"Тьма… и ее объятья" - читать интересную книгу автора (Крушина Светлана Викторовна)Глава 5– Сознание ко мне вернулось довольно скоро. Вновь обретя способность соображать, слышать и видеть, я обнаружил себя полулежащим на сиденье «Шкоды». Рядом со мной сидел Лючио. Отвернувшись, он смотрел в окно. Мы куда-то ехали. Не сразу, но все-таки я понял, что чего-то не хватает. Сумки, которая висела у меня на плече, когда я подошел к стоянке, теперь нигде не было. То ли я потерял ее, когда мне стало дурно, то ли ее забрал Лючио. Ничего особенно ценного там не было, но все же мне было ее жалко. — Очнулся? — равнодушно спросил Лючио. Он не повернул головы, но, вероятно, по движениям моим понял, что я пришел в сознание. — Хорошо. Сиди тихо, и все будет хорошо. — Это… это вы со мной сделали? — с некоторым трудом спросил я. Язык плохо слушался. — Что именно?.. А, ты про свой обморок? Тебе станет легче, если я отвечу "да"? — Вы… вы… — с ужасом и стыдом я понял, что вот-вот разревусь, и закусил губы. Слезы мне сдержать удалось, но глупость я все-таки сморозил: — Когда Кристиан обнаружит, что я исчез, он поймет, кто в этом замешан. Он будет меня искать… — И прекрасно! — Лючио повернулся ко мне, и я увидел довольную ухмылку на его губах. — Пусть приходит, побеседуем на моей территории. Может быть, тогда он будет сговорчивее. Мне даже кажется, — он прикрыл глаза, будто в задумчивости, но я видел коварные искры, сверкавшие в них, — что он может знать о делах твоего отца больше, чем кто-либо другой. И, если ты и впрямь ему так дорог, ему придется ответить на мои вопросы. Я зажмурился. Кристиан, прости меня! Через некоторое время слабость и головокружение почти совсем отступили, я выпрямился на сиденье и выглянул в окно. Насколько я сумел сориентироваться, мы приближались к границе города. Это встревожило меня. Если Лючио собирается увезти меня в другой город, будет гораздо сложнее возвращаться обратно. Если, конечно, мне удастся выбраться. И Кристиану будет труднее отыскать меня. В предместьях можно замечательно затеряться, там столько частных коттеджей, что все их не получится проверить даже при большом желании. Мы выехали за город, и некоторое время спустя свернули с трассы на боковую дорогу. Дома вдоль обочин попадались все реже, а деревья — все чаще. Вскоре мы ехали как бы по лесному коридору; деревья подступали ближе и ближе, дорога постепенно сужалась. Еще через несколько минут она резко свернула вправо, затем, так же резко, влево. Прошло не меньше часа с тех пор, как я очнулся; все это время мы: я, Лючио и водитель, лица которого я так и не видел, — молчали. Асфальт сменился гравием, затем просто накатанной землей. На дороге появлялось все больше рытвин, машину ощутимо потряхивало, и она сбавила скорость. Я начал раздумывать о том, чтобы попробовать выпрыгнуть из машины. Но, едва такая мысль только зародилась в моей голове, Лючио, до тех пор отстраненно глядящий в окно, резко повернулся ко мне. Его движение заставило меня вздрогнуть. Уж не читает ли он мои мысли? Без единого слова Лючио взял меня за руку и крепко сжал пальцы на запястье. Мне показалось, что на руке защелкнули браслет наручников; пальцы Лючио были такие же холодные и твердые. — Ты слишком много волнуешься, — проговорил он тихо, приблизив свои губы почти вплотную к моему уху. Слова его проникали в мою голову и обращались в сырой и липкий туман, заволакивающий мысли. Медленно, капля за каплей, во мне нарастало безразличие, и я знал, чьих это рук… вернее, слов дело. Но я даже не пытался сопротивляться или протестовать. Возможно, Лючио и прав, и мне будет только лучше, если я успокоюсь. Зачем тратить нервы и волноваться в ситуации, когда я бессилен что-либо изменить? Не проще ли отдаться на волю того, кто заведомо сильнее меня и лучше знает, что нужно делать? — Твои нервы напряжены, твоя душа измучена. Ты чувствуешь себя усталым, несчастным и разбитым, тебе хочется уснуть и никогда не просыпаться. Твое сердце болезненно вздрагивает и сжимается, мысли путаются, язык не желает повиноваться. И причина всем этим мукам — ты сам. Никто не может заставить тебя страдать сильнее, чем к тому ты вынуждаешь себя сам… "Ложь!" — хотел сказать я, слово это царапнуло даже через окутавшее меня безразличие. Но язык, и впрямь, снова отнялся… — Я уже обещал, что не причиню тебе вреда, — продолжал Лючио. Оставалось только удивляться, как быстро сладкая бархатистость в его голосе сменялась льдистым холодом. Он владел своим голосом в таком же совершенстве, как и лицом. — И не позволю никому причинить тебе вред. Со мной ты в полной безопасности, до тех пор, пока сам не попытаешься сделать мне какое-нибудь зло. Понял? Если вздумаешь выкинуть какую-нибудь штуку — пеняй на себя. Скажу откровенно: ты мне нужен. Но, если придет нужда, я как-нибудь управлюсь и без тебя. Поэтому не воображай себя чересчур важной персоной и будь умницей. Я понятно изъясняюсь? Я кивнул. Куда уж понятнее. — Вот и хорошо, Илэр. Теперь слушай меня очень внимательно. В том месте, куда мы едем, веди себя тихо и скромно. Не болтай глупостей, вообще не открывай рта без крайней на то необходимости. Не пялься по сторонам. Особенно, не оскорбляй своим любопытством тех, кто живет в этом месте. Среди них есть такие, кто с трудом переносит общество подобных тебе. Просто увидев человека, они могут начать нервничать, а если ты своим необдуманным поведением подольешь масла в огонь, я не знаю, сумею ли даже я сдержать их. Это не угроза, Илэр, все это я сообщаю тебе ради твоей же собственной безопасности. Видишь, как я забочусь о тебе? По конец речи его голос снова изменился, теперь в нем звучала неприкрытая издевка. Закончив же говорить, Лючио расхохотался своим восхитительным ясным смехом. Я слышал этот смех, и мне так хотелось довериться Лючио! Казалось, что в существе, смеющемся так беззаботно, звонко и заливисто, не может быть никакого зла. Этот смех мог сломить скорее и вернее любой угрозы, он рождал веру, а со временем, вероятно, пробуждал и любовь. Мне приходилось ежеминутно, ежесекундно напоминать себе, что именно по повелению