2 Наша встречаСестра Албанчи с маленькой Сюрюнмой были одни. Еще не войдя в юрту и не сказав «здравствуйте», я уже затараторил: — Иду в Хем-Белдир. Мама говорила: «Правильно». А ты как думаешь, сестра? На такое приветствие после долгой разлуки Албанчи ответила звонким смехом: — Да-да. Ты прав. Ступай. Так будет лучше всего, сынок. Она усадила меня рядом, обняла, поцеловала, наклонилась так близко, что ее ресницы коснулись моего лица, и погладила мне щеки обеими ладонями. Я уже говорил, что Албанчи стала мне матерью. Потом она угостила меня айраном, сдобренным просяными отрубями. Поев на дорогу, я сказал: — Ну вот, теперь зашагаю, сестра. До свидания, Сюрюнма! — Зачем «до свидания»? Пришел — и сразу уходишь! Сиди здесь, брат, — приказала она. — Нет, я скоро приду. Тут ведь недалеко, сестра. — А-а, тогда принесешь мне конфеточек-сахарков, брат, и моей куколке на платье. Она поднялась на цыпочки, прощаясь со мной. — Принесу, сестра. Я поцеловал ее белокурую косичку. Мои дорожные припасы Албанчи уложила в старенький мешок. Подала мне: — На. Ступай. Счастливой тебе дороги! Попрощавшись с Албанчи и Сюрюнмой, я перекинул за левое плечо кулек с дорожными припасами и быстро вышел. Пройдя несколько шагов, я обернулся. Албанчи стояла возле чума, придерживая вцепившуюся в ее подол Сюрюнму. Начинался май. Пробивались побеги прибрежной зелени и кустики подснежника. Почки на деревьях набухали — вот-вот они выпустят нежно-зеленые крылышки будущих листков, но лед на реке еще не тронулся. Только у берегов виднелись желтоватые, как сыворотка, разводья, да еще кое-где на середине реки, в самых быстрых местах, весна уже успела пробуравить ледяную крышку. Шагая высоким берегом, я раздумывал: «Когда же он тронется, этот лед? Хем-Белдир небось на той стороне. Как тут перебраться через Каа-Хем?» Я шел около часа, прежде чем показались знакомые места — устье родной Мерген. Вот домик белобородого Мекея. Из этого окна я выпрыгивал, когда меня украли. Старый Мекей умер — его дом нисколько не изменился. А здесь, у этого камня, стоял наш чум. Дорога стала подыматься вверх к плоскогорью. Неожиданно я увидел скачущего в мою сторону всадника. «Кто это может быть?» На всякий случай я скользнул в сторону и спрятался в буреломе. Всадник приближался. Уже видно: с ружьем… Женщина… В лад размеренной рыси, она громко пела. Теперь нас разделяло не больше десяти шагов. Сердце у меня застучало. Торопясь, я закричал: «Вера! Вера!» — и выскочил из чащи. Сильным рывком она осадила коня и вытянулась на стременах. Я подбежал к ней. Вера спрыгнула с лошади. Мы молча обнялись и долго не могли вымолвить ни слова. Потом она отстранилась. — Как ты здесь, Тока? Куда бежишь? На свидание? — Вера лукаво улыбалась. Я тоже хитро сощурился и выпалил: — Тебя встречаю, Вера! — Ой ли? — Да, да. А ты откуда летишь? Все партизанишь? С той осени? — Да. Теперь взяла разрешение, еду домой на побывку… О моих стариках что-нибудь знаешь? — Не хотел я встречаться с Чолдак-Степаном, всегда обходил Усть-Терзиг, но от людей слышал, что здоровы. Ну, да теперь сама скоро увидишь. Это вот мне далеко, а тебе на таком коне быстро. Лицо Веры потемнело. — Далеко? А говоришь, что меня встречаешь… Куда же ты направился? — Иду вниз, в Хем-Белдир. Попробую учиться. Возьмем тебя: с таким конем и ружьем едешь домой, была на войне. А я? Какой с меня толк, когда я ничего не знаю и ничего не умею? — Значит, не скоро мы с тобой теперь увидимся, — грустно сказала Вера. — Ну, что ж, давай хоть посидим здесь на дорожку. У меня в тороках узелок, отвяжи-ка и давай сюда. Закусим, а потом и ты себе пойдешь, и я домой поскачу. Мы поели сушеного мяса с хлебом, напились воды и немного посидели на берегу Мерген. — Ну, Тока, времечко наше пролетело, как ласточка над ручьем. Пора. Иди себе в Усть-Хопто, и я поскачу. Я отвязал коня и подвел к Вере. — Ну что ж, все, Тока… Хорошо, до свидания. Признаюсь, мне стало не очень хорошо на сердце, когда при этих словах она вдруг поспешно и низко опустила свое лицо. Мне хотелось ей тоже что-то сказать, но в горле так запершило, что я вовсе ничего не сказал, а только крепко пожал ей руки. |
|
|