"Дьявольское кольцо" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей)

горизонте. Вид старинного готического города. Фотографии - хозяин дома
выступает на антропологическом конгрессе 1920 года. Хозяин с давно покойной
женой, они позируют фотографу. Старший сын - стоит на крыльце дома. Младший
сын - смеется в аппарат на фоне кустов сада.
Поселив у себя старого друга, хозяин дома счел нужным повесить и его
фотографию. Это была странная форма вежливости, до которой сам гость у себя
дома, скорее всего, не додумался бы. Хотя, если бы Германия погибла, Эрих
приехал бы к нему, и было бы очевидно, что приехал уже совсем, приехал
умирать... Тогда... кто его знает? Тогда бы понадобились совсем особые формы
вежливости...
Картины и фотографии были важнее столов. Картины и фотографии
показывали мир, каким он когда-то был и каким ему, по мнению стариков,
следовало оставаться. А столы уже не были нужны. Старики еще могли писать,
они могли еще много чего сделать... Но зачем? То, что могли бы написать
старики, в Третьем рейхе никто не стал бы печатать. А будут ли печатать
такие вещи после войны - старики тоже не были уверены. Поэтому старики не
писали, а говорили. И главной частью меблировки становились не столы, а
венские кресла-качалки.
И, конечно же, шкафы с мудрыми книгами, которые хозяин дома собирал всю
свою долгую жизнь. Среди книг были такие, которые заложили основу
современной цивилизации. Например, Фрезера и Леви-Брюля. Были и такие,
которые прочитали от силы сто человек. Некоторые из них написал хозяин дома,
старый антрополог Эрих фон Берлихинген.
Старики вставали рано, как привыкли за всю жизнь. Один из них всю жизнь
преподавал, другой организовывал производство, договаривался с дельцами,
бегал, ездил, собирал других. Старики привыкли быть активными. Они пили
морковный чай, съедали микроскопические кусочки хлеба, просвечивающие сквозь
маргарин. Каждый второй день один из них варил суп, который ели днем и
вечером.
Но главное начиналось для них, когда они садились в кресла, вели
неторопливые беседы, некоторые из которых могли бы сделать имя в научном
мире. Сидеть в библиотеке, жить вместе, думать об окружающем - это и было
для них вести настоящую жизнь. Основой жизни для них была семья, многолетняя
дружба, квалификация, интеллект. Старики не умели обходиться без того, что и
должно происходить в настоящей жизни без споров, книги, обсуждения серьезных
проблем. Старики умели, оценив талант и ум авторов книг, добавить свое к
прочитанному. Умели столкнуть мнения, оставшись лучшими друзьями. Вот это
для них была жизнь! Настоящая жизнь, к которой их обоих готовили.
Вокруг домика шла совсем другая жизнь... какая-то ненастоящая...
призрачная, совершенно фантастическая жизнь. Жизнь, в которой семья, дружба,
коллегиальные отношения не значили совершенно ничего. Жизнь, в которой было
важнее быть арийцем, нежели профессором университета. В которой иметь
дополнительные карточки на мясо или знакомого гауляйтера было важнее, чем
написать книгу.
Вместо реального, положительного, полного смысла мира университетов,
лекций, книг, конференций и докладов там начинался ненастоящий, совершенно
причудливый мир гауляйтеров, налетов, пайков, вермахта, беженцев, рыцарских
крестов и прочего сюрреализма.
В мире Эриха фон Берлихингена взрослые сыновья тоже могли быть не дома.
Он сам три года изучал языки арауканов в Чили и так сроднился с ними, что