Лючио убили моего отца, но даже это помогало слабо. "Место", про которое говорил Лючио, оказалось большим неопрятным особняком. Он стоял в стороне от той проселочной дороги, по которой мы ехали часа два. Чтобы добраться до него, пришлось еще с четверть часа трястись по совершенно уже безобразным ухабам. Дом тоже выглядел безобразно и мрачновато. Обступавшие его высокие деревья с корявыми ветками усиливали то жесткое впечатление, которое производил на меня этот дом. Выбравшись из машины, я остановился на рассеченной дорогой поляне перед домом. Я разглядывал дом и вяло размышлял, найду ли внутри пыль, пауков и паутину, а так же леденящий холод и развешенные по стенам истлевшие саваны. Такая обстановка как нельзя лучше подходила бы для обиталища вампиров. Лючио и его водитель остановились по обеим сторонам от меня. Теперь, хоть в тени огромных деревьев и было сумрачно, я мог рассмотреть того, кто сидел за рулем и без труда узнал того, кто разыскивал меня на кладбище и после являлся на похороны моего отца в компании загадочной женщины под вуалью. Вампир перехватил мой взгляд и медленно улыбнулся. Так, улыбаясь, он до содрогания походил на вылезшего из могилы покойника. Я поспешно отвернулся от него. Как знать, не скрывает ли красивая личина Лючио подобную же суть?.. А что, если и Кристиан тоже носит свое лицо, как маску? От этой мысли желудок мой сжался в комок и подступил к горлу. — Что ж ты остановился? — спросил Лючио, тронув меня за плечо. — Проходи, не стесняйся. В этом роскошном доме для тебя уже приготовлены апартаменты. Тебе понравится, уверяю. Он подтолкнул меня в спину, совсем тихонько, но я едва удержался на ногах и вынужден был пробежать несколько шагов, чтобы не упасть. Едва волоча ноги, поднялся по ступенькам крыльца, и снова остановился. Я чувствовал, что, если войду в эту дверь, со мной неотвратимо случится что-то страшное. Уж слишком этот дом напоминал особняк из фильмов ужасов. Видя мое замешательство, Лючио усмехнулся, оттер меня в сторону плечом и распахнул дверь. Я ожидал, что из нее на меня пахнет могильным холодом, но ошибся. Передо мной открылась самая обычная прихожая, какая могла бы быть в любом доме, где жили обычные люди. Я переступил порог, и дверь за мной захлопнулась. — Иди за мной, — велел Лючио и, не оглядываясь, стал подниматься по лестнице. Словно привязанный, я пошел за ним. Когда мы поднялись на второй этаж, в одном из дверных проемов, выходящих на лестницу, показалась женщина. Я мельком отметил, что она невысока ростом, белокожа и красива. Тоже вампирша?.. Наверняка. — Ты все-таки привез его? — спросила она, впившись в меня взглядом огромных светлых глаз. Взгляд был такой говорящий, что у меня немедленно заболела шея. — Это ведь тот, которого ты… — Не твое дело, — резко ответил Лючио, снова наградив меня тычком в спину. — Убирайся прочь и не показывайся мне на глаза, пока я не позову. Теперь женщина смотрела на него, и я понял: ее «говорящий» взгляд предназначен вовсе не мне. В ее глазах, обращенных на Лючио, горела такая ненависть, словно она с удовольствием набросилась бы на него и разорвала бы ему горло. Так-так. Значит, не у одного меня здесь есть причины ненавидеть Лючио. Может быть даже, мне удастся отыскать союзника? — Ты убил Адриена, — не успокаивалась женщина (я же вздрогнул: ей известно имя моего отца?), — теперь добрался и до него? Хочешь и его убить? Лючио стремительно скользнул к женщине и без замаха, но очень сильно, ударил ее ладонью по лицу. О том, что удар был сокрушающей силы, я мог судить по тому, что женщину буквально отбросило в сторону. Она ударилась о стену и замерла, скорчившись. По лицу ее текла кровь. — Не суйся не в свое дело, — Лючио, склонившись над ней, не говорил, а почти шипел, и в лице его оставалось мало человеческого, — и помни свое место! С этими словами он схватил меня за локоть и поволок дальше по лестнице вверх. Мы оказались на третьем этаже и быстро прошли по короткому коридору, в конце которого была дверь. Лючио отпер ее ключом, который достал из кармана пальто, и затолкнул меня внутрь комнаты. Теперь он обращался со мной так, словно я был мешком с мусором и ничем более. — Помни, что я сказал тебе, — произнес он уже нормальным голосом, закрывая дверь. Я услышал, как в замке повернулся ключ. В комнате было сумрачно из-за наглухо задернутых плотных штор. Я сдернул их и обнаружил, что окна забраны решеткой, такой частой, что меж ее прутьев моя рука не смогла бы пройти. Никогда мне еще не приходилось сидеть в тюремной камере. Кроме решетки, ничего особенного в комнате не было. Правда, обстановка оставляла желать лучшего: старые, кое-где отошедшие обои; вытертый пыльный ковер на полу; мебель только самая необходимая и явно очень старая. Кровать пронзительно заскрипела, когда я сел на нее. Муторное безразличие, охватившее меня по дороге сюда, понемногу проходило. Я уже не сомневался, что в это состояние каким-то образом погрузил меня Лючио. Был ли то простой гипноз или какие-то сверхъестественные вампирские чары, оставалось только догадываться. Я чувствовал головную боль и голод. Эти два ощущения, постепенно захватили меня всего; все остальное: отчаяние, страх, тревога, — отступило на задний план. О еде, пожалуй, было лучше не думать. Вряд ли Лючио намеревался предоставить мне обед из трех блюд. Но зачем он оставил меня здесь? Почему не расспросил сразу? Или же он ждет, когда пройдет тупое безразличие, чтобы я во всей мере прочувствовал ужас своего положения и стал посговорчивей? Что ж, это был разумный ход. Был бы разумный, если бы я в самом деле хоть что-нибудь знал. Если уж Лючио такой проницательный, почему не понял, что расспрашивать меня бесполезно? Впрочем, он ведь мог решить использовать меня только как наживку для Кристиана. В комнате было прохладно, и я почувствовал, что зябну, хотя до сих пор оставался в куртке. Я спрятал руки в карманы и начал ходить по комнате, чтобы согреться. Вскоре я начал дрожать, и дрожь только усиливалась, до тех пор, пока я не обнаружил, что клацаю зубами, словно в сильном ознобе. Дрожь эта не имела уже