"Тайга слезам не верит" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей)

зятем, даже не родная его Ирочка. А перед ним возник вдруг отец со страшными
глазами: "Прокляну!". Или это не отец? Это священник, отец Никодим, и тоже
со страшными глазами. "Анафема!" - пел отец Никодим, громко и страшно.
Всю жизнь Алексей Владимирович усмешечками отгораживался от всего, чему
учил отец, что рассказывали попы. Всю жизнь заглушал страх перед загробьем,
как и страх перед физическим распадом. Все старался не верить в
возможность... тем более в неизбежность ответа. И вот "когда-нибудь"
превратилось в "сейчас", и не годились убогие отговорки атеистов, и смотрел
из темноты кто-то с глазами такими страшными, что куда там и отцу, и
Никодиму...
Ох, как страшно было в темноту, к тому, с ужасными глазами! И усилием
воли выдернул себя Алексей Владимирович, упорно вернулся назад. Туда, где
оставались недоделанные дела: клад, внучка, наследство.
- Ира... Клад - только тебе. А этим, - не выразить словами, какое
презрение плеснуло вдруг в голосе деда, - этим не давай ни гроша. Не
вздумай. Отдашь этим - прокляну. Клад... на нем заклятие, Ира... Мне бы эти
деньги не впрок. И им, родителям твоим, не впрок (опять интонации изменились
на самые презрительные с теплых). Только третье поколенье может
пользоваться. Ты - третье. Это ты запомнила?
- Запомнила...
Дед смотрел на внучку... И не только любовь, еще и великое сожаление
было в его взгляде. И жевали сами себя губы: "Молода... Рано ей про клады,
про наследство - не потянет, выпустит из рук... Эх, рано умираю", - то ли
думал, то ли чувствовал старик. Хотя умирать - всегда рано...
- Ира... Ты смотри - клад можешь сразу вынуть, можешь после, как
хочешь. Но я тебе его оставил... Тебе, - явственно выделил дед. - И еще...
Вот там, в нижнем ящике... там папочка серой бумаги. Ее - спрятать. Ее
никому не давать. Это, Ирочка, тайна... Непонятная, нераскрытая... Может
быть, поважнее клада... Тут мои налетят, из органов, - конкретизировал
старик, - им тоже папку не давать, это тебе. Я надеялся, сам разберусь...
Видишь, вот не разобрался, не успел. А ну, ищи папку...
Взгляд старика словно подтолкнул Ирку к столу. До сих пор она только
входила в комнату к деду, но даже и не прикасалась к этому громоздкому,
двухтумбовому. И ей, и матери с отцом запрещено было не то что лазать по
ящикам стола, даже смотреть в эту сторону. Ящик легко, мягко выдвинулся,
едва ли не сам выпрыгнул. Тяжелая серая папка, на ней дата: "1953".
- Дедушка, эта?
- Она. Это ты не показывай никому, положи среди своих бумаг, у себя в
комнате. Это - великая тайна, неразгаданная... А ну, повтори, как искать
клад.
Ирина честно повторяла: красная скала... Десять кубических саженей...
площадка...
- Верно. Ты главное помни - я все завещаю тебе. И ордена, и бумаги.
Все - тебе. А когда вынимать будешь клад, возьми с собой двух мужиков - там
копать непросто, и смотри, не испугайся, там еще...
Дед вдруг замолчал, так и не закончив фразы, с полуоткрытым ртом. Ирка
так и сидела, не в силах отвести взгляда от отвалившейся челюсти,
уставленных в пространство глаз. Мать поняла скорее, со звериным воплем
рухнула на труп отца.
Сроки его пришли, и Алексей Владимирович уходил. Уходил, погружался во