"Тайна Воланда [фрагмент]" - читать интересную книгу автора (Бузиновский Сергей)

своих замечательных машин! Остается предположить, что полсотни проектов
были "заготовкой рогов и копыт" - прикрытием настоящей работы.
Один из немногих людей, знавших Бартини еще до войны, вспоминал:
"Постройка "Сталь-7" продвигалась медленно. После ареста главного
конструктора нас без конца таскали к следователю: срыв всех сроков -
единственная правда из всего, что "вешали" на Роберта. Что скрывать: в
тридцать седьмом году были дни, недели и месяцы даже, когда он необъяснимо
охладевал к "семерке". "Выпрягался"... Одно время пропадал у ракетчиков,
потом что-то считал и не подходил к телефону. Куда-то уезжал - всегда
неожиданно и надолго. Однажды ночью мне пришлось разыскивать Бартини: его
срочно вызывали в главк. Нашел... в обсерватории! В другой раз мы шли
пешком через центр, и Роберт еле успевал раскланиваться со знакомыми:
"писатель...", "академик такой-то...", "художник...".
(Странно: этот человек ничего существенного не рассказал, но несколько
раз просил не называть свою фамилию!)
В 50-60-е годы "красного барона" видели в приемной Хрущева и за
кулисами МХАТа, на "оттепельных" выставках, в лабораториях и на полигонах.
Его идеи шокировали физиков-теоретиков. Ходили слухи о том, что Бартини
каким-то образом причастен к космическим делам, к строительству научного
центра в Дубне и новосибирского Академгородка. А его участие в создании
Баксанской нейтринной обсерватории подтверждают некоторые документы,
хранящиеся в архиве Главштаба ВМФ.
"Он был безмерно богат идеями и щедро их раздавал", - писал О.Антонов
в предисловии к документальной повести "Красные самолеты". Бартини знал
семь языков, еще на двух свободно читал, прекрасно рисовал, играл на
фортепьяно писал стихи и держал в памяти чудовищное множество вещей, -
порой весьма экзотических. Кажется, не существовало в мире такого вопроса,
по которому у него не было бы веского мнения. И что-то неуловимо сдвигалось
в жизни - там, где проходил этот красиво стареющий патриций. Барона всегда
окружала аура тайны, - она волновала его романтичных коллег, внештатных
сотрудников компетентных органов и даже писателей мемуаров - народ крепкий
и бывалый. Попав в гравитационное поле Бартини, мемуаристы вдруг
обнаруживали, что пишут не про себя, а про свои встречи с Робертом
Людвиговичем. Но маска ученого-чудака, бескорыстного сеятеля идей не всем
отводила глаза. Некоторые задумывались. Это заставляло барона
импровизировать. После выхода книги "Красных самолетов" ее автору довелось
испытать немало неприятных минут: люди, хорошо знавшие конструктора,
утверждали, что все было совсем не так, Чутко недопонял, исказил... Но как
было на самом деле, - об этом все рассказывали по-разному. В шараге,
например, барон говорил о побеге из итальянской тюрьмы. ("Муссолини дал мне
двадцать лет, а Сталин только десять!") Но в лубянском "Деле" это
приключение отсутствует. Такого эпизода нет в книге Чутко и в
автобиографиях, писавшихся для первых отделов. Несколько разнятся версии о
том, как Бартини добирался до СССР: в трюме германского парохода или на
палубе, с документами своего русского друга Бориса Иофана. Слышали и про
подводную лодку, всплывшую ночью у румынского берега. Неизвестно также, где
жил Бартини по приезде в Москву: одним он рассказывал про общежитие
Коминтерна на Тверской (бывшая гостиница "Париж"), другим - про
"реввоенсоветовское" общежитие в Мерзляковском переулке. А мог ли Бартини,
занимавший на флоте инженерные должности, быть комбригом? В "Красных