никакого отношения к холоду, а происходила, скорее, от нервов. Чтобы хоть чем-то занять руки и голову, я сперва начал рассматривать брелок-ракушку, которую обнаружил в одном из карманов куртки. Эта вещь сейчас казалась мне особенно дорогой, потому что была памятью об отце, да еще потому, что ее не отобрал у меня Лючио. Но и на этот раз я не нашел в ракушке ничего особенного — да и что бы я мог найти? — и вскоре сунул ее обратно в карман. Становилось все холоднее. Я подошел к окну и изо всех сил принялся дергать решетку. Она не поддавалась. Не знаю уж, на чем она крепилась к рамам, но мне не удалось даже хоть сколько-нибудь расшатать ее. Я только ободрал в кровь пальцы. Тогда я плотнее запахнулся в куртку, забрался на кровать и свернулся в клубок. Я хотел подумать, как мне лучше теперь поступить, но мысли путались, перебиваемые страхом и тревогой как за себя, так и за Кристиана. Совсем скоро он поймет, если уже не понял, что со мной случилась неприятность. Он начнет меня искать, и навлечет неприятности и на себя тоже. А может быть, и на Агни. И во всем виновата только моя беспечность и неосторожность. Со дня смерти отца все пошло наперекосяк, и я совершал один необдуманный поступок за другим. Впрочем, это слишком мягко сказано: "необдуманный поступок", гораздо сильнее это походило на глупости. Я постоянно трясся от страха и делал глупости. Еще немного, и я сам себе стану противен. Каким-то чудом я смог задремать. Но даже этот хрупкий сон отравлен был страхом, и длился недолго. Я проснулся, услышав, как в комнату кто-то входит. Свет за окном уже мерк, но вошедший — точнее, вошедшая — все равно постаралась прикрыть лицо от света, повернув голову так, чтобы прядь волос скрыла его. Руки у нее были заняты, она несла поднос, на котором стояло несколько тарелок, накрытых другими тарелками. Она молча поставила поднос на стол и так же молча повернулась, чтобы уйти. Я быстро прикинул, что, если не стану терять время, могу успеть опередить ее и выскочить за дверь. Если она, конечно, не заперта, и если у меня не закружится голова. Не давая себе времени для дальнейших раздумий, я спрыгнул с кровати. Женщина поймала мое движение и вдруг оказалась уже не у стола, а рядом с дверью, преграждая мне путь. Я же ни с того, ни с сего запнулся о собственные ноги и грохнулся на пол. — Подождите! — крикнул я в отчаянии. — Я… Но женщина уже скрылась за дверью. Проклятье! Я со злостью несколько раз ударил кулаками в пол и заплакал беззвучно и зло. Через какое-то время слезы иссякли, и мне стало полегче. Правда, я совсем окоченел, и голод стал еще свирепее. Я медленно поднялся с пола; еда дожидалась меня на столе. Все давно уже остыло, если только когда-нибудь было горячим, но я был так голоден, что не стал привередничать. Пока я ел, совсем стемнело. Я обшарил всю комнату, но так и не смог найти никакого выключателя, и даже не смог припомнить, был ли здесь светильник или лампа. За окном, как и в комнате, была непроглядная тьма без единого огонька, без движения. И ни единый звук не доносился в мое узилище. Я добрых минут десять провел, прильнув ухом к двери, и все же не услышал ничего. Дом казался вымершим. В темноте и тишине я провел довольно много времени. Спать я уже не мог. Я переходил от окна к двери и обратно, но тщетно ожидал хоть шороха, хоть шепота, хоть самого крошечного огонька. И это все сильнее тревожило меня. Я чувствовал себя почти больным от тревоги и волнения. Наконец, когда я уже подумывал о том, чтобы каким-либо образом поднять шум, чтобы привлечь к себе внимание, за дверью раздались шаги. Я немедленно бросился к ней и встал у стены так, чтобы вошедший заметил меня не сразу. Таким образом я надеялся выиграть несколько секунд и попытаться выскочить из комнаты. Дверь открылась, но никто не вошел в комнату. Я скосил глаза: на пороге замерла невысокая, очень изящная фигура. Это был Лючио. В руке он держал лампу, свет от которой ложился на его лицо причудливыми пятнами. — Я предупреждал тебя, Илэр — без глупостей, — проговорил он негромко и очень мягко. — Дважды повторять не в моих правилах, но для тебя я готов сделать исключение. И хочу сообщить: даже если ты выберешься из комнаты, живым из этого дома ты выйдешь, пока я не позволю. Так что, прекрати эти игры в суперагента. Я сразу поверил ему словам насчет того, что не выйду из дома живым. Если тут живет множество таких же неуравновешенных и агрессивных личностей, как Лючио и встреченная накануне женщина, которую он ударил, то я рискую расстаться с литром-двумя крови, а то и с жизнью. — Иди за мной, — велел Лючио, и его глаза безошибочно отыскали мои глаза и так и впились в них. На этот раз он, похоже, решился обойтись без чар и без гипноза, потому что я не ощутил ни головокружения, ни слабости. Я молча вышел из своего укрытия. Вновь пройдя по коридору, мы вышли к лестнице и спустились по ней на второй этаж. Лючио шел сбоку и чуть позади меня, иногда легким движением подбородка указывая направление. Комната, в которой завершился наш путь, была обставлена как гостиная. Здесь даже был устроен настоящий камин, в котором потрескивали дрова. Пламя было единственным источником света в гостиной. У камина стояли два кресла. В обоих сидели мужчины. Еще двое, мужчина и женщина, сидели на диване поодаль. Выглядели все они как обычные люди. Никто из них не мог сравниться с Лючио: хотя сейчас носферату был облачен в самую обычную светло-серую рубашку и обычные же черные брюки, своим великолепием он затмевал всех, кто оказывался рядом, и оставался фантастически элегантным и обаятельным. Лючио вывел меня на середину комнаты, взяв за руку, и четыре пары глаз уставились на меня с хищным интересом. — Прошу любить и жаловать, — проговорил Лючио, отступая в сторону и оставляя меня одного посреди комнаты в окружении существ, которые, вероятно, все являлись в буквальном смысле опасными хищниками. — Илэр Френе, сын нашего дорогого покойного друга Адриена Френе. При словах "дорогого покойного друга" я дернулся, но промолчал. — Разве он не должен быть тоже мертв? — с интересом спросила женщина. У нее