"Девять опусов о зоне" - читать интересную книгу автора (Круковер Владимир)

видения избитого осведомителя, пробурчал нечто и скрылся окончательно.
Придирчивый и внимательный читатель позвонил мне по телефону и спросил:
"В этой главе вы обещали два важных события. Про первое - отварку
- мы прочли. Неважно, конечно, написано, стилистика плохенькая, да и,
вообще, малограмотно, но любопытно, этого не отнимешь. Правда, после
Шаламова и других летописцев совдеповских тюрем..."
"Кто говорит?" - закричал я в трубку.
"Все говорят!" - нагло сообщил голос, и уточнил:
"Эти "Болота..." хороши для массового читателя,а если они попадают на
стол читателю внимательному, эрудированному - не избежать вам, гражданин
Круковер, упреков неприятных. Например, в конце главы четвертой вы
упоминаете старика-убийцу, бывшего разведчика, который увлекается грехом
онановым. Так это один к одному из Шаламова плагиат."
"Живой объект, - вскричал я, негодуя, - я сам с ним встречался, я его в
"Болоте 1" упоминаю, а первую книгу я писал в 1981 году, в тюрьме, и
Шаламова я тогда еще не читал."
"Не имеет значения, - сурово сказал телефонный критик. - Подобные
схожести надо безжалостно вымарывать, если не хотите опозориться."
Трубку повесили. Я послушал короткие гудки разъединения и начал
лихорадочно просматривать рукопись. И бросилась мне в глаза ужасная вещь -
почти все строчки, абзацы что-то и кого-то напоминали. Где-то проскакивало
подражание Ильфу с Петровым, где-то вылазил намек на
Солоухина, попадались фразы, будто специально сворованные у Камю, были
обороты, которые использовал академик Тарле... Когда я начал находить
сходство лексических оборотов даже с близкими сегодняшними знакомыми, типа
П.У., я сдался. Я понял, что мне нужно забыть все, что я читал, а еще лучше
потерять память совсем, до младенческого уровня, чтоб научится русскому
языку заново, но тогда уже никого и ничего не читать, а только писать
самому. Но и это не спасло бы меня от подражания. Я вспомнил, что по теории
вероятности математически доказано, что обезьяна, ударяя наугад по клавишам
пишущей машинки, может за неопределенное время в конечном итоге написать
"Войну и мир" Л.Толстого, притом - один к одному.
И я решил смириться. Не взыщите известные и неизвестные писатели и
поэты, коим я случайно или не случайно подражаю, прости меня, дорогой
читатель, если найдешь сходные ситуации в моем неуклюжем труде. Прости и ты,
дорогой П.У. - ты же видишь, что я не называю твою фамилию, хотя мог бы. Все
простите. А я, пока вы меня прощаете, расскажу о втором, важном событии в
Решетах, как и обещал в начале главы.
Это событие бывало в лагере только один раз в квартал и именовалось
пышно и значительно - книжный базар.
О книжном базаре рассказано немного в "Болоте N1", там неугомонный Верт
воспользовался интересом замполита к книжным новинкам, всучил ему взятку
книгами и заложил корыстного офицера органам надзора. Сейчас в царство книг
идет не Верт, Адвокату не до книг, у него побег на носу. В книжный магазин
идет Дормидон
Исаакович, идет робко, смущенно, как девочка, впервые прокалывающая
ушки для сережек. И страшно, и гордость взросления распирает.
Профессор Брикман отстоял небольшую очередь и проник, наконец, в
школьный актовый зал, отведенный для ежеквартальной торговли книжного
магазина. Зэки набирали, в основном, меновый товар: авторучки, альбомы,