были яркие пухлые губы и короткие светлые волосы. — Признаюсь, я так и задумывал сначала, — согласился Лючио усаживаясь в кресло. — Но план не сработал полностью, и это оказалось к лучшему. Илэр будет нам полезен, так или иначе. Если, конечно, он согласится сотрудничать добровольно, а это будет только в его интересах… Илэр, сядь, пожалуйста. Ты не на допросе; я привел тебя сюда для мирного дружеского разговора. Я молча подчинился, заняв последнее свободное кресло. Теперь все сидящие образовывали круг, частью которого оказался и я. Учитывая, что круг этот был составлен вампирами, чувствовал я, усаживаясь, нечто совершенно неописуемое. Как будто совершился некий ритуал, в результате которого моя сущность должна была претерпеть загадочные изменения. — Итак, Илэр, — заговорил Лючио, когда я уселся, — я не хочу от тебя чего-то непосильного или сверхъестественного. Просто расскажи нам, что ты знаешь о работе своего отца. — Что я могу о ней знать?.. — несмотря на страх, я решил сыграть дурачка. — Отец ничего не рассказывал мне о делах на кафедре. — Кафедра нас мало интересует. Расскажи о тех исследованиях, которые он вел дома. — Не знаю, чем он мог заниматься дома и какие исследования вести. Он же не располагал лабораторией с нужным оборудованием. Наградой за этот ответ стал долгий пристальный взгляд. — Послушай, Илэр. Я понимаю, что отец мог не посвящать тебя в тонкости своих работ. Но я ни за что не поверю, будто Адриен Френе, зная, что ходит по краю и что жизнь его в любой момент может оборваться, не доверил кому-нибудь результаты своих открытий, сообщив о них хотя бы в общих чертах. А, учитывая его характер, этим «кем-нибудь» с наибольшей вероятностью должен был стать ты, Илэр. — Но отец ничего мне не рассказывал! — Подумай хорошенько. Вспомни: может быть, он намекал на какую-то важную информацию, которой он располагает, или упоминал место, где хранит некие сведения, имеющие большое значение для него. Или же отдал тебе диск или дискету, попросив сохранить ее для него. — Нет… нет, ничего такого не было. — Но ведь вы столько лет жили в одном доме! — не выдержав, вступил в разговор один из мужчин. На нем был надет яркий полосатый свитер легкомысленного вида. — Неужто ты не знаешь никаких тайников в нем? — Я не имею обыкновения лазать по темным углам, разыскивая чужие тайники, — хмуро ответил я. — Напрасно, — улыбнулся второй мужчина. На вид ему было лет тридцать, он носил небольшую аккуратную бородку, делавшую его похожим на университетского преподавателя. — Иногда это бывает очень полезно. Я не ответил. В голову мне пришло одно соображение, простое, но сильно потрясшее меня. Странно, что раньше я даже не подумал об этом: если отец так тщательно скрывал то, над чем работал, и открылся, и то не полностью, одному лишь Кристиану, откуда же про его исследования прознали вампиры?.. Исключая то, что с ними мог поделиться информацией Кристиан, оставалось предположить, что среди вампиров был кто-то, кого отец считал по меньшей мере своим другом. Но почему тогда Кристиан не знал об этом? Или же знал, но не счел нужным говорить мне, умолчав так же, как умолчал о своей собственной природе?.. Что еще он скрывает от меня? Я знал, что его молчание происходит отнюдь не от недоверия, но от желания оградить меня от страшного и неприятного знания. И все-таки мне было больно… — Возможно, — задумчиво проговорил Лючио, — отец хотел оградить тебя от своих дел, чтобы не впутывать в неприятности. Возможно. Тогда он мог ничего тебе и не рассказать… Но кому-то он должен был довериться? Несомненно. Ну, а кроме тебя и Кристо, некому. Так что если не ты, то Кристо… Что ж, в этом случае от тебя тоже будет польза. Кристо, разумеется, будет тебя искать и, рано или поздно, появится здесь. Тогда, я уверен, мы сумеем его разговорить. Кристиан умеет хранить чужие секреты, хотел было сказать я, но прикусил язык. Сочтет ли он эту тайну достаточно важной, если узнает, что я в опасности?.. Зная его довольно хорошо (да впрямь ли? тут же спросил я себя), я мог предположить, что нет, не сочтет. — Ох, Кристо, — вздохнула женщина. — Мы так давно его не видели. Я думала, его уже нет в живых. Ты видел его, Лючио? Как он? — Он связался с людьми и ослаб, — ответил Лючио, помолчал и добавил. — К сожалению, ослаб не настолько, насколько мне хотелось бы. — Кристо был силен, — заметил мужчина с бородкой, и в голосе его промелькнуло что-то вроде уважения. — Это было давно, — резко сказал Лючио. — Но не о нем сейчас речь, Кристо вы все сможете увидеть… и обсудить позже. Сейчас же мы говорим об Илэре. Есть еще один аспект. Но его я предлагаю обсудить после. Ни к чему нагружать Илэра еще и этим. Глаза сидящих в комнате вампиров полыхнули, как мне показалось, красным пламенем. Похоже, они догадались, о каком аспекте шла речь, для меня же это оставалось неприятной, пугающей загадкой. Вдруг я разозлился сам на себя. Долго еще я буду этакой покорной овечкой, только и способной, что беспомощно задавать вопросы, на которые никто не спешил отвечать? Лючио считает, что имеет надо мной власть — что ж, он и впрямь ее имеет, — но что из этого? Почему я не могу спросить его о том, что интересует меня? Я встал с места и подошел к камину. У огня я почему-то чувствовал себя более уверенно, хотя Лючио смотрел прямо на меня, и на лице его был написан неподдельный интерес. Я боялся, что он решит немедленно воспользоваться своими чарами, но ему, как видно, было и впрямь любопытно, что я имею сказать. — Если вы сами говорите, что мой отец был весьма скрытен, — сказал я тихо, — то откуда вам вообще известно, что он вел какие-то таинственные работы? Сомневаюсь, что он посвятил в них хоть одного из вас! Лючио улыбнулся и прикрыл глаза. — У нас, Илэр, имеются свои пути получения информации. Путь столь неисповедимые для человека, что даже не имеет смысла пытаться объяснить их тебе. — В головы, что ли, влезаете и читаете мысли? — спросил я нарочито грубо. Я полагал, что Лючио насмешит нелепость моего предположения, но ошибся. Тонкая улыбка не покинула его губ, но в глазах его, когда он поднял их на меня, улыбки не было. — Чтение мыслей — слишком высокая магия, чтобы быть доступной многим, — сказал он на полном серьезе, как будто ему каждый день приходилось обсуждать тонкости магического искусства. — И слишком сложная. Есть пути гораздо более простые. — Что ж вы не воспользуетесь этими простыми путями сейчас? Но Лючио словно бы не слышал меня, и продолжал: — Кроме того, сдается мне, что нам о твоем отце известно больше, чем тебе. Ведь много лет он поддерживал с нами знакомство, а ты даже не подозревал об этом. — Почему вы не убили его сразу, когда он только прознал про вас? — вырвалось у меня. — Ведь он мог рассказать о вашем существовании другим людям. — Во-первых, кто бы ему поверил? Во-вторых… ах, Илэр, какие же извращенные у тебя представления о нашем сообществе. Мы не звери, чтобы убивать людей… без причины. Если можно договориться, зачем убивать? — Не верю, что он мог с вами "договориться". — Но ты нас совсем не знаешь, — снова заговорила женщина. Она смотрела на меня, странно щурясь, а голос ее тек медовой рекой. — Тебе, вероятно, рассказали про наши темные стороны, многократно преувеличив. — Да и рассказывал тот, у кого имеются свои причины не любить нас… в частности, меня, — добавил Лючио. — Позволь, я кое-что объясню ему, Лючио? — женщина поднялась с дивана. — Может быть, тогда мальчик станет посговорчивее. Лючио кивнул и отвернулся, словно ему было неприятно смотреть на то, что последует за его позволением; остальные же мужчины все уставились на меня. Меня охватила дрожь, я хотел бы убежать, да не знал, куда. В тишине, нарушаемой лишь треском пламени в камине, женщина медленно приближалась, не сводя с меня взгляда. Глаза ее горели ярким, нечеловеческим огнем; розовый влажный язычок раз за разом пробегал по пухлым губам. Я все пытался разглядеть ее клыки, но у меня не получалось. Вот сейчас… сейчас… еще несколько секунд, и моего горла коснутся ее зубы. Что я тогда почувствую и что со мной будет после?.. Мне было уже совсем нестрашно, нечто вроде истомы охватило меня. Я пытался сопротивляться, но женщина была сильнее. Она уже приблизилась ко мне вплотную. Когда она остановилась, ее грудь касалась моей. Женщина медленно вскинула руки и заключила меня в объятия. На какой-то миг я увидел вместо ее рук два крыла, черных, шелковых; они обхватили меня и сомкнулись вокруг как будто коконом. Ощущение такого небесного блаженства наполнило меня, что я невольно застонал. Женщина приблизила свое лицо к моему; глаза ее превратились в светлые заводи, что не имели ни берегов, ни дна. Но ее губы, когда прижались к моим, были ужасающе холодны, и я содрогнулся, ощутив их прикосновение. К истоме добавилась слабость и головокружение: ощущения, хорошо мне знакомые. Слишком хорошо… в глазах снова начало темнеть. Еще немного, и я непременно потеряю сознание. Еще совсем недавно я мечтал об этом, но теперь не желал этого совершенно. Лишиться чувств в комнате, где сидят шесть вампиров! Бог знает, открыл бы я после глаза вновь когда-нибудь! От меня, однако, ничего уже не зависело. Черные крылья запахивались вокруг меня все плотнее и плотнее. Я начал задыхаться… и в рассудок мой прямо через глаза хлынула густая тьма. …И открытые глаза видели ту же тьму. Первым делом, начав соображать, я схватился за шею, проверяя, нет ли на ней ран от вампирских зубов. Шея была не повреждена, что доставило мне невыразимое облегчение. Значит, что бы ни делала со мной женщина-вампир, кровь мою она не пила. Что бы ни делала… А что она, в самом деле, со мной делала? Я помнил ее поцелуи, но вот что было дальше? Каким способом она намерена была объяснять мне?.. Я запретил себе думать о том, что женщина могла со мной сделать, и попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом. Например, на том, что могли бы означать виденные мною крылья. Была ли это игра воспаленного воображения, или женщина действительно превращалась на моих глазах?…Или же, имело смысл прикинуть, сколько времени осталось до рассвета. Я определил, что нахожусь в комнате, предназначенной быть моей тюремной камерой. Было темно, значит, ночь еще не завершилась (если только я не пробыл без сознания сутки). Но за окном, вроде бы, непроглядная темень сменялась теменью другой, сероватой, предрассветной. …Окна моего узилища беспрепятственно пропускали дневной свет, и я легко мог следить за ходом времени. Так я определил, что провел в заточении три дня и четыре ночи, и эти дни, без преувеличения, были самыми тяжелыми в моей жизни. Даже день похорон отца померк в моих воспоминаниях. Воспоминания мои, впрочем, путались, так же как и вообще все мысли. Возможно, это было следствием нервного перенапряжения и непреходящего страха и беспокойства, или же чар обитающих в доме вампиров. Так или иначе, я чуть было не сошел с ума. Никаких занятий для себя я изыскать не мог, кроме как пялиться в потолок или в окно, или же спать. За окном, так же как и в комнате, ничего интересного не происходило: несколько раз я видел на поляне людей, но все это, верно, были вампиры из клана Лючио. Даже если нет, я никак не мог привлечь их внимание. Попытавшись постучать в окно (вернее, в решетку на нем) и покричав, я понял, что меня не слышат. Шум же, произведенный мною, имел иные последствия. Через минуту после того, как я отошел от окна, в комнате появился Лючио. Не меняясь в лице, он одной рукой сгреб меня за воротник и приложил спиной об стену так, что в голове у меня зазвенело. Продолжая удерживать меня за воротник, он приблизил свое лицо к моему и ровным голосом пообещал оторвать мне голову, если я повторю то, что устроил сегодня. И я сразу ему поверил. Основным моим времяпровождением стали тягостные размышления, наполненные тревогой за Кристиана, Агни и Хозе… и страхом за себя. Известил ли уже Лючио Кристиана о моем пленении или же ждет, пока тот сам отыщет этот загородный дом?.. Горестными и долгими были эти дни, и бессонными — ночи. Еду раз в день приносила одна и та же женщина, уже мне знакомая. Она по-прежнему завешивала лицо волосами, скрывая его от меня и от света, и я пришел к выводу, что она из младших вампиров, которым сложно терпеть дневной свет. Теперь с ней неизменно приходил еще и мужчина, который, впрочем, оставался за дверью. Лючио, видимо, решил перестраховаться после того случая, когда я пытался выскочить из комнаты и потерпел фиаско. С женщиной я пытался разговаривать, но она отмалчивалась и только еще ниже опускала голову. Мне приходило в голову, что, возможно, это была та самая женщина, которую ударил Лючио, но выяснить это я никак не мог. Мне так и не удалось разглядеть ее лицо. Она никогда не смотрела на меня прямо, но довольно часто я чувствовал на себе ее пристальный взгляд. Я поворачивался к ней, но снова видел только темную волну волос. Я съедал все, что мне приносили. Особенно сильного голода я не испытывал, но нужно было сохранить силы. В конце концов, должна же эта история как-то завершиться, добром ли, худом ли. Уморить себя голодом раньше времени в мои планы не входило. Лючио заходил несколько раз в день, и был настроен как будто доброжелательно, если не считать того случая с окном. Он вел со мной абстрактные разговоры, смысла которых я не понимал, или начинал расспрашивать, не вспомнил ли я чего-нибудь, что захотел бы сообщить ему. Ничего такого, конечно, я не вспомнил, да и не собирался. В его присутствии меня ломало и гнуло страшно. Не знаю уж, пробовал ли Лючио на мне свои способности носферату, или же это мое «я» сопротивлялось, как могло, исходящим от него харизматическим чарам, и не всегда преуспевало. Мое отношение к Лючио могло за несколько минут измениться от глубинной первобытной ненависти до слепого обожания. Его присутствие рядом доставляло мне больше страданий, чем долгие одинокие часы, заполненные страшными мыслями. Я видел перед собой человека, который был убийцей моего отца, но меня тянуло к нему так, что я едва не терял голову от нахлынувших чувств. Это раздвоение было ужасно. Лючио, полагаю, знал, что творится со мной, и наблюдение моей внутренней войны доставляло ему некое извращенное удовольствие. При этом он советовал мне расслабиться и успокоиться, не сопротивляться зову сердца. — Мы слишком полагаемся на свой разум, — говорил Лючио. — А он, бывает, играет с нами такие шутки, что мы расхлебываем их последствия до конца жизни. Разум лукав, он великий притворщик, сердце же с нами всегда честно. Вспомни, Илэр, было бы когда-нибудь такое, чтобы твое сердце обмануло тебя?.. Мне оставалось только молчать. Я знал, что если вступлю с Лючио в беседу, то он скоро погубит меня, полностью мною завладев. Вечером третьего дня Лючио снова навестил меня. Выглядел он слегка озабоченным и, пожалуй, даже нервным. Хотя, возможно, это мне только показалось. Я с утра пребывал в апатии, лежал на кровати и полуспал-полубредил, потихоньку впадая в то странное состояние, когда сложно становится различить грезу и реальность. Приход Лючио меня из этого состояния вырвал, но вставать я не собирался. — Кристо все нет, — сообщил Лючио небрежно, но в этой небрежности звучала тревога. — То ли ему плевать на тебя, то ли он потерял нюх. В противном случае, он уже должен был добраться сюда. Впрочем, — продолжал он, — может быть, Кристо вынашивает какой-нибудь хитроумный план. Ну что, посмотрим, кто кого перехитрит… Ты не боишься, Илэр? — Чего? — спросил я безразлично. — Того, что он оставил тебя, — глаза Лючио блеснули. — Он старый носферату, и все эти благородные замашки, игры в человека не могут вытравить из него полностью его сущность. Он избрал короткую жизнь ради того, чтобы не отбирать жизни у других, ну так с чего бы ему рисковать этой и так слишком короткой жизнью?.. а если он сунется сюда, он будет рисковать, и он это знает. В прошлый раз мы встретились один на один, и Кристо взял верх надо мною, но здесь — здесь ему такого шанса не представится. — Это подло — наваливаться всей кучей на одного, — прошептал я. — Нас слишком мало, чтобы мы могли быть честными и благородными. Мы просто будем уничтожены, — Лючио замолк, обратив взгляд за окно. Его изящный профиль был повернут ко мне, и снова я подумал, что никогда в жизни не видел никого красивее. Что же такое есть это существо? И насколько оно старо?.. — К слову, Илэр, ты что-нибудь знаешь о том, как творятся новые вампиры? Кристиан рассказывал об этом? — Он сказал только, что существует особый ритуал, на проведение которого требуется разрешение главы клана, — ответил я, удивляясь себе: я вовсе не намеревался вступать с Лючио в диалог. — Верно, ритуал. Который проводится слишком редко. Реже, чем хотелось бы. Чтобы отыскать среди нас сотворенного, придется потратить немало времени. И большая часть из них слишком недолговечна. Это неприятно… И дело не в сложности ритуала, и не в том, что мы запрещаем их проведение по каким-то своим причинам. Видишь ли, большое значение тут имеет кровь. — Чья кровь? — вздрогнул я. — Кровь того, над кем проводится ритуал, конечно. У вас, у людей, кровь слишком слаба. И большинство из вас просто не переживают превращение, что очень меня… печалит. Суди сам, Илэр: за всю мою жизнь (а она была достаточно долгой, уверяю тебя) мне удалось сотворить лишь двоих. Остальные погибли. Твоему любезному Кристо повезло и того меньше. Насколько я знаю, у него только один «крестник»… был, — Лючио бросил на меня быстрый пронизывающий взгляд и добавил: — То есть — была. Она уже мертва. — Зачем вы рассказываете мне про все это: про кровь, ритуалы и сотворение? Я и без того знаю достаточно, чтобы рассказать о вас людям. Лючио улыбнулся. — Но ведь до сих пор ты не рассказал о нас никому. Будешь молчать и дальше. — Вы действительно так в этом уверены? Или говорите так, потому что собираетесь… убить меня… потом, когда получите все, что вам надо? Лючио отошел от окна и склонился надо мной, пристально вглядываясь в мое лицо, словно хотел отыскать что-то в его чертах. Мне стало не по себе. Это длилось долго, так долго, что после я обнаружил, что у меня затекли руки и ноги. Все это время я не мог пошевелиться. — Ты слишком похож на своего отца, — наконец, произнес Лючио, распрямляясь, развернулся и ушел. Всю следующую ночь я лежал без сна и размышлял о словах Лючио про кровь и ритуал. К чему он завел этот разговор? Ясно же, что он преследовал какую-то цель. Уж не намекал ли он на то, что намерен попытаться провести ритуал надо мной? Ох, еще только этого не хватало. Если дойдет до превращения меня в вампира, так лучше бы моей крови оказаться слишком «слабой». Уверен, я предпочту умереть, чем стать таким, как Лючио. Впрочем, это я, пожалуй, льщу себе. Таким как Лючио я бы не стал, это точно. По его словам выходило, что «сотворенные» вампиры выходят более слабые, чем те, кто были рождены вампирами от других вампиров. Мне придется постоянно пить кровь, чтобы не умереть, прятаться от солнечного света… и что еще? Нет уж, решил я. Не позволю сделать с собой такое. Ни за что… Наутро Лючио вновь почтил меня своим визитом. Я начал подумывать, что такая важная личность, как он, глава клана, уделяет слишком много внимания такой ничтожной личности, как я. Неужто он был во мне лично заинтересован? С Лючио пришел тот, кого я со дня приезда в этот дом про себя называл «водителем». Этот тип все еще пугал меня до дрожи; каждый раз при виде его я вспоминал тот снежный день на кладбище. Сейчас он нес в руках небольшую чашу из какого-то металла и… нож. При виде этих предметов меня подбросило на кровати. Я отскочил к окну. Черт возьми! Если бы не эта проклятая решетка!.. — Оставьте меня в покое! — крикнул я, не зная, что делать. В комнате не было решительно ничего, что я мог бы использовать для своей защиты. Впрочем… рядом со мной стоял старый стул. Я схватил его за ножки и поднял. — Подержи его, Эрик, — приказал Лючио и обратился ко мне: — Не бойся, Илэр, я не сделаю тебе ничего плохого. Так я ему и поверил! Когда Эрик положил на стол чашу и нож и подошел ко мне, я набросился на него с яростью отчаяния. Я видел, что он выше и сильнее меня, и от моего сопротивления не будет толку, даже и стул не поможет. Но я не мог просто стоять и ждать, пока он сграбастает меня. Стул был вырван из моих рук, я даже не успел как следует замахнуться. Справился со мной Эрик быстро, хотя я и умудрился несколько раз его треснуть. Сам я получил чувствительнейшую плюху в ухо, перед глазами у меня все поплыло. Эрик обхватил меня сзади своими ручищами, лишая малейшей возможности двинуться. Для пущей верности, он приподнял меня от пола и так, на весу, и держал. Мне казалось, что тело сдавливают стальные кольца, которые, если сожмутся еще хоть чуть-чуть, непременно расплющат ребра (которые, между прочим, все еще сильно болели после посещения вместе с Кристианом моего дома). Кроме того, что-то больно впивалось мне в бок. Мне оставалось только висеть, ловить ртом воздух, чувствуя, как раздувается пострадавшее ухо, и наблюдать за тем, как Лючио, взяв со стола нож и чашу, неспешно подходит ко мне. — Глупый мальчишка, — сказал он. — Я же сказал, что не сделаю тебе ничего плохого. Ты не веришь моему слову? Разве я хоть в чем-то обманул тебя? В этот миг я ненавидел его невероятно. Отпусти меня Эрик, и я тут же, невзирая на боль, накинулся бы на Лючио с намерением дотянуться до его глаз и выдавить или выцарапать их. Как видно, он прочитал намерения у меня на лице; они вызвали у него усмешку. — Глупый мальчишка, — повторил он и взял меня за руку. Несколько мгновений он просто смотрел на нее, а потом полоснул по запястью кинжалом. Наверное, это должно было быть больно. Я же ничего не почувствовал, поскольку мне было слишком больно и без того. Сначала я ожидал, что теперь Лючио станет пить кровь, вытекающую из раны. Глупо, конечно. Стоило ему резать меня ножом, при его-то клыках?.. Он, разумеется, ничего такого делать не стал. Он просто повернул мою руку раной к низу, и подставил под стекающую каплями кровь чашу. Плохо дело! Я много читал про важное значение крови в различных ритуалах и обрядах. Для вампиров же она должна иметь совершенно особенное значение! Уж не намерен ли Лючио провести ритуал превращения без моего участия, располагая моей кровью? Эта мысль неожиданно придала мне сил, и я забился в обхватившем меня стальном кольце рук. — Да держи же ты его, — зло бросил Лючио. Ему стало неудобно удерживать мою руку. Эрик усилил захват, и я чуть было не задохнулся как от боли, так и от нехватки воздуха. Казалось, он намеревается меня прикончить. К счастью, Лючио закончил со своим делом довольно быстро. Отставив чашу, он выхватил откуда-то бинт, и с поразительной ловкостью и быстротой перевязал мне руку. Только после этого я, наконец, почувствовал, что снова могу дышать. Это показалось мне великим счастьем. Так что, когда Эрик бросил меня на кровать, я даже не сделал попытки приподняться. Мне было все равно, что станется со мной дальше, я наслаждался настоящим и нисколько не думал о будущем. Когда я продышался, Лючио и Эрик уже ушли, вновь оставив меня одного. На подносе же с едой, которую спустя несколько часов принесла молчаливая женщина, среди прочего был и стакан с красным вином. Правда, я заметил его далеко не сразу. Больше я был озабочен тем, чтобы все-таки разговорить женщину. — Не уходите, пожалуйста! — взмолился я шепотом, когда она двинулась к двери. До сих пор я тихо сидел на кровати, боясь необдуманным резким движением вновь спугнуть ее. — Пожалуйста! Кроме вас, мне больше некого… спросить, — я не решился сказать «попросить». Да впрочем, я и не знал, о чем собирался просить ее. Просто мне хотелось услышать дружелюбный голос… хотя, с чего я взял, что эта женщина дружелюбна? Она остановилась, испуганно оглянулась на дверь… и отошла от меня еще на один шаг. — Не уходите! — повторил я так тихо, что сам себя не услышал. — Пожалуйста, скажите хотя бы, что это за дом и кто здесь живет? Вы видите: я здесь пленник, и ничего не знаю об этом месте. — Тебе не нужно говорить со мной, — вдруг торопливо и очень тихо, едва ли не тише меня, ответила женщина. — Будет худо и тебе, и мне. — Кого вы боитесь? — спросил я уже громче; внутри меня закипала злость. — Лючио? Да? Она сердито и предостерегающе зашипела на меня, прижав палец к губам, и исчезла за дверью. В бессильной ярости я схватил первый попавшийся под руку стул (их в комнате было два) и швырнул в дверь. Грохот получился порядочный, но я не удовлетворился достигнутым. Кипевшая во мне злость на весь мир и на себя самого требовала выхода, и вслед за стулом отправились две тарелки со стола. Естественно, со всем их содержимым. Только после этого я сообразил, что веду себя как истеричная дурочка. Но выбор у меня был небогат: или буйствовать, или продолжать покорно ждать, что будет дальше. Буйствуя, я имел больше шансов вызвать гнев Лючио. Стоило вспомнить его взгляд в тот момент, когда грозил оторвать мне голову, как меня пробирала холодная дрожь. Но сколько я еще буду ждать, покорно, как ведомая на бойню овца? Я так и буду позволять делать с собой, что угодно?.. Боюсь, комната изрядно пострадала от моей руки. Я швырял и пинал все, что только попадалось мне на пути, пока не почувствовал настоящее изнеможение. Я приостановился и огляделся. День был на исходе, и при меркнущем свете комната выглядела так, словно через нее прошла толпа разъяренных варваров. Шуму я наделал изрядно, и теперь ждал гостей. Однако же, никто не спешил подняться ко мне, чтобы поинтересоваться, что происходит. Может быть, молчаливая женщина рассказала о моей сегодняшней выходке. Вероятно, она докладывает Лючио обо всем, что увидит и услышит здесь… Будь они все прокляты! Единственным уцелевшим предметом на столе оставался стакан с вином. Я долго смотрел на него, прежде чем протянуть за ним руку. Мне вспомнился Кристиан и его слова: "…Вина мне не жалко. Да только не лучший это помощник в тяжелых ситуациях". Я знал, что Лючио велел принести мне вина вовсе не потому, что хотел, чтобы я напился, и от этого мне было еще более тошно. После долгих колебаний я взял стакан в руку, рассмотрел его со всех сторон и, что есть сил, запустил его в дверь. Стакан был толстый и разбился не со звоном, а с каким-то треском, и осыпался белесыми осколками на пол. Вино же темно-алым пятном растеклось по двери. Только тогда мне стало немного полегче, и я повалился на кровать в полном изнеможении. И без того сон мой был неглубок и беспокоен, а в эту ночь он вовсе бежал от меня. Попробуйте уснуть на голодный желудок, и посмотрите, как это у вас получится. Меня хоть и кормили, но, как я уже говорил, всего раз в день, то есть скудно. Поэтому я и так был в полуголодном состоянии, а сегодня вовсе лишил себя еды. Я лежал неподвижно на кровати, и мысли в моей голове сменяли одна другую. И не было среди них ни одной хоть сколько-нибудь веселой. Посреди ночи меня вновь сдернули с кровати довольно грубым образом. Я ожидал увидеть Лючио, но это был Эрик. Он схватил меня за порезанную руку и так сжал ее, что я зашипел от боли. Он потащил меня за собой. Наверное, если бы я не удержался на ногах и упал, Эрик и этого не заметил бы, и продолжал бы путь, волоча меня по полу. А мне пришлось бы спуститься на первый этаж столь позорным образом. К счастью, ноги меня держали, и я даже успевал перебирать ими, выдерживая заданный моим провожатым темп. Это оказалось утомительно, и миновав несколько лестничных пролетов, я запыхался. Движение завершилось в полной темноте. Я не видел ничего, только ощущал сжатые на своей руке жесткие пальцы Эрика, и, кажется, слышал дыхание нескольких человек недалеко от себя. Что здесь происходит?.. В темноте раздался голос Лючио. Он говорил спокойно и обращался к невидимому мною собеседнику: — Вот он, целый и невредимый. Теперь ты видишь, что я тебя не обманываю. — Я вижу, что его били, и ты за это ответишь, — донесся из темноты ответ, и я рванулся на голос: — Крис!.. Обрадовало или огорчило меня появление Кристиана, я еще не понял. Наверное, и то и другое смешалось в равной мере. Я радовался, что он отыскал меня, но так же я смертельно боялся за него. Один ли он пришел? Как я хотел бы увидеть его сейчас! Мне не дали к нему приблизиться, Эрик держал крепко. Кристиан же в ответ на мой отчаянный крик сказал только одно слово, но сказал его так мягко и спокойно, что я тут же поверил — все будет хорошо: — Илэр… — Никто не бил его, — нетерпеливо вмешался Лючио. — Всего лишь пара подзатыльников, каюсь, но за дело, Кристо, за дело. Мальчишка склонен к необдуманным и опрометчивым поступкам… нужно же было как-то успокоить его. Да он мог и повредить сам себе, а это было бы в первую очередь неприятно для него самого. Кристиан промолчал, а я задумался: видел ли, заметил ли он повязку у меня на руке? Едва ли: как раз за эту руку меня удерживал Эрик, и его ладонь скрывала все мое запястье. Кроме того, у моей куртки были длинные рукава… — Больше никто не поднимет на него руку, — продолжил Лючио. — И ты сможешь беспрепятственно забрать его, как только выполнишь мою просьбу. — Отпусти его сейчас, — предложил Кристиан. — И я останусь здесь, в твоем доме. Лючио вежливо рассмеялся. — Что за польза мне будет, если я оставлю тебя здесь? Ты сам уверяешь, будто не знаешь ничего, и я готов тебе поверить. Оставшись, ты так и не сможешь ничего разузнать. — Поисками может заняться Илэр, если уж ты этого так хочешь. — Извини, Кристо. Я понимаю твою веру в этого мальчика, но, увы, не разделяю ее. Повисла длинная пауза. Мне смертельно захотелось, чтобы Кристиан не уходил как можно дольше. Потом он снова заговорил, и голос его звучал непривычно напряженно: — Могу я хотя бы поговорить с Илэром… наедине? — Разумеется, нет. Не можешь, Кристо. Ты что же, за дурачка меня держишь? Хотите поговорить — говорите здесь и сейчас. — Держись, малыш, — на миг мне показалось, будто знакомая, почти родная рука погладила меня по щеке. — Я тебя не оставлю. Слова отзвучали, а я прислушивался еще несколько минут в надежде, что Кристиан добавит еще что-нибудь. Только спустя какое-то время до меня дошло, что его больше нет рядом. Он ушел, настолько бесшумно, что я даже не сумел услышать его шагов. — Отведи мальчишку обратно, Эрик, — распорядился Лючио. — Да смотри, не ушиби его случайно. Кристиану могут не понравиться наставленные ему синяки и шишки, а в гневе он все еще может быть довольно опасен. Лучше избежать лишних неприятностей, если это возможно. |
|
|